Таинственная любовница

Глава 5 Дворец Чефро

Дворец Чефро, величественный, сияющий позолотой, напоминающий какой-то сказочный чертог, стоял за городской чертой, тем самым подчеркивая свой особый статус среди прочих сооружений, а скорее — особый статус своего хозяина, которого звали Хаким-паша. Тот самый филантроп, предоставивший этот великолепный дворец в полное наше распоряжение.

С момента нашего приезда я была покорена, совершенно очарована странной, безводной, таинственной страной фараонов. Реальность оказалась ничуть не бледнее ярких картин, возникавших в моем воображении, которое опиралось только лишь на мечты да книжные иллюстрации.

Несколько членов экспедиции приехали сюда раньше нас. Они разместились в непосредственной близости от раскопок, взяв с собой основную часть оборудования.

Адриан, Эван и Теодосия с Теренсом Гелдингом и Табитой отплыли вместе со мной и Тибальтом из Саутгемптона. Прибыв к месту назначения, компания должна была разделиться, поскольку Тибальту еще требовалось уладить кое-какие дела в Каире. Мы с ним планировали задержаться на несколько дней там, а затем встретиться с остальными уже во дворце Чефро.

За день до отъезда я пошла в Радужный. Доркас и Элисон прощались со мной так, будто я уезжала навсегда. Сабина и Оливер были приглашены на ужин, и я чувствовала, как сильно мои тетки жалели, что я не вышла замуж за Оливера и не осталась жить в доме священника, о чем они так страстно мечтали раньше.

Я была даже рада, когда вечер закончился, а на следующий день, когда мы поднялись на борт парохода «Сталварт», началось мое Большое Приключение. Я была в восторге от всего происходящего и жалела лишь о том, что мы с Тибальтом не одни. Могу предположить, что Эван с Теодосией чувствовали то же самое.

Бедная Теодосия была вынуждена оставаться в каюте, потому что первые несколько дней море было неспокойным, учитывая пору года. На палубе разговоры в основном велись об археологии, и поскольку Теодосии не было рядом, я постоянно чувствовала себя единственным среди всех присутствующих неучем, в то время как была буквально потрясена эрудицией Табиты.

Море, вопреки нашим ожиданиям, вскоре заметно успокоилось, и к тому времени, когда мы достигли Гибралтара, Теодосия уже смогла появиться на палубе. Эван был необыкновенно заботливым супругом; он проводил много времени с Теодосией, и я гадала, стал бы Тибальт так заботиться обо мне, если бы я тоже страдала от морской болезни.

Мы провели прекрасный день в Гибралтаре. На рессорных двуколках ездили за город, где любовались великолепными видами, осматривали местные достопримечательности, просто наслаждались ощущением твердой земли под ногами после морского путешествия. Это был счастливый день.

Затем мы прибыли в Неаполь. Поскольку в нашем распоряжении было два или три дня, мы поехали осматривать Помпеи. Там полным ходом шли раскопки, и город все явственнее возрождался из тысячелетнего пепла. Мы ходили рука об руку с Тибальтом по камням, которые до семьдесят девятого года нашей эры были мостовыми этого прекрасного города. Я была безмерно очарована всем увиденным.

— Как прекрасна миссия, состоящая в том, чтобы возвращать миру такие сокровища! — горячо проговорила я.

Тибальт был в восторге оттого, что я разделяю его энтузиазм. Он показывал мне остовы домов и описывал, как, по его мнению, жили здесь люди под тенью Везувия до того рокового дня, когда великий вулкан проснулся. Город столетиями был погребен под застывшей лавой и пеплом, а явился миру только сто лет назад, когда его открыли археологи.

Когда мы вернулись на пароход, разговоры об этом трагически погибшем городе продолжались до позднего вечера.

В Порт-Саиде мы сошли на берег и отправились в Каир — только мы вдвоем, Тибальт и я.

Раньше я много читала о Египте и силой воображения переносилась на эту таинственную землю. На основании этого я полагала, что подготовлена к восприятию Египта, но мои фантазии ни в коей мере не могли сравниться с реальностью, которая произвела на меня поистине ошеломляющее впечатление и взволновала, конечно же, гораздо больше, чем игра самого безудержного воображения.

Это был золотой край, опаленный беспощадным солнцем. Здесь во всем ощущалась тысячелетняя история. Увидев козопаса в длинном белом одеянии, я сразу же представила себе, что попала в ветхозаветные времена. Эта страна околдовала меня, и я знала, что здесь может произойти все, что угодно, — как самые удивительные и прекрасные события, так и самые ужасные. Она была одновременно и красивой — и уродливой, захватывающей и отталкивающей.

Мы остановились в маленькой гостинице на берегу Нила. Из своего окна я могла видеть берег реки и золотистые Мокаттамские холмы. Как эта картина отличалась от зеленых холмов Корнуолла, его туманной влажности и буйной растительности! Здесь было только бесконечное солнце, безжалостно обжигающее землю. Если основным цветом Англии был зеленый, то Египта — желтый. Атмосфера библейских времен полностью захватила мое воображение. Люди в белых одеждах и в сандалиях, запахи местной пищи, надменные взгляды верблюдов, грациозно шагающих мимо. Я с удивлением слушала высокий голос муэдзина призывавшего людей на молитву с вершины минарета, и меня потрясло, что, услышав этот голос, все вмиг останавливаются и молятся Аллаху.

Тибальт водил меня на базар, который показался мне очень интересным, пока муж был рядом. Но он наверняка показался бы мне зловещим и страшным, окажись я здесь одна. Люди с темными глазами пристально следили за нами, стараясь делать это незаметно, и я постоянно ощущала, что меня внимательно разглядывают. Мы бродили по узким улочкам, заглядывали в лавочки, похожие на пещеры, где пекари пекли свой хлеб, а серебряных дел мастера работали на своих маленьких наковальнях. Торговцы водой привлекали к себе внимание, постукивая медными плошками, а у темных дверных проемов, скрестив ноги, сидели мужчины, которые ткали или шили что-то. В воздухе стоял тяжелый запах ароматических масел, смешанный с запахом верблюжьих лепешек, которыми топили печи.

Никогда не забуду тот день — бурлящие толпы на улицах, запахи верблюжьих лепешек и ароматических масел, взгляды украдкой из-под темных ресниц, призывы к молитве и моментальную реакцию людей на этот призыв. «Аллах велик, и Магомет — пророк его». Как часто мне придется слышать эти слова! И они всегда приводили меня в трепет.

Мы остановились возле одной из лавок, расположившейся под навесом прямо на улице. В глубине ее сидел человек, который гранил камни, а на прилавке стоял поднос с кольцами и брошами.

— Тебе нужно кольцо со скарабеем, — сказал Тибальт. — Он принесет удачу. — На подносе лежало несколько таких колец, и Тибальт выбрал одно из них. — Это турмалин, — сказал он, — посмотри, как на нем искусно вырезан жук. Он считался священным у древних египтян.

Мастер оторвался от работы, встал и подошел к нам. Он поклонился мне и Тибальту. Его глаза загорелись от предвкушения выгодной продажи, и я слушала, как они с Тибальтом торговались о цене. Неподалеку собралась стайка детей. Они не сводили с нас глаз. Наверное, мы с Тибальтом показались им очень странными.

На кольце были тонко вырезаны иероглифы. «Да пребудет с тобой Аллах», — перевел мне Тибальт.

— Это считается самой большой удачей, как тут считают, — сказал он, — и каждый мужчина, когда его любимая впервые приезжает в эту страну, дарит ей такое кольцо.

Я надела кольцо на палец. Дети одобрительно закричали. Мы заплатили за кольцо и пошли своей дорогой. У нас в ушах все еще звучали благословения резчика по камню.

— Здесь необходимо торговаться, — пояснил Тибальт. — Мастер был бы очень расстроен, если бы мы не торговались. — Он взглянул на мое восторженное лицо. — Ты сегодня выглядишь счастливой, Джудит.

— Я так счастлива, — сказала я, — что мне даже страшно.

Он сжал мою руку, на которой было кольцо со скарабеем.

— Если бы ты могла загадывать желания, что бы ты загадала? — спросил он.

— Чтобы я всегда была так же счастлива, как сегодня. Каждый день.

— Ты слишком многого хочешь от жизни.

— Почему? Мы вместе, у нас есть общие интересы. Почему же мы не можем быть счастливы? Разве не мы сами создаем свою жизнь?

