Страстное желание

Глава 15

Бринн могла вздохнуть с облегчением, ибо проблема с горничной легко разрешилась. Щедрое приданое послужило мощным импульсом для того, чтобы любовник девушки сделал ей предложение, да и хозяин будущего супруга под нажимом Лусиана согласился не увольнять будущего отца. Мег была счастлива тем, как все сложилось.

Если бы с той же легкостью решилась проблема, перед лицом которой стояла Бринн! Лусиан задался целью завоевать ее сердце, в этом она не сомневалась, и то, что начиналось как война характеров, превратилось в игру, полную соблазна, игру, разжигающую страсть. А страсть грозила обратить в пепел их обоих.

Бринн все больше убеждалась в том, что мужа ее природа наградила редкой чувственностью. В постели он был ненасытен. Он любил ее то нежно, то яростно, и его неукрощенная страстность находила в ней самый горячий отклик. Даже в доме, полном прислуги, он находил возможность для того, чтобы уединиться с женой. Стоило ему лишь прикоснуться к ней, И все мысли об осторожности или о проклятии вылетали у нее из головы.

Но не только страстность Лусиана так влекла ее в нем. И не одно его обаяние или его нежность. Она чувствовала, что интересна ему, и этот интерес настоящий, не показной. Он пытался угадать, что ей нравится, а что нет, расспрашивал ее о мечтах, о том, как она жила до того, как познакомилась с ним.

Бринн пыталась отвечать на его вопросы односложно, без эмоций, но прозорливость Лусиана могла поспорить с его настойчивостью. Он, очевидно, заметил ее меланхолию, когда она говорила о своей семье, особенно о младшем брате.

– Ты скучаешь по Тео? – спросил он как-то утром, когда они отдыхали, лежа в постели, после очередного обязательного раута любви.

Бринн кивнула. Светских увеселений в эту пору хватало, и ей было чем себя занять, но по Тео она все равно скучала.

– Очень.

– Ты не хочешь его навестить?

Глаза ее загорелись. Она, не веря своим ушам, подняла голову от плеча Лусиана и посмотрела на него:

– Не могу описать словами, как бы мне этого хотелось, Лусиан. И хочется верить, Тео ничего не имел бы против каникул. Он пишет мне вполне жизнерадостные письма, но я подозреваю, что он все равно немного скучает по дому.

– С удовольствием поеду с тобой. Если хочешь, мы можем поехать на следующей неделе.

– Чудесно! – воскликнула Бринн и села в постели. – Я сейчас же напишу письмо в школу.

Лусиан засмеялся.

Как бы там ни было, он оказался верен слову, и в начале следующей недели повез Бринн в Харроу, городок, расположенный всего в паре часов езды к северу от Лондона. Забрав мальчика из пансиона, они провели с ним весь день: устроили пикник в Эппинг-Форест, потом вернулись в город, гуляли по извилистым узким улочкам, покупали разные приятные мелочи, пили чай. Лусиан постарался сделать этот день незабываемым как для Бринн, так и для Тео.

День, проведенный в Харроу, показался Бринн самым счастливым днем за все время ее брака. Теперь, когда она своими глазами увидела, что Тео доволен жизнью, словно груз свалился с ее сердца. Даже когда они вернулись в Лондон, настроение у нее оставалось все таким же приподнятым. И будущее не виделось мрачным. Она больше не чувствовала себя одинокой, да и о каком одиночестве речь, если Лусиан был исполнен решимости вести себя как идеальный супруг? И тосковать, не было времени. Она продолжала помогать Рейвен в подготовке к свадьбе. Едва ли не каждый вечер они с мужем посещали званые вечера и балы, часто бывали в театре. Лусиан предоставлял ей Право выбирать вечерние увеселения и всюду ее сопровождал.

Он, казалось, не замечал других женщин, его мысли занимала только жена, а все его устремления были направлены лишь на то, чтобы сделать ей ребенка.

Через неделю после посещения Харроу Бринн сидела за туалетным столиком, дожидаясь, пока горничная сделает ей прическу – после совместного ужина дома они с Лусианом собирались ехать на бал. Она не увидела его, а почувствовала его присутствие. Бринн подняла глаза. Лусиан стоял, небрежно прислонясь к косяку двери, ведущей в ее гостиную.

