Сын поверженного короля

— Что вы имеете в виду?

Я взяла у неё миску и продолжила её работу, а она стряхнула липкие остатки смеси обратно в миску.

Проигнорировав мой вопрос, она поинтересовалась:

— А что насчёт того милого парня с рынка, о котором ты мне рассказывала?

— Кас?

— Да, он. Лучше бы ты пошла на забег с ним.

Я прищурилась и посмотрела на неё.

— И что мне сказать королю? Что я предпочла пойти с оборванцем из байтахиры, а не с ним?

— Оборванцем?!

Она так сильно рассмеялась, что я решила, что у неё случился припадок. Успокоившись, она сказала:

— Ника не справится. Я сама всё сделаю, тем более что ты мне будешь не нужна.

— Я сейчас здесь, — сказала я. — Что я могу сделать?

После того, как я пообещала Альтасе, что отошлю Нику обратно, она отправила меня на рынок за специями.

***

Мадинат Алмулихи становился мне всё более знакомым с каждым днём. Рынок очень быстро стал для меня вторым домом. Я знала все магазины, и самое главное, людей. Моя внешность обманывала многих, меня принимали за очередную несведущую чужестранку. Но когда я начала одеваться, как они, и торговаться ещё более искусно, чем местные, они сразу же перестали пытаться меня надурить.

Владельцы тех магазинов, куда я часто заглядывала, знали моё лицо и знали, что я была из дворца. Как только я зашла в лавку со специями, владелица сразу же подлетела ко мне.

— Что ей нужно?

Я перечислила специи, которые попросила купить Альтаса. Внимательно выслушав меня, женщина собрала мои мешки и банки и поспешила собрать для меня заказ.

В дальней части магазина я увидела стопку соляных слитков — серые, шершавые и покрытые землёй, из которой их достали. Мужчина провёл по ним пальцами так, точно они были самой хрупкой вещью на свете. Соль продавали теперь далеко от берегов Мадината Алмулихи и не из волшебных запасов моего отца. Где же находилась та шахта, которая породила эти слитки? Те вещи, что занимали меня дома, теперь редко приходили мне в голову.

Когда я последний раз виделась с Тави? В нашу последнюю встречу она провела меня по своему району так, словно жила там всю жизнь. Она пыталась показывать мне разные вещи, словно я не жила с ней в одном и том же городе.

— Цельные, — сказала я.

Продавщица кивнула и насыпала семена кориандра в мешок.

— Она сама их помелет? — сказала женщина, приподняв брови.

— Делать надо именно так, — сказала мне Альтаса. — Мазира любит жертвы.

Чем лучше становилось Альтасе, тем более занятой она была. Она стала чаще посещать дома людей, где она лечила их, поэтому я видела её теперь гораздо реже, и в нашу дверь постоянно стучали, принося заказы от слуг из дворца — зубная боль, жар, кашель, судороги. Запросы никак не заканчивались. Усердно работая на Альтасу, я многое узнала про тоники и врачевание, но у меня оставалось мало свободного времени вечерами. Однако если это случалось, то я находила Каса, и тогда мы садились где-нибудь и болтали ни о чем.

Я шла по узким улицам рынка, вдыхая запахи. Вся территория рынка пропахла специями и маслами, которые тут продавались, так же как и на базаре у нас дома. Взглянув на масла, я заметила сосуд с сандалом — двадцать дха за десять капель.

— Можешь что-нибудь попробовать, — сказала торговка, стоявшая рядом.

— Нет, — я покачала головой. — Я смотрела на сандал.

Без колебаний она перевернула сосуд и капнула масла на кончик пальца. А затем, улыбнувшись, она коснулась пальцем моих висков и за ухом.

— Что думаешь?

— Он пахнет…

Я не знала, как описать это запах.

— Немного странно? По крайней мере, так думают некоторые. Кому-то нравится смешивать его вот с этим.

Она взяла сосуд с розовым маслом и перекрыла им запах сандалового масла на моей коже.

Неожиданно я перенеслась обратно в зафиф, где меня готовили к мухами. И я подумала о Дайме. Неужели это всё, на что я могла надеяться? Мой взгляд опустился обратно на масла, и я заметила ладан.

Мама.

Она хотела, что я была свободна, и это случилось.

Мама, я здесь. И Тави тоже со мной.

Я вспомнила об алтаре Тави и о даре Вахира, который она отдавала маме и Сабре каждый день. Тави делала больше для нашей семьи, чем я.

Я поблагодарила торговку и поспешно покинула рынок, неожиданно захотев увидеть Тави. Специи лежали в мешках, которые были перевязаны крепкой верёвкой. Я перекинула их через плечо и теперь шла, оставляя за собой пахучий след.

Взглянув на храм Вахира, мимо которого я проходила, я вспомнила, что Саалим назвал его самым красивым местом в Алмулихи. Я ещё не была там, зная, что не существовало другого места, где я была бы более нежеланным гостем, чем здесь. Иногда я скучала по раме, где мы прижимались лбами к обжигающему песку, но когда я увидела, как Тави опускает камни в прохладную воду… когда я увидела храм, затенённый от солнца, я подумала, что, возможно, наш бог не был добрее этого?

Эти мысли показались мне предательскими.

— Ты можешь войти внутрь, — сказал знакомый голос.

Я повернулась и увидела Кахину, выходящую из храма.

— Нет, я…

Она взмахнула рукой.

— Они не могут заставить тебя уйти. Вахиру это не понравится. Ты вообще читала «Литаб»?

— Немного. Я читаю его, когда у меня есть возможность его одолжить, — призналась я.

Вахир был как мать, а Эйкаб как отец.

— Алмулихи это город Вахира, хотя его жители не всегда следуют заповедям сынов.

Кахина ухмыльнулась.

— Я живу неподалеку. Я отдам тебе свой «Литаб», и ты можешь прочитать его весь. Если только ты не хочешь зайти в храм.

— «Литаб»? — ахнула я, тут же позабыв про храм. — Эта книга слишком ценная, чтобы отдавать его незнакомке.

— У меня слишком много денег, мне незачем скрывать книги от людей, которые их ещё не читали. Идём.

Кахина казалась такой искренней, и я пошла за ней без раздумий.

— Твои друзья, кажется, хорошо устроились, — сказала она, ведя меня по узким улицам.

— Мои друзья? — спросила я, обойдя трех коз.

— Фироз и Рашид.

Я кивнула.

— Вы запомнили их имена?

— Я помню всё.

Она махнула на трёх ребятишек, которые сидели на улице. Между ними лежала потрёпанная доска для игры в маху.

— Мой муж как-то сказал мне, что моя магия — это моя память.

Когда её руки опустились, я заметила, что рукава её одежд были мокрыми после ритуала в храме.

— Я не согласилась с ним. Сказала, что моя магия очаровывает только детей. Смотри, как дети меня любят.

Мы шли теперь по байтахире. И хотя был полдень, люди сновали туда-сюда между заведениями с едой и напитками, логовами буры и джальса тадхатом.

— Особенно меня любил король Саалим, — продолжала она. — Ему нравилось, когда я предсказывала ему его будущее. Мой муж как-то сказал мне, что я когда-нибудь разозлю королеву. Но разве я должна была следить за её детьми?

Мы оказались рядом с домом Кахины, но о детстве Саалима мне хотелось узнать больше, чем получить «Литаб».

— Каким он был ребёнком? — спросила я.

Когда она улыбнулась, я заметила, что она была очень симпатичной. Морщины на её лице напомнили мне о Хадийе. Улыбался не только её рот, но и всё её лицо.

— О, этот бедный мальчик всё никак не может оставить эту ношу. Он всегда пытался что-то доказать. Он приходил ко мне и спрашивал, станет ли он хорошим королём, ненавидит ли его брат, умеет ли его сестра колдовать.

Она снова рассмеялась и посмотрела мимо меня на улицу байтахиры, словно присматривала за каким-то ребёнком.

— Но он был ленив. И избалован. Он думал, что может получить всё. Особенно, когда стал старше. Он сделался злым. Он и его брат начали ругаться, и он всё реже проводил время со своими сёстрами и родителями.

Я поправила мешок на плече, которое уже начало болеть от его тяжести. Кахина заметила это.

— Я слишком много говорю. Идём внутрь.

Её дом был таким же маленьким, как у Альтасы, что удивило меня, ведь она владела большей частью байтахиры. Он пошла по коридору шаркающей походкой, а я осталась ждать её в комнате. На стенах висели самые красивые карты, которые я когда-либо видела. Они были написаны чернилами, как та моя карта, которую я потом начала заполнять сама. Здесь была точная карта Мадината Алмулихи — иллюстрации были такими детальными, что улицы казались живыми. Здесь также была карта пустыни. Я подошла к ней и внимательно вгляделась в неё. Здесь было всё: оазисы, шахты, поселения и другие города. Моё сердце забилось. Здесь было всё то, что я хотела иметь на своей карте, и я попыталась её запомнить.

— Вот ты где, — сказала Кахина, протягивая мне книгу с толстыми страницами.

— Спасибо, — сказала я, взяв книгу в мягком кожаном переплете.

Я указала на карту и спросила:

— Откуда она у вас?

— Её нарисовал мой муж.

— Правда?

Мои глаза округлились. Я наконец-то могла закончить свою карту!

— У меня есть карта, но в ней столько всего не хватает. Не мог бы он мне помочь?

Глаза Кахины сделались мягче, и она наклонила голову.

— О, нет. Он умер.

Она моргнула, и слегка коснулась пальцами края карты. Сделала ли она это, зная, что его пальцы когда-то касались этого места?

— Мне жаль, — прошептала я. — Я не знала.

— Моему мужу нравились необычные люди. Он говорил, что не было никакого значения, откуда они — всем людям нравятся одни и те же вещи. Истории, музыка, семья и друзья. В Алмулихи людям проще думать, что солеискатели это что-то им чуждое, потому что они выглядят и ведут себя иначе. Но мой муж считал по-другому. Они точно так же любят своих детей, их грудь болит от горя, и…

Она вздохнула.

— Он объездил весь мир, и с помощью своих историй учил людей лучшей жизни.

Кахина снова посмотрела на карты на стене.

Прижав «Литаб» к груди, я снова её поблагодарила. Когда я выходила из дома, Кахина окликнула меня.

— Касторовое семя? — спросила она.

Я кивнула и взглянула на мешок, ткань которого была такой тонкой, что сквозь неё просвечивали семена.

— Зачем они тебе?

— Я собираю ингредиенты для Альтасы, дворцового лекаря.

— Разве касторовое семя лечит?

Я пожала плечами.

— Его масло используется для разных целей.

Глава 11

Эмель

В день заезда верблюдов на небе не было ни облачка. Лето приближалось, и солнце становилось таким палящим, каким никогда ещё не было в Мадинате Алмулихи. Я не знала, чего ожидать от забега, но знала, что мы будем смотреть его с дворцовой лестницы. Похоже, он начинался в пустыне и заканчивался у моря, к которому верблюды бежали по той же самой дороге, по которой я ходила в город. Альтаса рассказала мне, что забег проходил раз в год.

Я ещё раз полюбовалась своим платьем, после чего надела поверх него абайю. Накрыв волосы платком, я услышала, как Альтаса всё ещё ворчала:

— Не ходи на этот забег. Он для дураков.

— Нет, я пойду.

Я не знала, стоит ли мне надевать хиджаб. Очень немногие носили их в Мадинате Алмулихи, и я знала, что это может привлечь непрошеное внимание. Но ведь ещё меньше людей носили абайи и покрывали волосы. Тогда какая разница, кто что думал?

Прикосновение ткани к моему лицу и к волосам, тяжёлый вес абайи на моих плечах… всё это ощущалось как дождь в пустыне. Я чуть не растаяла от того, как мне было удобно. Дом. Я была сейчас самой собой.

Я вошла в кухню, и Альтаса уронила руки на стол с тихим стуком.

— О, дорогая, — сказала она, когда увидела меня. Её голос прозвучал так печально.

— Что?

— Зачем ты это надела?

— Я буду стоять под полуденным солнцем!

— И именно сегодня ты решила всё это надеть? Сними это. Надень шаровары, которые я тебе купила, и тунику с пальмовыми листьями. Или то новое платье, которое купила Мариам.

Приподняв абайю, я показала ей тёмно-синее платье.

— Я его надела.

Её плечи опустились, и она покачала головой.

Раздался стук в дверь.

— Ладно, — сказала я Альтасе, уходя. — Увидимся позже.

Она не повернулась. Не ответила. Вместо этого она уставилась на столешницу, где её руки сжались в кулаки.

Ника прошлась по мне взглядом, когда я открыла дверь, но ничего не сказала. Её губы крепко сжались. Затем она проговорила:

— Значит, король пригласил тебя на забег.

— Да.

Когда я сказала ей, что Альтасе не нужен сегодня помощник, Ника радостно последовала за мной в сад.

— Вы встречаетесь?

— Только, когда я приношу ему лекарства, — сказала я.

Ника фыркнула, и этот её звук прозвучал довольно скептически.

Когда мы вошли в атриум, мимо проходила Мариам.

— О! — сказала она, что прозвучало почти как вопрос.

— Я веду её к королю, — сказала Ника.

Понимание отразилось на лице Мариам, и она тепло мне улыбнулась.

— Мне показалось, что ты никогда раньше не была на забеге.

— Не была.

Мариам фыркнула и сказала:

— Король в гостиной.

Когда мы вошли в помещение, Саалим встал. И прежде, чем подойти к нам, он ненадолго замер, остановился. Я почувствовала в этом вопрос, но ощущение прошло так же быстро, как появилось.

Он кивнул Нике. Она медленно наклонила голову и спросила, не нужно ли нам чего-нибудь ещё, а он сказал, что ничего не нужно. Я увидела, что она колеблется. Она хотела остаться и посмотреть, что между нами было.

— Мы будем смотреть окончание забега из специальной будки, — сказал Саалим. — К нам присоединятся ещё люди. Знатные семьи и гости.

— Замечательно.

Мой пульс ускорился. Что подумают люди, увидев, что работница из дворца присоединилась к королю?

— Некоторые мои гости уже ждут нас, если ты готова. Если только ты не передумала.

Неужели он надеялся на это?

