Страстное желание

Глава 1

Корнуэльское побережье, тремя месяцами ранее…

Сегодня день не задался с самого утра. Бринн Колдуэлл нырнула под теплую набегающую волну. Морская вода остудит ее гнев, смоет раздражение, залечит обиды. Грейсон, старший брат Бринн, долго испытывал ее терпение, но сегодня он перешел все границы.

Выругавшись, Бринн вынырнула из-под волны и, перевернувшись на спину, замерла, покачиваясь на гребне. Успокойся, говорила она себе. Так уже бывало не раз. Ей ничего не удается ему доказать. Устав от бесплодных споров со старшим братом, она приходила сюда, к маленькой бухте у подножия холма, отгороженной от всего мира невысокой скальной грядой, и вдали от любопытных глаз плавала там или просто, сидя на берегу, смотрела на воду. Море всегда ее успокаивало.

Здесь она была свободна от строгих ограничений, которые сама на себя наложила. Здесь она могла забыть о бесконечных заботах, не думать о том, как свести концы с концами, как защитить младшего брата Теодора от опасного влияния Грея.

Июльский день клонился к закату. Солнце согревало лицо. Бринн лежала на воде, раскинув руки и ноги, и тихий плеск ласкал ее слух, умиротворяя. Она еще никогда не чувствовала себя такой беспомощной. Сегодня ночью Грей намеревался взять Тео с собой на ночную контрабандную вылазку. Бринн охрипла, отговаривая старшего брата от этой затеи, пытаясь внушить ему, что тот поступает дурно, вовлекая совсем юного Тео в преступный промысел, но так ничего и не добилась.

– Черт его дери! – пробормотала она. Последнее время она часто поминала Грея недобрым словом. Она очень любила старшего брата, дорожила им, но не могла смириться с тем, что он приобщает к контрабанде Тео, совсем еще ребенка.

Бринн растила Тео с самого его рождения, с тех пор, как в родах двенадцать лет назад умерла ее мать. Это правда, четверо ее старших братьев, да и она сама, вынуждены были промышлять контрабандой, чтобы выжить, но Тео – дело другое. Она желала для него иной судьбы.

Все здесь, на Корнуэльском побережье, так или иначе, занимались контрабандой, и она привыкла к тому, что по-другому тут не выжить. Испокон веку местные моряки перевозили бренди и шелка, минуя британские таможенные посты, – так уж тут было заведено. Но свободная торговля, так здесь именовалась контрабанда, – дело не только противозаконное, но и опасное. Несколько лет назад во время шторма, пытаясь ускользнуть от шхуны таможенников, погиб ее отец. Точно так же встретили свою смерть многие другие мужчины, жившие здесь, оставив вдов и сирот без всяких средств к существованию.

А теперь Грейсон хотел вовлечь в это смертельно опасное занятие Тео, мотивируя это тем, что пришла пора и ему внести свой посильный вклад в бюджет семьи, дабы оплатить бесчисленные долги, оставленные отцом. Если бы она могла что-то изменить!

Бринн еще немного полежала на спине, покачиваясь на волнах, потом быстро поплыла к берегу. Через некоторое время физическая усталость взяла свое, но на душе у нее легче не стало. Выйдя из воды, она ощущала все ту же тяжесть на сердце, она чувствовала себя виноватой перёд Тео, злилась на старшего брата и собственную беспомощность.

Бринн давала воде стечь с рубашки и отжала длинные волосы. На морском ветру они высохнут быстро, да и солнце светило щедро в этом самом теплом уголке Англии.

Бринн не глядя, наклонилась за полотенцем, что оставила лежать на земле, но, странное дело – полотенце пропало. Она выпрямилась и огляделась. И увидела незнакомца—того, кто вторгся в ее маленький мирок. Бринн застыла, сердце в страхе забилось сильнее.

Он полулежал в расслабленной позе, прислонившись к валуну, и наблюдал за ней, укрывшись в тени. На нем были бриджи и сверкающие начищенные сапоги и еще белая батистовая рубашка. Ни сюртука, ни шейного платка. Однако во взгляде мужчины не было и следа той небрежности, что прослеживалась в его позе и одежде. Взгляд его неторопливо блуждал по телу Бринн.

