Таинственная любовница

Глава 6 Рамадан

Пришло время Рамадана — периода поста и молитвы. Я узнала, что это — самое важное событие в мусульманском мире, и время начала этого праздника варьируется в зависимости от лунного календаря, поэтому он каждый год начинается на одиннадцать дней раньше, чем прошлогодний. Тибальт, сказал мне, что за тридцать три года Рамадан постепенно проходит по всем месяцам. Но первоначально он должен был соответствовать жаркому времени года, потому что рамада по-арабски означает «жарко».

Пост начался с новолунием, и до того момента, пока луна не начинает убывать, пищу разрешалось вкушать только в часы от заката до рассвета. Мало кто из мусульман нарушал это правило — полагалось кормить только младенцев и немощных больных. Мы во дворце тоже старались придерживаться этого правила. Плотно завтракали на рассвете, а потом обедали только после заката, подкрепляясь хериш, блюдом из меда, орехов и кокосовой стружки. Это довольно вкусно, но быстро приедается, — и пили много освежающего чая с мятой.

С началом Рамадана город изменился. На узких улочках стало тихо. В этом месяце три праздничных дня. Сам пост продолжается двадцать восемь дней, но эти три дня должны быть неукоснительно посвящены молитве. Пять раз в день звучали двадцать выстрелов. Это — призыв к молитве. Я всегда с благоговейным трепетом смотрела, как мужчины и женщины бросали все свои дела, чем бы они в данный момент ни занимались, падали на колени, склоняли головы и возносили молитвы Аллаху.

Рамадан позволил мне чаще видеть Тибальта.

— Никогда нельзя оскорблять религиозные чувства людей, — говорил он мне. — Но это ужасно раздражает меня. Мне сейчас очень нужны эти рабочие. — Он просмотрел вместе со мной некоторые бумаги, потом обнял меня и сказал: — Ты так терпелива, Джудит. Но я ведь знаю, что это — не совсем то, чего ты ожидала, да?

— У меня были такие нелепые романтические идеи! Я представляла, как сама нахожу вход в гробницу, как извлекаю на свет божий бесценные сокровища…

— Бедная Джудит, боюсь, на самом деле все иначе. Но тебя утешит, если я скажу, что ты мне очень помогаешь?

— Конечно утешит.

— Послушай, Джудит, я собираюсь сегодня повезти тебя на раскопки. Хочу показать тебе кое-что любопытное…

— Так ты уже сделал открытие?! Это — именно то, за чем ты приехал?

— Все не так просто. Я думаю, мы напали на след чего-то очень важного. Но, вероятно, и нет. Мы можем работать месяцами, следуя каким-то ориентирам, которые, как нам кажется, являются ключом к разгадке тайны, а потом обнаружить, что эти ориентиры никуда не ведут. Тут все дело в удаче. О наших находках знают очень немногие. Но я хочу поделиться ими с тобой. Мы поедем после заката. Скоро полнолуние, поэтому довольно светло, да и место будет безлюдным.

— Тибальт, это так захватывающе!

Он поцеловал меня.

— Мне нравится твой энтузиазм. Вот если бы твой отец позаботился о том, чтобы ты была подготовлена к этой работе, мы бы не разлучались ни на миг!

— Я научусь.

— Ты сегодня получишь все основания для этого. Вот увидишь!

— Не могу дождаться!

— Но никому ни слова! А то все решат, что я чрезмерно болтлив или попросту раб своей жены, готовый выполнять все ее безумные капризы.

У меня от счастья голова пошла кругом. Когда Тибальт был рядом, я всегда удивлялась, как можно сомневаться в его искренности.

Он прижал меня к себе.

— Сегодня вечером мы незаметно ускользнем отсюда.

Мы вышли из дворца. Какая прекрасная ночь! Звезды казались особенно яркими на темно-синем бархатном небе. Было не жарко, а восхитительно тепло — такое облегчение после знойного дня! На небе вместо палящего солнца — гордость месяца Рамадана, полная луна.

Я чувствовала себя заговорщицей, и сознание того, что моим соучастником в этой тайной операции будет Тибальт, доставляло мне огромную радость.

Мы переправились через реку на лодке, а потом добрались на повозке до места раскопок.

Тибальт провел меня мимо завалов твердой земли к отверстию в скале. Здесь он взял меня за руку и сказал:

— Ступай осторожно.

— Это ты нашел, Тибальт? — взволнованно спросила я.

— Нет, — ответил муж. — Этот тоннель обнаружили во время прошлой экспедиции. Мой отец…

Он взял фонарь, висевший на стене, и зажег его. Я увидела перед собой тоннель, имевший около восьми футов в высоту. Мы двинулись вперед. В конце тоннеля было несколько ступеней, ведущих куда-то вниз.

— Только представить себе, что эти ступени вырубили много столетий назад! — воскликнула я.

— Две тысячи лет до Рождества Христова, если точнее. Представь, что чувствовал отец, когда обнаружил этот тоннель и ступени. Но идем, ты все увидишь сама.

— Как он, наверное, волновался! Это, должно быть, удивительное открытие.

— Этот тоннель, как и многие другие открытия, привел к гробнице, которую разграбили примерно три тысячи лет назад.

— Значит, твой отец первым ступил сюда спустя три тысячи лет?

— Может быть. Но он обнаружил здесь очень мало нового. Давай руку, Джудит. Он прошел сюда, в эту камеру. Посмотри на стены, — сказал Тибальт, высоко поднимая фонарь. — Ты видишь эти символы? Вот священный жук — скарабей, а человек с бычьей головой — это Амон Ра, великий бог Солнца.

— Я узнаю его, и жука, которого ты подарил мне, и сейчас ношу с собой. Он защитит меня в опасную минуту, да?

Тибальт замер и посмотрел на меня. В свете фонаря он выглядел совсем незнакомым.

— Сомневаюсь, Джудит. — сказал он. Потом лицо его просветлело. — Возможно, я смогу сделать это. Думаю, я справлюсь не хуже жука.

Я вздрогнула.

— Тебе холодно? — спросил Тибальт.

— Не совсем… — но тут… прохладно, — мне показалось, как говорят у нас в Англии, что «кто-то прошел по моей могиле».

