Та, которую люблю

6

Джин посмотрела на часы. Через двадцать минут пора забирать дочь из детского сада. Она отнесла папку с предложениями по новому блоку наверх, в администрацию, а потом заглянула в детскую палату, чтобы посмотреть на недоношенного ребенка.

Мистер и миссис Мартин сидели около кроватки сына и неотрывно смотрели на малыша. Их взгляды были полны тревоги, отчаяния и страха.

— Здравствуйте, меня зовут Джин Мортон. Я здесь работаю. Моя дочь тоже родилась раньше срока. Она была такая же маленькая, как ваш малыш. Сейчас ей пять лет, и она достигла нормальных показателей в речевых и двигательных навыках. Конечно, она все еще физически слаба для своего возраста, но в остальном опережает большинство своих сверстников.

Родители малыша посмотрели на Джин. Они держались за руки, словно это могло помочь им.

— Авария была такой незначительной, — сказала женщина. — Теда отвлекла собака. Наш автомобиль только слегка стукнулся о бампер впереди идущей машины. Нам даже не придется его ремонтировать.

Джин поняла, что они оба испытывают чувство вины, и поспешила успокоить их.

— Я не медик, но знаю, что причиной ваших преждевременных родов могло стать все, что угодно. Конечно, авария сыграла свою роль, но это не означает, что вы в чем-то виноваты. Сейчас для вас обоих важно сосредоточиться на другом. Вы собираетесь кормить малыша грудью? Тогда пора начинать сцеживать молоко.

Лицо женщины немного просветлело, но ее муж все еще выглядел подавленным.

— Конечно, сейчас ваш мальчик еще слишком слаб, чтобы прикладывать его к груди. Кожа у него такая тонкая, что любое неосторожное прикосновение может повредить кровеносные сосуды. Его поместили в это гнездышко, чтобы помочь ему дышать и сохранять тепло, — показала Джин на кювезу. — Недоношенные дети не успевают нагулять жировую прослойку, поэтому для них опасно переохлаждение.

Взгляд мужчины стал более уверенным, и Джин облегченно вздохнула. Она прекрасно понимала, что медсестрам некогда подолгу беседовать с родителями. Это было одной из причин, по которой она сама решила поговорить с ними и подбодрить их, пока недостаток знаний и чувство вины не выстроили барьер между ними и ребенком.

— Кто-нибудь из ассоциации помощи недоношенным детям зайдет сюда сегодня вечером, — добавила она. — Они помогут вам, потому что сами, как и я, прошли через все это.

Миссис Мартин слабо улыбнулась.

— Спасибо, что немного успокоили нас, — негромко сказала она. — Пожалуй, я пойду в свою палату. Может быть, мне удастся немного поспать.

Джин наблюдала, как муж помогал ей подняться на ноги. Наверное, женщине легче перенести все это, когда ей есть на кого опереться, вздохнула она про себя, вспоминая, как рожала Софию в большой городской больнице чужого южного города, где медсестры были так заняты, что практически не обращали на нее внимания. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения!

При мысли о дочери, играющей сейчас внизу, она невольно улыбнулась и поспешила в детский сад.

Они шли домой, держась за руки, и София показывала на цветы и деревья так, словно видела их не хуже самой Джин.

— А сейчас мы рядом с лебедями, — объявила она. — Они плавают?

— Плавают, — успокоила ее Джин, вспомнив, как дочь пугалась их шипения в период, когда они высиживали птенцов. — А их малыши плывут следом за родителями. Они начали обрастать белыми перьями и выглядят сейчас не слишком симпатично.

— Как гадкий утенок из сказки, — прыснула София.

