Сумеречная роза

Глава 13

Вечер, последовавший за обручением Элис с сэром Николасом, прошел под шум рукоплесканий и поздравлений знакомых и незнакомых людей. Ее мысли то вертелись в бешеном вихре, то совершенно замирали. Ошеломленная происходящим, Элис не смогла ответить, если бы ее спросили, что она ела, с кем разговаривала, что чувствовала. Все происходило, как во сне, слишком быстро. Если она и говорила с сэром Николасом, то не могла вспомнить о чем. Их прощание наступило так же неожиданно, как и все в этот вечер. Сэр Николас сказал, что пора идти спать, и сделал знак слуге проводить Элис в ее комнату. У нее мелькнула мысль послать слугу найти Мэдлин, но она поняла, что сейчас не хочет ни с кем разговаривать, надо сначала разобраться в своих чувствах.

Джонст ждала ее и, едва взглянув, стала помогать ей раздеться, болтая без умолку и не ожидая ответа. Элис находила утешение в самом присутствии Джонет, но все же обрадовалась, когда та наконец удалилась. Оказавшись одна в постели под уютным пологом темноты, Элис попыталась вспомнить, что именно сэр Николас говорил и делал весь вечер. Ей хотелось понять, как он относится к их помолвке, но единственное замечание, которое она могла припомнить, касалось Ловелла.

Если их обручение единственное, что удерживало сэра Николаса от рассказа о его подозрениях насчет ее и Ловелла королю, то она жестоко в нем ошиблась. В первое мгновение, когда она узнала, за кого Тюдор выдает ее замуж, сердце Элис подпрыгнуло от радости. Она испытывала небывалое ощущение. Элис почувствовала облегчение, освободившись от претендента на ее руку — Брайерли. Мысль о Брайерли сменило воспоминание об игре на лютне сэра Николаса и его глубоком мелодичном голосе. Она вспомнила, что он платил Йену вместо нее, когда тот заботился о ней в Тауэре, но приходили в голову и менее приятные моменты. Сэр Николас быстро терял самообладание и часто бранился. Он высек Йена и заставил ее смотреть на экзекуцию. Он заставлял ее есть, когда она этого не хотела, но в то же время расчесывал ее волосы, когда она еще не оправилась после болезни. В сэре Николасе многое заставляло ее бунтовать, но в глубине души вызывало странные волнующие чувства. Ей хотелось то довериться ему, то ударить. Но пока она так и не смогла прийти к определенному мнению.

Под одеялом стало жарко, и Элис сбросила его. Где сейчас сэр Николас и думает ли о ней? Что он думает? Не раз ей казалось, что он заботится о ней. В первое мгновение встречи в Донкастере она заметила на его лице радость и облегчение и поняла, что он беспокоился за нее. Но сегодня в его глазах не промелькнуло и намека на расположенность, он просто довольно благосклонно принял свою награду.

Элис вспомнила его замечание о ее встрече с Ловеллом. Поскольку она не призналась, что Ловелл — тот человек, который находился в гостиной Хокинсов, она все гадала о причине такого мнения о Ловелле. Через два дня, когда весь двор отправился с королем на охоту, она нашла возможность спросить сэра Николаса.

Генрих Тюдор любил охотиться в компании мужчин своей свиты. Нередко их сопровождали, по крайней мере часть пути, наиболее авантюрные дамы; однако, поскольку замысловатые придворные костюмы требовали от них сидеть боком в бархатных дамских седлах, совершенно неподходящих для погони, дамы обычно оставались позади, как только собаки поднимали дичь. Нынешним утром они выехали с рассветом. В охоте приняли участие довольно много женщин, включая Элис и Мэдлин.

