Вероника
Эдуард не отвечал так долго, что я испугалась. Может, он не хочет расспросов? Может, считает, что я лезу не в свое дело? Захотелось надавать себе по губам за излишнюю болтливость. Я дала себе слово молчать и не раскрывать рта, пока мой хозяин сам не изъявит желания поддержать разговор.
По лицу Эда я ничего не смогла понять. Он был занят тем, что чутко прислушивался к движениям Найджела. Пес трусил вперед, не отвлекаясь, не пытаясь отбежать в сторону и пометить каждый столбик. Тщательно обходил оставшиеся после дождя лужи, и Эд следовал за ним, удачно минуя глубокие места и грязь.
У меня сложилось впечатление, что в опустившейся на Яснодар ночной темноте Скворцов не видит вообще ничего и ориентируется исключительно на движения поводка-трости в руке. Это объясняло, почему ему не до разговоров.
Найджел довел нас до светофора, на котором горел красный свет, и остановился. Следом за ним остановился и Эдуард Евдокимович.
— Я так понимаю, мы добрались до светофора, — произнес он.
Я даже не сразу сообразила, что это не просто констатация факта, а обращенный ко мне вопрос.
— Ника? — Эду пришлось меня окликнуть.
— Да, тут переход.
— Хорошо. У меня к тебе просьба.
— Какая?
— Возьми меня под руку. Когда ты долго молчишь, возникает ощущение, что ты отстала или вообще потерялась. Я бы не хотел вернуться с ночного выгула без своей помощницы по хозяйству.
Ну, вот и узнала, что хотела: Эд действительно почти ничего не видит в темноте! Наверняка я в своей темной одежде сливаюсь в его глазах с ночными тенями. Мне стало зябко. Я даже поежилась, пытаясь представить, каково ему, молодому, сильному, обеспеченному, чувствовать себя беспомощным. Брести вслед за псом, полагаясь лишь на собачью сообразительность и преданность.
Я поспешно схватила мужчину за свободную руку — пусть он почувствует, убедится, что сейчас рядом с ним не только Найджел! Сильные пальцы Эда осторожно сжали мою ладонь. По его телу прошла непонятная мне волна — он то ли вздрогнул, то ли напрягся, то ли, наоборот, расслабился.
— Ты спрашивала про Найджела, — заговорил Эдуард слегка охрипшим голосом. — Я взял его четырехмесячным щенком. Недавно, в конце августа.
— Значит, сейчас ему семь, — подсчитала я.
Светофор сменился на зеленый, раздался звуковой сигнал. Найджел потянул вперед, и мы с Эдом двинулись за ним. Только теперь я осознала, что вот этот писк светофоров — он нужен слепым, чтобы не попасть под машину! А раньше как-то и не задумывалась, как это важно!
— Да, семь. У родителей есть загородный дом, — машин на перекрестке почти не было, прохожих тоже, и Эд говорил, не повышая голоса и крепко сжимая мои пальцы. — Они зовут его дачей, но жить там можно круглый год. Собственно, они там и живут вместе с младшим братом.
Я обратила внимание, что Эдуард, получается, как-то отделился от остальной семьи. Даже хотела спросить, как это вышло, но Скворцов рассказал сам.
— Мне рано захотелось независимости. С восемнадцати лет я живу самостоятельно. Но на выходные езжу… — он запнулся, поморщился болезненно, — ездил к родителям. Мне нравилось отдыхать у них, проводить время с семьей, на природе.
Нравилось? Да ему и сейчас нравится! Вон сколько горечи в голосе и в опущенных уголках рта! И замолк опять…
— И где-то там, рядом с родительской дачей, собачий питомник? — я отвлекла мужчину от невеселых мыслей, и он спохватился.
Кивнул, потом мотнул головой, словно путаясь между «да» и «нет».
— У родителей есть сосед. Он не то чтобы заводчик, но время от времени позволяет своей лабрадорихе погулять во время течки, а потом продает щенят. Я давно подумывал взять себе питомца, а тут так сложилось…
Скворцов покачал головой.
