Сын поверженного короля

— Сначала вещи, — сказал мужчина. — А потом мы её отпустим.

Будь проклята эта пустыня и её бесчестные жители! Я раскрыл рот, чтобы ответить, как вдруг Эмель заговорила.

— Он сделает так, как говорит, — произнесла она поверх его расслабившейся руки. — Эйкаб услышал его слова.

Глаза мужчины забегали, когда она заговорила, гутра начала вздыматься от его тяжёлых вдохов.

Убрав меч в ножны, я кивнул. Амир протиснулся сквозь небольшие кусты и принёс наши мешки. Они были тяжёлыми от воды и больших запасов еды. Это был знатный улов для этих людей. Опустив мешки к ногам мужчины, Амир отошёл в сторону.

Та лёгкость, с которой они приказывали нам, очень сильно напомнила мне о солдатах, что забрали мою семью из дворца и мир из Алмулихи.

Я не мог снова оказаться слабым.

— Нет, — сказал я, когда они толкнули Эмель в нашу сторону.

Она была безопасности. Я знал, что должен быть этому рад. Но я неожиданно снова оказался во дворце и смотрел на то, как умирают наши солдаты. Я слышал, как мать кричала мне, чтобы я убегал. Я почувствовал себя жалко из-за невозможности сражаться. Снова.

Я со свистом достал меч из ножен, и на этот раз я собирался вкусить крови.

Эмель закричала:

— Саалим нет!

Отчаянная паника в её голосе заставила меня на секунду задуматься. Но этого оказалось достаточно.

Номад ушёл из-под моего удара и закричал:

— Мазира, направь мой меч!

Ослепляющая боль пронзила моё бедро. И тут же на нём образовалась красная рана.

Передо мной пронеслась тень, и мужчина упал на песок. Его лезвие, обагрённое моей кровью, упало рядом. Тамам вынул меч из шеи мужчины, а я опустился на песок.

— Саалим! Зачем ты это сделал?

Эмель подбежала ко мне.

— Они бы ушли!

Она была рассержена.

— А теперь посмотри на себя.

Я зажал рану на бедре, и кровь начала собираться между моими пальцами. Она пульсировала, и обжигающая боль начала раздирать меня, снова и снова. Я упал на землю.

Я слышал мужские голоса, которые сердито огрызались.

А затем Эмель прошептала:

— Мы в безопасности. Сдвинь руки.

Она надавила на мою кожу и начала бормотать какие-то вещи, которые я не мог расслышать. Мир завертелся у меня перед глазами, и я закрыл их. Я сжал кулаки от боли и принялся ждать.

— Оставьте их здесь, — сказала Эмель.

Кто-то — Тамам? — ответил ей.

— Даже один верблюд без хозяина может вызвать подозрения. А тем более пять, — сказала она.

— Она права, — сказал Нассар, проходя мимо. — Другие номады могут решить, что нас в два раза больше. И уже не будут такими же прыткими.

Я сел, не в силах понять разговор, который происходил вокруг меня.

Эмель всё ещё находилась рядом. Теперь мы уже были под тенью какого-то небольшого дерева. Острая боль переросла в тупую, превратившись в ужасную пульсацию.

— Что мне у них попросить? — сказал Амир, ища что-то в мешке.

— Алию, если она у них есть. Либо кипарис или лас. И побольше бинтов, если можно, — ответила Эмель.

Она склонилась надо мной, платок был теперь повязан вокруг её шеи, и я мог видеть её рот.

— Как ты себя чувствуешь?

— Как дурак, — сказал я, уставившись на её губы.

— Так и должно быть.

Уголки моих губ приподнялись. Эмель тоже улыбнулась мне слабой улыбкой, которая быстро исчезла.

— Рана очень глубокая, — сказала она.

Чёрная хлопковая ткань, мокрая от крови, была крепко повязана вокруг моего бедра.

— Ты не ранена?

Она покачала головой.

— Со мной всё в порядке.

Вспомнив, что на ней даже не было ожогов после пожара, я сказал:

— Мазира защищает тебя, так ведь?

Эмель посмотрела мне в глаза, а затем сообщила:

— Амир и Нассар поехали обратно к хаяли, чтобы попросить у них что-нибудь, что могло бы тебе помочь.

— Они ничего не отдают просто так.

Эмель пожала плечами.

— Тамам? — спросил я.

— Разбирается с телами.

— Телами.

Номадов.

— Они убили всех.

Тамам двигался позади меня. Я слышал шёпот тел, которые тащили по песку.

— Что он делает?

— Небесные похороны.

— Они не заслуживают…

— Этих людей породила пустыня. Да, они были подлыми. Да, они воровали. Но они не причинили бы мне вреда. Они были убиты бесчестно.

Я прикусил язык. Я не собирался с ней сейчас спорить. Бесчестно было воровать то, что тебе не принадлежало, и торговаться, используя людей, как вещи — вот что было бесчестно.

Эмель продолжала:

— Птицы отнесут их Мазире, она решит их судьбу.

Вытянув пальцы, я нашел её руку и взял её в свою.

— А Вахир забирает тела в свои воды.

— Так вы возвращаете тела богине? — спросила она, скорчив гримасу.

— А что с этим не так? — спросил я.

— Вы ничего не отдаёте пустыне.

— Я никогда не понимал поклонение Эйкабу. Он жестокий.

— Не жестокий. Неприятный, да, но он обязан быть строгим. Пустыня не даёт поблажек своим жителям, так почему Эйкаб должен это делать?

— Но разве не стоит поклоняться тому, кто предоставляет убежище от всех невзгод? Вода Вахира дарует нам жизнь. И она не была бы нам нужна, если бы не Эйкаб.

— Может быть, — медленно сказала она, глядя на мою ногу. — Но я считаю, что нам стоит прославлять того, кто учит нас выживанию.

— Твой отец был жестоким. Он не заслуживал прославления, — тихо сказал я.

Она не взглянула на меня, а только заморгала, пытаясь отогнать слёзы, и тяжело вздохнула.

— Что такое?

Я коснулся влажного следа на её щеке.

— Я не ожидал подобной реакции от женщины, которая смотрела на меня без всякой скорби, когда её отца зарубили у неё на глазах.

Она вытерла лицо тыльной стороной руки, пятна от работы, которую давала ей Альтаса, давно исчезли.

— Я была такой одинокой. Там.

— В Алмулихи.

Она кивнула.

— Я скучаю по дому и скучаю…

Она не закончила свою мысль.

Тамам потащил ещё одно тело по песку у меня за спиной. Эмель ни разу не взглянула в его сторону.

— Моя мать сказала бы мне, что я посрамился.

Она встретилась со мной взглядом.

— Что ты имеешь в виду?

— Никто в Алмулихи не должен скучать по дому. А тем более, если он скучает по нему так сильно, что желает заново прожить все ужасы прошлого. Прости, что был таким негостеприимным…

— Нет, — начала она. — Это…

— Ты чувствовала, что тебе не рады. Я знаю, что в этом есть и моя вина. А мой народ не жалует соле… жителей пустыни.

— Солеискателей.

Её брови на мгновение приподнялись.

— Это моя вина. Я позволил всему этому продолжаться. Забег верблюдов надо прекратить.

Она посмотрела на горизонт.

— В основе этой насмешки — стыд.

— Я не понимаю, о чем ты…

Я не закончил, потому что знал, о чём она говорит.

Но откуда она об этом знала — вот в чём вопрос.

А затем, словно примериваясь к словам, она закончила

— Сын поверженного короля и солеискательницы.

Глава 22

Эмель

Тамам нарушил тишину:

— Всё сделано.

Он направлялся в нашу сторону, его лоб блестел от пота.

— Нам скоро надо будет уходить. Стервятники, которые сюда прилетят, привлекут внимание.

Посмотрев на пустыню, Саалим застонал — её воздух уже пошёл рябью, точно вода, хотя солнце едва взошло над нашими головами — но он всё равно кивнул.

— Мы не сможем уйти в ближайшее время, — сказала я, указав на его ногу. — Кровотечение, скорее всего, остановилось на некоторое время, но оно может возобновиться, если он начнёт двигать ногой. До ночи ещё есть время. Как говорится, человек, который не пришёл домой до восхода луны, уже не вернётся.

Тамам кивнул.

— Значит, у нас есть время до ночи, после чего их начнут искать. Нам надо уйти не позднее наступления сумерек.

Он был взволнован и беспокоен. Ему не нравилось сидеть и ждать.

В полдень Тамам принёс свой мешок и разделил сушеное мясо и фрукты между нами. Мой мешок снова лежал рядом со мной. Я поклялась никогда больше не снимать его с себя.

Тошнота то и дело накатывала на меня, когда я вспоминала о номадах. Ослепленный гневом, Саалим не понял, что тот мужчина не причинил бы мне вреда, не причинил бы ему вреда. Ему были нужны только наши вещи, а не ещё один рот, который надо было кормить. И он начал защищаться только тогда, когда Саалим напал на него.

Взмах ятагана… я благодарила Мазиру за то, что тот не распорол Саалиму живот, а ударил в ногу. Рука Мазиры как будто отвела его лезвие.

Когда Саалим заснул, я поискала глазами Нассара и Амира. Тамам сказал мне, чтобы я отдохнула, но я не могла. Вряд ли я смогла бы уснуть до тех пор, пока мы не уехали бы подальше от стервятников, которые кружили в небе и пикировали на трупы за нашими спинами. Я вспомнила небесные похороны своей матери, вспомнила, как наблюдала за тем, как стервятники возвращали её Мазире.

— Они приближаются, — сказал Тамам.

Саалим пошевелился, словно пробуждаясь от своего беспокойного сна, его глаза раскрылись, а затем снова закрылись.

Амир быстро спешился и сказал:

— У них был только лас, и они отдали его, ничего не взяв взамен, — сказал он с некоторым удивлением.

— Ничего не взяли? — сонно спросил Саалим.

Амир кивнул.

— А ещё они дали вот это.

В его руках была сложенная плотная ткань. Её было даже больше, чем мне было нужно.

— Лика сказала, что это для Эмель. Так как богиня охраняет её.

Саалим уставился на меня.

— Дай мне лас, — сказала я, протянув руку.

Амир передал мне небольшой пузырек. Хвала Эйкабу — или Вахиру — за то, что они даровали нам это масло! С помощью Амира мы перевязали рану Саалима.

Рана оказалась опасно тонкой. И кожа очень быстро срасталась. Я вспомнила, как Альтаса говорила мне, что открытая рана была безопаснее — ее было легче перевязывать, прочищать и проветривать. Если рана слишком быстро закрывалась, была велика вероятность, что она загноится. Саалим крепко сжал кулаки и челюсти, а я осторожно развела края раны в стороны, чтобы Амир мог промыть её. Саалим дёрнулся, но не издал ни звука. Он также не отдернул ногу. Я налила масла в рану. Боги, я молилась о том, чтобы это помогло. Моё сознание нарисовало картину, в которой рана загноилась, и Саалим больше не мог продолжать путешествие и в итоге умирал.

Сложенная ткань лежала рядом со мной. Я взяла первую полоску.

— Согни колено.

С большой неохотой Саалим сделал так, как я велела.

— Я сам могу это сделать, — сказал он, садясь.

Он прогнал мужчин, сказав им, что чувствовал себя ребенком, когда мы все ухаживали за ним.

— Правда, тебе не стоит…

Я оттолкнула его руки.

— Позволь мне, — сказала я и начала обматывать его бедро тканью.

Мой взгляд прошёлся по его ноге под одеялом. Когда мои ладони задели его кожу, я вспомнила о том, что когда-то я могла свободно касаться его тела. В водоёме оазиса, в базарном шатре, на обломках дворца Мадината Алмулихи на берегу.

Я провела пальцами по его ноге, и Саалим застонал. Я взяла ещё одну полоску ткани, прошлась руками вдоль его кожи и зафиксировала повязку.

— Эмель, — сказал он так тихо, что я едва его расслышала.

— Хм-м? — хмыкнула я, глядя на Тамама и Нассара, которые откинулись на своих циновках.

Амир сидел на краю водоёма спиной к нам и двигал руками в молитве.

Я осторожно обернула последнюю повязку вокруг его бедра.

— Эмель, — снова сказал он, и его рука потянулась ко мне.

Он не сводил с меня глаз, пока я фиксировала ткань на его ноге.

— Что такое? — спросила я, наклонившись поближе к его губам.

Его тепло коснулось моего виска.

— Иди сюда, — прошептал он дрожащим голосом.

Он отвёл руку в сторону, словно приглашая меня лечь рядом с ним.

— Пожалуйста.

Мою кожу начало покалывать, а тело стало изнывать от желания. Я ничего так не хотела.

Покачав головой, я села и собрала чистые повязки.

— Если бы здесь не было столько глаз… — сказала я, а затем медленно коснулась губами его лба.

Когда мои губы дотронулись до его кожи, он снова превратился в Саалима из моего прошлого. Я ненадолго задержалась у его лба. Его дыхание сбилось.

— И если бы ты не был таким глупцом…

* * *

К тому моменту, как мы добрались до следующего поселения, я впала в отчаяние. Ласа было недостаточно. Края раны опухли. Жидкость, которая сочилась из неё, была вязкой и бледно-желтой. Началось нагноение, а за ним пришёл жар.

— Нам надо найти лекаря, — начала поторапливать я Амира, пока мы ждали кого-то, кто мог бы отвести нас к лидеру этой деревни.

— Я знаю, — сказал Амир, измученный беспокойством, после чего его и Нассара повели в поселение. — Мы постараемся найти его как можно скорее.

И хотя Саалим настаивал на том, что он в порядке, мы всего видели пот, выступивший у него на лице, несмотря на прохладную ночь. Пот капал с его лба, тек по рукам и шее. Он сгорбился на своём верблюде, пока мы ехали. Он был не в порядке, и ему быстро становилось хуже.

Это поселение было похоже на моё, где шатры служили домами, а их расположение зависело от направления ветра. Я не знала, было ли это поселение номадов, или здешний народ решил пустить корни в этой части пустыни, как люди моего отца.

Амир и Нассар вскоре вернулись с двумя мужчинами, которые пообещали отвести нас к лекарю.

— Вам повезло, — сказал один из них. — Он один из лучших.

* * *

— Она не затянется, — сказал мужчина, вздернув нос и глядя на раскрытую рану Саалима. — Он умрёт.

Мы все уставились на лекаря, включая Саалима. Нас не устраивала смерть.

— Нет, — сказала я одновременно с Амиром.