Элис надела темно-зеленый камзол поверх шерстяных рыже-коричневых корсажа и юбки и соломенную шляпу, приколотую к вуали. Она ехала верхом между Мэдлин и сэром Николасом, сразу за королем и графом Линкольном. Последний приветствовал Элис в дружелюбной снисходительной манере, как будто никогда не проявлял недовольства. Он даже не упоминал Шерифф-Хаттон, что не удивило ее. Она знала, что он не любит и избегает ссор, предпочитая гармонию в отношениях.

Элизабет, соответственно своему предполагаемому деликатному положению, не поехала с ними, и Элис чувствовала себя беззаботно, наслаждаясь запахами королевского леса и свежим прохладным воздухом солнечного утра.

Король охотился с борзыми, спаниелями, мастифами и грейхаундами почти на все, что движется. Прошло совсем немного времени, когда первая дичь, молодая косуля, попалась. Генрих, высоко подняв свой лук, пришпорил коня, и остальные мужчины последовали за ним галопом. Элис, охваченная азартом погони, тоже хотела помчаться вслед за всеми, но как только она пришпорила свою кобылу, рука в перчатке сэра Николаса схватила ее лошадь за уздечку и увела ее от других в небольшую, заросшую кустарником лощинку.

Элис возмутилась:

— По какому праву вы смеете останавливать меня, сэр?

Она спокойно ответил:

— По королевскому приказу у меня есть все права, mi geneth, и я хочу поговорить с вами.

Она закусила губу, зная, что крепко привязана к нему теперь, хотя свадьба еще и не состоялась. Церемония обручения связала ее, теперь Элис не могла ни выйти за другого, ни аннулировать их помолвку без согласия церкви. А если бы она так поступила, ее дети стали бы незаконнорожденными, как дети Эдуарда IV, и не могли бы наследовать владения и титулы ни ее мужа, ни ее собственные. Ее владения уже взял под контроль сэр Николас. Элис заставила себя успокоиться и привести в оправдание другой аргумент:

— Мы отстали от остальных, сэр. Мы станем объектом критики, если не осуждения, за такое поведение.

Сэр Николас склонил голову набок, прислушиваясь.

— Я слышу их крики — значит, они подстрелили оленя и довольны. — Подумав, он добавил:

— Во дворце практически невозможно остаться наедине. Никогда нельзя быть уверенным, что тебя не услышат, и я не знаю, представится ли другая возможность сказать то, что я хочу вам сказать.

Встревоженная серьезностью его тона, она насторожилась.

— Что значат ваши слова?

— Только то, что я надеюсь, вы не слишком расстроены решением короля поженить нас. Я знаю, вы не любите меня…

— Нет! Это… — Она искала слова, чтобы объяснить свои чувства, не выдавая, какой уязвимой она ощущает себя. — Сэр, просто сейчас меня смущает сама мысль о браке. Мой мир так недавно разрушился прямо на моих глазах, что я вряд ли знаю, стою я на голове или на ногах. И я ничего не знаю о вас, кроме того, что вы враг.

— Я вам не враг.

— Может быть. — Она заглянула ему в глаза, стараясь найти в них подтверждение. — Почему вы не… В тот вечер перед церемонией вы сказали мне… Вы… вы сказали… — Она сдалась и замолчала. Ей так хотела верить, что относительно Ловелла у сэра Николаса всего лишь подозрения.

Очевидно, не найдя ничего странного в ее запинающейся речи и догадавшись о ее состояний, он кивнул:

— Я должен был бы сообщить королю о вашей встрече с Ловеллом, но я не скажу ему ничего. Я не говорил раньше, потому что еще не знал, что вы будете моей женой, но теперь я обязан защищать вас. Однако послушайте меня, девочка, — добавил он гораздо суровее, — больше вы не должны встречаться, иначе я заставлю вас горько пожалеть.

Не обращая внимания на его угрозу, она спросила с любопытством:

— Почему вы так уверены, что я встречалась с ним?

— Вы сказали мне.

— Я не говорила!