Они свернули в тенистую аллею и пошли вдоль края дорожки, так, чтобы девочка могла протянуть руку и дотронуться до каждого дерева. Джин спрашивала себя, считает ли дочь шаги, потому что София всегда знала, в какой момент протянуть руку, чтобы дотронуться до гладкого ствола. Это было еще одним проявлением сверхчувствительного восприятия, которое развилось у девочки как компенсация полной слепоты. Джин очень заинтересовало это явление. Она надеялась, что когда-нибудь сможет поработать с незрячими детьми и выяснить, можно ли тренировать их восприятие так же, как другие навыки.

Ей столько всего хотелось сделать — когда-нибудь! Настанет ли это время? Вряд ли. Всю свою взрослую жизнь она боролась за то, чтобы выжить. Будет ли у нее возможность завершить учебу и получить диплом? Или провести исследование по развитию органов чувств у незрячих детей? Или хотя бы написать статью о женщинах-иммигрантках, которые рожают детей в чуждом им мире?

У Майка есть деньги! Эта мысль незаметно пробилась в ее сознание. Конечно, она никогда не взяла бы их для себя. Но для Софии… Ее сердце забилось быстрее, но, едва она вспомнила прошлое, снова замерло. Нет, она не может рисковать!

Джин с сожалением вздохнула.

— Ты устала, мама? — спросила София.

Джин с улыбкой посмотрела на дочь и сжала ее пальчики.

— Нет, солнышко, — ответила она. — Просто размечталась.

Настойчивые звонки телефона пробудили Джин от глубокого сна. Сняв трубку, она посмотрела затуманенным взглядом на часы рядом с кроватью. Половина десятого! Наверное, она заснула в тот самый момент, когда выключила свет. Это было десять минут назад.

— Алло!

Она постаралась, чтобы ее голос прозвучал бодро, смущенная тем, что ее застали в постели в такой ранний час. Это все из-за Софии! Ее дочь с рождения была ранней пташкой, и теперь Джин всегда просыпалась в пять утра.

— Это Майк, Джин. Извини, что беспокою тебя дома, но я только что вернулся к себе в кабинет, и мне необходимо поговорить с кем-нибудь. К счастью, в списке наиболее важных телефонов, который оставил мой предшественник, твой номер стоит самым первым.

— Что-то случилось?

Сердце гулко забилось у нее в груди, — то ли предчувствуя неприятности на работе, то ли реагируя на голос Майка. В ту пору, когда они были любовниками и друзьями, он каждый вечер звонил ей, чтобы пожелать спокойной ночи и сказать: «Я люблю тебя, Джин!»

— Ничего особенного, — хрипло ответил он. — Если не считать настойчивого желания миссис Лойер, чтобы при родах присутствовала целая съемочная группа. Но Юджин Пауэлл потребовал, чтобы остался только один оператор, и приказал охранникам выпроводить остальных. Затем возникла потасовка в детской палате, куда проник один из фотографов, и Олдену даже пришлось пригрозить ему пистолетом.

— Этого не может быть, — запротестовала Джин, едва сдерживая смех, — у охранников нет оружия!

Она закрыла глаза и попыталась представить мужчин в униформе’, которые каждый день дежурили в больнице. Но перед глазами встало лицо Майка, постаревшее по сравнению с истершимся образом из ее воспоминаний.

— На самом деле я выяснил, что некоторые из них вооружены. Но в данном случае это был карманный фонарик. Просто он выглядел, как пистолет.

— Надеюсь, теперь все будет спокойно?

— Я тоже надеюсь. Охрана стоит в главном фойе и у пожарных выходов, а всех, кто поднимается на пятый этаж, проверяют сразу при выходе из лифта. Но это все равно не поможет, Джин! Неизбежно кто-нибудь из тех, кто приходит навещать других пациенток, попытается проскользнуть в детскую и сделать хоть какой-нибудь снимок. После того, как миссис Лойер объявила по радио, что у нее начались родовые схватки, половина журналистов штата буквально осаждает больницу, не говоря уж об обычных зеваках и любителях острых ощущений. Большинство из них прибыли еще до того, как поступила сама пациентка.