Эдуард
Только беседуя с Вероникой, я вдруг понял, как вовремя появился у меня Найджел. В августе, каких-то три месяца назад, мне и в голову не приходило, что к концу осени я буду нуждаться в поводыре…
В тот августовский жаркий воскресный день мать, Виктория Скворцова, отправила меня к соседу за закаточной машинкой. Сосед взял ее на время и не спешил возвращать, а мама Вика любила заниматься заготовками. Вот и отправила сына «выбивать долги».
Войдя в соседский двор, я не удивился, когда под ноги суетливой гурьбой ринулись четверо щенят. Обступили, мотая хвостами, вставая на задние лапы, выпрашивая ласку.
Я присел на корточки, принялся наглаживать лоснящиеся палевые шкуры, ворковать над малышней. Скованные после напряженной трудовой недели плечи расслабились. Разгладилось лицо, а губы сами собой расплылись в улыбке.
Щенята теснились, толкались, напирали. Я заметил, что одного малыша оттерли, отодвинули трое других.
— Эй, ну-ка иди сюда! — выхватил из кучи малы поскуливающего страдальца. Взял на руки и тут же заметил неладное. — Что это у тебя с лапой?
— Таким уродился, — услышал голос соседа. — Видно, придется усыпить. Кому такой дефективный нужен?
Щенок, будто чувствуя нависшую над ним угрозу, прильнул к моей груди, задрожал толстеньким тельцем, уткнулся мокрым носом в модную щетину на моей щеке.
Я стиснул жмущегося ко мне малыша чуть крепче.
— Сколько ты за него хочешь? — спросил соседа.
— Так отдам.
— Так — нельзя. Плохая примета. Будто сам не знаешь!
Достал портмоне, нашел десять долларов, сунул мужику.
— И закаточную машинку верни. Мать компоты ставит, — вспомнил о цели визита.
Сосед принес машинку в пакете, и я со щенком на руках отправился обратно.
Родители встретили нас удивленными улыбками:
— Эд, тебе уже не три года, а тридцать два! Что это ты вдруг вспомнил о своей страсти зверушек спасать?
— Я не собираюсь спасать всех. — Я отдал матери пакет с машинкой и перехватил щенка поудобнее. — Но этот парень будет жить со мной. Давно хотел щенка завести.
— Твоя жизнь — тебе решать, — в беседу вмешался отец. Он помогал маме Вике — чистил и резал яблоки. — Но лучше бы ты жену завел и детей. Я поздно женился, но мои сыновья, похоже, решили меня переплюнуть. Оба.
— Потому что сейчас таких девушек, как наша мама, не делают, — устало ответил я.
Родители время от времени поднимали тему женитьбы. Мы с братом понимали их беспокойство. Не знаю, как брат, а я ничего не мог с собой поделать: девушки привлекали меня исключительно как подруги на ночь. Сердце — молчало. А брать в жены нелюбимую женщину я не считал возможным. Понимал, что нелюбимая очень скоро опротивеет, начнет раздражать. И кому от этого будет лучше?
Разумеется, я не стал рассказывать Веронике про разговор с родителями. Вкратце объяснил, как ко мне попал Найджел, а потом переключился на мысли о завтрашнем дне.
— Раз уж ты неплохо водишь, отвезешь завтра нас с Найджелом в школу собак-поводырей. Мой водитель будет счастлив получить, наконец, два полноценных выходных.
Умом я понимал, что домработница — не личная помощница и не персональный шофер, но вряд ли девчонка станет возражать против дополнительных обязанностей. Ну, накину пять тысяч сверху ей к зарплате, чтобы компенсировать беспокойство. Хотелось, чтобы она поскорее познакомилась с Яснодаром и освоила самые частые маршруты, по которым мне приходится передвигаться в течение недели. Мало ли когда пригодится.