— Да, сказали. В Донкастере, когда я упомянул его имя, выражение вашего лица подсказало мне вероятность вашей встречи, но до вчерашнего вечера я точно не знал. Вы выглядели такой виноватой, что ваш вид был равносилен признанию. Нет, не бросайте на меня гневные взгляды. Вы поступили не правильно, и мой долг запретить вам вести себя так в будущем. Генрих Тюдор теперь король, и общаться с его врагами — совершенная глупость.

Элис замерла от ярости.

— Так, значит, я дурочка, да?

— Да, — улыбнулся он, — как и большинство женщин.

— О! — Забыв, что он все еще держит ее лошадь за уздечку, она натянула поводья и пришпорила кобылу, собираясь ускакать. Кобыла беспомощно дернулась, твердо удерживаемая на месте его рукой. — Пустите меня!

— Чуть позже. Я хочу удостовериться, что вы поняли меня, миледи. — Теперь в его голосе явно прозвучала собственническая нотка. — Вы больше ничего не должны иметь ни с одним из сочувствующих Йоркам, если не хотите навлечь на себя мое самое серьезное неудовольствие.

Она смотрела в пространство, отказываясь отвечать, и ждала с возрастающим опасением, что он сделает.

Он не сделал ничего. Даже не заговорил. Он терпеливо дождался, пока она, не в силах больше сдерживаться, спросила резко:

— Что вы тогда сделаете?

— Все, — спокойно ответил он, — будет зависеть от обстоятельств, но вы поступите мудро, если больше не ввяжетесь ни в какие интриги Йорков. Таким образом, — добавил он с ласковой ноткой в голосе, которая прозвучала более угрожающе, чем если бы он говорил зло, — если объявленный вне закона Ловелл ожидает от вас чего-то, вам придется его разочаровать.

— Если существуют какие-то интриги, сэр, я в них не участвую. Даю вам слово, — спокойно проговорила Элис.

Он кивнул и отпустил уздечку ее лошади.

— Вполне достаточно, девочка. А теперь мы найдем остальных.

Она не ожидала такой легкой развязки. После разговора в лесу в оставшиеся до их свадьбы дни она надеялась проводить с ним больше времени, чтобы лучше узнать его. Но если и видела сэра Николаса, то мельком, всегда куда-то торопившегося.

На следующей неделе двор переехал в Вестминстерский дворец. Сэр Николас постоянно был занят — то при короле, то с отрядом выполняя поручения короля. Но даже находясь во дворце, он не делал никаких попыток встретиться с ней.

Она предположила, что его поведение объясняется заботой о ее репутации, ведь хотя они и обручены, не должно казаться, что они с нетерпением ждут свадьбы. Поездки более чем за сто миль, в которых он сопровождал ее два раза, не смущали никого, потому что он выступал в роли ее защитника по приказу сначала сэра Роберта Уиллоби от имени короля, а потом по приказу самого короля. И даже для самого закоренелого сплетника, решила она, отряд его солдат должен восприниматься как своеобразная защита ее чести.

Хотелось, чтобы все обстояло по-другому и она смогла бы узнать его лучше. Элис задавалась вопросом, каково отдаваться во власть мужчины, который может в одно мгновение заставить бояться его гнева, а в следующее поразить своей улыбкой. Она мало знала о супружеской постели. В других домах, где все спали в одной комнате, мужчины и женщины совокуплялись на глазах у детей, но она никогда такого не видела. Элис видела спаривание животных, но не могла представить себя и сэра Николаса в такой ситуации. Им бы сесть и поговорить о себе, но, как правило, мужчины и женщины не ведут подобных разговоров. Мужчины приказывают, а женщины подчиняются, вот и все. Мысль, что сэр Николас будет приказывать ей и ждать, что она покорится каждому его желанию, вызывала отвращение.