Сердце ее гулко застучало, как бывало всякий раз, когда он оказывался рядом. Но тут она заметила, что он одет совсем не для бала, и сердце ее забилось вдвое быстрее. Из одежды на нем был лишь халат из темно-зеленой парчи, и он был так красив, что у Бринн перехватило дыхание.

Затем, коротко кивнув, он отпустил горничную, чем несколько разозлил Бринн.

– Мег еще не закончила меня причесывать, – сказала Бринн, когда горничная мышкой выскользнула из спальни.

– Прическа подождет. Я велел накрыть ужин в твоей гостиной, и угощение может остыть. Ты не хочешь составить мне компанию, любовь моя?

Ему стоило лишь улыбнуться – вот так, лениво, многозначительно, и все ее раздражение как рукой сняло.

Он протянул ей руку и торжественно повел в смежную гостиную. Изысканные ароматы возбуждали аппетит. Такой ужин мог предварять только ночь любви. В камине потрескивали поленья. Огонь горел неярко, но в комнате было тепло. А какие яства ждали их на столе!

Лусиан взял на себя труд прислуживать Бринн за столом, и, когда оба поужинали, он откинулся на спинку кресла и, поднеся бокал с вином к губам, устремил взгляд на ее грудь.

Она почувствовала, что краснеет под его взглядом.

– Вам обязательно так на меня смотреть? Всякий раз, как вы на меня смотрите, я чувствую себя, словно вы меня… одним словом, вы меня поняли.

– Возможно, потому что каждый раз, глядя на тебя, я именно этого и хочу.

Бринн взглянула на часы на каминной полке:

– Вам не пора начинать одеваться? Скоро бал.

– Я еще не утолил голод.

– После столь роскошного ужина чего еще можно желать?

– Тебя, любовь моя. Мне очень хочется попробовать тебя на сладкое. Я представлял, как усажу тебя на стол, подниму твои юбки и…

Бринн почувствовала, как ей стало жарко от такого многообещающего предложения.

– На стол? Вы шутите. Улыбка его искушала, как грех.

– Ах, Бринн, как плохо ты меня знаешь. – Наклонившись над столом, Лусиан взял ее за руку и поднес ладонь к губам.

– Сюда могут войти, – задыхаясь, сказала она.

– Могут, – согласился он. – Но я имею право наслаждаться своей женой без посторонних.

Он встал и, подойдя к двери, ведущей в коридор, запер ее. Затем убрал большую часть блюд со стола на каминную полку, оставив лишь серебряное блюдо с малиновым кремом.

– Мы опоздаем на бал, – сказала Бринн, делая последнюю попытку казаться благоразумной.

– Опаздывать считается хорошим тоном. Кроме того, в этом своем платье ты смотришься хуже, чем без него, – заметил Лусиан и, подойдя к ней, встал у нее за спиной.

Бринн нахмурилась. Для вечернего наряда это ее платье цвета нефрита было слишком скромным, хотя и вполне элегантным.

– Что вам не нравится в моем платье?

– Слишком провоцирует. – Он нагнулся, уткнувшись носом в ее волосы, и, отыскав губами ухо, лизнул его. – Я не могу позволить тебе появляться на людях в таком вызывающем платье. Мне придется его снять.

Он скользнул руками под лиф, лаская соски. Бринн прогнулась навстречу его рукам, прикусив язык, чтобы не застонать.

– Лусиан, – не выдержав, пробормотала она.

– Что, любовь моя? – спросил он, целуя ее ухо.

– Это… возмутительно.

– Нет, нисколько. Это всего лишь твой долг, которым ты последнее время пренебрегаешь, жена. Ты не возбудила меня сегодня как положено.

Бринн с трудом открыла глаза, разлепив отяжелевшие от желания веки.

– Я думаю, что вы могли бы сами меня возбудить для разнообразия.

– Буду, счастлив, угодить тебе, любовь моя.

