Таинственная любовница

Глава 8 Трагедия в подземелье

Весь следующий день только и было разговоров, что о возвращении домой. Эта экспедиция стала одной из самых дорогостоящих — и ни к чему не привела: глухой тупик и разграбленная ранее гробница.

Тибальт допустил большую ошибку. Его ввели в заблуждение слова, произнесенные отцом перед смертью. Все свелось именно к этому. Только потому, что его отец умер при столь загадочных обстоятельствах, — а эти обстоятельства действительно были загадочными, что бы кто ни говорил, — Тибальт поверил в то, что он стоял на пороге великого открытия. И другие тоже поверили. А теперь ценой горького разочарования и огромных денег, потраченных впустую, все поняли, что ошибались.

Теодосия была искренне рада. Мысль о скором возвращении домой воодушевила и оживила ее.

— Конечно, мне жаль Тибальта, — говорила она. — Он сильно расстроен и угнетен. Но, в конце концов, как замечательно оказаться дома!

— Ну что ж, все кончено, — произнес Адриан. — Скоро мы будем дома, и наше приключение подойдет к концу. Теперь это тебя отрезвило, Джудит? Ты прямо помешалась на том, чтобы мчаться сюда, не так ли? Но все оказалось не таким, как ты ожидала. О, знаю нашу Джудит! Ты представляла, как поведешь всех нас вперед. Как будешь играть роль этакой матери настоятельницы для всей нашей экспедиции, и в конце концов пробьешься к вожделенной победе и откроешь нетронутую гробницу фараона. Но столкнулась с реальностью.

— Я считаю, что это приключение было захватывающим.

— И ты не имела бы ничего против того, чтобы стать вдовой археолога? Думаешь, я не видел, как ты скрежещешь зубами? Кому понравится быть вторым на пути к мертвым костям?

— Я довольно скоро смирилась со своим положением, и хотя все и закончилось так печально, все же могу со всей искренностью заявить, что это путешествие стало прекрасным опытом.

— Сие есть речи доброй, преданной жены.

— Я знала, что этого следовало ожидать, — сказала я. — И всегда понимала, что Тибальт большую часть времени будет занят работой.

— Я бы так не пренебрегал тобой, Джудит, — проговорил он, шагнув ближе ко мне. — И все это попусту.

— А ты, как я вижу, преданный соратник своего руководителя! — сердито ответила я ему.

— Мы с тобой всегда были хорошими друзьями, правда? — усмехнулся Адриан.

— До этого момента, — гневно бросила я.

Он расхохотался. Потом посерьезнел.

— Не обманывайся. Мы были и останемся добрыми друзьями. И если я когда-либо понадоблюсь тебе…

— Понадобишься — мне?..

— Да, дорогая кузина. Даже самые независимые из нас иногда нуждаются в других людях.

— Ты намекаешь на что-то?

Он пожал плечами и одарил меня кривой улыбкой, которая мне всегда нравилась. Он всегда так улыбался в серьезные моменты, когда притворялся легкомысленным и беззаботным, но на самом деле что-то его сильно беспокоило.

«Он что-то знает, — подумала я тогда. — Он предупреждает меня о чем-то. О чем? В отношении Тибальта?»

— Будь любезен, объяснись точнее, — потребовала я.

Он, казалось, решил, что зашел слишком далеко.

— Тут нечего объяснять.

— Но ты намекаешь…

— Я просто снова нес какую-то чушь, ерунду.

Но ему удалось посеять в моей душе семена беспокойства.

А несколько дней спустя дворец неожиданно охватило всеобщее возбуждение. Тибальт торжествовал. Он, оказывается, шел по ложному следу, но теперь напал на новый, настоящий.

— У меня такое чувство, что мы работали не в том месте, — взволнованно сообщил он мне. — За той стеной что-то есть!

— А что, если это — еще один тупик?

— Не думаю, что там есть два ложных прохода.

— А почему нет?

— О, Джудит, ради всего святого, с чего бы ему там быть?

— Не знаю, но оказался же прежний ход тупиком.

— Нужно попробовать, — твердо проговорил он. — Я не сдамся, пока сам все не проверю.

— И это значит, что мы остаемся здесь? На сколько?

— Кто знает? Но мы все же попробуем.

Это сообщение вызвало удивительную реакцию у членов экспедиции.

Они все были в восторге. Табита тоже. Бедная Теодосия! Она была так расстроена. Думаю, Эван тоже. Но только по поводу Теодосии. Он был очень добр и нежен с ней — по-моему, сначала он был мужем, а уж потом археологом. И в глубине души я сравнивала…

Теодосия впала в меланхолию. Ее надежды рухнули.

