Лусиан, уставившись в бокал, ждал возвращения своей красавицы жены, гадая, оправдаются ли самые худшие его страхи. Неужели Бринн и Грейсон заодно? Неужели она воровка и изменница? Он уже не сомневался в том, что она позволила Грейсону воспользоваться его кольцом с печатью, таким образом, обеспечив Калибану и его приспешникам возможность незаконно завладеть золотом британской короны. Неужели она еще и помогает Грейсону переправить золото во Францию?
Увы, скорее всего так и есть. На сердце у Лусиана лежал камень. В душе его царило уныние, уныние, сдобренное гневом. Он злился на Бринн за то, что она вынуждала его сделать выбор, о котором он будет жалеть всю оставшуюся жизнь. Он всегда считал себя человеком чести, но честь, как оказалось, ничего не стоит, когда знаешь, что жена твоя может закончить жизнь в тюрьме или на виселице.
Он не мог позволить такому случиться. Он не мог допустить, чтобы Бринн посадили в тюрьму, особенно сейчас, когда она носила его ребенка.
Лусиан сжал зубы. Его переполнял гнев от сознания того, что она готова была рисковать будущим их сына или дочери, участвуя в измене. Но в еще большую ярость он приходил оттого, что она готова была разрушить счастье, что они едва обрели.
Он хотел пестовать ее, баловать, любить. Хотел вместе с ней строить будущее, создать семью. Он допустил в отношении ее немало ошибок и признавал это. Он женился на ней против ее воли, желая заполнить пустоту своей жизни, потребовав от нее, чтобы она родила ему сына, наследника. Но он верил и надеялся, что они переступят через ошибки и пойдут по жизни вместе.
Теперь Лусиан понимал, что это она, Бринн, сама по себе, наполнила его жизнь смыслом. В ее объятиях он нашел счастье. Но сейчас все, что осталось, – это холодная пустота, бесконечная пустота в его душе. И гнев разъедал его душу, наполнял ее ядом.
Лусиан провел рукой по темным волосам. Он понимал, что сходит с ума. Каким он был дураком, если надеялся, что обретет с Бринн счастье! Он пал слепой жертвой ее чарующей красоты. Его обворожила зеленоглазая колдунья с огненными волосами и огненным темпераментом. Она околдовала его. Она будет держать его в плену до последнего вздоха. Но с надеждами… С надеждами покончено.
И все равно он должен попытаться ее защитить. Дом Колдуэллов был окружен его, Лусиана, людьми. Если Грейсон выйдет из дома, то по приказу Лусиана Филипп Бартон отправится за ним следом неслышной и невидимой тенью.
Лусиан займется Бринн. Он не позволит ей подвергнуть опасности их еще не рожденного ребенка. Движимый извращенным желанием поковырять в ноющей, ране, он решил проверить, насколько далеко она готова зайти. Если она была причастна к измене, он должен был увидеть это своими глазами.
Поскольку в платье, в котором она ужинала, карманов не было, Бринн сунула пузырек с сонными каплями за вырез платья, и с тяжелым сердцем вернулась в столовую.
Лусиан сидел, уставившись взглядом в бокал, но при появлении Бринн поднял голову. Собрав всю волю в кулак, она изобразила улыбку и сделала вид, словно не собирается его предавать.
Лусиан протянул руку. Она подошла к нему и села ему на колени.
– Жаль, что Грейсону пришлось уйти, – сказала она, стараясь говорить как можно ровнее.
– Мне не жаль. Я рад, что вечер мы можем провести вдвоем.
– Хотите пройти в гостиную? – спросила Бринн.
– У меня есть более интересное предложение.
Он игриво поцеловал ее в ключицу, ясно давая понять, какого рода предложение он имел в виду. Бринн закрыла глаза. Даже этот невинный поцелуй не мог оставить ее равнодушной. Но так было всегда – одним легким прикосновением Лусиан способен разжечь в ней настоящий пожар.
Однако когда он скользнул губами ниже, к ее груди, она напряженно замерла. Она не могла позволить ему раздеть ее прямо здесь. Упершись ладонями в его плечи, Бринн слегка оттолкнула мужа.
– Не здесь, Лусиан. Слуги…
– Тогда где?
Надо было найти способ заставить его выпить зелье. Бринн взглянула на его бокал, который был почти пуст.
– Вы зайдете ко мне в спальню?
– Я думал, ты уже никогда этого не попросишь. – Руки его скользнули вниз, к ее талии. Он обхватил ее и поставил на ноги. – Иди, любовь моя. Я вскоре к тебе присоединюсь.