Лусиан принялся расстегивать крючки на спинке лифа, и сердце Бринн забилось часто-часто. Затем он помог ей подняться со стула и, спустив бретели с плеч, смотрел, как благородный шелк с шелестом упал к ее ногам на пол. Быстро управившись с корсетом и рубашкой, он оставил Бринн в одних чулках с подвязками и бальных туфлях.

Он смотрел на ее обнаженную грудь, бледно мерцавшую в полумраке гостиной, и от его взгляда Бринн бросило в жар. Распахнув халат, Лусиан прижал ее к себе, давая почувствовать напор своего желания. Она закрыла глаза, чувствуя, как жаркий спазм сковал ее лоно от его прикосновения. Но Лусиан не овладел ею тут же. Усадив ее на стол, он вынул шпильки из ее прически.

– У тебя невероятные волосы… как огонь, – прошептал он, погружая пальцы в шелковистые пряди. – Ты вся светишься. – Крепко держа ее в объятиях, он стал целовать ее в губы, требовательно, настойчиво, дерзко.

У Бринн закружилась голова, когда он опустил ее на стол и раздвинул ноги. Взгляд его свободно блуждал по ее телу, не зная преград. На мгновение он накрыл ладонью ее грудь, лаская сосок, твердеющий под его лаской, но потом отстранился.

С мрачновато-чувственной улыбкой на губах он погрузил палец в малиновый крем и прикоснулся им к восставшим соскам. Бринн вздрогнула от прохладного прикосновения, хотя тело ее горело огнем. Лусиан снова опустил палец в крем и провел им от пупка к ее лону. Бринн сжала зубы, сдерживая дрожь.

Скинув халат на пол, он навис над ней всем своим великолепным нагим телом, затем встал между ее ног и, наклонившись, слизал крем с тугих сосков.

Бринн вскрикнула, когда он втянул в рот сосок.

– Вкусно, – пробормотал Лусиан, проведя языком по коже. Накрыв грудь ладонями, он скользнул языком от пупка вниз, слизывая дорожку крема.

Бринн едва верила, что ощущения могут быть настолько интенсивными. Лусиан мог творить с ней все, что хотел. При каждом прикосновении его языка ее охватывала лавина ощущений. Казалось, все тело ее там превратилось в один дрожащий комок нервов. Она уже не могла сдерживать стоны и всхлипы. Наслаждение становилось невыносимым. Она в отчаянии сжимала голову мужа.

– Лусиан, – взмолилась она, наконец, извиваясь под ним.

– Нет еще, погоди. Я хочу, чтобы ты стала погорячее. Я буду ласкать тебя до тех пор, пока ты не станешь молить о пощаде.

– Я уже и так горю, – простонала она. Она готова была сделать для него все, чего бы он ни попросил.

Но Лусиана она не убедила. Он приподнял голову и посмотрел на нее. Она выглядела потрясающе – изысканно распутной. Обнаженная грудь, ее была вся влажная от его поцелуев, голова запрокинута, спина прогнулась от возбуждения. Член его пульсировал и горел огнем от желания.

– Я не возьму тебя, – дразнил он ее, – пока ты не завизжишь, умоляя меня войти в тебя. И тогда я войду в тебя так глубоко, что ты не поймешь, где кончаюсь я, и где начинаешься ты…

Бринн тут же откликнулась – по телу ее пробежала дрожь. Но Лусиану и этого было мало. Он хотел, чтобы она вся превратилась в желание. Он хотел заставить ее сгорать от страсти, заставить ее почувствовать тот же огонь, заставить ее страдать – страдать так же, как страдал сейчас он, подвергнуть ее той же муке.

Медленно он погрузил в нее два пальца, и тут же Бринн рывком приподняла бедра со стола, и от этого его самого пронзило желанием. Когда он медленно и расчетливо погладил ее влажный скользкий бугорок большим пальцем, она застонала.

– Лусиан, черт подери, – задыхаясь, проговорила она, подаваясь навстречу его руке. – Ты меня терзаешь.

– Но я хочу тебя домучить. Так же, как ты меня мучаешь последнее время. – Разведя ее ноги руками, он, крепко взявшись за ее бедра, удерживал ее в неподвижности, готовясь войти в нее.