— Неужели она сказала об этом по радио? — недоверчиво откликнулась Джин. — Я знаю, что после того, как у нее была установлена многоплодная беременность, она устроила из этого грандиозный спектакль, к большому неудовольствию доктора Пауэлла. Но зайти так далеко?!

— Представь себе, — язвительно усмехнулся Майк. — Она сама позвонила на местную радиостанцию. Ты, наверное, видела толпу людей, которая собралась около больницы. Я хотел пойти подышать свежим воздухом, но, увидев дюжину репортеров, дежурящих у входа, предпочел вернуться обратно.

— Я вышла через боковой выход, — пояснила Джин. — Тебе повезло, что ты живешь в здании клиники. Пресса любит фотографировать врачей. Доктору Пауэллу придется пробираться через их строй.

— Вовсе нет, — весело сказал Майк, — он выбрался тайком в машине «скорой помощи». Говорит, что однажды фотограф поймал его в тот момент, когда он зевнул, и на следующий день он увидел свое лицо с широко открытым, как у пойманной рыбы, ртом на первой полосе газеты. — Джин рассмеялась, вспомнив эту фотографию. — Ну? — произнес он.

Это короткое слово мгновенно погасило ее смех.

— Что «ну»? — с трудом выговорила она, предчувствуя изменение в характере разговора.

— Может, теперь ты мне что-нибудь расскажешь, Джин?

Она попыталась придумать какую-нибудь безопасную тему.

— Я начала составлять список возражений, которые может выдвинуть мистер Дженкинс, — натянуто произнесла она и услышала в телефонной трубке вздох.

— Ты опять об этом, — протянул Майк. — Работой я сегодня сыт по горло!

Джин достаточно хорошо знала его голос, чтобы догадаться, что он улыбается, изображая недовольство. Она прекрасно помнила, как он звонил ей и просил: «Поговори со мной, Джин, мне одиноко». Нет, эти воспоминания сейчас совсем ни к чему. Нужно быть твердой.

— У нас нет ничего общего, кроме работы, — заявила она.

— А наше прошлое? — возразил Майк. — А незабываемые воспоминания? Как насчет пасхальных каникул у моря?

Джин чувствовала, что на нее накатывает слабость, но она знала, что должна выстоять.

— Прошлое умерло и похоронено, Майк. Оно умерло в тот день, когда ты отослал меня прочь, но я не хоронила его, пока мои письма к тебе не вернулись обратно.

Наступила тишина, затем она услышала, что он пробормотал что-то неразборчивое.

— Я понимаю, что ты должна чувствовать, и какую глубокую обиду я причинил тебе, — сказал он более отчетливо. — Но я не верю, что от прошлого ничего не осталось, Джин. Ты сама знаешь, что это не так. Спокойной ночи, любовь моя.

Она бросила трубку на рычаг, стремясь поскорее стереть в своем сознании его нежные слова. Но этот странный разговор не давал ей покоя. Вчера он сказал: «У меня были свои причины», но Джин не могла придумать ни одной, которая была бы достаточно веской, чтобы оправдать его поступок.

Что касается ее чувств в то время, то слова «глубокая обида» даже в малой степени не передавали их. К ее отчаянию примешивалось плохое самочувствие, и после того, как два письма, в которых она сообщала о своей беременности, вернулись обратно, Джин сказала себе, что она ненавидит Майка Брэдли.

Правда, очень скоро она обнаружила, что не может носить ребенка и одновременно вынашивать ненависть к его отцу.

Но она уже никогда больше не сможет доверять ему, — как бы он этого ни добивался.

Джин снова погасила свет и легла в постель с желанием отгородиться от воспоминаний, которые пробудил этот телефонный звонок. Ей хотелось поскорей заснуть и не видеть снов ни о прошлом, ни о будущем.

Рождение пятерых близнецов было главным сообщением утренних выпусков новостей. Включив телевизор, Джин увидела толпу фотографов перед главным входом в больницу. Интересно, удалось ли охране перекрыть подступы к боковому входу?

