Страна мечты

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Поезд остановился среди кукурузных полей неподалеку от Лоун-Три, городка в штате Айова. Сейдж спала, прижавшись к Бену. Ей снилось, что она скачет на белом коне по отцовскому ранчо… Но тут поезд с громким скрежетом начал тормозить, и Сейдж проснулась.

— Что случилось? — испуганно спросила она.

— Не знаю… Может, авария?

Все те тридцать секунд, пока тяжелый состав тормозил, Бен крепко обнимал ее. Сейдж закрыла глаза, инстинктивно обхватив руками живот.

Когда поезд наконец замер, наступила звенящая тишина. Бен и Сейдж переглянулись и, вскочив на ноги, бросились к двери. В узкую щель Сейдж увидела синее ночное небо, раскинувшееся над полем кукурузы. На дороге, идущей вдоль железнодорожного полотна, мигая огнями, стояли полицейские машины.

— Зачем они здесь? Это станция?

— Не думаю.

Снаружи кто-то крикнул:

— Начинайте с первого вагона!

— Лучше разделиться на две группы, — раздался другой голос. — Одна пойдет с хвоста, другая — с головы.

Сейдж прижалась лбом к щели, пытаясь разглядеть, что происходит. Повсюду мелькали огни фонарей. Сейдж пыталась найти объяснение внезапной остановке, хотя в глубине души знала: полицейские ищут их с Беном.

— Что нам теперь делать?

— Не знаю. — Бен занял ее место у щели.

Последние два дня он почти все время молчал. А она нервничала, словно ждала чего-то — уже догадывалась чего, но боялась себе признаться.

— Я тебя люблю, — шепнула она.

— Осматривают вагоны. — Бен как будто не слышал ее слов. — Как ты думаешь, нас арестуют?

Об этом Сейдж не думала. Ей хотелось, чтобы Бен ее успокоил, сказал, что все будет хорошо, он обо всем позаботится, они спрячутся за ящиками и поедут дальше.

— Бен! — позвала она. — Бен!

— До нас осталось два вагона, может быть, три.

— Мы должны добраться до ранчо.

— Хватит, Сейдж, это всего лишь мечта.

— Нет! — Она снова обхватила руками живот. — Все так и будет. В Вайоминге огромное небо и звезды падают прямо на землю. Мы будем ловить в ручьях рыбу.

— Наши матери обратились в полицию, — надтреснутым голосом произнес Бен.

— Я знаю, — прошептала Сейдж. Она села, уткнулась лицом в колени. При мысли о матери у нее полились слезы.

— По-моему, нам надо вернуться домой, — сказал Бен, присев рядом с ней на корточки.

— Я и еду домой.

Они слышали, как с лязгом открываются и закрываются двери вагонов. Двое полицейских остановились около их вагона покурить. Затаив дыхание, Сейдж выглянула наружу.

— Кому взбрело в голову останавливать поезд? — спросил один мужчина. — Через семь километров станция. Там бы мы их и взяли.

— Тут важна неожиданность, — объяснил тот, что постарше. — Куда здесь сбежит эта парочка? В поля? А в городе они б запросто могли ускользнуть.

— Машинист рвет и мечет.

— Ну что ж, не повезло парню.

— Они что, подростки?

— Ага. Парень с девчонкой.

— Ромео и Джульетта, — хмыкнул молодой.

— Да, только Ромео уже почти взрослый, мог бы и подумать, что делает. На него повесят похищение и половую связь с несовершеннолетней. Судья влепит по полной программе.

— Может, у них любовь.

— Любовь — не любовь, суду наплевать. Из-за них остановили поезд, вызвали среди ночи два отряда полицейских. Нет, парню точно грозит тюрьма.

Сейдж обернулась к Бену. Тот сидел с открытым ртом, в глазах застыл ужас.

Докурив, мужчины затоптали окурки и ушли. Сейдж схватила Бена за руку:

— Нельзя, чтобы нас поймали.

— Они решили, это я все устроил, — ошеломленно сказал он. — Меня посадят. Но я собираюсь в университет, мне нельзя садиться в тюрьму.

