5

Рассел Брайан, оказывается, не привык спать в пижаме.

Бетти стояла на кухне и смотрела на поднос, приготовленный для него, и… видела Рассела в трусах. Не в боксерских, умеренно широких, почти семейных, а в очень узких трикотажных трусиках. Похоже, этот человек не страдает излишней стеснительностью.

Столь интимные подробности туалета Рассела стали ей известны совершенно случайно. Объяснялось это весьма просто. Поскольку Рассел сам не мог отправиться в магазин, чтобы пополнить свой гардероб, а багаж он так и не получил, Бетти досталась сомнительная честь сделать это вместо него. Теперь она знала, какого размера джинсы он носит и какой длины молнию на них предпочитает, а также размер его носков и нижнего белья — футбольных маек с коротким рукавом, только темно-синего или черного цвета и, соответственно, такого же цвета трусов. И никаких пижам.

Почему воспоминание об этом так волнует и озадачивает ее? Возможно, подружки правы — она засиделась в одиночестве и ей нужно мужское общество.

Она тряхнула головой. Хватит думать о всякой ерунде. Бетти распрямила плечи, одернул короткие шорты цвета хаки, поправила ворот бледно-желтой блузки и уверенно провела рукой по волосам, заплетенным в целомудренную косу. Она снова проверила, все ли, что нужно, поставлено на поднос, и мысленно повторила список.

Две салфетки, нож, вилка, ложка — раз. Консервированный куриный бульон с лапшой (лапши вдвое больше, чем бульона), обязательно в горшочке, потому что, как он утверждает, в тарелке все быстро стынет, — два. Земляничный мармелад, нарезанный аккуратными небольшими кубиками, горстка соленых крекеров и охлажденный сок в высоком, обязательно в высоком, стакане — три. Кажется, все.

В который раз за эти шесть дней она наказывала себе быть терпеливой. Сама напросилась, никто не заставлял. Но предательский внутренний голос нашептывал: «да, но тогда он был мистер Все-делаю-сам-в-помощи-не-нуждаюсь а теперь, войдя во вкус, больше походит на короля-самодура из стран третьего мира».

Она взяла поднос, но тут же снова поставила его и с решительным видом добавила к бульону, крекерам и мармеладу бутылочку микстуры, прописанной доктором Шнейдером…

Рассел, окинув взглядом поднос, отнесся ко всему, что на нем было, с капризным недоверием.

— Это куриный бульон с лапшой? — спросил он, глядя на горшочек.

— Угу, — подтвердила Бетти с обезоруживающей улыбкой. — Не стоит повторять наказание. Я усвоила урок сразу и больше не собираюсь расширять ваши кулинарные познания. Мне достаточно было один раз увидеть, как вы выливаете отличный и полезный домашний суп в горшок с моей любимой бегонией. Куда поставить? — Тебе бы на голову, подумала она в сердцах.

Словно угадав ее мысли, он настороженно посмотрел на Бетти и, быстро взяв из ее рук поднос, поставил его себе на колени.

— Эй, леди, я просил только бульон, — возразил он, глядя на бутылочку с микстурой. — Доказано, что бульон полезней всех лекарств, которыми вы намерены меня потчевать.

Прекрасно, подумала Бетти и опустилась в кресло-качалку, доставшееся ей еще от бабушки. Пока он ел, она вязала. Этот ритуал установился как-то сам собой. Бетти вынула шерсть и спицы.

— По крайней мере, — заметила она, начав вязать, — мой суп был домашнего приготовления. Вы знаете, сколько вредных солей в консервированных бульонах?

— Понятия не имею, — равнодушно ответил Рассел, с наслаждением проглатывая первую ложку консервированного бульона с лапшой. По его лицу разлилось блаженство. — Мне кажется, вам не терпится сообщить мне об этом.

— А вам разве не хочется узнать?

Сжав крекеры в ладони, он раскрошил их и высыпал в бульон.

