Когда август вступил в свои права, стало наконец казаться, что все важные события развиваются так, как им и положено. Джефф благополучно снимал свой фильм. Кармен продолжала съемки, ее беременность пока не создавала никаких сложностей. Правда, стал мешать Алан, который объявлялся на площадке всякий раз, когда снималась любовная сцена. Режиссер даже позвонил Аллегре и пожаловался на него. Однако оба фильма продвигались успешно. Аллегра помогала Джинни Моррисон продать дом на Беверли-Хиллз и перебраться на их ранчо в Колорадо. Вдова Брэма хотела поселиться как можно дальше от Лос-Анджелеса и завершить переезд еще до сентября, когда детям нужно будет идти в школу. При их семье по-прежнему круглые сутки дежурили телохранители, но выяснилось, что выстрел, унесший жизнь Брэма и разрушивший их жизни, был случайной выходкой какого-то свихнувшегося одиночки. Среди живущих в Лос-Анджелесе знаменитостей это событие вызвало взрыв негодования, лишний раз напомнив всем, какие опасности их подстерегают и насколько малы и ограниченны средства защиты в рамках существующих законов. Однако Джинни сейчас была далека от того, чтобы выступать с речами в поддержку принятия новых законов. Она хотела только одного: исчезнуть из поля зрения публики вместе с детьми.
На сентябрь был запланирован концерт, посвященный памяти Брэма. Он должен был состояться буквально через несколько дней после свадьбы Аллегры и Джеффа. Некоторое время они даже обсуждали вопрос о переносе медового месяца. Однако при том, что Аллегра очень сочувствовала вдове и детям Брэма и всей душой старалась помочь, настал момент, когда она поняла, что пора провести грань между работой и личной жизнью. Она позвонила Джинни и сказала, что во время концерта ее и Джеффа не будет в городе, они уедут в свадебное путешествие. И Джинни ее поняла — Аллегра и так уже очень много для них сделала и всегда хорошо относилась к Брэму.
Сынишка Сэм, Мэттью Саймон Маццолери, был предметом всеобщей радости и гордости. Сэм кормила его грудью, и малыш рос и креп с каждым днем. Джимми чуть ли не ежеминутно фотографировал их обоих или снимал видеокамерой: Мэттью принимает ванну, Мэттью спит, Мэт- тью купается в бассейне, Мэттью на руках у мамы, Мэттью на лужайке. Джимми и Сэм повсюду носили малыша с собой. Сэм очень быстро восстановила прежнюю форму и вскоре стала такой же стройной, как раньше.
Уитмены продолжали продавать в газеты выдуманные истории про Сэм, выступили с очередным интервью по телевидению. Интервью показали после того, как было объявлено, что четвертого августа у миссис Джеймс Маццолери (урожденной Саманты Стейнберг) в больнице Сидарз-Синай родился сын Мэттью весом восемь фунтов и одна унция. Газеты, публиковавшие это объявление, в следующих строчках обычно уточняли, что миссис Маццолери является дочерью Саймона Стейнберга и Блэр Скотт. В одной лос-анджелесской газете под объявлением была помещена фотография Сэм, Джимми и их очаровательного младенца. О молодой семье также упомянул Джордж Кристи в своей колонке «Хорошая жизнь» в газете «Голливуд рипортер».
Стейнберги встретились с матерью Джимми и имели с ней долгую беседу. Поступок сына, тайком женившегося на Сэм, потряс его мать, но она сказала, что пытаться решать проблемы самостоятельно — вполне в характере Джимми. С тех пор как умер ее муж, Джимми стал для нее незаменимым помощником, правда, мать Джимми немного беспокоило, чего ждут от ее сына Стейнберги и оправдает ли он их ожидания. Она хотела, чтобы юноша, как было запланировано раньше, поступил на учебу в ЛАКУ, но и Стейнберги хотели того же. Блэр и Саймон выделили молодым коттедж для гостей, который оказался идеальным жилищем для молодой семьи. Молодожены оба собирались приступить осенью к учебе, и Саймон уже пообещал поддерживать их материально до окончания университета. После этого они, как и другие дети, начнут жить самостоятельно. Блэр договорилась со своей экономкой, что та будет помогать им с ребенком в дневное время, когда Сэм и Джимми будут в университете, но в остальное время молодым предстоит управляться самим. Миссис Маццолери не знала, как благодарить Стейнбергов за помощь. В свою очередь, Саймон сказал, что ее сын очень помог Сэм и вел себя как образцовый папаша. Он надеялся, что, несмотря на молодость супругов, у них в конце концов все получится.