— Я этого не допущу, — твердо сказала Сейдж. — Я объясню, что это была моя затея, что я так сильно тебя люблю…

— Наверное, нам лучше самим сдаться.

— Мы еще успеем убежать.

— Вот увидишь, они нам поверят.

Сейдж стало страшно. Она поняла: Бен уже принял решение и никакие доводы его не переубедят.

— Я не могу вернуться.

— Я хочу домой.

— Прошу тебя, Бен, не надо. — Она с трудом сдерживала рыдания. Их путешествие через всю страну, новая жизнь вместе — все это кончилось. Зачем Господь дает людям любовь, а потом забирает ее?

— Я люблю тебя, — прошептала она, тихо всхлипывая.

— Я тоже тебя люблю, — сказал Бен, но глаза у него были холодными.

— Ты можешь сделать для меня одну вещь?

— Конечно, — хрипло ответил он и вытер слезы.

— Скажи им, что ты один. Что я сошла где-то недалеко от Чикаго. Дай мне немного времени.

Он взглянул на дверь. Полицейские были совсем близко, уже были слышны их голоса.

Сейдж поднялась и шагнула к люку. Действовать надо было быстро.

Люк был большой, туда пролезли и ее велосипед, и рюкзак. Она решила, что спустится на рельсы и переждет под вагоном, пока полицейские не уйдут. Затем Бен их отвлечет, и она успеет скрыться.

— По-моему, тебе лучше остаться со мной, — сказал Бен.

— Пожалуйста, не надо. — Она снова готова была заплакать. — Не уговаривай меня.

— Я знаю, как ты об этом мечтала, и все-таки…

— С тобой все будет в порядке. Я скажу, что ты ни в чем не виноват. Как только доберусь до ранчо…

— Не беспокойся. Со мной ничего не случится.

— Можно тебя попросить еще об одной вещи? — прошептала она.

— Да…

— Обними меня. — Бен прижал ее к себе. Она слышала его дыхание, чувствовала, как в лад бьются их сердца.

— Мы слишком молоды, — сказал он. — Я не хотел, чтобы так вышло.

Но вышло же, подумала Сейдж. Она старалась запомнить тепло его рук, запах его свитера, мокрые от слез щеки.

— Тебе надо идти.

— Да.

— Постарайся их обмануть. Нельзя, чтобы тебя обнаружили у этого вагона.

— Я постараюсь. — Он уже стоял возле люка. — Сейдж… — начал он, и на миг ей показалось, что он передумал.

— Иди!

Она слышала, как его ноги коснулись земли. Потом — как он бежит. От мысли, что, возможно, они никогда больше не увидятся, у нее сжалось сердце.

Ласково погладив живот, она сказала, обращаясь к своему неродившемуся ребенку и стараясь, чтобы ее слова звучали уверенно и смело: «Все будет хорошо».

Снаружи кто-то закричал, несколько человек пробежали мимо вагона. В последний раз окинув взглядом вагон, Сейдж спрыгнула в люк. Рюкзак смягчил приземление. Лежа на спине, она прислушивалась к голосам полицейских, которые обступили Бена, но его голоса разобрать не могла.

Пора. Она вылезла из-под вагона, вытащила велосипед. Вдохнув сухого, прохладного воздуха, надела рюкзак и села в седло.

Светало. На горизонте показалась узкая алая полоска. Сейдж развернула велосипед и покатила между рядами сухих кукурузных стеблей на запад.

Вчера вечером, когда Джеймс расчищал в каньоне оросительные канавы, он вдруг услышал грозный рык. Взглянув наверх, он увидел, как рысь гонится за теленком. Спасаясь от хищника, теленок свалился с утеса.

Джеймс подбежал к нему. У несчастного животного был сломан позвоночник. Теленок дрыгал передними ногами и жалобно мычал. Откуда-то сверху откликнулась его мать.

— Слышишь, ты не один. — Джеймс считал, что любому живому существу важно это знать. Ему всегда было тяжело думать, что кто-то страдает в одиночестве. Затем он вскинул ружье и пристрелил беднягу.

