Свадьба

Глава 16

Всю неделю перед поездкой Аллегру не покидало ощущение, что она ходит по лезвию бритвы. Если и на этот раз она не сможет поехать к матери Джеффа, он будет в ярости. Однако до четверга ничего страшного не случилось. В четверг вечером они уложили чемоданы, и Аллегра тайком вздохнула с облегчением. Может быть, она напрасно волновалась, ни у кого никакого кризиса не произошло и, кажется, не намечается, так что оснований для тревоги нет. Да и из-за самой встречи с матерью Джеффа она, наверное, напрасно так нервничает.

Неделя у обоих выдалась тяжелая, оба устали, но до сих пор у них все складывалось благополучно, и у клиентов Аллегры тоже дела шли своим чередом. За последние несколько дней даже Кармен стала понемногу приходить в себя. Теперь, когда начались съемки, у нее было меньше времени на то, чтобы горевать о своей потере, да и мысли были заняты другим. Алан все еще снимался в Швейцарии, и Кармен по-прежнему чувствовала себя ужасно одинокой, но она чуть ли не ежеминутно разговаривала c ним по телефону — в основном по мобильному, который постоянно носила с собой в кармане. Казалось, она звонила ему каждый час днем и ночыо, даже чаще, чем Аллегре. И Аллегра наконец выполнила требование Джеффа — попросила Кармен не звонить ей так часто хотя бы по ночам. Как ни странно, Кармен пообещала звонить по реже. Теперь она все время названивала Алану.

— Неужели мы действительно едем? До сих пор не верится, — сказал Джефф вечером, ставя их чемоданы в прихожей. На утро у обоих были назначены встречи, но сразу после этого они собирались ехать в аэропорт. — В Саутгемптоне в это время года очень красиво.

Но о Саутгемптоне Аллегра не думала. Несмотря на все заверения Джеффа, она по-прежнему нервничала из-за встречи с его матерью.

Готовясь к поездке в Нью-Йорк, Аллегра побывала у парикмахера и сделала маникюр. В дорогу она решила надеть темно-синий костюм от Живанши. Ей хотелось выглядеть респектабельной при первой встрече с миссис Гамильтон. Для большей солидности Аллегра даже собиралась уложить волосы в пучок. Вечером, когда они ложились спать,

Джефф с улыбкой стал рассказывать Аллегре, как в детстве любил ездить летом в Саутгемптон и как они, бывало, гостили в Вермонте у бабушки. Они тихо переговаривались в постели, и Аллегра чувствовала себя как школьница, оставшаяся переночевать у подруги.

Когда раздался звонок, в первый момент Аллегре показалось, что это продолжение сна. Где-то что-то звенело, но она спросонья не поняла, что и где. «Может, это звон церковных колоколов в Вермонте?» — мелькнула мысль. Звон продолжался, она окончательно проснулась и вдруг поняла, что звон ей не снился, это звонит телефон. Она проворно вскочила и бросилась к телефону, торопясь снять трубку, пока не проснулся Джефф. Но он, как обычно, проснулся раньше ее. Снимая трубку, Аллегра покосилась на стоящий на тумбочке будильник: было половина пятого.

— Если это Кармен, передай ей, что я ее убью, — пробурчал Джефф, поворачиваясь на бок. — Нет, когда ты здесь, в этом доме положительно невозможно спать.

Джеффу было явно не до шуток, и Аллегра ответила по телефону шепотом:

— Алло! Кто это? — Как и Джефф, она почти не сомневалась, что звонит Кармен. Она испытывала противоречивые чувства: негодовала на ночной звонок и одновременно панически боялась, что снова стряслось нечто такое, что сорвет ее поездку в Нью-Йорк.

— Это Мэлахи О’Донован, дорогуша, — со своим ирландским акцентом прорычал пьяный в стельку Мэл и громко рыгнул.

— Мэл, не смей звонить мне в такое время! Сейчас пятый час утра!

— Раз так, с добрым утром тебя, дорогуша. И между прочим, я не просто так звоню. Если хочешь знать, я в участке, и мне велели позвонить своему адвокату. Так что будь хорошей девочкой, приезжай и вытащи меня отсюда.

— Господи, что на этот раз? Опять вел машину в нетрезвом виде?

Мэл мог бы коллекционировать штрафные талоны за вождение в нетрезвом виде, как некоторые коллекционируют автобусные билеты. Аллегра не раз предупреждала его, что в один прекрасный день он может оказаться в тюрьме и заодно лишиться водительских прав, однако до сих пор Мэл пускал в ход все свои связи и ему все сходило с рук. Из-за того, что он много раз проходил курс лечения от пьянства, на многочисленные записи в его деле смотрели сквозь пальцы, но Аллегра почти не сомневалась, что на этот раз ему не выкрутиться, у него таки отберут права.

— Черт побери, это паршиво, — проворчала Аллегра.

— Да знаю я, знаю, ну извини. — Мэл заговорил покаянным тоном, тем не менее рассчитывая, что она примчится немедленно и вызволит его из тюрьмы. А как же, она ведь его адвокат.

— Послушай, Мэл, а не может за тобой приехать кто-нибудь другой? Сейчас ночь, а я в Малибу.

Джефф оказался прав: если бы она не сняла трубку, Мэлу волей-неволей пришлось бы потерпеть и перезвонить ей утром. Но она ответила на звонок, и теперь он ждет, что она приедет за ним ночью и выручит. Отвертеться было трудно, Мэл взывал о помощи.

— Ну хорошо, — наконец сдалась Аллегра. — Где ты?

Оказалось, что Мэл в Беверли-Хиллз. Его задержали на Беверли за то, что он вел машину не по той стороне улицы. Мало того, когда его остановила дорожная полиция, у него между ног стояла открытая бутылка виски «Джек Дэниелз», а в бардачке лежал пакетик с травкой. Мэлу просто повезло, что травку не нашли, но, с другой стороны, полицейские не слишком усердно искали: офицеры, которые остановили машину, узнали известного музыканта.

— Я буду через полчаса.

Аллегра повесила трубку и посмотрела на неподвижную фигуру Джеффа. Казалось, он снова уснул, но Аллегра знала, что он не спит. Как только она, ступая на цыпочках, направилась к двери, ее догадка получила подтверждение.

— Предупреждаю, Аллегра, если ты сегодня опоздаешь на самолет, свадьбы не будет, — спокойно произнес Джефф из-под одеяла.

Аллегра остановилась и с тревогой оглянулась на него.

— Джефф, не надо мне угрожать. Я сделаю все, что смогу, и постараюсь не опоздать.

— Уж постарайся.

Джефф больше ничего не добавил. Аллегра натянула джинсы и белую рубашку и вышла из дома. Ведя машину по автостраде, она злилась на весь белый свет. На Мэлахи, который думает, что может делать все, что пожелает, а потом мчится вызволять его из каталажки. На Кармен, которая использует ее в качестве жилетки, в которую можно поплакаться в любое время дня и ночи. На Алана, который каждый день звонил из Швейцарии и напоминал, чтобы она позаботилась о его жене. Даже на Джеффа, которого иногда страшно раздражали ее клиенты, хотя он и сам был небезгрешен. Взять хотя бы его привычку вставать в три часа ночи, чтобы являться на съемочную площадку раньше всех, или эти бесконечные переработки сценария, чем он обычно занимался по ночам. Все вокруг рассчитывают, что она будет делать именно то, что им хочется, и при этом еще проявлять бесконечное терпение и понимание. Такой порядок начинал Аллегру раздражать, и почему-то больше всего она злилась на Джеффа. Разумеется, она будет в аэропорту вовремя… во всяком случае, рассчитывает… если только Мэл не натворил что- нибудь похлеще. И даже сейчас, ночью, ей наверняка придется отбиваться от репортеров. Господи, как же она от всего этого устала! Каждый рассчитывает, что она выручит его из любой беды, как будто она только для этого и родилась на свет.

