«Верный и любимый друг, — начиналось письмо Мэдлин из Шина, — приветствую тебя. Новостей не много, но король, будучи вот уже целый месяц дома, с нетерпением ждет, когда ее светлость, его супруга, произведет на свет его сына и наследника. Они оба более чем уверены, что будет мальчик. По этому поводу двор переезжает в Винчестер, Элис, и поэтому ты должна постараться присоединиться к нам там, потому что я скучаю по твоим разговорам и твоему смеху. И еще я скучаю по Вулвестон-Хазарду. Это красивое место, и приятное к тому же».
— Не правда, скучное место, — вставила Элис, бросая взгляд на Джонет. Она читала ей вслух письмо, пока они сидели вместе в зале после ужина. — Даже Николас не хочет жить здесь и написал мне всего один раз.
Джонет перевернула шитье, чтобы завязать узелок на нитке, подняла глаза и улыбнулась.
— Как я припоминаю, вы не очень радовались его письму, госпожа, и даже не ответили на него.
Элис поморщилась:
— Он боялся, что я сбегу снова, и написал, только чтобы предупредить меня о своем неудовольствии моим поведением. Как будто я уже не думала об этом, — добавила она с безнадежным вздохом. — Он не заслужил ответа на свое письмо. Прошло уже три месяца, как они уехали. Я предполагала, что за такое время он смягчится, но он не пишет и не приезжает повидаться со мной.
— Он очень занят, — спокойно рассудила Джонет. — Хотя лорд Ловелл убежал за границу, мы постоянно слышим о мятежах если не в Суссексе, то в Норфолке. Без сомнения, хозяин и его люди нужны везде, где беспорядки, но он приедет домой, как только сможет, и он бы написал вам, если бы вы написали ему. Что еще пишет мистрис Мэдлин?
Пробежав глазами несколько абзацев, пока Джонет говорила, Элис продолжала:
— Она тоже упоминает восстания, а также сообщает об уверенности короля, что если у Элизабет родится мальчик, то все примут его как законного наследника трона и беспорядки прекратятся. Надеюсь, что у нее родится дочь, — кисло добавила Элис.
В ответ она получила неодобрительный взгляд Джонет.
— Не обращай внимания на мое плохое настроение, — вздохнула она. Просматривая дальше письмо, она продолжала:
— А вот еще, слушай. «Многие попросили о мире и амнистии, и Тюдор проявил великое милосердие. Правда, в деле человека по имени сэр Джеймс Тирелл он показал даже чрезмерное его изобилие, потому что объявил ему амнистию, да не один, а два раза, с разницей всего в один месяц». Она добавляет, что он, без сомнения, просто ошибся.
Джонет кивнула, а Элис задумалась. Для мужчин стало довольно обычным делом просить об амнистии. Значит, каждое отдельное нарушение не расследовалось тщательно, даже не особенно фиксировалась. Поскольку сэр Джеймс оставался сторонником Ричарда, ничего странного в его просьбе о прощении не заключалось. Однако если его король простил два раза за месяц, наверняка Джеймс сделал еще что-то, что не покрывалось первым помилованием. Она не могла поверить в случайную ошибку такой важности. Что же он мог сделать?
Мысли путались в ее голове, но поделиться ей было не с кем. Она ладила с Гуилимом, но только потому, что они редко виделись. Каждый занимался своими делами: Гуилим много ездил по имению, налаживая его управление, или развлекал себя тренировкой людей и лошадей, а она занималась домашними мелочами. В результате их усилий Вулвестон стал процветать, как никогда. Замок заново отремонтировали и обставили. На фермах арендаторы опять стали сеять хлеб, а деревни, в которых болезнь выкосила много народу, начали снова разрастаться.
Гуилим быстро заполнил пустоту, образовавшуюся после смерти ее отца и брата, и крестьяне уважали его за щедрость и справедливое руководство. Он знал военные ресурсы замка как свои пять пальцев и мог помочь Николасу в мобилизации, если королю понадобится дополнительная военная сила. Гуилим поощрял также мужчин приобретать военные навыки и даже раздавал мальчишкам золотые монеты, если видел, что они упражняются в стрельбе из лука. Элис воздавала должное умениям Гуилима, но он всегда выглядел мрачным и нелюдимым. И конечно, с таким человеком делиться тревожными мыслями не представлялось возможным.