Сегодня, седлая лошадь, Джеймс гнал от себя воспоминания о полных ужаса глазах теленка. Но они преследовали его. Он видел, как до последней минуты теленок звал свою мать. И Джеймс невольно думал о собственных детях, которым тоже больше всего нужны родительские любовь и защита. После звонка Дейзи прошло уже несколько дней, и он с тех пор почти не спал, все ждал, когда снова зазвонит телефон.

— Похоже, будет дождь.

Джеймс обернулся и увидел вошедшего в конюшню отца. Старик был в кожаных наштанниках и сапогах — явно оделся для работы.

— Доброе утро, папа, — сказал Джеймс.

— Видел, какие тучи собираются? Наверняка сегодня польет. Ты куда направляешься?

— На восточное пастбище. Хочу проверить стадо.

— Можно составить тебе компанию?

Джеймс замялся. Когда в прошлый раз Далтон с ним поехал, он уже по дороге забыл, кто он и где. Решил, что Джеймс — его отец, перескочил на пятьдесят лет назад, к тем временам, когда они изгоняли со своей земли овец Райделлов. Джеймс вернул его к действительности, объяснил, кто тут сын, а кто отец, напомнил, что Далтон живет с Луизой Райделл и что заклятые враги давным-давно заключили мир.

— Я буду только рад, — сказал наконец Джеймс.

Они оседлали лошадей и вывели их во двор.

— Такой засухи я и не припомню, — заметил Далтон, когда они проезжали мимо тополиной рощицы. — Зато ты научился правильно орошать землю. По старинке оно завсегда верней.

— Но намного труднее.

— Ты что, жалуешься?

— Ни в коем случае.

На соседних ранчо завели новомодные оросительные системы с насосами и разбрызгивателями, включающимися по таймерам. Все автоматизировано, сплошная электроника. Но если пересох колодец, все равно приходится покупать воду в цистернах.

Способ Такеров Джеймса вполне устраивал. Он был не из легких, но Джеймсу казался самым надежным. Дважды в день он садился в седло и скакал на пастбища регулировать подачу воды. На своей земле он знал наизусть каждый холм, каждую расселину. Он ощущал себя частью этой земли, и ему казалось, что так он был ближе к Джейку.

— Луиза говорит, Дейзи звонила.

— Да. — Джеймс предупредил Луизу на случай, если Сейдж позвонит на ранчо, а к телефону подойдет не он.

— Твоя дочка пропала?

— Дейзи так сказала.

— Ничего удивительного. Подростки терпеть не могут сидеть дома. Думаешь, я забыл, как ты взял мой пикап и доехал аж до Ландера? Тебе было всего пятнадцать, ни прав, ничего.

— Я помню, — сказал Джеймс. Это было в тот год, когда умерла его мать, а Далтон стал встречаться с Луизой. Джеймс тогда чего только не вытворял — напивался, прогуливал школу, взял без спросу отцовскую машину. А когда Луиза переехала к ним, вообще как с цепи сорвался.

— Ну вот. И твоя дочка тоже образумится, как только немного повзрослеет.

— Понимаешь, папа… — Джеймс и сам толком не знал, что собирается сказать, но ему хотелось поговорить о Дейзи и детях, о невосполнимых утратах — о том, о чем он никогда раньше с отцом не говорил.

— Глянь, какие тучи, — прервал его Далтон. — Надеюсь, Луиза не забудет снять белье.

Джеймс промолчал. Отец словно догадался, о чем он собирается завести речь, и избавил их обоих от неловкости. Не в обычаях Такеров говорить о любви, сокрушаться о прошлом или делиться мечтами. И свои страхи и сомнения они привыкли держать при себе.

С высоты ему было далеко видно. Каньоны, пастбища, ранчо, горные хребты, окаймлявшие долину. Когда он стоял здесь, ему казалось, у него тоже есть дом.

А еще ему было очень одиноко. Никто не знал, что он здесь, никто о нем не думал. Порой он видел пастухов, ухаживающих за телятами, и глаза ему жгли слезы. Вот что должны делать отцы: заботиться о своих детях.