– Смотри, как я буду тебя брать, – приказал он и погрузился в жаркую шелковистую влагу ее лона.

Бринн судорожно вздохнула. Она была горячей, как огонь, и такой тугой, что он боялся кончить, не успев войти в нее до конца. Но он не утратил контроля над собой. Еще не утратил. Когда он вышел из нее, он блестел, покрытый ее соками.

Тогда Бринн попыталась взять на себя инициативу. Обхватив его руками за шею, она, обвив его ногами вокруг талии, прижалась к нему. Понимая, чего она от него хочет, он вошел в нее еще раз, еще глубже. На этот раз Бринн застонала.

Она могла ни о чем его не умолять, он чувствовал, что ее всю трясло.

– Такая красивая, такая неукротимая, так готова принять меня, – хрипло пробормотал он.

– Да, Лусиан… О Господи, прошу…

И он послушно прибавил темп, вонзаясь в нее с неистовой силой. Он весь был в огне. Он хотел ее так, что боялся сойти с ума.

Сжав зубы, он смотрел на нее, как она прогнулась ему навстречу, запрокинув голову. Отяжелевшая грудь ее вздымалась при каждом вздохе, она была на волосок от оргазма.

Он замер, сделал замах и вонзился в нее последний раз, так глубоко, что дошел до самого устья. И тогда Бринн закричала. И этот крик наслаждения самой высокой пробы отозвался в нем сильнейшим спазмом наслаждения. Он накрыл ее рот поцелуем. Ее мышцы сжались так, что едва не раздавили его. Ликуя, он пил сладость ее рта, сладость со вкусом малины.

Понемногу буря стала стихать.

Бринн еще долго не могла прийти в себя. Истомленная наслаждением, она лежала, раскинув ноги, на твердом столе, обдуваемая прохладным воздухом. Лусиан все еще был в ней, наполняя ее собой, своей твердью.

– Ты не получил удовольствия, – слабым голосом пробормотала она.

Он смотрел на нее по-мужски снисходительно, многообещающе усмехаясь.

– Еще нет. Но ночь еще только началась. Мы еще измотаем друг друга, сирена.

– Мы пропустим бал, – ответила она, устало улыбаясь.

– А ты действительно хочешь поехать?

– Совсем нет.

Другого ответа он не ждал. Не выходя из нее, он понес ее в свою спальню, где, опустив на кровать, хищно овладел ее ртом.

Если страсть Лусиана разрушала оборону Бринн постепенно, то несколькими днями позже сердце ее буквально надорвалось от борьбы. Перед тем как отправиться с Рейвен на конную прогулку в парк, Бринн зашла к Лусиану в кабинет, чтобы попрощаться. Когда по его команде она наклонилась, чтобы поцеловать его, Лусиан протянул ей деревянную шкатулку, перевязанную зеленой атласной лентой.

– Что это? – с любопытством спросила она.

– Свадебный подарок. Изумруды, что я подарил тебе в день свадьбы, тебе не понравились. Я подумал, что, возможно, это тебе понравится больше.

Бринн сняла перчатки и, открыв шкатулку, обнаружила там старинный пергамент.

– Право на владение… замком Гуиндар?

– Да, это мой замок в Уэльсе. Море там теплое, так что ты могла бы купаться чуть ли не круглый год. Я переписал его на тебя. Ты, кажется, не слишком довольна?

Бринн глубоко вздохнула:

– Мне не нравится, что вы пытаетесь купить меня, Лусиан.

– Купить тебя?

Она прямо посмотрела ему в глаза:

– Вы так богаты, что привыкли к тому, что можете купить все, что хотите. Но вам меня не завоевать, делая роскошные подарки. Любовь не покупается.

– Я не отрицаю того, что пытаюсь тебя завоевать, – осторожно сказал он. – Не стану отрицать и того, что хотел бы, чтобы ты была счастлива в браке со мной. Но на этот раз ты неправильно поняла мотив моего поступка. Я думал о том, что ты говорила по поводу своей зависимости от меня, о том, какой беспомощной ты чувствуешь себя из-за этой зависимости. И тогда я решил, что, если у тебя будет свой дом, место, где ты могла бы жить, ты будешь чувствовать себя более независимой. Если ты все еще хочешь, чтобы мы жили раздельно после того, как родится мой наследник, ты могла бы переехать туда и быть от меня свободной.