Бринн принесла вино в спальню, тщательно прикрыла за собой дверь и поставила поднос на приставной столик. Затем достала пузырек с каплями и замерла в нерешительности. В ней боролись отчаяние, раскаяние, тоска и страх.
Сделав глубокий вдох, Бринн открыла пузырек. Она не имела представления, сколько капель надо добавить в вино, она лишь знала, что доза должна быть достаточно сильной, чтобы Лусиан проспал хотя бы несколько часов подряд. Пробормотав молитву, она наклонила пузырек над бокалом и отсчитала шесть капель.
Только начав раздеваться, она вспомнила, что не успела распаковать багаж. Ей вдруг стало холодно, и она вновь натянула платье. Шелк неприятно холодил тело.
Бринн села на кровать и стала ждать. Скорее бы пришел Лусиан, думала она. Ожидание заставляло ее нервничать стократ сильнее.
Бринн знала, что поступает дурно, обманывая мужа, но выбора у нее не было. Она страшно боялась за него. Она всем своим существом чуяла грозящую ему опасность. Если он попытается задержать преступников, его убьют. Просто убьют, и все. А если она не даст ему выйти из этой спальни, то его не убьют. Все просто.
Она должна была спасти Лусиану жизнь, даже если ради этого ей придется соблазнить его и опоить сонным зельем. Опоить, чтобы не дать ему исполнить то, что он считал своим долгом. Как только Лусиан крепко уснет, она попытается как-нибудь остановить Грейсона. Правда, она пока еще не знала как. Узы крови или узы любви? Какие из них прочнее? Сердце ее рвалось надвое.
Когда дверь, наконец, открылась, Бринн вздрогнула. Ей бросилось в глаза то, что Лусиан был одет так же, как за ужином, если не считать снятого камзола и шейного платка. В вырез сорочки проглядывала мускулистая грудь.
У Бринн перехватило дыхание. Лусиан все еще оставался самым красивым, самым чувственным и желанным мужчиной из всех, кого ей доводилось встречать. Закрыв за собой дверь, он прислонился к косяку. Поза его была грациозно-расслабленной. Он пристально смотрел на нее с загадочным выражением лица.
Бринн судорожно сглотнула и, спустив платье с плеч, дала ему упасть к ее ногам с тихим шелковым шелестом. Под ним она была абсолютно нага.
Она слышала, как Лусиан с шумом вдохнул, и все же улыбка его показалась Бринн натянутой.
Неторопливо окинув взглядом ее обнаженные прелести, он спросил:
– Ты меня соблазняешь, любовь моя?
Бринн попыталась изобразить улыбку и дерзкую и чувственную одновременно.
– Просто я рада видеть вас. Рада, что вы приехали. Она долго смотрела в его глаза, но он по-прежнему стоял, расслабленно прислонившись к двери.
С наигранной беззаботностью Бринн пожала плечами и подошла к столику из красного дерева, на котором стоял поднос с хрустальным графином и двумя бокалами. Налив вино в оба бокала, она взяла их в руки и, подойдя к Лусиану, протянула ему тот, в котором были сонные капли.
Лусиан долго смотрел на кроваво-красное вино. Она чувствовала, как колотится ее сердце. «Пей же!» – хотелось крикнуть ей.
Она почувствовала облегчение, когда муж пригубил вино, и мысленно отругала себя за отсутствие выдержки. Надо взять себя в руки, чтобы волнение не выдало ее. Надо сделать так, чтобы он поверил, что она всего лишь хочет заняться с ним любовью.
– Пришлось ли вино вам по вкусу? – вымученно спросила Бринн, заставив себя сделать глоток из своего бокала.
– Да. Впрочем, французы умеют делать вино, не так ли? Она подняла на него глаза, не зная, почему он упомянул французов. Подозревал ли он ее в вероломстве? Или он намекал на контрабандный промысел Грея? В глазах Лусиана безошибочно угадывалось желание, но в них было что-то еще, тщательно скрываемое. Она поежилась.
– Ты замерзла? – спросил Лусиан.
– Я надеялась, что вы меня согреете.
Бринн увидела, как глаза его потемнели – провокация ее сработала. Впервые в жизни она мысленно поблагодарила ту цыганку, заклятие которой сделало ее чары неотразимыми для мужчин. В этой игре все средства были хороши. Если она решила сыграть на похоти Лусиана, то сейчас не время для щепетильности, ибо, несмотря на всю очевидность того, что он испытывал к ней плотское влечение, сегодня он был явно не настроен, заниматься с ней любовью.
– Может, ты помешаешь, уголья в камине, а я пока задерну шторы? – сказал он.
Бринн, кивнув, подошла к камину, а Лусиан, повернувшись к ней спиной, направился к одному из окон. Бринн опустилась на колени перед камином. Нагое тело обдало жаром. Жаль, что этот жар не способен растопить лед, что терзал ее сердце.