Тамам и Нассар ждали снаружи.

— Что вы можете сделать? — спросил Амир. — Мы можем вам заплатить — деньгами, солью. У нас есть еда…

— Я не буду тратить на это свои снадобья, — сказал лекарь.

Он указал на тёмные красные линии, которые поднимались по бедру Саалима.

— Уже слишком поздно. Оно распространяется в сторону сердцу.

Он встал и разгладил одежды.

Подавив всхлип, я уставилась на мужчину. Как он мог отказать Амиру? Саалим не мог умереть!

Наконец, Саалим заговорил:

— Я король Мадината Алмулихи. Всё, что вы на нас потратите, будет возвращено вам в трёхкратном размере.

— Ты слишком тяжело болен, — сказал лекарь. — И мой ответ «нет».

Я заставила себя посмотреть на Саалима, хотя мне не хотелось сейчас его видеть. Я не хотела видеть лицо того, кому сообщили, что ему суждено умереть. Я не хотела видеть лицо мужчины, которого я любила, и который выглядел…

Напуганным. Его глаза, помутневшие от жара, не смотрели на меня. Они смотрели на спину лекаря.

Полка с ингредиентами и мазями находилась недалеко от нас. Нас разделял только лекарь. Я даже начала раздумывать о том, чтобы украсть снадобья с полки, пробежав мимо него и засунув их в свой мешок.

Вместо этого мы ушли. Амир тяжело облокотился на Амира, а Нассар куда-то подевался.

— Он решил поспрашивать насчёт Касыма и Эдалы, — сказал Тамам.

— Хорошо, — прорычал Саалим.

Один из наших сопровождающих повёл нас шатрами, пока мы не вышли на огромную площадку, по центру которой горел костер. Прямо за ним находилось несколько шатров — их входы были открыты и подвязаны толстыми верёвками.

Из одного из них появился Нассар и подошёл к нам. Три женщины бежали у него за спиной, махая руками и спеша поприветствовать нас.

— Он ничего не слышал, — сказал Нассар. — но он сказал, что мы можем оставаться здесь столько, сколько нужно, пока ты не поправишься.

Саалим издал смешок.

— Значит, я умру здесь, — сказал он и с помощью Амира последовал за женщинами, которые что-то тараторили.

Нассар недоуменно посмотрел на меня, когда я последовала за ними в незанятый шатер.

— Скажи Педу, что он более гостеприимен, чем его лекарь, — сказал Саалим, когда его усадили на стул.

По центру лежал тюфяк, приподнятый над землёй, и по тому, как женщины начали подталкивать Саалима к нему, я поняла, что он предназначался для него.

— Я скажу ему, — сказала я в отчаянии и гневе.

Мои кулаки всё еще были сжаты из-за нежелания лекаря помочь.

— Нет, Эмель, — сказал Нассар. — Они могут плохо это воспринять.

Нассар прогнал женщин, которые начали говорить ему про постель для Саалима.

— Да, я всё понял, спасибо.

Переведя своё внимание на меня, он сказал:

— Оставайся здесь.

Нассар был прав. Нам бы не помогло, если бы я начала ругаться после того, как они предложили нам безопасное место для ночлега. Нассар попросил меня остаться с королём, и я послушалась.

Я подошла к стулу, стоявшему рядом с Саалимом. Он наблюдал за мной, а его лицо было всё ещё охвачено жаром. Затем послали за водой, и ему быстро её принесли. Очень медленно была приготовлена ванная, для которой понадобилось две поездки в оазис и две полные бочки. Саалима решили оставить одного, чтобы он мог помыться, но когда я начала уходить, он остановил меня.

— Если ты уйдёшь, я останусь один, — его голос прозвучал неожиданно печально.

Его эмоции, точно нити, притянули меня к нему. Закрыв вход в шатёр и проигнорировав вопросительный взгляд Тамама, я спросила:

— Тебе нужно помочь лечь в ванную?

Последовали тихие стоны и пыхтение, а затем:

— Да.

Я подошла к нему, взяла его за предплечье обеими руками, а он начал медленно и осторожно снимать одежду.

Раздевшись догола, Саалим вошёл в ванную. Я осталась подле него. Я не могла даже об этом мечтать, но это также был мой кошмар. Он вздрогнул, когда его рана погрузилась под воду.

— Ты не умрешь от этой раны, — сказала я, заставив свой гнев придать уверенности моему голосу.

Он начал сдаваться, стал более небрежным.

— Знаешь, я не перестаю думать о горах. Я никогда не видел таких высоких гор в своей жизни. И на их вершинах — лёд, замерзшая вода. Знаешь, я никогда такого не видел. Но теперь я вижу его, закрывая глаза. Я его чувствую. Я беру его в свои руки, он похож на порошок. Я прижимаю его к своей ноге, к шее. Он такой холодный.

Он говорил медленно и устало дышал.

Я замерла, слушая его.

— Это кажется нереальным, — сказала я натянутым тоном, и придвинула стул, чтобы сесть с ним рядом.

Он не мог знать, что он раньше бывал в горах. По крайней мере, он рассказывал мне об этом, когда был джинном. Таковы были последствия несовершенной магии, похожей на изодранный саван.

— Сейчас здесь уже меньше глаз, — сказал Саалим, положив локоть на край ванной и протянув ко мне руку.

Я взяла его за руку и коснулась её губами. А когда прижалась щекой к его ладони, его пальцы дрогнули и погладили моё лицо. Я закрыла глаза, которые наполнились слезами.

Он не мог умереть. Он не мог умереть. Он не мог умереть. Не сейчас, когда я была так близко. Не сейчас, когда мы были так близко.

Вода плеснула на стенки ванной.

— Теперь ты мне расскажешь? — спросил он и откинулся в ванной ещё больше.

Теперь его голова лежала на бортике, а лицо было повернуто ко мне.

— Расскажу?

— О нас.

Я замолчала. Зачем мне было рассказывать ему о прошлом, которое он не помнил? Я вспомнила о сумасшедшей женщине, которая жила в моей деревне. Она не знала ничего о нашем мире, и жила в прошлом, которое случилось двадцать лет назад. Дети любили дразнить её, когда она спрашивала о своем муже.

— Он умер! — кричали они, и она начинала оплакивать его по новой.

— Когда у меня был трудный день, или мне надо было отвлечься, — начала я. — У меня был друг, который рассказывал мне удивительные истории.

Саалим раскрыл рот, чтобы запротестовать, но у него больше не осталось сил, и он закрыл его.

— Мне очень нравилась история о джинне и ахире.

Если бы кто-то подслушивал нас сквозь эти тонкие стены из ткани, они бы услышали только эту историю. Они бы не поняли, что это была невозможная правда.

— Об ахире?

Он нахмурился.

— И джинне?

— Это добрый джинн, — прошептала я, проведя губами по его пальцам.

Медленно, чтобы передать всё в точности, я рассказала Саалиму нашу историю.

— Куда он делся? — спросил он меня после того, как я рассказала ему о желании ахиры, которое их разделило.

— Он вернулся домой, — сказала я и помогла ему встать.

Мы осторожно подошли к его постели. Когда он, наконец, лёг, его дыхание сделалось тяжёлым и частым.

Когда оно замедлилось, он спросил:

— А что случилось потом?

Его лоб нахмурился, когда я пожала плечами.

— Мне не нравится, что на этом всё и закончилось.

— И мне.

— В этой истории слишком много романтики. Ей не хватает боёв и сражений на мечах. Что делал этот джинн всё это время? Восторгался своей ахирой?

Не в силах сдержаться, я широко улыбнулась.

— Да.

— Ты должна закончить историю. Какой у неё конец?

— Счастливый, — пообещала я.

И когда он закрыл глаза, я заплакала.

***

— Нам надо возвращаться в Алмулихи, — сказал Нассар на рассвете.

— Алмулихи? — спросил Амир. — И куда мы отведём Саалима? К Альтасе? Мы это уже обсуждали. Её снадобья сгорели. У нас есть Эмель.

Я запротестовала.

— О, нет…

— На базаре мы найдём все, что ему надо! Здесь есть другие лекари, — сказал Нассар, на этот раз рассержено.

Он говорил громко, и я развернулась, ожидая, что Саалим проснётся. Мою грудь сдавило ещё сильнее. Он продолжал спать. Когда мы ехали в Мадинат Алмулихи в первый раз он как будто вообще не спал. Он всегда был бодр, всегда что-то планировал.

— Мы можем отправиться в другие поселения, — сказал Амир. — Те, что находятся недалеко отсюда, и где людей будет легче купить.

— Тогда мы отдалимся от Алмулихи. Мы не можем так рисковать.

— На юго-западе отсюда есть поселение, до которого ночь пути. До Алмулихи десять ночей — или все тринадцать, учитывая нашу скорость. У нас нет столько времени, — сказал Амир и посмотрел на меня.

Я знала, что он прав.

— Это так.

С наступлением сумерек, Тамам и Амир помогли Саалиму сесть на верблюда. Саалим поклялся, что с ним всё будет в порядке, и что у него осталось достаточно сил, но его остекленевшие глаза и дрожащие руки говорили об обратном. Нассар казался таким же изможденным, как и я.

Но несмотря на мою усталость, сон не угрожал мне, как я того опасалась, потому что я очень переживала из-за Саалима. Он пытался держаться, но я видела, как опустились его плечи, и как его тело покачивалось на верблюде.

Когда луна взошла высоко в небе, он завалился на сторону и упал на землю.

— Саалим! — вскрикнула я, спрыгивая с верблюда.

Тамам уже был там и стоял на коленях подле Саалима.

— Ты ушибся? — спросила я, опустившись на землю рядом с ним.

Я коснулась рукой его щеки, она была горячей.

Я развернулась и начала отчаянно — точно глупец — искать хоть что-нибудь, что могло ему помочь. Боги, почему это должно было случиться именно здесь? Эта беспомощность удушала меня. Я едва могла собраться с мыслями.

— Всё в порядке, — сказал Саалим, прерывисто дыша. — Я просто устал. И… заснул.

— Мы отдохнём, — сказал Тамам.

Амир подошёл к нам, Нассар шёл за ним следом, держа верблюдов за поводья. Он посмотрел на ночное небо каменным взглядом.

— Мы не можем здесь оставаться! — сказал Амир, достав из своего мешка карту и отчаянно указав на неё. — Осталось ещё половина ночи до следующего поселения. Мы не можем ждать, когда взойдёт солнце. Станет слишком жарко. И он…

Его голос стих, когда он взглянул на карту в лунном свете. Он блуждал по ней взглядом, точно ища другой путь. Когда я снова посмотрела на Саалима, его глаза уже были закрыты, дыхание сделалось учащенным.

Нет, нет, нет. Я не смогла бы этого вынести. Я не могла остаться здесь и наблюдать за тем, как Саалим начнёт умирать словно лампа, без масла. Я отошла от них и верблюдов в сторону. Я пошла навстречу ночи, вспомнив о том, как я чувствовала себя тогда, на Хаф-Шате, когда ещё была ахирой своего отца. Как я смотрела на пустыню и хотела убежать. Как я отчаянно желала вырваться из клетки, которой стал для меня дворец моего отца.

Теперь я попала в ещё более сложную ловушку. Я потерла глаза тыльной стороной ладоней, копаясь в воспоминаниях в поисках решения. Я пыталась вспомнить рецепты из книги Альтасы, да всё что угодно, что могло нам помочь. Может быть, было ещё не поздно вернуться в то поселение, из которого мы уехали? Я могла бы найти на рынке ингредиенты, которые мне были нужны, или украсть их у лекаря.

Мои руки упали вдоль тела, и я уставилась на горизонт, за которым поднималось солнце.

Неужели уже наступил рассвет? Не может быть. Луна всё ещё светила высоко над головой — она всё ещё была яркой. Я снова посмотрела на горизонт и на солнце.

Нет, это было не солнце.

Это было пламя.

— Путешественник! — прошипела я, подойдя к мужчинам.

Они посмотрели в ту сторону, куда я указала.

— Я пойду, встречу его.

— Нет! — сказал Тамам, настойчивость в его голосе удивила меня.

— Ты останешься здесь. Мы все останемся.

Я уперла руки в бока.

— У него может быть что-нибудь, что нам поможет. Что если здесь неподалеку есть какой-нибудь лекарь? Может быть, карта Амира неточная?

Амир нахмурился, но ничего не сказал.

— Тамам прав, — сказал Нассар, покачав головой. — Путешественник, который передвигается при свете пламени, хочет, чтобы его заметили. Хочет, чтобы к нему подошли. Никто в здравом уме не будет тратить масло таким способом.

— Если в этом нет смысла, то должен быть какой-то мотив, — сказал Тамам.

Нам было почти нечего терять. Не дожидаясь, когда они меня остановят, я пошла прочь.

Я осознала, насколько рискованно было то, что я делала, только тогда, когда приблизилась к путешественнику. Мои шаги замедлились, и я обернулась. Я уже не могла видеть мужчин. У меня перехватило дыхание, а грудь сдавило. Ну, конечно же, тут было слишком темно. С чего я решила, что смогу дойти до этого человека и без проблем вернуться назад? Я даже не могла закричать. Голоса перемещались по пустыне ещё хуже, чем люди, рождённые у моря. Моё сердце начало колотиться в груди, когда я всмотрелась в темноту.

Путешественник был уже недалеко от меня. Прищурившись, я увидела, что это женщина — она была ничем не примечательна помимо того, что держала в руках лампу, которая почти касалась земли, и осматривала песок, как будто что-то искала.

Я прижала дрожащие руки ко лбу, закрыла глаза и собрала всё свое мужество, чтобы приблизиться к ней. Когда я открыла глаза, женщина стояла на расстоянии вытянутой руки и вопросительно смотрела на меня.

— Боги! — вскрикнула я и прижала руки к груди.

Женщина была уже немолодой. Старше меня, но не настолько старой, чтобы совсем не выходить из поселения.

— Ты подкралась ко мне; а я подкралась к тебе, — сказала она мягким как масло голосом.

А затем она посмотрела на землю.

— Здесь ведь нет скорпионов?

— Я… нет, — подтвердила я, осмотрев песок.

Она опустила лампу так, чтобы свет не бил нам в лицо и помахала ей над песком вокруг нас.

— Они хорошо прячутся.

— Вы здесь живёте? — с надеждой спросила я.

— Здесь? Да.

Она не взглянула на меня, но я услышала удивление в тоне её голоса.

— Неподалеку? — спросила я.