Элизабет между тем чувствовала себя плохо, и врач предписал ей не утомляться. Официального объявления о ее состоянии все еще не сделали, а когда Элис спросила почему, ей сказали, что подобный вопрос не подлежит обсуждению. Тем не менее с полного одобрения короля Элизабет потакали во всем. Дамы читали ей, прислуживали и ухаживали за ней так, ядовито подумала Элис, будто она сделана из стекла, будто веками женщины, взять хотя бы собственную мать Элизабет, не рожали детей.

Леди Маргарет, однако, родив одного только Генриха Тюдора, придерживалась убеждения, что ничто не должно угрожать той, которая носит во чреве первое семя их династии, и тут Элизабет Вудвилл согласилась с ней.

Вдовствующая королева не для того старалась посадить свою дочь на трон, чтобы потерей ребенка подвергнуть опасности ее положение.

Элизабет принимала все как должное, но Элис проводила с ней очень мало времени. Между тем король вопреки своей всем известной скупости приказал, чтобы Элис одели как подобает его подопечной и наследнице Вулвестона. Элис не имела никаких возражений и с готовностью часами стояла, пока ее оборачивали элегантными тканями и подбирали подходящие цвета и фасоны. Советы предлагали не только Мэдлин и Джонет, но даже и леди Маргарет, которая сама взялась проследить, чтобы все выполнили с подобающим вкусом. Результатом оказались долгие встречи со швеями, башмачниками, модистками и бесконечные часы за вышиванием тех предметов, которые, по мнению леди Маргарет, Элис должна сделать сама, а потом утомительные примерки и подгонки. В результате ее гардероб пополнился таким количеством платьев, шапочек, плащей, рубашек, сорочек, шляп, туфель и всего прочего, какого Элис не видела за всю свою жизнь.

Подвенечное платье с завышенной талией сшили из бледно-голубого бархата. Его низко вырезанный корсаж, подол и отвороты рукавов отделали очень дорогим серо-белым мехом крошечных сибирских белок (закон разрешал носить такой мех только титулованной знати). Платье надевалось поверх белой шелковой рубашки с кружевами, узорные края которой виднелись у ворота и внизу, где расходились полы верхней юбки. Элис оно очень нравилось, но в утро свадьбы, когда Мэдлин, Джонет, Элва, леди Эмлин и леди Беатрикс суетливо сновали вокруг нее, подгоняя и прилаживая, она ощущала странную отрешенность, как будто все происходило не с ней. Утро пронеслось в ошеломляющем вихре цвета и шума, а она только шла туда, куда ей говорили, и делала то, что указывали другие.

— Ты выглядишь как принцесса, — подчеркнула Мэдлин, когда опустилась на колени, чтобы застегнуть на ее бедрах украшенный драгоценностями пояс. Она по очереди прикоснулась к каждому из трех очаровательных предметов, пристегнутых к нему, — оправленному в золото зеркалу, паре инкрустированных драгоценностями ножниц и такого же ножичка. — Роскошные вещицы, — оценила она. — Это подарок?

— От сэра Николаса, — ответила Элис, чувствуя, как щеки загораются румянцем, когда она произносила его имя.

Брови Мэдлин комично взлетели вверх:

— Может быть, в браке есть что-то хорошее. Прошу, передайте мне вон те ленты невесты, леди Эмлин, — добавила она, поднимаясь на ноги. Взяв в руку пригоршню разноцветных лент, она стала прикреплять их к разным частям платья Элис. После церемонии их обычно отрывают гости в качестве подарков на память.

Пока Мэдлин и леди Эмлин занимались лентами, а Джонет и Элва разглаживали ее длинные волосы и прикалывали венок из кружевных цветов, служивший ее единственным головным убором, Элис взяла из рук леди Беатрикс пару изысканно вышитых перчаток и стала их натягивать. Она почувствовала, что ее руки дрожат.

