Страсть и ненависть

Глава 7

День шестой

На рассвете мужчина с седыми волосами входит с подносом еды. Сегодня это что-то другое. Не помои. Не холодное и не замороженное. Не похоже, что от этой еды у меня будет расстройство.

Это выглядит… вкусным.

Еды достаточно для двух человек, и когда он ставит поднос на пол, мы медленно придвигаемся ближе, чтобы разглядеть, что именно там. Тост, вареное яйцо и кусочки арбуза. Конечно, тост сухой, но это неважно. Я все равно съем его.

— Поешьте, — требует он. — И не тратьте впустую еду.

Он уходит, не оглядываясь назад, и запирает дверь. Мы с Роналдо смущенно смотрим друг на друга — ну, хорошо, я смущена больше, чем он.

— Они активизировались. Они действуют так, только когда он возвращается, — сообщает Роналдо. А потом вскидывает бровь. — Ты готова?

Я похлопываю по своей левой груди, где спрятала перочинный нож.

— Готова.

После того как мы съедаем пищу, от которой, честно говоря, чувствую себя совершенно новым человеком, я вежливо прошу Роналдо отвернуться, чтобы я могла пописать. Я не вернусь в ту чертову уборную. Предпочитаю пописать в этом углу — именно так я должна была делать с самого начала.

Роналдо было довольно трудно поесть. Предполагаю, что он не ел пищу, которую они приносили, потому что не мог. Не имея рук, он должен был наклониться вперед и опереться на свои культи, чтобы кусать пищу, как какая-то собака. Он ел практически с земли. Что же касается питья... ну, я помогла ему сделать несколько глотков. Даже не хочу знать, как ему удавалось выпить что-нибудь без рук.

Роналдо опирается на спину и затем переворачивается на левый бок.

— Ты знаешь, если у тебя не получится, он убьет тебя сам.

— Мне все равно.

— Ты готова умереть? — Его голос меняется, он удивлен.

— Мне больше нечего терять. Смерть будет для меня удовольствием. — Я вздрагиваю, когда тяну застежку-молнию платья. Она врезается в мою кожу.

— Просто сделай все правильно.

— Я знаю. Ты не должен продолжать говорить мне об этом.

Роналдо откидывается на спину и смотрит на меня. Его взгляд пристальный и серьезный.

— Если тебе повезет, и он решит забрать тебя... — вздохнув, начинает он. — Убедись, что вытащишь меня из этого места. Я не хочу умирать здесь. Не забывай обо мне.

Я не моргаю, удерживая его взгляд. Он уже через столько прошел. И хотя я не знаю, почему Роналдо здесь, думаю, он усвоил свой урок. Его поступок не может быть настолько плохим, чтобы оказаться в плену, с отрубленными руками и испытывать ежедневные страдания. Никто не заслуживает такого обращения, в отличие от тех людей, которые оставили нас здесь. Роналдо кажется хорошим парнем. Я уверена, независимо от того, что он сделал, это было простой ошибкой, которая несоразмерна наказанию.

— Я не забуду, — шепчу я, подсаживаясь ближе к нему. — Обещаю.

Весь день вплоть до заката устрашающе тихо. Помимо того появления человека с седыми волосами, ни один из них не возвратился, чтобы совершить обычные двухчасовые проверки.

Мы не слышим громкого смеха или ругани. Не чувствуем запаха дыма сигар или приготовленной в микроволновой печи лапши.

Сегодня тихо.

Но как только солнце начинает садиться, мы слышим голоса.

Я приободряюсь, сжимая нож в руке. Кто-то быстро говорит на испанском языке, что-то объясняя. Кажется, это мужчина с седыми волосами.

Затем я слышу скрип двери и могу различить звук шагов по коридору — не уверена, сколько их, но, похоже, много.

С каждым их шагом мое сердце сильнее колотится в груди.

Тук-тук-тук...

Потной ладонью я все еще сжимаю рукоять ножа, взгляд сосредоточен на двери клетки. Роналдо находится в самом дальнем углу, как можно дальше от двери.

Шаги, наконец, останавливаются. Не смотрю наверх, таким образом, все, что я вижу через железные прутья, это их обувь. Двенадцать пар. Все они носят черные ботинки — все, кроме одного...

Этот единственный носит очень дорогие кожаные туфли.

Постепенно я поднимаю голову выше и вижу светло-коричневые классические брюки, покрывающие мощные, крепкие ноги, и черную застегнутую на пуговицы рубашку, едва скрывающую сильные руки и широкие плечи.

Первые две пуговицы рубашки расстегнуты, показывая верхнюю часть его твердой груди, где я вижу золотую цепочку с распятием.

Наконец, я смотрю на его лицо. У него волевой подбородок, легкая щетина покрывает щеки, а полные розовые губы скульптурные до совершенства. Его нос прямой с острым кончиком, и эти глаза…

Эти прищуренные, темно-карие глаза такие глубокие, видят насквозь, они поймали меня в ловушку. Я пытаюсь отвести взгляд, но не могу. Я застыла... и не знаю почему.

Я должна ненавидеть этого человека — ненавидеть его лицо и то, как он стоит намного выше, чем остальные мужчины, и его прекрасное, крепкое телосложение, но такое ощущение, что я просто не могу включить ненависть, глядя на него.

Но я знаю, если отведу взгляд, буду ненавидеть его снова и снова.

