Сумеречная роза

Глава 1

Угрюмые серые тучи нависали над головой, а унылый моросящий дождь все шел и шел не переставая. Поежившись в седле, леди Элис Вулвестон раздраженно подумала: неужели дождь будет капать вечно. Неужели он никогда не кончится? Неужели солнце больше никогда не засияет над Англией? Даже алый плащ, очень выгодно оттеняя ее золотые волосы и ореховые глаза, хотя она и выглядела в нем великолепно, не поднимал ей настроения. Тяжело вздохнув, она глубже натянула тяжелый влажный капюшон, чтобы защитить лицо, и склонилась к гриве лошади, не имея ни малейшего желания смотреть ни на своих несчастных попутчиков, ни на унылые мокрые пустоши, простирающиеся на много миль вокруг. Она не обращала никакого внимания и на их путь, зная, что эскорт из Драфилд-Мэнор в полной безопасности доставит ее в Вулвестон — величественный замок из серого камня над рекой Трент.

Рядом она слышала ритмичное бормотание Джонет, монотонно читающей молитвы по четкам. Вот опять. Как будто бы невысокая пухлая женщина, закутанная в серый шерстяной плащ и разговаривающая с бусинами, может остановить дождь! Элис поспешно перекрестилась и украдкой огляделась, стараясь понять, не выдала ли нечаянно своих богохульных мыслей.

— Может быть, — произнесла она вслух как можно беззаботнее, — наш Господь посылает нам второй потоп, чтобы выразить свое неудовольствие.

— Тогда он затопил бы Уэльс за помощь узурпатору, — раздраженно бросила Джонет, — а не Йоркшир и северный Ноттингемшир за то, что они защищали нашего настоящего короля.

— Придержи язык, — остановила ее Элис все тем же ровным голосом. Она редко повышала голос на Джонет, которая служила ей почти всю жизнь, но таких речей не могла допустить. — Говорить подобные слова сейчас просто глупо. Надо быть предусмотрительнее.

Джонет фыркнула.

— Я сказала и так достаточно лояльно, ручаюсь.

— Ричард больше не король, — констатировала Элис, проглотив комок в горле, появившийся, как только она вспомнила Анну и ее Дикона, теперь мертвого и объявленного узурпатором тем человеком, который недостоин даже целовать его сапоги. — Она вспомнила благословенные годы в Миддлхэме до смерти короля Ричарда и до смерти Анны. Милая добрая Анна. По крайней мере смерть избавила ее от боли и ужаса поражения ее обожаемого Дикона. — Теперь все будет по-другому, — вымолвила она больше для себя, чем для кого-либо другого.

Но Джонет, все еще перебирая четки, произнесла сухо:

— Да, и такая погода, я думаю, меньшее из наших несчастий. Нам остается только надеяться, что ваш вельможный отец в безопасности и не дрожит от страха за свою жизнь, как молодой Драфилд и его родня.

— Всем известно, что мой отец ученый, а не солдат, — ответила Элис. — Король Ричард всегда говорил, что ему было бы лучше управлять аббатством, чем замком. Даже король Эдуард подшучивал над ним, хотя и ворчал на Дикона, как рассказывала Анна, что он не нашел более могучего человека управлять Вулвестоном во времена наместничества Дикона на севере. Но замок Вулвестон вне досягаемости шотландских набегов и в то же время не слишком далеко, чтобы Понтерфракт, Тикхилл или Конисбро не могли прийти нам на помощь, если понадобится, так что Дикон оставил моего отца там. Может быть, Тюдор поступит так же.

Джонет беспокойно заерзала в седле.

— Дождь вроде бы слабеет. А ведь когда мы на рассвете покидали Драфилд-Мэнор, никто не ожидал ливня, хотя день и обещал быть холодным и пасмурным.

— И хорошо, что обещал, — заметила Элис, — иначе лорд Драфилд снова задержал бы наш отъезд, а ведь мой отец приказал нам возвращаться как можно скорее.

