Страсть и ненависть

Глава 4

День третий

Мне было всего двадцать два года, когда Тони сказал, что любит меня. Это было случайно, но я никогда не забуду этот момент.

— Джиа, детка… ты знаешь, что ты мой мир. Моя девушка. Моя де-е-в-у-ш-к-а-а! — пропел Тони, играя на своей акустической гитаре. Звучал Тони ужасно со своим низким, скрипучим голосом. Я смеялась так чертовски сильно, и он бросил свою гитару настолько быстро, что это казалось нереальным. Его лицо стало серьезным, но глаза все еще светились весельем.

— Что? Джиа, детка... тебе не нравится моя песня?

— Похоже на вой раненого животного, — дразнила я.

— Но ты любишь член этого «животного», да? — Он встал с кресла в углу спальни, подошел к кровати, где сидела я, и скользнул между моих ног.

Хихикая и толкая его в грудь, я посмотрела на дверь.

— Тони, остановись. Папа прямо внизу.

— И что? Я устал скрывать это, Джиа. Ты моя женщина. Я чертовски люблю тебя и не должен притворяться, что не люблю.

От удивления я широко распахнула глаза. Изучая его лицо, я искала ложь в его словах. Но лицо Тони было так чертовски искренне, а голубые глаза настолько ясными… Там не было никаких следов лжи. Или стыда. Он действительно любил меня.

— Ты меня любишь? — спросила я, поглаживая его по щеке.

— Всем своим чертовым сердцем, детка. И однажды я женюсь на тебе. Ты меня слышишь? Я серьезно. Я хочу тебя детка. Тебя. — Он поцеловал меня в губы. — Никого, кроме тебя, Джиа, детка…

— Вставай. Ешь. — Носком ботинка Человек-топор пихает меня в бок. Я вяло поворачиваюсь, глядя на помои в тарелке.

— Что это, черт возьми? — хриплю я и не узнаю свой голос.

— Еда, сука. Теперь ешь.

Я смотрю на Роналдо. Он качает головой, и я воспринимаю это как знак не спорить прямо сейчас. Вместо того чтобы сделать то, что чувствую глубоко в своей душе — схватить горсть этих свиных помоев и бросить их в лицо Человека-топора, а затем пинать его по яйцам, прежде чем сбежать отсюда — я сажусь и изучаю их.

Это нечто коричневое и местами розовое. Из него торчат кукурузные палочки, а также какое-то дерьмо, название которого я не хочу знать. В стороне лежит кусочек сухого хлеба для сэндвичей и половинка гнилого яблока.

Человек-топор идет обратно к двери клетки и топает прочь.

Я наблюдаю за ним, пока он не исчезает. Слышу, как дверь скрипит на петлях и затем захлопывается, отзываясь эхом на весь коридор.

— Надеюсь, тебе понравится вкус своей слюны после этой еды, — говорит Роналдо.

Я сжимаю сухие губы.

— Ты хочешь немного?

— Нет, я в порядке. Ты тоже не должна что-либо есть. Я знаю, ты голодна, но лучше так, чем это дерьмо.

Со стоном я отталкиваю тарелку. Стремительно подбежав к стене, смотрю выше в окно. Оно слишком высоко, чтобы достать. Даже если Роналдо подсадит меня, я не смогу увидеть больше.

Я стараюсь представить себе пляж. Держу пари, он прекрасен: мерцающий, бирюзовый, с чайками и белым песком. Я часто слышу чаек. Похоже, они говорят со мной иногда, требуя, чтобы я нашла выход из этой чертовой дыры.

— Мне нужно выбраться отсюда, — бормочу я.

— Тебе и мне, нам обоим. — Роналдо опускает голову, сосредотачиваясь на рыхлом сене на полу. — Ты спросила меня о моей семье. У тебя была большая семья?.. Много друзей?

Я смеюсь.

— Ну, мои родители умерли не так давно. Сначала скончалась мама. У меня нет родных братьев или сестер. Была тонна друзей, но я точно не назову их настоящими друзьями. Больше... знакомые. — Я прочищаю горло. — Все, в чем я действительно нуждалась, это Антонио. Он был моим лучшим другом. Моим возлюбленным. Защитником… некоторое время.

— Брак — полная херня, — заявляет он ехидно.

Я хмурюсь.

— Нет, это не так. Брак прекрасен. Это две души, объединяющиеся в единое целое.

— Все обман. Полная фигня.

Я скрещиваю руки на груди.

— Я так понимаю, ты никогда не любил.

— О, еще как... — Он смотрит в потолок. — Любил ее в течение восьми лет. Просил выйти за меня замуж, а она сказала, что не может, потому что я слишком непредсказуем. Что, черт возьми, она ожидала? Ведь она знала меня восемь лет. Как оказалось, я впустую потратил на нее кучу своего времени.

— Это только одна женщина, и она явно не любила тебя, если сказала нечто такое после того, как ты попросил ее руки. Есть много других женщин...

— Нет, видишь ли, я собираюсь остановить тебя прямо сейчас. — Хмурясь на меня, он поднимает одну из своих укороченных рук. — Я не выйду из этой гребаной дыры. Никогда. Так что не сиди здесь и не извергай эту ложную надежду. К тому же, даже если бы я смог, какая женщина захотела бы меня сейчас? У меня нет чертовых рук. Нет ни черта, чтобы дать ей. Я благодарен, что они еще не отрубили мой гребаный член. — Мое сердце колотится, поскольку он смотрит мне прямо в глаза. — Это не чертов отпуск. Нет тут никакой гребаной надежды, разве ты еще не поняла этого? Ты можешь притвориться, что произойдет что-то хорошее — я видел ненормальных с тем же самым настроем, как у тебя: пришли и вышли отсюда, и никогда не возвращались. Я видел, что некоторые возвращаются и умирают прямо передо мной. Я видел все это, поэтому не корми меня всем этим дерьмом, в которое сама ни хрена не веришь. Мы не выберемся отсюда невредимыми. Чем раньше ты это признаешь, тем лучше будет для тебя.