— Но есть еще и внешние факторы.

— Они нам не помешают.

— Да, Джудит, дорогая, думаю, ты сможешь справиться даже с этим, — сказал он.

Мы вернулись в отель. Наступила ночь — теплая, наполненная запахами Египта, с огромной луной, из-за которой было светло, как днем.

Это был самый счастливый день в моей жизни, потому что мы были наедине на этой удивительной земле. Мне хотелось, чтобы мы оставались только вдвоем и не нужно было присоединяться к остальным. Абсурдное желание, потому что мы приехали в Египет именно для того, чтобы присоединиться к экспедиции.

Утром следующего дня мы поехали к пирамидам — единственному до сих пор сохранившемуся чуду Древнего мира. Меня совершенно потрясла встреча со сфинксом. Кое-как взобравшись на верблюда, я смеялась, как ребенок, и заметила, что Тибальта радует моя реакция. И пирамиды… Сто тысяч человек работали на протяжении двадцати лет, чтобы построить это чудо. Тибальт рассказал, что камни добывали на соседних Мокаттамских холмах, а затем волокли через пустыню. Я, как, вероятно, и все, кто видел плоды этого титанического труда, замерла в немом восхищении. Мы зашли в пирамиду Хеопса. Низко наклонившись, я последовала за Тибальтом по узкому проходу в погребальную камеру, где стоял саркофаг из красного гранита. Какое зловещее величие!

Потом мы возвращались по пескам на своих медлительных верблюдах. В отеле меня не покидало приподнятое настроение.

Мы обедали за маленьким столиком, который был отделен от остального зала раскидистой пальмой. Я высоко заколола свои черные волосы и надела зеленое бархатное платье, которое сшила Сара Слопер перед самым отъездом. Я то и дело бросала взгляды на кольцо с розовым турмалином, вспоминая, как Тибальт сказал, что это — подарок, который делает любящий мужчина, и что он принесет удачу в этом странном краю той женщине, которую мужчина любит больше всего.

Сидя напротив Тибальта, я думала о том чуде, которое произошло со мной, и у меня молнией промелькнула мысль, что даже если решающим фактором в желании Тибальта жениться на мне было наследство, это сейчас не имеет никакого значения. Я заставлю его полюбить меня саму, а не мои деньги. Я припомнила, как наш предыдущий премьер-министр, лорд Биконсфилд сказал, что он женился на своей Мэри Энн ради денег, но в конце их жизни он бы женился на ней по любви. Так должно быть и у нас. Но я была слишком романтичной и, наверное, слишком глупой, а потому решила во что бы то ни стало убедиться в том, что Тибальт женился на мне, все же, не ради моего приданого.

Тибальт взял мою руку, на которой было кольцо со скарабеем, и внимательно рассмотрел его.

— О чем ты думаешь, Джудит? — спросил он.

— О том, как тут все удивительно.

— Вижу, тебя впечатлили пирамиды.

— Я никогда не надеялась увидеть их. Столько всего удивительного, волнующего! Ты вдруг опечалился, Тибальт, да?

— Просто я подумал, что ты не всегда будешь так удивляться. Ты пресытишься. Мне бы этого не хотелось.

— Не думаю, что это когда-либо произойдет.

— Близкое знакомство, знаешь ли, зачастую приводит к охлаждению… или, по крайней мере, к равнодушию. Я чувствую что здесь, в Каире, пока мы с тобой вместе, все то, что я видел раньше, теперь кажется мне еще более интересным и восхитительным. Это потому что я смотрю на все твоими глазами.

Это был действительно волшебный вечер! Бесшумно перемещающиеся официанты в белых длинных одеждах, подали нам кебаб, который оказался очень вкусным. Я не могла поверить, что это — всего лишь мясо ягненка, поджаренное на углях. Я должна была признать, что тахенский соус, в который макали мясо, и который, как я позже узнала, готовили из семян сезама, масла, белого соуса с добавлением чеснока, по вкусу — настоящий нектар.

Тибальт прозаично возразил, что все дело в том, что я проголодалась. «Голод — лучшая приправа к любому блюду», — добавил он.

Но я подумала, нет, все дело в том, что я счастлива. Потом мы ели эш ес серайа — это вкусная смесь меда, хлебных крошек и сливок. Мы пили розовую воду и гранатовый сок с фруктами и орехами, который называется косаф. Да, я никогда не забуду тот вечер. После обеда мы сидели на террасе и смотрели на Нил, пили турецкий кофе и лакомились рахат-лукумом. Звезды низко висели в небе цвета индиго, а перед нами неспешно нес свои воды Нил, по которому когда-то плыла на своем царском корабле Клеопатра. Мне хотелось запечатлеть такие моменты жизни, чтобы потом снова и снова переживать их.

— Ты обладаешь удивительной способностью ощущать счастье, Джудит, — сказал Тибальт.

— Возможно, — ответила я, — и если это так, то мне повезло. Это значит, я могу сполна насладиться счастьем, которое выпадает на мою долю.

Но про себя подумала, что если я так остро ощущаю удовольствие, то могу так же остро переживать печали и горести. Вероятно, об этом же подумал и Тибальт. Но я не стала задумываться о таких вещах — не в такую ночь на волшебных берегах Нила.

Когда мы приехали во дворец Чефро, все остальные уже разместились там, и Табита взяла на себя обязанности экономки.

Хаким-паша был одним из самых богатых людей Египта, сказал мне Тибальт, и нам невероятно повезло, что он заинтересовался нашим проектом.

— Он мог бы доставить нам множество хлопот, — сказал Тибальт, — а вместо этого решил оказать нам неоценимую помощь. Например, этот дворец, который он отдал в наше полное распоряжение за такую скромную плату, чтобы мы просто могли сохранить достоинство — а это немаловажная деталь, уверяю тебя. Ты еще встретишься с ним, потому что когда здесь был мой отец, паша довольно часто приезжал сюда.

Я стояла в холле дворца и с удивлением смотрела на прекрасную лестницу белого мрамора. Пол был покрыт мозаичной плиткой с потрясающим разнообразием цветов и оттенков. А витражи на окнах изображали путешествие усопшего по просторам загробного царства, пока он не попадет под защиту бога Солнца, Амон Ра.

Тибальт был рядом.

— Я расскажу эту историю позже. Смотри, вот и Табита нас встречает.

— Наконец-то вы приехали! — воскликнула Табита. Она смотрела на Тибальта сияющими глазами. — Я думала, это уже никогда не произойдет!

— От Каира путь неблизкий, — заметил Тибальт.

— Я представляла себе всякие несчастья!

— А не следовало. Ты согласна, Джудит? Ну конечно, согласна.

— Ну теперь вы здесь. Я провожу вас в вашу комнату. А потом вы сможете исследовать остальную территорию, и я уверена, Тибальту захочется взглянуть на раскопки.

— Пожалуй, — согласился Тибальт.

— После обеда. Мустафа и Абсалам вовсю трудятся на кухне, и я уверена, они приготовят достойную смесь английского и египетского рационов, что вполне удовлетворит любые запросы. Но сначала — ваша комната.

Табита провела нас по роскошной лестнице, потом по галерее, стены которой были украшены замысловатой мозаикой. Я останавливалась, чтобы рассмотреть фигуры фараонов, приносящих жертвы богам, и красиво подобранные цвета мозаичных плиток. На потолке я увидела бога Солнца, Амона Ра, его символом был ястреб. Я вспомнила рассказ Тибальта о том, что египетские боги обладали всеми человеческими свойствами, и еще свойством какого-либо животного. Но Амон Ра обладал свойствами сразу двух животных: ястреба и барана. Ниже его сын, Осирис, бог подземного царства, судил мертвых, пока они проделывали путь по священной реке. Еще там было изображение Изиды, великой богини, возлюбленной Осириса, их сына Гора…

— Как красиво исполнены эти изображения, — заметила я.

— Иначе это оскорбило бы богов, — пояснил Тибальт.

Он взял меня под руку, и мы вошли в комнату, которую для нас приготовили. Я уставилась на огромную кровать. Над ней была прикреплена москитная сеть, она свисала с потолка тонкой паутиной.

— В этой комнате обычно спит сам паша, когда останавливается во дворце, — заметила Табита.

— А мы можем ее занимать? — спросил Тибальт.