Письмо Мэдлин пробудило в ней стремление оказаться в центре событий, и когда Джонет попросила ее продолжить чтение, она отозвалась:
— О, тут осталось совсем немного, она еще пишет, что Николас сейчас при дворе. Мне кажется, я напишу ему, как ты советуешь, Джонет, и напомню, что Элизабет может обидеться, если меня не будет среди фрейлин, когда родится ее ребенок.
Но на ее просьбу позволить вернуться ко двору последовал решительный отказ. Вскоре Николас сам явился в Вулвестон, и, несмотря на свое разочарование, Элис обрадовалась его приезду. Они с Джонет пересчитывали постельное белье, когда он вдруг вошел в комнату. Отшвырнув в сторону охапку полотенец, она бросилась в его объятия, вряд ли заметив, что лицо Джонет сначала просияло, а потом стало печальным, потому что он приехал один. Ее собственный восторг тоже продолжался недолго, пока он не сказал, что может остаться меньше чем на неделю.
— Но вы же отсутствовали почти три месяца!
— У меня обязанности, девочка.
— И провинившаяся жена, которую надлежит наказать, — фыркнула она, вырываясь и совершенно не пытаясь сдержать вспышку гнева.
— Да. — Он сделал знак Джонет оставить их, и она повиновалась с готовностью, удивившей Элис. — Подойдите ко мне, — раскрыл он объятия, — и смягчите свою злость. Я не хочу браниться.
Увидев желание в его глазах, Элис почувствовала возбуждение. Она стала умолять:
— Возьмите меня с собой в Лондон, Николас. Вы не можете представить, как сильно я скучала по вас.
— Если бы вы упомянули меня раньше Лондона, я бы поверил.
— О, вы просто невыносимы! — Она увернулась и убежала бы из комнаты, но сэр Николас схватил ее и притянул к себе.
Когда он поцеловал се, она растаяла, и когда он подхватил ее на руки и понес в спальню, она не протестовала. Элис и правда соскучилась, но надеясь, что он станет более уступчивым, утолив свое желание, ошиблась.
— Настроение Элизабет очень неустойчиво, малышка, — ласково гладил он ее волосы. — При ней постоянно находятся ее мать и леди Маргарет, и, говорят, они просто сводят ее с ума. И хотя все настаивают, что родится мальчик, она, должно быть, боится, что у нее будет девочка, поэтому совершенно непредсказуема и капризна. Вы скоро снова оказались бы в опасности.
— Я могу позаботиться о себе, — возразила Элис.
— И тем не менее, — ответил он, — она не спрашивала о вас, и вы не поедете. — Он повернулся, чтобы посмотреть ей в лицо:
— Скоро двор переезжает в Винчестер, чтобы там ждать рождения младенца, и Гарри приказал сделать копии папской буллы, подтверждающей его титул и брак и грозящей отлучением от церкви каждому, кто попытается оспаривать ее пункты. Содержание буллы будет оглашено по всему королевству. Ее даже напечатали, как новые книги, так что ее можно разослать повсюду, чтобы люди могли прочитать сами. В сложившихся обстоятельствах неразумно позволять вам ехать туда, где вы можете вызвать недовольство Элизабет. Ну а теперь хватит болтовни, милая. У нас есть лучшие способы провести время.
Согласившись с последним заявлением, она поняла, что дальнейшие возражения не тронут его, и решила попытаться наверстать упущенное за короткое время, которое он мог провести с ней, прежде чем вернуться к своим обязанностям. За все время его пребывания они только один раз поспорили, когда она узнала о судьбе братьев Стаффорд, чье восстание, как и восстание Ловелла, потерпело неудачу.
— Главари ускользнули и укрылись в церковном убежище, — рассказал ей Николас, — но люди короля скоро вытащили их оттуда…
— Тюдор приказал забрать их из святого убежища! — воскликнула Элис, не в силах поверить своим ушам.
— Да, — подтвердил он. — Хэмфри Стаффорд повешен, четвертован и утоплен в Тайберне в Лондоне, однако Томаса простили.
Она вспомнила, что Ловелл говорил ей о политике Тюдора, заключающейся в прощении и наказании, но рассказанная история ее ужаснула.
— Как вы можете сохранять верность человеку, который нарушает право неприкосновенности убежища?
