Ник
Две недели. Две дурацких недели прошло с тех пор, как мы с Алисой закончили то, что так неосмотрительно начали.
Я мог собой гордиться: я не сорвался. Не касался губами нежной шеи, когда перекладывал ее, по-детски уснувшую прямо в кресле, на кровать. Не прижимался ближе, когда мы сидели рядом и разбирали Алисину домашку. Не трогал. Никак не трогал. Даже в шутку. Особенно в шутку.
Но смотреть же я мог, верно? В том, чтобы смотреть, не было ничего страшного?
Я и смотрел. Украдкой.
На длинные стройные ножки в коротких домашних шортах, на выбившийся из хвоста рыжий локон, на полоску голой кожи под задравшейся футболкой… Я знал, от чего отказался. И знал, ради чего.
Вернее, кого.
Ради Алисы. Я не тот, кто ей нужен. И чем скорее она это примет, тем лучше будет для нее.
А я останусь кем-то типа старшего брата, с которым можно перекинуться шутками, который поможет с домашкой, заберет с вечеринки и надерет, если надо, задницу.
От последней мысли в голове сразу вспыхнуло воспоминание о том, как моя ладонь опускалась на гладкую упругую ягодицу, как горел красный след на бледной, почти фарфоровой коже, и как я обводил его языком и целовал…
Так, стоп!
Забыли! Обо всем этом забыли. Навсегда!
Лучше подумать о домашке. Тем более что там назревала огромная проблема, с которой надо было что-то делать.
Я покосился на отца, который сидел рядом со мной на диване в гостиной и нервно теребил галстук. Моя попытка поговорить с ним насчет Алисиной учебы оказалась неудачной. Я намекнул на то, что это совсем не ее специальность и что ей надо что-то про искусство или фотографию, но отец коротко приказал мне не лезть не в свое дело. И заметил, что нет слова «не могу», есть «не хочу» или «мало стараюсь».
Но ведь в том-то и дело, что Алиса старалась. Но она настолько была далека от всех этих цифр, что мне было ее жалко. И я все чаще просто молча делал за нее задания, понимая, что она сама не сможет.
Собранная, точная и безумно талантливая, когда дело касалось фотографий, она враз тускнела, когда речь заходила об ее будущей специальности. Алиса до зевоты скучала от графиков, тосковала над теорией фондовых рынков, ненавидела английские экономические термины, и я вообще не понимал, зачем ей надо там учиться. Какой смысл в этих мучениях, если Алиска явно одарена в другой сфере?
Я планировал поговорить еще со своей будущей мачехой на эту тему. Но уже после свадьбы. Сегодня всем явно было не до этого.
— Ну скоро они, а? — не выдержал отец.
— Ты то же самое спрашивал три минуты назад.
— Ну сколько можно, ну правда! Опоздаем!
— Куда? В ЗАГС? — насмешливо уточнил я. Было забавно видеть моего, всегда сурового и непробиваемого отца таким растерянным и от того злящимся. — Вы же еще вчера расписались, сегодня у вас просто какая-то, хрен пойми зачем, красивая регистрация. Я уверен, что ведущей заплатили столько, что она будет покорно вас ждать хоть до вечера.
— Она будет! А я не могу больше ждать, — отец решительно поднялся с дивана, планируя поторопить свою будущую жену, но как раз в этот момент они появились на лестнице. Первой шла невеста, а за ней Алиса.
Наверное, Лена отлично выглядела в свадебном платье. Она все же модель, со вкусом у нее все ок, да и к этому дню она долго готовилась. Но я ее практически не заметил, потому что смотрел только на Алису.
Первый раз видел ее в платье. И это было охуительно. Настолько, что я машинально подскочил с дивана и застыл соляным столбом рядом с отцом, который тоже стоял и молчал.
На Алисе было что-то шелковое, тонкое, открывающее ее изящные белоснежные плечи и идеальные ноги. Рыжие локоны сияли теплым медным светом, глаза казались неправдоподобно зелеными, как у русалок в сказках, и вся она была такой красивой, что захватывало дух.
Мне иррационально захотелось снова спрятать всю эту красоту под ее привычной безразмерной одеждой, чтобы только я знал, какая она. Чтобы только я видел стройную фигурку, россыпь веснушек на хрупких ключицах и аккуратные круглые коленки.
Алиса вместе с мамой спустились по лестнице и остановились в двух шагах от меня и отца, глядя на нас с вопросительной улыбкой. Наверное, они ждали комплиментов и красивых слов, но почему-то ни я, ни отец не могли сказать ни слова.