Тибальт, видимо, тоже почувствовал это.

— Здесь все внушает благоговейный ужас, — проговорил он. — Это вполне естественно. Человек, похороненный здесь, принадлежал цивилизации, которая достигла своего рассвета в то время, когда в Британии люди жили в пещерах и ходили в звериных шкурах.

— Я чувствую, будто вхожу в царство мертвых. Кто был этот мужчина? Или это была женщина?

— Мы не смогли это выяснить. Тут мало что осталось. Сама мумия была осквернена. Грабители, должно быть, знали, что часто драгоценности прятали под повязками мумии. Все, что нашел здесь отец, когда проник в погребальную камеру, это саркофаг, мумию и вместилище души, которое, вероятно, грабители сочли малоценным предметом.

— Я не видела вместилища души.

— Когда-нибудь я тебе покажу. Это маленькая модель дома, обычно с колоннами из белого камня. Считалось, что такой домик может быть обителью души после смерти, и его оставляли в могиле, чтобы, когда душа вернется после многотрудного путешествия, ей было где жить.

— Как интересно, — сказала я. — Мне кажется, я все время узнаю что-то новое.

Мы подошли к следующему пролету ступеней.

— Должно быть, мы сейчас находимся глубоко внутри горы, — предположила я.

— Посмотри, — воскликнул Тибальт, — как тщательно отделана эта камера, а ведь она — лишь преддверие той, где был найден саркофаг!

— Какая красота!

— А человек, который был похоронен здесь, вовсе не фараон. Возможно, богатый человек, однако вход в эту гробницу свидетельствует о том, что он не был из знати высшего ранга.

— Но это — гробница, которую нашел твой отец?

— Месяцы кропотливого труда, ожиданий, волнений и тревог, а все, что он обнаружил — это факт давнего ограбления могилы. Тогда мы нашли вход в другой подземный тоннель на склоне горы… Можешь представить наше волнение, Джудит… А потом оказалось, что это еще одна пустая гробница.

— А потом твой отец умер.

— Но он что-то нашел, Джудит. Я в этом уверен. Поэтому я и вернулся. Он хотел, чтобы я вернулся. Именно это он и пытался мне сказать. Это может значить только одно. Он, должно быть, узнал, что здесь есть еще одна гробница, вход в которую расположен где-то рядом…

— Но если бы это было так, разве вы не нашли бы его?

— Он мог быть как-то хитро спрятан. Пока что мы не нашли ничего. Но он где-то в этой гробнице. Я уверен в этом. Смотри. Видишь на стене небольшую неровность? Там может скрываться что-то еще. Мы собираемся поработать здесь, но пока держим все в секрете. Возможно, мы попусту теряем время, но мне почему-то так не кажется…

— Так ты думаешь, что твой отец был убит из-за того, что он что-то здесь обнаружил?

Тибальт покачал головой.

— Совпадение. Может быть, его убило излишнее волнение. В любом случае, он умер. А поскольку он решил до поры никому ничего не говорить, даже мне, смерть застала его врасплох…

— Странно, что он умер именно в этот момент.

— Жизнь вообще странная вещь, Джудит, — он поднял фонарь и посмотрел на меня. — Кто из нас знает, когда настанет его последний час?

Я вдруг почувствовала, как у меня по спине пробежал холод. Мне стало жутко.

— Какое страшное место! — воскликнула я.

— Чего же еще ты ждала от гробницы, Джудит?

— Даже ты выглядишь здесь иначе.

Он свободной рукой нежно коснулся моей шеи.

— Иначе? Как иначе, Джудит?

— Как человек, о котором я многого не знаю.

— Но кто же может знать все о другом человеке?

— Давай уйдем отсюда! — попросила я.

— Ты замерзла. — Он подошел ко мне вплотную, я чувствовала его теплое дыхание на своем лице. — Чего ты боишься, Джудит? Проклятия фараонов? Гнева богов? Или меня?..

— Я не боюсь, — солгала я. — Просто хочется выйти отсюда на свежий воздух. Тут угнетающая атмосфера.

— Джудит…

Он шагнул ко мне. Я не могла понять собственных ощущений. Я чувствовала что-то зловещее. Все мои чувства кричали о том, что нужно немедленно бежать. От чего? От мистической судьбы? От Тибальта?

Я собиралась что-то сказать, но он закрыл мне рот рукой.

— Слушай! — прошептал он.

В тишине я отчетливо услышала легкие шаги.

— В гробнице кто-то есть, — продолжал Тибальт.

Он замер, прислушиваясь.

— Кто здесь? — окликнул он.

Его голос звучал странно, зловеще, неестественно.

Ответа не последовало.

— Держись рядом, — велел Тибальт.

Мы поднялись по ступеням в камеру. Тибальт, держа фонарь над головой, осторожно передвигался по ступеням. Я шла следом за ним. Мы вошли в тоннель. Там никого не было. Когда мы вышли наружу, к отвалам бурой земли, я с облегчением, с блаженством вдохнула теплый ночной воздух. Ноги у меня онемели, я покрылась испариной и заметно дрожала.

Нигде никого не было видно. Тибальт повернулся ко мне.

— Бедная Джудит, ты выглядишь испуганной.

— Это было довольно тревожно.

— Да. Там кто-то был.

— Может, один из рабочих?

— Тогда почему он не отозвался?

— Он мог подумать, что ты рассердишься…

— Идем, — сказал Тибальт.

Мы вернулись во дворец.

Теперь все опять стало нормальным: Нил со своей странной красотой и запахами, дворец и Тибальт.

Я не могла объяснить, что на меня нашло там, в глубине гробницы. Может быть, оказала влияние странная атмосфера, сознание того, что три тысячи лет назад здесь находился покойник, а возможно, все дело было во власти древних богов, которые смогли заставить меня испугаться даже Тибальта?