Николас спокойно объяснил:
— Он сделал то, что должен был сделать. Изменники требуют неприкосновенности везде, где могут найти крест, а Калем даже не настоящее церковное убежище. Гарри — мудрый человек, и я предан ему, потому что верю в добро, которое он несет стране.
— Уэльсу, вы хотели сказать!
— Нет, милая, Англии тоже. Нам нужен настоящий король, мужчина, а не ребенок, при котором люди, жаждущие власти, будут продолжать сражаться. А теперь достаточно. Сегодня я хочу поехать с вами осмотреть мои владения.
И она ездила с ним и обедала с ним, спорила с ним и спала с ним, наслаждаясь его обществом и вниманием. А когда ему пришло время снова уезжать, слезы выступили у нее на глазах и потекли по щекам.
Он остановился, чтобы стереть их поцелуем, и прошептал:
— Теперь я уезжаю ненадолго, вы не заметите, как пройдет время за множеством дел, хотя мне кажется, что вы не очень ладите с моим братом. Бедняга даже более суров, чем обычно. Вам обязательно все время ссориться с ним?
— Я не ссорюсь с ним, сэр, — ответила она, вытирая слезы его платком. — Он стал таким с тех пор, как вы отослали Мэдлин. Не могу понять, как вам вообще пришло в голову, что они могут подойти друг другу.
Какое-то время она казалась немного увлеченной им, но он если и обращал на нее внимание, то только чтобы покритиковать.
— Вначале, — сказал Николас, — он считал ее хорошей партией, но теперь, я думаю, ему нужна сама девушка. Я предупреждал его, что она привыкла, когда все восхищаются ею и говорят комплименты и что она почти не обращает внимания ни на кого из своих многочисленных поклонников.
— Но он не делает никаких попыток ублажить ее.
— Ну и что? — подмигнул он. — Вы никогда не видели, как он дает дикой лошади взять сахар из его руки. Он стоит и ждет, пока животному не станет так любопытно, что оно не сможет не подойти к нему. Хью говорит, что по дороге в Лондон с Мэдлин оказалось на редкость трудно ладить, а я могу сказать, что и там она все время хандрит. Ее отец представил ей целый караван женихов, готовых воспевать ее красоту и свататься к ней, но она отказала всем.
— Она не хочет выходить замуж, — подтвердила Элис.
— Да, и мой ответ — baldarddws. Ее отец — слепо любящий ее глупец. Будь у него хоть немного разума, он вбил бы в нее послушание. Он считает, что она девушка с собственным мнением. — Николас вздохнул. — Гуилим говорит, и я с ним согласен, хотя вы и будете возражать, что такая снисходительность ей не на пользу. Ей будет лучше под сильной рукой мужа; и когда-нибудь, девочка, у нее обязательно появится муж. — Повернувшись раньше, чем она успела возразить, он крикнул Хью:
— Ребята готовы ехать. Ты попрощался?
— Да, — с улыбкой крикнул Хью в ответ, — и получил бы по физиономии, если бы она могла до нее дотянуться. Зато у моей крохотули очень шустрый язычок. Она назвала меня голоухим обалдуем и сказала, чтобы я убирался к дьяволу. Что за женщина!
Усмехнувшись, Николас повернулся опять к Элис, крепко обнял, поцеловал на прощание, сел на коня и уехал. Он обещал писать, и хотя она с нетерпением ждала его писем, они продолжали разочаровывать ее, потому что ни в одном из них он не приглашал Элис вернуться ко двору.
Письма Мэдлин, хотя и написанные урывками и украшенные кляксами, действовали на нее благотворнее. Когда она написала, как Элизабет в сентябре благополучно разрешилась мальчиком, Элис почувствовала, будто они с Джонет сами присутствовали там.
«Леди Маргарет, считая, что королева слишком неопытна, чтобы заниматься такими делами, — писала Мэдлин из Винчестера, — сама продумала все относительно родов, меблировки опочивальни ее светлости, колыбельки, крещения и даже кормилиц для принца. Это она, а не король, решила, что ребенок должен появиться на свет здесь, в легендарном доме короля Артура, и Элизабет согласилась, они нарекли ребенка Артуром! Граф Оксфорд должен стать крестным отцом, и мы три часа ждали в соборе его приезда, но в конце концов служба началась без него. Были зажжены свечи, великая процессия дошла до алтаря, и даже спели два гимна, когда Оксфорд влетел галопом, как запыхавшийся боевой конь, как раз тогда, когда вдовствующая королева положила младенца на алтарь для длительной церемонии. Элизабет все еще не вставала с постели, и потом прошла еще одна великолепная процессия со свечами, чтобы принести его домой, к ней. Он очаровательный малыш, Элис, и мне даже захотелось иметь своего такого же. Скоро мы едем вниз по реке в Гринвич, так что попроси сэра Николаса позволить тебе поехать с нами. Я становлюсь сентиментальной, потому что жизнь при дворе без тебя так скучна».