— Мама, можно мне посмотреть этих близнецов у тебя на работе? — спросила София, когда они вышли из дома.

— Они еще слишком маленькие, чтобы принимать гостей, — ответила Джин.

Крепко держа за руку подпрыгивающую на ходу девочку, она осторожно перевела ее через дорогу.

— Мама, под нашими деревьями стоит какой-то дядя.

Слова Софии заставили Джин остановиться. Они только что пересекли границу парка, и аллея прямо перед ними в ярком свете солнечного утра выглядела как прохладный зеленый тоннель. Джин прищурила глаза, всматриваясь в тенистый сумрак.

Майк стоял, прислонившись к третьему по счету дереву. Джин почувствовала, что воздух словно застыл в ее легких. Она сжала руку Софии с такой силой, что девочка вскрикнула.

— Это плохой дядя, мама?

В голосе дочери слышался страх. Джин поспешно опустилась на колени и обняла девочку.

— Нет, доченька, нет. Это новый доктор из больницы. Я просто не ожидала встретить его здесь. Как ты узнала, что там кто-то есть?

Она выпрямилась, делая вид, что все в порядке. Нужно успокоить Софию. Совсем ни к чему, чтобы ее смятение передалось ребенку.

— Он пахнет, как лимонная трава, которую ты посадила в нашем огороде.

Джин втянула носом воздух. Она понимала, что это еще одно проявление неординарных способностей Софии воспринимать окружающее, но все же надеялась, что сможет научиться тому же. Но ей не удалось унюхать ничего похожего на запах лимонной травы!

— Идем, мама, мы опоздаем!

София потянула ее за руку. Джин бросила осторожный взгляд на дорожку. Майк не сдвинулся с места. Но если он пришел сюда, чтобы встретиться с ней, то, наверное, шокирован не меньше ее. Впервые после рождения Софии Джин обрадовалась тому, что ее дочь выглядит младше своих лет. По крайней мере, Майк ничего не заподозрит…

Она заставила себя двинуться вперед, а подойдя ближе, даже изобразила на лице улыбку.

— Доброе утро, доктор Брэдли, — официально поздоровалась она. — Это моя дочь, София.

Его лицо было смертельно бледным, но Джин убедила себя, что это эффект освещения. Независимо от того, как Майк обошелся с ней в прошлом, ей не хотелось причинять ему боль. Она повернула голову, глядя вдоль аллеи в сторону озера. Встретить взгляд Майка было выше ее сил.

София доверчиво взяла его за руку.

— Мы опаздываем, доктор Брэдли, — сказала она, таща их обоих вперед по дорожке. — Я сказала маме, что кто-то стоит под деревьями, а она подумала, что это может быть плохой дядя.

Обнаружив, что теперь у нее появилось две опоры, девочка повисла на руках между ними и принялась раскачиваться, как на качелях. Между тем Джин, борясь со смятением души и тела, пыталась делать вид, что все идет нормально. С облегчением вспомнив о главном событии утренних новостей, она спросила:

— Как новорожденные? — И, бросив беглый взгляд на Майка, так внимательно уставилась себе под ноги, как будто за ночь на дорожке могли образоваться труднопроходимые завалы.

— Двое пока в критическом состоянии, с остальными все в порядке.

По его голосу Джин поняла, что ему так же нелегко поддерживать беседу, как и ей.

— Вы видели этих малышей? — спросила София и снова поджала ноги, так неожиданно повиснув на их руках, что Джин была вынуждена сделать ей резкое замечание.

— Видел, — откликнулся Майк. — Они очень-очень маленькие.

— Я тоже была очень маленькой, — сказала София, и сердце Джин замерло. — Но я была просто очень маленькой, а не очень-очень маленькой, правда, мама?

— Не слишком маленькой, — Джин постаралась произнести это как можно более небрежным тоном.

— Поэтому я слепая, — так же жизнерадостно сообщила девочка.