Его приказ пришел десятью днями раньше, сразу же после ужасных новостей из Лестершира о короле Ричарде, поверженном в битве, и о Генрихе Тюдоре, ланкастерце и к тому же валлийце, вместе со своими французскими и шотландскими наемниками ставшем победителем. Письмо Генриха с требованием ко всем дворянам севера немедленно склониться перед его властью доставили тем же самым гонцом, и в нем сообщалось о множестве погибших, среди которых числились граф Нортумберленд, граф Линкольн и Френсис, виконт Ловелл, которому служил брат Элис, Роджер. Элис хорошо помнила Линкольна и Ловелла. Первый считался не по годам умным и никогда не говорил лишнего; второй — галантный, остроумный джентльмен, полный веселья, всегда заставлял их хихикать в Миддлхэме. Как же изменилась ее жизнь, подумала она, когда Дикон ее Анны стал королем.

— Сейчас Миддлхэм может быть уже в руках узурпатора, — снова произнесла она вслух свои мысли.

— Да, но какое нам до этого дело? — вздохнула Джонет и с горечью добавила:

— Ох, госпожа, я умру от пронизывающего холода и сырости. По справедливости мы давно уже должны поискать приюта в Донкастере или в Ботри.

— Я с тобой согласна, но Вулвестон уже так близко, что я почти чувствую запах его горящих факелов, — ядовито заметила Элис. — Я целых два года не видела его и не собираюсь оттягивать момент прибытия. Джорди! — крикнула она.

— Да, госпожа! — донесся ответ из головы процессии.

— Сколько еще?

— Всего две, ну, может, три мили, госпожа.

— Вот видишь, — подтвердила она Джонет.

— Да, и я предвижу еще один час терпеть эту ужасную сырость.

Элис хихикнула. Семья Джонет много лет служила семье ее матери в Йоркшире, и Джонет поехала с Элис в Миддлхэм, куда ее отправили на воспитание к герцогу и герцогине Глостерским, у которых она и жила, до тех пор пока два года назад он не стал королем Ричардом III. Он отослал их обеих в свой замок Шерифф-Хаттон, а потом, полгода назад, они переехали в Драфилд-Мэнор. До отъезда в Шерифф-Хаттон Элис надеялась продолжать служить Анне Глостерской, стать придворной дамой королевы Англии, но подобному не суждено было сбыться.

Она так и не узнала причины, почему Ричард внезапно решил отослать ее из Миддлхэма. Анна много раз уверяла ее, что она не сделала ничего плохого, что Дикон доволен ею, что решение, как ни странно, принял ее собственный отец. Ричард согласился с требованием Вулвестона вопреки желаниям Анны и Элис. Не оставалось ничего другого, как подчиниться его приказу. Причина отъезда Элис из Шерифф-Хаттона ей гораздо более понятна, чем кому бы то ни было. Она поморщилась, вспомнив об Элизабет.

Заметив, что небо просветлело и ливень превратился в легкую морось, она обрадовалась. Возможно, он скоро прекратится на некоторое время. Вот уже две недели с небольшими перерывами шел дождь, иногда сильный. Она так устала от нескончаемой небесной влаги.

Через сорок минут, когда дождь уже превратился во влажную взвесь в воздухе, откуда-то спереди донесся крик Джорди:

— Всадники, госпожа! Два десятка или больше, быстро приближаются!

Сначала Элис подумала, что, должно быть, ее отец едет с несколькими своими слугами встретить ее, но оказалось, их встречали солдаты в полном вооружении. Один из ее сопровождающих, совсем юноша, ехавший рядом с ней, протянул руку к мечу.

— Подожди! — скомандовала она. — Посмотри на их знамя и будь осторожен.

Вытянутое прямоугольное знамя выглядело потрепанным, но гордо развевалось на древке, и хотя с его главным символом, золотым вайверном[1], она была незнакома, он соседствовал с огненно-красным уэльским драконом на зелено-белом поле. За последнее время она уже не единожды видела такой герб.

— Миледи, они убьют нас, — пробормотал юноша, но она видела, что он убрал руку от меча, и успокоилась.

— Мы для них не угроза, — спокойно ответила она. — Я не сомневаюсь, что, узнав, куда мы едем, они отпустят нас с миром.