Он изучает клетку очень тщательно, принимая во внимание каждую маленькую деталь, а затем сосредотачивается на мне. Я знаю, он не может хорошо разглядеть меня. Здесь довольно темно.

— Abrela, — командует он с сильным акцентом. — Открой.

Человек-топор делает шаг вперед, чтобы открыть дверь. Сделав это, он тяжелым шагом направляется в мою сторону, хватает меня за руку и дергает. Начинает тянуть меня к боссу, но я рвусь прочь, прежде чем он сможет дотащить меня.

— Отстань от меня, — рычу я, отступая.

Человек-топор опускает на меня взгляд, снова хватает мою руку и потом бьет меня тыльной стороной ладони.

— Прекрати, нахрен, дергаться.

— Успокойся! — рявкает босс, глядя прямо на Человека-топора.

Человек-топор смотрит на босса и отодвигается от меня. Когда он опускает руку, я выхватываю карманный нож, открываю его, так что лезвие указывает на него, а затем кидаюсь вперед и кричу, когда ударяю его ножом прямо под ребрами.

Он кричит от боли, хватаясь за бок. Лезвие входит глубоко. Кровь льется, стекая на рукоять ножа и на мои пальцы. Только тогда я отпускаю его.

Двое мужчин позади босса ругаются, затем мчатся ко мне и подтаскивают меня к нему. Один из них сжимает ладонью заднюю часть моей шеи, а другой держит мои руки. Мои ноздри раздуваются, поскольку я сбивчиво дышу, готовая к тому, что должно последовать.

Манера поведения босса не изменилась. Он не хмурится и не улыбается. Он не потрясен или доволен. Его лицо просто... пустое. Он не показывает ровным счетом ничего, и на долю секунды я думаю, что облажалась.

Прищурившись, он делает шаг ко мне. Мои темные волосы упали на лицо, скрывая меня. Я вижу его через пряди достаточно ясно, чтобы понять, что он взволнован.

— Почему, блядь, ты сделала это с одним из моих людей прямо у меня на глазах?

Я не отвечаю ему. Я безумно зла. Слишком разгорячилась.

Он приподнимает мой подбородок таким образом, что я могу видеть его полностью. Мои волосы скользят назад, и наши взгляды встречаются.

Когда он видит меня, смотрит в мои глаза, именно тогда его выражение меняется. Он не говорит. Не говорит ничего. Его пустой взгляд в одно мгновение превращается в недоверчивый.

О чем, черт возьми, он думает?

Не этого я ожидала, когда представляла, как он отреагирует на все это. Он, кажется... удивлен, увидев меня. Глядя на него, я нахожу его знакомым, но недостаточно, чтобы вспомнить.

Я чувствую, что видела его раньше, но нахождение в клетке в течение шести дней, голодание и обезвоживание может вызвать бред.

Возможно, я думала о нем так много, что почувствовала, будто уже знаю его.

— Как, черт возьми, ее зовут? — спрашивает он через плечо.

— Мы... не знаем ее имени, Шеф, — отвечает седой мужчина на его родном языке.

— Как твое чертово имя? — хриплым голосом спрашивает он меня на английском языке.

— Джианна Никотера, — выплевываю я. Знаю, что имя моего отца имеет вес. Раньше я боялась использовать его, но если этот человек знал Тони, то он должен знать, кем был мой отец.

Он стискивает зубы, наконец, отрывает взгляд от меня и подходит к седовласому мужчине.

— Она чертова Никотера? Новая жена Тони — это Джианна чертова Никотера? Почему, блядь, никто не сказал мне это?!

— Потому что мы не знали, Босс. Мы думали, что она просто Риччи или какая-то сука, которую он нашел.

— О, вы не знали? И ни у кого не возникло мысли провести небольшое расследование прежде, чем притащить ее ко мне? — Он озирается, как будто кто-то ему ответит. — Нет? Никто не побеспокоился? — Он разводит руками, оставляя вопрос «висеть» в воздухе. Они все молчат. — Ну, хорошо.

Он сжимает губы вместе и проходит в клетку. Он входит спокойно, но вытаскивает что-то из кармана своей черной рубашки. Затем поворачивается ко мне.

— Ты видишь это, зеленоглазка? — спрашивает он меня.

Я быстро моргаю, теперь совсем сконфуженная. Что, черт возьми, происходит?

Босс шагает ближе к Человеку-топору, и я понимаю, что он надел золотой кастет на правую руку.

— Несколько человек сообщили мне, что ты помочился на нее, Пико. Ты бил ее. И теперь снова ударил прямо, блядь, передо мной. Верно ли я услышал, Пико?

— Пожалуйста, Шеф, я не знал, кто она. Клянусь Богом! — Человек-топор цепляется за нож, истекая кровью на полу.

— Знаешь что? Я и не ожидал, что ты знаешь, Пико. Честно, не ожидал. — Он закатывает рукава, пока говорит это. Его движения медленные, и голос зловеще спокоен. Он делает еще один шаг вперед.

А потом, внезапно, босс становится мертвенно-бледным, и я слышу, как его зубы клацают и скрипят.

Пряди его мягких волнистых волос разлетаются в стороны, когда он дергает Человека-топора за шиворот рубашки, скручивает его руку назад и несколько раз бьет кулаком в лицо.