Матери и отцы. В горах он перевидал множество родителей с детенышами: оленей с оленятами, коров с телятами, койотов с выводком щенков. Но не каждому малышу выпадал шанс стать взрослым. На этих землях действуют суровые законы: одни выживают, другие погибают.

Теперь ему было на это наплевать. Он будет сидеть здесь и ждать сколько потребуется. Прогремел гром, но его раскаты звучали для него музыкой. Это — его гора.

Ты хороший мальчик. Слова пришли откуда-то издалека. Кто-то сказал их ему однажды, и теперь он повторял их себе сам. Внизу послышался стук копыт, и он нырнул за камень. Он пока не хотел, чтобы его увидели. С деревьев облетали желтые листья. Может, когда выпадет снег, он и покажется. И заявит о своих правах.

Ему захотелось спать. Выбрав место посуше, он свернулся калачиком и стал ждать колыбельной. Ты хороший мальчик, услышал он. Ты хороший мальчик.

Стоя с чашкой кофе на веранде, Луиза смотрела на антилоп, цепочкой взбиравшихся по склону горы. Взглянув на огромные лиловые тучи, нависшие над долиной, она подумала о Сейдж. Сколько лет уже она не видела девочку, а ведь когда-то считала ее внучкой. Если выдавалась свободная минута, она с удовольствием сидела с близнецами — в те времена, когда они были одной большой счастливой семьей.

Она вздохнула. Одна из собак, учуяв запах булочки, поднялась на веранду.

— Чего тебе? — спросила Луиза, притворившись, будто не понимает.

Колли лизнула ей руку и повалилась на спину, чтобы ей почесали пузо. Со сколькими детишками сидела Луиза на этой веранде, скольким собакам чесала пузо. Жмурясь от удовольствия, колли дрыгала левой передней лапой. Луиза попыталась засмеяться, но сердце заныло еще сильнее.

Она выпрямилась. На ней было свободное платье, синее, как цветы горечавки. В тон одежде и тени на веках. На шее висело ожерелье «Мать-медведица», которое сделала для нее Дейзи из костей гризли. Эту медведицу как-то летом пристрелил Джеймс: она напала ночью на палатку, где ночевали они с Дейзи и детьми. Потом он нашел двух медвежат, ждавших мать ниже по склону холма. Медведица решила, что ее детеныши в опасности, и пошла в атаку.

Дейзи долго оплакивала медведицу и заставляла Джеймса проверять, как там медвежата без матери. Дважды он видел их обоих, а потом один куда-то исчез.

Ожерелье Луизы символизировало силу духа матери-медведицы. Она царствовала над горами и каньонами, оберегала всех детенышей.

Луиза провела пальцами по гладким бусинам из яшмы, бирюзы и кости. Слева и справа от медальона висели медвежьи зубы и когти. Она вспомнила, как Джеймс сказал, что ожерелье слишком страшное. Но Луизе было наплевать. Они с Дейзи знали, как яростно защищает своих детей настоящая мать.

Когда пропал Джейк, Луиза перестала носить ожерелье. Ей казалось бессмысленным надевать амулет, который не сумел никого защитить. Но сегодня утром, думая о Сейдж, она снова его надела.

На пыльную землю упали первые капли дождя. Согнав собаку с веранды, Луиза направилась к телефону: ей предстоял трудный разговор.

Укутавшись в шаль, Дейзи сидела у себя в мастерской. Только что звонила Барбара Лароса, сообщила, что в поезде Сейдж не оказалось. По словам Бена, она сошла в Чикаго. Полицейские ему не поверили, но найти ее пока не удалось. Успех зависел от усилий множества людей, а у всех у них имелись дела поважнее, чем поиски беременной беглянки.

Зазвонил телефон. Дейзи схватила трубку:

— Сейдж?

— Нет, дорогая, это я, — раздался низкий, с западным выговором голос Луизы. — Есть новости из полиции?

— Они не могут ее найти. — Дейзи крепко зажмурилась. Предчувствие, что Сейдж едет на ранчо, перешло в уверенность. — Я знаю наверняка, она едет к Джеймсу.

— С того дня, как ты ему позвонила, я только об этом и думаю. Мы с тобой были когда-то очень близки…

Луиза говорила с любовью и искренней грустью, но Дейзи сейчас было не до воспоминаний о былых временах.

