Светлая полночь

Глава 18

Ответ из «Холмарка» пришел в середине марта, спустя двадцать две минуты после того, как Джулия поставила сладкий нектар в кормушки колибри и повесила их в проеме кухонного окна.

Как всегда, сердце у нее застучало от страха и надежды, когда зазвонил телефон. Через месяц после Дня святого Валентина Гарек, как и обещал, позвонил ей. Новости по-прежнему были добрые. Джейс продолжал лечить раненых солдат, и отношение к нему со стороны похитителей пока оставалось доброжелательным.

Гейлен тоже звонила, сообщила приятные новости о своей повседневной жизни. Был звонок и от Уилсонов, которые не хотели надоедать, однако беспокоились по поводу того, как Джулия присматривает за домом и за колибри.

И вот теперь звонок из «Холмарка».

Компания по изготовлению поздравительных открыток заинтересовалась представленными произведениями. Она готова взять их все. Нет ли у Джулии еще? Нет, ответила Джулия. Произведений в духе Уинни у нее нет. У нее есть ее собственные акварели.

Люди из компании «Холмарк» опасались, что ее пейзажи Эмералд-Сити будут слишком банальны, тем более после того, как она назвала акварели, которые к тому времени сделала: вишневые деревья в ее дворе в розовом цвету, вид из окна на озеро Вашингтон и гору Рейнир.

Впрочем, это не имело значения. Коллекция Уинни великолепна. И обширна. И они уже запланировали три серии. Одна из девяти открыток будет изображать оленей Уинни, двенадцать других — ее ангелов и восемнадцать — мир глазами Уинни: бирюзовое кукурузное поле, сиреневые дубы, кремовые клены, индиговые, в позолоте, березы. И еще зори и закаты Уинни, ее сумерки. И облака. И конечно, Флоппи.

Еще была рождественская елка Уинни… и ясли на лиловом снегу под золотистым небом с аквамариновой луной и единственной розовато-лиловой звездой.

Компания пока не решила, как эти рождественские акварели будут скомплектованы. И проданы. Но они будут проданы, как будут проданы все картины Уинни.

Никаких других акварелей от Джулии Хейли больше не ждали. Просто это было обычной практикой — находя нового художника, спрашивать, нет ли у него еще чего-нибудь. Но когда Джулия отправила в Канзас-Сити свои акварели с пейзажами Эмералд-Сити…

Она не упомянула в телефонном разговоре, что цветение вишен было изображено через призму кристалла снежинки, а взгляд на величественную белую гору и сапфировую поверхность озера открывался с кресла, украшенного цветами, которое словно приглашало в него сесть.

«Бабушкино кресло» — такое название дала Джулия акварели, когда ее спросили, как она называется. А волшебный цветущий вишневый сад она назвала «Любовь».

Компания «Холмарк» готова была взять все, что Джулия может им дать. Цветы? Да, прекрасно. Рододендроны, азалии, нарциссы, тюльпаны. Колибри? Конечно! И веселье в кафе «У Старбука» — а-ля Тулуз-Лотрек, определили они для себя.

Что угодно. Когда угодно. Они не хотят оказывать на нее давление.

Джулия не ощущала никакого давления. Она была там, где хотела быть. Днем рисовала за кухонным столом под снежинкой, ночью в сновидениях совершала путешествия к Джейсу. В окруженную лесом крепость, где его держали.

Джулия наблюдала за тем, как он лечил раненых солдат. Многие из них были совсем мальчишками. Она предлагала свою помощь, но Джейс говорил ей «нет». Будет гораздо безопаснее, говорил он, если она останется невидимой.

Но если она станет парить над головой, будучи видимой только ему, он будет рад поговорить с ней.

«Я не чувствую себя вполне счастливым, — признавался он с едва заметной улыбкой. — Мне не нравится, что меня держат здесь против моей воли. Но я не просто пленник, Джулия. Эти дети, эти мальчишки-солдаты — они тоже пленники».

Джулия рассказывала ему об Эмералд-Сити, потому что он хотел знать обо всем. О его замечательных дождях. О пышной, роскошной зелени.

Рассказывала ли она ему о страшной правде Логанвилла? Конечно же, нет. Как не рассказывала она этому мужчине, который готов был жениться без любви на беременной Алексис, и о его малышке-девочке. Джейсу и без того хватало страданий в его заточении.