Глава ее эскорта, очевидно, имел такое же мнение, поскольку сделал знак остальным натянуть поводья. Через несколько мгновений вооруженный отряд с криками, грохотом и лязгом поравнялся с ними. Некоторые всадники остановились всего в нескольких футах от Элис и Джонет. Когда один из мужчин на мощном вороном с белыми отметинами коне отделился от отряда и направился к Элис, она выпрямилась в седле и отодвинула капюшон чуть назад, готовясь объявить себя и потребовать безопасного прохода для своих спутников. Всадник оказался крупным мужчиной, высоким и необычайно широким в плечах, даже принимая во внимание объемную кожаную куртку и покрытый металлическими пластинами, легкий панцирь. Шлем не закрывал его лица, поскольку его забрало было поднято, и, хотя на боку у него красовался меч, его латные рукавицы висели на своих ремнях у эфеса, а лошадь не имела лат. Когда всадник остановился перед ней, он снял и свой шлем, открыв густые темные волосы, вьющиеся под моросящим дождем.

Всадник держался строго, хотя суровость ему придавали резко очерченные скулы, орлиный нос и упрямый подбородок. Выглядел он молодо: не более двадцати пяти — двадцати шести лет, но держался так, что, несомненно, он был главой отряда. Действительно, подумала она, он похож на человека, который станет лидером в любом обществе и будет отстаивать свое мнение в любом споре, и только очень отважный человек или дурак посмеет ему перечить.

Она подняла подбородок, посмотрела ему прямо в глаза и ждала, пока он заговорит. Его глаза, глубоко посаженные и такие же серые, как нынешний день, смотрели жестко, и теперь она вдруг подумала, что он, наверное, старше, чем ей показалось вначале. Но нет, она не ошиблась. Прямо у нее на глазах они изменились, стали мягче. Крохотная искорка веселья мелькнула в его глазах, сопровождаемая сочувственным взглядом, смягчая суровое выражение его лица.

— Леди Элис? — Его голос звучал низко и странно-мелодично, с неизвестным ей слабым акцентом, но тем не менее приятно для слуха.

— Да, — подтвердила она. — Я Элис Вулвестон. Откуда вам известно мое имя?

— Мы ждем вашего приезда вот уже два дня, — объяснил он. — Вы старше, чем я ожидал.

Она подняла свой подбородок на целый дюйм выше, стараясь держаться, хотя и неосознанно, как покойная королева.

— Так, значит, мой возраст имеет для вас какое-то значение?

Он покачал головой.

— Ваш отец говорил о своей маленькой дочке. Я ожидал встретить ребенка.

— Мне восемнадцать, — небрежно уведомила она, как будто восемнадцать ей исполнилось уже очень давно, а не всего три недели назад.

— Тогда странно, что вы еще не замужем, — твердо произнес он.

От его самоуверенности она стиснула зубы.

— Кто вы такой, что позволяете себе так дерзко расспрашивать?

— Мое имя Николас ап Дафидд аб Эван ап Гуилим из дома Мерион, — назвался он. — Англичане, которые не умеют сворачивать свой язык так, чтобы произнести наши валлийские согласные, зовут меня Ник Мерион.

— Неужели? — Она нахмурилась. — Мой отец тоже зовет вас так?

По лицу незнакомца пробежала тень.

— Дела здесь обстоят плохо, миледи. Поэтому мы и выехали навстречу, чтобы перехватить вас.

— Перехватить? Господи, что вы хотите сказать?

— В Вулвестон-Хазард пришла болезнь. Вы должны приготовиться к печальным новостям.

— Болезнь? — Из писем, приходивших в Драфилд, она знала, что болезнью охвачен Йоркшир, но она не слышала ни о какой вспышке в Вулвестоне, и его тон так испугал ее, что у нее внутри все сжалось. — Какая болезнь? Только не чума!

— Нет, для чумы сейчас еще не то время года, — ответил он. — Болезнь мне неизвестна, но тем не менее она действительно очень опасна. Люди заболевают, начинают ужасно потеть и умирают в течение нескольких часов. Известны случаи, когда здоровые на вид мужчины падали мертвыми прямо на ходу. Говорят, это совершенно новая болезнь и пришла она в Англию с армией Тюдора, но я раньше никогда не видел ничего подобного. Много людей уже умерло и умирает сейчас, миледи. Даже несколько человек из моей команды, но только англичане, а не валлийцы, французы или шотландцы.