Остановившись перед зданием полицейского участка Беверли-Хиллз, Аллегра вышла из машины и в сердцах хлопнула дверцей. Войдя внутрь, она увидела знакомого офицера. Услышав от Аллегры о цели визита, офицер кивнул, вышел в соседнюю комнату просмотреть сведения о задержанных и через несколько минут вернулся с Мэлом. Аллегра поручилась за своего клиента, что было несложно, но на этот раз Мэлу пришлось оставить свои водительские права в полиции. Ему сообщили день, когда он должен явиться в суд, и Аллегра с облегчением узнала, что это будет в следующем месяце. Затем она со строгим выражением лица вывела его из здания участка и повезла домой. От Мэла немилосердно несло перегаром, но он все время пытался поцеловать свою спасительницу. Она строго приказала ему вести себя прилично. Когда они вошли в дом, жена Мэла спала. Аллегра удивилась, почему он ей не позвонил, но удивлялась недолго. Узнав, в чем дело, Рэйнбоу подняла такой крик, что Аллегре сразу стало ясно, почему Мэл предпочел позвонить своему адвокату.

Рэйнбоу О’Донован чуть ли не швырнула Мэла в спальню, крича при этом так громко, что наверняка перебудила всех соседей. Но это Аллегру уже не касалось, она отправилась домой. Вернулась она около семи. Джефф в это время принимал душ, горячий кофейник стоял на плите. Аллегра, налив кофе, с чашкой в руке прошла в спальню и без сил опустилась на кровать. Она совершенно вымоталась, но это была далеко не первая подобная ночь в ее жизни. Именно этим возмущался Джефф, и он был прав. Однако Аллегра все равно не могла ничего изменить.

Высушив волосы, Джефф вышел из ванной и, увидев Аллегру, вздрогнул от неожиданности. Из-за шума фена он не слышал, как она вошла. Взглянув на сгорбившуюся Аллегру, Джефф понял все без слов.

— Как все прошло?

— Лучше некуда. У Мэла отобрали права. — Аллегра поставила чашку и со стоном вытянулась на кровати. Джефф подошел и присел рядом.

— Извини, что я ночью погорячился. Просто я очень устал от всех этих людей, которые постоянно тебя дергают, просто покоя не дают. Разве это справедливо?

— По отношению к тебе это тоже несправедливо. Тебе-то с какой стати терпеть ночные звонки? Мне придется выставить им свои требования. Сегодня, когда я везла Мэла домой, поняла, что он мог с таким же успехом позвонить своей жене. Кажется, он побоялся.

— Сделай так, чтобы они и тебя боялись, — посоветовал Джефф. Он наклонился к Аллегре и поцеловал ее. Через час ему нужно было быть на студии, а в два часа они вылетали в Ныо-Йорк. — Ну как ты, справишься? — спросил он, вставая.

— Со мной все будет в порядке.

— Я заеду за тобой в двенадцать.

— Хорошо, к этому времени я буду готова, — пообещала Аллегра.

К девяти она поехала на работу, чемоданы уже лежали у нее в багажнике. Элис протянула ей пачку факсов и разные документы. Аллегра просмотрела бумаги, рассортировала по папкам и стала убирать папки в стол. Тут в ее кабинет вошла Элис с последним номером «Чаттера» в руках. Аллегра поморщилась:

— Только не говори, что здесь написано что-нибудь, имеющее отношение ко мне! — Впрочем, все было и так ясно: если Элис принесла эту бульварную газетенку, значит, там напечатан материал, задевающий интересы кого-то из ее клиентов. Возможно, все-таки придется остаться в городе.

Элис, осторожно держа газету двумя пальцами, как будто боялась обжечься или испачкаться, положила ее на край письменного стола. И Аллегра поняла почему, едва взглянула на первую страницу. Фотографии были просто отвратительны, да и заголовки не лучше. Можно себе представить лицо Кармен, когда она их увидит!

— О черт! — Аллегра поколебалась и посмотрела на секретаршу. — Пожалуй, мне лучше самой ей позвонить.

Аллегра взяла трубку и стала набирать номер, но в это время зазвонил внутренний телефон, и оператор сказала, что на линии мисс Коннорс. Оператор, правда, забыла уточнить, что мисс Коннорс в истерике, но Аллегра скоро поняла это и без ее слов.

— Я только что видела статью, — спокойно сказала Аллегра.

— Нужно подать на них в суд!

— Вряд ли это будет разумно.

Аллегра вполне разделяла чувства Кармен и догадывалась о реакции Алана, когда он увидел эту писанину. В газетной статье говорилось, что Кармен Коннорс, жена Алана Карра, летала в Европу делать аборт. Тут же было помещено несколько фотографий, на которых Кармен была снята выходящей из больницы. Один снимок создавал у читателя впечатление, что Кармен крадется тайком, хотя в действительности она просто скорчилась.

— Это клевета! Как они могли так поступить со мной!

Кармен всхлипнула. Аллегра не знала, как ее утешить, но

считала, что если подать на газету в суд, будет еще хуже. У этих мерзавцев опытные адвокаты, которые не раз вызволяли их из подобных историй и, как правило, выигрывали дело.

— Ну почему, почему про меня пишут гадости? — снова запричитала Кармен.

Аллегра чувствовала себя беспомощной: гнусная статья уже напечатана, и она ничего не могла изменить.

— Не почему, а зачем. Они пишут всякую дрянь, чтобы продать больше экземпляров своей паршивой газетенки. Выброси ее и забудь.

— А вдруг статья попадет на глаза моей бабушке?

— Не волнуйся, Кармен, она же тебя знает, значит, не поверит этой ерунде.

— Моя бабушка поверит. — Кармен рассмеялась сквозь

слезы. — Она же как-то раз поверила, что восьмидесятисемилетняя женщина родила пятерых близнецов.

— Ну что ж, если она поверит, ты ей объяснишь, что это вранье. Мне очень жаль, Кармен, правда, но мы ничего не можем изменить.

Аллегра действительно искренне жалела Кармен: нелегко постоянно читать о себе нелепейшие выдумки, иногда далеко не безобидные. Кармен Коннорс была не единственной клиенткой Аллегры, кто оказался в центре внимания местной прессы. В другой газете появилась статья об аресте Мэлахи О’Донована.

— Позвони-ка лучше Алану, пока он не узнал о статье от кого-нибудь другого, — предложила Аллегра. — Представь себе, в Европе тоже иногда читают эту макулатуру.

Однако едва Аллегра успела повесить трубку, как последовал звонок из Швейцарии. Звонил Алан. О статье он узнал от своего агента по связям с общественностью. Как и следовало ожидать, Алан пришел в ярость.

— Я подам на этих ублюдков в суд! — бушевал он. — Моя жена чуть не умерла от потери крови по дороге в больницу, а потом полтора месяца оплакивала ребенка, а они пишут, что она сделала аборт! Кармен видела статью?

— Да, я с ней только что говорила. — Аллегра почувствовала, как на нее наваливается смертельная усталость. Ночью она спала всего четыре часа, а утро выдалось хуже некуда. — Она тоже хочет подать на газетчиков в суд. Я повторю тебе то же самое, что сказала ей. Дело того не стоит: затеяв судебное разбирательство, ты только поможешь газете увеличить тиражи. Пошли их к… — Аллегра редко употребляла непечатные выражения, но в данном случае писаки из таблоида вполне их заслуживали. — Забудь, не трать на них время и деньги.

Алан, казалось, немного остыл.

— Ладно, черт с ними, — сказал он уже спокойнее. Аллегра всегда рассуждала очень здраво, потому он ей и звонил. — Кстати, как у тебя дела?

— А бог его знает. Тут такой сумасшедший дом… Через два часа лечу в Нью-Йорк на встречу с будущей свекровью.

— Желаю удачи. Расскажи старухе, как ей повезло заполучить в невестки именно тебя.

Аллегра рассмеялась, несмотря на усталость. Алану всегда удавалось поднять ей настроение.

— Между прочим, когда ты будешь дома?

— Не раньше августа. Но фильм обещает быть классным. — В голосе Алана снова послышалась тревога. — Как там Кармен? Что-то по телефону ее голос звучит не очень-то бодро. Я ей все время твержу, что у нас еще будут дети, но она мне не верит.

— Знаю, я ей говорю то же самое. Но она пока держится. Думаю, работа над фильмом пошла ей на пользу — по крайней мере постоянно занята делом. А как она по тебе скучает — не передать словами.