Джин услышала свой невольный вздох. Она почувствовала, что Майк споткнулся, но не повернула головы. Жалость в его глазах может разрушить последние остатки ее самообладания. Чего доброго, она еще расплачется в присутствии Софии. Только этого не хватало!

— Это из-за кисло… кислодора, — добавила София, не замечая искр, рассекающих воздух над ее светловолосой головой.

— Кислорода? — серьезным тоном подсказал Майк.

— Правильно, кислорода! — подтвердила она, с улыбкой поворачиваясь к нему. — Кислород помогал мне дышать, но он повредил мои глаза.

Неужели София и вправду ничего не замечает? Или она чувствует напряженность взрослых и поддерживает разговор, сознательно помогая матери справиться со смущением?

Джин тряхнула головой, не в состоянии осмыслить происходящее.

— Сюда, — проговорила она у развилки.

Они свернули на дорожку, ведущую к пешеходному переходу позади здания больницы.

— Этот светофор чирикает, как птичка, когда можно переходить улицу, — сообщила София Майку. — Сначала слышно, как останавливаются машины, а потом раздается специальный звук. Тогда можно идти.

Она выпустила руку Джин. Продолжая держаться за Майка, девочка коснулась гладкого металлического столба и нащупала кнопку, включающую светофор. Джин почувствовала укол ревности, но тут же одернула себя. Это просто глупо. София обладала таким открытым и жизнерадостным характером, что всех, с кем знакомилась, воспринимала как друзей.

— Идем, мама, — поторопила девочка, и Джин поспешила снова взять дочь за руку, выговаривая ей за то, что она опять повисает на руках посреди дороги.

Когда они благополучно достигли противоположного тротуара, Джин остановилась.

— Мы пойдем вокруг, — сказала она Майку, в первый раз за все утро глядя ему прямо в глаза и надеясь, что ее лицо хранит такое же, как у него, невозмутимое выражение.

— Тогда, может, ты покажешь мне обходной путь на работу? Чтобы выйти утром из больницы, мне пришлось притвориться полотером. Я шел следом за парнем, который нес устрашающего вида уборочную машину, и делал вид, что знаю, как она работает.

Губы Джин дрогнули, когда она представила себе эту сцену, но настоящей улыбки не получилось. Она понимала, что в ее отношениях с Майком произошел новый поворот. И за этими веселыми словами тоже скрывалось многое.

— Тогда идем.

Она пошла вперед по дорожке, ведущей к детскому саду. Быстро добежав до игровой площадки, София под радостные возгласы детей тут же включилась в какую-то игру.

— Ты действительно упоминала, что боролась за детский сад, — сказал Майк. — Но я и представить себе не мог… — Его настроение изменилось с внезапностью летней грозы. Он стоял с мрачным видом и оглядывался вокруг. — Я должен был догадаться! Прости меня, Джин.

Она чувствовала, что он говорит искренне.

Но за что он просил прощения?

— Простить, Майк? — переспросила она и увидела боль в его глазах.

— Прости, что я без спроса ворвался в твою жизнь. Я думал…

Он угрюмо усмехнулся и повернулся, чтобы уйти, но Джин удержала его за руку.

— Что ты думал?

Утро уже было испорчено, ее нервы сплелись в комок — и все из-за него. В одно мгновение ему удалось разрушить ту тонкую защитную паутину, которую она соткала вокруг себя и Софии. Она не позволит ему уйти просто так!