— А мой отец? Моя мать?

Он поморщился.

— Нет способа смягчить такие вести, госпожа. Ваша мать мертва. Она умерла вчера вечером. Ваш отец до сегодняшнего утра был здоров, но сейчас и он тоже лежит больной. А ваш младший брат умер на несколько часов раньше вашей матери.

Элис почувствовала, что Джонет замерла рядом с ней, и знала, что ее реакция не подведет хозяйку. Помня, что перед ней враг, она постаралась скрыть удивление.

Совладав со своим голосом, она осторожно сказала:

— Мой брат Роджер и брат моей служанки, который служит ему, оба находились с виконтом Ловеллом. Мы боимся, что они погибли так же, как их господин, на поле Редмор, в месте, которое Генрих Тюдор назвал Сандетоном.

Мерион покачал головой.

— Умерший юноша не был на Босвортском поле, миледи, как на самом деле называется это место. Хотя он и достаточно взрослый, чтобы служить, парнишка отличался нежностью и хрупкостью, он больше напоминал книжника, как и ваш отец, а не рыцаря. Я бы дал ему лет двенадцать — четырнадцать, конечно, он уже взрослый, чтобы опекать его. Я сам удивился, узнав, что он в замке, но слуги уверили меня, что он ваш брат Роберт. Юный Пол, вы будете рады узнать, покинул Вулвестон несколько недель назад и отправился воспитанником в какую-то семью. Мы должны узнать, где он находится. Вы не знаете, куда он уехал?

Элис покачала головой, мысли вихрем пронеслись в ее голове, но она пробормотала:

— Мои мать и отец не слишком часто писали письма. — Она говорила правду и не стала бы лгать ему, если могла бы избежать лжи, но она опять почувствовала движение своей компаньонки и совсем не удивилась. Ее братья Роберт и Пол умерли восемь лет назад. Самым вероятным объяснением, которое она могла придумать, служило то, что слуги хотели спрятать сына какой-то более знатной йоркистской семьи, объявив его сыном Вулвестона. Но зачем, спрашивала она себя, им лгать о втором сыне, который благополучно уехал и находился в безопасности?

— Я хочу увидеть тело Роберта, — проговорила она, совсем не желая ничего подобного, но зная, что должна сделать это.

— Я не могу позволить вам войти в замок, — ответил он. — Болезнь распространяется слишком быстро — мы не знаем как, а я несу ответственность за ваше здоровье.

— Я не могу войти в замок моего собственного отца? — Ее глаза вспыхнули. — Не говорите глупости! Я должна поговорить с отцом до того, как он умрет, и я должна увидеть тело моего брата. Моей матери тоже, — запоздало добавила она. — Не могу представить, почему вы уверены, что можете мне приказывать. Я не знаю о вас ничего, кроме имени, довольно странного, кстати, которым вы себя назвали. Откровенно говоря, господин Мерион, я не верю ни единому вашему слову. Думаю, вы должны объясниться более понятно.

— Я служу королю, — произнес он с показным спокойствием. — Я послан убедиться в лояльности некоторых лордов севера. Если ваш брат Роджер действительно сражался вместе с виконтом Ловеллом при Босворте, значит, он предатель короны и будет наказан, если жив. Вулвестон-Хазард наверняка станет землей короны.

— Но Роджер не владеет замком! — воскликнула она, проклиная свой нетерпеливый язык за разоблачение приверженности брата. Она так старалась отвлечь Мериона, чтобы он не догадался о правде, которая заключалась в том, что ее шок вызвало не столько сообщение о смерти в ее семье, сколько появление двух новых братьев, поэтому она и сказала о Роджере, растерявшись от услышанной от него информации.