На одно мгновение мне в голову пришла странная мысль, что мы сейчас с ним оба ведем себя как женихи, к которым вышли их невесты. Глупо, правда?
— Очень красиво, — наконец хрипло сказал отец, подошел к Лене и поцеловал ей руку. — Я счастливчик. Идем?
Я почувствовал, что тоже должен сказать что-то Алисе, но у меня пересохло в горле. Как сказать, что она охуительно красивая и не выдать себя? Как мог бы сделать комплимент старший брат, а не любовник?
— Алиса, ты замечательно выглядишь, — добавил мой отец, с одобрением глянув на нее, и я поспешно добавил:
— Согласен. Пойдемте, там лимузин ждет.
Лимузин, как и красивую регистрацию в какой-то цветочной арке с живой музыкой, хотела Лена. И отец покорно на это все согласился, так что делать нечего — мне тоже придется вытерпеть всю эту свадебную ерунду, которую я лично считал безвкусицей.
Но когда в машине Алиса села рядом со мной, и шелковый подол цвета сильно разбавленного кофе с молоком лег вокруг ее бедер мягкими складками, я с ужасом понял, что самая большая проблема вовсе не в самой свадьбе. А в том, чтобы весь день и вечер провести рядом с Алисой — вот такой невероятно соблазнительной — и удержаться от глупостей.
Алиса
В этом дурацком платье я ощущала себя голой. Оно было таким тонким и так сильно открывало ноги, плечи и спину, что мне было жутко неуютно. Немного спасало короткое пальто, которое я накинула, когда мы вышли из дома, но в зале для регистраций его все равно пришлось снять, и я снова оказалась одетой только в эту шелковую тряпочку.
— Скоро уже, как думаешь? — неловко спросила я у Ника, чувствуя, как сквозняк облизывает мои голые руки и как немилосердно жмут новые туфли на непривычном каблуке.
Он молча пожал плечами, а я вдруг остро ему позавидовала. Его монументальному спокойствию, его самоуверенности, его ослепительной красоте. Нику безумно шел строгий темно-синий смокинг. Четкие линии костюма подчеркивали его резкие черты лица, и он казался в нем взрослее и притягательнее.
Ха! Как будто можно быть еще притягательнее!
От невеселых мыслей о Нике меня отвлекла начавшаяся регистрация. Мама с дядей Славой прошли по усыпанной белыми лепестками дорожке, ведущая стала проникновенно говорить про любовь, скрипичное трио заиграло трогательную и удивительно красивую мелодию, и я не удержалась от слез, когда взволнованный Вячеслав Сергеевич надел на мамин палец кольцо с хищно сверкнувшим бриллиантом. Мама надела кольцо ему, они поцеловались, и немногочисленные гости зааплодировали и зашумели.
Как же я была рада за них!
Я хлюпнула носом и побежала обнимать маму. Дальше все слилось в какую-то суетливую череду событий: фотографирование всех вместе и каждого в отдельности, вручение подарков, поздравления, бегающие по залу официантки, сервирующие столы, и скрипичная музыка, которая позже сменилась на тягучий джаз.
Я растерянно приняла бокал с шампанским у официанта и огляделась. Арку с цветами незаметно убрали, и в атмосфере праздника не осталось ничего, что напоминало бы о свадьбе. Не было никакого ведущего с конкурсами, не было никаких длинных столов с веселыми гостями. Просто изысканный шведский стол, напитки на любой вкус, приглушенный свет и музыка. Мама радостно чирикала с тетей Витой, Вячеслав Сергеевич чокался коньячным бокалом с мужчиной в дорогом костюме и с седыми висками, остальные гости тоже непринужденно общались между собой и явно видели друг друга не в первый раз.
Это не было похоже на семейный праздник, скорее на вечеринку какого-то закрытого клуба, и я в этом клубе явно была лишней.
Так что я залпом допила шампанское, поставила пустой бокал на столик и вышла в коридор.
— Скукота, — негромко проговорил голос Ника за моим плечом, и я обернулась.
Он что, пошел за мной?
— В кои-то веки не собираюсь с тобой спорить, — уныло согласилась я. — Я ждала чего-то другого.
— Тамаду с баяном? — вскинул темную бровь он.
— Да хотя бы. И то веселее было бы.
Ник хмыкнул.
— Возможно. Так что будем делать?