Бринн во все глаза смотрела на Лусиана, понимая, что в очередной раз недооценила его. Он не пытался купить ее привязанность дорогими подарками, он давал ей, пусть относительную, но все же возможность выбирать свое будущее.

– Я благодарна вам за чуткость, – сконфуженно пробормотала она. – Лусиан… – Бринн колебалась, не зная, как задать тот вопрос, что вот уже несколько дней не давал ей покоя. – Если я исполню свой долг, вы позволите мне жить в Уэльсе одной?

– Я бы хотел, чтобы ты оставалась в Лондоне до самых родов потому, что только здесь можно найти лучших врачей, но после рождения ребенка ты можешь ехать куда захочешь.

– А ребенок останется с вами? – Он смотрел ей прямо в глаза:

– Отдать моего сына – это больше, чем я готов сделать, Бринн. Но, обещаю, я найму лучших нянек и кормилиц.

– Конечно, – пробормотала она с горечью, которой не хотела показывать. Она посмотрела на шкатулку, дар Лусиана. Сейчас ей предстояло сделать выбор, нелегкий выбор. Да и был ли он у нее, этот выбор? Могла бы она бросить собственное дитя – свою плоть и кровь?

– А что, если родится девочка? – спросила она, наконец.

Лусиан ответил не сразу:

– Мы договаривались о сыне, Бринн.

– Это так. – Она осторожно закрыла шкатулку и поставила ее на стол. – Спасибо вам за этот дар. – Улыбнувшись ему печально, она взяла со стола перчатки и, ни слова не говоря, вышла из кабинета.

Лусиан смотрел ей вслед. У него тоже кошки скребли на душе. Теперь он уже не был уверен в том, что так уж хочет, чтобы она родила ему сына. Дочь порадовала бы его не меньше. И если Бринн родит ему дочь, он мог по праву требовать от нее, чтобы она оставалась с ним до тех пор, пока не выполнит свою часть договора. И в этом не было ничего эгоистичного. Она не так уж сильно заблуждалась насчет его мотивов. Переписав на нее замок, он, сознательно или нет, стремился купить ее привязанность. Если Бринн больше не будет чувствовать свою полную зависимость от него, то она могла бы решить остаться с ним по своему выбору. И видит Бог, он хотел, чтобы она предпочла остаться. Он хотел этого больше, чем чего-либо иного в жизни.

Лусиан сделал глубокий вдох. Он должен был найти путь к сердцу Бринн. Так или иначе. Любовь связала бы их крепче, чем клятвы у алтаря. Любовь могла бы…

Лусиан вздрогнул. До сих пор он даже мысленно не произносил этого слова. Любовь? Так вот как называлась его беда, его болезнь? Это всепоглощающее желание, которое снедало его изнутри?

Бринн давно стала его наваждением. Из-за проклятия или не из-за него, но ее красота сводила его с ума, разжигала страсть. Но любовь? Любовь всегда была для него абстрактным понятием, однако, судя по тому, что ему было известно о любви, он вел себя именно так, как должен вести себя мужчина, попавший в ее сети.

Лусиан крепко зажмурился. Любил он Бринн или нет, она стала лихорадкой у него в крови. Он отчаянно хотел, чтобы и ее лихорадило также. Он хотел, чтобы ее привязало к нему то же нестерпимое желание, чтобы душу ей заклеймил тот же огонь, что прожигал насквозь его душу. И все же…

Открыв глаза, он уставился на шкатулку. Учитывая ее реакцию на подарок, он не слишком продвинулся к достижению заветной цели. Он по-прежнему был далек от того, чтобы завоевать Бринн. И не потому, что они не подходили друг другу. Его главным врагом было чертово проклятие, в которое он даже не верил.

– Что-то беспокоит вас, Бринн? – спросила у нее Рейвен вскоре после начала прогулки по Гайд-парку.

Бринн сделала усилие над собой, прогоняя мрачные мысли, и даже изобразила улыбку.