Бояться Тибальта! Мужа, который выбрал меня себе в жены! Но разве он не сделал это довольно внезапно — настолько неожиданно, что тетушки, которые нежно любили меня, преисполнились дурных предчувствий? Я была богатой женщиной. Мне следовало об этом помнить. А Табита? Как насчет Табиты? Я время от времени видела их вместе. Они всегда были заняты серьезными разговорами. Тибальт обсуждал с ней свою работу — чаще и гораздо больше, чем со мной. Мне не хватало ее знаний и опыта, несмотря на все мои усилия… У Табиты есть муж…

В этой гробнице скрыто какое-то зло, и это зло породило в моем сознании такие мысли. Где мой обычный здравый смысл? Ведь мне всегда было свойственно принимать вызовы, ввязываться в бой с обстоятельствами. Куда пропала эта черта?

«Идиотка! — говорила я себе. — Ты глупа, как Теодосия!»

Дворцовая терраса выходила на берег реки, и я любила сидеть там, наблюдая за жизнью на Ниле. Я обычно располагалась в тени, — из-за невыносимой жары, — и лениво смотрела на реку. Очень часто кто-то их слуг приносил мне стакан мятного чаю. Я сидела, иногда в одиночестве, иногда с кем-нибудь из членов экспедиции. Мы смотрели на закутанных в черные одежды женщин, которые оживленно болтали, стирая белье в нильской воде. Река, казалось, была центром общественной жизни, местом встреч и развлечений, точно так же, как благотворительные распродажи рукоделий и те собрания, на которых в дни моего детства председательствовали Доркас и Элисон. Я вслушивалась в звонкие голоса женщин, и мне было любопытно, о чем они говорят. Как было любопытно наблюдать суету дахабийехов, местных лодок с выгнутыми, как восточные мечи, парусами…

Луна месяца Рамадана убывала, и пришло время малого байрама. В домах устраивались весенние уборки, на плоских крышах сушились ковры. Я видела, как на этих же плоских крышах резали животных, и я знала, что это — часть ритуала, что все будут праздновать и засаливать мясо на весь год. Я начинала понимать традиции Египта, хотя и не могла привыкнуть к их экзотичности.

Под вечер, когда дворец начал просыпаться после сиесты, Адриан вышел на террасу и сел в кресло рядом со мной.

— Давно мы не болтали с тобой, — сказал он.

— А где ты был все это время?

— Твой муж — очень требовательный работодатель, Джудит.

— Это необходимо с такими нерадивыми подчиненными, как ты.

— Кто сказал, что я нерадивый?

— Иначе бы ты не жаловался. И так же сгорал от нетерпения и любопытства, как Тибальт.

— Он — руководитель, моя дорогая Джудит. Когда придет великий день, вся слава достанется ему.

— Нет. Она будет принадлежать всем вам. А когда настанет этот день?

— А! В том-то и вся загвоздка. Кто знает? Эта новая затея может так ни к чему и не привести.

— Новая затея?

— Тибальт говорил, что сообщил тебе. Или мне не следовало об этом болтать?

— О да, да…

— Ну, значит, тебе известно, что мы все теперь надеемся на то, что у нас есть шанс что-то найти.

— Да.

— Кто может знать наперед?! И даже если мы найдем что-нибудь совершенно невероятное, это принесет очень громкую славу в мире археологии, но слишком мало выгоды.

— Ты что, печешься только о деньгах?

— Истинно так, миледи.

— Тогда ты неимоверно экстравагантен.

— Что ж, и у меня есть определенные недостатки.

— А ты не мог бы сдерживать их?

— Попытаюсь, Джудит.

— Это обнадеживает. Адриан, а почему ты стал археологом?

— Потому что так приказал мой дядя — твой папаша.

— Мне кажется, эта стезя не очень интересует тебя.

— Почему же, мне интересно. Однако не всем же быть фанатиками, как некоторые, чьи имена я мог бы назвать.

— Но без фанатиков не будет развиваться наука.

— Возможно. Кстати, ты знаешь, что нас собирается посетить паша?

— Нет.

— Он прислал сообщение. Нечто вроде указа. Он намерен в скором времени осчастливить это место своим присутствием.

— Это будет интересно. Думаю, мне придется принимать его… или, может, Табите?

— Не льстите себе, миледи. В этом мире женщины мало что значат. Вы будете сидеть, сложа ручки, опустив глазки и открывать свой прелестный ротик лишь тогда, когда к вам обратятся. Это довольно трудное испытание для нашей Джудит!

— Я не арабская женщина и, конечно, не буду вести себя, как они.

— Боюсь, что так. Но ведь говорят же, если приезжаешь в Рим, живи по римским законам… и я думаю, это правило касается любого другого места на земле.

— Когда приезжает сей великий муж?

— Очень скоро. Надеюсь, тебя поставят в известность.

Еще какое-то время мы посвятили воспоминаниям о старых добрых временах в Кеверол-Корт.

— Тесно сплоченное общество, — заметил он. — Сабина и священник, Теодосия и Эван, ты с Тибальтом. И только я лишний.

— Но ты же один из нас, и всегда будешь одним из нас.

— Я самый неудачливый из всех вас.

— Удача! Она не в расположении звезд, а в нас самих — во всяком случае, я так слышала.

— Я тоже это слышал и уверен, что и ты, и Шекспир одновременно не можете ошибаться. Но разве я тебе не говорил, что никогда не умел пользоваться счастливым случаем?

— Можешь начинать сейчас.

Он повернулся ко мне. Глаза его были очень серьезны.

— При определенных обстоятельствах мог бы. — Он наклонился и вдруг похлопал меня по руке. — Джудит, друг мой, — сказал он, — какой же ты была забиякой! А ты задираешь Тибальта? Уверен, что нет. А ведь я — именно тот человек, которому так необходима задира…

Мне стало неуютно. Пытался ли Адриан таким легкомысленным образом сказать мне, что в прошлом он рассчитывал…

— Но ты раньше часто жаловался на меня.

— Это были горьковато-сладкие жалобы. Обещай, что по-прежнему будешь задирать меня, Джудит!

— Я буду с тобой откровенна — как была всегда.

— Это то, что мне нужно, — сказал он.

С минарета донесся голос муэдзина. Женщины у реки встали и склонили головы, старый попрошайка, который сидел на корточках у края дороги, неуклюже повалился на колени и замер в молитве.