— Должны. Дворец — в нашем полном распоряжении, и вполне естественно, что глава экспедиции должен занимать главную спальню. Ведь занимал же ее раньше ваш отец…

Она показала нам комнату, в которой мы могли мыться и приводить себя в порядок. Посреди этой комнаты располагался бассейн. Вниз, в глубину его, вели мраморные ступени. На стенах комнаты были изображены обнаженные фигуры. Одну из стен украшали зеркала, а за золотыми парчовыми шторами стоял изящный туалетный столик. Я отражалась в многогранном зеркале, рама которого была усеяна халцедонами, розовым кварцем, аметистами и лазуритами. Такие же камни украшали и спальню.

— Эта комната слишком роскошна, — засмеялась я, — мы станем без всяких на то оснований ощущать себя персонами королевской крови.

— Паша предупредил своих слуг, что если от нас поступит хоть одна жалоба, они будут жестоко наказаны. Так что они трепещут…

— Он что, всевластен?

— Он правитель этого края и считает слуг своими рабами. И ожидает от них абсолютного повиновения. Мы — его гости, и если к нам отнесутся без должного уважения, это будет равносильно оскорблению хозяина. А вот это не допускается.

— И что случается с оскорбителями?

— Их тела находят в водах Нила. А в более простых случаях они лишаются руки или уха.

Я поежилась.

— Тут так величественно и красиво, но пугающе. Зловеще, я бы сказала.

— Это — Египет, — проговорила Табита. — А теперь освежитесь с дороги и спускайтесь в столовую. Затем, как я понимаю, Тибальт непременно проведет небольшое совещание, не так ли?

Тибальт кивнул.

— Ну, — спросил он, когда мы остались одни, — что ты думаешь обо всем этом?

— Еще не знаю, — призналась я. — Я бы предпочла что-нибудь поскромнее. А этот могущественный паша патологически жесток, если верить тому, что о нем говорят.

— Достаточно приятный, обаятельный человек. Они с отцом очень подружились. В этой части страны он — высочайшая власть. Да ты скоро встретишься с ним…

— А где же он сам живет, если отдал нам свой дворец?

— Джудит, дорогая, это — всего лишь один из его дворцов. Возможно, самый роскошный из всех, но он счел бы дурным тоном не предоставить его нам. Тебе придется освоить правила здешнего этикета. Это очень важно. Ничего, ты со временем ко всему привыкнешь. А теперь давай-ка освободимся от дорожной пыли. Мне не терпится поскорее узнать, что здесь происходит.

Вот так. Его другая любовь, его профессия вступала в свои законные права.

Столовую, с ее тяжелыми шторами, освещала люстра в сотню свечей. Уже стемнело, потому что здесь, в отличие от Англии, не было сумерек. Все члены экспедиции собрались, чтобы приветствовать нас, что меня несказанно обрадовало, потому что при них этот дворец выглядел не так странно. Я подумала, что слуги из Гиза-Хаус вынесли бы этому дворцу такой вердикт: «Он наводит ужас».

А затем мы сидели за большим столом под люстрой — Адриан, Эван, Теодосия, Теренс Гелдинг и другие, кого я видела впервые. Они были археологами-практиками и говорили только о предстоящей работе. Тибальт сидел на одном краю стола, я — на противоположном. Справа от меня расположился Адриан, слева — Эван.

— Наконец-то ты здесь, Джудит, — щебетал Адриан. — Как тебе нравится куфта? Лично я предпочел бы добрый старый английский ростбиф. Только никому не говори. А то старик Осирис не пустит меня в рай, когда пробьет мой час.

— Ты весьма непочтителен, Адриан. Советую держать такие мысли при себе. Кто знает, чьих ушей они могут достичь?

— Узнаю нашу Джудит, — сказал Адриан, обращаясь к Эвану. — Только приехала, и уже указывает, что делать, а чего — не делать.

Эван улыбнулся.

— В данном случае она права. Никогда не знаешь, кто тебя может услышать и неправильно истолковать. Слуги, несомненно, все подслушивают и докладывают паше, так что твоя шутка вполне может быть преподнесена, как самая дерзкая непочтительность.

— Чем вы занимались в ожидании Тибальта? — спросила я.

— Бродили по раскопкам, собирали рабочих, организовывали то одно, то другое. Вот попадешь туда и увидишь, какое дело мы развернули. Она удивится, правда, Эван?

— Это сильно отличается от Картерз Медоу.

— Мы, конечно, столкнулись с трудностями, — сказал Адриан. — Понимаешь, многие рабочие помнят о смерти сэра Эдварда и уверены, что он умер лишь потому, что ступил туда, куда боги запретили входить.

— Они отказываются работать? Эван озабоченно кивнул.

Я посмотрела на тот край стола, где сидел Тибальт. Он был увлечен разговором со своим соседом. По другую сторону от него сидела Табита.

Я ревниво отметила, что она время от времени высказывает свои замечания, и мужчины внимательно слушают ее.

В этот момент я почувствовала, что уже потеряла Тибальта.

После обеда Тибальт отправился взглянуть на раскопки. Мне было разрешено присоединиться к компании. Работы шли полным ходом, несмотря на поздний час. Благодаря луне и прозрачному воздуху было очень светло. В это время, конечно, было куда как легче работать, чем под палящими лучами солнца.

Голые холмы при лунном свете казались грозными, но по-своему красивыми. Параллельные линии колышков, отмечающих места поисков, установленная ранее времянка, ручные тележки, инструменты землекопов и множество перепачканных землей рабочих — все это выглядело далеко не романтично.

Тибальт оставил меня с Адрианом, который дружески улыбнулся мне.

— Не то, что ты ожидала? — спросил он.

— Именно то, — ответила я.

— Ну конечно, ты же — ветеран Картерз Медоу.

— Думаю, картина довольно схожая, правда, там искали всего лишь реликты бронзового века, а здесь — могилы.

— Мы, возможно, находимся на пороге одного из самых волнующих открытий в археологии.

— Как будет потрясающе интересно, если мы что-нибудь найдем!

— Но пока мы еще ничего не нашли, и тебе нужно научиться быть внимательной в этой игре. Тебе очень многому придется здесь научиться.

— Например?

— Быть настоящей женой археолога.

— И что же это означает?

— Никогда не жаловаться на то, что твой владыка и повелитель отсутствует бесконечно долго.

— Я намерена работать вместе с ним.

Адриан засмеялся.

— Мы с Эваном принадлежим к той же профессии, но, увы, нам позволено заниматься только самой примитивной работой. А ты полагаешь, тебе доверят что-то серьезное?

— Я — жена Тибальта.

— В нашем мире, дорогая Джудит, есть только археологи… а вот жены, мужья — это все как-то между прочим.

— Я всего лишь дилетант… пока.

— Но ты не намерена долго мириться с таким положением, да? Очень скоро ты будешь вгонять нас в краску, всех, — даже великого Тибальта.

— Я научусь всему, чему только смогу, и надеюсь, буду проявлять лишь разумный интерес…

Он рассмеялся.

— Да, весьма вероятно, но в дополнение к этому разумному интересу, тебе стоит проявлять еще и разумную наблюдательность. Это мой добрый совет.

— Я не нуждаюсь в твоих советах, Адриан.

— Еще как нуждаешься! Ты ждешь Тибальта, как я понимаю. Но его не будет еще довольно долго. А он ведь мог бы подождать с делами до утра и посвятить первую ночь во дворце Чефро своей молодой жене. Будь я на его месте…

— Ты не на его месте, Адриан.

— Увы! Я слишком медлителен. Но попомни мое слово: Тибальт — такой, какой он есть, и таким он останется. Бесполезно пытаться переделать его.

— А кто сказал, что я хочу его переделывать?

— Посмотрим… А теперь позволь мне отвести тебя во дворец. Ты должна быть готова погрузиться в свою халцедоновую ванну.

— Она действительно из халцедона?

— Думаю, да. Роскошно, правда? Интересно, как бы это понравилось леди Бодриан? Она бы не одобрила такой роскоши в быту своей бывшей компаньонки, даже если учесть то, что, как выяснилось, вы с ней некоторым образом связаны, если можно так выразиться.

— Я бы не прочь увидеть ее в моих роскошных апартаментах, совсем не прочь…

— Это демонстрирует твою мстительную натуру, кузина Джудит. Ты ведь действительно моя кузина, знаешь ли.

— Знаю. А как обстоят твои дела?

— Дела? Финансовые или любовные?

