Я припарковала машину на том же месте, что и всегда. На этот раз я знала, какая из машин принадлежит Ивану, а какая Стиву. Я вошла в конюшню и увидела Ивана, который чистил Мускат щеткой. Он уже оседлал ее, на этот раз седло было рассчитано на одного ездока. Я почувствовала легкое разочарование оттого, что мне придется сидеть на ней одной. Он что-то говорил ей и, казалось, не замечал меня. Подойдя ближе, я услышала, как он говорит ей, одновременно проводя щеткой по ее шее:
— Хорошая девочка. Ты знаешь, что ты хорошая девочка? Ты немало потрудилась на своем веку, дорогая. Мы позаботимся о том, чтобы ты прожила остаток жизни достойно.
— Этой лошади повезло, ты так ухаживаешь за ней!
Иван даже подпрыгнул от неожиданности, как в тот раз, когда я сдернула с него полотенце.
— Боже, я не слышал, как ты вошла. Так можно до смерти напугать.
Он улыбнулся, и улыбка его была, как всегда, неотразимой.
— Извини. Я не хотела тебя напугать. Я думала, ты слышал, как я вошла.
Я знала, что это не так, но я не хотела, чтобы он подумал, будто я подслушивала.
— Наверное, я пришла слишком рано.
— Ничего страшного. Я уже начинаю приходить в себя.
Он подошел ко мне и поцеловал — скорее по-дружески.
— Как у тебя дела?
— Очень хорошо, спасибо. А у тебя как? — спросила я, проводя пальцами по его усам.
— Гораздо лучше, чем вчера вечером, благодаря тебе. Мне жаль, если я расстроил тебя этой историей со Стивом.
— Иван, если ты все еще хочешь уехать, мы можем что-нибудь придумать. Будет хуже, если ты останешься там, где ты не чувствуешь себя счастливым.
Я не хотела, чтобы он уезжал, но должна была дать ему понять, что он может это сделать.
— Мысль о том, что между нами все кончено, заставила меня подумать об отъезде. Но так как мои опасения не подтвердились, я еще побуду здесь какое-то время.
— Но ты действительно кончил со мной, уже целых четыре раза.
— Хорошо, мисс Двусмысленность, пора начинать занятие.
Он взял мою руку и подвел меня к Мускат.
— Ты готова попробовать еще раз?
— Нет.
— Что ж, ты моя особенная ученица. Поэтому тебе я посоветовал бы стараться выполнять все мои указания.
— Чтоб мне провалиться! Если я твоя особенная ученица, то остальные должны представлять собой еще более жалкое зрелище!
— Ты единственная, с кем я провожу дополнительные занятия.
После этих слов он шлепнул меня по заднице.
— Давай сделаем это!
— Я думала, мы будем заниматься верховой ездой, — сказала я, поворачиваясь к нему лицом. — Еще один такой шлепок, и Мускат придется провести вечер в одиночестве.
Он снова улыбнулся.
— Страсть моя, с тобой чертовски трудно сосредоточиться на работе.
Он обнял меня и поцеловал, как тогда, в ресторане. Я с жадностью ответила на его поцелуй. Этот урок я усвоила. Но все мечты о страстном сексе на сене лопнули как мыльный пузырь, когда он вдруг произнес:
— Ты попробуешь взобраться на лошадь самостоятельно или мне нужно тебя подсадить?
Сомнений быть не могло: мысли Пэш были заняты вовсе не верховой ездой. Ее реакция на мой шлепок, а затем и на мой поцелуй сказали мне о многом. Но несмотря на то что мне ужасно хотелось дать волю собственным фантазиям в этом направлении, я решил, что лучше следовать намеченному заранее плану. Мне необходимо было убедить ее, что мои слова никогда не расходятся с делом, поэтому я продолжил занятие.
На этот раз она взобралась на Мускат с минимальной помощью с моей стороны. У нее начало что-то получаться, причем незаметно для нее самой. Я провел рукой по ее спине, напоминая ей, что необходимо расслабиться. Она слегка заерзала в седле, когда я дотронулся до нее.