— Прямо здесь.

Она указала себе за спину, и мой взгляд проследил за её пальцем так, словно был привязан к нему.

Я замерла. Там, недалеко от нас, стоял дом, который светился так же, как и её лампа. Почему я не заметила его раньше? Я потерла глаза, пытаясь понять, что происходит. Когда я снова посмотрела на женщину, та пропала.

Развернувшись, я облегчённо вздохнула, когда увидела, что она просто переместилась и продолжила искать скорпионов.

— Моему другу нужна помощь, — сказала я.

Я не могла её потерять. Я снова взглянула на её дом, чтобы удостоверится, что он всё ещё был там.

— Помощь? От меня?

— Мой друг. Он болен, ум… умирает.

Я плотно сжала губы, не давая своей грусти излиться наружу.

— Тогда ему не нужна моя помощь. Мазира сама его заберёт.

— Нет, — взмолилась я. — Я должна его спасти.

— Любовник? Найдёшь другого.

— Он король, — прошептала я.

Если мне суждено было снова увидеть мужчин, они не обрадовались бы тому, что я рассказала об этом незнакомке.

— Мадината Алмулихи.

На этот раз женщина улыбнулась.

— Почему же ты сразу не сказала? Я бы хотела увидеть этого короля Мадината Алмулихи. Отведи меня к нему.

— Я…а… Я не знаю, где они. Я так быстро сюда побежала.

Её взгляд так резко переместился на меня, точно меня ударили плетью.

— Ты бежишь в одиночку к путешественнику и не знаешь, как будешь возвращаться?

— Если он умрёт, у меня будут проблемы посерьезнее. Мне больше нечего терять.

— На твоё счастье, я не настолько глупа. А твои мужчины очень громкие.

И словно следуя по моим следам — вероятно, так оно и было, хотя я ничего не видела — она нашла их.

— Кто это? — сказал Нассар, сгорая от гнева.

Женщина проигнорировала его. Её взгляд задержался на Тамаме, но ненадолго, после чего она поставила лампу рядом с Саалимом и опустилась на колени.

Я посмотрела на её лицо. Она ненадолго нахмурила лоб, но больше ничего не выдало её мыслей.

— Жар? — спросила она.

— Да, из-за раны.

— Мы отнесём его ко мне домой.

Она посмотрела на трёх мужчин.

— Ты можешь пойти со мной, но вам придётся остаться снаружи.

— Мы не козлы, — сказал Нассар.

— Но вы пахнете, как козлы, — сказала она, вставая.

Она не сводила глаз с Саалима, пока не развернулась в сторону своего дома.

— Он вон там. Идёмте со мной.

Несмотря на то, что Саалим и верблюды задерживали нас, мне показалось, что мы довольно быстро дошли до её дома.

Женщина уже вошла внутрь, когда мы дошли до её жилища.

— Можете зайти сегодня, или завтра. Когда будете готовы. Я подожду.

Вот уж точно. Мы все уставились на её дом. Огромный череп — больше, чем шатры у меня дома — возвышался над песком. Клыки длиннее, чем лодки в Мадинате Алмулихи, утопали в песке и снова поднимались из него. На них была натянута верёвка, на которой болталась одежда. На кончиках клыков висели фонари. А поверх черепа находился огромный кусок промасленной верблюжьей шерсти. Этот череп был самым невообразимым домом, который я когда-либо видела.

— Что?.. — прошептал Амир.

Я услышала, как Нассар фыркнул, вторя ему. Тамам промолчал.

Я шагнула вперёд и прошла под верхней челюстью, заходя в дом.

— Где король? — крикнула женщина, когда я вошла.

Она стояла ко мне спиной, что позволило мне оглядеть странное помещение.

Здесь почти ничего не было. Одинокая циновка лежала на полу рядом с лампой, которую до этого несла женщина.

Здесь не было ни запасов еды, ни полок с кувшинами или флягами с водой. Здесь даже не было какой-нибудь головоломки или настольной игры. Должно быть, поселение было ближе, чем предполагал Амир; а если нет, то что она делала здесь всё это время? Спала? И охотилась за скорпионами?

Пока я смотрела на простую обстановку этого мрачного помещения, я вдруг осознала, что здесь не было лекарств. Ничего, что могло бы помочь Саалиму. Но я не знала, как озвучить свои опасения.

И она не дала мне возможности сделать это.

— Так тебе нужна помощь, или ты уже передумала? Приведите короля.

Очень медленно Амир помог Саалиму зайти внутрь.

— Вон, — сказала женщина Амиру, когда Саалима положили на циновку.

Амир рассержено посмотрел на неё, а затем на меня. Я надеялась, что всё будет в порядке.

— Могу я осмотреть твою рану? — спросила она Саалима.

Её голос прозвучал тихо, нежно. Как голос матери. Неожиданно и я тоже успокоилась.

Саалим кивнул. Расслышал ли он её вопрос? Понял ли он, что с ним говорила незнакомка? Я села с ним рядом и взяла его за руку. Женщина посмотрела на нас и сняла повязку, но ничего не сказала.

— Я могу это вылечить, — сказала она, уставившись на рану — плотная, молочно-белая и вязкая жидкость покрывала её края.

— Можете?

Я подалась вперёд. Моё сердце начало громко стучать, но не от страха, а от радости и надежды.

— Как?

Я осмотрелась. Рядом с женщиной лежала тонкая книга, которая мало чем отличалась от книги рецептов Альтасы. Может быть, у этой женщины была такая же?

— А где все ваши снадобья?

— Снадобья? Для чего?

Она рассмеялась, и её лицо растянулось в улыбке, обнажившей ряды крепких зубов.

Саалим сдвинулся, услышав звук, и я наклонилась к его уху.

— Она сказала, что поможет тебе. Я же обещала.

— Ты любишь этого мужчину? — спросила женщина.

Её голос прозвучал низко, словно она не хотела, чтобы её расслышали мужчины снаружи.

Ненадолго задумавшись и украдкой взглянув на Саалима, чтобы убедиться, что он был без сознания, я ответила ей так же тихо:

— Он смысл моей жизни.

Мои губы коснулись его грубых костяшек. Я сосчитала их: одна, две, три, четыре. Маленькие дюны, составлявшие мой мир.

— Понятно, — сказала она, а затем легонько прижала руки к его бедру рядом с раной. — Не могла бы ты одолжить мне свой плащ? — сказала она, помолчав.

Не задумываясь, я сняла плащ и протянула ей. Она взяла у меня плащ и понаблюдала за тем, как я расправила тунику на своих плечах.

А затем голос Саалима нарушил напряжённую тишину:

— Вы видели…

Он выдохнул, и его глаза снова закрылись.

— Брата, сестру. Эмель?

— Мы ищем двух человек, — сказала я и рассказала ей про Эдалу и Касыма. — Мужчина путешествует с женщиной, которую мы не можем описать. Я думаю, что она моложе вас.

Женщина медленно кивнула, после чего встала и отошла на другой конец комнаты, где у неё лежал кожаный мешок, который я не заметила раньше. Поискав что-то в мешке, она достала оттуда банку с мазью и вернулась вместе с ней.

— Это саха. Она поможет, — сказала женщина.

Достав флягу из-под своего пыльного плаща, она откупорила её и полила водой на его рану. Когда она убедилась в том, что рана достаточно чистая, она нанесла на неё мазь. Саалим вздрогнул, но, когда женщина закончила, он заметно успокоился. Я была готова поклясться, что его лицо как будто перестало гореть. Она взяла мой плащ и обернула им Саалима. Я потянула за края, чтобы помочь ей полностью его накрыть.

— Я могу перевязать рану, — сказала я.

— Нет. Она слишком долго была закрыта. Ей нужен воздух.

Женщина уставилась на лицо Саалима, в её взгляде было что-то необъяснимое. Словно прочитав мои мысли, она прошептала:

— Король.

И встала.

— Неподалеку отсюда есть поселение. Я отправлюсь туда сегодня вечером и узнаю, что они знают об этих людях.

— О, нет… — начала я, но она уже закуталась в плащ и вышла наружу.

Её лицо было напряжено, на нём отразилась какая-то эмоция, которую я не смогла расшифровать.

— Даже не вздумайте заходить внутрь! — предупредила она мужчин снаружи. — Я вернусь и узнаю, если кто-то из вас это сделает. Ему надо отдохнуть. Эмель позаботится о нём. Ему не нужны нюни вроде вас.

Губы Саалима дёрнулись, но он не открыл глаза.

— Эмель? — Амир появился у входа, но ткань захлопнулась перед ним.

— Я в порядке, — сказала я. — Ему вроде бы… уже лучше.

Я не дала своим надеждам воспарить слишком высоко. Попыталась не смотреть на его лицо, чтобы не увидеть, что оно больше не было мокрым и расслабилось.

— Она только что ушла.

Нассар говорил не со мной, но я услышала удивление в его голосе. Он пробормотал что-то неуважительное про солеискателей.

— Я не уверен в том, что мы можем ей доверять.

Это сказал уже Амир.

— А какой у нас есть выбор? — сказал Тамам.

Действительно, какой у нас был выбор? Дыхание Саалима сделалось более приглушённым, ровным и тихим. Он отдыхал.

Я сидела рядом с ним, притянув колени к груди, и наблюдала за тем, как он поправлялся у меня на глазах. Меня накрыло облегчением, точно одеялом в прохладную ночь. Оно забрало мой страх, волнение и отчаянную ноющую печаль. Но когда всё это смыло волной, я почувствовала, что что-то осталось. Что-то продолжало меня беспокоить. Что это было такое?

Я начала перебирать свои воспоминания и сравнивать то, что происходило со мной раньше и сейчас. Женщина, её дом, всё это было очень странно.

И затем я поняла.

Эмель.

Она знала моё имя. Как когда-то Саалим.

Я знала, что не называла ей своего имени.

Глава 23

Эмель

Что-то начало толкать меня то в одну, то в другую сторону. Я снова оказалась на корабле и смотрела на то, как огненные рисунки раскрашивают небо. То здесь, то там. Внутрь начал проникать свет, вода стала просачиваться сквозь плохо промасленную ткань шатра. Сначала медленно, затем быстрее. Она начала собираться вокруг меня, как вдруг мои глаза раскрылись.

Пустое помещение. Дом женщины.

Когда я поняла, где находилась, ко мне вернулся страх за Саалима. Как я могла позволить себе заснуть? Я резко села.

— О, — поспешно сказал Саалим тихим голосом.

Я повернулась к нему.

Он был здесь. Прямо передо мной. Он сидел и, хотя выглядел уставшим, казался… здоровым.

— Саалим?! — мой голос сорвался, когда я произнесла его имя, подняв руки к лицу.

Он поднес палец к губам и кивнул на вход. Снаружи все спали.

— Давно ты уже не спишь?

Я придвинулась ближе, окинув его жадным взглядом, проверяя то, как он двигался и как дышал. Я оценила цвет его кожи, силу его рук и, наконец, его рану. Она была всё ещё перевязана, но то, как он держал свою ногу… нет, она не могла так быстро зажить.

— С восхода солнца.

Он сказал мне, что я так крепко спала, что он не решился меня разбудить. Его люди рассказали ему о том, что произошло. Он сам, похоже, мало что помнил.

— Женщина так и не вернулась?

Он покачал головой, откинулся на руки и вытянул ноги.

— Твоя рана? — спросила я. — Тебе уже лучше?

Его улыбка сказала мне обо всём без слов. Когда он подтянул к себе ногу, я удивилась тому, с какой лёгкостью он это сделал. Он не вздрогнул, не застонал, его движения были естественными.

Он закатал ткань на бедре. Если бы не блестящая полоска кожи на его ноге, я бы даже не подумала, что он был ранен.

Втянув ртом воздух, я подползла ближе, чтобы более внимательно её разглядеть. Она так быстро зажила.

— Как долго я спала? — спросила я.

Несколько дней? Целую луну?

— В это невозможно поверить. Я задался тем же вопросом, когда проснулся сегодня утром.

В это было невозможно поверить. Это было невероятно. Я соединила пальцы, и беспокойство начало раскручиваться внутри меня, точно паутина.

— Это была не обычная лечебная мазь.

По тому, как он посмотрел на свою ногу, я поняла, что он подумал о том же самом.

— Это Мазира. Это была её магия, — сказала я.

Он потер запястья.

— Зачем женщине лечить меня с помощью магии?

— Потому, что ты король.

Он нахмурился.

— Ты ей рассказала.

Это был не вопрос.

Но я всё же ответила:

— Именно поэтому ты сейчас здоров.

— Она знает, откуда мы?

Я пожала плечами. Я не могла вспомнить, рассказала ли я ей об этом, но она много чего у меня спрашивала, когда луна была ещё высоко. Только вот она не спрашивала моего имени. Как и я её. Кто она была такая?

Саалим вскочил и сделал это так легко, что я тут же позабыла о его озабоченности.

— Мы не можем здесь оставаться, — сказал он громким голосом, намереваясь разбудить остальных.

Я услышала, как они зашевелились.

Он продолжил:

— Она оставила нас ждать своего возвращения, точно выброшенных морем моллюсков. Даркафы, наверное, уже направляются сюда.

Он был прав. Я встала, поспешно стряхнула с себя песок и надела сандалии.

Саалим вышел из шатра, а я, ненадолго окинув помещение взглядом, вышла за ним следом.

Нассар и Амир уже скручивали свои циновки, сворачивали плащи и складывали их в мешки. Из-за дома женщины раздался звук учащенного дыхания. Мы подождали и увидели, как Тамам завернул за угол.

— Она возвращается, — сказал он, и на его лице отразилось удивление, когда он увидел Саалима, твёрдо стоявшего на ногах.

— Одна? — спросил Саалим и обернул гутру вокруг шеи.

Тамам кивнул.

— Идёт пешком.

Амир развернул свою карту и прищурился, глядя на чернильные знаки. Подойдя ближе, я проследила за его пальцем, которым он вёл по дороге, на которой, как он думал, мы находились. Он указал на наше поселение, которое находилось на юге.

— Хм-м.

Он достал из кармана бавсал, чтобы в чём-то удостовериться.

— Она идёт с запада, но ближайшее поселение находится на юге, и до него две ночи пути.

Вскоре женщина завернула за угол дома. Увидев Саалима, она кивнула, и её лицо слегка смягчилось от облегчения.

— Ты поправился.

— Да. Я тебе должен, и не только благодарность. Чем я могу тебе отплатить? — сказал он вежливо, но я услышала напряжение в его голосе, которое говорило о том, что он хотел поскорее уйти отсюда.