— Ну, и те и другие, раз уж ты так ставишь вопрос.

— Они ужасны, Джудит. Первые потому, что это — их естественное, обычное состояние, а последние — потому что я не узнал вовремя, что ты — богатая наследница, и упустил свой звездный шанс.

— Не слишком ли много ты воображаешь? Неужели ты думаешь, что я допустила бы, чтобы на мне женились ради денег?

— Женщины, на которых женятся ради денег, далеко не сразу узнают об этом. Ты же понимаешь, что амбициозный жених не падает на колени с мольбой оказать ему честь и позволить заполучить вожделенное приданое.

— Конечно, это делается тоньше и незаметнее.

— Конечно.

— И все же ты вообразил, что стоило тебе поманить меня — и мое приданое оказалось бы у тебя в кармане?

— Я выдаю тебе этот секрет только потому, что сейчас уже поздно что-то менять. Идем, я провожу тебя во дворец.

Мы поехали на мулах к берегу реки, где нас ждала лодка. Она отвезла нас вниз по течению, и мы высадились на противоположном берегу, почти у ворот дворца.

В холле нас встретила Теодосия.

— Эван до сих пор на раскопках, — со вздохом проговорила она.

— А где же еще подобает быть археологу? — пожал плечами Адриан. — Я сейчас отправлюсь туда же. Мы едва ли вернемся до рассвета. Тибальт — требовательный начальник, он сам работает как каторжный и требует того же от подчиненных.

Адриан ушел, и когда мы остались с Теодосией наедине, она сказала:

— Джудит, пойдем в мою комнату, поговорим.

Я последовала за ней по галерее. Комната, которую занимали они с Эваном, была не столь роскошной, как наша с Тибальтом, но достаточно уютной. Теодосия закрыла дверь и повернулась ко мне.

— О, Джудит! — воскликнула она, — Как мне не нравится здесь! Я возненавидела это место с первой же минуты. Я хочу домой.

— Почему, что случилось? — спросила я.

— Ты чувствуешь, как здесь жутко? Мне здесь плохо. Но я не могу сказать об этом Эвану. Это же его работа, правда? Возможно, он и не поймет меня. Но мне так плохо здесь… С тобой, наверное, все иначе. О, как мне хочется, чтобы мы все вернулись домой! Почему они не могут оставить этих фараонов в их могилах? Те, наверное, и подумать не могли, когда сооружали свои роскошные гробницы, что придут какие-то люди и нагло полезут туда, где им быть вовсе не следует?

— Но Теодосия, дорогая моя, ведь цель археологии — открывать секреты прошлого.

— Находить оружие или римскую мозаичную мостовую, или бани — совсем иное дело. А вот осквернение могил мне не нравится. И никогда не нравилось. Вчера ночью мне снился сон, будто мы нашли гробницу, и там был саркофаг — точно такой, как в Гиза-Хаус. И вдруг оттуда вылезает кто-то, обмотанный полуистлевшими повязками…

— Мне никогда не искупить ту давнюю провинность, да?

— Я кричу во сне: «Прекрати, Джудит!» А потом смотрю — а это вовсе не ты вылезаешь…

— А кто?

— Я сама. Я подумала, что это — предупреждение.

— Ну у тебя и воображение, Теодосия! Всегда считалось, что это у меня буйная фантазия.

— Тут у кого угодно разыграется буйная фантазия. Повсюду ведь тени прошлого! Этому месту уже несколько сотен лет. А храмам и гробницам — тысячи! Я так рада, что ты приехала, Джудит! Все эти люди так слепо преданы своей науке… Ты тоже интересуешься ею, но с тобой хоть можно поговорить.

— Ты беспокоишься об Эване? Она кивнула.

— Я часто думаю, а что если то, что случилось с сэром Эдвардом, случится и с ним?

Я ничем не могла ее утешить. Разве сама я не думала, что такое может случиться с Тибальтом?

— Конечно мы переживаем. Потому что любим своих мужей, а когда человек любит, он глупеет. Если бы только посмотреть на все это спокойно, рассудительно… будто со стороны… мы бы увидели, как глупо все то, о чем мы сейчас говорим.

— Да, Джудит, думаю, ты права.

— Почему бы тебе не лечь спать, Теодосия? Ты же не будешь дожидаться Эвана?

— Наверное, нет. Бог знает, когда они вернутся. Ой, мне стало гораздо лучше после разговора с тобой!

— Так и должно быть. Не забывай, мы же сестры — хоть и сводные.

— Я этому рада, — сказала Теодосия.

Улыбнувшись, я пожелала ей спокойной ночи и направилась к себе. Я шла по галерее. Как тихо вокруг! Тяжелые, шитые золотом шторы, закрывали окна, ноги утопали в толстом ворсе ковра. Внезапно я напряглась, почувствовав, что не одна здесь. Огляделась по сторонам. Никого. И все же, чувствовала, что за мной наблюдают. По спине пробежал холодок. Я поняла, почему здесь испытывала необъяснимый страх Теодосия. Она более робкая и пугливая, чем я — хотя, с другой стороны, у нее не такое пылкое воображение. За спиной послышались едва различимые шаги. Тут, несомненно, кто-то есть. Я резко обернулась.

— Абсалам! — воскликнула я, — Мустафа!

Они поклонились.

— Миледи, — произнесли они одновременно, не спуская с меня глаз.

— Что-нибудь не так? — спросила я.

— Не так? — они посмотрели друг на друга. — Да, миледи, но еще не поздно.

— Что — не поздно? — спросила я, запинаясь.

— Уезжайте домой. Уговорите его. Вы — молодая жена. Он не может отказать любимой.

Я покачала головой.

— Вы не понимаете… Это работа сэра Тибальта… Вся его жизнь…

— Его жизнь… — они посмотрели друг на друга и покачали головами. — Это была вся жизнь и сэра Эдварда… а потом он умер.

— Не нужно беспокоиться, — проговорила я. — Все будет хорошо. Когда они найдут то, что ищут, все уедут домой.

— Тогда… будет слишком поздно, миледи, — сказал Мустафа.

Или это был Абсалам? Так или иначе, тот, второй посмотрел на меня с глубокой печалью во взоре.

— Еще не поздно, — мягко произнес он.

— Спокойной ночи, — сказала я. — Я иду к себе.

Они дружно промолчали, но продолжали с жалостью смотреть на меня.

Я лежала без сна. Мерцающие огоньки свечей озаряли потолок, расписанный сюжетами на божественные темы. Я смогла рассмотреть некоторые новые детали в знакомой фигуре Амон Ра, великого бога Солнца. Ему приносил дары человек в роскошном облачении, вероятно, фараон. Вокруг изображений шла канва из иероглифов — странных значков, полных скрытого смысла. Я подумала, что пока я здесь, могла бы изучить арабский язык. Ведь впереди меня ждет множество ночей, когда я буду лежать на этой кровати одна, и много дней, когда я совсем не буду видеть Тибальта.

Я должна быть к этому готова. Но мне так хотелось, чтобы Тибальт понял, что я намерена разделить с ним его жизнь!

Было два часа ночи, когда он вернулся. Я вскрикнула от радости и села на кровати. Он подошел ко мне и взял за руки.

— Джудит, ты еще не спишь?

— Я слишком взволнована, чтобы спать. Мне было интересно, что вы делаете там, на раскопках.

Он рассмеялся.

— Ничего, что могло бы тебя так взволновать сейчас. Они только намечают районы раскопок и проводят общую подготовку.

— Ты продолжаешь работать именно там, где копал сэр Эдвард?

— Потом как-нибудь расскажу. А сейчас спи, — он поцеловал меня и направился в ванную комнату.

Но я не могла заснуть. И Тибальт тоже. Мы лежали и разговаривали еще около часа.

— Да, — сказал он тогда, — мы исследуем те же участки, что и отец. Он был убежден, что здесь где-то есть нетронутая гробница. А, как известно, большинство из них были разграблены много сотен лет назад…

— Я думала, фараоны держали в тайне места своих будущих захоронений.

— Они пытались, но тут ведь трудилось столько рабочих! Представь себе, они прорубили в скале секретные проходы, потом погребальные камеры. И еще подумай обо всех повозках с сокровищами, которые нужно было сюда доставить.

— Тайна перестала быть таковой, — сказала я. — А потом пришли грабители. Странно, что их не отпугнуло проклятие.