Мы наблюдали в молчании…

Во дворце происходили неуловимые изменения, потому что вскоре ожидался приезд паши. На кухне, да и, пожалуй, во всех помещениях этого позолоченного чертога возрастало напряжение, близкое к тревоге. Полы мылись особо тщательно. Медь натиралась до того состояния, когда она сверкала, как золото. Слуги, которых уступил нам Хаким-паша, осознавали, что толерантное правление чужаков временно прекращается.

Тибальт рассказал, чего нам следует ожидать.

— Можно сказать, он правитель этих мест. Ему принадлежит большая часть здешних земель. К нам тут так доброжелательно относятся лишь потому, что он уступил нам свой дворец. Он помог нам быстро нанять рабочих, и все они знают, что, добросовестно работая на нас, они добросовестно работают на пашу. Поэтому они не осмеливаются лениться. Хаким-паша очень помог моему отцу. Увидишь, это действительно могущественный властелин.

— Но сумеем ли мы устроить ему достойный прием, тот, к которому он привык?

— Несомненно. В конце концов, мы принимаем хозяина в его собственном дворце, и его слуги знают, что нужно делать. Я помню, когда он приезжал в прошлый раз, все прошло безукоризненно… М-да… Всего лишь за три недели до смерти отца.

— Хорошо, что он интересуется археологией.

— О да, безусловно. Я помню, как отец показывал ему раскопки. Он был совершенно очарован всем, что там увидел. Думаю, мне придется делать то же самое.

— А какова будет моя роль?

— Веди себя естественно. Он много путешествовал и, разумеется, понимает, что у нас совсем иные традиции… Думаю, тебя развлечет его приезд. Табита расскажет тебе обо всем. Она хорошо помнит, как он приезжал сюда, когда еще жив был отец…

Табита рассказала мне, что они тогда были полны дурных предчувствий, но совершенно зря, потому что паша — сама доброта и так же хотел угодить им, как они старались угодить ему.

Мы с Табитой сходили на рынок, а когда возвращались назад, увидели Адриана и Теренса Гелдинга, сидящих на террасе гостиницы. Они что-то пили в обществе человека, которого мы с Теодосией встречали в храме. Адриан окликнул нас, и мы присоединились к мужчинам.

— Мистер Леопольд Хардинг, — представил незнакомца Адриан. — Мы с Теренсом остановились здесь, чтобы освежиться чаем, а мистер Хардинг, узнав, кто мы, представился…

— Мы уже встречались, — сказала я.

— В самом деле, — ответил Леопольд Хардинг. — Когда осматривали древний храм.

— Вам обеим необходимо выпить чего-нибудь освежающего, — заметил Теренс.

— С удовольствием выпью традиционного мятного чаю, — ответила я.

Табита сказала, что после нашей прогулки тоже с удовольствием выпьет чаю. Мы беседовали, ожидая, когда принесут напиток. Мистер Хардинг рассказал нам, что часто бывает в Египте и что очень интересуется раскопками, так как его бизнес напрямую связан с антиквариатом.

— Это интересный бизнес, — заверил он нас.

— Должно быть, вы правы, — согласился Адриан, — но для этого нужно очень многое знать.

— Разумеется. Иначе можно легко обмануться. Совсем недавно мне предложили небольшое изделие — вырезанный из камня профиль. Сначала показалось, что он выполнен из бирюзы и лазурита. Он был так искусно подделан, что только эксперт смог это определить.

— А вы интересуетесь археологией? — спросила я.

— Только как любитель, леди Трэверс.

— Мы все лишь любители, — заметила я. — Не правда ли, Табита? Я в полной мере осознала это, лишь когда приехала сюда.

— Миссис Грэй — больше, чем просто любитель, — заметил Теренс.

— А что касается Джудит, — беспечно вставил Адриан, — она старается… и очень старается.

— Эти дамы очень помогают нашей экспедиции, — серьезно сказал Теренс.

— Можете сказать, что мы — любители с профессиональным уклоном, — добавила я.

— Вероятно, я из того же класса, — проговорил Леопольд Хардинг. — Я имею дело с предметами, которые, как утверждают — хотя, в большинстве случаев, это ложь, — взяты из гробниц фараонов. Это вызывает огромный интерес. Как вы думаете, мне разрешат попасть на раскопки, посмотреть, что там делается?

— Никто не запретит вам приехать в долину, — сказал Адриан. — Но все, что вы увидите там, это несколько будок с инструментами и рабочих, копающихся в земле. И кучи камней…

— Но, как я полагаю, сэр Тибальт надеется отыскать ранее неизвестную гробницу.

— На это надеется каждый археолог, приезжающий сюда, — заметил Адриан.

— Разумеется.

— Это тяжкий труд, — продолжал Адриан. — Иногда я спинным мозгом чувствую, что мы обречены на неудачу.

— Чепуха, — резко отрезал Теренс и сурово добавил: — Дело вовсе не в спинном мозге, а в тяжелой работе.

— Но к спинному мозгу все же стоит прислушаться, — настаивал Адриан. — И никакой самый тяжкий труд не уложит усопшего фараона туда, где его не хоронили.

— Я не верю, что Тибальт ошибается! — горячо воскликнула я.

— Ты — его обожающая жена, — пожал плечами Адриан.

Я хотела вынудить Адриана прекратить подобные разговоры при постороннем, поэтому сменила тему.

— А вам действительно попадались предметы, найденные в гробницах фараонов, мистер Хардинг?

— Никогда нельзя знать наверняка, — ответил он. — Представляете, какие легенды связаны с такими вещами? Сам факт, что предмет мог быть погребен вместе с фараоном три тысячи лет до Рождества Христова, делает его бесценным. Как бизнесмен, я не развеиваю подобные слухи.

— Значит, именно за этим вы и приехали в Египет?

— Я путешествую по многим странам. Но Египет — это особая кладовая сокровищ. Вы можете как-нибудь зайти в мое хранилище. Оно немногим больше обычного сарая. Я арендую его, когда приезжаю сюда, чтобы хранить свои приобретения до отправки их в Англию.

— А как долго вы здесь пробудете? — спросила я.