Я хватаю ртом воздух, меня трясет.

Еще больше крови хлещет на пол, и Человек-топор стонет, когда падает, но босс не останавливается на этом.

Он снова бьет его кулаком.

И снова.

И снова.

Не останавливается.

Он неумолим.

Его лицо совершенно обычное, с каждым ударом это сильнее пугает меня.

Как он может не показывать никаких эмоций, по крайней мере, гнева?

Он не прекращает удары, пока лужа крови не образовывается вокруг головы Человека-топора. Вновь принимает вертикальное положение, дышит тяжело и прерывисто. Я дрожу. Он похож на бешеного быка, который, наконец, уложил надоедливого человека на спину.

Убийственно.

— Видите, что произошло? — спрашивает босс раздраженно. — Вот что, блядь, случается, когда вы не думаете мозгами. Если вы не в курсе чего-то, приложите больше гребаных усилий, чтобы удостовериться, что не произойдет никакой херни, как эта — иначе вы облажаетесь. Как этот кусок дерьма! — Он смотрит на всех мужчин, стоящих в коридоре, и затем толкает на пол Человека-топора.

Тот падает на рукоять карманного ножа, торчащего из его плоти, но даже не шевелится. Он стонет, а кровь льется из его рта, просачиваясь через уголок и стекая по его подбородку.

Босс выхватывает носовой платок из кармана рубашки и вытирает кастет. Затем опускает его себе в карман, а платок бросает на Человека-топора.

— Теперь приберись, ты, неаккуратный кусок дерьма. Ты размазал свою кровь по всему гребаному полу.

Босс переводит взгляд на меня и небрежно идет в моем направлении, как будто ничего не произошло.

Испугавшись, я опускаю взгляд на окровавленного человека на полу. Его лицо разбито, лезвие ножа все еще в его плоти. Долю секунды я чувствую себя ужасно за то, что он оказался там. Но потом вспоминаю, как он мочился на меня, как избивал и морил меня голодом. Он заслужил это. На самом деле… нет. Он заслужил гораздо хуже, чем это.

— Давайте не будем так чертовски глупы в следующий раз. Вы все поняли меня? — требует босс.

— Да, Шеф, — говорят все они в унисон.

— Отлично. Патанса! — кричит он.

Женщина, что позволила мне пойти в уборную, проходит через толпу людей.

— Да, Шеф?

— Отведи ее в особняк. Помести в хорошую комнату и убедись, что она примет душ, поест и будет в галерее в девять вечера. Не позднее. — Предполагаю, он говорит это на английском языке для того, чтобы я не подумала, что меня ведут прочь, на погибель.

Патанса рассматривает меня, ее ноздри раздуваются.

— Да, Шеф. — Она выходит вперед, и все мужчины отступают, чтобы пропустить ее. — Идем, — командует она.

Женщина выходит в коридор, и я начинаю идти за ней, но прежде оглядываюсь назад на босса. Он наблюдает за мной, его лицо спокойно — свободно от эмоций. Взгляд его темных глаз удерживает мой, когда я иду по коридору, и он не отводит его, даже когда я добираюсь до двери, которую Патанса теперь держит открытой.

Я первая отвожу взгляд — знаю, что он этого не сделает. А еще я не должна совершить ничего, чтобы расстроить его еще больше. Особенно после того, как стала свидетелем только что произошедшего.

Когда я подхожу к Патансе, она закрывает дверь позади меня, и я следую за ней через тесную серую комнату.

Там есть маленькие экраны на одной из стен напротив меня, и на одном из них я вижу босса и остальных мужчин, стоящих в коридоре. Он указывает пальцами на каждого из них и кричит.

Я удивлена.

Камеры были там все время?

Какого черта я их не заметила?

На другом экране я вижу Роналдо — он сидит в углу, пытаясь скрыться в тени. Теперь я верю ему — он говорил, что босс сумасшедший. Полагаю, босс действительно сделал это с ним.

То, что я видела в этой клетке, было бесчеловечным. Это было страшно. Хороший повод для кошмаров.

Патанса идет вперед к большой коричневой двери и толкает ее, открывая.

— Шагай быстрее, — огрызается она.

Я ускоряю темп, наслаждаясь тем, что нахожусь снаружи. Свобода окрыляет, но только на короткое время. Я даю себе волю насладиться этим моментом. Мои друзья-чайки громко кричат, как если бы они ожидали моего появления.

Вдыхаю соленый воздух, а затем смотрю в сторону пляжа. Он такой, как я себе и представляла, может, даже лучше. Бирюзовая прозрачная вода переливается под розоватым небом. Песок белый, почти безупречный. Заходящее солнце захватывает дух. Прошло так много времени с тех пор, как я чувствовала тепло на своей коже.

— Где мы? — спрашиваю я.

— Не задавай долбаные вопросы. Просто потому, что это происходит, не делает нас друзьями или тебе, блядь, не ясно? Он не закончил с тобой.

Я смотрю на нее, сосредотачиваясь на длинных темных волосах, выглядывающих из-под черной кепки и достигающих впадинок на ее пояснице. Одежда, которая на ней... Как она может носить такое рядом с этими скотами? Рубашка, открывающая живот, и низко сидящие камуфляжные штаны. Интересно, она всегда была сукой? Какого черта она работает на него?