— Мне нельзя долго занимать телефон.

— Ты должна меня выслушать, — твердо сказала Луиза.

— Это Луиза, — объяснила Дейзи вошедшей в комнату Хатауэй.

— Там твоя сестра? — спросила Луиза. — Хорошо, что она с тобой. Тебе сейчас нельзя быть одной. А когда ты выслушаешь то, что я собираюсь сказать, тебе будет с кем посоветоваться.

— Ладно, говори, — неохотно согласилась Дейзи.

— Я считаю, тебе надо приехать на ранчо.

У Дейзи застучало в висках.

— Ты что, шутишь? Я не могу! — Ранчо было связано с самым страшным в ее жизни кошмаром. Она не сможет глядеть на эти горы, дышать пропитанным полынью воздухом, не думая о потерянном сыне. — Не могу. И не хочу.

— Не хочешь помочь собственной дочери? — спросила Луиза.

— Да как ты смеешь!

— Дейзи, положи трубку, — велела Хатауэй. Она видела, что сестру расстраивает этот разговор.

— Успокойся, — сказала Луиза. — Ты сейчас сходишь с ума от неизвестности. Я на твоем месте вела бы себя так же. И все-таки тебе нужно сюда приехать. Не навсегда, лишь до тех пор, пока не объявится Сейдж.

— Что толку, если я туда приеду?

— Сейдж поймет, что вы с отцом способны хотя бы на время забыть о своих разногласиях. Ради нее. Она еще совсем девочка, ей сейчас трудно, и ей нужны ее родители. Оба.

— Она беременна, — сказала Дейзи.

— Так я и думала. Чего бы иначе она вдруг взяла и убежала из дома. В свое время я сделала то же, самое.

— Что?

— Когда я забеременела. Мне было семнадцать, чуть больше, чем Сейдж.

— Я ничего про это не знала.

— За несколько лет до того у меня умер отец, и это сыграло определенную роль. Я сильно по нему тосковала. Вот и сбежала с первым попавшимся парнем. Мне была необходима хоть какая-то любовь.

— Но ты же была замужем, когда родилась Рут. — Дейзи помнила, как Луиза рассказывала, что ее муж Эрл умер вскоре после рождения ребенка.

— Так я всем говорила.

— Но Эрл умер…

— Для меня. Когда стало ясно, что он на мне не женится и не даст нашему ребенку свою фамилию, он для меня умер.

— Но…

— Какая теперь разница, что я насочиняла про Эрла. Я это делала, чтоб защитить Рут. Больше всего на свете я тогда хотела вернуться домой. Отец умер. Мать снова вышла замуж, но в ее доме я чувствовала себя лишней. Мне нужен был собственный дом. Мой дом.

— Ранчо было для Сейдж первым домом.

— Единственным, где вы жили все вместе, одной семьей.

Пытаясь привести в порядок мысли, Дейзи помотала головой. В чем-то Луиза, безусловно, права. Вернувшись в Новую Англию, Дейзи оторвала Сейдж от тех, кто ее любил, — отца, дедушки, Луизы. Дейзи пыталась справиться со своим горем и в первую очередь думала о себе. Ей хотелось увезти свое единственное оставшееся дитя подальше от этого страшного ранчо, а в результате она разлучила дочь с отцом.

— Спасибо. За то, что была со мной честна. Я подумаю. Обещаю тебе.

— Ничего больше я и не прошу, — ласково сказала Луиза.

— Только пусть все это останется между нами. Я имею в виду, не говори Джеймсу, что Сейдж беременна.

— Ни за что.

Дейзи медленно опустила трубку и обернулась к сестре.

— Луиза считает, мне надо лететь в Вайоминг.

Она ожидала, что Хатауэй насмешливо улыбнется, изумленно покачает головой, но та лишь сказала:

— Я с ней согласна.

— Но зачем? Что мне там делать?

— Ждать Сейдж. У нее есть причины стремиться туда, и у тебя они тоже есть.

— Я не хочу ехать на ранчо, — услышала Дейзи собственный голос, словно эхо из глубокого каньона.