Отношения между Саймоном и Блэр неизмеримо улучшились. Теперь, когда Сэм переселилась с Джимми и маленьким Мэттом в гостевой коттедж, ее родители остались в доме одни, у них началось нечто вроде второго медового месяца, и это оказалось настолько приятно, что оба были удивлены и даже немного смущены. Они успели забыть, что такое жить отдельно от детей. В новых условиях Саймон и Блэр быстро установили и новое правило: прежде чем приходить в большой дом, дети сначала звонят. С появлением ребенка в доме с поразительной быстротой воцарился хаос: многочисленные принадлежности, необходимые Мэтту, — детские сиденья, высокие стульчики, переносные колыбельки, памперсы и прочее — казалось, заполонили все комнаты. Сэм могла кормить ребенка где угодно и в любое время, а Джимми, похожий на неуклюжего долговязого подростка, носился по всему дому. Саймон повесил Для него на заднем дворе новую баскетбольную корзину, и иногда они вдвоем выходили поразмяться с мячом, сделать небольшую передышку и поговорить. Саймон был приятно удивлен, обнаружив, что Джимми обладает живым умом, во что бы то ни стало стремится окончить университет и чего- то достичь в жизни. Ему очень хотелось пойти по стопам отца и учиться на юридическом факультете, и он пытался уговорить Сэм последовать его примеру. Джимми с первых шагов своей супружеской жизни показал себя преданным мужем, и Стейнберги были не просто им довольны, они были от него в восторге.
Единственным крупным неудобством в доме был все еще продолжающийся ремонт. Задний двор каждый день подвергался нашествию десятков садовников, в кухне при желании можно было изловчиться что-то приготовить, однако работы шли полным ходом: строители отдирали старую кафельную плитку и заменяли проводку на потолке. Самое ужасное было то, что день свадьбы неумолимо приближался. Работы в саду были далеки от завершения, платья подружек невесты еще не подогнали по фигурам, а платье Аллегры до сих пор не доставили. Аллегра страшно нервничала, что может остаться вообще без подвенечного платья, кроме того, ей хватало и других поводов для беспокойства. Она несколько раз перед сном пыталась поговорить об этом с Джеффом, но он слишком сильно уставал к вечеру. Он пытался закончить съемки в ближайшие десять дней, обстановка на съемочной площадке все больше накалялась, и от усталости и нервотрепки он стал раздражительным, часто срывался.
— Послушай, Аллегра, я все понимаю, но давай поговорим об этом в другое время, ладно? — говорил он обычно.
Аллегре даже казалось, что он постоянно цедит слова сквозь зубы. Но еще больше, чем спешка с фильмом, его нервировали постоянные звонки Делии Уильямс. Она звонила им домой в любое время дня и ночи. Аллегре лишь через полгода удалось приучить к порядку Алана и Кармен, однако ночные звонки не прекратились: теперь Делия могла позвонить им в одиннадцать вечера только для того, чтобы обсудить новый «штрих» в оформлении свадебного пирога или поделиться очередной «гениальной идеей» насчет цветов на столах или букетов в руках подружек невесты. В такие моменты и Аллегра, и Джефф готовы были ее убить.
Для каждого из них эти две адские недели, оставшиеся до свадьбы, превратились в сплошной стресс. Как-то ночью опять зазвонил телефон. Аллегра решила, что это, как обычно, Делия Уильямс с очередной своей «блестящей идеей» или, к примеру, с жалобой на Кармен, которая все еще не удосужилась примерить платье. Она уже приготовила в ответ фразу, что Кармен приедет на примерку, как только закончатся съемки, но, сняв трубку, услышала мужской голос. Голос был знакомый, но Аллегра не сразу вспомнила, чей именно. Это был Чарлз Стэнтон, ее отец. Он позвонил в ответ на письмо с приглашением на свадьбу, которое Аллегра послала ему давным- давно и на которое он так и не ответил. С тех пор как они виделись и разговаривали в последний раз, прошло семь лет. После сухого приветствия Чарлз поинтересовался, как дела, и осторожно спросил:
— Ты по-прежнему собираешься замуж?
— Конечно.