Аллегра пустила в ход все свое красноречие и способность убеждать, чтобы отговорить Кармен бежать в Швейцарию к мужу. Сегодняшняя статья только подольет масла в огонь, и Аллегра жалела, что в выходные ее не будет в Лос-Анджелесе, чтобы вразумлять Кармен и оберегать от необдуманных поступков.

— Я тоже по ней скучаю. — Алан грустно вздохнул.

— Как продвигается работа?

— Очень хорошо. Мне позволяют самому сниматься во многих трюках.

— Смотри только не рассказывай об этом своей жене, а то она вылетит к тебе ближайшим рейсом.

Оба рассмеялись. Прощаясь, Алан сказал: «До встречи через два месяца, когда я вернусь», но Аллегра знала, что до тех пор они еще много раз поговорят по телефону.

Едва она успела повесить трубку, как в кабинет вошел Джефф.

— Ну что, едем? — Джефф спешил, но у Аллегры все было готово к отъезду. Уж на этот раз ей ничто не помешает.

— Да.

Она встала, и Джефф заметил лежащую на столе газету и заголовок.

— Веселенькое дело. — Джефф покачал головой. Некоторые люди в погоне за наживой ни перед чем не остановятся. Медсестры в больнице, наверное, получили немалые деньги за то, что продали тайну Кармен, да еще и исказили действительность. — Кармен и Алан это видели?

— Да, я уже говорила с ними обоими по очереди. Они хотели подать на газету в суд, но я их отговорила. К сожалению, тем самым они лишь увеличат тиражи газеты.

— Могу им только посочувствовать, представляю, если бы такое случилось с нами…

— Существуют и другие способы получить компенсацию, — сказала Аллегра со знанием дела. Однако она и сама сомневалась, что моральный ущерб можно как-то компенсировать. Такова цена, которую приходится платить за славу.

Свои машины и Аллегра, и Джефф оставили в гараже адвокатской фирмы и взяли такси до аэропорта. Джеффу все еще не верилось, что на этот раз им ничто не помешало. Ни у кого из них не возникло неотложных дел, никому не пришлось срочно ехать на какое-то важное совещание. Похоже, на этот раз встреча не сорвется, и у матери не будет повода на него сердиться.

И действительно, они приехали в аэропорт без опоздания, заняли свои места в самолете. Самолет стал набирать высоту. Джефф посмотрел на Аллегру и усмехнулся:

— Мне до сих пор не верится, что мы наконец летим. А тебе?

Аллегра молча покачала головой. Моторы гудели, казалось, прямо у них над головами. Они решили лететь первым классом и сейчас, держась за руки, откинулись на спинки сидений с видом победителей. Подошла стюардесса, они заказали шампанское и апельсиновый сок.

— Все-таки мы сумели это сделать! — Джефф поцеловал Аллегру. — Мама будет очень довольна.

Аллегра же была счастлива уже тем, что они с Джеффом летят куда-то вместе. Они еще не решили, где провести медовый месяц. Каждый собирался взять трехнедельный отпуск. Обсуждался вариант поездки в Европу, например, можно было бы побывать в Италии, где осенью очень красиво, особенно в Венеции, потом заехать в Париж и, может, в Лондон, повидаться с друзьями. Джефф был бы не прочь и просто поваляться на пляже, например, где-нибудь на Багамах или на Бора-Бора, как сделали Кармен и Алан. Однако Аллегре не хотелось забираться так далеко. Они могли долго говорить на эту тему, но даже просто сидеть рядом, никуда не спешить, строить планы на медовый месяц, и то казалось Аллегре давно забытой роскошью. Затем они заговорили о свадьбе. Джефф все еще не решил, кому предложить быть шафером — Алану или Скотту, брату Аллегры, и кого сделать распорядителем — Тони Якобсона или режиссера своего фильма. Перед Аллегрой стояла такая же проблема. Она хотела, чтобы Кармен и Сэм были подружками невесты, но еще раздумывала, не лучше ли, чтобы подружек невесты было побольше, и не пригласить ли для этого своих университетских подруг.

Аллегра давно думала, что если будет выходить замуж, то обязательно пригласит на свадьбу Нэнси Тауэре, с которой они когда-то жили в одной комнате студенческого общежития. Но теперь Нэнси жила в Лондоне, и Аллегра не видела ее уже пять лет.

— Может, она еще приедет, — заметил Джефф, — по крайней мере ничто не мешает ее пригласить.

У Аллегры была и еще одна давняя подруга, Джессика Фарнсуорт, с ней они дружили в школе. Но Джессика несколько лет назад переехала на восток, и с тех пор они не виделись, хотя в детстве были близки как сестры. Аллегра решила пригласить обеих, но только после того, как обсудит этот вопрос с Джеффом и когда определится точная дата свадьбы. Они обязательно хотели пригласить Вейсманов, а также многих, с кем им доводилось работать. По мнению Аллегры, Джеффу следовало пригласить и кое-кого из своих нью-йоркских друзей, но он сомневался, что они приедут: кому-то перелет через всю страну в Лос-Анджелес был просто не по средствам, а другие, кто мог себе это позволить, очень много работали и не могли выкроить время. Однако пригласить их все-таки стоило.

Вдоволь наговорившись, Аллегра и Джефф занялись каждый своим делом. Джефф стал вносить очередные правки в сценарий, а у Аллегры был с собой портфель с деловыми бумагами. Она взяла в дорогу и новый роман. Роман, судя по всему, был интересный, и Джефф одобрил ее выбор, но едва Аллегра начала читать, как через минуту заснула, положив голову на плечо Джеффа. Он с нежностью посмотрел на нее и заботливо укрыл пледом.

— Я тебя люблю, — прошептал он, целуя ее в висок.

— Я тебя тоже, — пробормотала Аллегра и снова заснула.

Она проспала до самой посадки. Джеффу пришлось трясти ее за плечо, чтобы разбудить. После почти бессонной ночи, когда ей пришлось забирать Мэла из полиции, а потом, почти не отдохнув, ехать на работу, Аллегра так устала, что, закрыв глаза, сразу провалилась в сон. Когда Джефф разбудил ее, она не сразу сообразила, где находится.

— Ты слишком много работаешь, — «сделал открытие» Джефф.

Они сошли с трапа самолета и направились к «карусели» за багажом. Джефф заранее заказал лимузин, который должен был встретить их в аэропорту и отвезти в Саутгемптон. Он старался сделать их путешествие как можно более удобным и приятным. Ему хотелось, чтобы оно стало одним из их первых общих счастливых воспоминаний, связанных с их браком. Лимузин уже ждал их. Увидев до нелепого длинный автомобиль, Аллегра рассмеялась:

— Оказывается, и на востоке тоже ездят в таких лимузинах? А я думала, их арендуют только рок-звезды.

В частности, Брэм Моррисон, во всех остальных отношениях человек совершенно непритязательный, обожал лимузины и считал, что чем они длиннее — тем лучше.

Джефф усмехнулся:

— А здесь на таких ездит наркомафия.

Джефф подумал о том, как удивительно все складывается. Пять месяцев назад они познакомились в Нью-Йорке, и вот они снова здесь, а всего через два с половиной месяца станут мужем и женой. Он поделился своими мыслями с Аллегрой. Обоим до сих пор не верилось, что все произошло так быстро.

В лимузине их ждала бутылка шампанского в ведерке со льдом. Стояла жаркая июньская ночь, от аэропорта Кеннеди до Саутгемптона было два часа езды, но в машине работал кондиционер, и жара им не мешала. Джефф снял пиджак, развязал галстук и закатал рукава накрахмаленной белой рубашки. Всегда опрятный, собранный, в идеально отглаженном костюме, он выглядел безукоризненно даже после долгого перелета на самолете. Пожалуй, он был другим только в Малибу, когда переодевался в линялые джинсы и свой любимый свитер. Но даже тогда казалось, будто он специально оделся «в непринужденном стиле». Аллегра не раз его поддразнивала, что даже джинсы и те у него всегда безукоризненно отглажены. Отглаженная одежда была одним из его немногочисленных «пунктиков».