— Никогда не решусь сказать наверняка. Могу сегодня быть здесь, а завтра уехать. Если я услышу о многообещающей находке в Каире или Александрии, я, разумеется, поеду взглянуть на нее. Это делает жизнь интересней. Как и вы, я прихожу в восторг, когда мне попадается какая-нибудь любопытная находка. Несколько недель назад меня постигло горькое разочарование. Мне показали очень красивую пластину, которая якобы была снята со стены гробницы, — на ней была изображена сцена похоронной процессии. Четыре человека несли на плечах гроб, за ними шли слуги, которые несли различные предметы — кровать, стул, сундуки и прочие емкости, все инкрустировано серебром и ляпис-лазурью. Прекрасное произведение, но, увы, копия. Когда я ее впервые увидел, то чуть с ума не сошел от волнения. А создана она была всего лишь лет тридцать назад. Красивая, но — подделка.

— Как вы, наверное, расстроились! — воскликнула я, а Адриан рассказал историю о том, как я нашла бронзовую пластину.

— И именно это привело ее сегодня сюда.

— Но миледи явно нравится здесь, — заметил Леопольд Хардинг. — Вы должны оказать мне честь, осмотрев мое маленькое хранилище. Там, конечно, нет ничего особенного, но все же некоторые экспонаты довольно интересны.

Мы сказали, что с удовольствием придем, и откланялись, оставив его сидеть на террасе гостиницы.

Хаким-паша сообщил, что по пути в один из своих дворцов заедет к нам. Он выражал надежду узнать об успехах в нашем благородном деле, которое пользуется его всесторонним покровительством.

Мы с Табитой и Теодосией наблюдали за его прибытием из окна верхнего этажа дворца. Это было величественное зрелище. Он путешествовал в повозке, куда были запряжены четыре прекрасные белые лошади. Впереди повозки медленно двигалась вереница верблюдов. У каждого из животных на шее болтался золотой колокольчик, позвякивающий при ходьбе. На некоторых верблюдах был навьючен багаж, блестящие сундуки, богато украшенные камнями и тканями с длинной золотистой бахромой.

Паша вышел из повозки у ворот, где его приветствовал Тибальт с несколькими членами экспедиции. Его провели во внутренний двор, там он опустился в специальное кресло, которое слуги вынесли для него. Спинка кресла была украшена полудрагоценными камнями, и хотя это, наверное, было несколько неудобно, зато весьма впечатляюще.

Несколько слуг стояли наготове со сладостями — большими, замысловато украшенными тортами и со стаканами, наполненными горячим чаем. Каждый из участников церемонии должен был выпить по три стакана чая — первый очень сладкий, второй — еще слаще, а третий — с мятой. Все стаканы были налиты до краев, и, согласно этикету, нельзя было пролить ни капли. Я не знаю, что бы произошло потом со слугой, если бы он пролил чай, но, к счастью, на этот раз все обошлось.

К этой церемонии мы, как женщины, не были допущены.

Однако из уважения к европейским традициям нам разрешили сесть за стол, а мне даже было позволено занять место рядом с великим пашой.

Его толстые пальцы были унизаны перстнями. Сам паша был человеком очень грузным, поэтому в обеденный зал было доставлено то самое огромное кресло, украшенное камнями. Было видно по всему, что паше понравился прием, и в немалой мере из-за присутствия на нем женщин. Он внимательно рассматривал нас. Его взгляд надолго останавливался на каждой, словно оценивал ее с той единственной точки зрения, с которой он привык воспринимать женщин. Думаю, мы все получили высокие оценки. Табита, несомненно, благодаря своей красоте, которую невозможно отрицать при любых стандартах. Теодосия — благодаря своей женственности. А я? У меня, конечно, не было внешности Табиты и хрупкого очарования Теодосии, но во мне была живость, которой не было ни в одной из них, и, возможно, это наиболее импонировало паше, потому что из нас троих он заметно выделял именно меня. Думаю, я больше отличалась от любой восточной женщины, чем Теодосия и Табита, и именно это отличие особо привлекало его.

Он говорил на вполне сносном английском, потому что, как представитель власти, довольно часто сталкивался с нашими соотечественниками.

Обед длился несколько часов. Слуги хорошо знали, что и за чем следует подавать, а также знали особенности аппетита паши. К несчастью, нам полагалось есть вместе с ним. За кебабом следовало множество яств, в том числе куфта, и мне кажется, еще ни разу за время нашего пребывания здесь это блюдо не готовили и не подавали с такими искусно приготовленными ароматными соусами. Я заметила выражение страха на лицах бесшумно скользящих слуг, когда они подавали еду хозяину. Его обслуживали первым, как гостя, и я, сидя рядом с ним, была потрясена размерами порций, которые он поглощал. Будучи женщиной, я могла не есть так много, но мне было искренне жаль наших мужчин.

Застольный разговор вел паша. Он пылко говорил о нашей стране, о королеве и о том, каким благодеянием для Египта стал Суэцкий канал.

— Только подумайте об этом великом достижении, — говорил он, — канал протяженностью в сто миль проходит через озеро Тимсах и великие Соленые озера — от Порт-Саида до Суэца. Какое предприятие! Более того, это привлекло в Египет множество британцев, — в его глазах появился лукавый блеск. — А это безмерно радует всех, кто в этом заинтересован. И что произошло с тех пор, как был построен этот канал? Множество людей стали приезжать сюда, как никогда прежде. У вас, британцев… есть врожденный талант к торговле, да? Ваш Томас Кук с его пароходами вверх по Нилу. Фрахт грузовых пароходов от нашего Хедива вверх по течению. Какой умный человек, а! И как это хорошо для Египта! Сейчас у него есть пароход, который ходит между Асуаном и Вторым Порогом. Такой полезный для Египта бизнес! И всем этим мы обязаны вашей стране.

Я заметила, что Египту есть что предложить иностранным туристам — следы древнейшей цивилизации, следы, которые сами по себе есть чудо света.

— И кто знает, что еще здесь могут найти! — заметил паша, и глаза его сверкнули. — Будем надеяться, Аллах благосклонно улыбается, видя ваши старания.

Тибальт сказал, что он и все члены экспедиции не в состоянии выразить всю меру своей признательности за помощь, которую оказывает нам паша.

— О, хорошо, что я помогаю. Это правильно, что я предоставил свой дом в ваше распоряжение. — Он повернулся ко мне. — Мои предки нажили огромные богатства. В семье существует легенда о том, как они их получили. Хотите узнать, как все начиналось?