Элис поймала себя на мысли, что хотела бы, чтобы не Мэдлин, а Николас написал последнюю строчку. Думая о Гринвиче с его зелеными парками и аллеями, выходящими к Темзе, она почти слышала плеск воды у берега и крики чаек над головой. Но Николас никогда не писал ей таких слов и не давал своего позволения. Ее настроение скоро стало таким же непредсказуемым, как когда-то у Элизабет, а здоровье ухудшилось.
Сначала она думала, что действительно больна, даже испугалась рецидива той страшной лихорадки, но потом с помощью Джонет выяснила причину приступов раздражительности. Одновременно ликующая и встревоженная, она то хотела рассказать о своей новости всему миру, то не хотела говорить никому, потому что, узнай Николас о ее деликатном положении, он ни за что не позволит ей ехать в Лондон. На самом деле она и сама немного волновалась насчет путешествия, но к тому моменту, когда он все-таки дал разрешение, в декабре, она чувствовала себя превосходно.
Новость ей принес Гуилим, заявив грубовато:
— Я получил письмо от Ника. Мы должны присоединиться ко двору на Рождество.
— Наконец-то! — воскликнула она. — Но где они теперь? Когда Мэдлин писала в последний раз, они должны были переехать опять в Шин.
— Мы поедем в Вестминстер, — известил Гуилим, — и наша семья тоже будет там. Николас снял для них дом в Лондоне. Парень привез письмо и для вас тоже. Думаю, мы сможем выехать через три дня.
Они наконец-то возвращались ко двору. Все остальное в письме Николаса — только тщательно подобранные слова предупреждения, чтобы она правильно вела себя. Она помчалась сообщить новости Джонет и начать приготовления к путешествию, надеясь, что погода, вот уже неделю угрожавшая дождем, останется сухой на время поездки.
Дождя не было, и сэр Николас, прискакавший из Шина, встретил их в Уолтеме, где они остановились на ночлег.
Хотя монахи Уолтемского аббатства жили гораздо беднее, чем их братья в Бертоне, они прекрасно устроили путешественников и назначили послушников прислуживать им. Николас находился в праздничном настроении. В зале для гостей он схватил Элис на руки и звонко поцеловал, его глаза светились от смеха и удовольствия видеть ее снова.
Его настроение передалось и ей. Она улыбнулась ему в ответ.
— Поставьте меня на землю, сэр. Вы шокируете святых братьев.
Он усмехнулся и поставил ее на ноги.
— Вы стали такой рассудительной, мадам. А ведь я припоминаю, что не так давно…
— Тише, — приложила она палец к его губам. — Я приняла решение не спорить с вами, но если вы намерены вытащить все мои прошлые ошибки на посмешище всему миру, я за себя не ручаюсь.
Он сжал ее руку и повернулся, чтобы поздороваться с братом.
— Я разрывался, — известил Николас с улыбкой, хлопая брата по плечу, — между необходимостью в тебе здесь и потребностями моей жены в дороге. Надеюсь, она не стала водить тебя за нос, Гуилим?
— Путешествие прошло спокойно, — ответил Гуилим тоже с улыбкой. Элис видела, как его настроение улучшается почти с каждым часом дороги, так же как и настроение Джонет, хотя ее комментарии по поводу аллюра ее лошади оставляли желать лучшего. Между тем Гуилим продолжал:
— Без сомнения, Ник, мы должны тебя благодарить за такое мирное путешествие. В кои-то веки все спокойно.
— Благодари погоду, — заявил Николас. — Здесь прошел небольшой снег, но небо каждый день предвещает бурю. Гроза надвигается даже сейчас. Надеюсь, завтра мы сможем добраться до Гринвича, не попав под молнии. Пусть лучше они рвут землю на части, когда мы будем уже за стенами замка.