– Простите, вы что-то сказали?

– Ничего особенного. Я просто спросила, не хотите ли вы посетить ярмарочное представление. – Она указала на прибитый к дереву щит с зазывным плакатом, приглашающим посетить ярмарку в Вестминстере.

Бринн подъехала поближе. Среди перечисленных увеселений фигурировали жонглеры, кукольники, канатоходцы и… предсказательница судьбы – цыганка. Именно эта последняя строка и привлекла внимание Бринн. Не из того ли табора эта цыганка, что регулярно гостил на их земле в Корнуолле? Кажется, в это время года они всегда приезжали в Лондон…

Бринн вздохнула. Если Эсмеральда действительно будет на ярмарке, возможно, она даст ей совет. Может, с надеждой подумала Бринн, она даже сможет дать внятное толкование тем ужасным снам, в которых она видела умирающего Лусиана и себя с окровавленными руками.

Бринн еще не успела ответить на вопрос Рейвен, как подруга с горестным вздохом сказала:

– Впрочем, не важно. Халфорд все равно это не одобрит. У него свои взгляды на то, как должна вести себя будущая герцогиня, и, боюсь, посещение ярмарки не входит по его представлениям в круг занятий, приличествующих даме из общества. – Рейвен говорила с едва заметным раздражением. Но дуться на кого бы то ни было, даже на будущего мужа, долго Рейвен не умела и, тряхнув головой, добавила благодушно: – И все же он не такой уж противный зануда, раз устраивает в мою честь представление с запуском воздушных шаров. Надеюсь, вы помните, что вы с Лусианом в числе приглашенных? Скоро повеселимся – осталось два дня! – С улыбкой воскликнула Рейвен и пустила кобылу вскачь.

Бринн поскакала следом, хотя невольно пару раз и оглянулась на щит с объявлением, чтобы запомнить дату и место проведения ярмарки. Только бы Эсмеральда была там! Бринн отчаянно нуждалась в ее совете.

Это проклятие черной тучей нависло над Бринн, оно отравляло ей жизнь. Если бы единственной жертвой заговора цыганки была она одна, ей было бы куда легче. Но из-за нее мог погибнуть мужчина, к которому ее тянуло с неодолимой силой, сопротивляться которой становилось все труднее. Бринн пыталась заглушить угрызения совести, но очень скоро судьба напомнила ей об опасности, о том, насколько близко подошла она к опасной грани. Это случилось, когда Лусиан сопровождал ее на увеселение, устраиваемое герцогом Харфордом в честь своей нареченной.

Несколько ярко раскрашенных воздушных шаров ждали запуска. Их можно было заметить издалека. В приподнятом настроении Бринн подъезжала к полю на выезде из Лондона, где устраивалось шоу. Лусиан помог ей выйти из экипажа. Они переходили дорогу, когда Бринн, услышав стук копыт, подняла голову и увидела, что прямо на них на полном скаку несутся кони.

Бринн замерла. Она успела лишь заметить возницу в плаще с капюшоном, закрывавшем лицо. Лусиана, к счастью, опасность не парализовала. Он успел вытолкнуть Бринн с дороги, и сам метнулся следом за мгновение до того, как карета пронеслась мимо. Оба они, ошеломленные, лежали на земле, глядя вслед стремительно удаляющемуся экипажу. Лусиан первым пришел в себя. Тихо пробормотав под нос ругательство, он поднялся на ноги и помог встать Бринн.

– Ты не ранена? – спросил он.

Бринн, побледнев как полотно, смотрела на него, не мигая.

– Вас могли убить, – прошептала она хрипло.

– Погибнуть могли мы оба, – мрачно ответил он. – Не думаю, что это было покушение. Просто кони понесли. Такое бывает.

Лусиан видел, что жена ему не верит. И по правде говоря, он и сам не верил в то, что это было случайностью. Кто-то мог попытаться его убить. Шпион всегда наживает врагов. Но он сильно сомневался в том, что причиной того, что произошло, стало проклятие двухсотлетней давности.

Однако убедить в этом Бринн будет так же трудно, как взлететь на небо без помощи воздушных шаров.