— Ну, ну, даже не думай об этом. Мы здесь для того, чтобы заниматься, верно?
— Это довольно трудно, сэр, думать о занятии в такой момент!
Она снова слегка поерзала в седле, выражение ее лица говорило о том, что она очень довольна.
— А сейчас мы отправимся на прогулку. Стив должен быть где-то рядом. Думаю, он тут же проявит к нам интерес, если ты будешь вести себя в том же духе.
Она посмотрела на меня с явным неодобрением.
— Держи поводья так, как я показывал тебе во вторник.
Я взял поводья у самого основания и слегка натянул их.
— Давай, девочка, идем на прогулку.
Мы вышли из конюшни, и я повел Мускат к манежу.
— А теперь, солнышко, тебе нужно объехать на ней круг.
— Ты шутишь!
— Я серьезен, как никогда. Я показал тебе все приемы езды верхом. Так сделай же это!
— Иван, я не думаю…
— Пэш, ты напряжена. Расслабься, дорогая. Подумай о том, как хорошо тебе было, когда мы занимались любовью.
— Что ж, по крайней мере это меня отвлечет.
Она чуть улыбнулась.
— А теперь используй мышцы ног, чтобы заставить ее сдвинуться с места, а поводьями управляй ею. Помни, что все надо делать нежно, намного нежнее, чем в случае со мной.
Она посмотрела на меня так, будто единственным ее желанием в тот момент было слезть с лошади и поколотить меня.
— Держи себя в руках. Мускат может почувствовать твои негативные эмоции.
— Если бы это было правдой, она уже давно скакнула бы через забор.
Я рассмеялся, и в этот момент она слегка похлопала Мускат ногой. Я поспешил убраться с дороги, пока малышка не отдавила мне ногу. Я заметил удивление на лице Пэш, когда она поняла, что лошадь действительно пошла. Несколько секунд я просто наблюдал и не вмешивался. Пэш скорее инстинктивно потянула поводья так, как следовало, и Мускат повернула, при этом Пэш наклонилась в том же направлении.
— Не забывай, нежно! — прокричал я ей вслед. — Используй поводья и мышцы ног, чтобы управлять ею.
Мускат достаточно хорошо знала этот маршрут, и заставить ее пройти круг было нетрудно. Малейшее прикосновение заставляло ее двигаться в нужном направлении, и Пэш преодолела дистанцию, как настоящий профессионал. Они сделали полный круг.
— Не останавливайся. Повтори еще раз. Расслабь спину так, чтобы твое тело двигалось в такт шагу лошади.
Пэш сделала еще один круг, теперь у нее это получалось лучше.
— Ты видишь, Пэш, у тебя получается! Ты сама едешь верхом на лошади!
При этих словах выражение глубокой сосредоточенности на ее лице сменилось удивленной улыбкой.
Я попросил ее сделать еще один круг и только потом разрешил остановиться.
— Не дергай поводья слишком сильно, просто слегка потяни их на себя; Мускат знает, что это означает.
Пэш сделала, как я сказал, и, черт возьми, Мускат остановилась прямо около меня.
— Да ты просто прирожденный наездник!
— Да уж, в таком случае ты — королева Елизавета!
— А теперь я хочу, чтобы ты вернулась в конюшню.
— Вы на меня давите, доктор Козак.
— Я такой…
— Я знаю. Я привыкну.
— Так оно и будет. Я открою ворота. Тебе нужно будет ехать отсюда по прямой.
— По прямой, но только до тех пор, пока не придется делать крутой поворот влево, чтобы она могла пройти в дверь!
— Я пообещал Мускат угощение за эту дополнительную работу. Может, стоит и тебе пообещать ей то же самое?
— Пожалуй.
— Хорошо. Если ты заедешь на ней в конюшню, я разрешу тебе приготовить мне ужин завтра вечером.
— Это и есть угощение?
— Возможно, если ты будешь правильно себя вести.
— Надеюсь, ты любишь блюда из морепродуктов. Я планирую приготовить с ними макароны.
— Ладно, заведи лошадь в конюшню, и мы все обсудим.
Я направился к воротам, чтобы открыть их. На ее лице снова появилось выражение сосредоточенности. Я знал, что крутой поворот для нее не будет проблемой.