— Я бы хотела присоединиться к вашему путешествию, — сказала она.

В её просьбе было нечто странное. Я словно почувствовала это в воздухе.

Саалим выпрямился, сбитый с толку тем, что к нам мог присоединиться незнакомец. Я тоже решила, что это плохая идея, но Амир медленно кивнул. А Нассар и Тамам как будто всё ещё размышляли над её просьбой.

Саалим свирепо взглянул на них троих, и тогда женщина посмотрела на меня, приподняв брови. Может быть, она увидела ужас, написанный на моём лице?

— Я не могу на это согласиться, — сказал Саалим, который снова повернулся к ней. — Могу ли я сделать что-то ещё? Если ты пока не решила, то по возвращению домой я могу отправить тебе всё, что ты пожелаешь.

Она покачала головой.

— Нет, я думаю, что ты должен позволить мне присоединиться к вам.

— Это хорошая идея, — сказал Тамам.

Женщина улыбнулась и посмотрела на Тамама. Нассар и Амир поддакнули ему.

Саалим раскрыл рот. Как могли они перечить своему королю в присутствии незнакомки? Не говоря уже о том, что было не очень мудро разрешать ей присоединяться к нам. И хотя я не забыла о том, с какой лёгкостью она вылечила Саалима, это было рискованно.

— Я не возьму тебя с собой, — сказал Саалим твёрдо.

Женщина усмехнулась и снова посмотрела на меня.

— Я под впечатлением, — сказала она.

Я ничего не понимала.

— Но поскольку я великодушная, — сказала она, не дожидаясь ответа. — Я отведу вас в ближайшую деревню. У них есть информация, которая вам поможет.

Она одарила меня понимающим взглядом.

— Тебе там тоже понравится.

Мы согласились, потому что она не приняла бы другого ответа. Мы оделись для предстоящего путешествия, которое должно было занять у нас целый день, привязали вещи к верблюдам и направились в сторону деревни.

— Она недалеко, — пообещала женщина, когда мы тронулись в путь.

Я обернулась, чтобы взглянуть на её дом, так как была уверена, что мне больше не доведётся увидеть ничего подобного. Но он пропал. Неужели мы ушли так далеко?

— Она вон там.

Я проследила взглядом туда, куда она указала пальцем, и увидела зелёную полоску, похожую на покрывало, лежащее на песке, которая отделяла землю от неба.

Деревья, такие же густые как те, что росли в саду Альтасы — если не гуще! — предстали у нас перед глазами. Женщина повела нас прямо туда.

Сначала изменилась земля. Песок стал более влажным, менее зернистым и напомнил мне о земле в королевском саду. Я увидела кусты, покрытые листьями. Затем появились низенькие деревья, а потом деревья повыше.

— Там дальше река. Вы скоро её услышите, — сказала женщина.

Так и случилось. Когда мы зашли под кроны деревьев — их ветки почти полностью затеняли землю — я не только услышала воду, но и почувствовала её. И хотя здесь было прохладнее, чем на солнце, воздух стал таким влажным, что мы уже не могли выносить нашу одежду. Саалим избавился от верхних слоев одежды, и мы последовали его примеру.

— Здесь очень влажно, — сказал Нассар.

Он был прав. Мы уже знали, что такое пот, но это было нечто совсем иное. Я вытерла лицо, но оно опять намокло.

Амир снова начал бормотать, что даже не догадывался о том, как близко находилось это поселение. Было понятно, что он разочарован своими навыками проводника.

— Никто не ожидает от тебя того, что ты будешь знать всю пустыню, — сказала я, перешагнув через закрученные корни деревьев, торчащие из земли.

— Я ожидаю, — сказал Саалим.

Женщина взглянула на него и скопировала его улыбку.

Там, где деревья росли гуще всего, звук бегущей воды сделался громче.

Мы подошли к реке, и я уставилась на воду, которая быстро неслась передо мной. Я посмотрела из стороны в сторону на проносящиеся мимо ветки и листья.

— Это река? — спросила я.

Я слышала раньше о реках, но не ожидала, что она будет такой. В некотором смысле река пугала ещё больше, чем море. Ветку, которая быстро неслась по поверхности, неожиданно поглотила вода. Я сделала шаг назад. Мирные каналы Алмулихи были совсем не похожи на это.

— Это она, — сказала женщина, когда никто не ответил.

Интересно, видели ли они когда-нибудь реку? А она продолжала говорить:

— Она бежит далеко на юг, унося зелень вместе с собой. Сложно представить, что на другой стороне находится засушливая пустыня, верно?

Она развернулась и пошла вдоль берега реки, стараясь не заходить в грязь. Мои ноги не были привычны к влаге, палкам и острым листьям. А сандалии мало мне помогали.

— Сюда, — сказала она, и мы последовали за ней.

Вскоре я увидела мост, сделанный из веревок и деревянных досок. Он был подвешен над водой.

— Это безопасно? — спросил Нассар, когда мы приблизились.

— Сегодня он меня выдержал, — сказала она, приподняв плечи, а затем пошла через мост.

Я увидела, как тот начал покачиваться под её весом. Амир бесстрашно пошёл следом за женщиной, а за ним, точно голодные козлы, отправились Нассар и Тамам.

Я остановилась, представив, как мост рушится вниз, а я падаю в воду, и меня уносит течение реки. Саалим взошёл на мост, после чего повернулся ко мне и протянул руку.

— Вместе?

Я схватила Саалима за руку, и позволила ему повести меня через мост. Сначала мы шли с осторожностью, стараясь слишком его не раскачивать.

— Скорее, — взмолилась я, когда мост просел под ногами Саалима.

Саалим так быстро потащил меня за собой, что я почти побежала, и успокоилась только тогда, когда мои ноги снова ступили на твёрдую землю. Я чуть не упала на колени от облегчения, но любопытные лица наших компаньонов, которые смотрели за тем, как мы перебегали мост, держась за руки, остановили меня.

Впереди мы заметили какие-то строения, рядом с которыми что-то двигалось. Мы наконец-то пришли.

Куда бы я ни посмотрела, я обнаруживала что-нибудь необыкновенное и удивительное. Глаза мои разбегались. Первый дом, который я заметила, был построен из грязи и толстых палок, а его крыша из веток и листьев. Люди смотрели на нас, когда мы шли мимо. Наверное, мы были так же интересны им, как и они нам. Женщины были одеты в яркие туники без рукавов, доходившие им до колен и подвязанные на талии. Мужчины прикрывали только бёдра, их торсы оставались обнажёнными. На некоторых мужчинах и женщинах были надеты плотно повязанные тюрбаны и украшения из ракушек и бусин.

Когда мы ступили на заросшую тропинку, нам помахала какая-то женщина. На её запястье были надеты браслеты из голубых бусин, которые показались мне такими знакомыми, что я чуть не остановилась, чтобы лучше их разглядеть. Мы называли их бусинами рабов. Дома мы использовали их в качестве денег, играя в карты — в гамар. Может быть, они были именно отсюда? Но эти люди были совсем не похожи на рабов.

Женщина, которая привела нас, как будто знала их всех. Они встретили её, как старого друга.

— Джафар вон там, — сказала она нам, поприветствовав пожилую женщину и поцеловав её в щёку.

Мы вышли на открытое пространство, и мой взгляд тут же устремился вверх по стволам деревьев.

Крепкая лестница вела к деревянной платформе на дереве, где находился дом, который мало чем отличался от тех домов, мимо которых мы прошли, хотя он выглядел более изыскано, а его дверь и окна украшала резьба. Платформа была как будто устлана коврами, вроде тех, что лежали во дворце моего отца, их края свисали вниз, и на них можно было разглядеть узоры. За домом располагались ещё два дома, и все они были соединены веревочными мостами.

— Джафар, они здесь! — крикнула женщина.

Какой-то мужчина начал пересекать один из мостов, и это зрелище одновременно удивило и ужаснуло меня. А затем он вышел из дома и спустился по лестнице.

Было в Джафаре нечто знакомое — в том, как он шёл по направлению к нам, мягко, но уверенно, как он поклонился мужчинам, как взял Саалима за предплечье и как поприветствовал меня с такой же теплотой.

— Если вас это устроит, — сказал Джафар, — вы можете подняться. Моя жена приготовила чай и яссу³.

— Спасибо. Нассар присоединится к нам.

Саалим указал на меня.

— Амир и Тамам останутся здесь.

Джафар кивнул и жестом попросил нас следовать за ним.

— У меня здесь есть некоторые дела. Я вернусь к тому моменту, как вы закончите, — сказала женщина.

И затем она ушла, исчезнув между деревьями. В ней, во всём этом, в Джафаре, было что-то такое, что казалось мне неправильным. Но моё сознание всё ещё не могло разгадать эту непонятную загадку.

Несмотря на то, что у меня не было желания карабкаться по лестнице, я очень хотела увидеть дом на дереве изнутри, поэтому я начала подниматься вслед за мужчинами. Платформа на самом деле была покрыта коврами. Я не смогла сдержать улыбку. Это так сильно напомнило мне о доме.

Убранство внутри было таким же. Ковры покрывали деревянный пол. В центре помещения стоял низкий стол, вокруг которого лежали подушки. Пространство было наполнено запахом ладана, и каждый новый вдох заставлял меня вспоминать о матери. Это было похоже на гарем, только лучше, потому что здесь я слышала шелест листьев при каждом дуновении ветра. Птицы так громко чирикали, что почти заглушали всё вокруг своими весёлыми песнями. Но самое главное и удивительное заключалось в том, что это место показалось мне самым безопасным из всех, что я знала, помимо дворца Алмулихи.

— У вас красивый дом, — сказала я, осматривая предметы на полках.

И меня охватила тоска при воспоминании о своей прошлой жизни и сёстрах.

— Спасибо. Всё это — благодаря моей жене. Когда мы поженились, это было первое, что она сделала.

Он указал на ковры и подушки.

— Я не хотел, чтобы она тосковала по дому.

Я улыбнулась, коснувшись гобелена, висевшего на стене без окон.

— Это так похоже на мой дом.

— Значит, тебе должно здесь очень понравиться.

На столе, стоявшем рядом, лежала небольшая колода карт.

— Мои сёстры и я очень любили эту игру.

Джафар рассмеялся.

— Только не говори об этом моей жене! Она заставит тебя играть в неё всю ночь.

А затем, повернувшись к Саалиму, он сказал:

— Прежде, чем мы обсудим те дела, что привели вас ко мне, давайте выпьем и поговорим о пустяках. Сыны не любят работать, не повеселившись, и я не могу с ними не согласиться.

Я не могла отвести от него взгляда, пока он говорил. Неужели он казался мне таким знакомым только из-за обстановки его дома? Нет, было что-то такое в его манере держаться. В мягкости его слов, в том, как он кивал головой и двигал руками, когда говорил.

Вдруг из задней двери вышла женщина. В своём платье рубинового цвета и платке она стала самым ярким пятном в этом помещении. Мы все уставились на неё, когда она поставила поднос, заполненный едой, в центр стола.

Она взглянула на нас, а Джафар хлопнул в ладоши и сказал:

— Отлично! Я хотел бы представить вам свою жену, Рах…

Я ахнула:

— Има!

Глава 24

Саалим

Эмель поднялась на ноги и подошла к жене Джафара.

— Эмель! — вскрикнула женщина, прикрыв рот трясущимися руками.

Я не сразу понял, испугалась ли она или впала в исступление. Может быть, и то, и другое.

— Ты здесь?

Она посмотрела на нас на всех, а затем снова на Эмель.

Эмель прижала её к груди.

— Рахима, это ты!

— Ты обещала, что приедешь, и вот ты здесь!

Они обнимали друг друга так, как давно не видевшиеся члены семьи, а мы, молча, смотрели на них.

— Джафар, — сказала девушка, — это моя сестра! О которой я тебе рассказывала!

Она заморгала, чтобы не расплакаться, и только тогда я заметил некоторое сходство между ними.

Джафар широко улыбнулся своей жене и махнул рукой.

— Я за тебя рад. Иди, поговори с ней. Проведите время вместе. Может быть, я смогу уговорить наших гостей остаться на ночь.

Он вскинул брови, и Рахима и Эмель ушли. Он развернулся на своей подушке и посмотрел на нас.

Я заметил, что при нём не было оружия. Этот жест успокоил меня. Я притворился, что чешу бок, и оглядел всё помещение, попутно бросив взгляд за окно. Снаружи не было стражников. Нужно было очень доверять гостям, чтобы пустить незнакомцев в свой дом, не выставив снаружи охрану и не взяв с собой оружия.

Это имело мало смысла, но я почему-то знал, что Джафару можно доверять. Я почему-то понимал его, как и Рахиму.

— Рахима много рассказывала мне об Эмель, — сказал Джафар. — Она навещала деревню и искала её. Узнав о том, что Эмель уехала, она впала в отчаяние. Ей была очень нужна эта счастливая встреча.

Джафар посмотрел на свои руки, и его губы исказила гримаса.

Когда мы доели яссу, а наши непринуждённые разговоры смолкли, Нассар сказал:

— Наша проводница говорила, что у вас есть информация о людях, которых мы ищем.

Джафар кивнул и отодвинул свою пустую тарелку. Поставив локти на стол, он сказал:

— Три дня назад мимо проезжало четыре человека. Они были одеты в чёрное, их кожа была бледной. Они задержались в нашей деревне и спрашивали о богине и её слуге. Они не проявили агрессии, но показались нам помешанными и оставили метки в виде чёрной руки на наших деревьях. Они говорили о правильном сыне и о том, что пустыне нужен законный наследник.

— Они уехали на следующий день.

Джафар соединил пальцы вместе, положил подбородок на руки и продолжил свой рассказ:

— А затем приехали мужчина и женщина. Женщина была средних лет, а мужчина где-то твоего возраста, — Джафар указал на меня. — Они ничего не рассказали о своих делах, но спрашивали, не проезжал ли кто мимо. Я рассказал им о помешанных людях, но это их не заинтересовало. Они как будто испытали облегчение, узнав, что больше здесь никого не видели.

Мужчина, которого он описал, был похож на Касыма. Когда я сказал Джафару, что моё правление оказалось под угрозой, его глаза потемнели от тревоги.

— Этот мужчина хочет забрать у меня трон. Мы должны его найти.

А затем я описал Эдалу. Он покачал головой. Он не знал никого похожего на неё. Джафар более подробно рассказал нам о том, когда и в каком направлении уехали Касым и женщина. Амир пометил большой участок на своей карте, лежащей перед ним.