— Послушайте, я не курю, не пью, не бегаю за каждой юбкой. Оставьте мне хоть одно удовольствие — мой бульон с лапшой.

Бетти благоразумно промолчала и сосредоточилась на вязании, не зная, радоваться или досадовать на то, что Рассел на сей раз не ищет предлога для спора.

Когда он покончил с обедом, Бетти отложила вязанье, сняла с его колен поднос и поставила на пол. Чуть помедлив, она с тяжелым вздохом взяла в руку бутылочку с микстурой и ложку и вопросительно посмотрела на Рассела.

Лицо его мгновенно изменилось, взгляд стал недобрым.

— Не трудитесь, — промолвил он с иронией и решительно скрестил руки на груди.

Бетти, внешне казавшаяся спокойной, еле удержалась от того, чтобы не ударить его ложкой по лбу.

— Отчего вы такой упрямый?! — нетерпеливо воскликнула она, хотя в душе не очень осуждала его.

Опасения доктора Шнейдера, к счастью, не подтвердились, и болезнь Рассела протекала не столь тяжело, как тот предполагал. Высыпание было не особенно сильным, и теперь остались лишь его следы. Однако зуд изрядно изводил Рассела, упорно отказывавшегося от антигистаминных препаратов, рекомендованных врачом.

— Не понимаю, — с упреком заметила Бетти. — На мазохиста вы не похожи.

Яростно расчесывая ухо, Рассел мысленно не согласился с ней. Из-под опущенных век он разглядывал ее ноги в соблазнительных шортах. Он был уверен, что она не искушает его и что все это получается у нее непроизвольно. Но ему от этого не легче. В ней все волновало — тихий голос, мягкие руки, кажущаяся покорность. Порой ему хотелось грубо схватить ее и затащить в постель, или запустить руку под край коротких шорт и дерзко коснуться ее бедра, или прижаться губами к трогательной ямке на нежной шее или полоске обнаженной кожи, видневшейся в открытом вороте блузки.

От проклятого зуда нет лекарств, но в такие минуты он готов был выпить что угодно. Он всегда относился подозрительно к любым лекарствам, считая, что они снижают реакцию и туманят мозги.

— Нет, я не мазохист, — после долгой паузы наконец ответил Рассел. — Просто взял за правило не прикасаться ни к чему, что пахнет мятой и валерианой.

Он раздраженно почесал грудь. Бетти внимательно посмотрела на него.

— Айра клянется, что Кендал хвалил микстуру и пил ее с удовольствием.

— Что можно ожидать от того, кто мошенничает в игре, норовя вдвинуть шашку, когда партнер зазевался, или утверждает, что его любимое лакомство черепахи.

— Должно быть, черепашки, — поправила Бетти и, поняв, что угостить его микстурой не удастся и на этот раз, поставила бутылочку на поднос. — Это такие разноцветные фигурные монпансье. На вкус они апельсиновые, ананасовые, банановые. Дети их обожают. Одна беда — они ужасно липучие и от них страдает обивка диванов и ковра, а также портятся пылесосы.

Рассел невольно улыбнулся.

— От Кендала я иного и не ожидал.

Бетти оценила его улыбку как дружеский шаг и тоже улыбнулась.

— Они ничуть не хуже тех сластей, что мы любили в детстве. Помните палочку-выручалочку?

— Нет, — вполне серьезно ответил он. — Что это такое?

— О, это длинные тонкие трубочки с кремом. В школьные годы, помню, мы объедались ими и портили аппетит.

Рассел снисходительно посмотрел на нее.

— Знаете, леди, я все же был мальчишкой, и к тому же мои школьные годы прошли в военном училище, а там о ваших палочках-выручалочках и слыхом не слыхивали.

Бетти растерялась.

До сих пор Рассел был крайне скуп на слова и о своем прошлом ничего не говорил. То, что он решился рассказать что-то из своего детства, было само по себе фактом примечательным.

