Строптивая сиротка для Айсберга

Глава 21. Маша

— Кай, я тебя люблю!

Это признание как оглушительный выстрел. Бабах, моё сердце замирает, почти останавливается. Меня потряхивает, делаю шаг назад, стараясь не дышать, потому что так тихо в мире ещё не было никогда. А Кай всё, молчит. Почему он молчит? Набравшись смелости, поднимаю глаза и ловлю синий взгляд, странный словно застывший.

Снежинский шумно выдыхает, нервно ерошит волосы. И кажется, не очень счастливым. Я зря сказала? Как-то не так сказала? Слова не те? Почему он молчит?

— Кай?

Мне хочется спросить: — А ты? Но гордость не позволяет. Разве после признания одного не должно звучать ответное? В фильмах именно так показывают.

Где моё: — И я тебя?!

Машинально отступаю ещё на шаг. Я ужасно деревянная, глупая до меня не сразу доходит, что он не скажет мне того же в ответ. Какая я дура. Почему я была уверена, что всё взаимно? Потому что секс крутой и нам хорошо вместе? А может, не нам? А только мне? На лице Кая бегущей строкой, что он в шоке, но ему есть, что мне сказать. Внутри него будто борьба.

Что не можешь определиться, какими словами меня добить?

— Так и будешь молчать? Скажи хоть что-нибудь. — голос предательски дрожит.

— Маша, — То есть даже так, да? Не Соколова? Не Герда? А по имени?! Настолько всё плохо? — В общем, такое дело…

Да что ты мямлишь? Зажмуриваюсь в ожидании приговора.

— Ты такая смелая и крутая в этих Микки-маусных трусах! — улыбается Снежинский.

Чё?! В смысле?! Теперь, мне кажется, мои глаза сейчас вылезут из орбит. Это что вообще? Это как?

— Ты издеваешься надо мной, что ли? Какая же я дура, Господи боже! — Меня просто взрывает от его реакции. Призналась блин в чувствах.

— То есть, по-твоему, трусы важнее моих слов? Больше тебе сказать нечего?! — на последних словах я просто верещу от возмущения.

Правильно Катя говорит, что я тетёха, глупая, наивная Маша, ждала взаимности. Откуда ей взяться-то? Он же просто кусок льда! Айсберг! Холодный камень, эмоциональный инвалид. Я перед ним всю душу нараспашку, а он мне про трусы?!

— Да пошёл ты! — срываюсь с места и бегу, сама не знаю, куда я могу метнуться в трусах и майке?

Но находиться рядом с этим сухарём невозможно, я замёрзну насмерть от его равнодушия, не взаимности и нелюбви. Надо уносить ноги и как можно дальше пока ещё есть шанс сохранить последние крохи гордости. Побег мой стремительный, но недолгий. Через пару шагов Снежинский настигает меня в прихожей, перехватывает за талию и взваливает на плечо головой вниз. Я вскрикиваю и машинально цепляюсь за его футболку. Волосы лезут в глаза и рот, отплевываясь требую:

— Отпустил меня, быстро! Совсем сдурел?

Кай шагает на кухню, не реагируя на мои требования.

— Ты ненормальный? Отпусти меня, сказала, придурок! — Бью по заднице, и мне сразу же прилетает в ответ.

— Ай, ты чё блин? Больно же!

— Это мне больно, из ушей кровь скоро пойдёт от твоих словечек. Я тоже не с золотой ложкой во рту родился, но ты явно перегибаешь.

В следующее мгновение приземляюсь пятой точкой на столешницу, крошки неприятно впиваются в кожу. Надо взять за привычку сметать их хоть в раковину.

От крошек на попе отвлекает Кай, тянет меня ближе.

— Не трогай меня! — уворачиваюсь— Я не хочу. Понятно?

— Понятно — улыбается.

И что он всё время лыбится?

— Не рычи, я же хороший, надёжный, заботливый забыла, что ли? А ещё я супердок сам тебя вылечил. И соскучился! — раздвигает мои ноги и вклинивается, затем сцепляет пятки на своей пояснице.

— Давай обниматься?

— Не хочу я с тобой обниматься. Вылечил, спасибо. Могу расплатиться Нутэллой. Сойдёт? — пытаюсь свести ноги, но Снежинский крепко держит их одной рукой, другой за попу двигает меня ещё ближе к краю. Крепкий стояк упирается мне аккурат между ног, возбуждение накатывает тёплыми волнами вниз живота, моё дыхание становится громче, облизываюсь как кошка.

Я тоже соскучилась, но ему об этом знать необязательно.