Аллегра вся сжалась от одного лишь звука его голоса. Джефф только что вошел в комнату и, увидев выражение ее лица, не мог не задаться вопросом, с кем она разговаривает. На какое-то мгновение у него мелькнула мысль, что позвонил Брэндон. Несколько недель назад он прислал ей коротенькую записку, в которой сообщал, что наконец развелся с Джоанной, и намекал, что если бы она набралась терпения, он бы в конце концов на ней женился. У него хватило наглости даже предложить ей как-нибудь встретиться в обеденный перерыв и вместе посидеть в кафе. Аллегра показала записку Джеффу и выбросила в мусорное ведро.
— Что-то случилось? — спросил он участливо.
Аллегра замотала головой, и Джефф вернулся к себе в кабинет доделывать какую-то работу.
— Ты все еще хочешь, чтобы я приехал на свадьбу? — спросил отец.
Аллегра не писала, что хочет его видеть, она просто сообщила о дне своей свадьбы.
— Разве это имеет для тебя какое-то значение? — удивилась она. — Мы ведь практически не общаемся друг с другом. — Это был отчасти упрек, отчасти просто констатация факта.
— Ты по-прежнему моя дочь, Аллегра. Я беру небольшой отпуск, и если ты хочешь, я бы мог приехать на твою свадьбу.
Аллегра, безусловно, не хотела и не видела смысла в его приезде. Сейчас она жалела о письме, которое отправила три месяца назад. А еще ей хотелось спросить, с какой стати он вдруг пожелал присутствовать на ее свадьбе. После всех этих лет, после всех упреков и обвинений, которые он обрушивал на их головы, после того как он от нее отказался — неужели ему не безразлично, что она выходит замуж?
— А тебя это не затруднит? — неловко спросила Аллегра. У нее возникло странное ощущение, будто годы слетают с нее, как шелуха, и она снова становится девочкой, отвергнутой собственным отцом.
— Вовсе нет. Не каждый день представляется возможность повести свою дочь по церковному проходу к жениху. В конце концов, ты мой единственный ребенок.
Аллегра слушала отца, и у нее чуть не отвисла челюсть. Что она ему написала? Чем дала ему повод истолковать ее слова таким образом? У нее и в мыслях не было идти по церковному проходу под руку с ним. Он никогда не был ей настоящим отцом, Саймон во всем заменил ей отца.
— Я… э-э…
Аллегра замахала руками. У нее и в мыслях не было идти с ним, но сказать об этом напрямик она не могла. Не дожидаясь ее ответа, отец сообщил, что прилетает из Бостона в пятницу — в день репетиции свадьбы. Грандиозное мероприятие, в которое превращалась их свадьба, давно страшило Аллегру, а теперь она просто не знала, что делать. На свадьбе у нее будут два отца, одного из которых она ненавидит, и оба собираются вести ее по церковному проходу.
Повесив трубку, она сразу стала звонить родителям. Саймон ответил на втором гудке. Его голос звучал подчеркнуто спокойно, Аллегра уже знала, что так бывает при серьезных неприятностях, но сейчас она, слишком озабоченная собственными проблемами, даже не обратила на это внимания. Аллегра поспешно попросила его позвать к телефону мать.
— Она занята, — глухо сказал Саймон, — может, я попрошу ее перезвонить позже?
— Нет, мне нужно поговорить с ней сию же минуту.
— Элли, мама сейчас не может. — В голосе Саймона прозвучала непривычная твердость, и только тут Аллегра почувствовала неладное. Она испугалась.
— Что-то случилось? Папа, она заболела?
Не хватало еще, чтобы перед этой кошмарной свадьбой, которую ей навязали, мама серьезно заболела. Тогда вместо матери вокруг нее будет суетиться Делия.
— Где мама?
— Она здесь, рядом. — Саймон погладил жену по руке и мягко добавил: — Немного расстроена.
В действительности Блэр плакала уже целый час Саймон молча вопросительно взглянул на жену, как бы спрашивая разрешения рассказать Аллегре все как есть. Та кивнула.
— Час назад нам позвонил Тони Гарсия со студии. Мамин сериал собираются закрыть. Устроят грандиозный финал недели через три, а потом уберут их из эфира.
Блэр отдала сериалу почти десять лет, и известие о закрытии стало для нее большим ударом. Она чувствовала себя так, будто потеряла старого друга, и непрерывно плакала.
— Бедная мама. Как она восприняла новость?
— Тяжело, — прямо сказал Саймон.
— Можно мне с ней поговорить? — неуверенно спросила она.
Саймон посоветовался с женой и сказал, что она сама перезвонит позже.