— Соберись, Элис! — прикрикнула леди Эмлин, отступив назад, чтобы оглядеть плоды их усилий. — Король оказывает сэру Николасу такое великое расположение, что руководить церемонией венчания в Вестминстерском аббатстве будет сам архиепископ Кентерберийский в присутствии всего двора. Ты не должна дрожать или запинаться в своих ответах. Ты должна оказать ему почтение.

Элис кивнула, но ее руки продолжали дрожать, а колени ослабели. Она даже радовалась, что остальные говорят ей, что делать, и указывают, куда идти.

В процессии из дворца к аббатству, возглавляемой женихом и его спутниками, Элис показалось, что она спит и видит сон, который закончится вихрем чувств, сон, от которого не в ее власти очнуться. Когда процессия остановилась у ступеней аббатства, те, кто сопровождал их в пути, умолкли, и стало слышно, как ожидавшие их в соборе поднялись на ноги.

Стоя рядом с сэром Николасом перед архиепископом у открытых дверей аббатства, Элис почувствовала величие момента. Пышность и роскошь церемонии, триумфальный звук фанфар, объявивших о ее прибытии к дверям церкви, воспринимались ею как нереальное событие и заставляли ее сердце сжиматься. Даже серьезные интонации архиепископа не смогли сделать для нее событие реальным, хотя всю церемонию ей обстоятельно расписала не кто иная, как леди Маргарет. И поэтому, когда низкий голос сэра Николаса прозвучал рядом с ней, Элис вздрогнула и посмотрела на него так, будто удивилась его присутствию здесь.

— Я, Николас ап Дафидд аб Эван из валлийского дома Мерионов, — произнес он громким чистым голосом и повернулся к ней, взяв ее правую руку в свои, — беру тебя, леди Элис Анну Вулвестон, в законные жены, чтобы любить, беречь и почитать, в бедности и в богатстве, в болезни и в здравии, с этого момента и пока смерть не разлучит нас, если святая церковь благословит нас, и в этом я даю тебе слово.

Маленькая рука Элис словно потерялась в его ладонях. Ощущая их тепло, она смотрела на его элегантный, богато вышитый колет и вдруг задалась вопросом, кто сделал такую безупречную работу.

Он взял ее левую руку и надел кольцо на третий палец со словами:

— Этим кольцом я сочетаюсь с тобой браком, и это золото и серебро я даю тебе, и буду почитать тебя своим телом, и даю тебе все мое имущество.

Она посмотрела на кольцо и удивилась, обнаружив миниатюрную копию его собственного, которая отличалась только золотым вайверном. Соединенный с гербом Вулвестона, вайверн раскрасили в его настоящие цвета лаком, нанесенным на основание оправы, и вырезали в белом сапфире сверху. Цвета проглядывали через прозрачный камень и казались еще ярче от его сияния. Элис захлестнула волна удовольствия, и когда она подняла на него взгляд, ее радость от его подарка увидели все окружающие.

Архиепископ кашлянул, и, осознав наступившую в аббатстве тишину, Элис поняла, что он уже попросил ее произнести нужные слова. Она вдруг испугалась, что забыла их, но фразы сами всплыли в голове, и она, глядя прямо в глаза сэра Николаса, сказала:

— Я, Элис Анна Вулвестон, беру тебя, сэра Николаса Мериона, в законные мужья, чтобы любить, беречь и почитать, в бедности и в богатстве, в болезни и в здравии, быть смиренной и послушной в постели и за столом, с этого момента и пока смерть не разлучит нас, если святая церковь благословит нас, и в этом я даю тебе слово.

Трубы взревели снова, и вся процессия двинулась внутрь аббатства, невеста и жених преклонили колена на атласные подушки перед архиепископом у ограды алтаря, остальные гости сели на скамьи позади них, чтобы прослушать свадебную мессу. Когда служба закончилась, процессия направилась в обратном направлении, чтобы вернуться во дворец для свадебного пира.