Отчего-то я планировал будущее так, словно она уже прошла испытательный срок и осталась в моем распоряжении надолго. Самое меньшее — на год. Правда, пока совершенно непонятно, что она решит насчет контракта. И что решу я. Родители точно не одобрят мой отказ уничтожить документ и встанут на сторону Вероники. Так что у меня есть всего две недели, чтобы уговорить домработницу стать не просто прислугой, а матерью моему ребенку…
Найджел остановился и коротко гавкнул. Я понял, что мы добрались до площадки для выгула. Она находилась на окраине микрорайона, посреди лесопарка. Здесь парня можно было спокойно спустить с поводка и позволить ему побегать. Что я и сделал.
Отпущенный на волю пес рванул по своим делам. Я остался стоять на месте. Извлек смартфон, с помощью голосового управления настроил таймер на полчаса. Этого времени Найджелу должно хватить, чтобы вдоволь нагуляться.
Обычно, чтобы не стоять неподвижно на месте, я начинал прохаживаться вперед-назад по ограниченному участку, ощупывая его поводком-тростью. Как раз тренировал навыки передвижения вслепую — на будущее, которое могло наступить, а могло и нет.
Чтобы прогнать из головы мрачные безнадежные мысли, я тряхнул головой. Вспомнил, что сегодня здесь, на площадке, я не один.
— Давай пройдемся по периметру площадки, — предложил Веронике, поднимая вверх ладонь. — Что зря на месте топтаться.
— А Найджел не потеряется? Ты не боишься его отпускать? — спросила она куда-то в сторону. Вероятно, следила за собакой. Поданной мной руки она не заметила.
— Не потеряется. Он тут каждый кустик знает, и примчится по первому зову.
— Тебе с ним повезло. Он такой… такой… я тоже очень хотела, чтобы у нас в доме была собака… — Ника, наконец, повернула голову в мою сторону, заметила протянутую ей руку и приняла ее.
— У нас? — зацепился я за последнее слово, делая первый шаг.
— У нас с мужем. Я была замужем. — Вероника напряглась, попыталась отстраниться.
Мне пришлось сжать ее ладошку чуть крепче:
— Ты не обязана мне ничего рассказывать, Ника. Я так понимаю, вы развелись, раз уж ты теперь здесь.
— Да, мы расстались. И я сделала все, чтобы больше никогда не встречаться с бывшим мужем и его матерью! И я не хочу говорить о них. Правда! — девчонка, убедившись, что я не намерен ее допрашивать, немного успокоилась и все-таки зашагала рядом, держа меня за руку и направляя.
Не знаю, как бы я вынес, если бы вот так, за руку, меня вынуждена была водить жена. Любимая женщина. Даже пытаться представить себе такое было больно. Но Ника — не жена, не возлюбленная. Она — наемная работница. У нас все честно: она делает для меня то, что необходимо — я плачу ей зарплату.
А еще рядом с ней было удивительно комфортно. Чувствовалась в Веронике какая-то честность, граничащая с наивностью, преданность заложенным с детства принципам и, как ни странно — бесстрашие. Такая не станет подворовывать. Не позволит себе пользоваться моей беспомощностью. Не бросит и не предаст. И я ее не брошу. Точнее, не отпущу даже через две недели, когда подойдет к концу испытательный срок. Все-таки хорошо придумала мама Вика насчет помощницы по хозяйству. Оказывается, это как раз то, что мне было нужно!
Я улыбнулся собственным мыслям. На душе, где в последнее время было невыносимо тяжело и мрачно, отчего-то потеплело и посветлело. Сжал ладонь Вероники. Притянул девчонку как можно ближе к себе — так, чтобы соприкасаться с ней плечом.
— Что?.. — спросила она.
Я покачал головой: ничего.
Ничего, Вероника. Просто даже прогуливаться по собачьей площадке мне сегодня совсем не одиноко, потому что рядом шагаешь ты. Но знать о моих странных чувствах тебе не нужно. Лишнее это. Считай себя домработницей, а меня — своим в меру сумасшедшим нанимателем. Так всем будет проще.