— Нам осталось проехать совсем немного, — добавил Гуилим и кивнул Хью, вошедшему в зал:
— А, друг, рад тебя видеть. — Он протянул ему руку, и Элис, глядя, как его рука исчезла в огромной лапе Хью, почувствовала, что Джо-нет замерла рядом с ней.
Хью взглянул на обеих женщин и весело сказал Гуилиму:
— Вижу, тебе удалось благополучно привезти к нам жену нашего господина и ее очаровательную, но сварливую масленку-горничную.
— Сварливая масленка, теперь я так называюсь? — возмущенно проворчала Джонет. — Трескучий тупоголовый болван! — С достоинством приседая в книксене, она добавила другим тоном:
— Как приятно видеть вас снова, господин Тауэр, и слышать ваши новые очаровательные комплименты. Миледи только что говорила мне, что нас тут будет некому развлекать, и вот вы здесь, чтобы назвать ее лгуньей.
Хью отвесил земной поклон:
— Ну-ну, моя нежная пылкая сводня, хотя мне неприятно находить недостатки в такой очаровательной девице, ты не должна называть свою госпожу лгуньей. Звучит ужасно непочтительно.
— Пылкая сводня! Непочтительно! — Она уставилась на него в изумлении. — Да я никогда не слышала ничего подобного. Как смеешь ты обзывать меня такими словами, ты, безмозглый кулакастый остряк!
— Попала пальцем в небо, дорогуша. Я не клоун, а самый настоящий трудяга, хотя иногда и изображаю бабника.
— Сумасбродный кобель! — вызывающе крикнула Джонет.
— Грудастая шлюха, — парировал он.
— Брехун!
— Пустая резвушка!
— Пустая резвушка? Ты назвал меня шлюхой и резвушкой? Ах ты, докучливый толстобрюхий хрен…
— Толстобрюхий? — воскликнул Хью, наконец задетый за живое. — Бог свидетель, я совсем не толстый, просто хорошо сложенный. Меня приводит в смятение, когда я слышу, что ты говоришь обо мне такие вещи. — Обращаясь к двум другим мужчинам, он заметил:
— Она как молоденькая кобылка, которая все время кусает уздечку, но вот посмотрите, скоро я укрощу ее, и она будет есть у меня с ладони.
— Такого не будет никогда, гнилой, самоуверенный, трусливый болван! — фыркнула Джонет. — У тебя полно силы и роста, а мозгов всего с горошину, и…
— Ладно, ладно, хватит, — прервал ее Хью, обращаясь к остальным, как бы приглашая их согласиться. — Мужчинам нравятся дерзкие девчонки. — Улыбаясь Джонет, он добавил:
— Сдаюсь, милочка. Ты еще раз отколошматила меня своим язычком, просто заклевала.
— Так тебе и надо, тупоголовый дылда! — грубо ответила Джонет.
Обняв ее рукой за плечи, Хью проворковал мягко:
— Выше нос, милочка. Убирай свой меч в ножны и пойдем со мной к огню. У меня есть для тебя еще комплименты, не сомневайся, и я с радостью подарю их тебе, дорогая, но только наедине.
К удивлению Элис, хотя и бросив на него настороженный взгляд, Джонет пошла с ним, не говоря больше ни слова.
— Хью увлечен сильнее, чем догадывается. Я никогда не ожидал такого увидеть, — заметил сэр Николас.
Гуилим кивнул, но его мысли явно витали где-то в другом месте.
Элис медленно покачала головой:
— Джонет и Хью, несмотря на препирательства, нравятся друг другу, но как они могут быть счастливы, если все время ругаются?
— Страсть можно распознать под любой маской, милая, — улыбнулся он.
Она сморщила нос, услышав валлийскую фразу.
— Всю красоту ваших слов портит одно валлийское слово, которое означает просто «жена». Так вы обычно говорите, когда сердитесь на меня.
Гуилим, отвлеченный ее словами, возразил;
— Вряд ли вы правы, мадам, потому что он назвал вас своим сердцем. Валлийское слово «жена» обозначается просто call.
Николас уныло улыбнулся, бросив на Гуилима сердитый взгляд исподлобья.
— Я обмолвился. Впредь я буду называть ее «дорогая» по-английски. И у а теперь идемте ужинать, вы оба, потому что я хочу, чтобы мы все легли спать сразу после вечерней службы, вместе со святыми братьями.