— По сравнению с тобой я выгляжу жуткой неряхой, — заволновалась Аллегра. Она расчесала волосы и заново уложила их в пучок. Но если прическу еще можно было привести в порядок, то с льняным костюмом, который пострадал от перелета больше всего, она ничего не могла поделать. Особенно сильно помялся пиджак, когда она спала на плече у Джеффа. — Нужно было мне раздеться в самолете, — пошутила она.

— А что, ты бы произвела фурор. — Джек разлил по бокалам шампанское и поцеловал Аллегру. — Не тревожься, давай выпьем.

— Здорово придумано, этак я предстану перед твоей матерью не только помятая, но и пьяная. Хорошее же я произведу на нее впечатление.

— Да не волнуйся ты так, ты ей обязательно понравишься, — уверенно сказал Джефф, глядя на свою невесту с нескрываемым восхищением.

Аллегра подняла руку и еще раз полюбовалась обручальным кольцом. Их губы слились в долгом поцелуе. В это время лимузин стал сворачивать со скоростной автострады, до дома оставалось еще полчаса езды. Было уже около полуночи, когда машина миновала последний поворот дороги и впереди показался внушительный старинный особняк, опоясанный верандой. Даже в темноте Аллегра различала старинную плетеную мебель. Дом со всех сторон окружали вековые деревья, которые днем, наверное, отбрасывали на него густую тень, защищая от палящего солнца. Усадьба была огорожена белым забором из штакетника. Водитель подвез их прямо к парадному входу и помог выгрузить из машины багаж. Было уже поздно, и Аллегра с Джеффом старались как можно меньше шуметь.

Джефф предполагал, что мать не станет их дожидаться. Как- никак ему и Аллегре нужно было поработать хотя бы полдня, да и о разнице во времени между Лос-Анджелесом и Нью- Йорком нельзя забывать: они при всем желании не могли бы добраться раньше полуночи.

Джефф знал потайное место, где хранились ключи. Расплатившись с водителем и дав ему щедрые чаевые, он отпустил лимузин, отпер дверь, и молодые люди тихо вошли в дом.

В холле на очень изящном старинном английском столике их ждала записка с указаниями: Джеффу предлагалось занять его собственную комнату, а Аллегре — поселиться в большой комнате для гостей с видом на океан. Подтекст записки не оставлял сомнений. Джефф снисходительно улыбнулся.

— Надеюсь, ты не против, — прошептал он. — Моя мать придает огромное значение приличиям. Мы можем поставить чемоданы в разные комнаты, а потом ты придешь ночевать ко мне — или я к тебе. Главное, до утра разбежаться по разным комнатам.

Хотя эти предосторожности немного забавляли Аллегру, она была готова выполнить указания миссис Гамильтон.

— Прямо как в колледже, — сказала она улыбаясь.

Джефф притворно удивился:

— Так вот, значит, чем ты занималась в колледже! А я и не знал.

Они пошли по лестнице на второй этаж, Джефф нес чемоданы, Аллегра на цыпочках следовала за ним. Пробираться по дому на цыпочках, разговаривать шепотом, пытаться найти в темноте свои комнаты — во всем этом было что-то от забавного приключения. Когда они проходили мимо комнаты миссис Гамильтон, Аллегру вдруг разобрал смех, она захихикала, зажимая рот рукой. Ей представилась большая спальня с высоким потолком, стены, обитые бело-голубым ситцем, огромная старинная кровать с тяжелым бархатным пологом. Глядя на плотно закрытую дверь в комнату хозяйки дома, Аллегра удивилась, что мать Джеффа не дождалась их приезда, но жениху ничего не сказала. В конце концов, они приехали не так уж поздно, Блэр на ее месте обязательно дождалась бы сына с невестой. Впрочем, мать Джеффа гораздо старше Блэр, ей семьдесят один и, по его словам, она всегда ложится спать рано.

Джефф проводил Аллегру в гостевую комнату, про которую говорила мать. Окно комнаты выходило на Атлантический океан, и Аллегре был слышен шорох волн, набегающих на песок. На столике возле кровати стоял кувшин с холодной водой и вазочка с круглым тонким печеньем. Джефф предложил Аллегре попробовать. Печенье оказалось удивительно вкусным, так и таяло во рту. Она искренне удивилась:

— Неужели твоя мать готовит такую вкуснятину?

Джефф рассмеялся.

— Нет, это готовит кухарка.

Комната для гостей была оформлена в духе, типичном для Новой Англии: стены обиты розовым ситцем в мелкий цветочек, тюлевые занавески на окне, посреди комнаты — широкая металлическая кровать, выкрашенная в белый цвет. Перед кроватью лежал вязанный крючком коврик.

— А твоя комната где? — шепотом спросила Аллегра, съев еще одно печенье. Она вдруг поняла, что проголодалась.

— Дальше по коридору, — ответил Джефф так же шепотом. Его мать спала очень чутко.

Джеффу вспомнилось, как подростком он тайком приводил к себе по ночам друзей, и они пбтихоньку таскали из холодильника пиво. Отец Джеффа смотрел на шалости подростков сквозь пальцы, а мать по утрам обычно строго выговаривала ему за это.

Они вышли в коридор, и Джефф проводил Аллегру в свою комнату. В его комнате стояла односпальная кровать с красивым резным изголовьем, явно старинной работы. Покрывало на кровати и занавески на окнах были из одинаковой темнозеленой ткани. На тумбочке возле кровати и на письменном столе стояло несколько фотографий отца Джеффа, на стенах висели морские пейзажи, которые тот когда-то коллекционировал. Комната была типично мужская и чем-то напомнила Аллегре дом, в котором Джефф жил в Малибу, — вероятно, потому, что здесь так же был слышен шум океана и чувствовался дух Новой Англии. Однако эта комната была куда более строгой, аскетичной, чем дом в Малибу. А еще, несмотря на красивые драпировки и антикварную мебель, от комнаты веяло каким-то холодом, как от фотографий миссис Гамильтон, которые Аллегра видела в нью-йоркской квартире.

Сложив багаж в своей комнате, Джефф закрыл дверь и вернулся в комнату для гостей. Осторожно, стараясь не шуметь, притворил дверь и приложил палец к губам. Аллегра догадалась, что он не хочет, чтобы мать услышала его голос в этой части дома. Они ходили по комнате исключительно на цыпочках и разговаривали только шепотом. Аллегра выглянула в окно. Берег океана в лунном свете выглядел так заманчиво, что ей захотелось выйти на пляж, но она понимала, что пока это невозможно.

— Раньше я любил купаться здесь по ночам, — едва слышно прошептал Джефф. — Может, завтра и мы искупаемся. — Сегодня оба слишком устали, к тому же ему не хотелось, чтобы их услышала мать.

Джефф сел вместе с Аллегрой на кровать, они поцеловались, потом Аллегра пошла в ванную, почистила зубы и переоделась в ночную рубашку. Специально на случай, если ее увидит мать Джеффа, она привезла с собой очень скромную ночную рубашку — длинную, почти до пят, украшенную оборочками. Она вообще не очень хорошо представляла, какую взять одежду, и в результате положила белые брюки и яркую шелковую рубашку для субботы, черное льняное платье для субботнего вечера и еще одно — белое — на случай, если с черным что-то случится, а также купальник, шорты, пару футболок и брючный костюм из марлевки, который собиралась надеть в дорогу. В этом костюме она немного походила на выпускницу частного колледжа с восточного побережья. Не зная, что представляет собой мать Джеффа, Аллегра постаралась выбрать нейтральную одежду, как самый безопасный вариант. Другие матери порой казались Аллегре похожими на ее собственную, но только не миссис Гамильтон. Фотографии, которые Аллегра видела, говорили о многом. Она не собиралась признаваться в этом Джеффу, но заранее побаивалась его матери.