Встревоженная, она отступила. Как он нашел дорогу к этой каменистой полоске суши перед утесом? Заметил ли он пещеру под утесом – пещеру, где располагался вход в тайный туннель, ведущий в дом? На таможенника он похож не был, но исключать такую возможность Бринн не стала. Частенько на берегу рыскали государственные люди, вынюхивая контрабанду.

– Кто вы? – еле слышно спросила она. – Как вы сюда попали?

– Спустился с утеса, – ответил он и посмотрел наверх, на скалистый обрыв у Него над головой.

– Вы не ответили на мой первый-вопрос.

Он был высок и сухощав, с темными волнистыми волосами, которые несколько длиннее, чем того требовала мода. Он чуть изменил позу, и лицо незнакомца вышло из тени. Он оказался поразительно красив: узкое лицо с правильными аристократическими чертами, крупный чувственный рот, голубые глаза, опушенные густыми ресницами.

– Меня зовут Уиклифф, – с достоинством сообщил незнакомец.

Бринн было знакомо это имя. Граф Уиклифф, богатый и наделенный немалой властью человек, пользовался известной репутацией в лондонском свете. Она слышала о его любовных похождениях и не только о них. Он был одним из самых активных членов клуба «Адский огонь», закрытого клуба распущенных аристократов, прожигающих жизнь в кутежах и разврате.

Бринн, словно опомнившись, осознала, что сейчас ей угрожает опасность даже большая, чем та, что представляли собой таможенники. Ее репутация была в опасности уже потому, что она находилась один на один с этим мужчиной.

– То, что вас зовут Уиклифф, никак не объясняет того, что вы здесь делаете, – язвительно сказала она.

– Я навещаю друга.

– Вы понимаете, что вторглись на чужую территорию? Губы его сложились в чарующую полуулыбку.

– Я не мог отказать себе в удовольствии полюбоваться морской нимфой, резвящейся в своей стихии. Я даже не был до конца уверен в том, что вы существо из плоти и крови.

Он протянул ей полотенце, но Бринн боязливо отступила. Чутье подсказывало ей, что надо спасаться бегством, но прямо за спиной начиналось море.

– Вам не следует меня бояться, – попытался ее успокоить незваный гость. – Не в моих правилах приставать к женщинам, даже таким красавицам, даже если на них почти ничего нет.

– Я слышала другое, – возразила, было Бринн, но тут, опомнившись, опустила глаза и едва не вскрикнула. Рубашка от воды сделалась прозрачной, облепив контуры ее тела.

Она выхватила из рук Уиклиффа полотенце и обернула его вокруг тела.

– Я не стал бы причинять вам зла. В конце концов, я джентльмен.

– В самом деле? – спросила она скептически. – Джентльмен сразу бы ушел и позволил бы мне одеться без посторонних.

Уиклифф даже бровью не повел. Никуда уходить он, по-видимому, не собирался. Раздраженная его наглостью, Бринн направилась к камню, на котором оставила свое платье и туфли. Однако она не успела сделать и четырех шагов, как ступню ее пронзила острая боль – она наступила на осколок раковины или острый камень. Бринн поджала ногу и остановилась, кляня себя за неуклюжесть.

– У вас кровь, – обеспокоено произнес Уиклифф.

– Со мной все в порядке.

Бринн решила как-нибудь доковылять до своей одежды, но, не успела она и шагу ступить, как Уиклифф поднял ее на руки.

Бринн вскрикнула.

– Как вы смеете! Отпустите меня сейчас же! – потребовала она, пытаясь высвободиться, но усилия ее был напрасны. Уиклифф был не только высок и проворен, но еще и на удивление мускулист. К тому же он не привык подчиняться, скорее наоборот. Властная манера его проявляла себя как в разговоре, так и во всем, что он делал: в том, как он держал ее, как смотрел, как говорил. Не сказать, чтобы Бринн это нравилось.

– Тихо, – приказал он. – Я всего лишь хочу взглянуть на вашу рану.

Он понес ее на руках так, словно она была не тяжелее пушинки. Возле приглянувшегося ему валуна он остановился, приподнял ее повыше и усадил на камень так, что колени ее уперлись ему в грудь.

Бринн зло уставилась на него, но он, казалось, не замечал ее недовольства. Он улыбнулся ей и подмигнул. Заметив, что он скользнул взглядом до ее груди, Бринн потуже запахнула полотенце. Но ноги от его взгляда она спрятать все равно не могла.