Заинтересованная, но опасаясь вспугнуть его, Бетти беспечно и шутливо продолжила разговор:

— А-а, теперь я знаю, где вы попробовали спою первую пулю. — Ей показалось, что Рассел испугался, но лишь на мгновение.

Он оценил ее остроумие, и в его глазах появилась смешинка.

— Да, пожалуй, что так, — весело согласился он.

С известной опаской и удивлением Бетти поняла, что между ними впервые возникло нечто похожее на дружескую беседу. Возможно, со временем удастся получить ответы на то, что давно хотелось у него узнать.

— И долго вы были в вашем училище? — поинтересовалась она как бы между прочим, решив начать с самого малого.

— Восемь лет. Второй муж моей матери решил, что военная дисциплина мне не помешает. Он убедил в этом и мою мать, сам же вскоре исчез с нашего горизонта. А я отбыл полный срок.

Бетти попыталась представить себе Рассела в военном училище. В ее понимании он и военная дисциплина были вещами несовместимыми. Насколько она его узнала, он терпеть не мог, чтобы ему приказывали.

— Представляю, с какой радостью вы вернулись наконец домой.

— Разве я сказал, что вернулся домой? — спросил он насмешливо.

Бетти удивленно нахмурилась.

— А, понимаю, вы поступили в колледж?

Рассел покачал головой.

— Нет, всего лишь в школу-интернат.

— В школу? — Она быстро подсчитала, сколько же ему было лет в то время. — А когда вы пошли в первый класс?

— В пять лет.

Она едва удержалась от возгласа удивления. Пять лет! Возраст Кендала. Совсем еще младенец. Что же это за мать, которая отправляет в интернат, в сущности, младенца? В последние несколько дней из скупых обмолвок и случайных реплик у нее составилось не очень лестное представление о матери Рассела. Это была, по всей вероятности, пустая и легкомысленная женщина, потерявшая счет своим мужьям. А теперь еще выяснилось, что она отдавала своего сына в школы-интернаты столь же легко и беззаботно, как отдают ненужные или лишние вещи. Бетти почувствовала к ней настоящую неприязнь. Однако по тону ответов и настороженности Рассела она поняла, что никакого сочувствия или, не дай бог, жалости он не потерпит. Поэтому она просто ответила:

— Понимаю.

Наступила неловкая пауза, а потом Рассел внезапно сказал:

— Моя мать была очень молода. Отец умер, когда мне и года не было. — Он пожал плечами. — К тому же, думаю, я был не подарок. Она поняла, что одной ей со мной не справиться.

Его желание как-то оправдать плохую мать лишь усилило ее жалость к нему. А потом она подумала, что он, должно быть, до сих пор считает, что был скверным мальчишкой и сам был виноват в том, что мать отдавала его в интернаты. Ей захотелось переубедить его, но она побоялась. Чтобы не совершить эту ошибку, Бетти торопливо начала собирать вязанье. Вопрос Рассела застал ее врасплох.

— Вы никак собираетесь жалеть меня, леди? — с иронией спросил он.

Бетти вздрогнула и уронила клубок голубой шерсти прямо ему на грудь. Наконец, придя в себя, она как можно безразличнее сказала:

— Не говорите глупостей. Просто мне жаль, что ваша мать не смогла оценить то, что имела.

В его глазах было удивление. Он долго смотрел на Бетти, словно хотел убедиться, что она сказала это серьезно, а затем перевел глаза на клубок голубой шерсти и взял его в руку. Он повертел его, с любопытством разглядывая, а когда он заговорил, голос его был таким же спокойным, как и у нее:

— Что же, все было не так уж плохо. Она была такой, какой была, тут уж ничего не поделаешь. Но это пошло мне на пользу. При моей нынешней работе отсутствие привязанностей и родственных уз явно к лучшему. Никто не задает ненужных вопросов, никто не беспокоится.