— Обычно после болезни выживают только женщины, — пояснил Мерион чуть мягче, — выздоровевших мужчин всего несколько. К утру ваш отец отправится на небеса, так что Роджер — старший из ваших живых братьев — станет наследником, разве не так? В Уэльсе, откуда я родом, земля делится между всеми наследниками, но здесь, в Англии, по-другому. — Он помолчал, задумчиво нахмурив брови. — Ваш обычай лучше, потому что земля — это власть, и ее нельзя делить. Тем не менее ваш брат, если он жив, вероятнее всего, будет упомянут в списке лишенных имущественных прав, миледи, то есть он потеряет свои гражданские права и титулы и…

— Я знаю, — фыркнула Элис. — Это смертный приговор!

— Не всегда, — возразил он, — но пока его судьба неизвестна, у меня есть приказ доставить вас под покровительство короля.

Элис уставилась на него, изо всех сил стараясь скрыть испуг.

— Я должна стать подопечной короля?

— Да, госпожа. — Он пристально посмотрел на нее, как будто хотел удостовериться, не попытается ли она возражать.

Но Элис, несмотря на смятение чувств, сохраняла спокойствие.

— Будет ли мне позволено вернуться в Вулвестон-Хазард, когда здесь снова станет безопасно?

— Я не знаю, — ответил он. — Мой приказ — доставить вас в безопасности в Лондон, не более того.

— Вам даны какие-то особенные распоряжения относительно меня? — удивилась Элис. — Я и не подозревала о важности своей персоны, господин Мерион, и о том, что Тюдор вообще знает о моем существовании.

— Его величество король, — с терпеливым назиданием в голосе разъяснил Мерион, — еще не знает о вас, миледи. Меня послал сэр Роберт Уиллоби, которому доверено проследить за безопасным возвращением в Лондон принцессы Элизабет и юного Эдварда Уорвика. Элис кивнула. Так, значит, Элизабет оповестила людей Тюдора, где ее найти, и, без сомнения, рекомендовала сэру Роберту взять опекунство над ней. Принцесса Элизабет… Как она, вероятно, радуется, подумала Элис, снова называться принцессой.

— Значит, вы прибыли из Шерифф-Хаттона? — спросила она. — Нет сомнения, принцесса выразила глубокую озабоченность моим благополучием.

Его взгляд стал жестче, и он серьезно ответил:

— Она расстроена, миледи, поскольку уверена, что, если бы даже вам могли не позволить покинуть Драфилд-Мэнор сразу же, как только пришло сообщение о победе Тюдора, ваш отец вскоре приказал бы вам вернуться в замок Вулвестон, и она беспокоилась, как бы вы не пострадали во время путешествия. Мой отряд выехал немедленно. Первым делом мы поскакали сюда, поскольку иначе могли пропустить вас, а узнав о ситуации в замке, я обрадовался, что поступил именно так. Уверен, в Драфилде нет болезни?

— Нет.

Прежде чем они оба успели сказать что-то еще, юноша на светло-гнедом мерине подъехал к Мериону.

— Сэр, — почтительно обратился он, — тучи снова сгущаются, похоже, опять будет сильный дождь. Лучше нам отвести дам в укрытие.

Мерион посмотрел на запад, где действительно угрожающе клубились облака, и кивнул.

— Мы поставили палатки у подножия холма, на котором стоит замок, миледи. Придется провести ночь там, а на рассвете отправимся в Лондон.

— Мастер Мерион, я не могу…

— Прошу прощения, миледи, — прервал ее молодой человек, — но вы обращаетесь к сэру Николасу Мериону. Мой господин — рыцарь, имеющий право вести войско под своим знаменем, его флаг вырезан самим королем, на Босвортском поле!

— Ш-ш, Том, — мягко произнес Мерион. — Леди Элис не знала.

Молодой человек негодующе посмотрел на хлопающий на ветру флаг и опять на своего господина, но что-то в лице Мериона удержало его от высказывания своих мыслей вслух.

— Я думала, — вымолвила Элис, — что ваш флаг просто истрепался, сэр. Полагаю, поэтому я решила, что знамя принадлежит вашему господину, а не вам, тем более что ваши шпоры в грязи и кажутся черными, а не белыми или золотыми, как у рыцаря. Тем не менее прошу прощения, если я обидела вас.