Когда я сказала ему, что не передумала, он жестом пригласил меня последовать за ним. С Саалимом что-то было не так. Мы встретили двух его гостей во дворце, и нас быстро представили друг другу. Пара тепло нас поприветствовала — женщина была одета как я! Похоже, это были высокопоставленные гости с востока, которые приехали сюда по делам, и теперь наслаждались городом в свободное время. Он представил меня как Эмель, недавно прибывшую в город.

Я решила, что это странно. Может быть, он не хотел, чтобы на меня смотрели, как на прислужницу из дворца? Бедную женщину?

«Или он не хотел, чтобы они поняли, что я солеискательница», — неожиданно подумала я, и меня тут же накрыло чувством стыда. Хотя в людях, которые присоединились к нам, определённо текла та же кровь.

Мы проследовали за Саалимом и несколькими стражниками к смотровой будке, построенной сразу за лестницей дворца. Она была красиво раскрашена в голубые и синие цвета и оказалась гораздо больше, чем я ожидала. Внутри находилась почти дюжина человек. После ещё одной серии представлений — большинство гостей были из знатных семей, которые владели кораблями, мельницами или мануфактурами — мы сели.

Он сел рядом со мной, и наши руки слегка соприкоснулись. Наши ноги тоже почти касались друг друга.

— Вы уже катались по каналам? — спросил Саалим, указывая на водные пути за дворцом.

По воде плыла небольшая лодка, на которой ехали два человека.

Пара с востока ещё не делала этого, как и я. Мужчина, стоявший на носу лодки, управлял ею с помощью длинного весла. Кас пытался уговорить меня присоединиться к нему во время поездки на лодке. Но я едва доверяла дереву и камню, из которых были сделаны ступени, способные доставить меня прямо к небу. А довериться дереву, которое плыло по воде и могло утопить меня в любой момент? Нет. Я сказала об этом Саалиму, и пара рассмеялась. А улыбка Саалима была больше похожа на гримасу.

— Но ты ведь сейчас паришь над землей! — сказал мужчина.

— Вся моя храбрость напускная.

— Очень убедительно! — сказала женщина.

Саалим сказал:

— Вон там находятся самые красивые дома в городе.

Я посмотрела туда, куда он указывал, и увидела людей, сидевших вдоль улицы и ожидавших забега.

Меня снова наполнило то же чувство успокоения, что я испытала, когда надела абайю и хиджаб. Женщины на улице были одеты в такие же одежды, что и я. Мужчины были одеты в длинные одежды, а гутры, закрывавшие их лица, были завязаны у них под подбородками.

Люди махали королю, и, улыбнувшись так, что моё лицо заболело, я помахала им в ответ. Ко мне присоединились остальные, и мы с женщиной радостно расхохотались. Теперь я поняла, почему Саалим пригласил меня. Это было прекрасным напоминанием о моём доме.

Мимо прошёл слуга с едой, а затем ещё один предложил нам напитки.

— Спасибо, что пригласил меня, — сказала я, разделив апельсиновое лакомство на кусочки, и поднеся один к губам.

Саалим молчал, потягивал свой напиток, и смотрел на толпу.

— Забег на верблюдах — это давняя традиция. Победитель получает сто дха и место на Фальса Моке.

Он опустил глаза на свой напиток, допил остатки и снова посмотрел на дорогу.

— Большинство наездников — торговцы, и это их шанс рассказать о своих товарах.

В конце дороги была начерчена линия красным песком, которая отделяла её от пляжа, ведущего к морю. Я посмотрела на море и восхитилась тому, что издалека оно выглядело таким гладким, тогда как вблизи оказывалось беспокойным. Мне хотелось вернуться туда, хотелось, чтобы Саалим снова привёл меня в это место, где были только мы вдвоём среди руин.

Раздались звуки горна. Люди рассредоточились вдоль края дороги, создав широкий проход для наездников.

— Забег начался, — сказал Саалим безучастным тоном, вторя раздавшимся крикам.

Подавшись вперёд и прижав руки к коленям, я уставилась на дорогу и принялась ждать. Я всё ждала и ждала.

Наконец, я что-то увидела. Мне показалось, что по улице бежит лошадь, а на ней восседает человек с прямым мечом и флагом Мадината Алмулихи, развевающимся позади него. Большие мешки подпрыгивали на боках его лошади. Он кричал, но только когда он приблизился, я смогла разобрать слова.

— Я не отдам вам свою соль! Вы меня не поймаете! Соль моя!

Он повторял это снова и снова, и хохотал. Я раскрыла рот и посмотрела вокруг, чтобы понять, не заботило ли это всех остальных.

У него за спиной началось целое столпотворение, когда стадо верблюдов ринулось вперёд.

— Солеискатели! — закричали зрители.

Солеискатели?

Послышались крики, фыркание и стук копыт, когда они начали приближаться. Верблюдов, подгоняемых ударами хлыста, не волновал шум вокруг, их морды были покрыты толстым слоем белой слюны. Мужчины и женщины, сидевшие поверх верблюдов, были одеты как я и как многие зрители. Они махали руками, кричали что-то про Эйкаба и соль. И посреди всего этого раздавался истеричный смех.

Саалим сдвинулся, и прижал к себе руку так, что мы уже больше не касались друг друга.

Едва я успела всё это осознать, как победитель коснулся красного песка, и песчаная пыль полетела в сторону пляжа. Наездники опустились с верблюдов, и хаос стих.

И когда пыль улеглась, я начала понимать. На них не были надеты гутры, и у них не было настоящих мечей, которые носили мужчины у меня дома. На них были надеты не абайи и не хиджабы, как на мне. Это были костюмы.

Это было не празднество в честь пустыни и людей, которые там жили.

Это была насмешка.

И вот теперь поведение Саалима по отношению ко мне обрело смысл. Он стыдился меня.

Но тогда зачем он меня пригласил? Разве он забыл, кто я была такая? Горячий стыд окрасил мои щёки, но я осталась сидеть так неподвижно, насколько могла, и старалась смотреть куда угодно, только не на наездников, которые смеялись и выбрасывали руки в воздух, танцуя, как это делали номады, или прижимались лбами к земле в притворных молитвах. Люди, которые пили и ели вместе с нами, начали похлопывать друг друга по плечам, указывать на участников и собирать свой выигрыш.

Саалим сдвинулся, его смущение росло вместе с моим стыдом.

— Скоро объявят победителя.

Я едва могла дышать. Мои руки дрожали, сердце отчаянно билось, глаза наполнились слезами. Я хотела уйти, но боялась, что это привлечёт ещё больше внимания. Вообще-то, я хотела, чтобы меня поглотило море.

Мы дождались окончания забега. Я досмотрела это мучительное представление до конца. Они насмехались над моим народом. Надо мной. Я надеялась, что Тави не пришла сюда, надеялась, что она была слишком занята у Саиры и не видела этого. Тави, которая приехала в этот город и была готова сделать его своим; которая молилась другому богу и приняла свою новую жизнь, не моргнув и глазом, не должна была увидеть то, что люди, одобрения которых она так отчаянно искала, всё так же насмехались над ней.

Альтаса просила меня не ходить сюда. Почему я её не послушала?

Когда победителю вручили деньги, а недовольного верблюда украсили ненастоящими мешками с солью, Саалим встал. Люди на улице увидели это и преклонили колена. Я сделала то же самое, радуясь возможности скрыть своё лицо. Если Саалим, которого я знала, всё ещё был внутри него, он был погребён слишком глубоко.

Может быть, его женитьба была к лучшему? Теперь я могла оставить свою обманчивую надежду.

Когда мы вернулись во дворец, он остановился, а затем сказал:

— Спасибо, что присоединилась ко мне.

Это было единственное, что он мне сказал с тех пор, как объявили победителя.

Я покачала головой, не в силах подобрать слова.

— Я подумал, что ты присоединишься ко мне за обедом, но…

Он обратил ладони к небу, словно это всё объясняло.

«Но ты солеискательница», — мог бы сказать он.

— У меня другие планы.

Перетирать семена пестиком.

— Конечно.

Он всё не уходил, а я больше не могла выносить эту пропасть между нами, которая только лишь увеличивалась.

— Я пойду, — сказала я.

— Конечно, — снова сказал он.

С каждым шагом моя одежда становилась всё тяжелее.

Когда я вошла в дом, Альтаса читала свою книгу рецептов. Я не знала, что она увидела, взглянув на меня, но она закрыла книгу, вздохнула и быстро встала.

— Детка, — прошептала она и подошла ко мне.

И тогда я расплакалась.

* * *

Альтаса призвала меня на рассвете. Мои веки были всё ещё тяжёлыми от слёз.

Когда я вошла в кухню, она пододвинула мне миску с супом.

— Вот. Я попросила Тхали приготовить его.

Сев за стол, я помешала суп кусочком лепешки. Это был мой любимый суп. Нут с мясом ягненка. Я слабо улыбнулась Альтасе и отхлебнула бульон.

Она села напротив меня и стала наблюдать, как я ем. Её нетронутая миска стояла перед ней.

— Я бы хотела сказать, что они не всегда были такими, но это не так.

Я подхватила кусочек ягненка лепёшкой и подождала.

— Ты знаешь, моя сестра влюбилась в мужчину из этого забытого Эйкабом города. Он бросил её, точно какое-то ничтожество.

— Мне жаль.

— Не надо. Всё это уже в прошлом.

— Поэтому вы здесь?

Она кивнула.

— Я хотела его найти.

Вспомнив то, о чем она мне сказала, я ответила:

— Месть.

Она перекинула длинную седую косу через плечо и фыркнула.

— Вы нашли его? — спросила я.

— Да.

— И что вы сделали? — сказала я, прищурившись.

— Я почти ничего не сделала. Не так сложно убедить других людей сделать что-то вместо тебя, если сказать правильные вещи.

Её глаза коварно заблестели.

Я не хотела знать подробностей. Некоторые вещи лучше было оставить в секрете.

— Но вы всё ещё здесь. И вы всё ещё злитесь.

— Мадинат Алмулихи постоянно напоминает мне о том, что я потеряла, и кто забрал это у меня. Этот город прекрасен, но его жители — гадкие.

Её слова отозвались во мне. Люди здесь действительно были жестоки. Они осуждали и были предвзяты. Мне казалось, что только Альтаса — хотя и в своей грубой манере — а также Кахина и Кас принимали меня такой, какая я есть. Даже Саалим разочаровал меня.

Альтаса проглотила весь свой суп, наклонив миску.

— Когда ты находишь бриллиант, ты стараешься не потерять его.

Она облизала языком губы.

— Они редко встречаются в этом каменном городе.

* * *

Кас сидел на своём обычном месте в пивном доме напротив джальса тадхата.

— Наблюдаю за Одхамом, — сказал он мне в первый раз, когда я встретилась с ним там.

Он не упускал возможности напомнить Одхаму о том, что его деятельность была опасна.

— Боги, ты выглядишь так, словно побывала под копытами верблюда.

Кас запрокинул голову, и я села.

— Что произошло?

Я начала раздумывать о том, стоит ли ему рассказывать. Он мог оказаться так же слеп, как и Саалим.

— Только не говори мне, что ты ходила смотреть забег, — сказал он, когда я не ответила.

Мои плечи опустились, и я кивнула, не в силах ничего произнести, так как боялась опять заплакать. Я чувствовала, как слёзы уже начали подступать к моему горлу.

— Мне жаль, что тебя не предупредили.

— Самое ужасное, — сказала я, и моё горло сжалось, борясь со слезами. — Что меня предупредили. Я просто не думала…

Снова почувствовав стыд и неловкость, я заплакала.

— Прости, — сказала я, вытирая глаза.

Раздался скрежет дерева по камню, и Кас неожиданно оказался рядом со мной. Он притянул меня к своей груди и обхватил рукой.

На мгновение я застыла, но потом позволила ему утешить меня.

— Я сейчас вернусь, — сказал он, когда я взяла себя в руки.

Я проследила за тем, как он зашёл внутрь, и повернулась к джальса тадхату. Его двери были закрыты, единственное окно перед входом было занавешено. Внутри было темно, и я была уверена в том, что внутри происходил арвах.

Кас вернулся с кружкой и поставил её передо мной.

— Гранатовое вино, — сказал он. — Ты когда-нибудь пила его?

— Да. Один раз, — сказала я, вспомнив Хаф-Шату, и как я пила вино со счастливым, но пьяным Фирозом на улице. — Мне оно понравилось.

Улыбнувшись, я сделала глоток и позволила себе вспомнить то, что теперь казалось мне более счастливым временем.

— И пусть все катятся прямо на солнце Эйкаба, — сказал он, после чего сдвинул стул и снова оказался напротив меня.

Шрам на его виске казался глубже, когда тень падала на него при таком освещении.

Я слабо рассмеялась, глядя на него.

— Ты скучаешь по дому? — тихо спросил он.

— Каждый день.

Он кивнул.

— По чему ты скучаешь больше всего?

«По всему», — подумала я.

— По тому, как люди не пялятся на меня так, точно я козёл в женском платье.

Он рассмеялся, а я продолжила:

— По тому, что знаю, куда ведёт каждая улица. По тому, что могу чувствовать смену времён года по ощущению в воздухе. А ещё…

Стоит ли мне рассказать ему о Саалиме?

— Я любила одного мужчину.

Кас умело скрыл своё удивление.

— И где он теперь?

— Не знаю.

Я отказывалась снова плакать, я и так уже опозорилась сегодня несколько раз. Сжав губы вместе, я уставилась на стол.

— Ты всё ещё любишь его?

Мои плечи подались вперёд, когда я вспомнила о вчерашнем дне.

— Я не знаю.

— Ты много чего не знаешь, — сказал он и слегка улыбнулся.

Его сложенные руки лежали на столе, а браслеты тихонько позвякивали на деревянной поверхности.

Я раскрыла рот, чтобы ответить, но прежде, чем я успела это сделать, кто-то выкрикнул моё имя на другой стороне улицы.

— Ты его знаешь? — спросил Кас, глядя на Фироза, который отчаянно махал рукой и направлялся в мою сторону.

— Да, — сказала я и встала.

При виде Фироза я вспомнила обо всём, по чему скучала. Сейчас он был самым близким, что связывало меня с домом. Я побежала к нему.

Найдя утешение в его объятиях, я, однако, немного расстроилась, почувствовав запах алкоголя.

— Фиро.

Неожиданно он напрягся и отпрянул от меня.

— Ты знаешь этого человека? — спросил Фироз, кивая на кого-то у меня за спиной.