Поиски двух людей в пустыне были подобны поискам крупинок соли в песке. О чём я думал, когда настоял на том, чтобы отправиться в это путешествие?

— Саалим? — спросил Амир.

Я поднял взгляд со стола на него.

Амир продолжил:

— Тебе решать.

— Что?

Джафар хмыкнул, после чего повторил свой вопрос.

— Вы останетесь? У нас есть, где разместить гостей. Для вас пятерых у нас достаточно места.

Он указал куда-то у себя за спиной.

Если бы мы остались, мы бы потеряли много времени, а нам надо было найти Касыма. Найти Эдалу. Но, может быть, пришло время прекратить эту погоню? Эта задача казалась невыполнимой.

Завтра вечером мы могли бы отправиться домой. Алмулихи нуждался во мне, и был важнее, чем поиски сестры и покинутого Вахиром брата. Если он собирался вернуться за мной, то я должен был подготовиться к его возвращению.

— Мы останемся, — сказал я. — И я благодарен тебе за гостеприимство.

***

Джафар повёл нас к трём домам, закрепленным на деревьях. К этому комплексу вела одна единственная лестница, и так же, как у Джафара, эти дома были соединены между собой мостами.

— Лестницу можно поднять, так что вы спокойно сможете поспать, — сказал Джафар, положив руку на перекладину.

— Эти дома очень умно сконструированы.

Я уставился на них, размышляя о том, чтобы соорудить у себя что-нибудь настолько же простое и надёжное.

— Да. Их придумал мой дед. Но их не так уж легко строить, иначе вся наша деревня была бы построена на деревьях.

В отличие от этих домов, Алмулихи, построенный на земле, был легкодоступен для нападавших. Для Касыма.

Сумерки быстро опускались. В тени леса тьма наступала гораздо раньше. Эмель и её сестра всё ещё находились в доме Джафара.

Я хотел подождать её, но поскольку наши ритмы постоянно менялись, я начал проваливаться в сон, словно выпил слишком много вина. А Эмель, скорее всего, захотела остаться подле своей сестры.

— Я первый заступлю на дежурство, — сказал Тамам.

Я покачал головой.

— Мы все можем поспать. Я подниму лестницу.

Эта идея не очень ему понравилась.

— Но нам не стоит спать всю ночь, — уступил ему я, — Поспим хотя бы немного.

Несмотря на то, что я всё ещё берёг свою раненую ногу, я поднялся по лестнице безболезненно. Что сделала со мной та женщина? Не могла же моя нога зажить за один день?

Моя комната была уже подготовлена. Там горели масляные светильники, наполняя помещение запахом благовоний. Ковёр на полу был толстым и приятным на ощупь, как и подушки. Окна и двери были занавешены тонкими занавесками — такие же я заметил в доме Джафара. Вероятно, они защищали от насекомых. Хорошо, что у нас не было такой проблемы в Алмулихи.

Я лёг на спину и закрыл глаза. Сквозь шум леса я услышал, как что-то скребёт по пергаменту — это Амир возился со своей картой, а Нассар проверял направление с помощью своего бавсала. Эти звуки заглушали шум реки.

Стук обуви по деревянному настилу разбудил меня. Дом начал покачиваться, когда кто-то пересёк мост.

В дверях показался силуэт.

— Кто здесь? — спросил я.

— Извини, — раздался голос Эмель. — Я думала, что здесь пусто.

Она собралась уходить, и сетка упала, закрыв дверной проём.

— Нет, прошу тебя, заходи, — поспешил сказать я и встал, чтобы зажечь фонарь.

Вся моя усталость улетучилась, когда она вошла внутрь. Комната осветилась оранжевым светом. Я повернулся.

— Ты промокла.

Эмель улыбнулась и перекинула мокрые пряди волос через плечо.

— Рахима отвела меня в купальни. Это называется водопад. Ты слышишь его?

Она наклонила голову и указала на дверь.

— Его шум похож на море.

— Да.

Я осмотрел полки, чтобы придумать причину, по которой она могла бы остаться. Я не мог упустить шанс побыть с ней наедине. Я хотел, чтобы она рассказала мне что-нибудь ещё о нашем прошлом. На подносе стоял серебряный чайник. Он оказался тёплым. Хвала Вахиру!

— Пожалуйста, садись, — сказал я и начал наливать чай.

Она взяла несколько подушек и откинулась на них.

Я поставил перед ней чашку с чаем, а она сказала:

— Ты наливаешь чай, как женщина.

— Моя мать учила нас разным вещам, чтобы мы не полагались только на слуг. Думаю, она делала это как раз для таких случаев.

— А ты умеешь прислуживать.

Она отхлебнула чай.

— Правда, это не всегда приятно.

Она улыбнулась.

— Этому она вас тоже учила?

— Нет.

Наступила тишина. Эмель провела пальцем по краю чашки. Это был очень изящный жест для такой мужественной девушки. Она подняла на меня взгляд.

— Ты знал свою настоящую мать?

— Нет. Она не захотела стать частью моей жизни.

Я не хотел говорить о своём прошлом, поэтому спросил у неё про Рахиму.

— Я была в ужасе, когда он выбрал Рахиму. Я очень переживала о том, что он ей не подходит, но ты…

Совсем ненадолго она замолчала.

— Но ты всегда должен верить, что Эйкаб знает, как лучше.

Второе «ты» она произнесла как-то иначе. Во втором случае это мог быть кто угодно. А под первым «ты» она подразумевала меня.

Это напомнило мне о тех снах, что я видел, находясь в горячке, снах о нашем неясном прошлом. Тогда я был кем-то другим — меня словно сдерживала чья-то могущественная рука — но Эмель, без сомнения, была сама собой. В тех снах была такая лёгкость, а между нами было столько свободы. Я мог касаться её столько, сколько хотел. Когда я просыпался от этих снов, меня поглощали боль и жар. Сначала мне казалось, что я хотел вернуться в эти сны, чтобы прекратить страдания. Но теперь я уже не страдал, и всё равно хотел вернуться туда.

У меня перед глазами возникло бледное лицо Елены, поэтому я посмотрел на Эмель, чтобы отогнать его.

— О чём ты думаешь?

— О Елене.

Она ухватилась за нити ковра.

— Когда состоится свадьба?

— Когда всё утрясётся.

Я откинулся на руки и посмотрел в ночное окно. Прислушался к какофонии жужжания, шипения и кряканья различных существ.

— Ты хочешь жениться на ней?

Я задумался, не будучи уверенным в том, что я вообще знал ответ на этот вопрос.

— Я хотел сделать это ради своего отца.

Я снова наполнил наши чашки. Вода была тёмной, листья слишком долго настаивались.

— Своего отца?

— Он совершил ошибку, — сказал я, указав на себя. — Я не должен её повторить. Обязанность короля — жениться ради власти. Мой отец, в итоге, полюбил мою мать. Ему очень повезло.

— Королеву хаяли.

Кивнув, я сказал:

— Это был выгодный брак. Она была совсем не похожа на сестру. Она была очень мягкой — полной противоположностью суровой Лике.

В Эмель сочетались оба эти качества.

— Он любил солеискательницу, которая тебя выносила?

— Он жалел о том, сколько горя принёс ей и мне.

— Ты не допустишь такую же ошибку.

Её слова прозвучали сухо и окончательно.

— Он действительно совершил ошибку. Но мы с ним не совпадали в том, что это была за ошибка.

Я встретился взглядом с Эмель. Когда она смотрела на меня в этой темноте, её глаза казались ещё темнее.

— Мне было очень легко принять решение жениться на Елене…

Я сделал вдох. Я не должен был этого говорить, но стол был уже накрыт. И будь я проклят, если бы не сел за него.

— Пока не появилась ты.

Она сжала губы вместе.

— Я.

Потребность рассказать ей всё заставила слова политься из меня, точно вода.

— Могу ли я обременить тебя ещё одним признанием?

— Конечно.

— Находясь рядом с тобой, я чувствую такие вещи — хорошие вещи — благодаря которым я ощущаю себя цельным. Но также…

Я осмотрелся вокруг, пытаясь понять, как мне объяснить свои чувства.

— Что-то ещё скрывается под всеми этими слоями. Какое-то эхо, основа всего — я не знаю, как это описать — что говорит мне: да, это правильно. Это похоже на палимпсест⁴. Ты знаешь, что это такое?

Теперь я уже не мог замолчать.

— Я чувствую себя счастливым, Эмель. Это меня пугает, потому что я боюсь, что мне нельзя чувствовать себя таким образом.

— Потому что это ошибка? — её голос прозвучал мягче, чем кровать у меня дома.

— Нет. Я не думаю, что это ошибка. Это такой же страх, который я чувствую, когда моя орлица охотится. Каждый раз, когда я выпускаю её, я не знаю, вернётся ли она ко мне.

— Ты боишься, что я не разделяю твои чувства.

Снаружи послышался топот ног.

— Саалим!

Мы выпрямились, и в то же мгновение в комнату вошёл Тамам.

— Эмель не, — он опустил взгляд на нас и сказал, — вернулась.

Она резко встала, опрокинула чашку и допила чай.

— Я уже собиралась уходить.

И прежде, чем кто-либо из нас смог произнести хотя бы слово, она проскользнула мимо него и исчезла.

— Прошу прощения, что прервал вас, — сказал Тамам, переминаясь с ноги на ногу в дверях.

Откинувшись на подушки, я сказал:

— Ты вообще когда-нибудь спишь?

* * *

Когда я открыл глаза, масло в лампе догорело, и комната погрузилась в удушающую темноту. Я на ощупь нашёл в темноте дверь.

Лунный свет едва проникал сквозь листья, и я не сразу нашёл лестницу. Я опустился на четвереньки и начал шарить перед собой руками, пока, наконец, не почувствовал её. Лестницу уже опустили, поэтому я спустился по ней, чтобы узнать, кто ещё не спал.

Когда мои ноги коснулись земли, я услышал голос:

— Тоже не можешь уснуть?

Тамам.

Он прислонился к одному из деревьев, на которых держались дома, и нёс вахту, даже несмотря на то, что нам не грозило нападение.

Я отошёл в кусты, чтобы облегчиться.

— Нет, не могу.

— Я не слепой, — сказал он.

— Что ты имеешь в виду, Тамам?

— Ты и Эмель.

— А-а.

— Ты точно об этом не пожалеешь?

— Нет, — уверенно сказал я.

Он вздохнул, но этот вздох не показался мне измученным. Он как будто испытал… облегчение?

— Воин способен убить из-за любви к женщине. Но если это правильная женщина, он способен остановить свою руку, — сказал он.

Когда я вернулся на тропинку, наши взгляды встретились. Что он вообще знал о женщинах? Я никогда не видел Тамама где-то ещё кроме дворца.

— Когда она попросила не убивать номада, ты остановился, — сказал Тамам. — Хотя это было глупо.

— Я собираюсь пройтись.

— Я останусь здесь.

Он уставился на огромный костёр в конце тропинки.

— Да. Посиди здесь. Я недалеко.

Рядом с костром сидела женщина, которая вылечила меня, а у неё на коленях лежала половинка какого-то огромного фрукта. Она не удивилась при виде меня.

— Спасаться от насекомых лучше всего именно здесь, — сказала она, окутанная дымом, после чего выплюнула горсть чёрных семечек на землю.

— Могу я присесть? — спросил я, указав на ствол дерева, на которое не был направлен дым.

Она кивнула.

— Куда ты ходила, когда мы пришли? — спросил я, садясь.

— Я искала для вас ночлег. Хотя Джафар и так предложил вам свои дома. Он очень высокого о вас мнения, раз позволил вам переночевать на деревьях.

— Он был к нам очень добр. Во многом это связано с тем, что его жена — сестра Эмель.

На этот раз женщина улыбнулась, и её губы заблестели, как у ребенка, который наелся конфет.

— Я так и подумала.

Неожиданно она сосредоточилась на своих пальцах и начала осторожно вытирать их, после чего выбросила корку от фрукта в костёр.

— Джафар рассказал вам о том, что вы хотели услышать? — спросила она.

Я вытянул ноги, приготовившись почувствовать боль, но ощутил лишь облегчение.

— Он кое-что знает, но этого недостаточно. Сегодня вечером мы отправимся в Алмулихи. То есть завтра вечером, — я посмотрел на небо. — Где эта проклятая луна?

Женщина улыбнулась.

— Сегодня вечером. Рассвет гораздо ближе заката.

Она отпила из своей фляги.

— Вы решили сдаться?

— Называй это, как хочешь. Но, — я сделал глубокий вдох, почувствовав, что могу доверять этой женщине, как когда-то доверилась ей Эмель. — Мой город остался без короля, я не могу оставлять его так надолго. Я понадеялся на успех, как глупец. Наверное, я просто хотел найти свою семью.

— Желание найти свою семью не делает тебя глупцом.

— Нет, но я оставил свои обязанности, чтобы найти их. Мой брат представляет для нас опасность, и было не очень мудро пытаться найти его здесь. Он хочет избавиться от меня, и попытается на меня напасть. Я переживаю о том, что он может сделать, если узнает о моём отъезде из Алмулихи.

— Я слышала о твоём брате. Он второй в очереди на трон. Конечно же, он опасен. Но люди считают, что оба сына из города у моря избалованы и заносчивы.

— О, да.

Я слышал это сотню раз. Раньше меня это не заботило. Я считал, что люди вольны думать, что хотят. Теперь же я хотел, чтобы они знали: я был уже не тот, что прежде, я изменился.

Женщина сложила руки и упёрлась локтями в колени.

— Но я вижу, что они ошибались насчёт, как минимум, одного из них.

Я почувствовал невероятное удовольствие, услышав её комплимент. Но разве мне нужно было одобрение этой незнакомки? Тогда почему я не мог посмотреть ей в глаза?

— А что насчёт женщины, которую вы ищете? — спросила она.

— Моя сестра. Я надеюсь, что она жива.

Я сделал глубокий вдох, не заботясь о том, чтобы скрыть свои чувства.

— Я отчаянно этого хочу. Может она и жива, но я не знаю, как её найти.

— С чего ты решил, что она жива?

— Я получил от неё письмо, которое заставило меня в это поверить.

— Письмо.

— Оно пришло без адреса, без печати. Я никак не мог её найти. Это было похоже на магию.

На этот раз я посмотрел женщине в глаза. Мои слова повисли в воздухе.