Аллегра повесила трубку и задумалась о матери. Она очень много работала, шоу принесло ей много наград, долгое время оно было ее главным достижением, и вот все кончилось. Можно представить, каково ей сейчас. Аллегра всем сердцем сочувствовала матери.
В это время подошел Джефф. Увидев выражение ее лица, он встревожился:
— Что-нибудь случилось?
— Студия только что объявила о закрытии маминого шоу.
Вряд ли они до конца осмыслили, что означает это решение. Для Блэр «Друзья-приятели» стали частью ее жизни, она буквально приросла к сериалу и не могла представить себе жизни без этой работы. Теперь ей придется в спешке готовить заключительную серию. Трудно было придумать более неподходящее время.
— Мне очень жаль. В последнее время Блэр была чем-то озабочена, наверное, предчувствовала, что это случится.
— Странно, а мне как раз показалось, что мама в последние несколько недель стала выглядеть лучше, чем раньше.
Так оно и было, после примирения с Саймоном Блэр снова почувствовала себя счастливой, стала меньше думать о трудностях сериала.
— Может, она себя плохо чувствовала? По словам папы, ее просто убили. Не знаю, может, мне лучше к ней съездить?
Аллегра рассказала Джеффу о звонке отца и о том, что он пожелал присутствовать на свадьбе. Его решение приехать было как гром среди ясного неба.
— Представляешь, ему взбрело в голову вести меня по церковному проходу. И это после всего, что он нам сделал! Кажется, он считает меня полной идиоткой.
— Наверное, он просто думает, что именно этого ты от него ожидаешь, а может, уже не знает, как ему себя вести с тобой. Вполне возможно, что он изменился. По-моему, ты должна дать ему шанс, по крайней мере поговори с ним, когда он приедет.
Как и Саймон, Джефф всегда старался поступать по справедливости, но Аллегру его предложение возмутило.
— Ты шутишь? Неужели ты думаешь, что у меня будет время вести с ним душеспасительные беседы за два дня до свадьбы?
— А тебе не кажется, что ради разговора с отцом стоит постараться выкроить время? Он очень сильно повлиял на твою жизнь. — «И в какой-то степени на наш будущий брак», — добавил Джефф мысленно.
— Джефф, он не стоит даже того, чтобы вообще с ним встречаться. Я жалею, что написала ему о нашей свадьбе.
Аллегра не знала, на кого больше сердилась — на отца за самонадеянность или на Джеффа за то, что он предложил дать Стэнтону шанс.
— По-моему, ты к нему слишком сурова, — тихо сказал Джефф. — Ты его пригласила, и он приезжает. Мне кажется, он пытается исправиться.
— Исправиться? Слишком поздно! Мне уже тридцать лет, я не нуждаюсь в папочке.
— Наверное, все-таки он тебе нужен, иначе бы ты ему не написала. Тебе не кажется, что вам пора разобраться в ваших отношениях? По-моему, это подходящий случай, в твоей жизни наступил переломный момент: одно кончается, другое начинается.
— Ты ничего не знаешь о наших отношениях! — взорвалась Аллегра, начиная мерить шагами комнату. Ей не верилось, что Джефф практически встал на сторону ее отца — и это после того, как тот обращался с ней все эти годы! — Ты не представляешь, что у нас была за жизнь, когда Пэдди умер. Отец пил, бил маму… а как он себя вел, когда мы от него уехали и перебрались в Калифорнию! Он не мог простить маме, что она его бросила, и вымещал свою злость на мне. Он меня ненавидел. Вероятно, ему было жалко, что я не умерла вместо Патрика. Если бы Пэдди остался жив, он, наверное, стал бы врачом, как отец.
Джефф подошел к Аллегре, и тут на нее разом нахлынули все неприятные воспоминания, ожили все страхи, и она всхлипнула.
— Наверное, тебе нужно поговорить обо всем этом с ним, — мягко проговорил Джефф. — А ты не помнишь, каким он был до смерти твоего брата?
— Ну ладно, может, он не вел себя так отвратительно, но всегда был черствым и у него вечно не было на меня времени. Чарлз Стэнтон во многом напоминает твою мать — он так же не способен подойти к человеку с открытой душой, проявить теплоту— словом, он не очень человечный. — Уже сказав это, Аллегра смутилась и виновато посмотрела на Джеффа. Хотя они сошлись во мнении, что поездка в Саутгемптон была ужасной, раньше Аллегра никогда открыто не критиковала мать Джеффа.