Я повернулась.

— Каса? Да.

— Я бы держался от него подальше. Он как камень в ботинке Одхама. И в моём тоже.

— Тише, — прошептала я.

— О, он это знает, — сказал Фироз громче.

Я прижала пальцы к вискам. Я совсем не так представляла себе нашу встречу.

— Он не желает ничего плохого, — сказала я. — Пойдём к нему. Он добр ко мне. Мы друзья.

— Друзья?

Он сделал шаг назад.

— Я не видел тебя на протяжении целой луны, и теперь ты говоришь мне, что вы с ним друзья?

Я вздохнула и посмотрела на ночное небо и на тонкий серебристый месяц. Неужели прошло уже так много времени? Боги, как я устала.

— Если ты здесь только затем, чтобы ругаться со мной, тогда уходи.

Я указала на джальса тадхат, из которого выходили люди и воодушевленно болтали друг с другом. Я увидела, как женщина, которая работала там, прощалась с ними и приглашала присоединиться к следующему арваху.

— Я не хочу ругаться, — сказал он.

Его кудрявые волосы стали длиннее и падали теперь на глаза. Я вспомнила тот тюрбан, что сшила для него его мать, и как он снимал его, как только оказывался на рынке. Он говорил мне, что ненавидел его. Он презирал наш дом так же сильно, как и я, когда мы там жили. Я уверена, что он не скучал по нему, в отличие от меня.

— Ты не посидишь с нами? — спросила я.

Фироз посмотрел на Каса, и пожал плечами.

— Ради тебя.

— Где Рашид? — спросила я, когда мы пошли к столу.

— Работает. Он скоро будет дома.

— Это Фироз, — сказала я Касу, который прищурил глаза. — Мой друг из дома. Только никаких разговоров о работе, ладно? Вы оба должны на это согласиться прежде, чем я сяду между вами.

Кас закатил глаза.

— Она всегда такая?

Фироз уверил его, что это так. А затем рассказал Касу о том, какая я. Я откинулась на стуле. Я была рада тому, что мои друзья нашли общую тему, пусть даже в ущерб мне самой.

Во время их разговора четыре человека в чёрных плащах прошли мимо. Кас посмотрел на них так же пристально, как и я.

— Они везде, — сказал Фироз, когда они ушли.

— Кто? — спросила я.

— Эти люди. В чёрных одеждах. По крайней мере, один такой присутствует на каждом арвахе.

— Кто они?

— Даркафы, — сказал Кас, откинувшись на стуле.

Я перевела внимание с четвёрки на Каса, ожидая продолжения.

Фироз заговорил:

— Они рассказывают о богине и сыновьях. Ждут второрожденного сына.

— Зачем? — спросила я.

Фироз покачал головой.

— Я сам этого не понимаю.

— Чтобы он сменил перворожденного, — сказал Кас.

Теперь он излучал гордость, как человек, который делился слухами.

— Они утверждают, что на арвахах они ищут богиню.

Фироз пожал плечами.

Кас нахмурился.

— Они называли её имя?

— Мазира? А…

Фироз нахмурился, пытаясь найти ответ в своих смутных воспоминаниях.

— Какое неожиданное собрание, — сказал Рашид, подходя к нам сзади.

Он улыбнулся Фирозу, кивнул мне и неохотно представил себя Касу.

— Садись, — сказал Фироз. — Мы разговариваем об этих людях в плащах. Он называет их даркафами.

— Ты что-то о них знаешь? — сказал Рашид, неожиданно заинтересовавшись.

Он огляделся, заметил пустой стул и пододвинул его к Фирозу.

— Конечно, — сказал Кас, скрестив руки.

Рашид наклонился вперёд.

— Даркафы планируют свергнуть короля.

— Ха!

Кас выбросил руки в воздух и ответил Рашиду.

— Свергнуть? Они не такие сильные.

Я озадаченно сказала:

— Я думала, речь о сыновьях.

Рашид нахмурился и посмотрел на Каса.

— Ты, кажется, хорошо с ними знаком.

Кас пожал плечами.

— Они громко разговаривают, и они везде.

Рашид развернулся от Каса в мою сторону.

— У них есть ребенок. Они зовут его хранителем. Поговаривают, что они делают всё, что попросит богиня. Сейчас они ждут её здесь, потому что именно здесь она должна свергнуть короля.

Я взмахнула руками, обращая на себя внимание.

— Свергнуть короля? Я думала, что они ждут второго сына, а не богиню.

Рашид пожал плечами.

— Второрожденный сын уничтожит перворожденного. Вахира должен убить Эйкаб. Король Мадината Алмулихи это…

Он наклонил голову.

— Как это называется? Метафора? Для сына.

— А при чём тут ребенок? — спросила я, снова усевшись на стул.

Эта история была похожа на те, что выдумывали люди, которые брали деньги за вызывание духов.

Пришло время Каса рассказывать. Это было похоже на игру в гамар, когда один рассказчик хотел поделиться более интересной сплетней, чем рассказал предыдущий. Он поставил локти на колени и мрачно перевёл взгляд с Фироза на Рашида, а затем на меня.

— У ребёнка есть джинн.

— Не-е.

Я махнула на него рукой.

— Я могу уверить вас, что нет никакого джинна.

«Ведь я его уже освободила», — хотела сказать я.

— Это напоминает далмуров, одержимых волшебными сказками, которые только сеют недоверие и беспокойство.

Я прищурила глаза и посмотрела на Рашида.

— А что даркафы делают с джинном, и почему они хотят свергнуть короля? Дай угадаю…

Прижав палец к губам, я сказала:

— Они хотят восстановить пустыню? Сделать её лучше?

«Она и так уже восстановлена!» — хотела закричать я.

— Далмуры? — спросил Рашид, который выглядел озадаченно. — О чём ты таком говоришь?

Мой рот раскрылся. Теперь была моя очередь озадачиться.

— Далмуры? Которые носили на себе символ…

Ну, конечно. Мазира сделала так, что никто их не запомнил. Значит, далмуры никогда не существовали? Я посмотрела на троих мужчин. Фироз выглядел совершенно озадаченным. Рашид был удивлен. А Кас выглядел… я не могла описать выражение его лица. Он был в ужасе? Не мог во что-то поверить? Или что-то понял?

Боги, он и так уже, наверное, думал, что я сумасшедшая солеискательница, и теперь я это подтвердила.

— Ой, не берите в голову, — сказала я и встала, собравшись уходить.

Фироз подался вперёд, попытавшись последовать за мной. Он начал кричать, чтобы я остановилась, чтобы объяснила, что я имела в виду, но неуклюже упал на колени.

— Эмель, подожди! — Кас поспешил догнать меня. — Я провожу тебя домой.

— Правда, не стоит.

Я не хотела, чтобы он провожал меня. Мне следовало сказать ему…

— Твой день становится всё хуже и хуже.

Теперь он шёл со мной рядом, подстроившись под мой темп.

— Это так.

— Ты не боишься даркафов?

— Нет.

— Ты живёшь во дворце. Что если они нападут?

— Король готов к этому.

— Что, если у них есть джинн?

Я мельком посмотрела на него, а потом ускорила шаг. Это было абсурдно. Несмотря на то, что мы с ним уважали магию и понимали последствия её использования, он не знал, что меня не волновал джинн из легенд. Я слишком хорошо знала этого джинна. Наконец, я сказала:

— Не стоит бояться джинна.

— Правда? — спросил он с такой недоверчивостью, что я пожалела о своих словах. — А чего ты боишься? — спросил он.

Мы дошли до лестницы дворца. Я поднялась на несколько ступенек, и наши глаза оказались теперь на одном уровне.

— То, чего я боюсь, давно уже в прошлом, — сказала я.

Кас не пошевелился. Он смотрел на меня, нахмурившись, и в свете факела цвет его глаз казался почти серебряным.

Глава 12

Саалим

Клинки ударились друг о друга, и моя рука задрожала. Я подался вперёд, взмахнул мечом влево, затем вправо. Я двигался быстрее, чем следовало, и это было опасно. Но Азим был мастером фехтования, он не причинил бы вреда…

— Боги! — закричал я, когда его меч ударил меня по руке.

Неожиданно мне почудилось, что я почувствовал боль, и как потекла кровь. Я запаниковал. Но тут же вспомнил, что мы дрались на учебных мечах.

Азим ухмыльнулся и сказал:

— Вставай. Ещё раз.

Я встал.

— Медленнее, Саалим. Это урок, а не война.

И мы продолжили. Азим критиковал то, как я держал плечи, как ставил ноги и вращал запястьем.

— Давай прервёмся, — сказал он. — Твои мысли заняты чем-то другим. Расскажи мне.

У Азима было правило: никаких разговоров во время тренировки.

«Когда ты разговариваешь, ты невнимателен», — говаривал он.

— Нет, — сказал я начальнику своей армии. — Всё нормально. Давай продолжать.

Если даркафы планировали напасть, я должен быть готов. На этот раз я собирался сражаться на улицах вместе со своим народом.

— Саалим, сядь.

Азим указал на один из нескольких стульев в пустом помещении. Пол здесь был покрыт грязью, а рядом находились конюшни, предназначавшиеся для лошадей, если погода не позволяла выводить их на арену. Это было лучшее место для тренировки с мечами.

Мой меч потяжелел в руке, я опустил его кончик в грязь и потащил за собой к скрипучему деревянному стулу.

Азим сел напротив меня на такой же древний стул, который прогнулся под его весом. Он откинулся назад. Мягкая кожаная ткань, покрывавшая его спину и ноги, указывала на человека, который жил в достатке, а морщины на его лице и шрамы на руках указывали на то, как это человек их заработал.

Он был мне как второй отец, но дело было не в его доброте и не в том, что он меня понимал, а в том, что он не выносил слабость, постоянно учил меня, и терпение его было безграничным. Он защищал Алмулихи, когда я не смог этого сделать. Он был хорошо подготовлен, тогда как я был заносчивым и глупым.

— За даркафами наблюдают, — уверил меня Азим. — Никто из них не носит с собой оружие. Завуалированные угрозы — это недостаточный повод для того, чтобы их схватить. Если мы будем арестовывать каждого, кто бросает вызов трону…

— Я знаю.

— Расспросы никуда нас не завели.

Не то, чтобы эти даркафы что-то скрывали. Они достаточно открыто обо всём рассказывали: когда-то давно богиня поручила их предкам охранять сокровище: запертый ящик. Никому нельзя было открывать его, кроме богини, а она должна была вернуться, как только король пересечёт пустыню.

И когда она вернётся, как они говорили, второрожденный сын уничтожит перворожденного.

Никто не знал, как это случится, и никто не признался в нападении на Мадинат Алмулихи. Нассар сказал, что большинство из них страшила мысль об убийстве. И что они были просто безумцами, почитавшими богиню.

Но я ему не поверил.

— Они не носят с собой оружие, — сказал Азим. — За ними наблюдают. Дворец охраняют. Ты не останешься один.

Вероятно, в этом отчасти и состояла проблема.

— Мы многое о них не знаем. Та роль, что отведена Мазире и её сыновьям в их сценарии, всё больше и больше меня озадачивает.

Азим кивнул.

— Они не первые фанатики в этих землях.

— Нам нельзя терять бдительность.

Азим покачал головой.

— Я никогда её не теряю.

Он положил ладонь на рукоять меча.

— Это всё, что тебя волнует, или мы должны ещё что-то обсудить?

Он сказал это так, словно говорил с маленькой девочкой.

Я рассмеялся, встал и поднял меч. Его лезвие сверкнуло у меня перед лицом.

Мои плечи болели, а лоб был покрыт потом, когда я пошёл искать Фаразу в конюшнях. Я прижал руку к её шее и пообещал ей, что я скоро выведу её на прогулку.

«Когда это будет безопасно», — подумал я.

Я направился во дворец, пересёк площадь, и увидел Альтасу, которая в спешке выходила из дома.

— Куда ты идёшь? Может быть, стоит позвать слугу, чтобы он помог тебе?

У неё могло хватить сил на прогулку, но меня беспокоили карманники и воры.

— Нет. Я только схожу на рынок.

— Уже почти ночь.

Рынок закрылся бы к тому времени, как она добралась бы до туда.

— Я это знаю.

Она приложила руку ко лбу, прикрыв глаза.

— Для меня он всегда открыт.

Я кивнул ей, и она исчезла.

Нассар ждал меня к ужину, но солнце ещё не зашло, поэтому у меня оставалось ещё время. Я решил вернуться в свою башню и заняться накопившейся корреспонденцией. Мне надо было разрешить спор хаяли — они постоянно случались — а ещё какой-то торговец был разгневан из-за того, что ему заплатили неполную стоимость за его товары и утверждал, что их цена выросла из-за песчаной бури. Это были привычные обращения для сегодняшних дней. Я и так уже слишком долго ждал, чтобы заняться ими, но мысль о том, что Эмель могла быть одна в доме Альтасы, заставила меня принять другое решение.

Как и все эти люди, которые ждали моего ответа на свои вопросы, Эмель давно уже должна была получить мои извинения.

Я ещё не видел её после забега верблюдов, с момента которого прошло уже много дней.

Никогда я не чувствовал себя таким глупцом, как в тот день. Я совсем забыл о её происхождении, и забыл о том, как проходил этот забег… я закрыл глаза, и мои руки снова сжались в кулаки. Я всего лишь хотел познакомить её с одной из традиций Алмулихи. Я совсем не подумал о том, то могло произойти. После такого моя мать заставила бы меня пойти спать с козлами.

Слуги в саду засуетились, поспешив заняться делами, когда я прошёл мимо них. Словно им неожиданно приспичило начать подрезать кусты. Надия любила эти сады. Я часто дразнил её за то, что ей нравится работа, предназначенная для слуг, но теперь я понимал, что её любовь к подрезанию цветов была похожа на мою любовь к фехтованию. Каждому из нас нравилось что-то своё.

Из дома Альтасы поднимался дым. Если Эмель не было дома, то я собирался снова попросить Мариам поговорить с Альтасой о том, чтобы она не оставляла огонь без присмотра. У Захары была такая же проблема, и моя мать чуть не выгнала её, беспокоясь о том, что дворец может загореться. Когда я подошёл, я увидел, что дверь в дом Альтасы открыта. Изнутри раздавалось шуршание.

Эмель стояла ко мне спиной; она нагнулась над столешницей и методично над чем-то работала.