Джулия была в своих снах чрезвычайно осторожна, чтобы не проговориться о девочке… хотя именно Джейс дал ей имя.

Однажды в начале апреля Джулия явилась во сне к Джейсу, видимая ему одному, и он заговорил тихо, так, что могли слышать только она и Софи — маленькая девочка, которая в самолете ворвалась, пританцовывая и смеясь, в салон первого класса.

Действительно ли она Софи? Или Джозефина? Нет, ответил себе Джейс. Если бы она была Джозефина, то уменьшительное имя было бы Джози, а не Софи.

«Джози, — прошептал он. — Какое симпатичное имя».

— У нас вся семья носит имена, начинающиеся с одной согласной, — сказала Джулия утром своей еще не родившейся дочери. — Джози, Джулия и Джейс. Наша семья состоит из трех человек, моя драгоценная, как семьи колибри, которые вылетают на свободу.

В мае Алексис Аллен получила «Эмми» за исполнение главной женской роли в дневном сериале. Ее речь при вручении была страстной и захватывающей, но в ней она даже мимоходом не упомянула героя-заложника Джейса Коултона. Такие вопиющие оплошности случались, разумеется, и с другими актерами. Забывчивость под влиянием хаоса нахлынувших чувств. Том однажды забыл упомянуть Николь — разве такого не было? Или Дастин?

К подобным упущениям относились с пониманием и тут же экспансивно их исправляли. Если бы кто-то напомнил ей о Джейсе, Алексис наверняка ахнула бы и разразилась надрывными восклицаниями.

Однако никаких напоминаний и вопросов не последовало. Средства массовой информации тоже забыли о докторе Джейсе Коултоне. О нем не было никаких репортажей или хотя бы упоминаний в течение нескольких месяцев. Ничего нового. Никаких новостей.

Никаких новостей. Кроме того, что Джейс жив, здоров и продолжает работать. Гарек звонил Джулии по крайней мере раз в неделю, чтобы подтвердить эту успокаивающую истину.

Двадцать восьмого июня, задолго до того как Гарек позвонил ей, чтобы сообщить, что произошли изменения, Джулия узнала об этом во сне.

Сон начался с ощущения счастья и удивления. Джейс спал, а она никогда раньше не заставала его спящим. Но она была рада этому обстоятельству. Он так много работал. И очень устал.

К тому же его сон внушал некоторые надежды. Если Джейс спит, а не работает, то, возможно, война прекратилась, наступило перемирие и идут переговоры, что может сулить скорое освобождение Джейса. Ибо в отличие от Алексис и прессы правительство Соединенных Штатов не забыло о своем попавшем в плен герое.

Надежды Джулии развеялись, едва Джейс пробудился. Она не видела, как они пришли, и не успела предупредить Джейса об угрозе нападения. Они его связали, стали бить, и он сделался беспомощным и потерял способность видеть. Но они все равно продолжали его бить.

«Прекратите! — крикнула Джулия. — Пожалуйста, прекратите!»

Но она была невидима для всех, кроме него. Ее крики и мольбы никто не слышал, кроме него.

Он поднял свои незрячие глаза к тому месту, где она проплывала, улыбнулся и заговорил: «Со мной все в порядке, Джулия. Это недоразумение. Мелочь. Это не имеет никакого значения. Важно, чтобы ты, Джулия, оставалась спокойной и счастливой ради нашей Джози».

«Но ведь ты не знаешь о нашей Джози! Ты не можешь знать, Джейс! Не должен».

И что ответил Джейс? Он не ответил, потому что Джулия проснулась, охваченная страхом… но затем успокоилась, как велел ей он. Джулия стала успокаивать себя.

Ведь это был лишь сон. Ее сон.

Реальным был внутренний конфликт, который она до настоящего времени игнорировала. Хотя подсознательно об этом никогда не забывала.

Итак, рассмотрим.

Реальной опасностью для Джейса может стать то, что он узнает о своем ребенке. Джулия должна скрыть от него эту истину, чтобы он не чувствовал себя обязанным жениться без любви сразу же, как только его освободят.