— Как прикажешь тебя понимать? — В голосе Джеффа послышался холод. — Моя мать слишком сдержанная, согласен, но в человечности ей не откажешь.
— Конечно, конечно. — Аллегра уже не могла остановиться. Ее по-прежнему возмущало, что Джефф вдруг принял сторону ее отца и даже готов проявить к нему сочувствие, поэтому она тут же добавила: — Она очень человечная — только не по отношению к евреям.
Джефф вдруг отшатнулся от Аллегры, как будто она была радиоактивной.
— Как ты можешь говорить о ней такие вещи в таком тоне! Ее остается только пожалеть, ей семьдесят один год, она человек совершенно другой эпохи.
— Да, она из того же поколения, при котором евреев сжигали в Освенциме. Когда мы были у нее в гостях, она не показалась мне таким уж душевным и ласковым человеком. А что бы она сказала, если бы ты не вмешался и не уточнил, что моя «настоящая», как ты выразился, фамилия не Стейнберг, а Стэнтон? Знаешь, это был дрянной поступок, я бы даже сказала, трусливый.
Аллегра издали смотрела на Джеффа. Его просто трясло от негодования.
— Твой отказ поговорить с отцом — такая же трусость. Тебе не приходило в голову, что бедняга заплатил за свои грехи двадцатью годами одиночества? Он ведь тоже потерял сына, не только твоя мать, но у Блэр есть другая семья, другие дети, другая жизнь, а что есть у него? Если судить по твоим рассказам — ровным счетом ничего.
— Господи Боже, с какой стати ты вдруг так расчувствовался? Может, он ничего другого и не заслуживает? Может, он сам виноват, что Пэдди умер? Мы же не знаем, возможно, он бы выздоровел, если бы отец не лечил его сам, или он и сам мог его спасти, если бы поменьше пил?
— Ты правда так думаешь? — ужаснулся Джефф. Казалось, все демоны, которые преследовали Аллегру двадцать лет, вырвались на свободу и носились сейчас по гостиной его дома. Аллегра даже испугалась. — Ты всерьез думаешь, что он убил твоего брата?
Джефф был потрясен. Страшно говорить такое о любом человеке, а о родном отце — тем более.
— Я не знаю, что я думаю! — отрезала Аллегра.
Джефф все еще не мог прийти в себя, он не узнавал Аллегру. Этой ночыо она была не похожа сама на себя. Она говорила вещи, которых он раньше никогда от нее не слышал. За все
время, что они знакомы, это была их первая ссора, но какая! Они почти уподобились Кармен и Алану.
— Думаю, ты должна передо мной извиниться за все, что наговорила о моей матери, она не сделала тебе ничего плохого. Тебе не приходило в голову, что, увидев тебя, она просто застеснялась?
— Застеснялась? — чуть не срываясь на визг, переспросила Аллегра. — По-твоему, это стеснительность? А я называю это злобой.
— Она никогда не была по отношению к тебе злобной! — Теперь и Джефф перешел на крик.
— Она ненавидит евреев! — Единственный довод, который пришел на ум Аллегре.
— Какая тебе разница, ты же не еврейка? — не слишком удачно возразил Джефф.
В ответ на это Аллегра выскочила из дома, громко хлопнув дверью, и бросилась к своей машине. Она еще не знала, куда поедет, но твердо знала одно: ей нужно как можно скорее уехать из этого дома, от него, и пусть он подавится своей свадьбой. Кто устраивает свадьбу, кто собирается вести ее по церковному проходу, не имеет значения, она не выйдет замуж за Джеффа, даже если он останется единственным мужчиной на земле, Не нужна ей никакая свадьба!
Аллегра села за руль и погнала машину со скоростью восемьдесят пять миль в час по Тихоокеанской автостраде. Через сорок минут она была уже возле дома родителей. Забыв о новом правиле, что сначала нужно позвонить, открыла дверь своим ключом, влетела в дом и хлопнула дверью так, что чуть не разбила витражи над входом. Родители сидели в гостиной. Услышав грохот, Блэр вскочила.
— Боже мой, что с тобой случилось? — Блэр посмотрела на дочь. Босая, в шортах и футболке, Аллегра была вся какая- то помятая, всклокоченная. Волосы были кое-как собраны в пучок на макушке и вместо шпилек скреплены карандашом. И взгляд у нее был тоже какой-то безумный. — Ты в порядке?