Наконец он переключил внимание на ее ступню. Он осторожно взял ее ступню в ладони и слегка повернул, чтобы рассмотреть кровоточащий порез на своде стопы. С удивительной нежностью он стряхнул с ее ступни песок и чуть нажал на ранку подушечкой большого пальца.

– Не похоже, чтобы порез был слишком глубоким, – пробормотал он.

– Я говорила вам, милорд, что со мной все в полном порядке. И прошу вас ко мне не приставать.

Лорд Уиклифф ничего не стал отвечать. Он молча выпростал рубашку из бриджей.

У Бринн расширились от страха глаза.

– Что вы делаете?

– Хочу оторвать кусок ткани от рубашки, чтобы перевязать рану. У меня при себе нет ни бинтов, ни даже носового платка.

Рубашка была из батиста самой тонкой выделки и стоила столько, сколько хватило бы простолюдину, чтобы неделю кормить семью, но граф Уиклифф был богат: он мог порвать и дюжину таких рубашек, не задумываясь о том, сколько они стоят.

– Вы испортите свою рубашку, – попробовала урезонить его Бринн, но он в ответ лишь усмехнулся и, блеснув глазами, сказал:

– Но жертвую я ради доброго дела.

Он оторвал полоску батиста и принялся перевязывать рану.

Закусив губу, Бринн смотрела на его склоненную темную голову. Сердце ее учащенно билось. Волосы графа оказались не черными, как ей показалось вначале, а темно-коричневыми, цвета темного шоколада, и сквозь терпкий запах моря пробивался его запах – мужественный и чистый.

Похоже, он тоже по-мужски ощущал ее близость, если судить по тому, как он к ней прикасался, бинтуя ногу. Завязав узелок на подъеме, Он замер, а когда поднял на Бринн глаза, в них горело желание.

Господи. Ей был знаком этот взгляд. Мужчины не раз смотрели на нее так. В нем читалась примитивная похоть самца. Она сидела на камне мокрая, нечесаная, а этот незнакомец смотрел на нее как на самую обворожительную женщину на свете. Вот оно, цыганское проклятие! Это оно вновь напомнило о себе. Цыганское заклятие заставляло мужчин сходить с ума по женщинам из ее рода вот уже почти двести лет. И сейчас Бринн оказалась наедине с этим распутным лордом, одетая в одну мокрую сорочку.

Бринн поежилась. Ей стало холодно, и это несмотря на то, что солнце припекало ей голову.

– Вы замерзли? – внезапно охрипшим голосом спросил ее Уиклифф.

– Нет… Я сказала вам, что со мной все в порядке. Или было бы все в порядке, если бы вы ушли и оставили меня в покое.

– Как истинный джентльмен я не могу оставить вас в таком состоянии. Вы получили травму.

– Я прекрасно справлюсь и без вас.

– Вы не сможете дойти до дома, сирена. Где вы живете? Я вас отнесу.

Бринн пребывала в нерешительности. Она не могла позволить ему нести ее на руках. Она не могла допустить, чтобы ее увидели в столь компрометирующих обстоятельствах с джентльменом высокого ранга, особенно учитывая то, как она была одета. Она даже боялась сказать ему, кто она такая, дабы не навлечь неприятности на них обоих.

Если бы он ушел прямо сейчас, она могла бы вернуться домой, воспользовавшись туннелем в пещере.

Изобразив сожаление, Бринн опустила глаза. Будет лучше, если она притворится служанкой. Тем более убедить Уиклиффа в этом будет нетрудно. Скорее всего, он и так считал ее таковой, ибо ни одна настоящая леди не стала бы плавать в море в одной рубашке.

– Моему господину не понравится, если домой меня станет провожать незнакомец.

– У вас есть покровитель?

Бринн прекрасно поняла, кого он имеет в виду под покровителем. Итак, он считает ее содержанкой. Его право.

– Да, милорд. – Она не стала говорить ему, что покровительствует ей старший брат, сэр Грейсон Колдуэлл.

– Мне следовало бы догадаться. – Голос его был низким и чувственным. – Такая роскошная женщина, как вы, не может оставаться без покровительства мужчины.