— Не обидели, — покачал он головой. — Я не жду, что юная Saesnes, такая, как вы, должна знать что-то о знаменах и шпорах.

— Что такое Saesnes?

— Всего лишь англичанка, — пояснил он. Раздраженная незнакомым словом не меньше, чем вызовом, брошенным ее познаниям, она сухо парировала:

— Вам следовало бы говорить о себе должным образом, сэр. Рыцарь, особенно баннерет, не называет себя просто Ник Мерион.

Он улыбнулся.

Внезапная перемена совершенно изменила выражение его лица, смягчив суровость черт.

— Мне говорили, что высокородные английские девушки кроткие и учтивые, мистрис, служат почти как рабыни в чужих домах до тех пор, пока их не выдают замуж. После замужества они переезжают из дома опекунов в дом мужа, в остальном же практически ничего не меняется. Где вас воспитывали, что позволяли вам так дерзко разговаривать со взрослыми?

Элис напряглась и почувствовала, что внутри у нее все сжалось.

— В Миддлхэме, сэр. Моя мать состояла в родстве с Анной Невилл. Потом меня отослали в Шерифф-Хатгон, а оттуда в Драфилд-Мэнор.

— Три дома? И никто из них не смог укротить вас, госпожа? — Он повернулся и сделал знак своим солдатам построиться позади них.

Элис предпочла бы пропустить его вперед, но когда он выжидательно посмотрел на нее, она подстегнула свою лошадь и поехала рядом с ним, не говоря ни слова.

— Итак, Saesnes-bach?

Она заинтересовалась, что значит лишний слог, но мягкость его тона и блеск в его глазах удержали ее от вопроса.

— Я не думала, что вы действительно ждете ответа на столь оскорбительный вопрос, сэр. Вряд ли мне пристало отвечать.

— Должен ли я просить вашу служанку просветить меня? — спросил он, указывая на Джонет, ехавшую сразу за ними в сопровождении одного из людей Мериона, здоровяка парня. Тот все время поглядывал на пухленькую женщину, как будто боясь, что она может свалиться с лошади.

Элис повернула к Мериону голову:

— Правду говоря, сэр Николас, никто не пытался укротить меня. Я совершенно счастливо жила в Миддлхэме и переехала в Шерифф-Хаттон два года назад, когда король Ричард приказал своей жене присоединиться к нему в Лондоне. Вот и все.

— Если вы служили жене узурпатора, то почему не поехали с ней в Лондон?

— Не знаю, — честно ответила Элис, заставив себя пропустить мимо ушей слово «узурпатор» по отношению к Дикону милой Анны. — Мне сказали только, что мой отец не хотел, чтобы я ехала. Все решили без меня.

— Странно, — удивился Мерион. — Я думал, что будущим молодой женщины распоряжается лорд, опекающий ее. Кому вы служили в Шерифф-Хаттоне?

Принцессе Элизабет?

Элис поморщилась.

— Она не носила такого титула, когда приехала к нам, а я жила в Шерифф-Хаттоне задолго до нее, в резиденции графа Линкольна. В то время король все еще оставался для меня моим сеньором, так же как и для Элизабет и Недди — так мы зовем графа Уорвика.

— Тогда почему вы уехали? Я думал, вы каким-то образом вызвали недовольство принцессы, но, возможно, я просто неверно истолковал ваш тон; когда вы говорили о ней раньше.

Элис оглянулась, но никто из их обширного эскорта не обращал на них ни малейшего внимания за исключением Джонет, которая, конечно же, жадно прислушивалась ко всему, что могла уловить.

— Я рассердила Элизабет, — призналась Элис, — но она не имела никакой власти. Лорд Линкольн, однако, не любит разногласий, и он решил, что для нас лучше жить раздельно. — Она не хотела, вернее, не могла рассказать ему о сценах с Элизабет. Она не рассказала бы о них никому. Ей бы никто не поверил. Она поспешно добавила:

— Я надеялась вернуться в Миддлхэм, чтобы служить графине Уорвик, матери леди Анны, потому что она всегда хорошо относилась ко мне, но меня отправили в Драфилд-Мэнор.

Мерион взглянул на нее, но не стал настаивать на деталях ее отношений с Элизабет.