Оглянувшись через плечо, она наблюдала за тем, как Лусиан задергивает шторы. У последнего окна он остановился и, глядя вдаль, глотнул вина. Бринн испытывала некоторую растерянность. Как именно должна была она его отвлекать, пока от выпитого зелья его не потянет в сон?
Приняв решение, Бринн поднялась с колен и направилась к Лусиану, остановившись у него за спиной. Там, за окном, низко над горизонтом висела луна, частично закрытая тяжелыми тучами. Холодный серебристый свет струился в окно. С моря дул холодный ветер. Внизу шумел прибой.
Подходящая ночь для злодейства.
Но здесь, в спальне, было тепло и тихо.
– Вы все еще сердитесь на меня? – пробормотала Бринн, пытаясь завладеть вниманием Лусиана.
Он задернул шторы и повернулся к ней. Невольно она скосила глаза на бокал, в котором теперь осталась лишь треть от того, что она налила. Она почувствовала громадное облегчение, но на этом ее задача не исчерпывалась – она должна была доиграть свою роль. Нельзя было останавливаться, пока Лусиан не уснет крепким сном.
Наклеив на лицо обворожительную улыбку, она опустила палец в вино и провела им по нижней губе Лусиана.
– Как мне усмирить ваш гнев, Лусиан?
– Я думаю, ты знаешь, любовь моя.
Она опустила взгляд туда, где ткань бриджей натянула мощная эрекция, и почувствовала, как тело ее немедленно откликнулось знакомой дрожью предвкушения и восторга. Может, Лусиан и злился на нее, но он ее хотел.
Исполненная решимости еще сильнее возбудить его, Бринн с искушающей медлительностью скользнула рукой за пояс бриджей. Лусиан никак не отреагировал на её провокацию. Тогда она взяла бокал из его рук и поставила его на столик рядом со своим бокалом. И тогда она начала расстегивать пуговицы застежки.
Кровь уже гудела в ее ушах, когда она расстегнула его бриджи. Он был тверд и так трогательно вздрогнул, когда она к нему прикоснулась. Дразня Лусиана улыбкой, она обхватила его пульсирующий член ладонью и опустилась на колени.
Подняв глаза на Лусиана, Бринн увидела, что он сжал зубы. Он все еще был зол на нее и в то же время предельно возбужден.
Осторожно поглаживая член подушечками пальцев, Бринн прижалась к нему губами и лизнула мраморно-гладкую кожу. Лусиан вздрогнул, когда она поцеловала его, и Бринн, как это всегда бывало, когда она вот так ласкала его, испытала знакомое эротическое возбуждение.
Она чувствовала, как Лусиан замер от наслаждения под ее ласками. Сейчас он явно едва справлялся с собой.
Она пробовала на вкус его бархатисто-гладкую кожу, лаская самую интимную часть его естества. Лусиан научил ее тому, что она сейчас делала, – научил искусству плотской любви. Он показал ей, как ублажать плоть.
Бринн чувствовала, что он дрожит, но продолжала все сильнее его возбуждать, на этот раз в игру включились зубы. Когда Лусиан застонал, она почувствовала себя на вершине триумфа.
– Я делаю вам больно? – спросила она, дразня его улыбкой.
– Да, – хрипло ответил он, – Очень больно.
– Так мне прекратить?
– О нет, сирена.
Когда губы ее вновь скользнули по нему от основания к головке, Лусиан погрузил пальцы в ее волосы и сжал ее голову. Дыхание его было хриплым и сбивчивым. Он всегда хотел ее с неистовой силой, и она сейчас безжалостно этим пользовалась.
Когда Бринн подняла глаза и посмотрела на мужа, она знала, что глаза ее так же затуманены страстью, как и его.
– Лусиан, – выдохнула она, и он не выдержал.
Резким движением он поднял ее с колен и прижался губами к ее губам. Губы его были горячими и влажными. Он овладел ее ртом, и она, закинув руки ему за шею, обвила ногами его талию.
Он отнес ее на кровать, опустил на шелковые простыни и лег на нее. Но, приподнявшись на локтях, лежа между ее раскинутыми ногами, он вдруг замер, глядя ей прямо в глаза.
Лицо его было невероятно красивым: черты, сведенные желанием и… болью? Когда он накрыл ладонью ее горло, Бринн заметалась под ним, гадая, почему он медлит.
– Пожалуйста… Я хочу вас, Лусиан, – хрипло прошептала она.
И он сделал то, о чем она его молила, вошел в нее.