– Отпустите меня… пожалуйста. – Она бы давно слезла с валуна, на который он ее усадил, но он стоял прямо перед ней. И от этой близости ей было не по себе.

– Вы даже не назвали мне свое имя.

«Элизабет», – чуть было не сказала она, тем более что одно из имен у нее было действительно таким. Но не многие служанки могли похвастаться столь звучным именем.

– Бетти, – сказала она. – Меня зовут Бетти, Уиклифф, сдвинув брови, смотрел на нее.

– Не очень вам это имя подходит. Неподходящее имя для морской нимфы. Я стану называть вас Афродитой. Именно так я назвал вас тогда, когда увидел, как вы поднимаетесь из морской пены.

– Я бы предпочла, чтобы вы вообще никак меня не называли и распрощались со мной поскорее.

Он усмехнулся, окинув ее взглядом. Веки его словно отяжелели.

– Тебе палец в рот не клади. Нелегко, видно, твоему покровителю с тобой справляться.

– А вот это уже не ваше дело, милорд.

– Нет, к сожалению, не мое. – Он говорил жарким хрипловатым шепотом. И этот голос был нежен, как бархат, и возбуждал, как ласковое прикосновение.

– Вы отпустите меня? – спросила Бринн, слегка задыхаясь.

– Да, при одном условии.

– Условии?

– Вы должны заплатить выкуп. – Рука его вспорхнула к ее лицу, он провел пальцем по ее губе. – Всего лишь поцелуй. Ничего больше.

Один поцелуй его, вряд ли удовлетворит. Даже такой опытный в сердечных делах мужчина, такой избалованный женским вниманием денди, как лорд Уиклифф, не сможет сопротивляться цыганскому заклятию. Бринн никогда не забывала о проклятии рода, о той сверхъестественной силе ее женских чар, что всегда будет влечь к ней мужчин. Но при этом она понимала, что не сможет избавиться от него, если не согласится на его условия.

– Если я вас поцелую, вы обещаете уйти?

– Если вы настаиваете.

– Вы даете мне словно чести?

– Слово чести.

Он ласкал её взглядом, и она не могла отвести от него глаз. Если бы только можно было ему верить.

– Хорошо, – с мрачной решимостью заявила она. – Один поцелуй.

У Бринн пересохло во рту, когда Уиклифф обхватил ее руками за талию и приподнял с камня. Но вместо того, чтобы поставить ее на землю, он прижал ее к себе. У Бринн перехватило дыхание, когда он нарочито медленно позволил ей соскользнуть вниз, тело к телу.

Он улыбался, не чувствуя за собой никакой вины.

– Если мне позволен только один поцелуй, пусть он запомнится тебе надолго. – Продолжая прижимать ее к себе, он наклонил голову.

Губы его были теплым и на удивление нежными, и они искушали сильнее, чем она могла бы представить. Она пыталась держаться твердо, но невольно растаяла под лаской его губ.

Он нежно покусывал ее нижнюю губу, пока ладонь его скользила по ее спине. Бринн почувствовала, что тело ее откликается на ласку самым неожиданным образом. Она не была готова к тому, что ее предаст собственное тело.

Невольно она приоткрыла губы, и Уиклифф тут же этим воспользовался. Нежно, но непреклонно язык его проскользнул внутрь ее рта. Вторжение было неспешным, но полновластным. Вкус его показался Бринн невероятно возбуждающим.

Вскоре поцелуй его сделался более требовательным. Бринн не могла поверить в то, что она способна испытывать столь острое желание. Каждый нерв в ее теле натянулся. Между тем язык Уиклиффа продолжал заигрывать с ее языком, обвивая его, медленно отступая и вновь наполняя собой ее рот. Тихий беспомощный стон сорвался с губ Бринн. Она чувствовала движение его бедер, бесстыдное покалывание в своей груди, жар, что заполнял промежность.

Затем он прижал ее еще крепче, обдав жаром своего тела, заставил вжаться в него, обтекая жесткую эрекцию. Бринн затаила дыхание. И его руки…

Кровь бешено стучала, у нее в ушах, когда его пальцы накрыли ее грудь. Где-то в далеких уголках сознания она понимала, что не должна позволять ему подобных вольностей, но сил на то, чтобы возмутиться, не было. Его умелые пальцы ласкали ее, умело, возбуждая набухшие соски.