— Безусловно, отпугивало, но несметные богатства, найденные в гробницах, могли показаться стоящими того, чтобы обречь себя после смерти на вечные муки. А поскольку они были достаточно умными людьми, чтобы отыскать сокровища, они надеялись, что у них хватит ума избежать кары за это.

— И все-таки сэр Эдвард, который всего лишь работал во имя науки и отдавал свои находки в музеи, был убит, тогда как грабители, которые искали только личной выгоды, избежали проклятия.

— Смерть моего отца была естественной и не имела ничего общего с этим проклятием. Она имела вполне реальные причины.

— В которые, впрочем, никто не верит.

— Да брось ты, Джудит. Ты же не стала суеверной?

— Не слишком. Но думаю, все становятся немного суеверными, когда их любимые в опасности.

— Опасность? Что за чепуха! Глупые сказки.

— И все же… он умер.

Он поцеловал меня в лоб.

— Глупенькая Джудит. Ты меня удивляешь!

— Это научит тебя не слишком полагаться на мое благоразумие, если речь идет о тебе. Мудрецы глупеют от любви — а уж женщины — и подавно.

Мы немного помолчали, потом я произнесла:

— Я видела Мустафу и Абсалама. Они сказали, что я должна убедить тебя вернуться домой.

Это его рассмешило.

— Ну что за глупость! — покачал он головой. — Сказка, которую придумали, чтобы отпугнуть грабителей. Но не отпугнули! Почти каждая из найденных когда-либо гробниц уже была разграблена. Поэтому-то каждый археолог и мечтает найти гробницу, которая оставалась бы нетронутой с тех пор, как ее запечатали две тысячи лет назад, или около того. Я хочу первым ступить в такую погребальную камеру. Представь себе этот восторг! Увидеть следы, оставленные в двухтысячелетней пыли тем, кто последним выходил из гробницы, или цветок, возложенный скорбящими родственниками за минуту до того, как вход в тоннель замуровали, оставив погребенного покоиться в мире тысячи лет. О, Джудит, ты не представляешь, какой это восторг!

— Мы должны попытаться реализовать твою мечту.

— Дорогая, ты говоришь так, словно я — маленький мальчик и меня нужно подбодрить.

— Человеческая натура многогранна, и подчас величайшие археологи в глазах своих любящих жен — маленькие дети.

— Я так рад, что ты здесь, со мной, Джудит! Ты всегда будешь со мной. Ты будешь идеальной женой.

— Странно.

— Что?

— То, что ты это сказал. Знаешь, Дизраэли посвятил одну из своих последних книг жене, Мари Энн. Посвящение гласило: «Идеальной жене».

— Увы, — ответил он, — я совершеннейший невежда во всем, кроме своего предмета.

— Ты — специалист, — возразила я, — а зная столько в одной сфере, ты не можешь быть так же осведомлен в других. А Дизраэли женился на ней из-за денег, но когда они состарились, он был готов жениться на ней уже по любви.

— Ну тогда, — легко согласился Тибальт, — это действительно идеальный союз.

Если так случиться со мной, — подумала я, — это будет огромная радость.

Потом он стал рассказывать мне о местных традициях, рисуя передо мной захватывающие экзотические картины. Он рассказывал о том, что было найдено в гробницах, наполовину разграбленных сотни лет назад. Я спросила его, зачем египтяне создавали такие ценные произведения искусства для погребения мертвых.

— Они верили, что душа продолжает жить после смерти. Говорят, первым бальзамировали самого Осириса, бога загробного мира и судью всех усопших. Его бальзамировал бог Анубис. А Осириса убил его брат, Сет, который был богом тьмы. Но он восстал из мертвых и родил бога Гора. Когда человек умирает, его идентифицируют с Осирисом, но чтобы избежать разрушения, ему нужно успешно пересечь реку Туат, которая, как говорят, заканчивается в стране бога Солнца, Амон Ра. Эта река полна опасностей, и ни один человек не может плыть по ней без помощи Осириса. Река становится все темнее по мере того, как плывет все дальше хрупкая лодка, в которой находится душа умершего. Вскоре лодка достигает так называемого Аментата, сумеречного места, а далее река становится еще опаснее. Огромные морские чудовища встают из пучин, чтобы напугать душу. Воды вскипают, возникают водовороты, которые грозят затопить утлое суденышко. И только тот, кто жил праведной жизнью на земле, кто был доблестным и сильным, может надеяться выжить — и то лишь с помощью Осириса. И если ему повезло выжить, он прибывает на суд бога Осириса. Тот, кого бог сочтет достойным предстать перед Амон Ра, продолжает свое путешествие. А тот, кто недостоин — уничтожается, несмотря на то, что прошел все испытания. Для того, кто выжил после суда, могила становится домом. Его Ка — дух, который нельзя уничтожить, будет ходить по миру и возвращаться к мумии, которая лежит в гробнице. Именно поэтому считалось необходимым создавать погребальные камеры такими богатыми, чтобы их обитатели не скучали по сокровищам, которыми наслаждались при жизни.

— Думаю, они, должно быть, не слишком довольны, если кто-то вторгается в их гробницы, — сказала я.

— Они? — переспросил он. — Ты имеешь в виду представителей давно вымерших цивилизаций?

— Но должны же быть и сейчас люди, которые верят в старых богов?

— «Аллах велик, и Магомет — пророк его» — ты довольно часто услышишь эту фразу.

— Но есть же люди, которые отождествляют Аллаха с древними богами. Аллах в их представлении так же могуществен, как Гор, Изида, Осирис и все остальные. Я думаю, люди вроде Мустафы и Абсалама верят, что Осирис восстанет и поразит всякого, кто нарушит покой царства мертвых.

— Суеверия. Моя дорогая Джудит, мы наняли около сотни человек. Подумай, что это значит для всех этих людей. Некоторые из них очень бедны, как ты сможешь заметить. Для них раскопки — это редкая удача.

— Ты смотришь на это с практической точки зрения, Тибальт.

— И ты должна делать то же самое.

— Да, я именно так и поступила бы, если бы речь шла не о тебе.

Он рассмеялся. А потом сказал довольно странную фразу.

— Ты слишком сильно любишь меня. Это неразумно.

Потом я прильнула к нему — и мы занялись любовью. Вскоре я уснула.

Настало время Шем ель Нессим, что, как я понимаю, означало «запах бриза». Все праздновали наступление весны. Дома, в Англии, отмечают Пасху, подумала я. Я представляла себе, как Доркас и Элисон вместе с мисс Круи украшают церковь нарциссами и другими весенними цветами — преимущественно желтого, как мы говорили, солнечного цвета.

Сабина, должно быть, болтает о церковных делах, и Оливер слушает ее с терпеливой улыбкой, а мои тетушки думают, как было бы лучше, если бы я стала женой священника, вместо того, чтобы выйти замуж за человека, который увез меня с собой в опасную экспедицию за дальние моря.

Меня, по правде говоря, не приводило в восторг то, что я так редко видела Тибальта. Он каждую свободную минуту проводил на раскопках. Я хотела составить ему компанию, но он сказал, что мне это будет разрешено, когда найдется работа, которую я смогу выполнять, но пока что еще это время не пришло.

Обедали мы в огромном банкетном зале дворца, где за столом собиралось очень много людей. Тибальт обычно садился во главе стола, рядом с ним — самые уважаемые члены экспедиции. Адриан и Эван не входили в это число, но Теренс Гелдинг, который был на несколько лет старше Тибальта, стал его правой рукой. До этого он успешно занимался раскопками в Англии, и Тибальт однажды рассказал мне, что Теренс приобрел известность в кругах археологов после того, как обнаружил римскую мозаичную мостовую и определил возраст каких-то реликтов каменного и бронзового веков.

Табита успешно занималась хозяйством, и было видно по всему, что она имела немалый опыт работы в научных экспедициях.

А мы с Теодосией довольно много времени проводили вместе и часто ездили кататься по окрестностям в маленькой двуколке, которая называлась арабийяс. Все местные жители знали, что мы — жены археологов и старались по мере возможности способствовать нашим экскурсиям.

Иногда мы выезжали за город, где видели крестьян, работавших в поле на своих быках, или волах. Они выглядели полными достоинства, несмотря на не очень чистые длинные хлопковые одежды. Мы видели, как они обедают. Их трапеза неизменно состояла из пресного хлеба и каких-то бобов, которые, как я потом узнала, называются фул.

