Судьбы прикосновенье

6

Рассел медленно опустил трубку на рычаг, откинулся на подушку и облегченно вздохнул: кажется, все прошло гладко. Лионелло клюнул. Мошенник поверил и, повысив цену до полумиллиона долларов, был уверен, что ему удалось уговорить Рассела провести за нос федеральную службу и бриллианты еще у него.

Недобрая усмешка, появившаяся на губах Рассела, тут же исчезла. Разумеется, он готов был на прощание помочь родному отделу поймать наконец убийцу. Однако сознание, что этот негодяй считает его теперь продажным госчиновником, было Расселу отвратительно. Ему доводилось иногда играть и эту роль, когда того требовали обстоятельства, и обычно он не придавал этому значения. Но на сей раз это далось ему через силу. Почему?

Но он поспешил прогнать такие мысли. Не время заниматься самоанализом. Ему надо сосредоточиться на разработке второй части плана. Через два дня он снова позвонит Лионелло и уже не будет изображать нерешительность и даже трусость, а заставит подонка немного понервничать, что сделка вот-вот сорвется… Он начнет торговаться. А затем, прежде чем положить трубку, намекнет, что нашел более выгодного клиента. Возможно, он пообещает, что позвонит Лионелло еще раз, а может, и не пообещает. Говорят, что вывести Лионелло из себя ничего не стоит, а Расселу только это и надо.

Странный шорох у двери привлек его внимание. Что это? Прислушавшись и ничего более не услышав, он с наслаждением вытянул ноги под одеялом и выгнул спину, решив сделать несколько легких упражнений. Не рассчитав расстояния, он больно ударился головой о спинку кровати. От долгого лежания он весь словно заржавел.

Шорох у двери повторился. Рассел насторожился. Кто это мог быть?

Наконец в дверной щели на уровне ручки он увидел прядь черных волос, одну веснушчатую щеку и любопытный глаз. Рассел ухмыльнулся. Ну, конечно же Кендал. Каждый день всю эту неделю он приходил навестить его и сидел рядом, пока мать укладывала сестренку.

— Эй, друг, — приветствовал его Рассел, принимая сидячее положение и подкладывая лишнюю подушку под спину.

— Ты не спишь! — Кендал радостно вбежал в комнату и, вынув руки из-за спины, протянул Расселу свой новый рисунок. Не дожидаясь приглашения, он уже взобрался на постель. — Посмотри, тебе нравится?

— Отлично, — похвалил Рассел, глядя на разноцветные штрихи, пятна и кружки. Он перевернул рисунок большим голубым пятном вверх, надеясь, что это небо.

— Ты понял, что это? Это моя космическая бейсбольная команда. Вот это я. — Кендал указал на большую кляксу посередине. — Я не закончил рисунок. У нас сегодня новая учительница, и она сказала, что это мазня.

Рассел хорошо знал, что такое учитель рисования, лишенный воображения.

— Хочешь, я дорисую? — не задумываясь предложил он.

— Конечно, хочу.

— У тебя есть карандаш?

— Еще какой! — Мальчик порылся в карманах и извлек довольно большой огрызок карандаша с жирным толстым грифелем.

Рассел недоверчиво посмотрел на огрызок, а затем потянулся за блокнотом на ночном столике рядом с телефоном.

— Теперь скажи мне, какие они, эти космические бейсболисты, чтобы я мог хорошо их нарисовать.

— Ладно. — Скривив рожицу, Кендал задумался. — Ну, прежде всего, большие, с маленькими глазками и ушами, нос у них большой, на конце расширяется как труба и волосатый.

По мере того как у Кендала разыгрывалась фантазия, карандаш Рассела все быстрее прыгал по бумаге, пока наконец на ней не появилось нечто поистине невообразимое.

— А ну, посмотри, похож? — сказал Рассел и, подняв листок, сам с интересом стал изучать свою работу.

Заглядывая через его плечо, Кендал смотрел как зачарованный на непонятное существо, безобразное и милое, с маленькими глазками и кривоватой улыбкой, в которой несомненно было что-то доброе.

— О! — произнес он, потрясенный. — Как это у тебя получилось? — А затем, всматриваясь все больше и больше, вдруг заключил: — А знаешь, он чем-то похож на Страшилу Милтона. Ты должен подписать рисунок. Он у тебя здорово получился.

Подписать? Этого еще не хватало. Рассел смущенно откашлялся и почти автоматически расписался наискось в углу.

— Вот, бери, — сказал он мальчику, просиявшему от счастья. — Значит, ты играешь в бейсбол?