Она единственная женщина, которую я видела там, и совсем не уродина. На самом деле, она потрясающая. Как Патанса может переварить что-либо из того, что мы только что видели?

Когда мы идем вверх по ряду каменных ступеней, в поле моего зрения попадает особняк. Он отделан кремовой штукатуркой, темная крыша оттеняет общий внешний вид. Это так удивительно, что я почти прекращаю идти, просто чтобы осознать все это.

Золотистого цвета софиты освещают дом с земли, показывая его тем, чем он действительно является — красивой резиденцией.

Мы проходим через короткий деревянный мост, и нам открывается вид на сад с цветами франжипани различных расцветок, которые, похоже, недавно зацвели. Я могу чувствовать их аромат там, где мы находимся. Сладкий и свежий.

Поскольку я изучаю каждый аспект этого дома, меня удивляет, как такой человек, как он, может жить в таком прекрасном месте. Конечно, он не заслуживает всего этого.

Не после того, как я узнала, что он делает людям в тех клетках.

Не после того, как наблюдала за переключением его сознания от рационального до полного маньяка за несколько секунд.

Патанса вводит код на панели у ворот, и когда они с гудением открываются, она проходит мимо широкого бассейна продолговатой формы. В дальнем углу шумит небольшой водопад, кресла для отдыха декорированы белыми и черными подушками.

Она пробегает вверх по ступеням и тянется к дверной ручке. Как только дверь открывается, меня встречают много хрома и черная кухня.

Там пожилая женщина, стоящая перед духовкой, ждет, чтобы закончить выпечку.

Она оглядывается, нахмурившись, и смотрит на Патансу.

Та закатывает глаза, бормочет мне «сюда» и отводит взгляд.

Женщина видит меня, и ее глаза становятся огромными, словно блюдца. Она пожилая, с серебристыми и темными волосами, собранными в тугой пучок, и ее острый нос точно такой же, как у босса.

— Патанса, кто это? — спрашивает она. — И почему она покрыта таким большим количеством крови?

— Я не знаю, — отрезает Патанса. — Спросите Шефа.

Женщина прищуривается, а затем снова смотрит на меня. Я ускоряю шаг, зная, что лучше продолжать идти. Также знаю, что прямо сейчас выгляжу и пахну я отвратительно. Определенно не похоже, что я принадлежу такому дому, как этот.

Я смотрю вниз и вижу на себе новую кровь. Первой была кровь Тони на моем платье, и теперь кровь Человека-топора.

Иисусе.

Мы уже наверху лестницы, и прежде, чем я понимаю это, Патанса направляется по коридору и сворачивает влево. Мы пропускаем шесть дверей, прежде чем она, наконец, останавливается и хватается за дверную ручку. Открывает дверь, а затем входит.

Я осторожно следую за ней внутрь. Когда она отступает и смотрит в направлении кровати, я знаю, что она ничего не сделает. Она не дура. Не станет идти против приказа своего босса.

— Одежда в шкафу. Все размеры, так что ты должна найти то, что тебе подойдет. Мыло и шампунь в ванной комнате. Когда закончишь, я буду ждать в коридоре, потом ты сможешь поесть. У тебя есть два часа, чтобы сделать все это, прежде чем мы встретим Шефа. Лучше следи за временем. Эти часы могут стать твоими последними.

Она ухмыляется, направляясь обратно к двери.

Я смотрю, как Патанса уходит. Она думает, что этим меня запугает? Мой отец получал угрозы смерти на завтрак. В этом нет ничего нового.

Папа научил меня кое-чему — никогда не бояться женщины. Женщина всегда будет нести своего рода эмоции. Женщиной гораздо легче манипулировать, и она гораздо более снисходительна, чем мужчина. Когда Патанса сказала Человеку-топору, чтобы он позволил мне выйти и пописать, это показало ее женственность.

Когда дверь полностью закрывается, я поворачиваюсь вокруг и осматриваю спальню. Покрывало бирюзовое с белым. У кровати красивый, уникальный дизайн с полупрозрачным белым балдахином, который неподражаем. Я подхожу к нему и начинаю касаться, но затем вспоминаю о крови на руках.

Взглянув на нее, я съеживаюсь, и в моем животе будто скручивается тугая спираль.

Это не моя кровь, нужно ее смыть.

Я спешу в ванную. Стены отделаны белой и синей плиткой, а прозрачная душевая кабина так и манит меня. Иду в душ, но по пути не могу не взглянуть в зеркало.

Останавливаюсь как вкопанная, когда вижу себя.

Глубокие темные круги сформировались вокруг моих глаз из-за отсутствия сна. Волосы грязные и спутанные, красное пятно на лбу там, где я ударилась головой, когда Человек-топор устроил мне адское избиение.

Мои губы такие ободранные и потрескавшиеся, что я вижу кровь между трещинами. Облизываю их и чувствую жжение. Мой свадебный макияж буквально сполз по моим щекам. Я выгляжу, как мертвец.

Но это не самое плохое.

Худшее — это мое платье.

Мое красивое свадебное платье.

Оно порвано.

Окровавлено.

Изодрано.

Цветом оно больше не напоминает слоновую кость. Оно измазано в грязи, масле, копоти, моче и слишком большом количестве крови.

Я отвожу свой пристальный взгляд, когда слезы скапливаются в уголках моих глаз. Включаю душ и мгновенно снимаю платье. Оглядываюсь вокруг, пока моюсь.