Когда Уиклифф, наконец, поднял голову, Бринн вся дрожала. Но он не торопился ее отпускать. Взгляд его, казалось, проник в самую ее суть.

– Я хочу узнать тебя на вкус, – пробормотал он хрипло.

Бринн не могла пошевельнуться. Он удерживал ее силой одного взгляда.

Он убрал влажную прядь с ее виска и прикоснулся к вырезу сорочки. Отбросив полотенце на песок, он обнажил грудь Бринн, открыв ее солнечным лучам и своему жаркому взгляду.

Глаза его были как два ярко-голубых огня. Он опустил голову. Бринн почувствовала нежное прикосновение его дыхания до того, как губы его обхватили набухший сосок. Она всхлипнула, когда он прикоснулся к нему языком. Затем он жадно втянул сосок в рот, чуть прикусывая набухшую плоть зубами.

Те ощущения, что одновременно с поразительной интенсивностью потрясли ее тело, были настолько сильными, что Бринн лишилась сил. Колени подкашивались. Ноги отказывались ее держать. Руки взмыли вверх, и она погрузила пальцы в волосы Уиклиффа и прижала его голову к груди. Он прижал ее спиной к валуну, но она не протестовала, не обращая внимания на вопиющий у нее в голове голос разума. Он соблазнял ее, а она даже не пыталась ему сопротивляться.

Господи, что же с ней творится? Ни один мужчина не заставлял ее испытывать ничего подобного. Она не знала, что способна чувствовать такое острое, такое непреодолимое желание. До сих пор жертвой цыганского заклятия были мужчины.

Господи!

Словно издалека в сознание Бринн просочилась действительность, пока еще сознаваемая лишь смутно. Они оба были на грани безумия. Он был слишком пылок. Его страстные объятия грозили перейти во что-то иное, во что-то грозное и опасное. Бринн понимала, что на кон поставлена ее девственность. Если она немедленно не остановит Уиклиффа, то девственницей ей оставаться уже недолго.

– Нет… прошу… вы обещали, – воскликнула она.

Кое-как собрав силы для сопротивления, она оттолкнула его. Однако он не торопился ее отпускать.

Она была близка к отчаянию. Охваченная паникой, она резко подняла вверх колено, зажатое у него между ног.

Он то ли вскрикнул, то ли застонал от боли, но результат оказался именно тем, на который она рассчитывала, – он выругался и отпустил ее. Бринн успела заметить, как на его лице последовательно сменили друг друга недоумение, боль и гнев. Уиклифф согнулся пополам, схватившись за колени и пытаясь отдышаться.

Это Грейсон научил Бринн обороняться от слишком настойчивых кавалеров, сообщив о том, какие места у мужчин самые уязвимые. И впервые за несколько месяцев она мысленно воздала брату хвалу вместо того, чтобы его проклинать.

Она, конечно, сожалела о том, что причинила Уиклиффу такую боль, но не могла придумать ничего лучше, чтобы вывести их обоих из грозившего ей весьма серьезными последствиями состояния.

– Простите, – пробормотала она и запальчиво добавила: – Но вам не следовало так меня целовать и все остальное…

Все еще задыхаясь, он сказал, немало ее удивив:

– Я знаю. Я вел себя непростительно грубо.

Бринн с опаской взглянула на него и пошла к камню, на котором была сложена ее одежда.

Его чувственный рот скривился то ли в гримасе боли, то ли самоосуждения.

– Это я должен просить у вас прощения. Единственное, что меня оправдывает, так это то, что вы вскружили мне голову.

Бринн немало удивило его извинение, но она не была вполне уверена в том, что ей следует ему доверять. Она прижала платье и туфли к груди, скрывая обнаженную грудь.

– Полагаю, вы просто не могли удержаться, – ворчливо произнесла она и, продолжая прижимать к себе одежду, повернулась к нему спиной и по каменистой тропинке стала взбираться на утес, не обращая внимания на пораненную ногу.

Один раз она все же оглянулась. Лорд Уиклифф стоял у кромки воды и смотрел на нее снизу вверх. Он стоял, широко расставив ноги, упираясь ладонями в бока, словно властитель горного королевства, с вершины утеса оглядывающий свои земли. Он не собирался ее преследовать.

Бринн вздохнула с облегчением, однако она была уверена в том, что видит наглеца не в последний раз.