— Нет, не в порядке. Я отменяю свадьбу.
— Как, сейчас? — в ужасе переспросила мать. — Но осталось меньше двух недель. Что стряслось?
— Я его ненавижу!
Саймон отвернулся, чтобы скрыть улыбку, а Блэр уставилась на дочь, не веря своим ушам. В эту минуту она думала только о приготовлениях к свадьбе — столько хлопот, и все впустую!
— Вы поссорились?
— Дело не в этом. Его мамаша — настоящее чудовище, а он сам всерьез считает, что я, видите ли, должна дать Чарлзу Стэнтону шанс. И это после всего, что он совершил, через столько лет, когда ему абсолютно не было до меня дела!
Лицо Аллегры пылало от гнева.
— Не понимаю, при чем тут Чарлз?
Блэр совсем растерялась. Она не видела первого мужа семь лет и вообще не вспоминала о его существовании, с тех пор как посоветовала дочери пригласить его на свадьбу.
— Он позвонил сегодня поздно вечером и сказал, что хочет
приехать на свадьбу. Представляешь, вообразил, что это его дело — вести меня по проходу в церкви!
— Ничего страшного, дорогая, — успокоила дочь Блэр. Забыв о собственных неприятностях и разочарованиях, она всецело сосредоточилась на проблемах Аллегры. — Возможно, Джефф прав и нам действительно пора с ним помириться.
Однако Аллегра, услышав слова матери, разозлилась еше больше.
— Да вы все с ума посходили, что ли? Двадцать пять лет назад этот человек вышвырнул меня из своей жизни, а теперь вы предлагаете мне с ним подружиться? По-моему, вы рехнулись.
— Нет, но ты сама сказала, что с тех пор прошло двадцать пять лет, стоит ли так долго хранить в душе ненависть? — мудро рассудила Блэр. — Тогда ты была мала и многого не понимала. Чарлз очень горевал из-за сына, он просто не смог смириться с мыслью, что потерял Пэдди. Думаю, он тогда действительно на время потерял рассудок, он стал душевным инвалидом и вряд ли с тех пор окончательно пришел в себя. То есть в сугубо медицинском смысле он нормален, во всяком случае, мне гак кажется, но после смерти сына его мир рассыпался и он так и не смог снова собрать его воедино, не смог устроить свою личную жизнь. Ты должна хотя бы выслушать отца.
Последние слова Блэр говорила под настойчивый звон дверного колокольчика. Удивленный Саймон пошел к двери посмотреть, кто там. Ему стало казаться, что он живет в аэропорту или участвует в комедии положений. Ко всеобщему изумлению, за дверью оказался Джефф. Он выглядел почти таким же всклокоченным и рассерженным, как Аллегра. Едва переступив порог и увидев Аллегру, он заорал:
— Не смей уходить и хлопать дверью у меня перед носом!
Саймон и Блэр переглянулись и тихонько стали подниматься наверх. И Аллегра, и Джефф были так возбуждены, что даже не заметили их ухода. Почти час они стояли посреди гостиной и кричали друг на друга. В эго время на втором этаже Блэр, стараясь ступать неслышно, ходила по комнате и гадала, состоится ли свадьба.
— Что ж, по крайней мере они явно друг друга стоят, — заметил Саймон с улыбкой.
Давно уже в их доме так не кипели страсти — а может, такого и вовсе никогда не было. Ночь была теплая, окна в доме были открыты, и шум ссоры было слышно даже в коттедже для гостей. Сэм никогда в жизни не слышала такого крика и не на шутку встревожилась. Она только что покормила грудью Мэтта и положила его в кроватку. Джимми посоветовал ей позвонить и узнать, как дела у родителей. Сэм так и сделала.
— Ты что, ссоришься с мамой? — спросила Сэм встревоженным голосом.
Саймон рассмеялся:
— Нет, это твоя сестра.
— С мамой? — изумилась Сэм. Насколько она помнила, Аллегра никогда не кричала на мать, да и вообще на кого бы то ни было.
— Нет, с твоим будущим зятем — если, конечно, свадьба все-таки состоится. — Саймон не выдержал и снова рассмеялся. То, что происходило в его доме, здорово напоминало первоклассную мыльную оперу. — Когда это кончится, мы у них спросим насчет свадьбы.
— Как они здесь оказались?