Хью, услышав его, крикнул со смехом:
— Вот как, Николас! Ты, с такой привлекательной женой, как миледи Элис, хочешь заставить нас поверить, что предпочитаешь кучку молящихся монахов!
Николас рассмеялся, и Элис, которая понемногу начинала понимать валлийца, осознала, что, по его понятиям, быть застигнутым своими товарищами в момент нежности — все равно что проявить слабость, и в то же время их поддразнивание или намеренное непонимание — совершенно в порядке вещей и обычно воспринимается весело.
Позже, лежа в постели рядом с ним, боясь, что он может заметить небольшие изменения в ее теле после четырех месяцев беременности, и неуверенная, рада она или нет, что он не заметил, Элис размышляла о будущем. Ей придется стать осторожной. Николас очень расстроится, если она снова не угодит Элизабет или произнесет слова, которые нельзя повторить королю. Она надеялась, что не сделает ни того ни другого. В конце концов, она честно упражнялась в игре на лютне и не сомневалась, что теперь ее исполнение будет вполне приличным, если только Элизабет не будет к ней придираться.
Элизабет не придиралась. С первого же момента, когда Элис увидела ее на следующий день в королевских покоях в Гринвиче, она выглядела в высшей степени довольной, что произвела на свет наследника престола, в связи с чем проявляла милость ко всем, кто оказывался рядом с ней. За маленьким принцем ухаживали три кормилицы, каждая из которых поклялась в верности ему. Его личный доктор присутствовал при каждом кормлении.
Элизабет уже восстановила свою фигуру и выглядела такой же прекрасной и безмятежной, как всегда. В первый раз Элис пришло в голову, не стоит ли ей открыть хотя бы часть того, что она узнала в прошлом году об одном из братьев Элизабет. Вряд ли Элизабет безразлична их судьба, но Элис не знала, как она отреагирует на то, что один из них жив. Однако королевские покои с толпой придворных дам не место для таких признаний.
Дамы присутствовали не все. Элис не заметила Мэдлин и увидела ее только вечером за ужином в главном зале. Подруги радостно обнялись.
— Я уже почти перестала надеяться! — воскликнула Мэдлин.
— Дорогая, — произнес мужчина позади нее, задумчивый пожилой джентльмен в черных бархатных одеждах, расшитых золотой нитью, в шляпе с золотым пером, — прежде чем ты собьешь с ног леди Мерион, может быть, ты представишь меня ей?
— Да, сэр, — ответила она смеясь, — конечно же. Элис, это мой отец, сэр Уолтер Фенлорд. Он и мой брат Роберт останутся в городе на все рождественские праздники.
— Значит, у нас будет семейное Рождество, — заявила Элис, после того как должным образом поприветствовала сэра Уолтера. — Николас снял дом на Темзе недалеко от Куиншита для своей семьи.
— Выходит, вся его семья теперь в Лондоне? — невинно поинтересовалась Мэдлин.
— Гуилим привез нас с Джонет в город, — ответила Элис на главный вопрос, который интересовал Мэдлин. — Остальные приедут через неделю. Гвинет расстроена, что обязанности ее сына не позволяют нам приехать к ним в Уэльс, и поэтому они приезжают сюда. — Она улыбнулась сэру Уолтеру. — Я знаю, что моя свекровь будет рада познакомиться с вами, сэр. Вы должны нанести им визит, когда они приедут.
— Я непременно так и сделаю, — согласился сэр Уолтер, кивая. — Она и ее семья проявили большую доброту к Мэдлин в Мерион-Корте, и я хочу должным образом поблагодарить ее за гостеприимство.
— Мы обязательно поблагодарим, отец, — весело отозвалась Мэдлин, — но пойдите и поговорите с кем-нибудь еще, сэр, потому что мне так много нужно рассказать Элис. — Он отошел, ласково улыбаясь, и Мэдлин, схватив Элис за руку, попросила:
— Ну давай расскажи мне все, что ты делала, и все, что случилось с тех пор, как я уехала. Я так отчаянно скучала по тебе!
Элис не меньше ее хотела обменяться секретами, поэтому они поспешили в спальню Мэдлин. Элис тоже радовалась возможности поговорить с кем-то, кроме Джонет, кто так же любит ее и интересуется ее делами. Элис даже рассказала Мэдлин больше, чем планировала.
— Ребенок! Клянусь мадонной, как замечательно! Ручаюсь, сэр Николас раздувается от гордости не хуже королевских павлинов.