Возможно, я получила немного человечного обращения, но не представляю, что будет дальше.

Пар заполняет мои поры, пока я стою под потоком воды, впитывая ее, убеждаясь, что каждая частица меня тщательно очищена — каждая часть, кроме моих израненных запястий.

Я думаю о Роналдо в той клетке и о том, что он сказал: заявить о себе.

Думаю, что я сделала свою работу.

Если бы я не нанесла удар Человеку-топору, он бы не напал на меня. Вероятно, вместо этого позже меня бы снова избили. Мне ненавистна мысль, что мое насилие привело его к этому.

После душа я хватаю одно из пушистых белых полотенец с держателя и оборачиваю его вокруг тела. Вытираю волосы сухим маленьким полотенцем, затем выхожу из ванной, выглядывая за угол.

Увидев, что поблизости никого, я на носочках по мягкому коричневому ковру подкрадываюсь к шкафу-гардеробу.

Щелкая выключателем, ступаю внутрь. Когда пространство освещается, я ошеломлена.

Патанса не шутила. Здесь есть одежда любого размера. Некоторая, похоже, ношенная, но большая часть новая.

Снимаю с вешалки пару джинсов своего размера, серую рубашку с длинными рукавами и какие-то кроссовки.

Иду назад в ванную комнату и пристально смотрю в зеркало. В обычной ситуации я сделала бы прическу и макияж. На полке возле зеркала есть шкатулка для драгоценностей, но я не буду пользоваться ни одной из этих вещей. Это не мое, и я не марионетка, с которой они могут играть.

Все-таки решаю обработать свои запястья и забинтовать их в надежде, что они продолжат заживать без заражения. Шиплю и топаю, когда лью спирт на каждое запястье, прежде чем обернуть их бинтом.

Кроме этого больше ничего не делаю. Дам волосам высохнуть на воздухе и пойду с фиолетовыми синяками вокруг глаз. Таким образом, он узнает, какой ущерб нанесен мне из-за него. Из-за его людей.

Я иду к двери и медленно открываю ее.

Патанса стоит в коридоре, как и говорила. Ее руки находятся за спиной, брови нахмурены, поскольку она сосредотачивается на мне.

— Проклятье, почти вовремя, — бормочет она, отстраняясь от стены. — У тебя меньше часа.

— Я успеваю? — спрашиваю я ее, прибавляя шаг.

Она смотрит через плечо, но не отвечает.

Вместо этого идет вниз по лестнице, а я следую за ней. Пока иду, считаю картины на стенах. Четыре из них портреты. На всех разные люди. У всех мужчин невозмутимый вид и холодные, мертвые глаза.

Такое ощущение, что они наблюдают за мной.

Не знаю почему, но от этих портретов у меня мурашки бегут по коже. Предполагаю, что они предки босса.

Когда мы оказываемся внизу, Патанса поворачивает направо. Я хмурюсь, поскольку смотрю налево, где кухня.

— Я думала, ты говорила, что мы собираемся поесть?

— Да.

Она не оглядывается назад, лишь продолжает идти. С опаской я следую за ней, продолжая наблюдать за обстановкой. Я не понимаю, насколько сильно нервничаю, пока не чувствую, как мои ногти впиваются в ладони.

Я ослабляю сжатые кулаки, пока мы шагаем по длинному коридору. На стенах еще больше картин, но на них нет людей. Это просто картины.

Все красивые.

Явно мужские.

Темные и пугающие.

В нижней части каждой есть подпись. Большая «Д» и какие-то каракули.

Изучая картины, пока мы проходим, я понимаю, что все их создал один и тот же человек. Одна из них, с юным склонившимся мальчиком, застает меня врасплох.

Другие были постановочными, а эта — сдержанная и грустная.

Мальчик наклонился, глядя на свои окровавленные руки. Перед ним море, но оно не синее. Оно темно-красное, высокие волны. Мальчика окружает деревня. Кажется, он страдает... в агонии.

Я, не моргая, смотрю на него. Главным образом потому, что меня зацепила кровь на его руках, как будто он сделал что-то, чего никогда не должен был делать.

— Пойдем, — взволнованный голос Патансы частично проникает в мои мысли, и я, быстро моргая, спешу за ней.

Когда мы оказываемся в конце коридора, она открывает двойные белые французские двери и входит. Внутри комнаты обеденный стол. За этим столом может уместиться, по крайней мере, двадцать человек.

В середине стола, на левой стороне, одно место уже сервировано. Там стоит серебряный поднос, и я чувствую аромат еды с того места, где стою.

Соленый.

Сладкий.

Пряный.

Мой рот наполняется слюной, и меня охватывает желание отпихнуть Патансу с пути, чтобы добраться до еды, но я сохраняю спокойствие. Не хочу выглядеть отчаянной или жадной.

Она закрывает двери за нами, а затем шагает в дальний угол.

— Иди. Ешь. — Она поднимает руку, указывая на закрытый поднос.

Я смотрю на нее, прежде чем направиться к столу. С каждым шагом я осматриваю обстановку столовой. Высокие потолки и большие люстры производят впечатление элегантности, но портрет на стене напротив двери бросается в глаза, поражая своим масштабом.

Это портрет босса. Он такой же, как и другие портреты вдоль лестницы. Его лицо серьезное, челюсть сжата, но в отличие от глаз на тех портретах, его не такие темные или холодные.