Мы часто ездили на базар и покупали там всякие экзотические вещицы. Наше присутствие, казалось, вызывало всеобщее оживление, потому что каждый, как я понимаю, рассчитывал продать нам свой товар. Но при этом никто нам ничего не навязывал.

Как-то мы увидели лавку, которая нас особенно заинтересовала, потому что там сидела девушка в чадре. Склонившись над куском кожи, она вышивала на нем какой-то узор. Мы остановились. Она прекратила работу и внимательно оглядела нас.

— Леди нравится? — спросила она на сносном английском.

Я сказала, что нам очень нравится ее работа, и она предложила ознакомиться с образцами ее деятельности. Я была потрясена тем, как умело она создавала самые замысловатые узоры.

— Вы хотели бы выбрать товар? — спросила она, показывая на ряды туфель, сумок и кошельков, которые были искусно сработаны из мягкой вышитой кожи.

Мы примерили туфли, рассмотрели сумки, и в конце концов я купила пару зеленовато-серых домашних туфель с голубым узором, а Теодосия — крошечную сумочку такого же цвета с бледно-красным узором. Сумочка, как кисет, затягивалась изящным плетеным ремешком.

Девушка была в восторге, и когда мы расплатились, она спросила:

— Вы — с теми англичанами, которые копают в долине?

Я ответила, что наши мужья археологи, а мы лишь сопровождаем их.

— Я знаю, знаю, — взволнованно закивала девушка.

В дальнейшем мы часто останавливались у ее лавки и что-нибудь покупали. Мы узнали, что ее зовут Ясмин, что ее отец, как раньше и его отец, работает с кожей. Теперь это ремесло осваивают двое младших братьев. А ее друг работает на раскопках, поэтому она тоже интересовалась ими.

Каждый раз проходя мимо этой лавки, я искала взглядом ее тоненькую фигурку. Девушка либо сидела, склонившись над шитьем, либо беседовала с покупателями. Она стала для меня привычной частью жизни базара.

Однако никто из нас не ездил туда поодиночке. Хотя мы вполне спокойно чувствовали себя в городе, но если, как пару раз случалось, одна из нас задерживалась, рассматривая что-то, или уходила вперед, оставшуюся сразу же охватывало беспокойство. Мы чувствовали, что нас окружают совершенно незнакомые и чужие во всех отношениях люди. Теодосия ощущала это гораздо острее, чем я. Как-то ей показалось, что она потерялась, и едва не лишилась чувств. Но такие ситуации в принципе исключались, потому что мы всегда держались вместе, хотя уже довольно хорошо ориентировались в лабиринте городских улиц. Я думаю, местные жители тоже привыкли к нам. Хотя дети по-прежнему вовсю глазели на нас, взрослые проходили мимо, отводя взгляд, хотя мы чувствовали, что они ничего не упускают из поля зрения.

Слепые попрошайки заметно оживлялись при нашем появлении. Я не знаю, почему, ведь они не могли нас видеть.

Но мы всегда бросали монетки в их миски, и в ответ всегда слышали: «Да вознаградит вас Аллах!»

У Теодосии базар вызывал чувство сродни сладкому страху, какой бывает у детей. Она крепко держалась за мою руку, и в то же время по всему видно было, что ей нравилась красочная базарная суматоха. Мимо нас сновали во всех направлениях люди с темными скуластыми лицами, и их благородные профили напоминали мне рисунки на стенах храмов. Женщины, в основном, ходили с закрытыми лицами, но хорошо просматривались их темные глаза, которые казались огромными из-за краски, которую они обильно наносили вокруг них. Очень часто женщины с головы до пят были укутаны в черные одежды. Выезжая за город, мы наблюдали, как они помогают мужчинам в полевых работах. Рано утром или поздно вечером множество женщин стирает белье в реке. Вызывала удивление их способность носить на голове огромные кувшины с водой, не проливая при этом ни капли и к тому же двигаясь с необыкновенно чарующей грацией.

Казалось бы, я освоилась с окружающим меня бытием, но меня в немалой мере огорчал тот факт, что до сих пор я вынужденно стояла в стороне от работы экспедиции.

Тибальт с улыбкой выслушивал мои сетования по этому поводу.

— Здесь все совсем не так, как в Картерз Медоу, Джудит.

— Я знаю. Но я очень хочу поучаствовать, хоть немного.

— Позже, — пообещал он. — А пока, не могла бы ты вести переписку и счета? Это помогло бы тебе войти в курс дела. Ведь нужно очень многое узнать, прежде чем браться за работу на раскопках.

Я сказала, что с удовольствием это сделаю, но все же, хотела бы участвовать и в активной работе.

— Джудит, дорогая моя, как же ты нетерпелива!

Итак, мне пришлось удовлетвориться хотя бы таким поручением, но все же я не теряла надежды рано или поздно приступить к серьезной работе.

Шем ель Нессим — государственный праздник.

Тибальт был раздосадован.

— Мы должны прекратить работу только потому, что сегодня — первый день весны! — ворчал он.

— Какой же ты нетерпеливый! — упрекнула я его.

— Ты меня цитируешь? — усмехнулся он. — Но пойми, Джудит, дорогая, что это сводит меня с ума. Столько предварительных затрат, а тут приходится терять целый день! Они ведь никогда не работают и после праздника. Значит, теряется, как минимум, еще один день!

Он решил не терять зря времени и в праздничный день вместе с членами экспедиции поехал на раскопки.

А мы с Теодосией отправились на рынок.

Лавки были закрыты, и без привычной сутолоки, запахов и криков торговцев улицы выглядели как-то непривычно. На одной из прилегающих к рынку улиц стояла мечеть. Дверь ее была широко распахнута, поэтому мы краешком глаза заглянули внутрь, когда проходили мимо. Это было огромное помещение, заполненное людьми в белых одеяниях, преклонивших колени на молитвенных ковриках. Мы отводили взгляд, потому что знали, что можно легко оскорбить этих людей излишним, с их точки зрения, любопытством, которое трактуется как неуважение к их религии.

В этот день в мечеть направлялось много молодых людей. Они были одеты в самые лучшие свои наряды. Женщины, как всегда, были в черном, а вот многие мужчины нарядились в очень яркие цвета.

Мы остановились посмотреть на заклинателя змей, который, присев прямо на булыжной мостовой, играл на своей флейте. Мы с любопытством смотрели на змей, поднимавшихся из своей корзины под звуки музыки и послушно возвращавшихся назад.

Неподалеку от заклинателя змей сидел на своем коврике предсказатель будущего.

Когда мы проходили мимо, он воскликнул:

— Аллах с вами! Аллах велик, и Магомет — пророк его!

— Он хочет предсказать судьбу, — сказала я Теодосии.

— Я бы хотела, чтобы он погадал мне.

— Что ж, пусть погадает. Послушаем, что тебе скажут звезды.

Справа и слева от него лежали коврики. По его знаку мы с Теодосией довольно неловко уселись на них. Я увидела прямо перед собой пронзительные черные глаза.

— Английские леди, — произнес предсказатель, — приехали из-за моря.

Нет ничего удивительного в том, что он об этом знал, но Теодосия порозовела от волнения.

— Вы приехали со многими другими людьми и пробудете здесь неделю… месяц… два месяца…

Я посмотрела на Теодосию. Пока что — ничего мистического.

— Ну, вы, конечно, могли знать, что мы приехали с экспедицией, которая ведет раскопки в долине.

Он бросил взгляд на Теодосию и сказал:

— Вы замужем, леди. У вас прекрасный муж, — потом он повернулся ко мне. — Вы тоже замужем.

— У нас обеих есть мужья, — не без иронии проговорила я. — Маловероятно, чтобы мы приехали сюда, не будучи замужем.

— Вы приехали из-за моря, и за море вы должны уехать, — он опустил глаза. — Я вижу много зла. Вы должны вернуться назад. Назад, за море.

— Которая из нас? — спросила я.

— Обе. Я вижу плачущих мужчин и женщин. Я вижу человека, который лежит неподвижно. Его глаза закрыты, а над ним — тень. Я вижу ангела смерти.

Теодосия побледнела и начала подниматься.

— Сядьте, — сказал предсказатель.

— Что за человек лежит неподвижно? Опишите его.

— Человек… возможно, женщина. Там мужчины и женщины. Они под землей… они движутся на ощупь… они побеспокоили землю и мертвых… а над ними тень. Она шевелится, но не исчезает. Она все время там… Это — ангел смерти, я это вижу. Вы там… и вы, леди. Теперь ангел рядом с вами, вот он над вами, он ждет… Ждет приказа забрать того, на кого ему укажут.