— Он не знает, и ты не должна пока говорить ему!
— Не говорить ему? — Мэдлин нахмурилась. — Но ты должна сказать. Не думаешь же ты, что он будет недоволен? Любой мужчина обрадуется!
— Если не считать такой мелочи, что я не сказала ему раньше, — ответила Элис. — Я боялась, что он не позволит мне приехать ко двору. И он все еще может запретить мне участвовать в рождественских праздниках, решив, что я могу навредить ребенку.
— Мужчины, — вздохнула Мэдлин. — Они думают, что знают все. Ладно, я не скажу ему, но все же будь осторожнее. Может быть, ты откроешься его матери, когда она приедет. Мне кажется, она очень добрая и не из тех, кто поднимает шум по пустякам.
— Я не могу сказать ей раньше Николаса, — твердо заявила Элис.
Однако вопрос о беременности Элис даже не возникал, потому что ко времени приезда его семьи уже начались рождественские торжества. Дом в Куиншите, где поселилась семья, ни Николас, ни Элис не смогли пока посетить, поскольку за ними все еще сохранялись апартаменты во дворце. Зато члены семьи посещали почти все пиршества и развлечения в Вестминстере. Король наслаждался Рождеством и в первый раз не скупился на расходы. К двенадцатому дню Рождества Элис, не понаслышке знакомая с расходами на ведение хозяйства, уверяла, что он потратил целое состояние.
На пиру в День Богоявления одних только блюд со сладостями на ломящихся столах стояло не меньше шестидесяти. Элис и Мэдлин попытались сосчитать все перемены блюд, но скоро, увлекшись едой и разговорами с друзьями и родственниками, потеряли счет. Богослужение в церкви сопровождала восхитительная музыка, с флейтами и трубами, а после службы стали показывать живые картины. Актеры наперебой старались превзойти друг друга в изображении сцен из Писания о рождении Христа.
После представлений развлечения продолжили танцы в главном зале. Глава рождественских увеселений пародировал многих присутствовавших знатных лордов. Выступали и менестрели, бродячие жонглеры и акробаты, дрессированная собака и даже человек с тремя ястребами, обученными летать высоко над толпой, а потом бросаться вниз и пролетать через украшенные лентами золотые кольца, которые держал в руках их хозяин.
Присутствовал и принц Артур, завернутый в алый бархат и лежащий в позолоченной колыбели с балдахином, стоящей на помосте рядом с креслом его матери. Принца охраняли его собственная стража и оруженосцы, готовые покачать колыбель, если он плакал. И Элис, любовавшаяся элегантным пурпурным бархатным платьем королевы с накидкой из горностая и соболей и тем, как огни зала искрятся на ее золотой короне и драгоценностях, наблюдала за ней, когда она склонилась над своим сыном и протянула тонкую руку, чтобы поправить его одеяло. Выражение слепой преданности на лице Элизабет положило конец всем мыслям Элис о ее братьях. Совершенно ясно, что она не обрадуется, если король узнает, что принц Йорк жив. Судя по ее преданному взгляду на своего малыша, она будет бороться гораздо сильнее за то, чтобы увидеть на английском престоле его, чем одного из своих братьев.
— Могу я иметь удовольствие пригласить вас на танец, леди Мерион?
Элис резко обернулась на знакомый голос и оказалась лицом к лицу с Генрихом Тюдором. Она уже заметила раньше, что он больше не сидит на помосте рядом с королевой, но никак не ожидала увидеть его перед собой — стройного, высокого, элегантно одетого и улыбающегося. Веселые искорки сверкали в его бледных голубых глазах. Он ждал ее ответа.
Оглушенная и немало смущенная тем, какой поворот приняли ее мысли, она сделала реверанс, лелея только одну надежду — продержаться ближайшие несколько минут и не сказать чего-нибудь глупого или неблагоразумного. Они танцевали величественный неторопливый танец, и скоро она обнаружила, что непринужденно болтает с ним, отвечая на его улыбки и шутки. Еще до того как закончилась музыка, она, всерьез довольная собой, видела, что ее настроение отражается на лицах окружающих. Весь двор казался доволен и счастлив, наслаждаясь сердечным теплом Рождества и радуясь присутствию принца Артура, в котором многие видели надежду на мирное будущее.