Джефф лег в кровать рядом с Аллегрой. Простыни были слегка влажноваты, как всегда бывает на берегу моря. Аллегра не могла не отметить, что они сделаны из тончайшего полотна и по краям вышиты крошечные белые цветочки. Джефф боялся, что они поднимут слишком много шума, если займутся любовью в спящем доме, поэтому удовольствовался тем, что просто лег рядом и обнял Аллегру. Так они и лежали, обнимая друг друга, пока не заснули. В окно дул легкий ветерок, доносивший солоноватый запах океана. Они спали крепко, как дети, одна беда — не смогли проснуться до утра. Засыпая, Джефф мысленно приказал себе встать с рассветом, но, по-видимому, его внутренние часы были настроены на калифорнийское время, потому что он очнулся в половине десятого. Аллегра все еще спала, тихонько посапывая во сне. К сожалению, у Джеффа почти не было шансов вернуться в свою комнату незамеченным, не рискуя при этом столкнуться в коридоре с матерью. Однако он решил попытаться. Чувствуя себя нашкодившим подростком, выглянул в коридор, убедился, что путь свободен, пулей выскочил из комнаты, промчался по коридору и влетел в свою дверь. Однако, выполняя этот маневр, Джефф произвел столько шума, что весь дом понял, что происходит. Буквально через несколько секунд после того, как он влетел в дверь, на пороге появилась мать. Джефф только что набросил на себя халат и взялся за молнию на дорожной сумке.

— Хорошо поспал, дорогой?

Вздрогнув от неожиданности, Джефф повернулся к двери. На матери было голубое платье в цветочек и широкополая соломенная шляпа. Для женщины ее лет она выглядела прекрасно. Когда-то, правда недолго, она была красивой, но в ее глазах не было теплоты и сейчас, при взгляде на сына. Миссис Гамильтон всегда держалась на расстоянии даже от близких родственников.

— Здравствуй, мама. — Джефф подошел и обнял ее. Свою теплоту и душевность, обаяние Джефф унаследовал от отца: он вообще больше походил на отца, чем на мать, она была типичная янки. — Извини, что мы вчера приехали так поздно, но раньше никак не получалось, тем более что вчера утром нам обоим пришлось выйти на работу.

— Ничего страшного, я не слышала, как вы приехали. — Мать улыбнулась и посмотрела на кровать. Джефф только сейчас спохватился, что забыл откинуть покрывало и придать кровати такой вид, будто на ней спали. Конечно, мать это заметила. — Спасибо, что убрал постель. Очень удобно иметь в доме такого гостя.

Джефф понял, что мать его раскусила.

— Где твоя невеста?

Джефф чуть было не ляпнул, что минуту назад, когда он от нее уходил, она еще спала, но на этот раз спохватился вовремя. Он вдруг понял, что вернуться домой в некотором отношении не так уж приятно. Он давно не жил в доме матери и успел забыть, какой она порой бывает суровой и прямолинейной. Раньше, когда он был моложе, это меньше бросалось ему в глаза.

— Не знаю, я с ней еще не виделся, — чинно ответил он. — Если хочешь, пойду ее разбужу. — Джефф знал, что мать не одобряет гостей, которые валяются все утро в постели, а было уже десять.

Под пристальным взглядом матери Джефф подошел к двери комнаты для гостей и постучал. Аллегра выглянула в коридор в халате поверх ночной рубашки. В этом домашнем наряде, босая, но уже причесанная, она была очень хороша и казалась совсем юной. Увидев Джеффа, она улыбнулась и тут же подошла к его матери, чтобы пожать ей руку.

— Здравствуйте, миссис Гамильтон. Я Аллегра Стейнберг.

Мать Джеффа довольно долго молчала. Наконец кивнула.

Она не скрывала, что внимательно разглядывает гостью, и под ее взглядом Аллегра почувствовала себя крайне неуютно, однако постаралась не терять присутствия духа и продолжала улыбаться.

— Очень мило, что на этот раз вы смогли приехать, — холодно сказала миссис Гамильтон. Она не обняла будущую невестку, не поцеловала ее в щеку, не пожелала счастья со своим сыном и даже не упомянула о предстоящей свадьбе.

— Мы с Джеффом очень сожалели в прошлый раз,

что пришлось отменить поездку, — сказала Аллегра, подражая холодно-вежливому тону миссис Гамильтон. Если нужно, она тоже может играть в эту игру. — Но к несчастью, ничего не могли изменить.

— Джефф мне так и сказал. Сегодня прекрасная погода, не правда ли? — Миссис Гамильтон посмотрела мимо Аллегры в окно. Было ясно, солнечно и даже в этот утренний час очень тепло. — Вы не хотите поиграть в теннис в ютубе, пока не стало слишком жарко?

Джефф не проявил энтузиазма.

— Мама, в теннис мы можем играть и в Калифорнии. Мы приехали к тебе в гости. Может, у тебя есть к нам какие-то поручения на сегодняшнее угро?

— Нет, благодарю, ничего не нужно, — чопорно ответила миссис Гамильтон. — Ленч будет подан в полдень. Не представляю, как можно завтракать в такой поздний час, мисс… э-э… Аллегра, — интонации и паузы миссис Гамильтон были красноречивее всяких слов, — но когда оденетесь, можете попить чаю или кофе в кухне. — Иными словами, «не вздумайте шляться по моему дому в ночной рубашке и халате», поняла Аллегра. Все, что хотела сказать миссис Гамильтон, было ясно и без слов. «Не валяйтесь в постели все утро», «не спите с моим сыном под моей крышей», «не фамильярничайте», «не подходите ко мне слишком близко».

Через полчаса, когда Аллегра и Джефф оделись и вместе спускались вниз, Джефф попытался сгладить неловкость:

— Моя мама поначалу бывает несколько холодновата с незнакомыми людьми. То ли это от застенчивости, то ли от природной сдержанности, ей нужно время, чтобы привыкнуть к новому человеку.

— Я понимаю. — Аллегра с любовью улыбнулась ему. Она была в розовых шортах, футболке в тон и кроссовках. — Ты ее единственный ребенок, ей, наверное, тяжело сознавать, что ты женишься, думаю, ей кажется, что она тебя «теряет».

Джефф рассмеялся:

— А я думаю, что она скорее испытывает облегчение. Уж как она меня пилила, чтобы я заводил семью! Слава Богу, несколько лет назад наконец перестала — наверное, махнула на меня рукой.

Аллегре хотелось спросить, не тогда ли она перестала смеяться и улыбаться. По виду матери Джеффа можно было подумать, что улыбка не появлялась на ее лице со времен испанской инквизиции.

В кухне они застали миссис Гамильтон, отдающую распоряжения кухарке. Старая ирландка Лиззи проработала в доме больше сорока лет и любила повторять всем и каждому, что исполняет все в точности так, как желает хозяйка. Особенно строго выполнялись указания, касающиеся меню.

Когда Аллегра и Джефф вошли, женщины обсуждали меню ленча. Миссис Гамильтон велела приготовить салат из креветок, заливное из помидоров, горячие булочки и «плавающее суфле» на десерт. Даже от самих названий блюд веяло духом восточного побережья.

— Мы будем есть на веранде, — сообщила миссис Гамильтон светским тоном.

— Мама, не хлопочи ты так рада нас, — заметил Джефф — в этом нет необходимости, мы же не гости, а члены семьи.

В ответ мать бросила на него ледяной недоумевающий взгляд.

Подкрепившись кофе с пончиками. Аллегра и Джефф отправились прогуляться по усадьбе, а затем вышли на пляж. Аллегра пыталась избавиться от тягостного внутреннего напряжения. Казалось, от миссис Гамильтон веяло холодом, а Джефф ничего не замечал, ледяная суровость матери, по-видимому, казалась ему вполне нормальной. Может, он вырос в такой атмосфере, привык и за годы перестал ее ощущать? Но Аллегра не могла себе представить, что значит испытывать любовь и нежность к матери, похожей на айсберг.

Когда они вернулись в дом, миссис Гамильтон уже ждала их на веранде. На столе стояли два кувшина — в одном был лимонад, в другом — чай со льдом. О вине и речи не заходило. Не то чтобы Аллегра испытывала потребность в спиртном, но все же ей это показалось несколько странным. Она села в одно из старых плетеных кресел и стала расспрашивать о доме/сколько ему лет, давно ли он принадлежит их семье. Оказалось, что дом принадлежал двоюродной бабушке Джеффа по линии отца и перешел к ним по наследству после ее смерти тридцать девять лет назад, еще до рождения Джеффа. Как объяснила миссис Гамильтон, Джефф приезжал сюда с самого рождения, вернее, в детстве его привозили, а повзрослев, он стал ездить сам, и когда-нибудь этот дом будет принадлежать ему. Тут ее лицо вдруг ожесточилось, и она вынесла вердикт:

— Думаю, он его продаст.