— А кому вы служили в Драфилд-Мэнор? — спросил он. — Я мало знаю о ваших английских дворянах и не слышал о таком замке.

— Леди Драфилд, — тихо ответила она, и в памяти тут же возник образ тучной ворчливой дамы. Взглянув на Мериона, она заметила любопытство и в то же время сочувствие.

Он мягко произнес:

— Не та женщина, которую вы хотели бы рекомендовать святой церкви для причисления к лику святых? Элис даже поперхнулась.

— Сэр, вы не должны говорить такие вещи! — Она снова быстро огляделась, боясь, что не сможет подавить переполняющий ее смех. Когда она опять взглянула на него из-под опущенных ресниц, он вновь улыбался. — В самом деле, сэр, вы богохульствуете.

— Не особенно. Уверен, я говорю правду. Вы будете отрицать, что от всего сердца испытывали неприязнь к леди Драфилд?

— Не могу. Она именно такая женщина, которую, видимо, имел в виду ваш источник, когда рассказывал вам об английских обычаях, потому что она с радостью сделала бы меня своей рабыней. Что бы я ни делала, угодить ей оказалось невозможно. Если я садилась читать, она бранила меня за праздность или за небрежение к молитвам. Если я хотела прогуляться, она говорила, что я хочу уклониться от других моих обязанностей. Она часто говорила, что меня испортили в Миддлхэме и что она меня перевоспитает. Право, у меня осталось от нее впечатление во всех отношениях ужасной женщины.

— Жестокой?

Элис кивнула.

— Она говорила только розгами или пощечинами. Конечно, там воспитывались и другие девочки, которые страдали не меньше меня, но они не жили в других домах и не знали другого обращения. Видите ли, меня с колыбели никогда не унижали, так что за это взялась леди Драфилд, считая своим долгом научить меня рабской покорности. В марте я написала отцу, умоляя позволить мне вернуться домой. В конце концов, тогда мне почти исполнилось восемнадцать.

— А он отказал?

Она снова кивнула.

— На свою просьбу я получила только наказание. Отец написал его светлости, в ужасных словах расписав мою неблагодарность, заносчивость и дерзость моей попытки пожаловаться на свою участь. Он сказал, что я перешла все границы, и просил извинения у лорда Драфилда за мое поведение. Результатом его письма стал разговор, и болезненный и унизительный одновременно, как и последовавшие за ним месяцы.

— Так что вы обрадовались своему отъезду.

Элис не могла не согласиться. Она посмотрела на Мериона.

— Я бы предпочла иметь другую причину для моего отъезда, сэр. В любом случае я все равно скоро уехала бы.

— Вас должны были выдать замуж?

— Да, за сэра Лайонела Эверингема. Вы знаете что-нибудь о нем?

Он покачал головой.

— Йоркист?

— Конечно же, он йоркист! Мой брак устроил король Ричард примерно восемь месяцев назад, и сейчас я уже была бы замужем, если бы не презренный Тюдор. Теперь я даже не знаю, жив ли еще сэр Лайонел.

— Жив он или нет, не важно, — ответил он, — поскольку все такие помолвки, разумеется, будут отменены. В конце концов, вы будете под опекой короля, а его величество вряд ли захочет отдать вашу руку йоркисту. Ну вот и Вулвестон, — добавил он, показывая рукой.

Замок, стоявший на вершине невысокого холма, неясно вырисовывался в сером тумане, и Элис в молчании смотрела на место, где родилась. С девяти лет — полжизни — она не жила в Вулвестон-Хазарде, но все равно замок считался ее домом. Говоря по правде, она испытывала больше чувств к каменным стенам и башням, чем к людям, живущим в них. Ее родители, холодные и бездушные люди, не уделяли внимания детям. Отец больше интересовался книгами, мать же ничто не волновало. Если в детстве Элис и чувствовала что-то к ним, то только страх рассердить, поскольку наказание всегда следовало скорое и суровое.