Я постучал костяшками пальцев по двери.

Эмель не испугалась, как это сделала бы Надия, если бы я подкрался к ней. Когда она увидела, что это я, она быстро отложила нож, вытерла руки и поклонилась.

— Извини, что беспокою.

— Что тебе нужно?

Она поспешно убрала всё со стола, переложила вещи на столешницу, за которой она работала, и выдвинула стул.

Она была одета, как любая другая работница в Алмулихи. Эта чёртова одежда была причиной того, почему я забыл о её происхождении.

Прежде, чем я успел ответить, она жестом указала на стул.

— Может быть, чаю?

Она теребила руками свою одежду, и мне показалось, что она нервничала так же, как и я.

Моя мать учила меня, что людям нравится делиться, и если они предлагают тебе что-то, нужно принимать предложение из вежливости.

— Я бы хотел выпить чаю.

Я сел за стол и принялся ждать.

Она сняла с огня чайник. Я не мог оторвать от неё глаз. Она же ни разу не посмотрела на меня.

Я сделал глоток чая. Он оказался неожиданно сладким.

— Тебе не нравится?

Я покачал головой.

— Мне очень нравится.

— Что тебе нужно? — снова спросила Эмель и села на стул, взяв кусочек плоского дерева и угольный карандаш. — Я могу начать сегодня; я почти закончила с другими лекарствами.

Я наклонился вперёд и отодвинул деревяшку. На кончиках моих пальцах осталась угольная пыль.

— Ничего не надо. Я пришёл извиниться.

Моя рука лежала теперь рядом с её. Пальцы Эмель потемнели в том месте, где они касались угольного карандаша. Она положила руки на колени.

— Я забыл про суть забега. Я забыл о том, как ты можешь к нему отнестись.

— И как я к нему отнеслась? — спросила Эмель.

— Как к дешевому представлению, высмеивающему тебя и твою семью, твоих соседей и друзей. Прости, что пригласил тебя. Но больше всего мне жаль, что в Алмулихи существует такая традиция.

— Людям вроде меня здесь не рады, — сказала она, не с грустью, а так, словно это было само собой разумеющимся. — Я не ожидала, что город, куда приезжает так много путешественников, может быть таким жестоким.

Не было никаких сомнений в том, откуда была Эмель. У неё была тёмная кожа, а её лицо было упрямым и умудрённым опытом. Она не смогла бы спрятаться в этом городе, даже за хиджабом.

— Это нельзя извинить.

Я знал, откуда пошли все предубеждения — солеискатели занимали чужие должности и дома. Они поклонялись более сердитому брату. А если солеискатель что-то крал или проявлял жестокость? Боги, это клеймило всех остальных солеискателей. Это было несправедливо, но такова была реальность. За ними наблюдали более пристально, особенно после нападения.

— Я хочу, чтобы ты познакомилась с другой стороной Алмулихи, — сказал я, наконец, тут же почувствовав себя глупо.

Почему я продолжал развивать это… что бы это ни было между нами? Мои пальцы крепко сжались. Я сидел тут и умолял её дать мне ещё один шанс.

— Что ты хочешь мне показать?

— Фальса Мок. Парад будет проходить перед дворцом. Посмотри его с нами. Это гораздо более интересное и стоящее представление в Алмулихи, чем забег. Устраиваются большие пиры и празднества… конечно, мы тоже будем пировать. А ночью…

Я улыбнулся. Ночь должна была быть великолепна, но я не хотел испортить для неё сюрприз.

Уголок ее губ приподнялся. Я постарался не смотреть на него слишком долго.

Я продолжал:

— Это сложно описать. Ты, конечно, и так всё увидишь, но если ты присоединишься к нам, у тебя будут самые лучшие места.

— Думаю, тебе будет, что справлять, учитывая предстоящую свадьбу.

Моя улыбка исчезла.

— Так и есть.

— Почту за честь отпраздновать её с тобой, — сказала она.

И вместо того, чтобы поднести чашку к губам и снова её опустить, она даже не пошевелилась. Наши взгляды словно танцевали — она смотрела на меня, затем отводила взгляд в сторону, и я делал то же самое.

— У нас тоже проводятся зимние и летние фестивали.

— Хаф-Шата и Хаф-Альсаф.

Слова вырвались у меня изо рта прежде, чем я успел подумать о том, что говорю. Откуда я это знал?

Эмель уставилась на меня, словно увидела что-то волшебное.

— Ты помнишь? — прошептала она.

В её голосе послышалось удивление и… надежда? Я ничего не понимал. Почему она сказала «ты помнишь», словно я должен был знать? Должно быть, мы разговаривали с ней об этом в путешествии до Алмулихи.

Когда я ничего не ответил, Эмель описала мне празднества — то, как они покрывали землю коврами, как развешивали ткань, которая напоминала холодный ветер или летний закат, и как гости надевали одежду всевозможных цветов и в неограниченных количествах пили напитки и ели еду, предоставляемую Алфааром.

— А ты, — сказал я, когда она сделала паузу. — Ты и твои сестры были в центре всего этого, не так ли?

Я почувствовал отвращение, гнев.

— Вы собирали деньги с богатых и отдавали их Алфаару?

Её колено коснулось моего, и она отдёрнула ногу. Я сдвинулся, чтобы мы снова могли коснуться друг друга. Я почувствовал тепло её кожи сквозь несколько слоёв одежды. Её ладони были крепко прижаты к столу и находились недалеко от моих. Я сдвинул руку, но она как будто неожиданно вспомнила что-то, встала и подошла к полкам. Казалось, что банки и пузырьки на них стояли в полнейшем беспорядке. И лишь некоторые из них были подписаны.

Почему она так неожиданно встала? Я снова откинулся на своём стуле. Она, должно быть, считала меня не лучше Омара.

— На что похож Фальса Мок?

Она достала банку с верхней полки, понюхала её и поставила перед собой. Затем проделала то же самое с несколькими другими банками, после чего начала доставать из них по щепотке и раскладывать на рабочей поверхности.

— На Хаф-Шату. Только в нём принимает участие весь город. Парад собирает толпы людей. Некоторые из них начали подготовку к фестивалю ещё в прошлом году. Это праздник в честь города, торговли и людей, живущих здесь.

— В нём принимают участие только местные?

В тоне её голоса послышались обвинительные нотки.

— Необязательно, — сказал я. — В этом году участников выбирал Нассар.

— А до этого?

— Моя мать.

— О.

— Нет, — сказал я. — Всё в порядке. Моей матери нравился Фальса Мок. Я даже не думал, что мы продолжим традицию этим летом после… всего, что случилось. Но мы решили, что она бы этого хотела. И люди тоже этого бы хотели. У них произошло столько изменений… новый король, больше стражников, более строгие правила торговли. Мне кажется, будет правильным оставить им их привычные радости.

Эмель вернулась за стол. Она поглядела на меня своими тёплыми глазами и вытерла руки об одежду. Она принесла с собой небольшую баночку, заполненную грязноватой жидкостью.

— Ты сказал, что знаешь что-то про даркафов, — сказала она, наконец.

— Да.

— Я слышала о джинне.

Когда-то я бы рассмеялся над этим. Но теперь я вспомнил о воде, которая появилась так, словно её надул ветер.

— О джинне, — повторил я.

То, как это слово завибрировало у меня в груди, показалось мне знакомым. И ужаснуло.

— Даркафы утверждают, что у них есть джинн?

Она крепко сжала край стола.

— Или был? Может быть, они его охраняли. Я не знаю.

То, как сморщилось её лицо, когда она произнесла эти слова, сказало мне о том, что она переживала об этом больше, чем следовало.

— Мы тщательно всё проверяем, — сказал я, пытаясь её успокоить.

Но затем я вспомнил о том, что сказали мужчины в чёрных плащах, находившиеся в храме.

Ребёнок всё ещё носит его.

— Солдаты не смогут остановить джинна, — упрямо сказала она.

Встав со стула, я сказал:

— Нет, но, если бы это было правдой, и даркафы собирались использовать джинна, чтобы свергнуть меня, разве они уже не сделали бы этого?

Я потёр руки друг о друга и отодвинул чашку от края стола.

— Спасибо за чай. Тебе надо научить Тхали готовить его, чтобы он получался именно таким.

Эмель нахмурилась и последовала за мной. А затем сказала:

— О, я совсем забыла.

Она взяла маленькую баночку со стола. Передав её мне, она сказала:

— Это тоник. Он как мазь. Альтаса сказала, что он лучше тебе поможет, но ты не хочешь его принимать. Может быть, тебе стоит попробовать?

Я взял холодную банку. Эмель была права, я не стал бы брать тоник у Альтасы. Я не привык пить что-то, что готовили для меня другие люди. Отец учил меня опасаться подарков, которые могли меня отравить или убить. Но я почему-то доверял Эмель.

— Я приму его. Спасибо.

* * *

Коридор был пуст, когда я вернулся в свою башню, мои сапоги громко скрипели по полу в этой пустоте. Где все стражники? Может быть, на кухне — или в уборных? Но лучше бы им не оставлять так много мест без присмотра.

Ступеньки почти исчезли у меня под ногами, когда я побежал вверх по лестнице.

Когда я сел за рабочий стол, у меня за спиной раздалось шуршание, которое начало быстро приближаться в мою сторону.

Я потянулся за ножом, который держал на столе, но там оказалось пусто. Я оттолкнул стул назад в надежде испугать того, кто ко мне приближался, и развернулся. Какой-то мужчина кинулся в мою сторону с моим ножом, который он неуклюже сжимал своими пальцами.

— Он здесь! — его крик эхом разнесся вокруг.

Мужчина отступил назад и выставил нож вперёд, словно пытался себя защитить.

У меня не было времени, чтобы что-то придумать. И поскольку я был безоружен, я тоже отпрянул назад по направлению к своему мечу. Поскольку у мужчины были короткие волосы, перчатки на руках и шрамы на голове, я понял, что это один из даркафов.

Он кинулся к лестнице, когда увидел, что я начал отступать. На столе, где также стоял таз с водой, лежал мой меч. Я направился к столу, не сводя глаз с мужчины, после чего сжал рукоять меча и взмахнул лезвием перед собой.

Мужчина остановился, после чего развернулся и попытался сбежать.

Я ринулся вперед, мой меч сверкнул в воздухе.

За спиной мужчины промелькнуло что-то чёрное. Я развернулся, чтобы защитить себя, но человек с капюшоном на голове пронёсся мимо нападавшего и побежал вниз по лестнице.

Мужчина и я начали ходить кругами вокруг моего стола, пока он не оказался спиной к лестнице. Я подался вперёд в надежде, что он может споткнуться и упасть на спину. Но он выбросил руку в сторону, схватил таз со стола и быстрым движением скинул его на пол. Вода и куски керамики разлетелись по полу. Деревянный стол опрокинулся следом. Мужчина развернулся и побежал вниз по лестнице.

Выпрыгнув из мокрого хаоса, я погнался за ним по коридору.

— Стой!

Где эти чёртовы стражники?

Я бежал за ним, пока он не исчез в саду.

Я нашёл стражников у входа в сад. Они прислонились к стене, выложенной плиткой, их мечи болтались на поясе.

— Даркафы проникли во дворец! — закричал я им.

Они услышали мой хриплый голос, мою взволнованность, зов своего короля, и их глаза тревожно округлились. Они пронеслись мимо меня, не сказав ни слова, забежали во дворец и, разделившись, начали прочёсывать помещения.

Я остался стоять один — моя грудь вздымалась, пока я пытался понять, как это произошло. Но через мгновение двое стражников выбежали из дворца и присоединились ко мне.

— Король Саалим, — крикнул Тамам, его обычно спокойный тон голоса был омрачён досадой. — Мы их ищем. Оставайтесь здесь.

По тому, как он посмотрел на дворец, я понял, что он предпочёл бы находиться внутри и искать даркафов.

— Где были стражники? Я не увидел ни одного, когда проходил по дворцу прямо перед нападением.

Я уже кричал. Другой стражник отошёл от меня на один шаг.

— Амир созвал собрание…

— Это не может повториться! Стражники не могут вести себя так расслаблено, не могут находиться в другом месте.

Я провёл руками по волосам.

— Наш дом — наша свобода и наши жизни — будут поставлены на кон, если у меня заберут трон!

Я не мог потерять корону.

Хвала Вахиру, что здесь не было Елены. Что если бы с ней что-то случилось? Я вспомнил о своей матери, которая погибла от мечей нападавших. Я не мог снова подвести своих людей.

Дворец прочесали очень быстро. Даркафы сбежали. Единственное, что напоминало теперь о нападении — разбитый таз, разлитая вода и перевёрнутый деревянный столик.

Азим встретил меня в гостиной. Лёгкие занавески, которые вздымались на окнах, были слишком нежными, слишком спокойными. Моё сердце колотилось, руки были так крепко сжаты в кулаки, что начали болеть. Мне хотелось сорвать эти занавески.

— Твоя мать была бы разочарована, если бы ты уничтожил её дом.

Он указал на занавески.

— Моей матери было бы всё равно.

Я грустно рассмеялся.

Азим покачал головой.

— Не стоит этого делать, Саалим.

Он был прав, я вёл себя как ребёнок. Но я был в ярости.

— Где была стража?

Азим покачал головой и уставился на свои руки. Тяжёлое раскаяние вдавило его в стул.

— Это мой недосмотр. Не понимаю, как я мог допустить такую ошибку.

Он сжимал и разжимал пальцы. Он взглянул на меня лишь однажды, когда признал свою ошибку. А затем опустил взгляд на руки и растеряно нахмурил лоб.

Такая небрежность была ему совсем несвойственна.

— О чём ты только думал?

— Я… — он встретился со мной взглядом. — Не думал.

Пламя моего гнева поутихло, когда он сделал это признание. Несмотря на то, что ему было несвойственно быть таким беспечным, я видел, что точно такие же мысли крутились и в его голове.

— Дворец надо закрыть полностью, — сказал я, наконец.

Обычно дворец был открыт для жителей Алмулихи, которые вели здесь дела. Но сейчас это было небезопасно. Никому нельзя было доверять.

Он кивнул.

— Я немедленно распоряжусь.

Я вернулся в свой кабинет, когда Азим ушёл, всё ещё озадаченно потирая лоб. Столик поставили на место, а разбитый таз убрали. Мой нож лежал на письменном столе. Я осмотрел всю комнату, но ничего не пропало. Как и в моей спальне. Всё выглядело так, словно внутри этих комнат не было никого кроме меня и слуг.