— Не понимаю, — вдруг испуганно воскликнула Бетти, подозревая, что он сказал это нарочно, чтобы поддразнить ее. — Я думала, вы ушли в отставку.

— Да, ушел, — торопливо подтвердил Рассел, проклиная себя за неосторожность, а затем весело добавил: — Вернее будет сказать, я на пути к этому. Не все так быстро делается. — Он вдруг почувствовал, как легко и приятно с ней беседовать. Этот тихий голос, спокойная манера говорить и, наконец, эти ноги… Черт! Неужели ей удалось то, что еще никому не удавалось? Она, похоже, берет над ним власть. Следует помнить, что она чертовски проницательна и отнюдь не глупа.

— Скажите: чем вы занимались в тот день, когда мы так странно познакомились? — неожиданно спросила Бетти, прервав опасный ход его мыслей. Она не скрывала своего любопытства.

Рассел молчал. С ней следует быть осторожным, мелькнуло в голове. Он многое передумал а на это у него времени теперь предостаточно — и пришел к выводу, что дом Бетти — идеальное укрытие на то время, пока Сэм в отъезде.

Разумеется, он согласился на ее предложение, все взвесив и убедившись, что его пребывание здесь ничем ей не грозит. Но из-за болезни он не успел вовремя связаться с Лионелло и теперь ломал голову, как позвонить ему, не подвергая Бетти опасности.

Хотя он был уверен, что Лионелло и в голову не придет искать его в фешенебельном пригороде, и тем более в доме Бетти, но полностью не исключал такой возможности. Однако более всего он опасался, что, узнав, она не простит ему того, что он предательским образом использовал ее дом как базу для подготовки к опасной операции. Такие люди, как Бетти, живут в относительно изолированном мирке, далеком от преступлений и насилия. Ее контакты с полицией и законом, наверное, ограничивались до сих пор лишь штрафами за случайное превышение скорости. Случайное? Если бы дорожная полиция добросовестно исполняла свои обязанности, штрафными квитанциями можно было бы обклеить всю кухню прекрасной Бетти. Нет, было бы неосторожностью рассказать ей все как есть. А вдруг она возмутится и вышвырнет его вон?!

Однако Рассел не хотел обманывать Бетти. Увы, сколько раз ему приходилось делать это. Таковы издержки его профессии, и он редко испытывал угрызения совести. Но с Бетти он не должен поступить так. Впрочем, посвящать ее во все совсем не обязательно. Можно рассказать часть правды, а то, что она многого не узнает, для нее же лучше. Разумеется, он не собирался посвящать ее в государственные тайны или сообщать, какого размера носки у президента. Через неделю его здесь не будет, и Бетти преспокойно вычеркнет его из своей жизни.

— Устраивайтесь поудобней, — предложил он с улыбкой. — Чтобы вы все поняли, придется начать с самого начала.

Приняв такое решение, не противоречившее ни его совести, ни профессиональному долгу, Рассел сам с комфортом улегся на подушки и позволил себе наконец расслабиться.

Бетти свободно откинулась на спинку кресла-качалки и, удобно закинув ногу на ногу, приготовилась слушать. От такой непринужденной позы ее короткие шорты показались Расселу еще короче, и это почему-то застигло его врасплох. Все разумные мысли куда-то разбежались, уверенность исчезла, а взгляд неприлично долго задержался на голом колене Бетти.

— Ну? — Она вопросительно посмотрела на него.

Рассел виновато отвел глаза.

— Что ну? — глупо спросил он.

— Начинайте или вы передумали?

— Что начинать? — совсем растерялся он.

Бетти нахмурилась и, наклонившись к нему, пощупала его лоб.

— Жара у вас нет, — недоуменно пробормотала она.