— Магию? — сказала она, попавшись на мою приманку.

Ее лоб нахмурился, и она откинулась назад.

— Ты в это веришь?

— Только когда не могу что-то объяснить. Как, например, рану, которая странным образом зажила.

Женщина нахмурилась, услышав моё обвинение.

— А что насчёт девушки?

— Эмель?

Это была странная смена темы.

— Какое отношение она имеет ко всему этому? Почему она поехала с вами?

— Её жизни угрожали.

«Мой брат», — хотел сказать я, но не смог. Это было слишком постыдно. Одно дело, когда твой брат хочет заполучить твой трон. А другое дело — когда этот брат пытался убить невинного человека.

— Почему?

Почему? Это был странный вопрос, и я понял, что не знаю на него ответа. Я не спросил Эмель о том, почему Касым пытался её убить. А знала ли она сама?

— Значит, ты только поэтому взял её с собой? Чтобы её защитить?

Я промолчал.

— Я так и подумала, — сказала женщина. — Она так смотрела на тебя, когда ты был болен…

Она повертела руками.

— Она словно была тебе должна. Она была готова отдать всё, что угодно.

Она наклонилась вперёд.

— Саалим, ты знаешь, что когда она оставила тебя и твоих людей в ту ночь, она нашла меня? Она прибежала ко мне с дикими глазами. Она могла потеряться. Она могла потерять вас в той темноте. Это был глупый поступок. И знаешь, что она мне ответила, когда я указала ей на это? Что ей больше нечего терять.

Пламя высоко взмывало в воздух передо мной, освещая ветви деревьев над нами и заставляя тени двигаться, хотя на деревьях ничего не было.

— Ты понимаешь, — спросила она, — что ты ей должен?

Её вопрос прозвучал странно. Что-то в её словах затронуло те мои мысли, что не давали мне покоя. Она что-то знала, но я не понимал, что именно.

Её лицо сделалось суровым.

— Если ты планируешь отвергнуть её, скажи ей об этом прямо сейчас. Пока она ещё может вернуться к себе домой.

— Я не собираюсь говорить ей…

Я остановил себя. Это женщина не имела права обсуждать это со мной.

— Ты только посмотри на себя — перебираешь руками, уставился в землю, не можешь закончить фразу. Влюблённый мальчик, ни больше, ни меньше.

Несмотря на то, что она упрекнула меня, она сделала это мягко, и я не обиделся.

— Так вот что чувствует король Алмулихи по отношению к солеискательнице? — я услышал удивление в её голосе.

— Я обручён.

Поставив локти на колени, я уставился на огонь.

Кем была эта женщина, которая назвала меня Саалимом, а мой дом — Алмулихи, словно она сама была рождена там? Пламя вздымалось всё выше, и выше, и выше. Оно словно пыталось дотянуться до чего-то в воздухе. Эта женщина и я как будто пытались достать одну и ту же вещь.

— Ты разгадал эту загадку? — спросила она, но её голос изменился. Он был до ужаса мне знаком.

Я повернулся к ней, но женщина, сидевшая рядом со мной, больше не была той незнакомкой, что вылечила меня. Она изменилась. Она превратилась в кого-то совершенного другого…

— Никогда бы не подумала, что доживу до того дня, когда мой брат воспылает чувствами к женщине из песков, — сказала она.

Я едва расслышал её слова, едва понял их значение.

— Эдала?

Я резко встал. Мне захотелось подойти к ней, но в то же время отпрянуть. Она улыбнулась, и я понял, что это была именно она. Я подошёл к ней, отчаянно желая обрести семью. Она совсем не изменилась: такая же терпеливая, лукавая, самоуверенная.

— Как? — спросил я, прижав её к себе.

Её тело было точно таким, каким я его запомнил. Костлявым и жилистым.

Когда мы снова сели, я уставился на неё. Я был не в силах оторвать взгляд от сестры, которую, как я думал, мне было не суждено больше увидеть.

— Это точно такая же магия, о которой ты рассказывал, — сказала она.

— Но… как? — надавил я. — Всё это время это была ты.

Она кивнула.

— Почему ты не раскрыла себя раньше?

— Я хотела понять, каким ты стал.

Она взмахнула рукой, не давая мне заговорить.

— Я знала, что ты мой брат. Но кем ты стал? Изменился ли ты, как о том говорилось в легендах?

Она улыбнулась, а затем кивнула.

— Ты изменился.

Я напрягся.

— Легендах?

— О потерянном принце, который стал рабом, пока не…

Увидев выражение моего лица, она остановилась.

— Ты знаешь, о чём я говорю?

Я покачал головой, почувствовав себя нехорошо. Что-то из того, что она сказала, показалось мне одновременно правильным и неправильным. Обо мне не было сложено никаких легенд. Но тогда почему мне так хотелось услышать эти слова, точно я был потерявшимся номадом, который искал воду?

— Разве ты не?.. Ты знаешь?..

Она не могла сформулировать вопрос и проглатывала большую часть слов.

— Скажи мне: что произошло после того, как на Алмулихи напали?

Я рассказал ей о том, что наш отец очень ослабел — он был болен (знала ли она об этом?) — и что нашей матери пришлось его убить, чтобы его не убили захватчики. Я рассказал ей о том, что очень много людей погибло в попытке не дать вражеской армии проникнуть во дворец, и о том, как много солдат погибло, и как убили Надию.

Эдала отвела взгляд и прикрыла рот рукой, когда я упомянул Надию.

Наша армия долго защищала дворец, но в итоге ей пришлось отступить. Я решил, что Касым погиб, и Эдала погибла, потому что никто из них не вернулся домой. Новости о том, что произошло в Алмулихи, распространились по пустыне точно ветер. Я получил множество писем от людей с другого конца пустыни и из-за моря. Они передавали мне свои соболезнования и поминальные подарки. Как так вышло, что Касым и Эдала остались в живых, но не вернулись сразу же домой?

Когда я рассказал об этом Эдале, гнев, который я испытывал по отношению к ней и своему брату, снова вышел на поверхность. Они оставили нас, оставили нашего больного отца. И они оба были живы. Сжав колени, я вспомнил о том, как оплакивал их, как оплакивал потерю всей своей семьи. А они все это время были живы и эгоистично выжидали удобного момента, чтобы вернуться.

Как оказалось, Касым решил украсть у меня трон.

Мне хотелось выместить свой гнев на Эдале, но выражение её лица заставило меня попридержать язык. Её щеки были мокрыми, когда она снова на меня взглянула. Ужас заставил уголки её глаз и губ опуститься. Она провела руками по лбу и застонала.

— Самое ужасное, что я не могла вернуться домой. Я не могла вернуться к тебе.

— С твоей стороны было эгоистично оставаться здесь, — сказал я.

— Мазира, — прошептала она, — такая жестокая. О, Саалим.

Она снова умоляюще посмотрела на меня.

— Ты столько всего пропустил, столько всего произошло. А Эмель знает?

— О чём? — огрызнулся я, становясь нетерпеливым.

— Она, должно быть, знает, — прошептала она сама себе. — Это бы всё объяснило. Но я думала, что она тебе расскажет. По-видимому, этого не случилось.

Она снова посмотрела на меня.

— Позволь мне начать с самого начала.

Она сделала глубокий вдох и начала.

Дворец никогда не был для Эдалы домом. Может быть, потому что обстановка там была напряжённой — между Касымом и мной, между матерью и отцом, между Эдалой и моей матерью — а, может быть, королевская жизнь была не для неё?

— Жизнь принцессы со всеми этими улыбками, красивыми платьями и подарками никогда не привлекала меня так, как Надию. А ещё я влюбилась, Саалим, — тихо сказала она.

Я бы никогда не подумал о том, что мы с Эдалой будем делиться друг с другом своими любовными делами. Она посмотрела в сторону домов на дереве и снова заговорила:

— Отец запретил мне встречаться с ним, потому что он был не королевских кровей.

И тогда Эдала обратилась к Захаре.

Захара позволила Эдале проводить дни и ночи у себя дома, и помогла ей сбежать от той жизни, которую Эдала не любила. И вот, находясь в укрытии дворцовых садов, Захара начала учить её магии.

— Она видела, что я несчастна, и была ко мне добра, поэтому я не поняла, что она пошла ещё дальше. Я не знала о том, что она задумала…

В её словах послышалась горечь раскаяния.

Захара была очень умелой колдуньей. Она была сильной. Но Эдала видела, чего ей стоило получить всю эту силу, как и знала, что Захара могла получить ещё больше. Поэтому она ушла в пустыню.

— Отец запретил мне вести ту жизнь, которую я хотела, вместе с любимым человеком, поэтому я решила уйти. Но я уехала учиться магии, а не в поселения, как я ему сказала.

Она знала, что для того, чтобы получить желаемое от Мазиры, надо было принести жертву.

— Когда мне так и не удалось обрести ту связь с богиней, о которой я мечтала, но мне было больше нечего ей дать, я решила попробовать ещё раз. Я решила отдать ей свою душу.

Эдала покинула свой шатёр, когда солнце стояло высоко в небе, и отошла на приличное расстояние от тени или какого-либо укрытия. Она легла на спину, позволив песку опалить её кожу, а солнцу опалить её тело. Жара начала иссушать её, и это было мучительно больно. Если бы она умерла, она бы умерла в попытке получить ещё больше магии, чем любой другой колдун. Наконец, она решила, что больше не может этого выносить, и тогда она представила, что она скорпион с твёрдой чешуей, которая защищает её от солнца. Она закрыла глаза и поверила в это. Когда она снова открыла их, она превратилась в скорпиона.

— Мазира забрала мою душу, — сказала Эдала. — Но она не оставила её себе. Она отдала её обратно, и вместе с ней — она дала мне всё. Я не нахожусь в её власти, как любая другая колдунья, которая устаёт после использования её магии. Или как джинн, который связан веревками своего хозяина и Мазиры. Я си’ла. Я свободна.

Я молчал. Я слышал о си’ле только в легендах. Это был всемогущий дух, который мог менять обличья и считался злым. Я рассказал ей о том, что знаю, и она рассмеялась.

— Да, то же самое говорят о джиннах, и я тебя уверяю — не всё из этого правда.

Она посмотрела на меня знающим взглядом, который я не понял.

— Значит, ты обладаешь магией, — выдохнул я. — Но это не объясняет всего.

— Нет, — согласилась она. — Это ничего не объясняет. Саалим, ты слышал легенду о джинне и ахире?

Я озадаченно уставился на неё.

— Нет, но Эмель рассказывала мне одну историю…

Тогда я болел. И я плохо её запомнил.

Эдала кивнула.

— Значит, она помнит.

Она снова рассказала мне эту историю.

Принц оказался заточён в сосуде, попросив колдунью спасти его дом. Он был вынужден исполнять желания других людей, пока его город пребывал в руинах, и превратился в место из легенд. Его дом мог восстановиться только после освобождения принца. Он был рабом и сменял хозяев одного за другим, пока однажды его не нашёл один необычный человек. Это была ахира, которая находилась в плену двора своего отца. Она была точно таким же рабом, как и джинн.

Они влюбились друг в друга, и когда ей стали угрожать тем, что лишат её дома — и джинна — она загадала своё последнее желание, в котором попросила свободы. Это желание снова сделало джинна человеком, и он смог стать королём своего восстановленного города.

— А что стало с ахирой? — спросил я, моё сердцебиение ускорилось.

— Похоже, она отправилась за ним в его дом, — прошептала Эдала. — Его домом был Мадинат Алмулихи. Той колдуньей была Захара. А ты был тем принцем.

Мою шею обдало холодом. Я крепко сжал кулаки, желая, чтобы эта история оказалась неправдой.

— Это невозможно.

Но когда я это произнёс, я понял, что это не так.

— Я могу это доказать.

— Как?

Я едва расслышал свои слова сквозь стук бьющегося сердца.

— Я могу вернуть тебе воспоминания, которые забрала у тебя Мазира.

Я резко перевёл на неё взгляд.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда Эмель пожелала свободы, Мазира исполнила её желание. Но богиня заметает свои следы. Те, на кого повлияли эти изменения — восстановление Алмулихи, изменение торговых путей, появление короля, который отсутствовал сотни лет — потеряли свои воспоминания. Включая тебя, Саалим. Но ты ведь чувствуешь эту пустоту? Как будто на тебя что-то давит. И всё кажется не тем, чем является на самом деле. Ты чувствуешь, что за этим всем как будто стоит что-то ещё. Ты чувствуешь это рядом с Эмель, не так ли?

Поиски этих воспоминаний были похожи на заплыв по каналу. Вода, свобода, а затем каменная стена. Но теперь, когда она произнесла эти слова, я почувствовал их. Следы того, что совершила Мазира.

— Ты можешь вернуть мне мои воспоминания?

— Я могу показать тебе следы Мазиры. Если ты этого хочешь, — сказала она.

И я снова увидел в выражении её лица глубокое удовлетворение от того, что у неё была эта сила, что она перехитрила саму богиню.

Это не стоило даже обсуждать. Я хотел вернуть себе всё то, что по праву мне принадлежало. Я поднял взгляд на деревья. Тени всё ещё танцевали над нами, и я увидел тёмно-синее небо, которое уже начало светлеть.

Что могли показать мне те воспоминания? Что я мог увидеть, если бы земля обнажила всё то, что было под ней погребено? Был ли я готов столкнуться с неизвестным и, наконец, понять, что произошло между мной и Эмель?

Нет.

Не сейчас.

Сначала, мне надо было покончить с прошлым, которое я знал.

Глава 25

Эмель

На следующее утро моя кожа была липкой из-за здешнего воздуха, а волосы так и не высохли. Вспомнив о вчерашнем вечере — о том, как мы провели время с Рахимой, и о признании Саалима — я улыбнулась и свернулась калачиком.

Вчера, когда мы с Рахимой оставили мужчин, она отвела меня в свои комнаты.

Я последовала за ней по подвесному мосту, с каждым шагом сжимая верёвки всё крепче. Было так странно, что меня принимала у себя моя младшая сестра. Здесь мы оказались ещё ближе к верхушкам деревьев, и каждая яркая птица или цветок привлекали моё внимание.

— Это так не похоже на наш дом, — сказала Рахима, наблюдая за мной, пока мы шли по мосту. — Мне тут очень нравится, — продолжала она, и я кивнула. — Раньше я скучала по дому, и сейчас иногда скучаю.

Почему её голос был таким грустным?