Иван пошел вперед, к воротам конюшни, даже не посмотрев в мою сторону, чтобы убедиться, что мне не нужна помощь. Подойдя к воротам, он остановился и скрестил руки на груди. Я знала, что Мускат пройдет слишком близко от него, если я ничего не предприму. Поэтому я наклонилась влево и потянула поводья с этой стороны. Слава Богу, она начала поворачивать.
Я не выпрямлялась, пока она не подошла к Ивану, тогда я села прямо и ослабила поводья. Слегка ткнув ее в бок ногой, я дала ей понять, что не хочу, чтобы она останавливалась. Когда же она прошла в ворота, Иван снова стал похож на кота, который только что расправился с канарейкой.
Я довела ее до того места, где на нее садилась, и натянула поводья. Она остановилась. Я сидела в седле, послушно ожидая следующих указаний инструктора. Иван подошел ко мне со спины и положил руку мне на бедро.
— Разрази меня гром! У тебя вышло. Давай я помогу тебе спуститься.
С этими словами он скользнул рукой по моему бедру до самой талии. Я вздрогнула. Он не мог не заметить этого, потому что тут же спросил:
— Тебе холодно?
— Нет. Как раз наоборот.
— Может, тебя нужно снова полить из шланга?
— Смотря какой именно шланг вы имеете в виду, мистер.
Он рассмеялся.
— Ну-ка, мой острый язычок, спускайся вниз.
Я перебросила ногу через спину Мускат, держась при этом за седло. Когда моя нога уже перенеслась через ее круп, Иван взял меня за талию и помог мне приземлиться. Он не отпустил меня. Прижавшись промежностью к моей заднице, он прошептал мне на ухо:
— Видишь, страсть моя, не одна ты разгорячилась. Я был в таком состоянии все занятие.
Я повертела задницей, стараясь, чтобы его выпуклость проникла в меня как можно глубже.
— Приятно осознавать, что не я одна не прочь порезвиться.
— Конечно нет, мисс, Мускат тоже бывает не прочь порезвиться. Как раз сейчас мы должны о ней позаботиться.
Он отпустил меня и принялся снимать седло.
— Ты знаешь, что сводишь меня с ума?
— По-моему, тебе для этого немного надо.
— Да вы, оказывается, шутник, доктор Козак!
— Благодарю вас. Это делает жизнь интересной.
Я наблюдала, как он неторопливо снял упряжь и унес ее. Затем он принялся чистить Мускат щеткой.
— Я так могу и приревновать. Ты уделяешь ей больше внимания, чем мне.
— Такие правила. Необходимо уделять должное внимание животному. Вообще-то ты обязана это делать, а не я.
Он протянул мне щетку.
— Давай, почисти ее. Пора вам познакомиться ближе.
Я взяла у него щетку.
— Как ты это терпишь?
— Что именно?
— Это.
Я протянула руку и легонько коснулась его промежности. Он взял мою руку и поцеловал пальцы.
— Мне нравится это ощущение. Я могу находиться в таком состоянии достаточно долго, ничего не предпринимая. Если, конечно, какая-нибудь бесстыдная девица не попытается склонить меня к тому, что я не хотел бы делать прямо сейчас.
— А ты и впрямь хладнокровный мерзавец, а?
— Я же предупреждал. Может, теперь ты мне поверишь.
— Может быть. Но я не менее настойчива, чем ты хладнокровен.
Я высвободила свою руку из его руки и намеренно еще раз погладила его между ног. Затем я повернулась к Мускат, чтобы почистить ее. Иван подошел сзади и прижался ко мне, буквально пригвоздив меня к лошади.
— Ты хотела знать, люблю ли я блюда из морепродуктов. Из каких?
Он начал медленно тереться об меня.
— Креветки и гребешки. Еще омары, если мне посчастливится их найти. Что ты делаешь?
— Звучит неплохо. Я пытаюсь мастурбировать об тебя.
— Что ты пытаешься делать?
Он стал тереться еще настойчивее.
— Я мастурбирую.