Как она ошибалась! Рассел весь горел, как в первые дни болезни. Зачем она наклонилась так близко в этой открытой блузке? Ему пришлось сжать руки в кулаки, чтобы не наделать глупостей, не схватить ее в объятия, такую близкую и желанную, впиться губами в ее губы. А черт, о чем он думает?!..

Словно почувствовав неладное, она быстро отстранилась.

— Рассел, что с вами?

Что со мной? — лихорадочно думал он. Да я и сам не знаю. Похоже, я теряю контроль над собой, а это недопустимо постыдно и не нужно в данный момент, мистер тайный агент. Это не входит в ваши планы.

— Вы намеревались что-то мне рассказать или уже передумали?! — требовательно воскликнула Бетти, нервничая и теряя терпение.

Рассказать? Разумеется, но сейчас он просто горит и сгорит дотла, превратится в пепел, кучку золы…

Бог мой, она ведь не об этом меня спрашивает. Усилием воли Рассел заставил себя опомниться, собраться с мыслями и вернуться к исходной позиции.

Наконец все стало на свои места, он снова разумный человек и готов рассказать ей изрядно отредактированную полуправдивую версию. Он облегченно вздохнул.

— Итак, слушайте, — начал он. — Два года назад был похищен младший отпрыск одной из старейших королевских фамилий Европы. Он учился у нас в одном из закрытых учебных заведений на Восточном побережье.

Увидев испуганные глаза Бетти, он добавил для пущей важности:

— Это строжайшая тайна. В газеты, разумеется, ничего не попало.

— А-а, — протянула Бетти и задумалась.

— В этом деле были задействованы местная полиция, ФБР и Интерпол. Похитители потребовали выкуп — три с половиной миллиона долларов в бриллиантах самого высокого качества. Хотя власти были решительно против, семья похищенного, однако, приняла эти условия. Преступники, получив бриллианты, бесследно исчезли.

Через полгода нам стало известно, что один из мелких ювелиров в Нью-Джерси, Гордон Лионелло, собирается продать их. О нем мы ничего не знали, но местной полиции он был известен как скупщик краденого, ну и за ним числились другие мелкие проступки. Однако под судом и следствием он никогда не был. Мне было дано указание собрать о нем сведения. Я поручил это одному из наших сыщиков. — Нет, с болью подумал Рассел, это был не просто сыщик, один из многих. Это был Григ Брендон, мой друг. Правда, он был излишне горяч, но отличный профессионал. — Тогда для меня это было обычным рутинным заданием, пока мой агент не позвонил мне поздно ночью из автомата близ ювелирной лавки Лионелло, за которым он вел наблюдение. Судя по голосу, Григ был взволнован. Он сообщил, что располагает фактами, изобличающими Лионелло как главного организатора похищения, и просил меня немедленно приехать.

Я тут же выехал, но, когда прибыл на место, Григ был уже мертв. Исчезли и доказательства, которые он раздобыл ценой своей жизни. А затем в меня стреляли, я был ранен. Пока я по телефону убеждал начальство прислать мне подмогу, преступники скрылись. — Рассел вспомнил долгие недели в больнице и свою беспомощность — беспомощность человека, прикованного к больничной койке. Для него это было самым ужасным воспоминанием в жизни. Его терзала боль утраты единственного настоящего друга и чувство вины за его ненужную смерть. Гнев и жажда отмщения надолго лишили его покоя. Тогда он дал клятву расквитаться с убийцей, даже если на это уйдет весь остаток его жизни. — Я не совсем еще оправился от ранения, когда несколько недель назад меня вызвал к себе Мэрдок, мой начальник. Поступили сведения, что Лионелло снова появился в Сиэтле и намерен продать бриллианты. Встреча с покупателем должна была произойти в небольшом городском торговом центре.

— Неужели в нашем? — воскликнула Бетти.

Рассел кивнул.