Теодосию била дрожь.

— Теперь ясно, — продолжал предсказатель. — Над головой яркое солнце. Там яркий свет, а ангела смерти нет. Он исчез. Он не может жить под лучами солнца. Вы на большом корабле, вы уплываете прочь. Ангел исчез… Такие вот две картины… Может случиться и то и другое. Аллах добр. У вас есть выбор.

— Спасибо, — сказала я и бросила горсть монет в его миску.

— Леди, приходите еще. Я могу рассказать больше.

— Может быть, — ответила я. — Идем, Теодосия.

Он потянулся, чтобы взять миску, в которую я бросила монеты. Когда из-под его одежды высунулась голая рука, я заметила на ней татуировку. Это была голова шакала, символ одного из богов, но я не могла вспомнить, которого именно.

— Создается впечатление, — сказала я Теодосии, когда мы возвращались во дворец, — что здесь многие не одобряют нашей деятельности.

— Он знал, — произнесла Теодосия, — он знал, кто мы!

— Конечно знал. Не требуется никаких сверхъестественных способностей, чтобы определить то, что мы англичане. Или чтобы догадаться, что мы приехали с экспедицией. Ему могли указать на нас. Многие на базаре знают, кто мы такие.

— Но все эти разговоры об ангеле смерти…

— Все эти речи предсказателей нужно заедать… нет, даже не солью, а глотком косафа.

— Меня это очень тревожит, Джудит.

— Не нужно было мне позволять тебе слушать его. Ты думала, что услышишь обычные цыганские сказки о том, как темноволосый мужчина увезет тебя за моря, о богатом наследстве и о троих детях, которые будут тебе утешением в старости?

— Я думала, мы услышим что-нибудь интересное, он же египтянин! А вместо этого…

— Заходи, я заварю тебе мятного чаю. Он хорошо успокаивает нервы.

На самом деле, мне самой было очень не по себе. И разговоры об ангеле смерти мне не нравились так же, как и Теодосии. Если не больше.

Тибальт был на раскопках вместе с другими членами экспедиции, несмотря на то что рабочих в этот день не было. Не зная, когда он вернется, я легла спать рано и почти сразу же уснула. Через некоторое время я проснулась и в ужасе увидела темную тень рядом с кроватью.

— Все в порядке, Джуди г.

— Табита?

Тускло горела свеча, которую она, должно быть, принесла с собой.

— Что-то случилось?! — воскликнула я, все еще не проснувшись окончательно. Во сне я видела прорицателя с базара и ангела смерти, которого он вызывал.

— Теодосия. Ей приснился какой-то ужасный кошмар. Я поднималась в свою комнату, когда услышала ее крики. Желательно, чтобы вы успокоили ее. Она кажется очень расстроенной.

Я вскочила с кровати, надела расшитые кожаные туфли, которые купила у Ясмин, и закуталась в халат.

Мы направились в комнату Теодосии. Сестра лежала на спине, уставившись в потолок. Я подошла и присела на край кровати. Табита заняла место с другой стороны.

— Мне приснился ужасный сон. Там был прорицатель, и еще кто-то в черных одеждах, похожий на птицу с человеческим лицом. Это был ангел смерти, и он пришел за кем-то из нас.

— Это все из-за того прорицателя, — пояснила я Табите. — Нам не следовало его слушать. Он просто пытался нас запугать.

— Что он сказал? — спросила Табита.

— Всякую чепуху об ангеле смерти, который кружит над нами.

— Над кем именно кружит?

— Над всей экспедицией, как я поняла. Он ожидает момента наброситься на любого, кого выберет. Теодосия слишком серьезно отнеслась к его словам.

— Не стоит, Теодосия, — сказала Табита. — Они все время это делают. Бьюсь об заклад, он говорил вам: «Аллах дает вам выбор».

— Именно так.

— Он, вероятно, завидует кому-то, кто работает у нас. Так часто бывает. Во время прошлой экспедиции тут был один человек, который все время пророчил какие-то беды. Мы выяснили, что, оказывается, его злейший враг зарабатывает на раскопках больше, чем он. Самая банальная зависть.

Эти слова, похоже, успокоили Теодосию.

— Как я буду рада, — сказала она, — когда они найдут то, что хотят, и мы сможем наконец-то вернуться домой.

— На вас давит обстановка, — заметила Табита. — Многие вначале часто чувствуют это. Я имею в виду тех, кто не участвует в работе.

Табита говорила так, как раньше, когда я приходила к ней в Гиза-Хаус. Она рассказывала такие интересные вещи, что Теодосия вскоре успокоилась. Она рассказала, что во время прошлой экспедиции наблюдала празднование молид-ель-наби, дня рождения пророка Магомета.

— Все лавки на базаре такие нарядные! — вспоминала она. — Многие из них украшены куклами из белого сахара и завернуты в бумагу, которая выглядела, как одежда. По улицам двигалась процессия с флагами, на которых были написаны стихи из Корана. На минаретах горели огни всю ночь. Зрелище было великолепное — кольцо яркого света высоко в небе. На улицах пели хвалебные песни, славили Аллаха, там и сям ходили рассказчики. Толпы людей жадно слушали истории, которые передаются из уст в уста уже много веков…

Пока Табита описывала нам все эти события, я заметила, что веки Теодосии тяжелеют. Бедная сестра, как она была измучена этим кошмаром!

— Она спит, — прошептала я Табите.

— Тогда пойдемте, — ответила она.

За дверью она остановилась и посмотрела на меня.

— Вы хотите спать?

— Нет.

— Может быть, поболтаем в моей комнате?

Я последовала за ней. У нее очень красивая комната. На окнах — ставни.

Она распахнула их пошире, чтобы впустить теплый ночной воздух.

— Я часто смотрю во двор. Здесь очень красиво. Кактусы, колоцинты. Это одно из самых полезных растений Египта. Семена используют почти во всех блюдах, а если сварить плод, то жидкость можно использовать для обработки козьих шкур.

— Табита, вы столько всего знаете!

— Не забывайте, я здесь бывала прежде, а если живо интересуешься чем-то, то быстро схватываешь.

Она отошла от окна и зажгла свечи.

— Они, наверно, привлекут насекомых, — заметила она, — но нам нужен свет. Скажите, Джудит, все происходит именно так, как вы ожидали?

— Во многих отношениях, да.

— Но не во всех?

— Ну, я думала, что смогу больше… помогать.

— Да, но эта работа требует определенных навыков и высокой квалификации. А на данном этапе нужны только рабочие.

— А если они действительно найдут ранее неизвестную гробницу, думаю, меня туда даже близко не подпустят.

— Это будет такая находка! Только экспертам будет позволено прикоснуться к чему-либо. Но Тибальт рассказывал мне, как хорошо вы ведете его деловую переписку и отчетность.

Мне вдруг стало неприятно, что Тибальт обсуждал эту тему с Табитой, но потом я пристыдила себя.

Она, казалось, догадалась, о чем я подумала, потому что быстро добавила:

— Тибальт иногда делится со мной. Потому что я друг семьи. А вы теперь тоже член семьи, и поэтому я говорила Тибальту, что вы должны знать правду.

— Правду?! — воскликнула я.

— Обо мне.

— А что я должна о вас узнать?

— То, что из всех домашних знали только Тибальт и его отец. Поселившись в их доме, я заняла место компаньонки жены сора Эдварда. Мы решили, что будет лучше, если все будут считать меня вдовой. Но это не так. У меня есть муж, Джудит.

— Но… где он?

— В доме умалишенных.

— О! Понимаю. Мне очень жаль…

— Вы помните, как меня внезапно вызвали письмом?

— Когда вы с Тибальтом вернулись вместе?

— Да, я приехала в Лондон, мы встретились там и поехали в Корнуолл. Меня действительно вызвали, потому что у моего мужа был серьезный припадок, и ему стало хуже.

— Он умер?

В ее больших задумчивых глазах, которые казались особенно красивыми при свете свечей, промелькнуло выражение безнадежности.

— Он поправился, — ответила она.

— Должно быть, все это доставляет вам массу неприятностей.

— Увы.

— Вы редко его навещаете?