— Очень хочу, — призналась я.

— Это вас может шокировать. Говорят, давным-давно мы грабили гробницы!

Я рассмеялась.

— Это история, которая передается из поколения в поколение уже много веков. Тысячи лет назад мои предки грабили здесь могилы и таким образом разбогатели. Теперь мы должны искупать грехи наших отцов, помогая тем, кто откроет гробницы для потомков.

— Надеюсь, однажды весь мир будет признателен вам так же, как сейчас вам признательна наша группа, — заметил Тибальт.

— Так что я продолжаю задабривать богов, — сказал паша. — И символом своей семьи я выбрал голову Анубиса, который бальзамировал тело Осириса, когда его убил коварный брат Сет. Осирис снова восстал из мертвых, и я благоговейно чту священного бальзамировщика — он стал символом моего дома.

Потом разговор зашел о том, что, я была уверена, больше всего занимало пашу, — о нашей работе.

— С досточтимым сэром Эдвардом случилась ужасная трагедия, — сказал паша, — и это очень прискорбно для меня. Но вы, сэр Тибальт, тоже знаете свое дело.

— Я безмерно благодарен вам за сочувствие. Не могу в полной мере выразить вам своей признательности.

Паша похлопал Тибальта по руке.

— Вы верите, что найдете то, за чем приехали?

— Именно над этим я и работаю, — ответил Тибальт.

— И вы сделаете это, с помощью своих духов, — рассмеялся паша.

Я часто слышал это выражение с тех пор, как приехала в Египет.

— Надеюсь, духи окажут мне помощь.

— А потом вы уедете и увезете с собой этих прекрасных дам.

Паша улыбнулся мне и похлопал на сей раз по моей руке своими пухлыми пальцами, унизанными перстнями. Он наклонился ко мне.

— Именно поэтому мне и не очень хочется, чтобы вы преуспели в своих поисках.

— Нам в любом случае придется уехать, — заметил Тибальт со смехом.

— Тогда у меня появится соблазн каким-то образом задержать вас, — шутливо произнес паша. — Как вы думаете, мне это удастся? — спросил он меня.

— Да, — сказала я, — если ваши духи помогут вам.

За столом повисла короткая пауза, и я поняла, что допустила ошибку. Однако паша решил, что это смешно, и рассмеялся. Это послужило знаком всем, — и все засмеялись, включая слуг.

Он интересовался моими впечатлениями о его стране, о том, как я оцениваю его дворец и довольна ли слугами. Мы оживленно беседовали, и стало ясно, что хотя некоторые мои ответы и могли показаться нарушением условностей, в целом он остался доволен нашим общением.

Потом разговор зашел о раскопках, и в нем я уже участвовать не могла. Поглотив обед, достойный Гаргантюа, паша приступил к десерту, состоящему из сладостей, отдаленно напоминающих рахат-лукум — так это блюдо называлось у нас дома. Но здесь в это лакомство добавлялись разные орехи, и было оно очень вкусным — вернее, было бы, если бы мы не так сильно наелись за обедом.

Паша собирался продолжить свое путешествие в другой дворец при лунном свете, потому что было слишком жарко ехать днем, а до отъезда он пожелал, чтобы Тибальт отвез его на раскопки и лично провел экскурсию для столь почетного гостя.

Пока они готовились к отъезду, снаружи донесся душераздирающий крик. Поспешив во двор, я увидела, что один из слуг паши корчится в агонии. Я спросила, что случилось, и мне сказали, что его укусил скорпион. Нас предупреждали, что нужно быть осторожным возле куч камней, потому что там обычно прячутся скорпионы, а их жала довольно ядовиты. Я видела здесь множество хамелеонов и ящериц, но еще не встречала ни одного скорпиона.

Пострадавшего окружили другие слуги, но я никогда не забуду ужаса на его лице — то ли из-за укуса скорпиона, то ли из-за того, что привлек к себе внимание во время визита паши.

Независимо от того, присутствует здесь паша или нет, я решила позаботиться о том, чтобы этому человеку была оказана надлежащая помощь. Перед моим отъездом из Англии Элисон дала мне много лекарств собственного приготовления. Как она утверждала, они могут пригодиться во всех опасных ситуациях, которые могут возникнуть в сухой жаркой стране. Среди этих снадобий было средство, содержащее противоядие от укусов ос, оводов и редких в Корнуолле гадюк. И хотя я сомневалась, что наши слабые снадобья способны спасти от яда скорпиона, все же решила попробовать.

Я принесла горшочек с мазью, и когда помазала ею место укуса, то заметила на руке у пострадавшего знак, какой уже встречала раньше. Слуга сразу же умолк, наверное решив, что в баночке, где когда-то хранился мятный джем Доркас, содержится какой-то чудодейственный бальзам.

В любом случае человеку, искренне уверенному в том, что данное лекарство непременно вылечит его, оно действительно помогает. Остальные слуги уставились на меня своими темными глазами со страхом и удивлением, так что я почувствовала себя великим целителем.

Паша, который подошел посмотреть, как я помогаю его слуге, кивнул и одобрительно улыбнулся. Он выразил мне официальную благодарность за самоотверженные усилия по спасению одного из его подданных.

Спустя полчаса он уехал в сопровождении Тибальта и еще нескольких археологов.

Вместе с Теодосией и Табитой я наблюдала за их отъездом. Паша направился к лодке, ожидавшей его на берегу. Лодочники украсили ее флагами и цветами, которые, вероятно, собрали на берегу — это был аистник цикутный, яркий лиловый цветок, названный так, потому что сердцевина цветка напоминала клюв аиста, когда лепестки опадали, и еще какими-то огненно-красными цветами. Множество людей собралось посмотреть, как он садится в лодку, и выразить ему свое почтение. Было ясно, что не только слуги дворца, но и все окрестные жители трепетали перед могущественным пашой.

— Точно так все происходило и в прошлый его приезд, — заметила Табита. — Я думаю, ему понравился прием и очень понравились вы, Джудит.