Да, его карие глаза налиты уверенностью и злобой, но есть в них и что-то еще.

Я не могу точно сказать, но знаю, что это не плохое.

Медленно выдвигаю стул, и он царапает пол. Я быстро поднимаю взгляд на Патансу. Ее глаза прищурены, она пристально за мной наблюдает.

Я сажусь и задвигаю деревянный стул, изучая поднос с куполообразной крышкой. Посмотрев направо, замечаю только ложку. Она пластмассовая.

Снова смотрю на Патансу, на ее губах ухмылка, но она больше не смотрит на меня. Ее руки сложены на груди.

Нет ножа или вилки. Рада, что они воспринимают меня всерьез.

Снимаю крышку с блюда. Дуновение пара проходит через мое лицо, и аппетит усиливается. Там запеченная курица, брокколи и сладкий картофель с маслом и корицей внутри.

Прямо сейчас мои внутренности в полном исступлении. Живот урчит от радости. Беру ложку и сразу же погружаю ее в картофель. Сочный, сладкий вкус проносится по моим вкусовым рецепторам и я, вздыхая, закрываю глаза на мгновение.

Хорошо.

Так хорошо.

Роюсь в брокколи руками, оставив ложку, торчащую в сладком картофеле. Вгрызаюсь зубами в курицу, отрывая от нее кусок, и быстро жую. Укус за укусом — кажется, становится только лучше.

У меня была еда намного лучше, чем эта, но это было шесть дней назад — именно тогда в последний раз я прилично ела, за исключением белкового завтрака, поданного нам этим утром. Я стону, когда съедаю больше сладкого картофеля.

Дверь напротив меня быстро открывается, и высокий молодой человек входит с кувшином в одной руке и стаканом в другой.

Я прекращаю копаться внутри курицы, проглотив кусок, который уже у меня во рту. Он смотрит на меня, приподняв брови, и быстро подходит ко мне.

— Чай? — Он ставит стакан и приподнимает кувшин холодного чая.

Я киваю.

— Да, пожалуйста.

Он наливает, а затем отступает, и я быстро забираю стакан, с жадностью выпивая чай. Когда заканчиваю пить, молодой человек наливает другой, но я принимаю к сведению его ошеломленное выражение лица.

Не ожидала от себя, что буду вести себя настолько по-варварски, но я прекрасно понимаю, что этот прием пищи может стать последним в моей жизни. Мой последний день. Как сказала Патанса, мне лучше начать считать.

Черт возьми, так ли это?

— Спасибо. — Я вздыхаю, криво улыбаясь, когда ставлю свой полупустой стакан вниз.

Он просто кивает головой, забирает мой стакан и выходит из столовой. Ловлю взгляд, который он бросает на Патансу, и она качает головой, посмеиваясь.

Они насмехаются надо мной.

Меня это больше не заботит.

Я съедаю все в течение нескольких минут. К тому времени, когда я заканчиваю, на тарелке остается только кожица картофеля, крошки зеленого цвета от брокколи и кости от курицы.

Патанса отодвигается от стены и щелкает своим запястьем.

— Почисти себя, — приказывает она, когда подходит ближе.

Я хватаю полотенце для рук, которое было под подносом, и вытираюсь, затем отодвигаю стул и встаю. Бросаю полотенце вниз, а затем переступаю через него, глядя на французские двери. Появляется тень. Кто-то идет.

Патанса замечает мой взгляд и оборачивается, чтобы посмотреть на дверь.

Высокий тощий мужчина с седыми волосами, который был в клетке, входит и переводит взгляд с меня на нее, сжимая челюсть.

— Она готова?

— Да.

— Хорошо. Он хочет видеть ее сейчас. — Седовласый мужчина оглядывает меня в моей новой одежде. Его глаза горят вожделением.

— Хорошо. Мы идем, — заявляет Патанса.

— Нет. — Он поднимает руку вверх, останавливая ее. — Босс попросил меня привести ее.

Она на мгновение прищуривается, глядя на него, а потом переводит взгляд на меня. Отступив, Патанса что-то говорит высокому мужчине, и я сжимаю губы и иду вперед.

Он делает шаг назад, позволяя мне пройти мимо, и я чувствую, что мужчина смотрит прямо на мою задницу.

Я слышу, как Патанса тихо усмехается. Мужчина захлопывает дверь позади себя и затем обходит меня, облизывая свои губы.

— Сюда. — Он начинает идти по темному коридору. Лампы работают, но тут не так светло, как в коридоре с картинами.

Его тяжелые ботинки стучат по мраморному полу, а мои кроссовки скрипят, когда я стараюсь не отставать. Мы идем, кажется, целых две минуты, прежде чем, наконец, подходим к лестнице, которая ведет вниз. Он быстро спускается по ступенькам, и я считаю их одну за другой, пока большим пальцем тереблю свое обручальное кольцо.

Когда мы оказываемся внизу, в конце коридора я вижу коричневую двойную дверь. Высокий мужчина походит к ней и дважды стучит. Я остаюсь, по крайней мере, в пяти шагах от него.

— Входите! — Слышу громкий голос босса, и высокий мужчина сразу открывает дверь. Он щелкает пальцами, чтобы я следовала за ним.

Во рту чувствуется сухость, но иду за ним. Медленно.