— Почему это ты так думаешь? — изумился Джефф. Его немного задело, что мать считает его настолько бесчувственным.

— Что-то я не представляю, как ты сможешь и дальше жить на востоке, или я не права? — все так же холодно спросила мать. — Ты же собрался жениться на калифорнийке. — Последние слова прозвучали как обвиненне, какие уж тут добрые пожелания по случаю свадьбы!

— Я еще не задумывался, где мы будем жить, — дипломатично ответил Джефф, не желая ранить чувства матери. Впрочем, Аллегре такая предосторожность показалась совершенно напрасной: миссис Гамильтон, казалось, была прочно закована в пуленепробиваемую броню. Мать Джеффа совершенно не походила на ее собственных родителей, более того, она не походила вообще ни на кого из знакомых Аллегры. — Я должен закончить работу над фильмом до сентября, до нашей свадьбы, а потом планирую приступить к новому фильму. Кто знает, сколько это продлится. — Он робко улыбнулся.

Аллегра не верила своим глазам. Что он такое говорит? У нее адвокатская практика в Калифорнии. Более того, она работает в такой области юриспруденции, которой можно заниматься только в Голливуде, и Джефф это прекрасно знает. Впрочем, что бы он ни говорил, на его мать это, похоже, все равно не произвело впечатления, а через несколько минут их позвали к столу, и разговор прервался. Ленч проходил в натянутой обстановке. Лиззи прислуживала за столом, а Аллегра и Джефф безуспешно пытались поддержать светскую беседу.

После ленча Аллегра и Джефф снова вышли прогуляться по пляжу. Когда они остались одни, Аллегра спросила Джеффа, что значат его слова за ленчем.

— Ты же знаешь, что при моей работе я не могу себе позволить переезжать с места на место. Я адвокат в очень специфической области.

Джефф и сам понимал, что его слова сильно встревожили Аллегру, но так он пытался ублажить мать.

— Я сказал это, только чтобы успокоить маму. Она не должна считать, что единственный сын покидает ее навсегда. Но независимо от этого ты при желании вполне могла бы работать в Ныо-Йорке. Не забывай, в Нью-Йорке есть Бродвей, музыканты, телевидение.

— Ну да, телевизионная служба новостей. Джефф, спустись на землю, то, чем я занимаюсь, существует только в Лос-Анджелесе! Я адвокат в шоу-бизнесе.

— Но при желании ты ведь можешь и расширить горизонты.

— Боюсь, это будет не расширение, а сужение, я лишусь больше половины клиентов.

— А заодно и полуночных звонков. В Нью-Йорке так себя вести не принято, там люди деловые.

Аллегра не узнавала Джеффа: что с ним происходит, почему он стал не похож на самого себя, как только попал в Саутгемптон?

— Может, я поняла тебя неправильно, но хочу, чтобы ты знал: я люблю свою работу и не намерена ее бросать и переезжать в Нью-Йорк. Мы с тобой никогда такого не планировали, не понимаю, почему ты вдруг об этом заговорил?

Они надолго замолчали. Потом Джефф посмотрел Аллегре в глаза и осторожно заметил:

— Я знаю, ты любишь свою работу и неплохо в ней преуспела. Но я вырос на востоке, и мне было бы приятно сознавать, что когда-нибудь, если нам этого захочется, мы можем сюда вернуться.

— Ты этого хочешь? — Джефф раньше никогда напрямую не говорил ей, что хочет вернуться в Нью-Йорк. — А мне казалось, что ты пытаешься привыкнуть к Лос-Анджелесу. Я думала, ты понимаешь, что если мы поженимся, то будем жить именно там. Значит, тебя такой вариант больше не устраивает? Подумай как следует, потому что если это так, нам лучше обсудить все это сейчас, пока один из нас не совершил большую ошибку.

Аллегра была близка к отчаянию. Что и говорить, веселый получился уик-энд.

— Я знаю, что Лос-Анджелес стал для тебя родным городом, — медленно произнес Джефф.

Аллегра взорвалась:

— Черт побери, хватит успокаивать меня, как несмышленого ребенка! Я не маленькая! Я все поняла. Но учти, я не собираюсь переезжать в Нью-Йорк, и если для тебя это новость, то, возможно, нам стоит задуматься, какой будет следующий шаг. Может, нам не стоит вступать в брак? Поживем какое-то время вместе просто так, пока ты не разберешься для себя, нравится ли тебе Калифорния.

— Калифорния мне очень нравится, — натянуто произнес Джефф. Он чувствовал себя неуютно, понимая, что перегнул палку. Но этот уик-энд оказался тяжким испытанием не только для Аллегры, но и для него. У его матери трудный характер, и иногда она бывает очень негостеприимной. — Послушай, должен же у нас быть выбор. Я не хочу, чтобы мама думала, что как только она, не приведи Господи, умрет, я тут же побегу продавать дом. Этот дом очень много для нее значит, и кто знает, может, наши дети когда-нибудь будут приезжать сюда на лето. А что, пожалуй, мне нравится эта мысль!

Он посмотрел на Аллегру с виноватым видом, и она смягчилась, хотя всего минуту назад была готова к бою.

— Мне тоже нравится. Я просто испугалась, что как только мы поженимся, сразу переедем на восток.

— Ну нет, не сразу, давай подождем месяц-другой, к примеру, до ноября, — пошутил Джефф. — Извини, малышка, я и не думал тебя пугать, это вышло не нарочно. Я знаю, ты очень много работаешь и многого добилась в своей области, скоро ты станешь старшим партнером, а может, откроешь свою собственную фирму. Видишь ли, мы, коренные жители востока, тяжелы на подъем. Я никогда не думал, что уезжаю на запад навсегда, я просто ехал поработать над сценарием — над одним или двумя… а потом, если получится, написать там книгу. Может, в один прекрасный день я с удивлением обнаружу, что прожил в Лос-Анджелесе двадцать лет, но это должно происходить как-то постепенно, я не могу за пять минут сбросить с себя старую кожу и обрасти новой.

— Ты ее никогда не сбросишь. — Аллегра поцеловала Джеффа, и они повернули к дому, шагая через песчаные дюны. Аллегре действительно понравилась мысль, что когда-нибудь в этом старом доме будут жить ее дети, особенно если здесь не будет матери Джеффа. — Ты по-прежнему выглядишь как выпускник частного колледжа.

— А как я, по-твоему, должен выглядеть?

— Именно так, как сейчас. — Аллегра снова поцеловала его и тут увидела, что его мать неодобрительно наблюдает за ними с веранды. Похоже, она всегда пребывает в одном настроении, и далеко не благодушном. В присутствии миссис Гамильтон они оба начинали чувствовать себя скованно, Джефф — потому что считал своим долгом быть за старшего, а Аллегра — потому что старалась заслужить одобрение его матери.

Аллегра и Джефф поднялись на веранду и налили себе по стакану лимонада.

— Будьте осторожны с солнцем, с вашей светлой кожей легко обгореть, — предостерегла миссис Гамильтон.

— Спасибо за заботу, — вежливо ответила Аллегра. — Я намазалась защитным кремом.

Аллегра села в кресло-качалку и стала потягивать холодный лимонад. Миссис Гамильтон наблюдала за невестой сына.

— Я слышала, вся ваша семья имеет отношение к шоу- бизнесу, — наконец сказала она таким тоном, как будто это казалось ей невероятным.

— Почти вся — кроме брата. — Аллегра любезно улыбнулась будущей свекрови. — Он учится на медицинском факультете в Стэнфорде.

Аллегра впервые за все время увидела на губах миссис Гамильтон искреннюю улыбку.

— Мой отец был врачом. По правде говоря, почти все мои родственники были врачами, кроме матери, конечно. Они были хирургами.