— Поскольку все участники сделки были мне знакомы, мой шеф вполне логично решил, что интересы правосудия должен представлять я. К сожалению, все получилось не так, как мы рассчитывали, и мне пришлось навязаться вам в попутчики. Так мы познакомились. Вот и конец истории.

— Подождите, — возразила Бетти, глядя ему прямо в глаза. — Вы рассказали, как оказались у торгового центра. Но, кажется, вы должны были арестовать этих людей, а вместо этого они гнались за вами? — В ее глазах был тревожный вопрос.

Рассел, чтобы не отвечать, потянулся за стаканом сока, в котором давно уже растаяли кубики льда. Выпив все до дна, он поморщился.

— А вот напитки готовить вы не научились, — проворчал он.

— Рассел! — Она была явно задета.

— Ладно, черт побери! Ничего сказать нельзя, сразу обида. Так вот, я не собирался их арестовывать, я был в этом деле как бы сторонним наблюдателем. Парни из ФБР и местная полиция должны были все сделать, но они так и не явились. Как выяснилось, они застряли в пробке у какого-то моста.

Во всяком случае я был в торговом центре и видел участников сделки. Когда появились эти двое из банды Лионелло, я сразу понял, что бриллианты у них. Сделка вот-вот должна была состояться, а полиции и агентов ФБР все не было. Тогда я сделал то единственное, что еще мог сделать в создавшейся ситуации, — украл у них бриллианты.

Он слышал, как Бетти испуганно охнула.

— Что вы сделали? Украли бриллианты?! Но проще было бы арестовать этих людей!

Рассел посмотрел на нее с еле скрываемым раздражением.

— Я не полицейский. Я агент государственной спецслужбы, и почти в отставке, у меня небольшая ферма в штате Коннектикут — три козы, одна корова и пять лошадей. Вы не представляете, как болезненно реагируют местные власти, когда какой-нибудь чужак, размахивая пистолетом, производит аресты в их штате.

— У вас есть козы? — Бетти не могла прийти в себя от удивления. Что общего между загадочным спецагентом и козами? Коровы и лошади — это куда ни шло. Но козы?

— Мой сосед подарил мне их, — небрежно ответил Рассел и провел рукой по волосам. — Дело в том, что я не имел права арестовывать их, да еще в таком людном месте, как торговый центр. Задачей было задержать их во время передачи бриллиантов и получения денег — так сказать, взять с поличным, тихо и без всякой стрельбы.

Бетти промолчала, как бы обдумывая то, что он сказал. А затем вдруг спросила:

— В таком случае почему вы здесь?

Он сердито посмотрел на нее.

— Вы забыли, что у меня ветрянка?

— Я имею в виду не здесь, у меня, а в этих краях, — терпеливо пояснила Бетти.

Рассел подумал, что не стоит ломать голову над тем, что именно она хотела сказать. У него есть дела поважнее.

— В тот день, когда мы встретились с вами, те двое, которых вы видели, охотились за мной. Это были люди Лионелло. Вечером, когда вы привезли меня в отель, они уже были там и стреляли в меня. Но на сей раз помощь подоспела вовремя. Бандитов арестовали за попытку убийства. Судебное заседание должно было состояться вчера, но, поскольку я не смог явиться, оно отложено на неделю.

— Понимаю, — тихо произнесла Бетти, стараясь не выдать себя.

Ее охватил страх, и она зябко повела плечами. Сам факт того, что его собираются убить, был достаточно ужасен, но то, что он знает об этом и говорит совершенно спокойно, было выше ее понимания.

— В чем дело? — спросил Рассел, когда увидел, как изменилось ее лицо.

— Ничего, — ответила Бетти, сама пораженная тем, как близко приняла все к сердцу.

Рассел недовольно хмыкнул.

— Перестаньте притворяться, Бетти. У вас все написано на лице. Я сказал что-то не то?

Она покачала головой, следя за его сильными тонкими пальцами, играющими с клубком голубой шерсти. Такие руки бывают у художников, у музыкантов, но не у профессиональных стрелков по живым мишеням.