Он прижал меня к себе еще сильнее. Если бы не наши джинсы, он бы проткнул меня.
— Ты первая начала. Теперь мне просто необходимо облегчение.
— Тогда позволь мне снять с тебя джинсы. Я с колпачком.
— Так ты снова подготовилась! Знаешь, я предпочитаю кончить так, как мы стоим сейчас.
Пока Иван терся об меня, Мускат стояла как вкопанная. Желание сопротивляться ему снова охватило меня, как в первую ночь. Я попыталась ударить его щеткой, но выронила ее. Иван запустил руку мне под рубашку и стал мять мою грудь. Другой рукой он схватил меня между ног. Я не смогла сдержаться. Я начала тереться об его пальцы.
— Ты, сукин сын, трахни же меня наконец!
— А ты не подбираешь выражения, когда возбуждаешься, я прав? Нет, моя дорогая, на сегодня хватит. Либо так, либо никак.
Он ущипнул меня за сосок, и мое тело словно током пронзило. Я стала тереться еще сильнее.
— Полагаю, ты выбрала первый вариант.
Его рука стала скользить вверх и вниз у меня между ног, одновременно я чувствовала, как его возбужденный член трется об меня. Я прижималась к нему, отчасти сопротивляясь, но в основном из-за желания ощутить его внутри.
Внезапно он застонал у моего уха и с новой силой схватил меня между ног, причиняя мне самую сладкую боль. Я еще сильнее прижалась к его руке, отчего мои ощущения усилились. Я почувствовала приближение оргазма и схватилась за Мускат, чтобы не упасть. Его рука снова сжала мою промежность, на этот раз это был скорее рефлекс, чем намеренное действие. Уткнувшись в Мускат, я снова застонала, чувствуя, как сквозь меня проходит новая электрическая волна.
Когда ко мне вернулся дар речи, я выпалила:
— Ах ты, сукин сын, почему ты меня не трахнул?
— Потому что, страсть моя, это не в моем стиле, ты не находишь?
Он повернул меня лицом к себе.
— Ради всего святого, ты можешь определиться? То ты хочешь меня трахнуть, то ты не хочешь меня трахнуть! Чего, черт возьми, ты все-таки хочешь?
— Я хочу, чтобы ты поняла, каково это — быть со мной. Либо ты сможешь с этим смириться, либо нет. Если тебе это удастся, ты будешь первой.
Он провел рукой по моим волосам и посмотрел на меня так, что от его взгляда я чуть не сгорела дотла.
— Боже мой, Пэш, я никогда так не привязывался к женщине, как к тебе. Но я не могу наступить себе на горло. Я доведу тебя до такого состояния, какое ты сможешь выдержать, а затем поведу тебя еще дальше. В этом весь я. Пока я не встречал женщину, которая смогла бы продержаться больше двух раз.
— Я начинаю понимать почему!
— Именно этого я и хочу. Чтобы ты поняла.
Он наклонился ко мне и поцеловал меня в лоб.
— Я хотел трахнуть тебя больше, чем ты можешь себе представить. Когда я увидел тебя сегодня, сразу это почувствовал. Но мне не доставляет удовольствия поддаваться инстинкту. Мне нравится держать это под контролем.
— Ты ведь хотел, чтобы я сопротивлялась, не так ли?
— Черт возьми, еще как! Я не хочу, чтобы какая-нибудь простушка сохла по мне и надоедала постоянными звонками. Я хочу, чтобы ты сопротивлялась мне. А когда наконец ты сдашься, ты не просто сдашься мне, ты сдашься самой себе.
— Кажется, я начинаю понимать! Наконец-то ты стал выражаться яснее.
— Ты знаешь, о чем я говорю. Ты сама это сказала. Ты настолько настойчива, насколько я хладнокровен. Это как раз тот случай, когда неподвижный объект противостоит постоянной силе.
— Ты считаешь, что моя попытка огреть тебя щеткой — это хорошо?
Он улыбнулся.
— Именно так я и считаю. Тебе не кажется, что это открывает перед нами новые горизонты?