— Неа, — скалится Кай— Я только натурой беру. Как насчёт, потрахаться?

Я должна врезать ему как минимум за то, что засрал моё признание.

— Я не сплю, с нелюбимыми. — хриплю, конечно, от ангины. Пальцы сводит от желания обнять этого говнюка, сжимаю кулаки, чтоб не дать слабину.

— Ты сказала, что любишь.

Отрицательно кручу головой. Смотрю куда угодно только не на него, Кай ловит пальцами мой подбородок и заставляет посмотреть в глаза.

— Да, да, три минуты назад так и сказала: — Я люблю тебя.

На словах: «люблю тебя» голос Кая просаживается от эмоций.

— А я передумала, знаешь ли, девочки такие непостоянные.

Кай тянет меня за волосы ближе и ловит нижнюю губу, мычу от возмущения и неожиданности, он целует и смотрит не отводя, взгляд ни на минуту. Его язык нагло пробирается мне в рот, проходится по зубам и нёбу, и делает несколько поступательных движений имитируя совсем другой акт.

Я ужасная тряпка, потому что, конечно, отвечаю. Он так невозможно вкусно целуется, напористо, по-хозяйски, хочется подчиниться и я с удовольствием подчиняюсь, отвечая на поцелуй. Я тоже соскучилась.

Сначала это яростное сплетение языками похоже на дуэль, никто не хочет уступать, каждый стремится доминировать. Наши дыхания смешиваются, мои руки живут своей жизнью, пальцы перебирают кудри. Ладони Кая мнут мою попу, он сильнее вдавливает меня в пах, неосознанно начинаю тереться, кровь приливает, и низ живота становится ужасно чувствительным. Я хочу его.

Снежинский осторожно проводит пальцами между ног, довольно ухмыляется, понял насколько я возбуждена. Говнюк и есть. Первая прерываю поцелуй, когда становиться нечем дышать.

— Я с тобой спать не буду! — собрав остатки гордости, резюмирую.

— Будешь. — уверенно улыбается Кай.

— Не хочу и не буду!

— Будешь, говорю, и сегодня, и завтра, и всегда.

— Почему это? Только попробуй мне тыкнуть той договорённостью.

— Забудь. Не поэтому.

— Тогда почему? — судорожно соображаю, какие ещё он может привести аргументы.

— Потому что… — Кай выдерживает театральную паузу, внимательно смотрит на меня, специально тянет время. Улыбается, уткнувшись мне в ключицу, невесомо целуя ямку по центру. Мне кажется, что меня разорвёт от волнения. Живот сокращается, пробивая мини-молнией то ли от страха, то ли от предвкушения. Пальцы ног непроизвольно поджимаются. Внутри всё леденеет и дрожит, будто проглотила сосульку.

Вгзляд Кая становится серьёзнее, темнее. Большим пальцем он сминает мои губы, словно стирая невидимую помаду, надавливает на нижнюю губу, немного оттягивая. Не дышу.

Замираю как растерянный, перепуганный щенок в ожидании действий хозяина: погладит или пнёт?

Кай сглатывает и хрипит:

— Потому что, я тоже тебя люблю.

Любит меня? Этот упрямый синеглазый Айсберг правда меня полюбил?! Бедное моё сердце вот-вот лопнет от восторга. Мне хочется обнять его всеми конечностями, а ещё лучше как-нибудь спаять нас, стать единым, целым.

Но мне так волнительно, теряюсь, не понимая, что логично сделать дальше? Улыбаюсь как ненормальная. Он точно примет меня за умственно отсталую. Ну, что сделать? Кай тихо расслабленно смеётся.

— Вот как. И давно? — этот вопрос — просто верх моего адеквата сейчас.

— Долго думала? — Снежинский обнимает меня и кладёт руки себе на шею— Не знаю, когда это случилось, но понял ночью, когда ты температурила. Я тогда знатно труханул. Не, болей так, больше, ладно? — просит, заправляя прядь волос за ухо.

— Ладно. — отвечаю скорее машинально, обалдев от такого душевного стриптиза, несвойственного Каю. Перестаю метаться, нам комфортно вместе даже молчать.

Снежинский наклоняется ближе и невесомо проводит губами по шее, шумно тянет воздух у моих губ.

— Красивая ты, и пахнешь вкусно, шоколадом.

— Это всё Нутэлла. — смеёмся, тоже хочу сказать ему что-нибудь приятное, но вдруг мой живот громко урчит, а потом ещё раз. — Упс, сори, просто есть хочу очень, все эти разговоры о шоколаде.

Кай широко улыбается.

— Одевайся, позавтракаем где-нибудь.