— А Скотт собирается стать ортопедом. Но все остальные, похоже, навсегда повязаны с шоу-бизнесом, как вы выразились. Моя мать — сценарист, режиссер и постановщик в одном лице, она очень талантлива. Отец — кинопродюсер. А я — адвокат, представляю интересы актеров, музыкантов и других творческих личностей.

— Чем конкретно вы занимаетесь? — Мать Джеффа уставилась на Аллегру с таким видом, будто та была инопланетянкой и только внешне походила на человека.

— Конкретно я пожимаю бесконечное множество рук и отвечаю на бесконечное множество телефонных звонков, в том числе и по ночам.

Казалось, слова Аллегры неприятно удивили миссис Гамильтон. Она продолжила допрос:

— Правда, что в шоу-бизнесе все страшно грубы?

— Только когда их арестовывают, — как ни в чем не бывало сказала Аллегра, наслаждаясь тем, что ее слова повергли собеседницу в замешательство. Но миссис Гамильтон сама напросилась, чтобы ее как следует встряхнули. За всю свою жизнь Аллегра еще не встречала такой негостеприимной, недружелюбной, лишенной всякой теплоты женщины. Ей стало жаль Джеффа. По-видимому, тот унаследовал только отцовские гены и ни одного материнского.

— И многие из ваших клиентов попадают за решетку?

Миссис Гамильтон в ужасе расширила глаза, Джефф искренне забавлялся их разговором, но Аллегре было не до смеха.

— Некоторые. Потому-то я им и нужна. Я вызволяю их из тюрьмы, составляю за них завещания, пишу для них контракты, перестраиваю их жизни, помогаю им решать все их проблемы. Это очень интересное занятие, и мне оно нравится.

— Мама, большинство клиентов Аллегры — прославленные звезды, ты бы удивилась, если бы узнала, с какими знаменитостями она запросто общается. — Однако он не стал уточнять имена.

— Я не сомневаюсь, что у вас очень интересная работа. Кажется, у вас есть сестра?

Аллегра кивнула, думая о бедняжке Сэм с ее огромным животом.

— Да, ей семнадцать лет, она еще учится в школе. — «И иногда снимается для журналов; кстати, она беременна». Аллегра чуть громко не расхохоталась, представив лицо миссис Гамильтон, если бы она произнесла это вслух. — Осенью она поступает в ЛАКУ на специальность «драма».

— Похоже, у вас очень интересная семья. — После короткого молчания, когда слышалось только негромкое поскрипывание кресла-качалки, миссис Гамильтон задала вопрос, который сразил Аллегру наповал. Она никак не ожидала от матери Джеффа такой бесцеремонности. — Скажите, Аллегра, вы еврейка?

Джефф чуть не свалился со стула. В ожидании ответа он посмотрел на Аллегру.

— По правде говоря, нет, — бесстрастно ответила та. — Я принадлежу к епископальной церкви, но мой отец — еврей, и я довольно много знаю об иудаизме. Вы хотите что-нибудь узнать? — спросила она с подчеркнутой вежливостью, но миссис Гамильтон не клюнула на наживку. Она была достаточно стара и проницательна, и ее ничуть не волновало, понравится ли она своей будущей невестке. Джефф слушал мать с ужасом.

— Я так и думала, — безапелляционно продолжала миссис Гамильтон. — Вы не похожи на еврейку.

— Вы тоже, — спокойно заметила Аллегра. — А вы еврейка?

Джефф чуть не подавился лимонадом. Он закашлялся и

поспешно отвернулся, пряча от матери смеющиеся глаза.

Никто никогда не задавал миссис Гамильтон такого вопроса.

— Конечно, нет! С фамилией Гамильтон? Вы что, с ума сошли?

— Не думаю, — как ни в чем не бывало ответила Аллегра. — А что? — Аллегра говорила так спокойно, словно они беседовали о погоде. Миссис Гамильтон еще не поняла, в чем дело, но Джеффу стало стыдно.

— Значит, насколько я понимаю, ваша мать не еврейка, — продолжала миссис Гамильтон, довольная уже тем, что на ее будущих внуках не будет этого клейма. Но раз отец Аллегры еврей, то она все равно наполовину еврейка.

Тут Джефф не выдержал и вмешался в разговор. Он решил, что пора избавить мать от страданий, а себя и Аллегру — от необходимости ее выслушивать.

— Ее мать не еврейка, и отец тоже. — У него возникло неприятное ощущение, будто он предает Аллегру, но в своих собственных интересах он был вынужден продолжать: — Родного отца Аллегры зовут Чарлз Стэнтон, он врач, живет в Бостоне.

Миссис Гамильтон снова посмотрела на Аллегру с неодобрением:

— Ради всего святого, почему вы не носите его фамилию?

— Потому что я его ненавижу и мы с ним не виделись уже много лет. — Четыре года общения с психоаналитиком не прошли для Аллегры впустую, это был самый отвратительный разговор, в котором ей когда-либо приходилось принимать участие, и она чуть было не сказала об этом открыто. — Честно говоря, после того, что я видела в своей семье, я бы не стала возражать, если бы мои дети воспитывались как иудеи. Мои брат и сестра — евреи, и я не вижу в этом ничего плохого. Я могу всем пожелать такого детства, какое было у них.

Джефф начал всерьез опасаться, что ему придется приводить мать в чувство. Он бросил на Аллегру предостерегающий взгляд, однако та не вняла предостережению. Чтобы успокоить мать, он выдал тайну Аллегры и сам это сознавал. Но его глаза безмолвно говорили: «Виноват, каюсь, но ты же знаешь, что я ничего такого не имел в виду».

— Полагаю, вы пошутили, — холодно заключила миссис Гамильтон.

После этого она заговорила о другом, и ни Аллегра, ни Джефф не стали возражать. Через некоторое время они пошли наверх переодеваться к обеду. Каждый отправился в свою комнату, но Джефф переоделся и, как только у него появилась возможность проскользнуть незамеченным, примчался к Аллегре в комнату для гостей.

— Прежде чем ты запустишь мне в голову чем-нибудь тяжелым, я хочу извиниться. Я знаю, тебе кажется, что я тебя предал, но я пытался заставить ее замолчать. Я все время забываю, что она в некоторых вопросах очень ограниченна. Представь себе, она состоит членом клуба, куда евреи не допускаются уже двести лет. Для нее это важно.

— Для фашистов это тоже было важно.

— Аллегра, тут совсем другое дело. Это не расизм, а глупые предрассудки. Мама видит в том, чтобы презирать всех, кто от тебя отличается, некий аристократизм. Она рассуждает так не со зла, а от ограниченности. Ты же знаешь, я не разделяю ее взгляды, мне все равно, вырастишь ты наших детей иудеями, или буддистами, или еще кем. Я тебя люблю, какую бы фамилию ты ни носила, кстати, ты все равно скоро станешь миссис Гамильтон, так из-за чего волноваться?

Джеффу было ужасно неловко за мать, и Аллегре стало его жаль, поэтому она злилась далеко не так сильно, как ей следовало бы — за Саймона. Как все это мелочно и жалко!

— Джефф, и ты все это выносил? С твоей матерью так тяжело общаться, в ней нет ни теплоты, ни душевности…

— Когда-то она была другой, — Джефф попытался вступиться за мать, — во всяком случае, не такой холодной. Но после смерти отца она очень горевала и со временем совсем замкнулась в себе.

Однако Аллегра никак не могла представить мать Джеффа более открытой и дружелюбной.

— А тебе не было рядом с ней одиноко? — На месте Джеффа она, наверное, не выдержала бы.

— Иногда бывало, но человек ко всему привыкает. У нее все родственники такие, только сейчас никого из них уже нет в живых.

— Интересно, чем они занимались, когда собирались вместе? Складывали ледяные кубики?

— Это ты напрасно, не такая уж она плохая.

Джефф застегнул молнию на спине черного льняного платья Аллегры. В дверь постучали. Джефф догадался, что это мать. Ему не полагалось находиться в комнате Аллегры, и он поспешно ретировался в ванную, по дороге делая Аллегре знаки, чтобы та его не выдавала. Как только Джефф спрятался, Аллегра открыла дверь. Миссис Гамильтон пришла сообщить, что стол накрыт к обеду. Она даже похвалила платье Аллегры — по-видимому, таким образом пытаясь искупить вину за свои недавние высказывания. В действительности же мать Джеффа стала относиться к ней куда лучше, когда узнала, что ее настоящая фамилия не Стейнберг, а Стэнтон.