Рассел знал, что существуют детские команды, но Кендал был слишком мал, чтобы играть в них.

— Ну, это наш бейсбол. Судят Бетти и папа, хотя ему всегда некогда. Сейчас он уехал в Муниполис…

— Ты хочешь сказать — Миннеаполис, не так ли?

— Наверное, да. Так, кажется, сказал папа. На этой неделе он не будет судить, а тетя Бетти, хоть и учится этому, но у нее получается хуже, ведь она девочка. А ты играешь в бейсбол, Рассел?

— Да, — ответил он и подумал, что назвать Бетти девочкой — все равно что назвать нью-йоркский небоскреб шалашом.

— Это здорово. Значит, ты сможешь помочь тете Бетти?

— Боюсь, что не смогу, Кендал, ты уж извини.

— Ну, пожалуйста, Рассел, — захныкал Кендал, ластясь к нему.

Рассел посмотрел на него и вдруг сказал:

— Знаешь, давай лучше спросим тетю Бетти. — Это было уже совсем глупо.

— О'кей, — обрадовался малыш. — Но я знаю, что она согласится.

Если об этом попрошу не я, подумал Рассел.

— Ну что ж, посмотрим.

Когда Бетти вошла в комнату, она увидела премилую картину — Кендал, свесив одну ногу, сидел на кровати Рассела и с увлечением рассказывал тому, как весело он провел день, а Рассел делал вид, что ему это интересно. Однако было заметно, что он отлично чувствовал себя в обществе своего юного собеседника, что как-то не вязалось с образом матерого сыщика.

— Привет, — сказала Бетти. — Пришла посмотреть, как вы тут. Как самочувствие? — Последнее явно относилось к Расселу.

— Отлично, тетя Бетти, — ответил за него Кендал.

— Превосходно, — добавил Рассел и посмотрел на нее через голову Кендала. В голосе его была нескрываемая ирония.

— Посмотри, тетя Бетти, что мне нарисовал Рассел. — Мальчик гордо показал ей рисунок.

Бетти без особого интереса взглянула, но вдруг взгляд ее остановился. Ее поразило мастерство исполнения. Всего несколько четких линий, тонкая выразительная штриховка — и на нее смотрит странное фантастическое существо, бесспорно доброе и даже симпатичное, хотя и безобразное. Этот рисунок ей что-то напомнил. Нечто похожее она уже где-то видела.

— Рассел сказал, что, раз папы нет, он поможет судить наш матч, если ты не против, тетя Бетти, — торопясь, выпалил Кендал.

Рассел нахмурился.

— Постой, Кендал. Это совсем не так…

— Нет, ты обещал, — прервал его мальчик. — Ты сказал, что будешь, если тетя Бетти согласится. Ты разрешишь ему помогать тебе, тетя Бетти?

— Может, мы с Бетти сами обсудим это, а, Кендал? — попытался сгладить неловкость Рассел. — Я все-таки еще болен. — И он бросил умоляющий взгляд на Бетти.

Но она, все еще с интересом разглядывая рисунок, без всякого удивления ответила:

— Ваша болезнь не помеха. Я разговаривала с врачом, он считает, что вы практически не опасны для окружающих. Правда, немного ослабели от долгого лежания в постели, но, когда начнете ходить, силы восстановятся и вы быстро пойдете на поправку. Свежий воздух будет вам только полезен, — заключила она и лишь тогда оторвала глаза от рисунка. Взглянув на Рассела, Бетти поняла, что сказала что-то не то.

Кендал был сообразительный мальчишка и, поняв, что одержал победу, решил поскорее убраться, пока Рассел не передумал.

— Ура! Он будет судить. Я должен сказать об этом ребятам. — И он опрометью выбежал из комнаты.

Бетти, бросив взгляд на мрачное лицо Рассела, сочла благоразумным последовать примеру мальчика.

Почему он все-таки согласился? — ломала голову Бетти в день матча, поглядывая на отвернувшегося молчаливого Рассела, когда они мчались в «феррари» на стадион, где должна была состояться игра. Все эти дни она ждала его отказа, зная, что сама все подстроила. И он знал, но молчал. Несмотря на его вздохи и ворчание, Бетти была чертовски рада, что он сидит рядом. Так рада, что даже сама испугалась. Неужели она так привыкла к нему за эти дни? Его предстоящий отъезд не на шутку пугал ее. Но этого не избежать. Здесь никаких иллюзий у нее не было.