Элис наблюдала, как Мэдлин танцует с Николасом, а Джонет улыбается Хью Гауэру. Даже Йен Макдугал шел в паре с танцовщицей на проволоке из труппы менестрелей. Только Гуилим не улыбался. Он не слишком уютно чувствовал себя среди блестящих придворных и стоял в стороне, наблюдая за своим братом и смеющейся Мэдлин с насмешливым и загадочным блеском в глазах.
Когда музыка закончилась, Элис увидела, что Элизабет спустилась с помоста и теперь направляется к ним под руку с графом Линкольном. Королева улыбалась в ответ на слова графа, и стоявший рядом с Элис король усмехнулся. Она удивленно посмотрела на него.
— Уверен, Линкольн пытается отбить у меня жену. Мне придется решительно поговорить с ним, — сказал король.
Элис подхватила:
— Он не хотел ничего дурного, ваше величество. Он просто…
— Не волнуйтесь так, мадам, — с кривой улыбкой ответил Генрих. — Я шучу. Граф имеет способность никогда не говорить и не делать ничего, за что его можно порицать. Я прекрасно знаю, что мне нечего бояться — по крайней мере там, где дело касается моей жены.
Что-то в его голосе заставило Элис внимательнее взглянуть на него, но по выражению его лица она ничего не поняла.
Почувствовав прикосновение к своей руке Николаса, она оглянулась.
— Я пришел за своей женой, если вы простите меня, ваше величество. Становится поздно, а она, пожалуй, слишком много развлекалась. С вашего позволения мы бы хотели удалиться.
Веселые искорки снова появились в глазах короля. — Я позволю вам делать вид, что вы беспокоитесь о здоровье такой цветущей дамы, сэр, потому что пришло время для удовольствий, и поэтому я охотно даю вам разрешение удалиться и… утешить ее.
Элис еще никогда не слышала, чтобы король отпускал пикантные замечания, и ей оставалось только поклониться, не подавая виду, что она поняла значение его слов. Но она почувствовала напряжение в голосе Николаса, и поэтому не удивилась, что, едва дождавшись, когда король отвернется, он схватил ее за руку и повел к лестнице. Однако по дороге он не сказал ничего, потому что замок все еще бодрствовал и все залы наполняли веселящиеся гости.
Оказавшись в спальне, Николас кивнул горничной, вскочившей с табурета в углу, и обратился к Элис:
— Джонет тоже скоро будет здесь, чтобы помочь вам снять наряды и приготовиться ко сну, но я хочу поговорить с вами до того, как вы уснете.
— Вы не останетесь? — в замешательстве спросила она.
— Я скоро вернусь.
По его интонации она поняла, что лучше не расспрашивать, и стояла, задумчиво глядя на закрывшуюся дверь, гадая, что могло так рассердить сэра Николаса. Горничная помогла ей снять украшения с головы, но, несмотря на слова Николаса, прошло довольно много времени, пока появилась Джонет. Элис собиралась поддразнить ее насчет танцев с Хью, но проглотила все слова, увидев, что Джонет просто вот-вот лопнет от новостей.
Отпустив горничную, Элис потребовала от Джонет сообщить, что случилось.
— Что-то явно вывело Николаса из себя.
— Это все наш Дэйви, госпожа! — Глаза Джонет светились от счастья. — Он подошел ко мне в зале, весь такой дерзкий, и при всех обнял. Он даже поклонился болвану Хью Гауэру, и вы не поверите, бесстыдник имел наглость попросить у Дэйви разрешения жениться на мне. Как гром среди ясного неба! Сказал, что не знает, когда представится другая возможность поговорить с ним. Элис улыбнулась:
— И что ответил Дэйви?
— Этот сумасброд сказал, что с радостью дает согласие, но до весны не сможет приехать на свадьбу.
— А что ответила ты?
— Ни слова. Меня так ошарашили, что я не знала, куда деваться. Они решили, что дело улажено, а потом Хью поцеловал меня, а я не могла ничего сказать. А Дэйви только смеялся да…
— Приведи сюда Дэйви, — приказала Элис. — Я хочу поговорить с ним, потому что, ручаюсь, у него есть вести от лорда Ловелла.
— О, он не настолько глуп, чтобы задерживаться, но он привез вам письмо. — Джонет сунула руку за корсаж, и Элис услышала шуршание бумаги, как вдруг суровый голос с порога заставил их обеих вздрогнуть.
— Я возьму письмо, с вашего позволения, — приказал сэр Николас.