— Да, он все время улыбался, — кивнула я, — но я заметила, что слуги дрожали от страха и когда он улыбался, и когда был серьезен. Может быть, здесь так принято… Одна маска выражает благодушие и милосердие, а другая злобность и жестокость… А что нам делать теперь? Можно идти спать, или предполагается, что мы должны выказывать ему свое почтение, когда он вернется с раскопок?

— Он сюда не вернется, — сказала Табита. — Его эскорт двинется дальше и встретится с ним выше по течению реки. А оттуда он быстро доберется до своего места назначения.

— Тогда я пойду спать, — сказала я. — оказывается, задабривать пашу — довольно утомительное занятие.

Тибальт вернулся лишь глубокой ночью. Я тотчас проснулась. Он опустился в кресло и вытянул ноги.

— Ты, должно быть, очень устал, — сказала я.

— Да, пожалуй.

— Я думала, это невероятное количество пищи и все эти сладости вызовут сонливость.

— Я заставил себя бодрствовать. Нужно было проследить, чтобы все прошло, как следует, и мы ничем не обидели его.

— Надеюсь, я вела себя хорошо.

— Более чем. Я даже подумал было, что он предложит мне уступить тебя. Он, видимо, решил, что ты была бы достойным украшением его гарема.

— Думаю, если бы предложение было достаточно щедрым, и ты смог бы получить приличную сумму на свои археологические изыскания, то, наверное, с готовностью согласился бы на обмен?

— Безусловно, — сказал муж.

Я захихикала.

— По правде, — сказала я, — я не слишком верю в это его благодушие.

— Он очень интересовался всем происходящим и внимательно осмотрел раскопки.

— А ты показал ему свою новую находку?

— Это необходимо было сделать. Нужно же было объяснить, почему мы работаем в этих подземных проходах. Такие вещи невозможно сохранять в строжайшем секрете. Он, конечно, чрезвычайно заинтересовался, и просил немедленно сообщить ему, как только что-то будет обнаружено.

— Как ты думаешь, Тибальт, это скоро произойдет?

— Не знаю. Мы нашли некоторые признаки того, что за стеной одной из камер что-то есть. Так как во все времена было известно, что грабители неизбежно доберутся до гробницы, то довольно часто одну погребальную камеру строили позади другой — предполагалось, что если разбойники обнаружат и ограбят одну могилу, то подумают, что искать здесь больше нечего, и не обнаружат второе, гораздо более важное захоронение. И если здесь все обстоит именно так, тот, чью гробницу так тщательно прятали, несомненно, окажется очень важной особой. Я уверен, что именно это и понял отец. — Тибальт нахмурился. — Во время экскурсии был один довольно неприятный инцидент. Помнишь, когда я водил тебя в гробницу, мы слышали шаги?

— Да, помню, — я живо вспомнила и мурашки, побежавшие по спине, и ужас, охвативший душу.

— Так вот, это снова произошло, — сказал Тибальт. — Я уверен, что где-то там был какой-то посторонний человек… или несколько людей.

— Но разве ты не заметил бы посторонних?

— Они могли спрятаться.

— А паша слышал их?

— Он ничего не сказал, но думаю, был встревожен.

— Но он мог подумать, что это — один из членов экспедиции.

— Только лишь наша маленькая группа вошла в гробницу. Я, паша, Теренс, Эван и двое слуг, без которых, казалось, паша и шагу не ступит.

— Нечто вроде телохранителей?

— Пожалуй.

— Выходит, что ему нужна защита от богов, так как состояние его семьи основано на сокровищах, украденных из гробниц.

— Ну это всего лишь легенда.

— А как себя чувствует тот юноша, которого укусил скорпион?

— Он быстро выздоравливает, благодаря тебе. Ты заработаешь репутацию колдуньи, если не будешь осторожна.

— Ну и успехов я добилась! Паша оказывает честь, предлагая место в его гареме, а кроме того, оказывается, что я обладаю волшебными снадобьями, которые храню в старой банке из-под мятного джема тетушки Доркас! Да, я тут пользуюсь просто сумасшедшим успехом! Ах, если бы обрести такое же признание и со стороны моего законного мужа и повелителя!

— Могу тебя в этом заверить со всей торжественностью.

— И что, мне когда-нибудь позволят участвовать в работе?

— Ты уже в ней участвуешь, Джудит.

— Письма! Счета! Я имею в виду настоящую работу!

— Этого я и боялся, — покачал головой Тибальт. — Я знал, что ты всегда хочешь находиться в гуще событий. Но это невозможно, Джудит. Пока невозможно.

— Я настолько непрофессиональна?

— Это очень тонкая работа. Мы должны действовать осторожно… Но так будет не всегда. Ты быстро все постигаешь.

— А Табита?

— А что Табита?

— Ты довольно часто обсуждаешь свою работу с ней.

Повисла почти неуловимая пауза.

— Она много работала с отцом, — сказал он наконец.

— Значит, она — несколько больше, чем просто любитель?

— У нее есть большой опыт.

— Которого лишена я?

— Но который у тебя со временем появится.

— Но как он у меня появится, если мне запрещено участвовать в работе?

— Со временем ты будешь участвовать. Попытайся понять меня, дорогая.

— Я пытаюсь, Тибальт.

— Будь терпеливой, моя ненаглядная.

Когда он называл меня так ласково, что случалось довольно редко, счастье мое вмиг развеивало все огорчения. Если я — его ненаглядная, то, что ж, готова подождать. Это было вполне логично. Конечно, я не могу претендовать на роль его полноправного коллеги…

— Со временем? Могу я всерьез рассчитывать на это?

Он поцеловал меня и эхом повторил:

— Со временем.

— А сколько времени мы здесь пробудем? — спросила я решительно.

— Ты уже устала?

— Вовсе нет. С каждым днем мне становится все интереснее. Я думала о Теодосии. Она рвется домой.

— Ей не следовало приезжать.

— Ты имеешь в виду, Эвану следовало оставить ее дома?

— Она слишком пуглива для участия в такой экспедиции. Что ж, если она действительно захочет поехать домой, то в любую минуту сможет сделать это.

— А Эван?

— У него здесь есть работа.

— Как я понимаю, он незаменимый член экспедиции?

— Да. Он хороший археолог… Правда, больше склонен к теоретической работе, а не к практике…

— А ты занимаешься и тем и другим?