Сэм хотелось узнать, в чем дело, но судя по тому, что они все поневоле слышали, ссора еще бушевала вовсю. Плотины рухнули. Много месяцев и Аллегра, и Джефф жили в постоянном напряжении. Клиенты, фильмы, сценарии, угрозы клиентам, выкидыши — с этим Аллегра жила постоянно. А тут еще добавилось убийство одного из самых любимых ее клиентов, беременность сестры, переживания из-за будущего ребенка. Сначала его собирались отдать на усыновление, потом Аллегра с Джеффом чуть сами его не усыновили, затем их ждало разочарование — Сэм передумала отдавать ребенка. Сыграли свою роль и подготовка к свадьбе, связанные с ней надежды и ожидания, встреча с будущей свекровью. От такой жизни с кем угодно может случиться истерика, и, судя по голосам Аллегры и Джеффа, эта участь не миновала их обоих.
— Они приехали уже довольно давно и, думаю, скоро уедут — если, конечно, не поубивают друг друга.
Через некоторое время Саймон и Блэр спустились посмотреть, не могут ли они чем-то помочь и прекратить войну до того, как спасать станет некого. К тому времени крики прекратились, Аллегра тихо плакала в гостиной, а Джефф стоял посреди комнаты с таким видом, будто ему хочется кого-нибудь убить или умереть самому, смотря что раньше получится. Момент для того, чтобы спрашивать, состоится ли свадьба, был явно неподходящий. С первого взгляда становилось ясно, что эти двое готовы послать свадьбу ко всем чертям.
— Ну, как вы тут? — спокойно спросил Саймон.
Он достал бутылку вина, наполнил четыре стакана и протянул первый Джеффу — судя по его виду, ему явно больше всех было необходимо выпить. Джефф взял стакан, кивнул в знак благодарности и сел в кресло как можно дальше от Аллегры.
— Нормально, — всхлипывая, ответила Аллегра.
Саймон покачал головой:
— Что-то мне так не кажется.
Блэр подошла и села рядом с дочерью. У нее было наготове предложение, лучше которого им давно никто не делал.
— Вот что, дорогие мои, по-моему, вам следует уехать куда- нибудь на уик-энд вдвоем, до свадьбы другой такой возможности больше не представится. — Она повернулась к Джеффу: — Думаю, если на съемочной площадке смогут пару дней обойтись без вас, то стоит попробовать.
Джефф кивнул, даже он не мог отрицать, что предложение очень мудрое.
— Я слышал, что сериал закрывают, мне очень жаль, — сказал он с искренним сочувствием и бросил взгляд на Аллегру.
— Мне тоже, мам.
Она снова шмыгнула носом. Никто еще не упрекал ее так несправедливо, как Джефф. Он заявил, что она грубо говорит о его матери, а своему отцу не дает шанса проявить себя с хорошей стороны. Слышать такое из его уст… Казалось, наступил конец света. А она- то старалась разобраться со всеми бумагами, накопившимися на рабочем столе, и закончить все ко дню свадьбы! Выходит, зря надрывалась. Эго просто бесчеловечно.
Блэр тихо поблагодарила Джеффа за сочувствие. Этой ночью она тоже пролила свою долю слез, но сейчас тревожилась еще больше. Конечно, не стоило воспринимать ссору между женихом и невестой слишком серьезно, но речь шла об их судьбах, а не о какой-то выдуманной чепухе, которую показывают по телевизору. К счастью, Блэр понимала разницу между тем и другим.
Джефф допил вино и повернулся к Аллегре:
— По-моему, твоя мама права, наверное, нам действительно стоит уехать на уик-энд.
Аллегра хотела было возразить, что после его обидных слов никуда с ним не поедет, но в присутствии родителей не посмела и согласилась поехать с Джеффом на два дня в Санта- Барбару. По предложению Саймона, они решили остановиться в Сан-Исидро. К соглашению пришли не сразу — на это ушло еще два часа. Наконец Аллегра и Джефф уехали от Стейнбергов — в разных машинах, увозя с собой каждый свои мысли, страхи и сожаления. Аллегра всю дорогу до дома думала о Джеффе и вспоминала, как холодна была его мать. Думала она и о своем отце. Чарлз Стэнтон причинил ей боль, которая не утихала годами, но, к счастью, Саймон совсем другой, и Джефф тоже. Вернувшись в Малибу, жених и невеста выглядели далеко не лучшим образом. Джефф извинился за свои резкие слова, многого из сказанного он на самом деле не имел в виду, но был очень расстроен ее упреками, к тому же сказывалась накопившаяся за несколько месяцев усталость. В эту ночь, после возвращения от родителей, они говорили о многом, но большей частью просто лежали рядом в кровати и смеялись над тем, какими они были глупыми, и извинялись за все, что наговорили друг другу в пылу ссоры. Когда все было сказано, они заснули в объятиях друг друга.