В ванной комнате на полке стоял кувшин моей матери, наполненный водой, там, где я его и оставил. Вокруг него лежали засохшие чёрные хлопья краски с перчаток даркафов. Что они делали в моей ванной комнате? Движимый остаточным гневом, я поднял кувшин и бросил его в стену. Вода и куски керамики снова разлетелись во все стороны.

Я тут же пожалел об этом. Особенно после того, как мне пришлось объяснять испуганному охраннику, что всё было в порядке. Ещё одна часть моей матери была безвозвратно утеряна.

Вернувшись в кабинет, я осмотрел полки. Игрушечный солдатик из моего детства лежал на боку за вазой. Вырезанный из дерева человечек стоял по стойке смирно с прямым мечом на боку. Большинство мужчин носили ятаганы, но не люди во дворце. Не мой отец. Наши мечи были прямыми, как у этого солдатика. Я взял человечка, но заметил, что от него остались только ноги. Его меч, туловище и голова пропали. Когда он сломался?

Вернувшись к столу, я начал просматривать письма.

Соляные шахты, торговля, приглашения. Ибрагим предлагал мне навестить его. У меня не было желания. Нассар мог поехать вместо меня. Я собрал письма в стопку для того, чтобы отдать их Нассару. Как я и предсказывал, хаяли снова превратились в недружелюбных торговцев. Если бы не моя мать, они бы уже давно вцепились мне в глотку. Я бросил их письма в ту же кипу, что предназначалась для Нассара. О, а вот это было нечто. Какая-то женщина писала, что её мужа убили в поселении Алфаара, которое теперь принадлежало мне. Она скорбела, она злилась, а ещё её людей оставили без правителя. Письмо отправилось в кипу писем для Мариам. Она могла задобрить её солью и подарками. Мне надо было написать Усману, чтобы он лучше работал.

Взяв очередное письмо, я испустил вздох. Боги, мне надо было возвращаться в пустыню. Столько всего требовало моего внимания. Я уронил голову на руки. По правде говоря, мне не хотелось покидать свой город в ближайшее время.

Наконец, я взял последнее письмо. На нём не было отметки о том, когда оно было отправлено, словно кто-то лично принёс его во дворец. На секунду я подумал об Эмель, но, когда открыл письмо, почерк оказался слишком элегантным. Оно было написано тем, кто был хорошо образован — как я или мой брат и сестры.

Саалим,

Если ты держишь в руках это письмо, значит, ей удалось это сделать. Я рыдаю при мысли о том, что ты вернёшься к нам, потому что я скучаю по тебе.

Мне столько надо тебе рассказать, но я боюсь, что во всём мире не хватит пергамента.

Остерегайся Захары. Она не умерла. И она хочет свергнуть тебя с трона. Я не знала об этом, когда она обучала меня. Жаль, что я этого не знала, иначе я бы её остановила. Остерегайся её, Саалим. Она может выглядеть не так, как раньше.

И, наконец, у неё есть кое-что, что может ей в этом помочь. Ходят слухи, что это джинн, и очень многие видели армию людей в чёрных одеждах. Будь осторожен.

Если я тебе понадоблюсь, я сейчас в пустыне. Это единственное место, где я наконец-то почувствовала себя дома.

С большой любовью,

Эдала

Мои руки задрожали, когда я уставился на слова, пытаясь поверить в то, что это была ложь. Жестокая шутка, которую кто-то решил сыграть со мной.

Потому что Эдала не могла быть жива. Это было невозможно.

Моя сестра, как и все остальные члены моей семьи, была мертва.

Глава 13

Эмель

Завязав бечевку на пятом пакете с травами, которые Альтаса попросила отнести меня этим утром, я вспомнила о нитях, которые переплетали между собой мы с сёстрами, чтобы скоротать время. Тави и я сидели обычно бок о бок, тянули за нити и складывали их то так, то эдак.

— Моя сестра хорошо бы с этим справилась, — сказала я Альтасе, которая набивала мешки быстрее, чем я успевала их завязывать.

Она подняла на меня глаза.

— Почему бы ей не прийти и не помочь, если она может справиться быстрее тебя?

— Я уверена, что она слишком занята, чтобы видеться со мной.

— Ну, а я не очень-то вижу, чтобы ты стремилась выбраться отсюда, чтобы повидаться с ней.

Я затянула узел так сильно, что верёвка резанула по моим пальцам.

— Ей уже всё равно, навещаю я её или нет.

— Не думаю, что это правда. Не стоит недооценивать любовь, которую мы испытываем к членам семьи. Только тяжёлый проступок может разрушить такие отношения.

Я подумала о своём отце, который меня едва ли интересовал. По которому я даже не плакала, когда он умер. Он совершил много тяжких проступков.

Неожиданно Альтаса перестала набивать мешки.

— Вот моей сестре точно было всё равно, навещала я её или нет.

Я остановилась и в ожидании посмотрела на неё.

— Она была красивее меня.

Альтаса похлопала себя по щеке.

— Я знаю, это тебя удивляет. Она должна была выйти за хорошего человека. Мои отец и мать вложили все, что имели, в её приданое, и вот она идёт и находит мужчину, которому не нужна жена. А потом узнает, что беременна.

Покачав головой, она снова продолжила складывать травы в мешки.

— Из-за неё наша семья лишилась последней возможности жить в достатке. Я не знаю, испытывала ли она чувство стыда или гнев. Но я никогда от неё не отрекалась. Никогда не позволяла ей думать, что её не любили.

Я вспомнила о том, как мы с ней ели суп после забега верблюдов. Несмотря на то, что она не одобрила моё решение, она точно так же не отреклась от меня.

— Вы поэтому поехали сюда за ней?

Как бы я хотела, чтобы Тави последовала за мной, чтобы она хотела меня видеть, нуждалась во мне.

— Где она теперь?

— Оставила меня здесь. Я подозреваю, что она вернулась домой. Не знаю, жива ли она ещё.

Я испустила глубокий вздох.

— И эта история должна заставить меня почувствовать себя лучше?

— Несмотря на то, что её больше нет со мной, я ни о чём не жалею.

***

Позже в этот же день Кас повёл меня на берег, не переставая говорить мне о том, что мы почти пришли.

Дворец остался далеко позади нас. Эта часть берега была более каменистой, и камней появлялось всё больше, чем дальше мы шли.

— Мы на месте, — сказал Кас и указал на какую-то груду камней.

Обернувшись на дворец, который был теперь размером с мой большой палец, я застонала.

— Мы проделали весь этот путь ради этих камней?

Он щелкнул языком, как это делала Хадийя, когда я начинала разговоры о торговле солью в зафифе, после чего двинулся в сторону камней, завернул за один из них и исчез.

— Кас?

Я быстро последовала за ним. Проведя рукой по грубой поверхности камня, я начала обходить его, и вдруг заметила небольшую расщелину, куда мог пройти лишь один человек.

— Кас? — позвала я.

Мой ответ эхом вернулся ко мне.

Ничего.

Я вошла внутрь, прошла немного вперёд по открытому пространству и за очередным поворотом обнаружила дыру. Вскоре солнечный свет стал тусклым за моей спиной.

Содрогнувшись, я поняла, что нахожусь в пещере.

— Кас? — сказала я чуть тише.

Его имя отразилось от стен, как и звук набегающих волн. Я услышала плеск воды и тихий металлический стук.

Как вдруг что-то просвистело, и передо мной появился Кас. Он стоял на расстоянии вытянутой руки в оранжевом свете огня.

— Боги! — громко вскрикнула я.

Кас так же громко рассмеялся.

Я шлепнула его по руке.

— О чём ты только думал? Я могла тебя убить.

— Ты? — он рассмеялся ещё сильнее. — Разве ты способна кого-то убить?

— Я бы не стала так говорить, если бы не могла этого сделать.

Я прошла дальше в пещеру, тени от фонаря начали плясать вокруг меня.

— Как ты его зажёг?

— Я уже приходил сюда сегодня и заранее зажёг его. Если бы ты увидела, что я взял с собой фонарь, это испортило бы сюрприз.

— Но, когда я зашла, было темно. А потом стало светло.

Я снова посмотрела на него. Он поднял фонарь вверх и осветил им неровные стены и низкий потолок.

— Я накрыл его, вот так.

Он приподнял тёмное одеяло, которое держал в другой руке.

Оглядевшись вокруг, я спросила:

— Что это вообще за место? Пещера си'лы?

— Си'лы?

В его голосе послышалась обида.

— Почему всё самое интересное приписывают злому духу? Почему бы не назвать это пещерой чудес?

Он пошевелил пальцами, как будто колдовал.

Я дошла до конца пещеры — точнее до нагромождения камней — и вернулась обратно. Пещера оказалась длинной и узкой. Здесь было не на что смотреть, и мне стало интересно, зачем он привёл меня сюда.

— Это старая соляная шахта, — сказал, наконец, Кас, указав на груду камней. — Если бы она не обвалилась, её, наверное, всё ещё продолжали бы использовать.

— Я никогда не была в пещере. Или в соляной шахте.

Было в этой пещере что-то уютное. Она была уединенной, закрытой. Безопасной.

— Именно поэтому я решил, что тебе она понравится. Она находится ближе всего к городу.

Пещера напомнила мне про упавший купол, в котором мы укрылись с Саалимом.

— Но мы не можем долго здесь оставаться, — сказал Кас. — Когда вода прибывает, пещера наполняется. Вода может доходить до колена.

Его улыбка так контрастировала с тем чувством страха, которое я испытала. Меня не успокаивало то, что здесь было мелко. Если сюда заходили течения, я не хотела оказаться рядом с ними. Он уверил меня, что прилива не будет ещё некоторое время, и сел у стены.

— Чего бы ты пожелала? — спросил он.

— Пожелала?

— Если бы джинн существовал.

— Опять это разговор?

Я постелила одеяло рядом с фонарём и села. Теперь, когда я оказалась в тени пещеры, я начала замерзать.

Его улыбка была мягкой, как песок. Помолчав немного, он снова спросил:

— Каким было бы твоё желание?

Прижав колени к груди, я начала растирать ноги, чтобы согреть их.

— Я бы ничего не пожелала.

Он прищурился.

— Это неправда.

Тёплый ветерок проник в пещеру, и я закрыла глаза, когда он обдал моё лицо.

— Это так.

И это была правда. Магии больше не было места в моей жизни.

— Даже если бы я что-то пожелала, желание всё равно исполнилось бы не так, как мне бы этого хотелось.

Не говоря уже про последствия.

— Да будет так. Скажи мне, чего ты хочешь. Готов поспорить, что я могу дать тебе это, не прибегая к магии.

Это было очень на него похоже — пообещать что-то большое. Буквально вчера он поклялся Мазирой, что может собрать армию и украсть корабль, на котором он провезет меня по всему морю.

Но сейчас мне не хотелось никуда плыть, как бы ни привлекали меня гитары и северный виноград. Кас не мог дать мне то, чего я хотела. Жизнь в Мадинате Алмулихи была неплохой, если не обращать внимания на взгляды и вопросы о доме. Единственное, чего мне осталось желать — это Саалим, да и то я уже не была уверена в том, что всё ещё его хотела. Он не только был помолвлен, но и не был тем Саалимом, которого я знала. Мечтала ли я пройти с ним рука об руку по берегу? Я уже не была в этом уверена.

— Ты всё ещё размышляешь над ответом? — спросил Кас. — Или забыла то, о чём я спросил?

Он наклонил ко мне голову, его шрам находился теперь в тени.

— Любовь, — сказала я, не заботясь о том, что это могло прозвучать глупо. — Найди мне её.

Он посмотрел на свои руки.

— Ты хочешь той любви, которая когда-то была у тебя.

Он говорил так уверенно.

Я вздохнула.

— Можешь не рассказывать мне об этом.

Он закрыл глаза и прислонился головой к камню.

— Вообще-то это неважно. Хотя… я иногда задаюсь вопросом, не дурак ли я, что всё ещё пытаюсь добиться тебя?

— Кас, — прошептала я.

— Прости, наверное, это слишком. Я просто подумал, что… но затем я решил, что если я это сделаю, и, возможно, ты чувствуешь то же самое…

То же самое? Что он чувствовал? В последние две луны мы так часто с ним виделись, особенно после забега верблюдов. Казалось, что он понимает меня, в отличие от Фироза, Тави и Альтасы. Он знал, что у меня в голове и на сердце.

— Откуда ты? — спросила я его.

Может быть, он был из пустыни, как и я? Это бы многое объяснило.

— Что это за вопрос…

Я приблизилась к его лицу, и его вопрос смыло вместе с волнами. Он не выглядел как солеискатель, но его родители могли быть номадами. Он никогда не говорил о доме. Пламя отражалось в его глазах, а руки нервно двигались. Сейчас он выглядел ранимым и не был похож на Каса, которого он показывал всем остальным — хвастливого и гордого. Эта ранимость слегка смягчила меня.

А чего добивалась я? Кас был добрым. Он был, определенно, красив — хотя и не богат. Я вспомнила о Пинар, своей сестре, которая всегда предпочитала богатых красивым. Я улыбнулась при этом воспоминании.

— Ты смеёшься надо мной? — спросил Кас, и лёгкая, хотя и удивленная улыбка, приподняла его губы.

— Нет! — сказала я, захихикав ещё сильнее и замахав руками. — Я смеюсь над всем этим.

Вероятно, напряжение постепенно ушло, и Кас тоже начал смеяться. А затем мы с ним засмеялись ещё сильнее, заполнив пещеру своей радостью.

С любовью жизнь становилась ярче. Вероятно, я могла найти любовь с Касом.

— Кас, — сказала я, перестав смеяться.

Что я собиралась ему сказать? Я не хотела потерять своего единственного друга.

— Я не говорю тебе «нет».

Я осторожно положила свою руку на его.

— Мне этого достаточно.

Он обхватил мою ладонь пальцами. Его рука была холодной.

Мы встали и, держась, за руки, точно дети, продолжили смотреть только друг на друга.

А затем он сказал:

— Эмель.

Он приблизил ко мне свое лицо, и я знала, что он собирается сделать. Почему меня заботило то, что мужчина мог меня поцеловать? Я делала это всю свою жизнь.