— Именно поэтому Джафар разрешил мне привезти все эти вещи из дома. Как жаль, что я не могу поделиться этой влагой с остальной пустыней. Так всем было бы лучше.

Она улыбнулась и убрала волоски, прилипшие к виску.

— Воздух тут такой плотный, что я едва дышу, — сказала я, когда мы дошли до другого конца моста.

— К этому привыкаешь.

Рахима завела меня внутрь дома, и я удивилась, когда увидела, что мы были не одни.

Какая-то женщина наклонилась вперёд и расшивала длинную льняную ткань — это была мать Рахимы.

— Сэйша! — вскрикнула я.

Услышав мой голос, она оторвала взгляд от своей работы и расплылась в улыбке.

— Эмель!

Она медленно встала, вздрогнув, когда её колени выпрямились, после чего крепко меня обняла.

— Когда до меня дошли новости о смерти отца, я начала умолять Джафара съездить к нам домой и забрать её.

Рахима сказала это как бы между прочим. Неужели никто вообще о нём не скорбел?

Сэйша погладила меня по лицу и начала бормотать, что я очень похожа на Изру, и что она очень по мне скучала. Моя грудь сжалась из-за тоски по матери и по объятиям обитателей гарема.

За чаем мы рассказали друг другу о своей жизни.

— Ты путешествуешь с королём Мадината Алмулихи?

Рахима была удивлена, и это было понятно. Я сказала ей, что это вышло случайно. Я работала у дворцового лекаря и поэтому часто встречалась с Саалимом. Но я не рассказала ей о джинне.

— Я нужна ему в этом путешествии, — солгала я. — Потому что я кое-что знаю о пустыне.

Ей не нужно было знать про Касыма. Я не хотела её волновать.

Рахима и её мать рассказали мне про свою деревню и про то, как они в ней устроились. Но я почувствовала какое-то напряжение, которое мне было непонятно.

— Джафар хороший человек, — сказала Рахима после долгой паузы.

Она уставилась на окно, закрытое сеткой.

— Я…

Она замолчала и сделала глоток чая. Её слова повисли в воздухе, она так и не закончила свою мысль.

— Что такое, Има? — я перевела взгляд с Рахимы на её мать, ожидая объяснений.

— Он скоро женится на другой.

Этого объяснения было недостаточно.

— Мама и я переедем в помещения для гостей. Его новая жена останется с ним. Через три луны будет уже год, как мы поженились. А мне так и не удалось зачать ребенка.

Она многозначительно посмотрела на меня, и тогда я поняла, что она хотела мне сказать.

Теперь я начала понимать её боль.

Неужели та беременность была ее последней? Неужели тоник, который дал ей лекарь, навредил её чреву? Я подумала о том выборе, который она сделала. Ее нынешняя жизнь была красивой и счастливой, но она не могла родить ребенка и разделить с ним эту жизнь. Если бы она знала, что тоник может так на неё повлиять, стала бы она его принимать? Или было бы лучше, если бы её выгнали из дворца? Наш отец наверняка выгнал бы её вместе с ребёнком. Незримые последствия нависали точно тени над каждым решением, которое мы принимали.

— Джафар добр, но ему нужны дети, — сказала Сэйша.

Она погладила Рахиму по волосам, и её глаза наполнились слезами.

— Мне жаль, — сказала я им обоим.

Рахима всё равно осталась бы его женой, но теперь она собиралась пронести сквозь всю свою жизнь ощущение того, что она не справилась.

После встречи с её матерью она повела меня принять душ под прохладной водой, и мы нашли, над чем посмеяться, несмотря на её не проходящую печаль. Мы вспомнили о прошлой жизни и сравнили её с нашими настоящими жизнями. Как же всё поменялось.

И вот, я лежала в кровати, в домике для гостей, свернувшись калачиком, и думала о Саалиме. Что могло произойти прошлой ночью, если бы Тамам не вошёл?

Я села и осмотрела пустую комнату. Мой взгляд задержался на ярких гобеленах на стенах, гладких деревянных чашках и мисках на столе. Все эти вещи так напоминали о доме, и всё же это был не он. Я встала, желая найти Саалима. Мне надо было рассказать ему о своих чувствах.

Когда я вышла на поляну, я обнаружила Тамама, Амира, Нассара, Саалима и незнакомую женщину, которые посмотрели на меня, когда я приблизилась к ним. Я не сводила глаз с Саалима и чувствовала себя точно ахира на рассвете, которая задавалась вопросом о том, захочет ли мухами повторить прошлую ночь. Натянуто улыбнувшись, я подошла к нему. Он улыбнулся в ответ, но сделал это более воодушевленно, чем я. Я замедлила шаг, заметив что-то в его глазах. Что-то изменилось.

Саалим указал на женщину.

— Эмель, это Эдала, моя сестра. Именно она… помогла нам, помогла мне.

Что-то действительно изменилось.

Её улыбка была искренней.

— Рада познакомиться с тобой без камуфляжа.

Амир наполнил миску кашей и передал её мне. А затем повернулся к Эдале. По тому, как он посмотрел на неё, я поняла, что я прервала их.

— Дай мне свою карту, и я тебе покажу, — сказала Эдала, беря у Амира карту. — Пещера находится вот здесь.

Эдала указала на чёрное пятно.

— И ты думаешь, что Касым там? — спросил Тамам.

Он уставился на Эдалу, на её руки, лицо, на её скрещенные ноги.

— Если он и находится где-то в пустыне, то только там. Захара проводила много времени в этой пещере. Подозреваю, что именно там живут даркафы.

— Думаешь, что та женщина, что уехала с ним, и есть Захара? — спросил Тамам.

— Да.

Она бегло посмотрела на него, после чего отвернулась и откинула волосы назад.

Я столько всего пропустила. Я не притронулась к каше и смотрела на Эдалу так же внимательно, как Тамам, Нассар и Амир.

Я вспомнила изображение Эдалы в её комнате. И хотя эта женщина была старше, она выглядела точно так же. Она совершенно точно была королевских кровей. У неё были такие же высокие скулы, как у Саалима, только цвет кожи был темнее, как у хаяли.

— Эмель, — сказала Эдала, когда Саалим и Амир начали обсуждать путь к пещере. — Мы можем поговорить наедине?

Я последовала за Эдалой, и мы пошли мимо деревьев и домов, обмазанных речным илом, внутри которых семьи готовились к предстоящему дню.

— Я могу менять обличье, — сказала она, когда я попросила, чтобы она объяснила изменение своей внешности.

Когда мы отошли подальше от любопытных ушей, она добавила:

— Я си’ла.

Си’ла? Раньше я не верила в их существование.

— А ты знаешь, кто ты? — спросила она меня.

— Я не понимаю.

— Магия, которую ты носишь с собой, ты знаешь о ней?

Несмотря на то, что я смотрела на землю и старалась переступать через каждую ветку, куст или корень, я все равно споткнулась.

— Ты про отметину Мазиры? — спросила я, обретя равновесие.

— Да. Это не просто отметка на коже. Сама богиня выбрала тебя, но я не знаю, почему. И поскольку ты носишь на себе эту отметину, ты можешь делать всё, что захочешь с помощью магии. Ты могла бы стать си’лой, как я. Или даже больше.

Её глаза засверкали, как у Альтасы, когда она пыталась уговорить меня начать обучение.

Я не хотела, чтобы она питала иллюзии насчёт того, что я испытываю интерес к магии.

— Я не желаю быть проводником непредсказуемой магии Мазиры.

— Си’ла не дёргает за ниточки изменчивых желаний Мазиры.

Она выглядела самодовольной.

— Я делаю с помощью магии всё, что захочу. Ты понимаешь разницу? Это не похоже на магию джинна.

Она сказала это так, словно знала, что я была с ней знакома.

— Ты говоришь как Альтаса. Она пыталась уговорить меня сделать то же самое.

— Альтаса.

— Знахарка из Алмулихи.

— Она владела магией? — сказала она с сомнением.

Я рассказала ей про сверчка.

Эдала пробормотала что-то себе под нос и провела рукой по волосам.

— Ты знаешь, что ещё дает тебе отметина Мазиры?

По близстоящему дереву начала подниматься ящерица. А в листве у нас над головами сидели на ветке две красные птицы.

— Магия не влияет на тебя — и на то, что тебе дорого — напрямую. Я видела это своими глазами, — сказала Эдала так воодушевленно, что мне пришлось перевести взгляд с птиц на неё.

— Я много раз пыталась заставить вас что-нибудь сделать. Но ты и Саалим не поддались.

— Саалим?

Она кивнула и тепло мне улыбнулась.

— Потому что ты его защищаешь. Наверное, по этой причине Захара и Касым не смогли заполучить его трон.

Я вспомнила обо всех тех случаях, когда Саалим чуть не лишился жизни: о нападавшем на корабле, который застал его врасплох, о шторме, который разломал корабль, однако все пассажиры остались живы, о той ночи, когда из дворца таинственным образом пропали все стражники, и туда ворвались даркафы. Неужели это я спасала его всё это время?

Я продолжила рассуждать вслух:

— В путешествии у нас пополнились запасы воды. Я ведь не могла сама это сделать…

— Нет. Но ты ведь не единственная, кому дорог Саалим.

Её глаза сверкнули.

— Эмель, разве ты не задумывалась о том, почему джинн не смог просто заставить Саалима исчезнуть?

Я задумывалась об этом множество раз во время нашего путешествия.

— Магия не влияет на него, если ты не желаешь того, что она просит. Это красноречивее всяких слов говорит мне о том, что ты к нему чувствуешь.

Она положила руку мне на спину.

— И за это Эмель я тебе благодарна, и я сделаю все, что смогу, чтобы тебе помочь. Ты уже дважды спасла моего брата.

Дважды.

— Благодаря твоей любви он живёт, а Алмулихи стоит.

Когда я, наконец, взглянула в её глаза, я увидела в них слёзы. Откуда она об этом знала?

— Всё, что ты захочешь. Всё, что тебе понадобится. Я считаю своим долгом исполнить то, что ты у меня попросишь.

В конечном счёте, я сказала:

— Ты тоже спасла Саалима. И я тоже тебе благодарна, если не больше…

— Я не могла найти своего брата и тут же его потерять.

— Если я чего-то и желаю, — сказала я, глубоко вздохнув, — так это не иметь больше дел с магией. Я не хочу, чтобы она свершалась со мной или вокруг меня. Я не хочу, чтобы она была в моей жизни.

Она с подозрением посмотрела на меня.

— Ты её боишься?

— Я боюсь той пелены, которой Мазира нас накрывает, когда использует магию.

Я подумала про Саалима и про его прошлое, которое он совсем не помнил. Про Фироза и Рашида, которые жили так, словно они совершили преступления, о которых ничего не помнили. Про то, как изменялись жизни людей без их ведома. Я вспомнила о своей жизни ахиры — жизни, которую я не контролировала, и которую не выбирала. Магия делала с людьми то же, что мой отец делал со мной. Она забирала у них выбор.

Это было неправильно.

Остаток дня я провела с Рахимой. Каждое мгновение с ней давалось мне труднее предыдущего, так как я знала, что наше время истекало. Во время обеда мы достали мою карту.

— Мне так стыдно, — засмеялась она, указав на букву «Р», которую она написала почти год назад. — Теперь я гораздо твёрже держу руку.

Она посмотрела себе за спину.

— Где же Джафар? Его это очень повеселит.

Она взяла у меня карту и побежала по мосту.

— Ты только посмотри на это! — крикнула она.

И хотя я не смогла разобрать слова, я услышала его дразнящий тон, а затем смех.

Я всё ещё улыбалась, когда Рахима вернулась.

— Он сказал, что мы даже близко не угадали.

Она указала на пустое пространство на севере.

— Да, Амир рассказал мне, — сказала я, забирая у неё карту.

Чуть позже мы снова отправились к водопаду. Жители деревни, мимо которых мы проходили, улыбались Рахиме, махали руками и кланялись. Они называли её акама.

— Что это значит? — спросила я.

— Это то, кем я здесь являюсь. Это переводится как «родитель взрослого». Это типа королевы, но… Джафар объяснил мне, что у них нет королей и королев. Он выступает в роли их проводника, ушей и языка, если им нужна помощь. Именно к нему они обращаются, если им нужно решение какой-то проблемы, но в других случаях, он позволяет им действовать по своему усмотрению.

— Мне это нравится, — сказала я.

— И мне. Хотя очень странно быть акамой для женщин, которые в три раза тебя старше.

Когда мы дошли до водопада, те, кто сидели на берегу реки, сдвинулись, чтобы Рахима и я могли положить свои вещи.

— Не могу поверить, что ты можешь мыться здесь каждый день. Я никогда не чувствовала себя такой чистой, — сказала я, развязав платок, который дала мне Рахима.

Рахима тут же сняла всю свою одежду, как она сделала эта прошлым вечером. Зайдя в реку, я позволила себе насладиться течением, омывающим мои ноги, и мягкой иловой подушкой на дне. Когда я встала под водопад, вода начала с такой силой врезаться в мою кожу, что её даже начало покалывать. Я не слышала ничего вокруг нас.

— Эмель, идём, — крикнула Рахима мне на ухо.

Она с силой потянула меня за запястье и завела в узкую расщелину между камнями, которую закрывал поток воды. Её плеск был таким громким, что я напряглась и прищурилась, когда капли воды начали попадать мне на лицо.

— Что такое?

— Твои друзья.

Она наклонила голову влево.

И хотя я почти ничего не увидела из-за воды, я разглядела фигуры, которые медленно шли вдоль берега реки. Там были ещё два человека в ярких одеждах. Насколько я поняла, их присутствие не смутило ни одну из купающихся женщин.

— Каково это путешествовать с ними? — спросила Рахима. — Я знаю, что не должна так говорить, но что-то такое в Нассаре заставляет меня содрогаться. Он добр к тебе?

Мой смех заглушил плеск воды.

— Он очень предан Саалиму и Мадинату Алмулихи. Он не причинит мне вреда до тех пор, пока не посчитает меня предательницей.

Камни царапнули меня по спине, когда я прислонилась к ним.

— Они все очень хорошие люди.

— А что насчёт Саалима? Ты расскажешь мне о нём или продолжишь врать?

Она скрестила руки и приподняла брови.

— Мне нечего…

— Ты мне врёшь. Я знаю, что он взял тебя в это путешествие, потому что ты якобы «знакома с пустыней».

Она вышла из-под струи воды.

— Идём, они ушли.

Мы прошли сквозь водяную стену.

— Эдала сказала, что вы пара.