— Думаю, ты все равно поедешь. Так уж, видно, суждено.

— Откуда ты знаешь?

— Я твоя старшая сестра. Я все знаю.

Прошло одиннадцать часов, как Сейдж сошла с поезда. У нее почти не было сил. Она остановилась, чтобы свериться с картой. Порывшись в рюкзаке, вытащила «набор путешественника», который собрала, уходя из дома: фонарик, спички и карту Соединенных Штатов.

Она понимала, что только чудом ускользнула от полиции, и иногда ее посещали сомнения — может, было бы лучше, если бы ос поймали и отправили домой. Она все время думала о Бене, гадала, где он сейчас, вспоминала, как он сказал, что хочет вернуться в Силвер-Бей. И тогда ей становилось совсем одиноко и страшно.

Вновь оседлав велосипед, она поехала вдоль убранного кукурузного поля. В животе урчало от голода. Часа полтора назад она нашла несколько початков, сжевала сухие зерна, представля себе, что это попкорн.

Ее обогнал пикап. Заметив, как водитель посмотрел на нее в зеркало заднего вида, Сейдж вздрогнула. А если он вздумает вернуться? Вокруг ни души, а от незнакомцев, предлагающих подвезти, можно ждать чего угодно.

Дорога была прямая и ровная. Впереди показались два дома и два крашенных бурой краской сарая. Возле первого дома стоял мотоцикл. Аккуратно подстриженная живая изгородь, на флагштоке посреди клумбы с хризантемами развевается на ветру американский флаг. Сейдж захотелось зайти в дом, попроситься на ночлег.

Нет, хозяева тут же позвонят в полицию.

Она подвела велосипед к сараю. Взглянула на окна дома — не наблюдает ли кто за ней. С трудом открыв тяжелую дверь, проскользнула внутрь. Прячусь от людей, словно преступница, подумала Сейдж.

Маленькая лохматая лошадь заржала и тряхнула гривой. На полке лежали яблоки и морковь, и Сейдж жадно съела несколько штук. Лошадь фыркнула, и девушка и ей дала яблоко. Потом влезла на сеновал и зарылась в сено.

— Здесь мы в безопасности, — шепнула она, поглаживая свой живот, — хотя до места еще не добрались.

Дэвид Крейн любил свою машину, потому что на ней можно уехать, куда захочешь. Он нажал на газ, прибавляя скорость. Машина была дряхлая, и пахло в ней сырой шерстью. Широко раскрытые глаза собак тревожно всматривались в ночную тьму.

Он ехал по Вайомингу на восток, к Небраске. Вдруг он опустил стекло, прислушался. Шелестя ветвями, сосны нашептывали ему дорогу. Поверни налево, на шоссе, поторопись.

Куда ехать, Дэвиду подсказывали солнце, луна, ветер, деревья. Он не мог объяснить этих сигналов и следовал указаниям, не задавая лишних вопросов. И там, куда он приезжал, обязательно находились животные, которых надо было спасать.

Одна из собак залаяла, и он понял, что пора остановиться.

— Хотите выйти?

Дэвид вышел, открыл заднюю дверцу, выпустил собак. Они затрусили к деревьям. Делая свои дела, они не сводили с Дэвида глаз. Когда они закончили, он свистом подозвал их, и они послушно вернулись к машине. Одна из них сжимала в зубах старую плюшевую игрушку.

— Давай, Петал, залезай, — подтолкнул он собаку. — Вот умница.

Петал была первой из тех, кого он спас. Черно-бело-рыжая самка питбуля стискивала мощными челюстями обслюнявленную игрушку. Дэвид сам отдал ей этот сувенир из собственного далекого детства.

Когда его пассажиры заняли свои места, он открыл бардачок. Школу он бросил. Его настоящим учителем стала природа. И теперь она снова куда-то его звала.

Своей работой — спасением животных — он занимался в основном в Вайоминге, где по амбарам и сараям прячется множество бездомных кошек и где на каждом шагу собачьи питомники, которые держат злые и жестокие люди. Но сейчас неведомая сила влекла его в Небраску.