Обратив к нему лицо, я подождала. Он быстро коснулся губами моих губ. И никакая магия не заставила мои пальцы потеплеть, а запах Мадината Алмулихи не окутал меня с головы до ног. Это был всего лишь Кас.

И я решила, что это было нормально.

Когда я не вздрогнула и не отпрянула от него — как он, наверное, ожидал — его серые глаза встретились с моими. Они ярко сияли. Это не были глаза Саалима.

Я закрыла глаза.

Не думай о нём.

Тепло тела Каса было теперь совсем рядом, и я почувствовала, как его губы снова прижались к моим. На этот раз я позволила себе это почувствовать, почувствовала его. Это был не Саалим, но — боги — я не могла всё время их сравнивать.

Он был тёплым, он был нежным. Его губы двигались поверх моих, и я начала делать то же самое, задабривая его и приглашая остаться. Видишь, Кас? Всё не так уж плохо. Возможно, мы можем сделать друг друга счастливыми.

Его пальцы оказались на моих плечах и начали медленно двигаться вокруг шеи, вдоль косточек, которые покоились в её основании, и, наконец, вниз по моей груди.

Он остановился. Вероятно, этот жест показался ему слишком интимным. Почему он остановился? Кас отступил от меня на шаг, и когда я осмелилась взглянуть на него, то увидела, что он с любопытством меня разглядывал.

— Что такое? — спросила я, неожиданно почувствовав себя ужасно неловко в этой пещере.

— Прилив начался.

Он указал на свои ноги и, конечно же, я увидела воду, которая начала затекать в пещеру. Не говоря ни слова, я последовала за ним наружу. Мои глаза заболели, когда мы вышли на яркий дневной свет.

Мы мало разговаривали на обратном пути. В основном говорил Кас. Он показывал на различные здания рядом с берегом и рассказывал о семьях, которые там жили.

Может быть, я сделала что-то не так? Неужели я была настолько непривлекательна? Все эти годы, что меня отвергали женихи, пронеслись у меня перед глазами, словно подтверждая это. Неужели, я была недостойной? Но ведь это было неправдой. Отказы происходили из-за магии Саалима.

Наконец, мы дошли до каменных ступеней, которые вели в центр города. Рядом с большими торговыми кораблями я увидела туннель, в который заехала маленькая лодка с двумя людьми на борту, и сетью, в которой извивалась серебристая рыба. Рыбаки. Я подумала о Тави. Я не видела её с тех пор, когда в последний раз навещала её.

— Где ты живешь? — спросила я, неожиданно осознав, что я не имела об этом ни малейшего представления.

— А что? В следующий раз ты будешь искать меня в моей постели?

Уголок его губ дернулся.

— А если и так?

Он не ответил, и между нами повисла неловкая тишина.

Я попрощалась с Касом рядом с дворцом. Переминаясь с ноги на ногу, он сказал:

— Увидимся на Фальса Моке?

Альтаса считала дни до фестиваля, и я знала, что он должен был состояться нескоро.

— Но до него ещё целая луна, — сказала я. — Разве мы не увидимся раньше?

Он немного пришёл в себя, и вся его неловкость прошла, когда он ухмыльнулся.

— А ты этого хочешь?

— Кончено.

Он скрестил руки и приподнял одну бровь.

— Хорошо.

Я была рада, что он снова стал тем Касом, которого я знала. Я попрощалась с ним, и, не зная, как повести себя после нашего разговора в пещере, я обняла его.

Когда я пошла прочь, я не могла понять, почему он с такой неохотой обнял меня в ответ.

***

Саира сказала мне, что Тави не было дома, когда я пришла к ним домой.

— Опять гуляет с Якубом.

Её голос был строгим, но губы изогнулись в улыбке. Она не знала, куда они пошли, поэтому я ушла ни с чем.

Мимо проплыла лодка, в которой сидела женщина и двое детей. Их гневные лица повернулись в мою сторону. Я представила, как еду по каналу вместе с Касом. Он смеётся и держит меня за руку, а я в ужасе хватаюсь за борт лодки, когда она начинает покачиваться.

Может быть, Кас был ответом на все мои вопросы? Может быть, Мазира пометила меня, не потому что хотела, чтобы я стала свободной и осталась с Саалимом, как я думала раньше? Может быть, она просто хотела, чтобы я наслаждалась своей и его свободой? Может быть, именно по её воле наши с Касом пути пересеклись? Меня вдохновила эта мысль. Да, вероятно, так оно и было.

— Эмель?

Я повернулась в сторону голоса и улыбнулась. По каналу в лодке плыла моя сестра.

— Тави!

Якуб направил узкую лодку в мою сторону, кивнул и застенчиво улыбнулся.

— Я привяжу лодку. А вы идите домой.

Тави быстро поцеловала его в щёку и с удивительной лёгкостью выпрыгнула из лодки.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она, когда мы обнялись.

— Пришла повидать тебя. Мы давно уже не виделись. Прости.

— И ты ещё извиняешься? Мы обе давно не навещали друг друга, — сказала она. — Идём. Давай прогуляемся.

Тави повела меня вдоль канала.

— Куда он ведёт?

Я указала на канал.

— К другим домам и магазинам. Семья Якуба живёт дальше по каналу.

В той стороне канал расширялся и разделялся надвое.

— Я не знала, что по всему городу можно передвигаться на лодке, — сказала я.

Тави покачала головой.

— Не совсем. Этот город огромен, а каналы ведут только в некоторые его части.

Там, где канал раздваивался, были построены ступени, ведущие к воде. Тави увидела, что я разглядываю их, и повела меня вниз, чтобы мы могли сесть, свесив ноги над водой.

Помолчав, она сказала:

— Я слышала, что дворец теперь совсем закрыт.

Когда я рассказала ей о даркафах, она задумалась.

— Это безопасно? Я уверена, что Саира разрешит тебе остаться с нами, если это необходимо.

— Я думаю, что сейчас это самое безопасное место.

Когда я сидела так близко к воде, эти слова показались мне особенно правдивыми.

— Ты можешь поверить в то, что люди плавают в канале, когда солнце слишком печёт?

Я ахнула.

— Зачем? Вода такая мутная, что дна даже не видно.

— Якуб сказал, что люди делают это ради удовольствия.

Она пожала плечами.

— Он сказал, что научит меня.

— Ты этого не сделаешь! Если ты не можешь коснуться дна ногами, то тебе там не место.

Она покачала головой, и золотые кольца в её ушах коснулись шеи.

— Я дитя Эйкаба! Вахир утопит меня, как бы часто я ему не молилась.

— Хорошо, — сказала я. — А теперь расскажи мне про Якуба.

— Он помогает Йозефу в море. Его родители очень старые, и ему надо заботиться о братьях. Его у них шесть. Представляешь?

— Представляю. Мы жили с двумя дюжинами сестёр.

— Но мы хотя бы не скупились на ароматические масла.

— А кем тебе приходится Якуб?

Я знала, что она избегала этого вопроса. Я посмотрела на неё, и она улыбнулась, опустив взгляд на воду. Её лицо было повернуто сейчас так, что я увидела в нём Сабру. В груди у меня опять заныло, когда я вспомнила о нашей старшей сестре и о том, как её убило моё желание. Как горевала Тави, а затем приняла решение, что её жизнь будет другой. Думаю, что даже Сабра была бы рада видеть её теперь — счастливой и удовлетворенной.

— Он такой терпеливый. Ты так свободно гуляешь по городу, словно ты всегда тут жила, а я ещё очень напугана.

Я рассмеялась. Неужели я так искусно прятала это умение?

Она продолжила:

— Он очень внимательный, показывает мне разные вещи, говорит мне, что делать, а чего избегать… например, забег верблюдов. Ты слышала о нём? Я думала, что будет весело. Но я рада, что не пошла.

— Я жалею, что сходила туда.

Жалость ко мне опустила уголки её губ. Она положила руку мне на колено. На её пальцах появились несколько новых колец, все они были разной формы. Я придвинулась поближе так, что теперь мы касались друг друга. Житель Мадината Алмулихи, который не разделял предубеждений своих соседей, казался мне неплохим человеком.

— Так значит, ты его любишь?

Тави сжала мои пальцы своими, а затем разделила мои руки, когда я начала теребить ногти.

— Что-то типа того, да.

Прижавшись головой к её голове, я сказала:

— Может быть, ты можешь как-нибудь сводить меня в храм? Я слышала, он красивый.

— Я бы очень этого хотела.

Мы некоторое время сидели на ступеньках. Сёстры песков, которые смотрели на море, укрощённое человеком. Когда мы только приехали в этот город, мы были бездомными, точно нити, которые выдернули из гобелена. Но Тави, по крайней мере, нашла людей, которые вплели её нить на место.

И мне пора было сделать то же самое.

***

Я лежала рядом с Касом на берегу и смотрела, как волны доходили до края одеяла, а потом убегали по песку обратно в море.

— Я всё жду, когда Альтаса поговорит со мной о том, что меня часто нет дома, но ей, кажется, всё равно.

Я протянула руку и коснулась морской пены.

— Как ты и сказала, ей уже лучше.

— Наверное.

Я взглянула на него. Он лежал на груди, положив подбородок на руки, как и я. Он смотрел на горизонт, его глаза были такими мягкими и спокойными, словно он уснул.

Солнце уже садилось, и я знала, что мне скоро надо будет возвращаться, если я хотела, чтобы мне достался ужин. Чем больше солдат было во дворце, тем меньше еды оставалось на кухне.

— А что насчёт тебя? — спросила я, подтолкнув его локтем.

Мы лежали так близко, что почти касались друг друга.

— Что насчёт меня?

— По тебе кто-нибудь скучает?

Кас никогда не рассказывал о своей семье или работе.

— Кто скучает? — спросил он.

— Твоя семья?

— Я живу один. Мне не нужна семья.

— Тогда друзья? А где вообще твоя семья?

— Эмель, — сказал он и перевернулся ко мне лицом.

— Что ты делаешь, когда не встречаешься со мной?

— Ты хочешь об этом поговорить? — теперь его голос прозвучал раздраженно. — Что впечатлило бы тебя сильнее? Если бы я сказал, что собираю армию, чтобы достать для тебя корабль? Или что я ловлю рыбу в море? А если бы я сказал, что когда-то сидел на троне? А может быть в тюрьме, из которой сбежал?

— Я всего лишь хочу знать о тебе больше, — сказала я, перевернувшись к нему, зная, что это его немного смягчит.

— Разве?

Он поцеловал меня в изгиб шеи, и я свернулась в клубок в притворной скромности. Но как бы я ни старалась, всё это казалось мне неправильным. Это был единственный раз, когда я благодарила своего отца за то, что он научил меня быть ахирой. Я не думала, что Кас замечал мою неискренность. И я считала, что со временем смогу его полюбить.

Наконец, я выпрямилась и покатилась в его сторону. Ожидая, что я приземлюсь на его грудь, я вскрикнула, когда никого не обнаружила рядом с собой. Я перевернулась на спину, после чего встала и осмотрелась.

Кас пропал.

Я оглядела пляж. Здесь были влюблённые, семьи, ходили одинокие прохожие, но я не увидела Каса. Небольшая толпа людей поднималась по лестнице в город. Был ли он среди них?

Лестница находилась неподалеку. Мог ли он так быстро по ней взобраться? Я прошлась взглядом вверх по ступенькам, по белым цветам, лепестки которых начали раскрываться, так как солнце уже садилось. Над ступеньками возвышался дворец. Я оглядела стены и подняла взгляд на ближайшую башню. И там, на балконе я увидела силуэт человека, облокотившегося о перила.

Саалим.

Я уставилась на него. Мог ли он видеть меня? Но затем к нему подошла фигура с чёрными волосами. Женщина. Дайма? Она положила руку ему на плечо, и они оба ушли внутрь.

Я снова посмотрела на пляж, на свои кожаные туфли, которые были всё ещё новыми и жёсткими, на манжеты своих шаровар, расшитые большим количеством нитей. Я отчаянно набрала в руку песка и бросила его в море.

Глава 14

Эмель

За несколько дней до Фальса Мока, мы с Тави встретились рано утром в храме.

— Здесь никогда не было так тихо, — сказала я, зевнув, и посмотрев на пустынные улицы.

Солнце едва встало.

— Город долго спит, — сказала Тави. — Йозеф обычно уезжает ещё затемно, поэтому я привыкла к спящему городу. Таким он мне нравится больше всего.

Тави указала на храм.

— Зайдём?

В храме было так много окон, что он практически просматривался насквозь. Когда мы вошли, у меня не возникло ощущения, что мы оказались в здании. Вода громко плескалась, а ветер, который гулял внутри, был холодным. Рассветные лучи окрашивали помещение в бледно-фиолетовые тона.

— Вода — это дар Вахира, — прошептала Тави, обратив внимание на нескольких людей, стоявших на коленях в мелком бассейне. — Поэтому мы чтим его и благодарим за этот дар.

— Именно благодаря Эйкабу она у нас есть.

Я подставила пальцы под падающую струю воды.

Тави улыбнулась.

— Ты знаешь об этом?

— Я читаю «Литаб».

Моя сестра прошептала о том, как она мне завидует. И я пообещала как-нибудь её научить. А затем она понизила голос и указала на людей в дальнем конце храма, которые уставились на нас, раздражённые нашей болтовней.

Прервав разговор, мы продолжили ходить вокруг.

— Вам здесь не рады, — сказал мужчина с другого конца бассейна.

Он стоял на коленях, и, когда он встал, по поверхности воды побежала рябь. Его гнев был похож как хлыст, щелчок которого разнёсся по всему помещению.

Тави остановилась, и я тоже застыла. Никто из нас не знал, что делать.

— Идите, обжигайте свою кожу на песке, — огрызнулся он, когда мы не сдвинулись с места.

— Мы уйдём, — сказала Тави, выбросив руки в воздух.

Я не хотела уходить. Я хотела остаться. Этот мужчина не был правителем Мадината Алмулихи; он не мог указывать мне, где я могу находиться.

Но он был прав. Мне здесь было не место. Стоять на своём было сложно, когда ты находился не у себя дома.

Я развернулась и последовала за Тави, как вдруг услышала уверенные шаги, не вписывающиеся в эту спокойную атмосферу. Я резко повернулась.

— Кас? — ахнула я.

— Ты не можешь разговаривать с ними подобным образом в доме Вахира, — сказал он, входя внутрь.