Бринн была более чем готова принять его. С жадностью она обвила его ногами, прижимая его к себе, когда он раз за разом вонзался в нее, в ее жаркую пульсирующую плоть. Она крепко обняла его за шею, открываясь ему навстречу, желая принять его в себя как можно полнее, как можно глубже, наполнить себя им.
Пламя переросло в пожар, грозный, сжигающий все на своем пути, Лусиан застонал, и тело его сжалось в конвульсиях, когда он излил семя глубоко в ее тело. И в этот момент лоно ее сжалось в спазме, потом еще и еще, и мир раскололся на сотни блестящих осколков, и из горла вырвался крик, а из глаз полились слезы.
Бринн поняла, что плачет, лишь, когда буря ее оргазма пошла на спад. Любовь ее, крепко приправленная болью, надрывала душу.
Они лежали в обнимку и никак не могли отдышаться. Никогда еще их соитие не было таким бурным, таким… мучительным.
Лусиан прижался губами к ее голове, и у Бринн надорвалось сердце. Когда он приподнялся, она почти непроизвольно обняла его крепче, словно боялась отпустить от себя. Лицом она уткнулась в его плечо. Она не хотела, чтобы он видел ее слезы. Господи, как она его любила! И какой мукой было знать, что ее любовь может принести ему смерть.
Она еще долго лежала так, мучимая угрызениями совести, жалея его, жалея себя. Если бы только она могла не предавать его. Если бы только она смогла сохранить свое сердце неприступной твердыней. Если бы она не вышла за него замуж… Зачем она вышла за него замуж!
Когда дыхание его стало ровным, Бринн отстранилась, заглядывая ему в лицо. Глаза его были закрыты. Снотворное подействовало. Он спал. Спал сном младенца. По крайней мере, со стороны все выглядело именно так.
– Лусиан? – позвала она.
Она подождала еще минутку и, осторожно высвободившись из его объятий, откатилась в сторону. Лусиан даже не пошевелился. Он крепко спал. Спал как убитый. Но, по крайней мере, он был жив! Она не пережила бы, если бы его убили.
Стерев слезы с лица, Бринн судорожно вздохнула и неохотно встала с постели. Хватит думать о Лусиане. И медлить тоже нельзя. Надо было спешить, чтобы не дать Грейсону совершить преступление. Надо торопиться, чтобы выйти на след настоящих преступников.
Только отчаяние могло подвигнуть Бринн на то, что она собиралась сделать. План ее, если его можно назвать таковым, был безрассудно дерзок, и все же существовала, пусть малая, вероятность того, что он сработает. Грейсон сообщил ей ранее, что золото спрятано в пещере под домом с другим контрабандным товаром. Бринн не сомневалась в том, что Грейсон хорошо спрятал золото, так что без его помощи заказчики вряд ли его найдут.
Если она сможет задержать Грейсона еще на пару часов, то отлив закончится и золото останется в пещере еще, по крайней мере, на сутки. За это время она успеет сообщить местонахождение золота местным властям, не упоминая при этом Грейсона. Тогда Лусиан сможет вернуть золото в казну без риска для жизни, а Грей мог бы уехать куда-нибудь, чтобы избежать мести своих нанимателей…
Да, Грею и Тео придется скрываться, и она уедет вместе с ними. Они с Греем могут уехать сразу после того, как она сообщит властям о том, где искать золото. Они заберут Тео и убегут куда-нибудь…
Господи, помоги! Сделай так, чтобы все получилось. И помоги урезонить Грея. Она готова была пойти, на все, что угодно, лишь бы убедить его не совершать измену.
Бринн быстро переоделась в наряд, который не раз выручал ее, когда приходилось заниматься свободной торговлей, – старенькие бриджи, сапоги, теплая шерстяная куртка. Волосы она спрятала под матросскую шапку. Затем, окинув любящим взглядом своего спящего мужа, потушила лампы, все, кроме одной. Прихватив эту лампу с собой, она выскользнула из спальни.
Бринн спустилась вниз и пошла в кабинет Грея, где, как ей было известно, он хранил оружие. Заглянув в шкаф, она достала оттуда небольшой деревянный ящик и открыла его в ожидании увидеть там пару дуэльных пистолетов.
Но ящик оказался пуст. Должно быть, с тревогой подумала Бринн, Грей прихватил с собой оружие. Но в глубине шкафа хранился еще один старый пистолет. Дрожащими руками Бринн достала его оттуда. Потратив еще пару драгоценных минут на то, чтобы его зарядить, она засунула пистолет за пояс и закрыла шкаф. Но тут за спиной раздался знакомый и родной голос. От звука этого голоса кровь застыла в жилах Бринн.
– Ты не потрудишься объяснить, зачем покинула нашу теплую постель и вырядилась, как матрос, любовь моя?