Дэвид знал, что это значит: кому-то нужна его помощь и защита. Порывшись в бардачке, он достал ручку с тонким пером и чернила. Окунул ручку в пузырек, стряхнул на пол излишки чернил.

Убедившись, что перо почти сухое, он повернул к себе зеркало. Было темно, но сквозь ветви сосен пробивался лунный свет. Он поставил точку на левую щеку, потом — на правую, а затем обвел каждую ровным кружком. Эти знаки имели какой-то важный смысл, хотя Дэвид не мог объяснить, зачем он их рисует. Он понимал: кто-то очень его ждет. Может, побитая собака, или брошенные слепые котята, или сова со сломанным крылом. Кто именно, он узнает, когда доедет.

Предсказание Далтона Такера сбылось. Пошел дождь. Вернее, не пошел — хлынул как из ведра. Вода потоками стекала со склонов гор, наполняла озера и пересохшие реки. Бизоны, лоси, антилопы пили вместе с коровами.

Джеймс верхом перегонял скот с летнего пастбища. Он был в шляпе, кожаных наштанниках и плаще до колен и все равно промок до нитки. С полей шляпы вода ручейком текла за воротник. Джеймс не досадовал на неудобства, наоборот, они отвлекали ею от грустных мыслей.

Телята месили грязь, пробираясь к матерям, а те, что поменьше, жалобно подвывали, и матери мычали им в ответ.

— Джеймс! — крикнул Пол Марч. — Тут одна увязла.

Джемме обернулся. Телочка провалилась уже по грудь. Вид у нее был беспомощный и напуганный. Джеймс подъехал и, взяв аркан, накинул его ей на шею.

— Крепко засела, — сказал Пол.

— Ничего, вытащим. — Джеймс пустил лошадь шагом. Телочка подалась за ней и выкарабкалась из ямы.

— Я слышал, Дейзи приезжает. Это правда?

— Если верить Луизе. — Джеймс узнал эту новость вчера вечером. Похоже, Луиза решила взять инициативу в свои руки.

— Что ж…

Джеймс закашлял, давая понять, что тема закрыта. Прищурившись, он смотрел на отца. Далтон сидел в седле прямо, словно дождь ему нипочем.

— Давненько она здесь не бывала, — не уловив намека, сказал Пол.

— М-да… — буркнул Джеймс. Ему сейчас совсем не хотелось думать о Дейзи. Мысли о ней всегда будили в нем ненужные чувства. Раньше это была надежда, а теперь страх. — Ты как об этом узнал?

— Слышал вчера в баре, как братья Райделл об этом говорили.

Племянники Луизы, подумал Джеймс. Наверняка сама им сказала, а те дальше разнесли. Интересно, а про то, что Сейдж из дома сбежала, она тоже разболтала?

— Пока ничего не ясно. Может, приедет, а может, нет.

— Я знаю, твоя дочка убежала, — сказал Пол. — Ты, должно быть, переживаешь. Но она обязательно объявится, вот увидишь.

— Да. — Джеймс стер ладонью воду с лица.

— Поговори со мной. Станет легче. Я же был там тогда, помнишь?

— Где там?

— Когда Джейк пропал.

— Пропал… — повторил Джеймс. Одно короткое слово, а из-за него рухнула вся его жизнь.

— Ты, небось, с ума сходишь. Ну что ты молчишь?

Джеймс взглянул Полу в глаза, светло-карие, цвета здешней земли. Крепкий, коренастый мужик, лысеть вот начал. Они вместе выросли. Отец Пола был старшим пастухом у Далтона, а дед — у отца Далтона, Эйзы.

Джеймс ходил в школу с детьми Марчей — Полом, его сестрой Джун и братом Люком. И пиво он впервые пил с Полом в ландерском баре. Они гуляли друг у друга на свадьбах. Пол с женой сидели с его близнецами. Пол был, можно сказать, его лучшим другом, и все-таки Джеймс никогда не рассказал бы ему, что Сейдж сбежала из дома.

— О чем тут говорить, — наконец произнес он.

— Ну, не знаю, — покачал головой Пол. — Иногда бывает нужно с кем-то поделиться, облегчить душу.