Мужчина не обратил внимания на Каса.

— Солеискателям не место в этом храме.

— Любой, будь то солеискатель или торговец специями, может молиться здесь, — Кас осмотрел мужчину с ног до головы.

— И во что только превратился этот город!

Не взглянув ни на Тави, ни на меня он пошёл прочь. Несколько других людей на мгновение обратили на нас внимание, после чего вернулись к своим молитвам. Они, должно быть, уже считали вдохи до того момента, когда можно будет уйти.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я Каса, быстро подойдя к нему.

Когда я увидела его здесь, с вздымающейся от гнева грудью, я снова почувствовала себя молодой ахирой. Когда мне было важно, чтобы мухами выбирали меня. Я подняла руку к волосам и пригладила их, заведя пряди за ухо, после чего расправила складки туники. Я не видела его с тех пор, как он сбежал от меня. Я думала, что больше его не увижу. Почти каждый день Альтаса спрашивала меня, почему я не гуляю с тем мальчиком. Мне становилось всё сложнее и сложнее ей врать.

— Где ты был?

— Прости меня за то, что случилось, — мягко сказал он и протянул мне руку.

Я осторожно взяла его за руку. Он извинялся за этого мужчину или за своё исчезновение?

Кас завёл нас обратно в храм.

Я указала на свою сестру.

— Это Тави.

Широко раскрытые глаза Тави смотрели то на меня, то на Каса, то на наши переплетённые руки. Я тут же отпустила его руку.

— Где ты был? — надавила я. — Что ты здесь делаешь? Как ты нас нашёл?

— Я прихожу сюда почти каждое утро.

Его слова прозвучали как признание.

Тави наклонила голову.

— Разве? Я тоже. Но я не видела тебя раньше.

Кас опустил взгляд и сказал:

— А я видел тебя много раз.

Тави отвернулась, наморщив лоб и подняв палец к губам. А затем:

— Я должно быть забыла. Кас.

Она сжала руки вместе и посмотрела на желтеющее небо.

— Рада познакомиться. Мне уже пора. Эмель, скоро увидимся? Я бы очень хотела, чтобы ты принесла мне тот сладкий хлеб, о котором ты мне рассказывала.

Она приподняла брови, сообщая мне о том, что она очень хотела услышать про Каса. По тому, как приподнялись её губы, я поняла, что он ей понравился.

— Который печёт Мажа? — спросил Кас, неожиданно воодушевившись.

— Ах да, — ответила Тави, а затем вежливо выслушала рассказ Каса о том, как дойти до неё, сколько стоит хлеб и какой вкус лучший — по-видимому, лимонный.

Вскоре Тави ушла.

— Я скучала по тебе, — сказала я ему, когда он повёл меня по улице, и это было правдой.

Город уже просыпался, телеги, запряжённые лошадьми, и фургоны начали заполнять улицы. Люди стали покидать свои дома и идти в сторону рынков.

— Извини, — тихо сказал Кас.

Он махнул рукой мужчине, который толкал тележку в сторону базара.

— Все эти разговоры о сладком хлебе, — сказал он и потащил меня за собой.

Кас передал мужчине деньги, а тот передал Касу мешочек, который он затем отдал мне.

— Лучшие в городе.

Внутри были финики, покрытые сахаром.

Широкая улыбка растянулась на моём лице, и я быстро закинула один из них в рот.

— Мне они нравятся, — сказала я.

Но почему-то эти слова вызвали у меня в груди непрошеную тоску. В последний раз я ела засахаренные финики, когда сидела с Саалимом в шатре, который он наколдовал, и слушала звуки базара, окружавшие нас.

Мои шаги замедлились.

— Что такое? — спросил Кас, обхватив мою руку.

Его рука была такой тёплой, такой осторожной.

— Куда ты тогда ушёл? Ты бросил меня.

Я быстро проглотила финик. Лошадь цвета соляного слитка поравнялась с нами.

Он вздохнул и закрыл лицо руками.

— У меня появились… дела… которые мне надо было уладить, и о которых я забыл. Это не оправдание. Я не должен был тебя так покидать.

— А затем я ничего о тебе не слышала. Ты даже не прислал мне сообщение.

— Честно говоря…

— Будь добр, объясни.

— Я хотел связаться с тобой, но затем я… Ты же знаешь, что я к тебе чувствую, Эмель. И я не знаю, что чувствуешь ты по отношению ко мне, — сказал он тихо.

— Ты для меня очень важен, — начала я.

Я закусила губу. А что я на самом деле к нему чувствовала?

— Но ты не чувствуешь ко мне того же, что ты чувствовала к нему.

К нему. Вероятно, моя игра была не настолько безупречна.

— Это неправда.

Я провела большим пальцем по костяшкам своих пальцев.

— Ты мне очень дорог.

— Фальса Мок через три дня. Уверен, что ты это знаешь, — сказал Кас.

Отпустив его руку, я достала ещё один финик из мешочка и начала медленно жевать, очищая фрукт от косточки и ожидая продолжения.

— В байтахире есть одно место, откуда хорошо будет видно парад. Оно находится справа от питейного заведения на углу. Ты помнишь, где это?

Именно там мы впервые с ним выпивали. Когда я его ещё даже не знала.

— Там есть крыша, — сказал он.

С той крыши Кахина наблюдала за прибытием каравана.

— Это лучшее место, откуда можно посмотреть парад… ну, помимо ступеней дворца, а ещё это место идеально для того, чтобы наблюдать огненные рисунки ночью.

— Огненные рисунки?

Я повернулась к нему в недоумении.

Широкая улыбка растянулась на его лице, и он потер руки.

— Именно! Ты не поймёшь, пока не увидишь. Я не хочу испортить тебе сюрприз.

— Не надо! Саалим тоже не хотел мне рассказывать, — ответила я прежде, чем успела себя остановить.

— Саалим? Король?

Глаза Каса потемнели, точно грозовые облака.

— Он случайно упомянул об этом, — быстро сказала я. — Когда я приносила лекарство.

— Но ты называешь его по имени, это не очень-то формально. Вы часто с ним разговариваете?

Он как будто хотел спросить: «как часто?»

— Нет, почти никогда.

Я съела уже практически весь мешочек фиников. Я предложила финики Касу, но он покачал головой. Он не съел ни одного.

Какое-то время мы молчали. Я заметила, что на улицах стало многолюднее. Люди оставляли свои дома, прощаясь с родственниками.

— Так ты присоединишься ко мне? Мне бы этого хотелось.

Я планировала присоединиться к Саалиму, но не могла сейчас об этом рассказать. Но только зачем мне было встречаться с Саалимом и его королевскими друзьями? Забег верблюдов всё ещё заставлял меня содрогаться, а приглашение Саалима было сделано в качестве извинения. Но могла ли я ему отказать? Мысль о том, чтобы оставить короля в прошлом, давалась мне всё легче с каждым днём. Несмотря на то, что нити из той жизни всё ещё продолжали тянуть меня назад.

Мне надо было перерезать их раз и навсегда.

— Где мне тебя встретить? — спросила я, наклонившись к нему и запрокинув голову.

Он улыбнулся, поцеловал меня и причмокнул губами, когда почувствовал сахар на моих губах.

***

Наладив отношения с Тави, я решила сделать то же с Фирозом и Рашидом. У меня всё ещё оставалось немного свободного времени перед пробуждением Альтасы, поэтому я отправилась к ним, чтобы пригласить их присоединиться ко мне и к Касу на фестивале. Улыбаясь, я представляла, как мы все вместе разделим еду и напитки.

Байтахира была почти безлюдна, и только перед джальса тадхатом лежал, согнувшись, какой-то человек. Глаза его были закрыты, словно он спал.

— Фироз?!

Я побежала к нему. Я начала расталкивать его и произносить его имя снова и снова.

— Ммммеммме.

Его лицо было опухшим, глаза заплывшими. Его губы высохли, а волосы прилипли ко лбу, словно он провёл тут всю ночь.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я его.

Мужчина, подметавший улицу перед логовом буры, бросил на нас быстрый взгляд, после чего снова уставился на землю так, словно полумёртвый человек посреди улицы мало его интересовал.

— Просыпайся, — зашипела я, хлопая его по щеке.

Его глаза слегка приоткрылись — они были мутными — а потом закрылись снова.

Я подошла к джальса тадхату, но дверь была заперта. Может быть, они выгнали его из дома? Где был Рашид?

— Господин! — крикнула я подметающему мужчине. — У вас не будет воды или чая?

Он посмотрел на меня, ненадолго остановился, после чего снова уставился на землю.

— Я не собираюсь на него тратиться.

— Я заплачу.

Достав кошелёк, я показала ему фид.

Мужчина отложил метлу и ушёл в дом. Он быстро вернулся с тёплым чаем в облупившейся глиняной чашке. Я отдала ему серебряную монету.

Я окунула палец в чашку, чтобы проверить температуру, после чего вылила чай на лицо Фироза.

Он раскрыл глаза и начала отплёвываться, после чего вытер лицо рукавом. Наконец, он увидел меня.

— Что… что ты здесь делаешь? — спросил он, когда я помогла ему сесть.

Он медленно огляделся, посмотрел на небо и на положение солнца.

— А что я здесь делаю?

— Я думала, что ты сможешь ответить мне на этот вопрос.

Он уронил голову на руки и уставился на землю между своими ногами.

— Ты хоть что-нибудь помнишь?

Он моргнул.

— Я не знаю.

Вздохнув, я немного подождала.

— Вчера вечером был арвах…

Я подавила желание уйти прочь.

— Мы вызвали… духа… как мне кажется, — сказал он.

Он начал тяжело дышать, словно только что поучаствовал в забеге.

— Да, мы его вызвали, — теперь его голос звучал чуть более резко. — Один из даркафов… кажется… сказал что-то насчёт джинна… он сказал, что хотел узнать о местоположении богини, хотел получить доказательства того, что она была здесь, и что джинн существовал. И что он поможет свергнуть перворожденного сына.

Фироз убрал волосы со лба.

— Это мужчина не был уверен в её силе. Он усомнился в этом во всеуслышание…

Он прижал ладони к глазам.

— Всё как в тумане. Я не могу вспомнить то, что произошло потом.

— Где Рашид? — спросила я, посмотрев на запертую дверь.

Неужели он спал внутри, в комфорте, когда Фироз был на улице?

— Я не помню. Всё произошло так неожиданно. Словно какая-то рука, какая-то сила… я не знаю. Она… она придавила нас, или захватила. Она была такой разгневанной. Я… не понимаю. Пришёл какой-то человек? И вот…

Он вытянул руки и недоуменно осмотрелся.

— Ты оказался здесь, — сказала я, начиная сердиться.

Он медленно кивнул.

— Боги, Фироз! Что с тобой случилось? Ты даже не представляешь! Неужели твоя жизнь совсем тебе не дорога?

Я встала, сжала кулаки и обошла его.

— Я говорила тебе, чтобы ты перестал играть с магией. Ты мог умереть! Рашид может быть мёртв! — прокричала я.

Каждое моё слово было точно удар хлыста.

— Его там не было, — закричал он побежденным тоном.

Он был жалок и опечален.

— То есть, я не думаю, что он там был. Он был наверху, я уверен.

— А что насчёт Одхама и остальных?

Фироз только покачал головой.

— Твой друг был там. Кажется.

— Мой друг?

Сначала я не поняла, кого он имел в виду. Но затем.

— Кас?

Он кивнул.

— Его не могло там быть. Он презирает арвахи даже больше, чем я.

Он кивнул.

— Он ругался с Одхамом. Я помню, что слышал их в коридоре.

— С ним всё в порядке, — воскликнула я. — Я видела его сегодня утром.

Почему он не рассказал мне о том, что произошло? Что мой друг лежал на улице? Но затем. Может быть, он не знал об этом? Магия Мазиры могла сделать так, что он не догадывался об этих переменах.

Фироз уставился на свои сжимающиеся и разжимающиеся руки. А затем что-то привлекло его внимание. Его глаза облегченно просияли. Я проследила за его взглядом и увидела Рашида, идущего по направлению к нам. Он шёл неуверенно, словно верблюд отдавил ему ноги.

Фироз попытался встать. Я неохотно помогла ему подняться.

— Давай узнаем, что он может рассказать о прошлой ночи.

— Ты в порядке? — выдохнул Фироз, встретившись с Рашидом.

— Да. А ты? Что произошло?

Я заговорила до того, как Фироз успел сбивчиво пересказать ему свою версию. Моё терпение рассеялось как дым.

— Нет, сначала ты ответь. Откуда ты идёшь?

Глаза Рашида выглядели так же отрешённо, как у Фироза. Он провёл руками по волосам и зажмурился, пытаясь припомнить.

Я не могла этого больше выносить.

— Вот, — сказала я, указывая на них, — что случается, когда вы играете с вещами, о которых не имеете никакого представления. Вот, что случается, когда вы играете с магией. Так делают только дураки. Надеюсь, это вас чему-то научит.

Они оба заморгали и посмотрели на меня.

— Вижу, что нет.

Я пошла прочь, не оглядываясь и поклявшись себе, что никогда их больше не увижу. Я не собиралась общаться с теми, кто растрачивал свои жизни. Я не собиралась больше рисковать и попадаться под руку Мазире. И было бы лучше, если бы её магия, её промысел — как бы это ни называлось — совсем исчезло из пустыни.

Когда я вернулась во дворец, из трубы Альтасы уже поднимался дым. Значит, она проснулась. Я слышала, как она возится с чем-то в дальней части дома. Я пошла на звуки и удивилась, что они доносились из моей комнаты.

Моя дверь была раскрыта, и Альтаса стояла ко мне спиной, когда я вошла.

— Он сказал, что… не может поверить, — пробормотала она.

— Наконец-то проснулись? — спросила я.

Она подпрыгнула, раздался громкий звон. Знакомый стук стекла о металл.

— О!

Альтаса захлопнула ящик моего прикроватного столика.

Я окаменела.

— Что вы делаете?

— Ищу ночной горшок. Я думала, что оставила один здесь.

— Это мои вещи.

— Какие необычные вещи. Будь осторожна, — сказала Альтаса, и в её голосе прозвучали новые резкие ноты. — Король может решить, что ты их украла.

Её глаза опустились с моего лица на грудь, словно она искала другие украденные мной сокровища.

Она прошла мимо меня и вышла в коридор, бормоча о том, что она никогда не могла найти ночной горшок, когда он был нужен.