Жизнь в Миддлхэмс протекала гораздо добрее, и Элис испытала неодолимое горе, узнав о смерти Анны. Она не чувствовала ничего по отношению к своей матери, совсем чуть-чуть к своему отцу, хотя и надеялась застать его живым, а еще надеялась, что ее язык не прилипнет к небу, когда она попытается заговорить с ним, как случалось в детстве. Теперь она будет сильнее. Есть вопросы, на которые она должна получить ответы.

— Я сожалею, — проговорил Мерион.

Она удивленно посмотрела на него, почувствовав с его стороны жалость к себе. Он, по-видимому, считал, что вид замка погрузил ее в скорбные мысли.

— Теперь я одна, — медленно произнесла она, — или почти одна. Неделю назад я имела семью и других защитников. Сегодня у меня нет никого.

— Вы в безопасности, mi geneth, — мягко успокоил он ее. — Никто не обидит вас, пока вы под моей охраной, и, что бы вы ни думали о Гарри Тюдоре, скоро вы узнаете, что он хороший человек.

Нахмурившись, она ответила:

— Я не знаю, каким именем вы назвали меня сейчас, сэр, да мне и все равно. Ваш Тюдор — настоящий узурпатор и к тому же убийца, который не имеет права на английский трон, что должен знать любой здравомыслящий человек, будь он даже и валлиец.

Она услышала тяжелое дыхание Джонет и тут же поняла, какой допустила промах, стоя лицом к лицу с врагом, в окружении его солдат. Тем не менее она гордо вскинула голову и заставила себя посмотреть ему прямо в глаза.

К ее удивлению, он улыбнулся:

— Когда вы злитесь, в ваших глазах вспыхивают золотые искорки. — И прежде чем она могла опомниться, добавил:

— Mi geneth означает всего лишь «девушка» или «девочка», и ничего больше. И когда, интересно, вы пришли к убеждению, что у валлийцев нет здравого смысла?

Элис открыла рот, потом закрыла, смущенно глядя на него.

— Я не говорила, что у них его нет.

— Вы подразумевали.

Его слова еще звучали в ее голове, и она понимала, что он прав, но не знала, что ему ответить, и поэтому смотрела в сторону и молчала.

Они приблизились к палаткам. Через некоторое время, остановившись перед самой большой, она наконец повернулась к нему и тихо вымолвила:

— Я должна снова принести свои извинения, сэр, за мои слова.

— Вам будет очень жаль, если вам не позволят выйти замуж за сэра Лайонела Эверингема?

Ее глаза широко открылись, и она ответила не задумываясь:

— Я даже не знаю его. Ричард организовал нашу помолвку, и меня представили сэру Лайонелу на церемонии, но я не сказала с ним больше двух слов.

Он кивнул с явным удовлетворением, потом указал на палатку:

— Вы будете спать здесь, миледи, вместе с вашей служанкой. Здесь вы будете в совершенной безопасности. — Он спешился.

Глядя на него сверху вниз, Элис попросила:

— Я хочу увидеть отца, сэр Николас. Может оказаться, что он единственный мой живой родственник. Вы не должны препятствовать.

Мерион покачал головой.

— У вас все еще есть братья, и в любом случае я не могу позволить свидание. Опасность слишком велика. Именно поэтому я приказал вашему эскорту вернуться в Драфилд.

Не зная, что он отдал такой приказ, она обернулась и увидела, что Джорди и остальные действительно уехали. Прежде чем она могла возразить, сэр Николас продолжал:

— Почти все внутри замка мертвы, госпожа. Не осталось никого, кроме слуги, который ухаживает за вашим отцом, да старухи знахарки; и хотя холодная погода позволила нам отложить погребение до вашего приезда, мы должны уехать завтра. Мы останемся, только чтобы похоронить мертвых, не дольше.

— Но я…

— Нет. — Он не повысил голос, не сдвинул брови, но она поняла, что настаивать бесполезно. Даже в Миддлхэме она выучила трудный урок подчинения мужской власти.

Элис покорно склонила голову, но в то же время решила, что так или иначе, а найдет способ увидеть отца. Еще до их отъезда нужно заставить валлийца понять, что она не позволит отказать ей в возможности последнего прощания. А пока лучше будет усыпить его подозрения и, выжидая, хорошенько подумать.