— Он меня не узнает. Это бесполезно. Мои визиты не доставляют ему радости, а для меня они просто невыносимы. О нем хорошо заботятся, он под наблюдением лучших специалистов. Это — все, что я могу сделать.

— Мне очень жаль, — произнесла я.

Лицо ее просветлело.

— Ну, говорят, каждый должен нести свой крест. Мой крест неимоверно тяжел. Но у меня есть утешение. С тех пор как я попала в дом Трэверсов, я стала счастливее, чем когда-либо надеялась стать.

— Надеюсь, вы и впредь будете счастливы.

Она печально улыбнулась.

— Я подумала, что вы должны знать правду, Джудит. Ведь вы теперь Трэверс.

— Спасибо, что доверились мне. А он всегда был таким, с самой свадьбы? Не может быть, чтобы вы долго были замужем. Вы такая молодая!

— Мне тридцать лет, — сказала она. — Я вышла замуж в восемнадцать. Бесприданницей. Меня выдали за него. Мои родственники решили, что для меня это — единственный шанс, потому что его семья была очень богатой в сравнении с моей. Он шел под венец, будучи уже тогда запойным алкоголиком, как мне объяснили, совершенно неизлечимым. Со временем стало еще хуже, а когда он стал буйным, его поместили в лечебницу. А затем я встретила сэра Эдварда, когда он читал курс лекций по археологии для любителей, и мы подружились. Потом он предложил мне стать компаньонкой его жены. Это стало для меня большим подспорьем.

— Как это все трагично!

Она внимательно посмотрела на меня.

— Но ведь жизнь не состоит только из одних печальных событий, правда? У меня тоже бывали счастливые дни, недели… с тех пор. Но одно из правил жизни гласит: ничего не остается на одном уровне, на одной глубине, без движения. Изменения абсолютно неизбежны.

— Хорошо, что вы мне это рассказали.

— Я знала, что вы отзывчивы и умеете сострадать.

— Вы останетесь с нами?

— Так долго, как мне будет позволено.

— Значит, столько, сколько сами пожелаете.

Она подошла ко мне и поцеловала в лоб. Я была глубоко тронута этим жестом. И тогда-то я заметила у нее на блузке брошь. Это был скарабей из лазурита.

— Вижу, у вас есть брошь со скарабеем.

— Да, эта вещь должна была защитить меня от злых духов. Мне подарил ее… друг… когда я впервые приехала в Египет.

— Это было в ту, прошлую, экспедицию?

Она кивнула.

— В тот раз удача отвернулась, — сказала я.

Она не ответила, но я заметила, что, когда она прикоснулась к броши, пальцы ее дрожали.

— Наверное, я пойду спать, — сказала я. — Когда они вернутся с раскопок?

— Ну, этого никогда нельзя знать наверняка. Рада, что рассказала вам. Я подумала, что не следует обманывать вас.

Я вернулась в свою комнату. Тибальта все еще не было. Сон не шел ко мне. Я лежала и думала о Табите. Перед внутренним взором возникали картины из прошлого. Я вспомнила, как ходила в Гиза-Хаус, когда была компаньонкой леди Бодриан, как увидела Табиту и Тибальта вместе за роялем. Подумала о том, что они вместе возвратились домой после того, как ее вызвали из дома; и мне снова пришли на ум разоблачения няни Тестер…

Кто мог подарить ей эту брошь со скарабеем? Тибальт? И тогда в мою голову закралась ужасная мысль. Если бы Табита была свободна, женился бы Тибальт на мне?

Спустя несколько дней мы с Теодосией тряслись по песчаной дороге в повозке, запряженной осликом. Мы направлялись в храм. Когда-то здесь располагался город Фивы, центр давно исчезнувшей цивилизации. Эта цивилизация оставила после себя только роскошные гробницы, которые свидетельствовали о том, сколь удивительной и прекрасной она была.

Хотя храм находился под открытым небом, здесь, в тени высоких колонн, было относительно прохладно. Мы с восхищением рассматривали густо испещренные резьбой колонны, каждая их которых завершалась чашей в виде бутона. Мы с интересом рассматривали резьбу, пытались узнать некоторых фараонов, изображенных рядом с богами, которым они приносили жертвы.

Бродя среди колонн, мы столкнулись с одним человеком. Он явно был европейцем. Я подумала, что это просто турист, который, как и мы, пришел осмотреть знаменитый храм. В такой ситуации было вполне естественным то, что он первый заговорил с нами.

— Доброе утро. — Глаза его были такого же светло-коричневого цвета, как камни в Египте, а кожа — загоревшей до коричневого оттенка. Он надвинул свою панаму на самые глаза, чтобы защититься от солнца.

Было приятно встретить здесь соотечественника.

— Какое удивительное место, — заметил он. — Вы здесь живете?

— Нет, мы приехали с археологической экспедицией, которая работает на раскопках в долине. А вы приехали осматривать достопримечательности?

— В некотором роде. Я коммерсант и бываю здесь время от времени по делам. Но мне очень интересно побольше узнать о вашей экспедиции.

— Мой муж — руководитель этой экспедиции, — с гордостью сообщила я.

— Тогда вы — леди Трэверс?

— Да. Вы знакомы с моим мужем?

— Я, разумеется, слышал о нем. Он очень известен в своих кругах.

— А вы интересуетесь этой областью знаний?

— Очень. Мой бизнес — покупка и продажа произведений искусства. Я остановился в гостинице недалеко от дворца Чефро.

— Надеюсь, там удобно?

— Вполне приемлемо, — ответил он, затем приподнял шляпу. — Возможно, мы еще встретимся.

Он откланялся, а мы продолжали осматривать колонны.

Через некоторое время мы вернулись к своей двуколке. Тогда я заметила, что человек, который с нами разговаривал, тоже уезжает на своей повозке.

— Он показался мне довольно приятным, — сказала Теодосия.

На следующее утро Теодосия почувствовала себя неважно и осталась лежать в кровати. К полудню, однако, ей стало лучше. Мы сидели на террасе, откуда открывался вид на Нил, и неспешно беседовали о том о сем. Спустя какое-то время Теодосия сказала:

— Джудит, мне кажется, я жду ребенка.

Я взволнованно повернулась к ней.

— Какая чудесная новость!

Она нахмурила брови.

— Люди всегда так говорят. Но не им же рожать!

— Это влечет за собой некоторые неудобства, но только представь, какова будет награда!

— Представь себе… рожать здесь!

— Но ведь ты не будешь здесь рожать. Ты поедешь домой. И потом, если ты еще не уверена окончательно, то это будет не скоро.

— Иногда мне кажется, что мы тут навсегда.

— О, Теодосия, ну что за мысли! Мы тут пробудем всего несколько месяцев.

— Но что, если они не найдут эту… ну, то, что они ищут.

— Им все равно придется возвращаться домой. Это весьма дорогостоящее предприятие. Я уверена, если они не добьются результата к назначенному сроку, тогда работы будут свернуты и мы все уедем.

— А что, если…

— Ну что ты паникуешь? Все будет нормально. Это же прекрасная новость! Ты должна танцевать от радости!

— Ой, Джудит, ты такая трезвая и решительная! — она рассмеялась. — Как все-таки забавно! Я — дочь своей матери, а ведь ты знаешь, как она умеет со всем справляться и всеми управлять. Логично было бы предположить, что я должна быть похожа на нее.

— Может быть, она и умеет всеми управлять, но такие люди не всегда могут управляться с собственными делами.

— Но мама считает, что она справляется. А твоя мать, Лавиния, вероятно, была очень кроткой. Я должна была вырасти такой, как ты, а ты — такой, как я.

— Ну, не стоит об этом. С тобой все будет в порядке.

— Я боюсь, Джудит. С самого приезда сюда. Я хотела бы, чтобы мы уехали домой. Мне так хочется увидеть дождь! Тут совсем нет зелени. И потом, мне хочется жить среди нормальных людей.

Я рассмеялась.

— Ясмин сказала бы, что люди на базаре — гораздо более нормальные, чем мы, уверяю тебя. Это — вопрос географии. Ты просто соскучилась по дому, Теодосия.

— Как бы я хотела, чтобы Эван читал лекции в университете, а не занимался подобными вещами!

— Не сомневаюсь, что этим он и займется, когда все это закончится. Теодосия, прекрати тревожиться. Это замечательная новость!

Но она все еще боялась. И когда стало окончательно ясно, что она беременна, я заметила, что это обстоятельство доставило ей лишь дополнительное беспокойство.