Почему Рассел до сих пор не уехал? Он почти здоров. Вид у него был просто отличный. Блестящие черные волосы снова аккуратно лежали на его голове, некогда такой встрепанной. Правда, они немного отросли, и слегка вьющиеся концы закрывали ворот сорочки и романтично кудрявились за ушами. Даже если он был еще слаб, то этого, судя по его виду и действиям, никогда не скажешь. Она не понимала, почему он все же не спешит уезжать?

— По всему видно, вы неплохо себя чувствуете, — заметила она, думая, что он вообще может уехать, даже не предупредив и не попрощавшись. Он не привык делиться своими планами.

Взгляд Рассела, брошенный на нее, ничего не выражал. А в голове гвоздем засела мысль: не собирается ли она сказать, что его пребывание здесь затянулось? Он приготовился услышать это с той самой минуты, как она сообщила ему мнение доктора о его благополучном выздоровлении, и уже приготовил несколько вариантов ответа. Решив, что самое время переменить тему разговора, он ответил:

— Да, я неплохо себя чувствую. — А затем без всякой паузы вдруг сказал: — Я узнал от Кендала, что вы были замужем. Школьная любовь, не так ли?

Бетти сразу не нашлась с ответом, столь неожиданным был вопрос. И все же язык сам собой ответил, не дожидаясь веления разума:

— Мы впервые встретились, когда я была на втором курсе. На лекции.

Рассел нахмурился.

— Он преподаватель? — То, что должно было отвлечь их от опасной темы его отъезда, вдруг само по себе стало представлять живой интерес.

Несмотря на неожиданное вторжение в ее личную жизнь, Бетти не ушла от разговора.

— Нет. Он был изобретателем и предпринимателем одновременно. Его имя, возможно, вам знакомо. Он пионер массового производства персональных компьютеров, как Билл Гейтс или Возняк. Его звали Стив Трейси.

Расселу показалось, что он уже слышал это имя, но где и когда, он не мог вспомнить.

— По-настоящему мы сблизились, когда я уже была на последнем курсе. Его пригласили в наш университет прочесть несколько лекций о будущем компьютеризации.

Хотя Бетти было лестно, что Стив обратил на нее внимание, ее всегда пугал его успех и непринужденный образ жизни. Она не торопилась ничего решать и меньше всего думала о замужестве, хотя он сделал ей предложение уже через три дня. Целый год она не решалась принять его предложение и согласилась лишь обручиться. Только спустя два года, перед самым окончанием университета, они поженились. Стив все это время настаивал на браке, но, понимая ее сомнения, терпеливо ждал. Бетти же любила повторять, что впереди у них целая жизнь и торопиться некуда.

— Вы были счастливы? — спросил Рассел.

Как только можно быть счастливой целых четыре дня и семь часов в придачу, подумала Бетти.

— Да, — ответила она. Чувствуя на себе тяжесть его пристального взгляда, она неотрывно смотрела на дорогу.

— Что же произошло?

Она быстро посмотрела на Рассела и снова на дорогу.

— Он умер.

Обычно этот короткий ответ прекращал дальнейшие расспросы даже самых любознательных собеседников. Но это не относилось к Расселу.

— Как? — Он знал, что вопрос груб и прямолинеен, но это мало заботило его.

Имя Трейси напоминало о чем-то тяжелом и неприятном; но память отказывалась помочь. Возможно, подумал он, глядя на Бетти, он видел сообщение об их браке, опубликованное в газете. Трейси был достаточно знаменит, а Бетти — красива. Это вполне могло привлечь внимание газетных репортеров.

— Он погиб в результате несчастного случая, — пояснила она, уже не скрывая, что разговор становится ей неприятен.

Вот оно что, подумал Рассел. Но прежде чем он успел продолжить расспрашивать ее дальше, она решила, что теперь ее очередь задавать вопросы.

— А как вы?

— Что — я? — переспросил он удивленно.

Его почти комический ужас перед тем, что придется рассказывать о себе, раззадорил Бетти. На щеке появилась ямочка от невольной улыбки.

— Да, вы. Вы были женаты?

— Никогда. Я для этого не гожусь. — Он уперся руками в щиток, когда Бетти круто повернула. — Все эти клятвы о вечной верности не более чем лицемерие.

— Я с вами не согласна, — решительно возразила Бетти. — Мужчина и женщина испокон веков шли вместе, связанные близким и честным партнерством. На их союзе покоится благополучие общества. А вера в вечную верность обеспечивает их будущее, вселяет надежду. Всякий раз, когда цивилизация посягала на это, наступали хаос, упадок и катастрофа. Вспомните Древний Рим.