Огромный зал гремел от музыки и голосов четырех сотен людей, смеющихся и болтающих, пока их рассаживали за столы, поставленные перед королевским помостом. Представшая перед Элис сцена напомнила ей пир после женитьбы Тюдора на Элизабет, но теперь она и сэр Николас сидели за главным столом вместе с королевской четой. Элис попыталась спокойно подумать о том, что происходит вокруг, и поискать в толпе знакомые лица.

Она увидела сэра Лайонела Эверингема с презрительным выражением на лице и лорда Брайерли, который имел вид, будто он не на свадьбе, а на похоронах. Хью Гауэр возвышался над всеми остальными мужчинами, элегантный Линкольн улыбался широко и весело. Леди Эмлин и еще пара знакомых лиц дружески смотрели на нее, но она не нашла Мэдлин. Ей хотелось бы, чтобы Мэдлин могла сидеть с ними на королевском помосте, но она находилась где-то внизу, без сомнения флиртуя с каким-нибудь джентльменом или смеясь и болтая с другими фрейлинами.

Элис протянула руку к золотому кубку, но рука сэра Николаса поймала ее руку и сжала.

— Не сейчас, малышка, — прошептал он ей на ухо. — Подождите, пока король провозгласит свой тост за нас.

Покраснев, она поняла, что совершенно не думает о том, что делает, и если бы не сэр Николас, она совершила бы ужасную ошибку. Услышав шелест шелковых юбок позади себя, она повернулась и увидела, что Элизабет стоит прямо у нее за спиной. Не имея возможности отодвинуть свой стул, чтобы встать перед королем, она вдруг поняла, что Элизабет специально создала неловкую ситуацию.

— Мадам! — произнесла Элис, все-таки с трудом поднимаясь, так и не дождавшись позволения королевы. — Вы желали поговорить со мной?

— Да, — ответила Элизабет своим нежным голосом. — Я попросила позволения у его величества немного посидеть рядом с вами, ведь сейчас общество женщины вам так необходимо. Жаль, что ваши мать и отец не дожили до столь радостного дня.

Услышав ее, сэр Николас тоже встал приветствовать королеву:

— Ваша доброта, мадам, известна всем, и я не сомневаюсь, что моя жена особенно благодарна вам в таких обстоятельствах. День для нее выдался очень трудный, а поддержать ее почти некому.

— Но вы, сэр, тоже вынуждены праздновать без поддержки своей семьи, — напомнила Элизабет.

— Вы так добры, уделяя нам столько внимания, мадам, — улыбнулся сэр Николас, — но моему отцу и братьям понадобилось бы больше двух недель, чтобы только узнать о событии.

— Может быть, — бросила Элизабет взгляд на Элис, — вы захотите забрать от нас свою невесту, сэр, чтобы представить ее вашей семье и диким просторам Уэльса?

В разговор вмешалась Элис:

— Мне говорили, что Уэльс не такой дикий, как мы думаем, мадам. Сэр Николас рассказывал, что там точно так же живут люди, как у нас в Англии.

— Тем не менее, — возразила Элизабет, — вы должны страстно желать увидеть свой будущий дом, Элис, дорогая.

— Вулвестон-Хазард — мой дом, мадам, — твердо ответила Элис. — Никто никогда…

— Вы не присядете, мадам? — быстро прервал ее сэр Николас, отводя в сторону Элис и поворачивая ее стул так, чтобы Элизабет могла сесть. Взглянув на короля и увидев, что он разговаривает с дворянином в черном, который взошел на помост, Мерион продолжал учтиво:

— Элис может занять мое место, а я пока сяду на место его величества. Так я смогу сидеть рядом с моей невестой, как и должен, и нам всем будет удобно.