Он сжимает челюсть, прислоняясь спиной к стене.

На долгое время в клетке повисает тишина. Так долго, что я чувствую панику, осевшую глубоко в моих костях. Встаю и вышагиваю по клетке, сосредоточившись на окне.

Роналдо тяжело вздыхает.

— Что, черт возьми, ты делаешь?

— Думаю.

— О чем?

— Как выбраться из этого места.

— Разве ты не слышала слов, которые я только что сказал? Тебе не выбраться отсюда, если они не захотят этого! Так что, нахрен, просто сядь и молчи. Прими это и двигайся дальше.

— Нет, — шиплю я. — Не приму это! Я не умру в этом месте. Мне плевать, если придется бороться за свободу. Я выберусь отсюда. Клянусь душой своего мертвого мужа, я это сделаю.

Роналдо хмыкает и отводит свой пристальный взгляд. На его лице азартная, удивленная усмешка, и он качает головой.

— Я сказала что-то смешное? — возмущаюсь я.

— Нисколько. Я просто рад знать, что ты приняла это.

— Что ты имеешь в виду?

— Я рад, ведь ты смирилась с тем, что эти ублюдки устранили твоего мужа… и с тем, что ты никогда не вернешь его, даже если действительно выйдешь из этого поганого места.

Не знаю почему, но его слова причиняют мне боль. Слишком сильную. Почему я признала это вслух? У меня были мечты, что Тони жив. Некое чувство, столь реальное, что, кажется, это все, что было мне нужно, чтобы сбежать из этого места и вернуться назад к нему.

Это действительно происходит? Я сражаюсь в аду? У меня нет семьи. Мой отец был жестоко убит, а мама заболела раком мозга, который буквально съел ее заживо.

У меня никого нет.

У меня ничего нет.

Есть семья Тони — его мама и Чарли. Но какой смысл мне быть с ними? Вернуться без него?

— Ничего себе, — вздыхаю я, опускаясь на пол в углу и обхватывая колени руками. — Я… у меня действительно нет ничего, к чему я могла бы вернуться. Никого. Это теперь моя действительность?

— Твоя действительность здесь, и ты должна сосредоточиться на этом на данный момент. Можешь думать о возможности сбежать, но ты должна быть умнее, если хочешь выжить. Возможно, ты потеряешь несколько конечностей в процессе, но, по крайней мере, будешь дышать.

— Нахрен это, — выплевываю я. — Мне нечего терять.

— Вот тут ты не права, дорогуша. Ты уже потеряла кое-что.

Я рывком поднимаю голову, чтобы посмотреть на него, мое любопытство пересиливает гнев.

— Что?

— Свою невинность. Свое душевное спокойствие. Ты убила бы, только чтобы выбраться отсюда, верно?

— Да, я могла бы. — И я очень серьезна. Сделаю что угодно, чтобы выбраться.

— Человек в здравом уме не зашел бы так далеко, не пошел бы на убийство, неважно, какое жестокая херня случилась.

— Но те ублюдки заслуживают этого. Особенно тот, с татуировкой топора.

— У тебя не получится убить его, — признает он. — Но ты можешь причинить ему боль.

Я опускаю руки.

— О чем ты говоришь?

— Не знаю, заметила ли ты, но он носит карманный нож в заднем кармане. Едва ли он пользуется им.

— И что? У них у всех есть оружие.

— Да, чтобы показать власть. Отсутствие оружия он заметит сразу же, но карманный нож… я так не думаю. Не сразу, по крайней мере. Вот почему, когда ты доберешься до него, когда сможешь сделать это, ты должна думать быстро. Без колебаний.

— Но я думала, ты сказал, что отсюда нет выхода.

— О, нет, но их босс вернется домой через два дня.

— И?..

— Скажем так, устроить сцену — твоя единственная надежда.

Я смотрю на дверь клетки, облизывая сухие губы.

— Расскажи мне о боссе, — прошу я.

— Он безжалостен, в этом я чертовски уверен. Не проявляет никакого сострадания вообще. Он чертовски жесток, но есть нечто, что станет его крахом...

— Что?

— Крах для любого мужчины…

Я хмурюсь.

— Киска, — шипит он, закатывая глаза. — У тебя она есть. Будь чертовски умной и используй это.

— Если ты думаешь, что я охотно отдам свое тело любому из них, ты такой же сумасшедший, как они!

— Я не сказал про них всех. Только он.

— Как, черт возьми, я должна заставить его хотеть меня, когда выгляжу так? Воняю мочой, мои волосы грязные и спутанные, ногти частично обломаны, а губы потрескались и кровоточат.

— Джиа, — вздыхает Роналдо. — Хорошо, возможно, я был немного резок. Всегда есть выход, но из такого места, как это, будет нелегко выбраться.

— Так что ты предлагаешь мне сделать?

Он ухмыляется.

— Ты уже услышала мои мысли. Это просто. Заставь главаря заметить тебя… или умри, пытаясь. Так или иначе, ты будешь за пределами этого места.