Я резко посмотрела на неё. Она назвала её Эдалой, словно знала её много лет. Та же самая магия, которую использовала Эдала, чтобы скрыть себя, смешала между собой прошлое и настоящее и смыла ненужные воспоминания. Никто из жителей деревни не удивился, увидев с нами другую женщину. У них в головах это была всё та же Эдала.

— Ладно, — сказала Рахима, неправильно истолковав моё нахмуренное выражение лица.

Она посмотрела на небо, проглядывающее между деревьями. Начало темнеть.

— Не говори мне ничего. Я не хочу, чтобы наши последние мгновения, проведенные вместе, были… такими.

Она обернулась платком и завязала его. Надев сандалии — такие же, какие она носила дома — она взяла меня за руку.

— Я не хочу снова прощаться с тобой.

— На этот раз, — сказала я. — Мы знаем, что это не будет прощанием. Я вернусь.

— Обещай мне одну вещь.

— Хм-м?

— Что ты станешь такой же счастливой, как я.

— А что насчёт?.. — я прижала руку к животу.

— Посмотри на мою жизнь, — тихонько сказала она, подставив руку под водопад. — Мне не пристало думать о том, чего у меня нет, когда у меня есть столько всего.

— С каких это пор моя младшая сестра стала такой мудрой?

***

Мы покинули Рахиму и Джафара вечером, тепло с ними простившись и увозя мешки со свежими фруктами. Я сказала Рахиме, что их было больше, чем мы могли бы съесть. Но она не послушала меня. Она сказала, что будет чувствовать себя лучше, зная, что они у меня были.

Мы нашли наших верблюдов привязанными рядом с переправой через реку, как и пообещала Эдала.

— Видите, — сказала Эдала, взяв поводья.

Она утверждала, что кто-то из деревни приходил несколько раз в день и ухаживал за верблюдами, но теперь я засомневалась в том, что это была правда, и что она не использовала свою магию.

И так мы начали наше путешествие к пещере даркафов, а Эдала стала нашим проводником. Если их там не было, если бы нам не удалось найти Касыма, мы бы вернулись в Мадинат Алмулихи и подождали бы его там.

Глава 26

Саалим

— Посмотри сюда, — сказала Эдала Амиру, указывая на карту, когда мы остановились у оазиса.

Эти двое не переставали болтать об этой чёртовой карте.

— Она вот здесь. А мы вот тут, — сказала она, снова откинувшись на руки.

Рядом с Эдалой сидел Тамам, который прошёлся взглядом по её рукам, когда они скользнули мимо него.

Если бы Эмель мне не сказала, я бы не обратил внимания на то, как Тамам смотрел на Эдалу и вёл себя рядом с ней. Эмель оказалась права. Теперь я уже не мог не замечать то, как их тянуло друг к другу. Я никогда не видел его таким раньше.

Мог ли он быть тем мужчиной, о котором говорила Эдала — мужчиной, которого она когда-то любила? Я ничего не помнил об их отношениях. Но опять же, до того, как Эдала сбежала в пустыню, я мало о чём думал, кроме короны, которая однажды должна была оказаться на моей голове.

Скользнув взглядом поверх голов, склоненных над картой, я остановился на Эмель. Её губы приподнялись в полуулыбке, когда Амир что-то сказал. Моя кровь забурлила и начала быстро курсировать по венам, поэтому я отвернулся и вспомнил историю Эдалы, чтобы отвлечься от губ Эмель.

Я был джинном. Эмель освободила меня. Как так вышло, что у меня не осталось воспоминаний об этих безумных событиях?

Утро почти уже наступило, поэтому мы сели в тени и начали выбирать лучший момент для прибытия к пещере даркафов. Опустив взгляд на карту, я с удивлением обнаружил, что мы находились недалеко от дома Эмель. Я сказал об этом вслух, что озадачило её.

— Разве мы можем находиться так близко? Путь до Алмулихи занял у нас почти сорок дней. А это путешествие заняло у нас половину того времени.

Она была права.

Эдала улыбнулась.

— Не люблю идти медленно.

Тень упала на лицо Эмель.

Амир резко вдохнул.

— Что ты имеешь в виду?

— Пустыня изгибается под моими ногами, поэтому мы идём гораздо быстрее. Каждый шаг равен приблизительно двадцати.

Амир, как будто, дико обрадовался.

— Ты используешь магию, — резко сказала Эмель.

Даже я сжался от тона её голоса. Тамам нахмурился и повернулся к Эмель.

Эдала не выглядела виноватой.

— Мы не обладаем неограниченным запасом времени.

Не сказав больше ни слова, Эмель встала и ушла искать тень под самым дальним деревом. Я последовал за ней.

— Что такое? — спросил её я, наблюдая за тем, как она развернула циновку методичными движениями молящегося человека.

— Я не хочу находиться с ней рядом.

С магией.

Она как будто повторяла эти слова уже сотню раз. Она казалась такой уставшей.

Эмель продолжила:

— Это может показаться таким безобидным: пустыня изгибается под её ногами. Но именно так рассуждала Захара, когда сделала тебя джинном. А что насчёт тех, кто находится в складках пустыни? Что случается с ними?

— Она сказала, что её магия не влияет на людей. Они не теряют воспоминания, — произнёс я тихим голосом, пытаясь разрушить стену, которая быстро вырастала между ними.

— И всё же её нельзя использовать так безрассудно. Человек не должен так жить… используя дары богов и не зная настоящей работы.

Я понял её и сел рядом, а она смела песок с циновки. Повисла долгая тишина, после чего я сказал:

— Аниса всё ещё летает.

Эмель замерла.

— Твоя орлица?

Понизив голос, я сказал:

— Тамам прервал нас у Джафара. Я остался без ответа.

Я подождал, но она продолжила сметать песок.

— Эдала рассказала мне о нашем прошлом.

Она приоткрыла рот.

— Всё?

— Нет, не всё. Кое-что.

И хотя её лицо выглядело измождённым, когда её глаза встретились с моими, они были широко раскрытыми и уже не выглядели сонными.

— Тогда у тебя уже есть твой ответ.

— Смею ли я на это надеяться?

Я протянул к ней руку.

— Да, — прошептала она и приняла её. — Мне столько всего хочется тебе сказать.

— Но?

— Слишком много глаз, — сказала она и нежно сжала мою руку.

Я слышал, как наши компаньоны разговаривали о путешествии позади нас. Эдала и Нассар спорили о людях, живших в ближайшем поселении.

— Могу я разделить с тобой твою тень? — спросил я.

Она помогла мне расстелить циновку и так же тщательно смела с неё песок своей ладонью.

Когда все притихли и нашли места для ночлега, я перевернулся на бок.

— Ты бы хотела снова увидеться со своими сёстрами?

Я вспомнил о том, как она была рада увидеть Рахиму.

— Мы можем посетить твой дом.

— Ты согласен задержаться, чтобы я могла посетить свою деревню?

Я был готов сделать ради неё всё, что угодно.

Но прежде, чем я успел ответить, она сказала:

— Я пока не хочу.

Её глаза были темнее ночи. Я пристально вгляделся в них, словно мог найти в их глубинах звёзды, и попытался понять, с чем она пока была не готова встретиться у себя дома.

— Ты готова путешествовать по пустыне, которую никогда раньше не видела, навещать хаяли и заходить в незнакомые пещеры, но ты не готова возвратиться домой?

— Проще всего встретиться с тем, чего ты не знаешь.

Я вспомнил, как вернулся в город, который подвёл, где люди знали секрет моего отца. Мой секрет. Да, я понимал её.

— Мы отправимся к пещере сразу после полудня, так что попытайся поспать.

Последовала долгая пауза. Она повернулась ко мне.

— Почему ты так сильно ненавидишь пустыню?

Я не смог посмотреть ей в глаза. Вместо этого я уставился на небо.

— Я не ненавижу…

— Ты ненавидишь её.

Она вздохнула.

— Она может быть враждебной, а люди, населяющие её, могут быть такими же негостеприимными.

— А я вижу её красивую бледность, а ещё сильных людей, которые научились благоденствовать в ней.

— Они забирают чужие жизни под любым предлогом, продают людей точно товары. Не говоря уже о непрекращающейся жаре, а ещё недостатке воды и еды.

— Но, если есть плохое, то есть и что-то хорошее, надо только его увидеть. Что ты скажешь о ночи, такой тёмной, что луна служит в ней фонарём? А о лисе, которая охотится при её свете? А о птицах Мазиры, которые получают воду и мясо от мёртвых? А о песке, который разглаживается ветром, тем самым ветром, который сдвигает дюны, словно они ничего не весят. А о людях, которые живут здесь и делают это место лучше. Нас формируют руки пустыни — солнце и песок. Подумай о Рахиме, об Эдале. Подумай обо мне. О своей матери.

Я поморщился и понадеялся, что Эмель не могла видеть моего лица.

— Я не знал её.

— Но в тебе есть часть её, и раз уж я тебя знаю, я знаю, что она была хорошим человеком.

Всё, что я знал о женщине, которая дала мне жизнь, это то, что это было ошибкой. Незадолго до женитьбы на моей матери, мой отец посетил группу восточных номадов, которые пользовались таким влиянием в пустыне, что часто уведомляли большие поселения и города о том, куда они направлялись. Там он повстречал женщину, которая, по его словам, покорила его. Его тянуло к ней, как ни к кому прежде. Они возлежали, и он даже захотел сделать её своей королевой.

Но, конечно, этому не суждено было случиться. Его отец не позволил ему это сделать, тем более что на свадьбу с дочерью короля хаяли уже были потрачены средства.

И только когда я родился, мой отец, который уже был женат на Кине, узнал о моём существовании. Он послал за мной и моей матерью, и принял меня как своего перворожденного сына.

Момент был удачным, и большинство решило, что я был сыном королевы. Людям нечасто доводилось видеть королеву, а тем более, если она ждала ребёнка. Конечно, дворцовая прислуга всё знала, и поползли слухи.

Но меня приняли и вырастили как родного. Терпение королевы Кины по отношению ко мне было безграничным. Она относилась ко мне как к своему собственному сыну, и когда полюбила меня, смогла простить моего отца за то, что он сделал.

Значительно позже мне стало известно, что мою родную мать перевезли в Алмулихи, чтобы она могла смотреть за тем, как я расту. Она осталась в городе на несколько лет, а затем уехала к своей семье. И я каждый раз испытывал горечь, похожую на слишком сильно заваренный чай, иссушающий мой язык, когда думал о том, что она смогла оставить своего ребенка.

— О чём ты задумался? — прошептала Эмель, когда я ей не ответил.

Я ничего не сказал, перебирая в голове гневные мысли.

— Ты сейчас думаешь о ней?

Я кивнул.

— Ты не можешь вернуться домой, потому что он оставил на тебе раны, и я точно так же не могу принять мысль о том, что женщина, которая меня родила, могла быть хорошей.

Я рассказал ей все, что я о ней знал, и о том, как она уехала.

— Но ведь это несправедливо? Ожидать что-то от матерей?

— Что ты имеешь в виду?

— Мы хотим, чтобы они оставили ради нас свои жизни. Бросили всё, чего они хотели или планировали сделать, и были с нами рядом. Словно у них нет собственной жизни. Многие матери так поступают, и даже хотят этого. Поэтому мы воспринимаем это как должное.

Она потянулась пальцами к моей шее и коснулась её. Её прикосновение было успокаивающим и привычным, но я всё ещё помнил о том времени, когда оно казалось мне незнакомым и возбуждающим. Два мира столкнулись друг с другом в моём сознании, создав облака пыли, которые в итоге рассеялись, но породили ещё больше неясностей.

— Моя мать пыталась сбежать из нашего поселения и была убита, — сказала она. — Я рассердилась и почувствовала ревность, — её голос смягчился. — Я ненавидела её за то, что она сделала… за то, что оставила своих детей. Но я ревновала к тому, что ей хватило силы так поступить. Даже будучи её эгоистичным ребёнком, я понимала, что ей пришлось постоять за себя.

Она мягко коснулась моей щеки.

— Может быть, именно поэтому твоя мать уехала? Может быть, ей пришлось сделать то же самое?

Мне было нелегко слышать, как Эмель защищала женщину, которую я уже начал презирать.

— Может, — сказал я, не желая больше думать о ней.

Через некоторое время Эмель уснула. Мои веки тоже отяжелели, дневной зной начал погружать меня в сон, несмотря на необходимость строить планы и решать, что делать дальше.

Но сон так и не пришёл ко мне. Я сел. Песок сделался гладким, как и сказала Эмель. Влажное тепло начало подниматься от него, напоминая волшебный ветер. Солнце ярко палило на фоне голубого неба. Ветерок, который я едва чувствовал, пошевелил листья, и я услышал их шепот. Я смутно помнил о том, что когда-то я восхищался оазисами. И что в прошлой жизни я научился любить пустыню.

Неужели эти чувства были частью тех воспоминаний, которые могла мне вернуть Эдала? Вероятно, я мог сам обрести эти воспоминания, сорвав их с уст Эмель, и снова научился бы любить пустыню.

***

— Если мы не отправимся в путь прямо сейчас, мы прибудем уже затемно, — сказала Эдала голосом, похожим на верёвку, которая натянулась и разбудила меня.

Я медленно встал и размял напряжённые плечи, а затем резко вскочил, заметив, что солнце уже начало садиться. Нам давно пора было отправляться в путь.

Эмель сидела с Амиром, уставившись на кусочки сушёного мяса.

— Если я непонятно объяснила, то повторяю: нам всем надо отправляться немедленно, — сказала Эдала.

Мы быстро собрали вещи и верблюдов, чтобы Эдала не начала снова нас подгонять.

Мы доехали до скопления дюн, которые скрывали пещеру, где могли находиться даркафы. Эдала всё время повторяла нам о том, что они не были склонны к насилию. Но я всё равно боялся того, что нас там ждало. Я был рад, что с нами была Эдала. Было бы глупо искать Касыма и Захару без неё, так как они могли с лёгкостью нас одолеть. Но даже если их там не было, и в пещере находились только даркафы, они в любом случае сильно превосходили нас числом, а она могла ошибаться насчёт их миролюбивости.

— Что ты знаешь о богине, которую они ищут? — спросил я.

— Богиня! — печально рассмеялась Эдала. — Мне понадобилось некоторое время, чтобы всё сложить. К счастью, даркафы уже в течение нескольких сотен лет ищут её по всей пустыне. Прости, я понимаю, что искажение во времени может обескураживать.