Когда дверь захлопывается за мной, я смотрю в сторону босса. Он стоит перед пустым белым холстом, его руки сцеплены за спиной. Над холстом, на стене, висит еще один портрет. Этот больше, чем остальные, которые я видела. На самом деле, в этой комнате каждый портрет намного больше

Стены темно-коричневого цвета. У стены справа от меня стоит двухместный диван, а слева один черный стул. На темном сводчатом потолке установлены прожекторы, они висят над портретами и освещают каждое творение.

Лестница находится напротив него. Высокий стол расположен между нами.

Я смотрю выше и вижу больше картин, кровать с изголовьем, свечи и скрипку на подставке, и хмурю брови при виде нее. По какой-то причине скрипка просто не вписывается сюда... и я тоже.

Мама раньше играла на скрипке. Она была действительно очень хороша в этом. Она пыталась научить меня, но у меня никогда не хватало для этого терпения. Хотя я люблю слушать. Я люблю, чтобы меня развлекали. Возможно, по этой причине я была поймана в ловушку, как эта.

Тони был моим развлечением. Он заставлял меня смеяться, падать в обморок и плакать. Мои глаза жжет, когда я вспоминаю о Тони. А потом с угрюмым видом сосредотачиваюсь на боссе.

— Оставь нас, — командует он.

Высокий мужчина поворачивается и быстро уходит, закрывая за собой тяжелые двери.

Я снова тереблю пальцем кольцо с крупным ограненным бриллиантом. Босс поднимает маленький черный контейнер и идет за лестниц к раковине, которую я не заметила раньше.

Он направляет воду, заполняя контейнер, а затем возвращается. После того как помещает его вниз, он закатывает рукава своей рубашки. Я только сейчас поняла, что он переоделся. Теперь он в белой рубашке. Это гораздо более показательно. Его руки крупные и определенно мускулистые.

Запустив пальцы в свои гладкие волосы, он, наконец, поворачивается, чтобы посмотреть на меня. Его фирменный взгляд путешествует по всему моему телу.

— У тебя полный гардероб платьев, юбок, блузок... но ты решаешь надеть джинсы и обычную рубашку. Удар первый.

— Что, черт возьми, это значит? — спрашиваю я смело.

Опять сложив руки за спиной, он медленно расхаживает возле холста.

— У тебя есть вопросы. Много вопросов, — отмечает он. — Что ж, позволь мне начать, назвав тебе мое имя. Большинство называют меня Шеф. Мое настоящее имя Драко Молина. Но, полагаю, можешь называть меня... сэр. — Он сверкает опасной улыбкой.

— Как ты узнал, что я была Никотера?

Сжав губы, он смотрит на меня, в его глазах вспыхивают искры.

— Я просто знал. — И затем снова смотрит на холст.

— Ты знал моего отца?

Он поворачивается в пол-оборота, поглядывая через плечо.

— Да, я хорошо его знал.

Я думаю о том, должна ли задать свой следующий вопрос. Правда заключается в том, что я боюсь узнать ответ. Если узнаю, тогда точно узнаю свою судьбу.

— Он... — Я нервно вздыхаю. — Он был твоим врагом?

Босс хмурится и поворачивается полностью лицом ко мне.

— Если бы он был моим врагом, ты думаешь, что была бы еще жива? Стояла бы передо мной в одежде, которую я купил, и с едой в животе, которую я сказал приготовить своим поварам? — Он качает головой. — Я тебе не враг, малышка.

Я прищуриваюсь.

— Ты мой враг.

— Извини?

— Ты убил моего мужа!

— Ты имеешь в виду Тони Палача? Да, я убил его. Это был личный заказ, на самом деле, это должно было быть сделано.

Его самодовольство словно удар в живот и в сердце. Я морщусь и срываюсь с места, бросаясь мимо мольберта к нему. Все нормы приличия забываются, гнев вытесняет все остальное. Я останавливаюсь как раз вовремя, чтобы спасти себя. Я не слишком близко, чтобы прикоснуться к нему. Просто достаточно близко, чтобы действительно разглядеть его.

Его смуглая кожа свободна от любых меток или шрамов. Его губы более полные, чем я думала. Розовые. Ресницы длинные и густые.

Его глаза вспыхивают такой устрашающей силой, которой я никогда прежде не видела. Он выгибает бровь, его свирепый взгляд говорит мне предпочесть мудрость вместо глупости.

Было бы глупостью причинить боль или угрожать ему, но мне нужны ответы.

— Почему? — требую я.

— Что почему?

— Почему ты убил моего мужа?

Он складывает руки на груди.

— Он был лжецом. Свиньей. Бешеным животным, которое нужно было уложить, мягко или нет. Он был убийцей.

— Да, и ты тоже!

Его лицо меняется. Сжав зубы, он опускает руки и делает шаг вперед, его ноздри раздуваются от гнева.

— Следи за своим чертовым тоном рядом со мной, малышка. Я позволил тебе войти в мой дом. Прояви немного чертового уважения.

— Уважать человека, который оставил меня наедине с теми скотами? Почему я должна? — Бросив вызов, я ужасно боюсь его ответа.

Он пристально смотрит на меня.

— Потому что, если ты не станешь, я не буду так стремиться позволять тебе жить. Держать тебя здесь обременяет меня больше, чем помогает мне. Не заставляй меня ломать твою драгоценную маленькую шею.