— Думал, что если ты не замужем, то свободна! Глупо, правда? Я буквально выслеживал тебя, Джин. Сначала бродил возле твоего старого дома. Потом позвонил в Центральную больницу, в больницу Святой Анны, и наконец сюда. Но я искал медсестру… — Майк замолчал, но Джин поняла, что он еще не закончил говорить, и ждала продолжения, удивленная горячностью его слов. — Услышав, что здесь есть администратор по имени Джин Мортон, я закричал от радости. А когда выяснилось, что ты работаешь в акушерском отделении, я поверил в то, что судьба дает мне еще один шанс. Я буквально упросил Алекса Блейка взять эту стипендию и пообещал, что уйду с другой работы. И все это время жил с безумной мыслью, что увижу тебя снова, смогу поговорить с тобой и попытаться все объяснить, и тогда… — Он снова умолк. Джин боролась с вспыхнувшей в душе надеждой. Если они поговорят?.. Если он объяснит?.. — Но, конечно, брак сейчас мало что значит. Ты нашла другого мужчину, у тебя ребенок. Теперь понятно, почему ты не закончила учебу! Вероятно, он все еще рядом с тобой, Джин? Эти цветы были от него? Каким дураком, наверное, я выглядел в твоих глазах!

Он повернулся и пошел прочь, и на этот раз Джин не стала удерживать его.

Она подошла к играющей с детьми Софии и попрощалась с ней. Майк сам нашел решение всех проблем, придумав мифического мужчину в ее жизни. Вряд ли это поможет ей, но, по крайней мере, удержит его от дальнейших действий.

Джин поднялась на пятый этаж и остановилась в фойе, чтобы поговорить с дежурным охранником.

— Справляемся, — сказал тот. — Одна репортерша переоделась медсестрой и пробралась ночью в отделение. Но дежурная акушерка быстро ее раскусила. Она сделала вид, что считает журналистку новенькой, и велела поставить клизму пяти пациенткам в крыле «С». Эту дурочку чуть не хватил удар! — рассмеялся охранник. Должно быть, эта история распространилась по больнице со скоростью пожара. — Даже я знаю, что после родов клизму не ставят, — добавил он.

Джин улыбнулась и неохотно направилась в свой кабинет.

Все равно встречи с Майком не избежать, сказала она себе. Теперь он думает, что у нее есть любовник. Ну и что?

Но его в кабинете не оказалось. Записка на ее столе сообщала, что он проводит послеродовой осмотр. Джин нахмурилась. Обычно частных пациенток осматривали их лечащие врачи, а остальных — Стэн Роджерс. Она решила при случае выяснить, в чем дело, а пока что принялась за текущие дела, начав со звонка в детскую насчет персонала.

— Мы справимся, если кто-нибудь согласится работать по полсмены — утром с шести до десяти и вечером с четырех до восьми, — заверила ее Кортни Чивер. — Днем я смогу привлечь сестер из других палат. Не могла бы ты пригласить Эдди Симмонса? Он работал с нами раньше, а я бы хотела слышать в детской мужской голос.

Кортни всегда считала, что младенцы с самого рождения должны чувствовать, что с ними нянчатся не только женщины, но и мужчины. Эдди Симмонс был высокий, широкоплечий парень с бархатистым баском. Он учился на педиатра и периодически подрабатывал няней, чтобы оплачивать учебу.

— Хорошо, я попробую позвонить ему, — улыбнувшись, пообещала Джин.

Она связалась с Эдди и договорилась, что он приступит к работе прямо сегодня. Потом вышла из кабинета, чтобы проверить, начали ли уборку крыла «А». Ее подмывало заглянуть по дороге в детскую палату, но она поборола искушение, решив, что для этого нет причин. Миссис Лойер создавала вокруг себя столько шумихи, что у Джин не возникало никакого желания видеть ее.

За уборкой в крыле «А» следила Конни. Джин переговорила с ней и вернулась к себе в кабинет. Майка по-прежнему не было.

Это продолжалось всю оставшуюся неделю. Майк проводил большую часть рабочего времени вне своего кабинета, а в тех случаях, когда общение было неизбежным, держался с подчеркнутой вежливостью. Джин подозревала, что он испытывает такую же неловкость, как и она, и временами готова была признаться, что у нее никого нет. Но это вновь привело бы к мучительному состоянию неопределенности, которое было опасно, как неразорвавшаяся бомба.