В Бель-Эйр Саймон и Блэр тоже легли, но не спали, разговаривая об Аллегре и ее женихе.
— Знаешь, пожалуй, мне бы не хотелось снова стать такой молодой, как Аллегра, — прошептала Блэр.
Блэр и Саймон еще долго говорили о дочери и будущем зяте, поражаясь тому, как те оба раскипятились. Просто смотреть на них и слушать — и то было тяжело.
— А что, может, это даже интересно вот так взвинчиваться, топать ногами и кричать друг на друга? Ты на меня никогда так не кричала.
Блэр рассмеялась:
— Никак, ты жалуешься? Что ж, наверное, я могу научиться, теперь у меня будет полно свободного времени.
Блэр все еще очень переживала из-за закрытия сериала. У нее словно выбили почву из-под ног. Что же дальше? Просто сидеть дома и воспитывать внука? Ей пятьдесят пять, впереди оставался еще довольно большой отрезок жизни. Однако, не считая заключительной серии, никакой другой работы у нее не было и не предвиделось. Трудно было с этим смириться.
— Сегодня вечером мне пришла в голову одна мысль, только я не знаю, как ты к ней отнесешься, — задумчиво произнес Саймон. Они лежали рядом в темноте, и им снова было легко друг с другом. Призрак Элизабет Коулсон наконец перестал маячить между ними. Через открытое окно в комнату лился лунный свет. Саймон перевернулся на бок и приподнялся на локте, чтобы видеть лицо жены. — Я давно подумываю о том, чтобы ввести в штат должность сопродюсера. Мне надоело делать все самому, да и времени не хватает. Конечно, пока вся слава достается мне одному, но иногда столько всего нужно сделать одновременно, что голова идет кругом. А что касается отработки деталей, то здесь тебе нет равных, мне же больше удаются широкие мазки. Что ты скажешь, если я предложу тебе поработать над следующим фильмом вместе со мной? Возможно, это будет фильм по книге Джеффа. Как тебе такое предложение?
Блэр немного подумала и улыбнулась. Она решила, что Саймон шутит или, жалея ее, решил заняться благотворительностью.
— Как это называется — семейное предприятие?
— Я серьезно. Мне давным-давно хотелось сделать что- нибудь вместе, но у тебя вечно не хватало времени. В любом случае для телевидения ты слишком хороша. Может, все-таки попробуешь?
Саймону действительно нравилась мысль поработать над фильмом вместе. Они с женой во многих отношениях представляли собой слаженную команду, и их профессиональные навыки вполне совместимы. Чем больше Блэр думала о предложении мужа, тем больше оно ей нравилось. Она улыбнулась и в знак благодарности поцеловала Саймона.
— Да, пожалуй, нам стоит попробовать. Все равно мне больше нечего делать, через две недели, сразу после свадьбы Аллегры, я буду совершенно свободна.
— Кстати, свадьба все еще стоит на повестке дня? — пошутил Саймон. — Пока Аллегра и Джефф были здесь, я. побоялся у них спросить.
— Я надеюсь, что свадьба состоится.
Блэр вздохнула и снова легла на спину. Саймон ждал ответа.
— Итак, что ты думаешь о моем предложении?
— Ну, не знаю, — нарочито жеманно проговорила Блэр, — мне нужно посоветоваться с моим агентом.
Саймон засмеялся:
— Ох уж эта мне голливудская публика, все вы одинаковы! Ну, давай-давай, звони агенту. А я позвоню своему адвокату.
Саймон усмехнулся и поцеловал жену в шею. Она придвинулась к нему поближе. Для дня, который на какое-то время казался одним из самых ужасных в ее жизни, завершение было явно неплохим. Ее телесериал закрывается, в этом смысле ничего не изменилось, но перспектива партнерства с Саймоном казалась очень привлекательной. Утром она обязательно поделится новостью с Аллегрой. Повернувшись к Саймону, она увидела, что он спит. Глядя на мужа, Блэр улыбнулась, думая, какой же он все-таки замечательный человек. Сейчас, после всех страданий, которые он причинил ей за последний год, у нее возникло ощущение, что она обрела его заново. Наверное, она страдала не зря.