Когда Элизабет и Элис снова сели, он начал объяснять:

— Моя служба королю в ближайшее время не позволит мне представить Элис моей семье, мадам, но я буду рад рассказать вам об Уэльсе, если вы захотите. Многие из наших законов покажутся вам необычными. Например, дом моего отца однажды перейдет ко мне как к его старшему сыну, но по нашим законам только треть его земель будет моей, потому что у меня есть два брата и мы должны разделить имущество поровну. — Элизабет, расправляя юбки, бросила ему через голову Элис:

— Я слышала о ваших законах, сэр. Все это странно.

— Странно! — воскликнула Элис. — Да уж, учитывая битвы, происходившие тридцать лет подряд, я бы сказа…

Изогнутые брови Элизабет взлетели вверх, но не знак неодобрения королевы заставил Элис замолчать, а нога сэра Николаса, с силой наступившая на ее ногу. Подавив крик боли и возмущения, она процедила сквозь зубы:

— Я прошу прощения, мадам. Война — неподходящая тема для такого дня.

— Да, — согласилась Элизабет, — а сейчас мы должны помолчать, потому что мой супруг хочет произнести тост.

Королевский тост стал первым из многих, и когда все придворные высказались, начались развлечения. Менестрели, фокусники, танцовщица на проволоке и прочие актеры чередовались с новыми тостами, на каждый из который по обычаю отвечали новобрачные. К моменту, когда король и Элизабет удалились, а Мэдлин и другие дамы пришли проводить Элис в спальню, она выпила гораздо больше, чем могла. Пошатываясь, она встала со своего стула, положила руку на локоть сэра Николаса, чтобы отвлечь его внимание от джентльмена, с которым он разговаривал, и попыталась сделать перед ним реверанс.

Он поймал ее, прежде чем она упала, и передал со смешком Мэдлин:

— Отведите ее милость в постель и делайте что хотите, лишь бы не дать ей заснуть до моего прихода. Я не хочу найти свою молодую жену храпящей.

Смеясь, Мэдлин ответила:

— Я займусь ею, сэр, не беспокойтесь. Обопрись на мою руку, Элис. Я не дам тебе выглядеть пьянчугой перед честной компанией. Мы им оставим надежду оторвать несколько ленточек от твоего платья, — добавила она.

— Что такое! — нахмурился сэр Николас. — Ей не должны докучать по дороге никакие пьяные олухи. Эй, там! — , окликнул он слуг. — Найдите несколько крепких парней и проводите леди Мерион и ее дам в мою спальню. Я даю вам полчаса, мистрис Фенлорд, чтобы подготовить ее.

Наконец, сопровождаемые хором непристойных замечаний собравшихся, Элис и дамы удалились. После целого дня, проведенного в состоянии замешательства и нереальности происходящего, Элис опять охватило оцепенение, и ей пришлось собрать все силы, чтобы с достоинством удалиться.

Покои новобрачных в другой стороне дворца отводились для королевских фаворитов, пользовавшихся свободой занимать помещения в любых королевских резиденциях, где бы они ни жили. Апартаменты состояли обычно из двух комнат, одна из которых днем служила гостиной, другая — спальней. В спальне, куда привели Элис, сейчас весело потрескивал огонь в большом камине между двумя высокими окнами, и Джонет ждала свою хозяйку. Поскольку спальня принадлежала сэру Николасу, Элис не видела ее раньше, но ее вещи уже перенесли сюда. Многочисленные щетки, пузырьки и флакончики, которыми пользовалась Элис, теперь украшали элегантный туалетный столик с венецианским зеркалом и обитым бархатом табуретом. Она никогда не имела такой мебели и в восхищении смотрела на нее.

— Как красиво! — воскликнула она.

То же впечатление произвело увиденное на Мэдлин.

— Любая женщина в такое зеркало только и будет смотреться дни напролет. Но вот и горячая ванна, которую я приказала приготовить!

— Не такая уж и горячая, миледи, — тихо заметила Джонет, глядя с открытым неодобрением на хихикающую и смеющуюся стайку женщин, которые пришли вместе с ними. — Они все обязательно должны присутствовать? — спросила она.