— Поедем домой? — с надеждой предположила я.
— Сюда такси сложно вызвать, — отозвался Ник с досадой. — Так и знал, что надо было мне на своей тачке приезжать. Это отец заладил: поехали вместе, поехали вместе… Но через два часа вроде должен снова приехать лимузин для тех, кому надо будет в город вернуться. Можем на нем уехать.
— Осталось продержаться два часа.
— Ага. Хочешь, пойдем на улицу? У меня уже голова от этого нудного джаза раскалывается, терпеть его не могу.
— А мама любит, — возразила я.
— И отец любит, — усмехнулся Ник. — Похоже, что они и правда нашли друг друга. Так что, идем?
— Не уверена, что это хорошая идея, — вздохнула я и машинально обхватила себя руками. В коридоре было прохладно, и моя кожа покрылась мурашками. На улице, даже в пальто, я моментально замерзну.
Ник мазнул взглядом по моим плечам. Взгляд был раздраженный и недовольный. Я поежилась.
— Идиотское платье, да? — со вздохом спросила я. — Но мама так уговаривала его надеть, что я сдалась.
— Зря, — коротко уронил Ник.
Я повернула к нему голову, ожидая продолжения фразы, но он замолчал и больше ничего не сказал. Так и осталось неясным, что именно было зря. Зря я сдалась? Зря мама уговаривала? Зря я считаю платье идиотским?
— Пойдем на улицу, я курить хочу.
— Я замерзну.
— Не замерзнешь. Обещаю.
Я вдруг покраснела, представив, что Ник сейчас будет греть меня. Обнимать крепкими теплыми руками, прижимать к широкой груди и жарко дышать мне в шею. Но все оказалось более прозаично.
Он притащил откуда-то плед, устроил мне гнездышко на скамейке, а мои ноги в тонких колготках и туфельках дополнительно укрыл своим шерстяным пальто.
— А ты? — растерянно спросила я. — Холодно же.
— Мне — нет, — Ник стоял в смокинге, высокий, широкоплечий, бесконечно элегантный, и задумчиво курил, пуская дым в прозрачный осенний воздух.
Какое-то время мы оба молчали.
— Странно, что у них на свадьбе только друзья, правда? — неловко спросила я. — Никаких родных. У вас… у вас их тоже нет?
— Почему? — Ник удивленно обернулся. — У отца есть родители, они живы, просто живут очень далеко и им по состоянию здоровья тяжело куда-то ехать. Отец отгрохал им шикарный дом, постоянно деньги посылает, работников нанимает, а они все равно каждый год сажают клубнику и помидоры. Сами. И нас угощают, когда мы летом приезжаем. Я слышал, что отец собирался к ним ехать вместе с Леной на Новый год.
— Здорово, — пробормотала я, немного уязвленная тем, что мама мне ничего такого не рассказывала.
— Можем и мы с тобой туда поехать, — вдруг сказал Ник.
— Мы? Вместе? — у меня перехватило дыхание.
— Ну да… ты же теперь тоже член семьи. Моя… сестра.
— Точно. Сестра, — эхом отозвалась я. Настроение снова испортилось.
— А у вас нет родственников? — продолжил Ник разговор, будто не замечая моего помрачневшего лица.
— Где-то есть, наверное, — передернула плечами я. Несмотря на плед и пальто, мне снова стало зябко. — Но мы с ними не общаемся. Совсем. Так что наша семья — это я и мама. Все.
— Теперь еще и мы.
— И вы, — через паузу согласилась я.
— Твоя мама будет фамилию менять, — внезапно сообщил Ник. — На Яворскую. А ты отказалась.
Последняя фраза прозвучала наполовину вопросительно, поэтому я кивнула.
— Отказалась. Сам же хотел, чтобы в универе никто не знал о том, что я твоя…сестра.
Слово жгло губы, потому что было отчаянным враньем. Я ему не сестра. Никогда не была и не буду. И именно поэтому мне не нужна его проклятая фамилия.
— Кроме того, мне нравится, как звучит Алиса Никитина, а Алиса Яворская — уже не то, — нарочито беспечно проговорила я и вдруг словно в первый раз услышала свою фамилию. Никитина…
Чья ты? Никитина. Господи, это ж надо, чтобы так совпало.
Но Ник, видимо, настолько редко слышал эту форму своего имени, что даже внимания не обратил.
— Алиса Яворская, — вместо этого пробормотал он, помолчал и жестко добавил: — Ты права. Не звучит.