— Что ж, может быть. Я никогда раньше не пыталась никого ударить. Если то, что ты говоришь, правда, это действительно помогает мне понять, что же происходит между нами. Как давно ты знаешь об этом?
— Честно? Не больше пяти минут.
— Я серьезно, как давно?
— Пэш, я говорю правду, меня только что осенило, когда я посмотрел на тебя. Дорогая, нам еще о многом нужно поговорить. У меня сейчас в штанах булыжник, который причиняет мне массу неудобств. Может, закончим на сегодня, а продолжим завтра у тебя?
— Ты захватишь с собой все необходимое, чтобы остаться на ночь?
— А ты предлагаешь мне остаться?
— Что, по-твоему, я должна на это ответить? Если я скажу да, ты скажешь нет. Если я скажу нет, ты скажешь да.
— Почему бы нам не оставить этот вопрос открытым? Я всегда смогу воспользоваться твоей зубной щеткой, ведь так?
— Извини, это противоречит правилам личной гигиены. Я могу облизывать твой язык, но ни за что не дам тебе свою зубную щетку.
— Я понял вас, мисс. Так и запишем: иметь при себе зубную щетку. Кстати, могу я принести также бутылочку вина для дамы?
— Это будет весьма кстати, спасибо. Ты правда не имеешь ничего против макарон с морепродуктами и салата?
— Правда. Ломоть хлеба, кувшин вина и ты. Хлеб я тоже захвачу с собой. В котором часу ты меня будешь ждать?
— Шесть не слишком рано?
— Меня вполне устроит. Кстати, ты привезла книги?
— Они в машине.
— Тогда я провожу тебя.
— А как же Мускат?
— Боже правый, я совсем про нее забыл!
— Ну вот, приехали — как ты мог забыть об этой громадине, стоящей прямо около тебя?
— Мои мысли были заняты совсем другим.
— Должно быть, это ужасно важно для тебя.
— Так и есть. Я только заведу ее в стойло. Пойдем, девочка.
Он похлопал ее по бедру, и она повернулась и побрела за ним, как собака за хозяином. Я стояла и смотрела, как он готовит лошадь ко сну. У стойла висела сумка, из которой он достал яблоко. Мускат получила обещанное угощение. Он погладил ее по загривку и что-то прошептал ей на ухо. Я ничего не смогла разобрать.
Когда он вышел, я не удержалась и спросила:
— Что ты ей сказал?
— Я сказал ей, что она очень красивая, и поблагодарил за хорошую работу. Потом я пожелал ей спокойной ночи.
— Я уже говорила, что этой лошади неимоверно повезло.
— Не спорю. Так как насчет книг?..
Приняв душ и переодевшись, я открыл небольшой пакет, который Пэш вручила мне, прежде чем уехать. Она отдала мне эти книги навсегда, пояснив, что у нее еще много экземпляров. Я сразу же открыл «Благоразумие», так как именно эта книга привлекла мое внимание первой. Я удивился, когда увидел, что на внутренней стороне обложки что-то написано. Я рассмеялся, прочитав:
Она упряма, но и я настойчив;
Когда же два больших огня сойдутся,
Они сжигают все, что их питает.
Хоть слабый ветер раздувает искру,
Но вихрь способен пламя погасить.
Таков и я. Она мне покорится;
Я не юнец безусый, а мужчина.
Иван,
ты, конечно, знаком с Петруччио,
к моему великому удовольствию.
Пэш (П. Ф. Платонов)
Я открыл «Поиск», чтобы посмотреть, что она написала там. Я чуть было не прослезился, когда прочитал прекрасные строки, которые она подобрала.
Быть так потерянным, так падать, умирая,
Быть может, это смерть! — Констанция, приди!
Во мраке глаз твоих блистает власть такая,
Что вот я слышу гимн, когда он смолк в груди.
В волне волос твоих забвенье,
В твоем дыханье аромат,
Во мне твое прикосновенье
Струит горячий сладкий яд.
Пока пишу я эти строки,
Я весь дрожу, пылают щеки.
Зачем угасших снов нельзя вернуть назад![1]
Иван, я никогда тебя не забуду. Пэш (П. Ф. Платонов)
Да, я нашел особенную женщину.