А он может, с руками его размера. Мое миниатюрное тело не идет ни в какое сравнение с ним, и неважно, какой смелой я хочу быть прямо сейчас.

Плотно сжав губы, я отступаю на несколько шагов назад и складываю руки на груди.

— Я предпочла бы быть мертвой, чем находиться в доме человека, который убил моего мужа.

— О, правда? — Босс хмурится. — Тогда иди. Но не жди моей защиты. Тебе будет нелегко найти путь отсюда, но даже если тебе удастся сбежать, нанесенный ущерб будет непоправим. Пока ты здесь, под моей гребаной крышей, никто не коснется тебя. Но как только уйдешь… — он сверкает дьявольской улыбкой, — тогда мне не будет дела, что с тобой произойдет, малышка.

Жуткая усмешка мелькает на его полных губах. Он очень самодоволен, и это действительно раздражает меня.

Я так ужасно хочу сбежать, но не могу. До тех пор, пока не выясню, где я, черт возьми, и на самом деле у меня есть план отступления. Я только знаю, что мы находимся черт знает где, на острове или что-то в этом роде. Должно настать нужное время. За пределами этого дома со мной может случиться все, что угодно.

Я окружена невежественными свиньями и их пошлыми мыслями. Знаю, это какая-то ирония, однако босс кажется самым приличным среди них всех... но теперь никакая доброта никогда не сможет восполнить то, что он сделал.

— Могу ли я вернуться в комнату? — спрашиваю я и ненавижу, что мой голос дрогнул.

— Иди. — Он поворачивается ко мне спиной и поднимает кисть из чашки на подставке.

Я быстро разворачиваюсь и с затуманенным взглядом бросаюсь к двери. Гнев ослепляет меня.

Перед тем как успеваю открыть дверь, босс окликает меня, и то, как он называет меня, просто крадет мое дыхание. Это не «малышка» или «зеленоглазка».

— Джианна Никотера, — говорит он, словно знаком с моим именем. То, как оно слетает с его языка — его акцент, усиливающий звучание — заставляет меня задаться вопросом, знаю ли я этого человека вообще. Он кажется знакомым, но я не могу узнать его.

Он ненамного старше меня.

Я оборачиваюсь к нему. Он все еще стоит спиной ко мне, кончиками пальцев сжимая тонкий деревянный стержень кисти.

— Завтрак строго в восемь утра. Будь вовремя, или ты пожалеешь. Я не в восторге от опозданий.

Мне нет никакого, блядь, дела, чем он там восторгается, а чем нет. Он мной не владеет и не управляет. Чертов ублюдок.

Я рывком открываю дверь и вылетаю как ураган, но высокий мужчина зовет меня из своего угла, быстро качая головой.

— Я отведу тебя назад. Ты не можешь свободно ходить здесь, сучка. До тех пор, пока он не скажет об этом.

Чувствую, что мой правый глаз дергается, когда он называет меня так, но ничего не могу с этим поделать. На данный момент я здесь поймана в ловушку, и мне некуда бежать от его взглядов.

Я видела, как Патанса входила сюда. Есть коды. Ворота. Отсюда не сбежать, если тебе не позволят... или если ты не работаешь на него.

Но даже в этом случае никакой гарантии нет.

К тому же, я не выйду отсюда чистой. А может даже не смогу выйти живой.

Он легко убьет меня.

Если попытаюсь сбежать, то умру.

Я смотрю на дверь спальни.

Чувствую чье-то присутствие там.

Кто-то наблюдает.

Ждет.

Я слышала чьи-то шаги, кто-то прошел мимо и не вернулся обратно. Я натягиваю одеяло до самого носа, все еще глядя на дверь.

Я не знаю, есть ли кто-то на страже возле моей двери, но если бы это были охранники, они не прошли бы так тихо. Так зловеще.

В коридоре, за дверью, выключается свет. В щели совершенно темно. Черно, как смоль.

Я включаю свет и смотрю на дверную ручку.

Она немного шевелится, и я начинаю задыхаться, укрывая себя еще больше, пока не чувствую, что тону под толстым одеялом.

Шевеление ручки прекращается.

Вокруг тихо.

Слышу только свои рваные вдохи.

А потом слышу их.

Те же шаги, про которые подумала, что мне показалось. Они перемещаются медленно, они размеренные, и я слушаю до тех пор, пока они полностью не исчезают.

Вздохнув, поворачиваюсь на спину и смотрю на потолок. Не чувствуя себя в безопасности здесь, я вынуждена спать с одним открытым глазом.

Я не доверю свою жизнь в его руки.

Он сказал, что мне не причинят здесь вреда, но как я могу верить чему-либо из того, что он говорит, после того как он убил моего мужа?

Я не доверяю ему так же, как он не доверяет мне. Зачем держать меня здесь, если он знает, что я просто обуза?

Если он думает, что я что-то знаю, то это не так много, чтобы рассказывать. Тони отделял свою работу от нашей личной жизни, и не делился со мной ничем, если это не было крайне необходимо.

Предполагаю, он никогда не думал, что Драко Молина будет угрозой и что стоит обсудить это со мной.

Я никогда не слышала об этом человеке до сих пор. Не знаю, кто он, и даже если бы знала что-то, то никогда бы не сказала этому сукину сыну.