— С моей душой все в порядке, — сказал Джеймс. — Не лезь в чужие дела.

— Как знаешь. — Пол хотел было что-то добавить, но передумал и, развернув лошадь, поскакал прочь.

Да, дружить с ним нелегко. Это ему еще Дейзи говорила. Джеймс мог сидеть и слушать, как другие жалуются на жен, детей, безденежье, но сам сочувствия не терпел. От любого проявления дружеских чувств ему становилось не по себе.

А теперь вот, может быть, Дейзи сюда приедет.

Дейзи Такер. Она смотрела своими большими глазами на горы, на животных, на огромное синее небо, и потом все это воплощалось под ее руками в чудесные украшения. Потому что ее руки направляла любовь. За пять лет, что они прожили вместе, он познал счастье и покой, о которых и не мечтал.

Его размышления прервал крик отца:

— Я весь промок!

Далтон слез с лошади и, стоя посреди стада, вытирался красным шейным платком.

— Дождь идет, — объяснил ему Пол. — Мы все промокли.

— Почему я такой мокрый? — словно не слыша его, спросил Далтон.

Кто-то из молодых пастухов засмеялся. Джеймс старался на них не глядеть, не хотел запоминать их лица, чтобы не затаить обиду им тех, кто потешался над стариком. Вместо этого он двинулся к отцу, который стащил с себя плащ и начал расстегивать рубашку. Джеймс почувствовал, что начинает злиться: мимо ему волнений из-за Сейдж и Дейзи, теперь вот еще отец. Зачем он вообще приехал на пастбище.

— Я весь промок, — жалобно сказал Далтон. — До нитки.

— Все в порядке, папа. — Джеймс спрыгнул с лошади и встал рядом с отцом. Коровы наступали им на ноги, толкали в бока. — Не волнуйся.

Подняв с земли старенький желтый плащ, он накинул его отцу на плечи. Затем обнял его и сказал ему те самые слова, которыми Дейзи не раз успокаивала их сынишку:

— Это всего лишь вода. Ничего страшного.

Дейзи звонила Полине Дэвис все утро. То было занято, то включался автоответчик. Когда их дети сбежали, мать Бена, если Дейзи ей звонила, орала, что готова придушить Сейдж, что, как только Бен ее привел, она сразу поняла, добром это не кончится. Дейзи вешала трубку.

Но звонить все-таки продолжала. Родителям надо поддерживать связь, сообщать друг другу новости. Когда стало известно, что Бен возвращается домой, Полина говорила подчеркнуто холодно, но обещала, что Бен позвонит. Однако он до сих пор этого не сделал.

Дейзи начала снова набирать номер, но тут в заднюю дверь постучали.

На пороге стоял Бен.

— Мама сказала, вы звонили. Я подумал, будет лучше, если я зайду.

— Проходи. — Дейзи собралась с духом и спросила: — Ты знаешь, где Сейдж?

Он уставился в пол.

— Нет. Мы были вместе, пока…

— Только не ври мне! — закричала она. — Ты наврал полиции, наврал своей матери. Но мне, черт возьми, ты скажешь правду. — Она всхлипнула и посмотрела в испуганные глаза парня. — Ты должен мне сказать, Бен.

— Она была в Айове, миссис Такер, как я и говорил полицейским…

— После того как уверял их, что она сошла в Чикаго?

— Это она мне велела. Ей нужно было время, чтоб уехать подальше. Сейдж будет скрываться, пока…

— Пока что? — нетерпеливо спросила Дейзи.

— Пока не доберется до Вайоминга.

От радости у Дейзи перехватило дыхание. Вайоминг. Теперь она наверняка знала, где искать дочь. Предчувствие ее не обмануло: Сейдж поехала к отцу.

— Бен, она беременна?

— Да.

Дейзи застонала, хотя Бен лишь подтвердил то, что ей и так уже было известно.

— Как она себя чувствует?

— Ее тошнит.

— Значит, срок еще маленький.

— Шесть месяцев, — ответил Бен, и у Дейзи защемило сердце. Как же она могла ничего не заметить?