— Конечно.

— Я так и знала. Я восхищаюсь тобой, Тибальт. Пожалуй, так же сильно, как Хаким-паша восхищен мной!

Я уснула. Но сомневаюсь, чтобы Тибальт сомкнул глаза. Наверное, он представлял себе день своего триумфа, когда найдет гробницу, остававшуюся нетронутой до его прихода — на протяжении трех тысяч лет.

На рассвете мы с Теодосией пошли на рынок. Жара становилась все более невыносимой. Теодосия так страдала от нее, что ее желание вернуться домой стало навязчивой идеей — такой же навязчивой, как ее страх перед рождением ребенка.

Я, как могла, утешала ее. Рассказывала ей, как женщины, работая в поле, рожают прямо там, после чего сразу же возвращаются к работе. Я слышала такие истории. Это как-то утешало ее, но я знала, что она не обретет покоя до тех пор, пока мы не начнем собираться в дорогу. Бедняжка разрывалась между желанием уехать домой и остаться здесь с Эваном.

— Куда ты поедешь? — спрашивала я. — В Кеверол-Корт, к матери?

Она скривилась.

— Ну, по крайней мере, там не будет этой ужасающей жары и там будет Сабина.

Сабина тоже ждала ребенка. Конечно, это успокаивающе действовало на Теодосию. Но жизненная позиция Сабины сильно отличалась от позиции Теодосии. Судя по ее письмам, где, как и в разговоре, Сабина перескакивала с одной мысли на другую, она была в восторге от предстоящего появления ребенка и полна самых радужных надежд, так же, как и Оливер. Доркас и Элисон просто чудо! «Они, кажется, знают о малышах все — хотя откуда — это загадка. Разве что, они ухаживали за тобой, когда ты была маленькой. Мне кажется, дорогая Джудит, ты была уникальным младенцем. Не сыскать никого умнее тебя, красивее, лучше, озорнее (хотя с твоим озорством им пришлось изрядно помучиться). Все это, конечно, со слов твоих тетушек, но я не верю ни одному слову!»

Как это похоже на Сабину! Должна признаться, я тоже скучала по этим склонам, заросшим кукушкиным цветом и колокольчиками, которые дополняли патриотическими красно-сине-белыми цветами зеленый колорит ландшафта. Да, еще с вкраплением розовато-лиловых диких орхидей. Эта картина так отличалась от выжженной земли Египта! Я скучала по Доркас и Элисон. Мне так хотелось зайти в старый дом священника и послушать милую болтовню Сабины!

Я посмотрела на узкую полоску ярко-голубого неба между двумя рядами домов. Запахи и краски базара всегда захватывали и очаровывали меня. Мы проходили мимо лавочки, в которой обычно сидела Ясмин, низко склонив голову над своей работой. Но в это утро девушки здесь не оказалось. На ее месте, склонившись над куском искусно выделанной кожи, сидел какой-то юноша. Мы остановились.

— А где Ясмин? — спросила я.

Он посмотрел на нас, но тут же отвел взгляд в сторону и покачал головой.

— Она не заболела?

Юноша не понял меня. Или сделал вид, что не понял.

— Наверное, — сказала я Теодосии, — Ясмин устроила себе сегодня выходной.

И мы пошли дальше.

Я с неудовольствием заметила, что у дороги сидит предсказатель. Когда мы проходили мимо, он поднял голову и посмотрел на нас.

— Да пребудет с вами Аллах, — пробормотал он.

Предсказатель с надеждой смотрел на меня, и я не смогла пройти мимо, особенно когда заметила, что плошка, в которую ему бросали монеты — пуста. Я задержалась, бросила ему монету — и тут же поняла, что допустила ошибку. Он не был попрошайкой. Он был гордым человеком, который занимался своей профессией. Я заплатила, значит, должна выслушать предсказание. Поэтому мы сели на подстилки рядом с ним. Он покачал головой и сказал:

— Тень становится все больше, леди.

— О да, — с иронией произнесла я, — вы нам об этом уже говорили.

— Она летает над вами, как летучая мышь. Большая черная летучая мышь.

— Звучит довольно неприятно, — сказала я. Он не понял меня, но я говорила это, чтобы успокоить Теодосию.

— Благословенная леди! Вы плодовиты. Возвращайтесь в свою страну, покрытую зеленой травой. Там вы будете в безопасности.

«О Господи! — подумала я. — Это — самое худшее, что мы могли сделать!»

Теодосия вскочила с подстилки, и предсказатель наклонился ко мне. Его пальцы, как когти, вцепились в мое запястье.

— Вы — властная леди! Прикажете уехать — и они послушаются. Летучая мышь уже близко!

Я посмотрела на его руку и увидела знак — голову шакала. Точно такую же, как и на руке человека, которого укусил скорпион.

— Вы не говорите мне ни о чем, кроме этой мыши, которая вьется вокруг меня. А есть ли что-нибудь еще?

— Аллах милостив к вам. Он многое дарует. Много радости — много сыновей, дочерей, большой красивый дом — но только там, в вашей зеленой стране. Не здесь. Вам решать. Летучая мышь очень близко. Может статься слишком поздно… для вас… и для этой леди.

Я бросила ему в плошку еще несколько монет и поблагодарила.

Теодосия дрожала. Я взяла ее под руку.

— Жаль, что мы слушали эту ерунду, — сказала я. — Он всем говорит одно и то же.

— Всем?

— Да. Табиту тоже потчевали сказками о летучей мыши.

— Ну, понимаешь, она же одна из нас. Значит, это угрожает всем нам.

— Ой, прекрати, Теодосия! Ты же не хочешь сказать, что веришь во всю эту чушь?! Стандартные пророчества, не более.

— Но зачем ему пугать нас?

— Затем, что мы здесь чужаки.

— Но чужаки, которые дают им работу, покупают у них товары… Они должны быть рады нам… И этот предсказатель тоже…

— Да, но ему кажется, что мы непременно желаем быть чем-то заинтригованными и напуганными… Это придает остроту нашему пребыванию здесь.

— Лично я не хочу, чтобы меня кто-то путал.

— А тебе вовсе и не нужно пугаться, Теодосия. Запомни это!