— Просто я подумала, что никогда не пойму тех, кто так просто и спокойно говорит о насилии.

— Мир полон насилия, — ответил он сухо. — Вы можете сколько угодно прятаться от него в своих красивых и комфортабельных пригородах и делать вид, что его нет. Насилие существует в реальном мире, поверьте мне. Вы ошибаетесь, я говорю о нем не просто так и отнюдь не спокойно. Я очень серьезен, когда говорю о насилии.

Она посмотрела на него, лицо ее стало замкнутым.

— Так вот что вы думаете обо мне? Считаете, что я живу только интересами своего мирка и не знаю, что происходит в вашем большом, реальном, как вы выразились, мире?

Его руки, мнущие клубок, замерли. Он понял, что обидел ее.

— Я не осуждаю ваш образ жизни, Бетти, — попытался успокоить ее Рассел. — Просто я хотел сказать вам, что в мире гораздо больше плохого и недоброго, чем вы думаете.

— Вот как? — усмехнулась она. Бог знает, что творилось в ее душе под маской кажущегося спокойствия. — Как случилось, что вы стали секретным агентом? — вдруг спросила она, меняя тему.

Рассел подавил зевок. Когда он заговорил, голос его был тих и спокоен. Он был рад, что беседа входит в безопасное русло.

— В последний год учебы в колледже я по обмену прослушал курс лекций в Западном Берлине. Там я встретился и подружился с Григом Брендоном. Его отец был вторым секретарем американского посольства. По окончании учебы отец Брендона предложил нам поработать летом курьерами в посольстве. С этого все и началось. Мы с Григом считали себя без пяти минут Джеймсами Бондами.

— А ваш диплом, полученный в колледже? Разве он не давал вам иного выбора?

Пальцы Рассела, игравшие с клубком, замерли. Ее вопрос возродил в памяти многое. В сущности, за несколько месяцев бездействия в больнице, а потом в отпуске он кое-что уже предпринял, и небезуспешно. Но все это исчезло вместе с украденным багажом, подумал он с горечью и досадой. Ему стало обидно.

— В колледже моим основным предметом было искусство. Но по окончании я убедился, что спрос на таких, как я, невелик. Я мог бы не работать. Страховка отца позволяла мне это, да и мать после смерти кое-что мне оставила. Таким образом, — тут он пожал плечами, — я вполне мог заниматься всем, чем мне хотелось бы.

— И вам захотелось стать шпионом? — Ее голос выдал степень ее удивления.

Рассел зевнул, опустился пониже на подушки и натянул простыню.

— В тот момент — да.

Он повернулся и лег на бок, уставившись на нее.

— А теперь? Что вы намерены делать теперь, когда выйдете в отставку?

Бетти вдруг почувствовала, что это ей небел различно. Какое ей дело до его будущего? Что это с ней?

Но ответа не последовало. Она услышала лишь тихий вздох и, посмотрев на Рассела, увидела, что он спит. Рука его разжалась, и клубок спутанной голубой шерсти лежал на полу.

Она нагнулась и подняла его.

Мне нет дела до судьбы этого человека, решила Бетти. Я просто помогла ему. Я сделала бы это, будь на его месте любой другой.

Ну и что из того, что у меня замирает сердце, когда вижу его улыбку, что бесконечно подхожу к двери его спальни и смотрю, как он спит, что по ночам, когда не спится, представляю себя в его объятиях. Разве это означает, что я влюблена? Нет, подружки правы. Я так долго была лишена мужского внимания, что теперь любому ничего не стоит вскружить мне голову.

Взглянув на клубок шерсти, который держала в руках, Бетти вдруг вспомнила, как пару недель назад в магазине долго искала пряжу, перебирая все оттенки голубого, пока не нашла такой, как глаза Рассела.

Загрузка...