Мэдлин повернулась к ним. Трем велела остаться, остальных отослала в другую комнату.

Дамы вышли. Мэдлин обратилась к оставшимся:

— Изабел, разберите постель и взбейте подушки; Марджори, принесите зеленый шелковый халат леди Элис вон из того кожаного сундука; Сара, займитесь свечами и стойте на страже у двери. Я не хочу, чтобы сюда кто-нибудь вломился. Джонет, я помогу тебе.

Элис показалось, что стены комнаты сжимаются вокруг нее, и она подошла к окну, надеясь увидеть за тяжелыми синими занавесями, что оно открыто. Ей отчаянно понадобился глоток свежего воздуха.

— О нет, нет, — остановила ее Мэдлин со смехом, хватая за руку. — Тут для тебя ванна, милая моя невеста, чтобы разбудить тебя и освежить после долгого дня, проведенного в тяжелом платье. Твой муж не захочет обнимать даму, пропахшую дымом от каминов. Кроме того, ванна поможет тебе не заснуть. Я, например, не хотела бы смотреть ему в лицо, если бы ослушалась его приказа, потому что не думаю, что сэр Николас из тех людей, чьи приказы можно не принимать всерьез.

— Сэр Николас… — начала Элис мрачно, но Мэдлин прервала ее, прежде чем та что-то сказала.

— Нет времени на болтовню, — перебила она. — Джонет, ванна для ее милости готова?

— Да, — ответила Джонет, — хотя она больше уже не горячая, госпожа, как я пыталась сказать вам. Слуги принесли воду час назад.

— Не важно. Сейчас, пожалуй, так даже лучше. — Она проворно снимала с Элис се одежды, а закончив, подтолкнула ее к ванне. Элис чувствовала себя неважно. Наполненный запахами горящих бревен, трав для ванны и духов, воздух комнаты не нравился ей. Ее желудок странно подпрыгнул. Посмотрев на ванну, она заявила:

— А где занавеси для ванны? Как это неудобно!

— Не капризничай, — решительно ответила Мэдлин. — Ты отправишься нагишом в брачную постель, моя девочка, так что сейчас не время для скромности. Поспеши, пока не пришли джентльмены.

— Джентльмены!

— Да, потому что хотя король и объявил, что не должно быть никаких непристойностей во время празднества, нельзя рассчитывать, что джентльмены последуют этим распоряжениям в его отсутствие. Тебе лучше поскорее укрыться в постели.

Потрясенная мыслью, что ей придется оказаться лицом к лицу с толпой пьяных мужчин, Элис быстро шагнула в ванну и обнаружила, что Джонет права — ванну нельзя назвать даже теплой. Но когда она вскрикнула, служанки заставили ее опуститься в ванну и, невзирая на протесты, стали тщательно тереть губками, однако смилостивились и быстро закончили. Через несколько мгновений она встала, дрожа, несмотря на пылающий огонь, и с глубокой благодарностью приняла огромное полотенце, в которое ее завернула Джонет.

Они вытерли и надушили Элис, но едва поспешно уложили в постель, как дверь открылась без всяких церемоний. Если в коридоре и раздавался какой-то шум, никто, включая робкую мадемуазель, стоявшую на страже у двери, его не заметил.

На пороге стоял сэр Николас, из-за его спины выглядывали любопытные женские лица, но ни одного джентльмена не присутствовало. Элис облегченно вздохнула, но съежилась под одеялами.

Сэр Николас улыбнулся Мэдлин.

— Тысяча благодарностей. Вижу, что она бодрствует и готова принять своего мужа. Вы можете идти.

Джонет поклонилась:

— Я сейчас же пришлю слуг, чтобы убрать ванну, сэр.

— Не нужно, — резко ответил он, его горящий взгляд не отрывался от фигуры в постели. — Уходите сейчас же, вы все.

Дамы удалились, оставив его наедине с невестой.