Аллегра последовала за хозяйкой дома в столовую. Чуть позже, выждав положенное время, появился Джефф. Как ни странно, обед даже прошел в более или менее спокойной обстановке: за столом беседовали о живописи, об опере, о поездках миссис Гамильтон в Европу. Это был, пожалуй, самый скучный обед в жизни Аллегры. К счастью, встав из-за стола, миссис Гамильтон почти сразу ушла к себе, чтобы лечь спать.

Когда совсем стемнело, Джефф с Аллегрой вышли на берег океана. Они долго купались, потом легли на песок обнявшись.

— Тебе было скучно, правда? — спросил Джефф.

Аллегра перевернулась на спину и вздохнула, глядя на звезды. Интересно, какой ответ он хочет услышать, правдивый или вежливый? Она помолчала.

— Все получилось не так, как я представляла, — сказала она наконец, стараясь быть дипломатичной.

— И совсем не похоже на знакомство с твоей семьей, — согласился Джефф. Он немного чувствовал себя виноватым, что привез Аллегру сюда, но должна же она была когда-то познакомиться с его матерью. — В твоей семье все такие дружелюбные, ласковые, общительные, все смеются, рассказывают всякие забавные истории, с ними я почувствовал себя легко с первой же минуты.

Джеффу стало стыдно за мать. Как отвратительно она вела себя с Аллегрой! Но сама Аллегра, глядя на расстроенного и пристыженного Джеффа, вдруг поняла, что ее обида прошла.

— Твоя мать во многом напоминает моего родного отца. Не хочу сказать, что она такая же злобная, но в ней есть то же восточное высокомерие, упрямство, черствость. Отец почти всегда был мной недоволен, за всю жизнь он меня ни разу ни за что не похвалил. Помню, в детстве я страшно из-за этого переживала, но сейчас мне все равно. По-моему, твоя мать такая же. Если бы я хотела заслужить ее одобрение, мне пришлось бы из кожи вон лезть, на животе ползать, но я бы его так и не получила. Суметь сдержаться, ни в коем случае не похвалить, не дать слабину — вот что для таких людей главное. Это особое искусство, и твоя мать достигла в нем вершин. Как и мой отец.

— Да, бывало, мне тоже доставалось, но не так, как тебе сегодня. Такой я ее еще не видел, — признался Джефф, все так же испытывая неловкость из-за поведения матери.

— Еще бы, ведь я представляю большую угрозу, — напомнила Аллегра. — Сначала я похитила тебя из Нью-Йорка, а потом украла сына у матери. Кроме тебя, у нее никого нет. — Аллегра могла объяснить и в какой-то степени понять поведение миссис Гамильтон, но легче от этого не становилось. — Может, позже она оттает, — сказала она лишь для того, чтобы подбодрить Джеффа.

Этой ночью они снова спали в розовой комнате для гостей, но на этот раз Джефф поставил будильник на половину восьмого и вовремя вернулся в свою комнату. Там он принял душ, оделся и уложил вещи. Затем вернулся и разбудил Аллегру. Хорошего понемножку. Они сделали то, ради чего приезжали, и теперь могут возвращаться обратно. Джефф заранее заказал билеты на ранний рейс. Когда Аллегра в брючном костюме из марлевки спустилась к завтраку, Джефф объявил матери, что они уезжают.

— Самолет вылетает в час, — сказал он, — а это значит, что в десять мы с Аллегрой должны выехать из Саутгемптона.

Он объяснил, что утром разговаривал по телефону с режиссером. На съемках возникли какие-то затруднения, поэтому ему нужно вернуться в Лос-Анджелес пораньше.

Аллегра расстроилась за Джеффа.

— Что случилось? — В эту ночь она спала сном младенца, и проснулась отдохнувшая, полная сил и готовая выдержать еще одну порцию оскорблений со стороны его матери. Однако как только миссис Гамильтон вышла из комнаты, Джефф шепотом объяснил Аллегре, что с фильмом все в порядке, а уезжают они потому, что выполнили свой долг и провели в Саутгемптоне достаточно времени. Даже он не мог выдержать здесь дольше.

— Ты правда этого хочешь? — так же шепотом спросила Аллегра, наклонившись к нему через стол. Джефф кивнул, и она не стала настаивать. Ей не хотелось отрывать сына от матери, но, похоже, ему самому даже больше, чем ей, не терпелось уехать.

Перед отъездом Джефф напомнил матери дату предстоящей свадьбы и еще раз повторил, что они с Аллегрой рассчитывают на ее приезд. Он обнял мать, и она почти ответила — но только почти; вручил Лиззи небольшую премию. Вскоре за ними пришла машина. Аллегра чуть не покатилась со смеху, увидев длиннющий белый лимузин. Джефф, заказывая автомобиль, наверное, выбрал самый длинный, какой только смог найти. В лимузине имелся бар, телевизор и еще бог знает что. У миссис Гамильтон был такой вид, словно она скорее умерла бы, чем позволила такому чудищу заехать на ее подъездную дорожку. Но Джефф выглядел очень довольным.

— У себя в Калифорнии мы, мамочка, все время на таких ездим, — заметил он небрежно. — И тебе для поездки на нашу свадьбу тоже постараемся достать лимузин.

Еще раз поцеловав мать на прощание, Джефф передал водителю чемоданы, и они сели в машину. На повороте Аллегра в последний раз оглянулась на дом. Мать Джеффа стояла на крыльце — одинокая трагическая фигура. Наверное, миссис Гамильтон и впрямь одинока, но при этом она еще и очень злобная. И по мнению Аллегры, эта женщина не стоит тех гигантских усилий, которые пришлось бы приложить, чтобы наладить с ней отношения.

Джеффа объединяло с ней прошлое, но у Аллегры с этой женщиной нет и не будет ничего общего. И после этого уикэнда Джефф никогда не станет настаивать, чтобы она наладила отношения с его матерью. Они сделали все, что смогли, выразили свое почтение, но все останется по-прежнему.

— Я тут подумал, — тихо сказал Джефф, когда лимузин повез их по направлению к скоростной автостраде, — может, нам надеть на свадьбу фески?

Аллегра рассмеялась и ткнула его локтем в бок:

— Какой же ты несносный! Ты когда-нибудь прекратишь? Скажи на милость, где ты раздобыл этот лимузин? — Она изобразила возмущение. — Ни к чему-то у тебя нет никакого почтения!

Оба расхохотались, Джефф привлек Аллегру к себе и стал целовать. Ему до смерти хотелось поскорее оказаться дома и заняться с ней любовью. Только простое понятие о приличиях помешало им любить друг друга прямо в помпезном белом лимузине. Но даже по тому, как они всю дорогу обнимались и льнули друг к другу, обоим было ясно, что уикэнд прошел отвратительно.

— Извини, Аллегра, это моя вина. Не знаю, как я раньше не догадался, что выйдет из этой поездки. Наверное, я оказался слишком упрям. Может, мне в наказание стоит самому походить на сеансы к доктору Грин?

— А мне кажется, ты просто герой, если выдержал с ней столько лет и не сломался, — сказала Аллегра с восхищением. Миссис Гамильтон оказалась самой холодной, черствой женщиной из всех, кого ей доводилось встречать, но Джефф совсем другой.

— Я никогда не обращал на нее особого внимания, а отец был другим, немного похожим на Саймона.

— Наверное, это тебя и спасло, — заключила Аллегра.

Когда наконец они вернулись в Калифорнию, обоим хотелось преклонить колени и поцеловать землю. А уж как они были рады, что вернулись в Малибу, и говорить нечего! Первое, что они сделали, войдя в дом, это стали срывать друг с друга одежду. До спальни они так и не дошли — остались на диване в гостиной. Никогда еще Джефф не занимался с Аллегрой любовью с таким яростным самозабвением; подавляющая обстановка, в которой они провели два дня, чуть не свела его с ума. А Аллегра никогда еще не была так счастлива вернуться домой. И как было хорошо, что встреча с матерыо Джеффа осталась позади.