Однако, задавала Джулия себе вопрос, имеет ли она право скрывать от него радость от Джози, которой он дал имя и которую будет любить? Имеет ли она право лишать Джози его любви?

Подобная подсознательная работа происходила у Джулии во сне. И она обещала себе в темноте, что обдумает все это при свете дня.

Она постарается четко разобраться, что реально, а что — нет.

Ее решимость ослабела, когда Гарек позвонил ей и сказал то, что она уже знала. Джейса снова похитили. И куда увезли? Этого Гарек не знал. ЦРУ тоже не знало. Пока что.

— Но его вывезли из того района?

— Думаю, что да. Хотя это всего лишь предположение.

Гарек не стал рассуждать на тему о том, что все это могло значить. Да это было и не нужно, поскольку оба понимали, что произошло. Кончилось время, когда Джейс ухаживал за ранеными и с ним хорошо обращались.

Никто точно не знал, в каком из лагерей террористов находится сейчас Джейс Коултон. Кроме Джулии. Правда, точно она тоже не знала. Но она знала, что там, куда его увезли, было ужасно жарко. Там был песок и зной. Не было сосен, не было аромата Рождества и даже никакого намека на снег.

Джейс был все время связан и находился в палатке, которая служила ему камерой. У него были завязаны глаза. Всегда. Его били, морили голодом, не давали воды, хотя его губы потрескались от жажды и кровоточили.

Джейс не хотел, чтобы она его навещала. Он даже притворялся, что не догадывается о ее присутствии, когда она парила рядом, делал вид, что не слышит ее, хотя она говорила ему слова любви и нежности.

Колибри улетели, как Долорес Уилсон и предупреждала, в конце июля. Джулии представилось, что Уинни машет своей искалеченной ручонкой улетающим птицам, как она махала своим оленям, ангелам, рождественской елке, и ею овладела такая грусть, словно от нее улетела сама Уинни.

Грусть немного отступила, когда Джулия стала шептать Джози, да и Уинни, о том, какое приятное путешествие совершат улетевшие семейства колибри.

Грусть постепенно улетучилась из сердца Джулии. Но осталась непонятная боль в ее руках. В пальцах. Они болели начиная с середины июля, это была какая-то ноющая боль в глубине костей. Никаких показаний при внешнем осмотре и при анализе крови врач-акушер не обнаружил.

Пальцы Джулии не переставали болеть, и врачи так и не смогли определить причину. К счастью, ее беременность развивалась вполне благополучно, и через семь недель ее здоровая, танцующая в утробе Джози появится на свет.

Через семь недель или что-то в этом роде. Если рассчитывать дату с их первой любовной ночи, то это должно случиться семнадцатого сентября.

Четвертого августа во время сновидений Джулия рассказала Джейсу об их Джози. Она вынуждена была это сделать, поскольку он в ее сне умирал.

«У тебя есть дочь, Джейс! Ее зовут Джози, ты дал ей это имя, знал о ней и даже знал ее имя в ту ночь, когда тебя столь жестоко разбудили. Но сейчас ты, похоже, забыл о ней, забыл о своей Джози, потому что перестал бороться за жизнь. А ты должен бороться, должен — ради Джози.

Она нуждается в отце. Она всегда будет нуждаться в тебе. Мы не поженимся, Джейс. Это не нужно. Я приеду в Чикаго, Джози и я переедем, и ты сможешь постоянно видеть ее, а когда ты женишься на женщине, которую сам выберешь, она станет любящей матерью и для нашей Джози. Я знаю, что она станет».

В своих сновидениях в ту августовскую ночь Джулия рассказала правду, которую поклялась скрывать хотя бы до освобождения Джейса. И которую, как она слишком поздно поняла, она должна была скрывать всегда.

Джейсу не понравилась ее исповедь. Очень не понравилась. Он еще ниже опустил и без того опущенную голову, и Джулия поняла, что она могла бы увидеть в темно-зеленых глазах, не будь на них повязки. Страдание. Муку. Боль.

Она подвергла его мукам большим, нежели те, кто держал его в плену, и предрекла ему заточение, даже если он когда-нибудь освободится. Она проснулась в поту, испытывая мучительную боль, и еще до того, как началось кровотечение, поняла, что из-за ее глупости в первую очередь пострадала Джози.