— О, и Эмель? — крикнула она из кухни. — Думаю, тебе пора усвоить новый урок.

Глава 15

Саалим

Я хотел предложить Мариам сто соляных слитков, чтобы она больше не упоминала про Фальса Мок и свадьбу. Сейчас для них было самое неподходящее время.

Каждый день я искал следы Эдалы, отправляя письма монархам и вождям, разных племён, спрашивая их о том, не видели ли они её. Я разговаривал с торговцами и отправлял Нассара в разные части города опрашивать людей. Завтра нам придётся потратить целый день на парад фургонов, притворившись, что всё в порядке.

А послезавтра должна состояться свадьба. Я уронил голову на руки, не желая думать о последующих днях, когда мне пришлось бы превратиться в любящего мужа, тогда как у меня оставалось ещё столько дел.

Елена была наследницей короны, она должна была объединить наши королевства и принести мир. Мой отец женился на моей матери по расчёту, но он всегда говорил о том, как сильно он её любит. Моя мать была сердцем дворца, всего Алмулихи. Может быть, он любил её потому, что она так много для него сделала и многое ему простила? Или ему просто повезло, и она действительно была его второй половиной? Вероятно, и то, и другое. Но, несмотря на то, что я ценил Елену за её происхождение, я не мог представить, что буду любить её так же, как мой отец любил мать. Но это был мой долг. Короли женились ради власти, не ради любви.

Елена и её семья приехали пять дней назад. Пиры в честь новой королевы следовали один за другим. Мой двор радушно принимал её, осыпая вниманием и подарками. Я благодарил Вахира за свой народ, так как я едва ли мог уделять ей время. Каждый раз моё внимание за ужином разделялось между гостями и Нассаром, которые приносил мне всё новые вести. Каждый раз, когда у нас появлялась возможность побыть наедине, я просил её меня извинить и шёл узнавать новости.

Елена не была слепой. Она видела, что меня что-то беспокоит, но она хорошо играла свою роль. Я не мог рассказать ей, что мой город находится в опасности, или что я недавно узнал о том, что не всю мою семью убили, как я думал раньше.

Эдала была жива.

Прошли годы с тех пор, как я видел её в последний раз. В один из дней, давным-давно, она покинула нас и ушла жить в пустыню. Она, вероятно, не знала о том, кто напал на Алмулихи. Но она, должно быть, знала о Захаре и о том, где пряталась эта чёртова женщина. Моя мать никогда не любила знахарку. Эдалу же тянуло к ней, так как она отчаянно пыталась научиться магии. Я считал Эдалу дурочкой, так как она верила рассказам Захары, но теперь я уже начал думать, что это я был дураком.

Неожиданно у меня в голове зашевелились воспоминания. Что-то пыталось вырваться на передний план моего сознания. Что-то насчёт Захары и магии…

Послышались чьи-то приближающиеся шаги. Я положил ладонь на рукоять меча и принялся ждать.

Показалась голова Нассара, который поднимался по лестнице. Я отпустил меч.

— Саалим, — проговорил он запыхавшись.

Было сложно поверить в то, что этот мужчина пересёк с нами пустыню.

— Мы послали ещё солдат.

— Хорошо.

— Не думаю, что будет мудро посылать больше.

— Последнее слово за Азимом.

Он подошёл к моему рабочему столу и занял место на тяжёлом деревянном стуле, напротив меня.

— Как я понимаю, никто не вернулся? — сказал я.

Мой советник покачал головой.

— Может быть, завтра, но я не стал бы этого ожидать.

— Нам надо её найти.

— Я знаю, но мы не должны забывать об опасности, исходящей от даркафов…

— Мы и не забыли! — я ударил кулаком по столешнице. — Их ищут, а когда находят — допрашивают!

— Это так.

Он упёрся руками в колени.

— Я уже говорил это…

— Ты считаешь, что они подобны песку, перемешанному с солью.

— Да.

Я уставился на плечи Нассара, на его небольшое тело и жилистую шею, и мне захотелось отправить его обратно к Алфаару и потребовать, чтобы Усман вернулся. Он так часто говорил мне о том, что даркафы не представляли реальной угрозы. Они были никем, и лишь только притворялись чем-то. Они были всего лишь маской, прикрывающей настоящую угрозу, солью, испорченной песком.

«У них нет воли», — говорил он. «Им нужна их богиня, а не трон».

— Они поклоняются Эйкабу, — напомнил я ему. — Они планируют свергнуть Вахира.

— Ты забываешь о важной детали. Они расстилают ковёр для Мазиры, чтобы пробудить Эйкаба. Я имел дело с такими людьми, за которых ты принимаешь даркафов. Даркафы приходят и наводят смуту, предупреждая о своих нападениях.

Он уставился в пустоту, словно припоминая что-то.

— А эти люди не ждут на виду, как даркафы. Они коварны.

— Что значит, ты имел дело с такими людьми? Я не помню, чтобы что-то подобное происходило с моим отцом.

Он посмотрел на меня, остекленевшими и отрешёнными глазами. Он устал, и я решил, что он также был напуган.

***

Проходя мимо дома Альтасы, я уставился на занавешенные окна, дверь была распахнута. Изнутри раздавались голоса. Я остановился. Какой-то мужчина разговаривал с Альтасой.

Я продолжил идти, думая об Эмель. Завтра она присоединится ко мне, и это будет последний раз, когда я посмотрю на неё, будучи холостым.

Я подошёл к птичнику, и птицы начали чирикать и ворковать, взъерошивая перья. Эти ленивые создания надеялись, что я брошу им мяса, а не заставлю их охотиться за ним. Я скормил кусочки мяса всем, кроме Анисы.

Она хотела получить свой простой обед, а я хотел получить последнее, на что я могу положиться. Нассар потребовал, чтобы я покинул дворец.

«Я могу писать тебе письма, Саалим! Именно за этим твой отец держал меня при себе».

Он был прав. Я не мог просто сидеть и ждать, поэтому я отправился на охоту в сопровождении стражников.

Я стоял с золотой орлицей, её опутенки² были связаны между собой, чтобы заставить её сидеть на перчатке и дать моему плечу устать от её веса. Чтобы я мог почувствовать что-то ещё, кроме волнения. Аниса пришла в возбуждение, ожидая того момента, когда моё плечо начнет гореть.

Наконец, я отвязал её и проследил за тем, как она полетела вверх. Я вспомнил, как перед битвой за трон она парила над шатром Алфаара с другой птицей в когтях, а затем полетела к богине. Кажется, это было так давно. Неудачная попытка найти людей, которые убили мою семью. Вместо этого я нашёл только сундуки с украденной солью. И Эмель.

Я никогда не мог понять, почему у Алфаара было такое количество соли. Было в этом что-то нереальное.

Я никогда раньше не верил в существование джинна. Но в тот день, когда наши запасы воды пополнились, многие солдаты клялись, что видели группу номадов, которая остановилась и наполнила наши бочки, чтобы мы смогли добраться до следующего оазиса. Я знал, что этого не происходило. Если только я не сошёл с ума. И вот теперь даркафы утверждали, что у них есть волшебный джинн, который каким-то образом свергнет меня с трона, а моя сестра, которую я считал мертвой, написала мне письмо, в котором говорила о том же самом.

Это не могло быть совпадением.

Аниса исчезла в ярких солнечных лучах. Передо мной развернулась пустыня, море находилось за моей спиной. Эдала была где-то там, и что-то подсказывало мне, что она сможет ответить на мои вопросы.

Аниса появилась сначала в виде точки в небе, вскоре превратившуюся в птицу, которая покачивалась, приближаясь ко мне. Наконец, она развела крылья в стороны, приземлилась на моё плечо и начала искать у меня в руке дохлую крысу.

Её клюв был пуст.

— Ленивое создание, — отчитал её я, когда она взяла у меня тушку и принялась есть.

— Кто-то приближается, — сказал Кофи, стоящий у меня за спиной. — Похоже, Хассас.

Блестящая гнедая кобыла галопом скакала в нашу сторону с Тамамом на спине, оставляя за собой клубы пыли, подобно песчаной бури.

— Узнай, что ему надо, — сказал я Амиру.

Аниса ещё не закончила свой обед, и ей бы не понравилось, если бы её прервали. Я проследил за тем, как Амир приблизился к Тамаму. Их лошади качали головами, пока мужчины разговаривали. Прежде чем животные успели успокоиться, Амир поехал назад.

— Они нашли ребенка даркафов!

Аниса могла закончить свой обед позже.

***

Ребенок выглядел так отвратительно, что едва походил на человека.

— Это вы его нашли? — спросил я двух женщин, которые стояли рядом с ребёнком.

Одна из них, одетая в коричневые одежды, покрытые красными пятнами, как у торговцев специями, вытерла щёки и сказала дрожащим голосом:

— Она была в клетке.

С ней была грузная женщина, которая выглядела так, словно растила детей всю свою жизнь, судя по тому, как нежно она провела рукой по лбу этого создания.

— На пристани. Клетка была накрыта плащом.

Её глаза наполнились слезами.

— Мы услышали стук… — женщина взглянула на металлическую коробку в руках ребенка, — по прутьям. Вокруг было так много людей. Никто не обращал на неё внимания.

Я понял, почему она была накрыта. Кожа ребёнка была бледной, как луна. Впрочем, как и глаза. Девочка повернула голову в нашу сторону, услышав голоса, и уставилась в пустоту. Она не могла видеть. Её рот раскрылся, словно она собиралась заговорить, но оттуда вырвались лишь нечленораздельные звуки. Я не увидел языка.

Я почувствовал сильную тошноту.

Женщина всё ещё говорила:

— … надо сделать. Их надо наказать.

— А что это за коробка? — спросил я, кивнув на то, что крепко сжимал в руках ребенок.

Цепь на коробке соединялась с золотым браслетом на её запястье. Эта коробка была похожа на головоломки, которыми играли дети. Мой брат хранил в такой свои бесполезные детские сокровища.

Торговка специями сказала:

— Она не отдаёт её нам. А если бы и отдала…

— Коробка заперта, — вставила грузная женщина, сев на колени рядом с девочкой и зашептав ей на ухо, что она в безопасности, что всё хорошо и что никто не заберёт у неё коробку.

Девочка прильнула к женщине, которая казалась мягкой и тёплой. Такой была для нас Мариам, когда мы были детьми.

— Мы оставим ребенка здесь, — сказал я им. — О ней будут заботиться, пока мы не найдём для неё место.

Я не знал, примет ли её сиротский дом.

— Мой король, — сказала более крупная женщина. — Я оставлю ребенка у себя. Я…

— Это небезопасно. Есть люди, которые её ищут, и они сделают всё, чтобы её вернуть.

Она мрачно кивнула, а торговка специями с покрасневшими глазами наклонилась и прижала руку к плечу женщины.

Когда они ушли, я позвал Мариам, которая была точно так же ошеломлена, увидев состояние ребёнка, как и те женщины.

— У тебя доброе сердце, Мариам, — тихо сказал я, когда она попыталась уговорить девочку, которой мешали её большие чёрные одежды, встать с пола.

— Моей внучке было бы сейчас столько же лет.

Мариам не смотрела на меня.

Я не знал, что у неё вообще были дети, не говоря уже о внуках.

— Башня Надии и Эдалы подойдёт? — спросил я. — Девочке может понравиться, что из неё видно сад.

Но главное, что она располагалась напротив моей башни.

Мариам устало посмотрела на меня и постучала по виску.

Ребёнок был слеп. Она не смогла бы ничего увидеть, а тем более сад.

Я поспешно встал.

— Присмотри за ней. Ты можешь остаться там же.

Мариам тепло поговорила с девочкой, а затем широко мне улыбнулась. Я никогда не видел её такой счастливой.

— Надо оторвать от неё эту цепь. И если она отдаст тебе коробку, немедленно принеси её нам, — сказал я.

Хотя у нас были гораздо более важные дела, чем изучение игрушки ребенка.

Когда они ушли, в тронном зале сделалось тихо. Стражники, стоявшие вдоль стен, молчали и не двигались.

Спинка трона моего отца — моего трона — была твердой, а сидение мягким.

«Чтобы спина никогда не сгибалась», — говаривал мой отец.

Трон слева от меня был пуст. Елена должна была занять его через два дня. Я вспомнил трон Алфаара — куски скрученного металла торчали во все стороны, что говорило о том, что на нём долго никто не сидел. Это было сидение того, кто никогда не обращался к своему народу. И в том шатре, который они называли дворцом, не было сидения для королевы. Его жёны были для него не важнее украденной соли, которая была свалена в кучи рядом.

Я покачал головой. Я попытался избавиться от мыслей о так называемом короле. Я не мог понять свой интерес к Алфаару. Я слишком часто о нём думал.

Когда я встал, стражники поклонились мне. Я часто мечтал стать королём. Теперь я мечтал о чем угодно, но только не об этом. Может быть, о жизни, где я мог быть моряком? Я мог бы жениться на ком-то вроде… Эмель… или на ком-то, кто не мог похвастать знатным происхождением.

— Пришлите сюда Нику, — сказал я стражникам.

Она ещё не закончила рассказывать мне о мероприятиях Фальса Мока.

— Я буду ждать ее в атриуме.

Она пришла очень быстро. Я только начал разделять на части гранат, который принёс слуга. Я считал наивысшей победой, если мне удавалось не испортить ни одного семени. Пробовала ли когда-нибудь Эмель гранат? Когда я увижу её на фестивале, я спрошу её об этом.

Ника подробно рассказала мне о том, где мне надо было находиться и когда. Рассказала о том, где меня ожидали увидеть люди, о том, где мне надо было сидеть и приветствовать их, и о расположении мест. Это была такая ерунда по сравнению с моими мыслями об Эдале и даркафах.

— Ты согласовала всё это с Азимом?

— Конечно. Вас будет сопровождать целый отряд стражников.

— Они не будут привлекать внимания?

Она кивнула.

— Половина из них будет одета в обычные одежды.

— Хорошо.

Королю нельзя было появляться в окружении большого количества стражи. Люди могли начать задаваться вопросом, почему я не чувствовал себя с ними в безопасности.

— Я пригласил ещё одного гостя.

Она сложила руки на груди.

— Кого мне ожидать?

— Эмель.

— Ученицу Альтасы?

— Да.

Она поджала губы, и её брови резко приподнялись.