— Нет желания, — тихо сказал Рассел, не скрывая иронии. — Вы не возражаете, профессор Гринуэй, если я завершу наш диспут следующим заявлением: это все не для таких, как я.

— Что вы хотите сказать? Кто они — эти такие, как вы?

— Будьте реалисткой, леди. Разве вы не видите, что я совершенно непригоден для семейной жизни?

— Откуда вам знать это? — тихо сказала Бетти и прибавила скорость, ибо они выехали на прямой и сравнительно пустой отрезок шоссе. — Ведь вы даже не пробовали.

Рассел бросил на нее взгляд, который она не поняла.

— Даже если я никогда не был женат, это не означает, что я жил монахом. Я как-то попытался иметь свой дом, что-то вроде семьи, хотя мое детство могло бы меня научить тому, что этого делать не следует. Все кончилось катастрофой. Кэт была милой женщиной, но ее жизнь со мной была адом.

Кэт? Сама мысль, что рядом с ним могла быть какая-то женщина, была Бетти неприятна. Если бы ей сказали, что это ревность, она бы искренне отвергла такое предположение.

— Но… — начала было она, однако Рассел остановил ее, покачав головой.

— Не надо, леди. Я действительно не подхожу для семейной жизни. — На повороте Рассел невольно качнулся в сторону Бетти. — Если вы еще не успели заметить этого, то скажу: я всегда люблю, чтобы все было по-моему.

Его близость мешала Бетти. Она сбавила скорость — в ее состоянии лучше быть острожной за рулем.

— Да, вы правы, я не заметила, — согласилась она, отвернувшись.

Ей стало не по себе от его оценивающего мужского взгляда. Она чувствовала, как он скользит по ней — от кончиков ее белокурых волос, по шее, груди, вниз, до туго обтянутых белыми джинсами бедер.

— Будет лучше, если вы узнаете, — тихо ответил Рассел.

Почему лучше? Она плохо соображала и как зачарованная следила за его рукой…

— Рассел! — Так и не поняв, произнесла ли она его имя вслух или только мысленно, она перевела «феррари» на первую скорость, и автомобиль, тихо шелестя шинами, поплыл по узкому проселочному шоссе.

Рука Рассела, сильная, выразительная, с длинными нервными пальцами, легла ей на колено…

Он что-то говорил тихим глухим голосом — кажется, что у нее красивые ноги… Бетти свернула с шоссе и остановила машину. Она чувствовала, как дрожат руки, лежащие на руле. Наконец она осмелилась и подняла не него глаза.

— Рассел… — Бетти хотела сказать ему что-то важное, но вдруг все вылетело из головы.

Его руки уже ласкали ее, умные ласковые руки, а губы были совсем близко. Она знала, что сейчас он поцелует ее, хотя в эту минуту он почему-то чертыхнулся. Но это уже не имело значения. Она закрыла глаза. Где-то далеко в ее сознании мелькнуло: не этого ли ты ждала все эти дни?

Он жадно целовал ее, и Бетти слышала его прерывистое дыхание и громкий стук сердца. Он не скрывал своей страсти, и, несмотря на исступленность ласк, в них не было мужской грубости, а только нежность и даже какая-то неуверенность, что тронуло ее.

От него дурманяще пахло мужчиной, здоровым, сильным, требовательным и нетерпеливым. Бетти сразу почувствовала, как далек этот поцелуй от того, первого, тоже в машине. Тот поцелуй был неожиданным, как бы случайным, легким и куда-то унесшим ее… А в этом было что-то другое.

Запустив пальцы в его густые жесткие волосы, она еще сильнее прижала его лицо к своему, губы к губам, словно хотела сломать какой-то невидимый барьер между ними.

Когда же все это с ней случилось? — пронеслось в голове. Когда ей захотелось ощутить их полное слияние? Когда она поняла, что полюбила его? Уже тогда или сейчас?

В это мгновение дверца машины отворилась, и испуганная Бетти увидела чьи-то веселые и любопытные глаза. Они смотрели на нее и Рассела с неподдельным изумлением.

— Вот это да! — раздался голос Шона.

Рассел поспешно отпрянул от Бетти и откинулся на сиденье. Бетти готова была поклясться, что сквозь стиснутые зубы с его уст слетело не только привычное чертыханье. Но ей было не до того. В эту минуту она вспомнила то важное, что хотела ему сказать.

— Рассел, — произнесла она тихо, заправляя за ухо выбившуюся белокурую прядь волос. — Мы приехали. Это стадион.