— Она расстраивает Эвана, — говорила Табита. — Тибальт очень озабочен. Он говорит, что Эван не концентрируется на работе, потому что постоянно беспокоится о жене.

Меня охватило раздражение. Почему Тибальт говорит об Эване с Табитой? Я подозревала, что он слишком часто и много общается с ней. Несколько раз я заставала их за оживленной беседой. Я вспомнила сцену с Адрианом и подумала, замечали ли остальные члены экспедиции эти беседы, как заметил их Адриан?

Табита всегда была энергична и готова облегчить жизнь Тибальта. Именно ей пришла в голову мысль о том, что поскольку Теодосия угнетена задержкой отъезда, ей следует отвлечься от своего мрачного настроения. Табита решила, что неплохо было бы организовать небольшую экскурсию на раскопки, пригласив туда Теодосию.

— Пусть Теодосия сама увидит, как это интересно, — говорила Табита. — Я уверена, это поможет ей преодолеть все страхи.

Табита поговорила с Тибальтом, который дал разрешение, а потом она составила список экскурсантов. К моему удивлению, Теодосия сразу же согласилась поехать на раскопки. Она искренне хотела избавить Эвана от постоянного беспокойства, а себя — от своих страхов.

Леопольд Хардинг очень интересовался тем, что происходит на раскопках. Адриан рассказал, что несколько раз встречал Хардинга, и тот всегда расспрашивал о ходе исследований. Он выразил свое сочувствие, узнав, что экспедиция потерпела поражение, а позже сказал Адриану, что безмерно обрадовался, когда возродились надежды на успех.

— Он хотел бы увидеть все своими глазами, — сообщил Адриан, — и спрашивал, может ли надеяться присоединиться к нашей экскурсии. Когда Тибальт дал на это свое согласие, он пришел в совершеннейший восторг! Между прочим, Хардинг пригласил меня в свое хранилище. Хочешь тоже пойти?

Я согласилась, и мы пошли вместе.

Это был небольшой сарай на краю рынка, запертый на тяжелые замки, из чего я сделала вывод, что некоторые экземпляры были довольно ценными. Леопольд Хардинг сиял от восторга, показывая нам экспонаты своей коллекции.

— Обратите внимание на этот складной стул. Он украшен искусной резьбой. Видите львиную голову на верхней панели и львиные лапы на ножках? Я нашел его здесь, но возможно, это даже скандинавский стул. Никогда не знаешь, что найдешь — и где. Этот стул мог быть сработан в двенадцатом веке.

Адриан взял в руки какую-то пластину.

— Взгляните! Могу поклясться, это — подлинник. Я видел такие фигуры — фараон подносит дары Гору.

— Очаровательная вещица, — кивнул Леопольд Хардинг, — она способна ввести в заблуждение многих. Вы, наверное, подумали, что она была сорвана со стены гробницы. Но это не так. Она старая — но не настолько. Триста лет, я бы сказал. Можете представить, как я разволновался, когда она попала мне в руки.

Мне показалось, Адриан с неохотой отдал эту пластину Леопольду Хардингу.

— А посмотрите на это, — продолжал Леопольд Хардинг, взяв в руки какую-то шкатулку. — Емкость для драгоценностей. Видите инкрустацию из слоновьей кости и крошечные клетчатые панели на крышке? Одно из моих самых ценных приобретений.

Мы полюбовались шкатулкой, потом посмотрели еще кое-какие предметы. Он нам рассказывал о трудностях доставки подобного товара в Англию и о том, что гораздо удобнее приобретать драгоценности или миниатюры, которые можно перевозить при себе.

Он показал нам несколько ожерелий и серег из лазурита и бирюзы, выполненных в египетском стиле. Я пришла в восторг. Еще там была одна скульптура, которая привлекла мое внимание. Изображение бога Гора с головой ястреба. У ног бога расположилась фигура фараона. Бог-ястреб возвышался над фараоном, будто бы защищая его. Фигуры казались живыми. Скульптура была пяти футов в высоту, но пока я смотрела на нее, зачарованная, мне казалось, что она выросла до огромных размеров. Я не могла отвести взгляд. Было в ней что-то такое, что одновременно притягивало и отпугивало, внушало мысль о том, чтобы уйти прочь — и удерживало на месте.

Почувствовав, что кто-то прикоснулся к моему плечу, я испуганно вздрогнула. Это был Леопольд Хардинг. Он улыбался.

— Прелестно, правда? — сказал он. — Великолепная копия.

— А каким был оригинал? — поинтересовалась я.

— Никогда не видел, но он, несомненно, должен был украшать гробницу какого-то фараона. Эта скульптурная группа должна была отпугнуть грабителей. — Он повернулся к Адриану. — Ну вы знаете об этом гораздо больше, чем я.

— Сомневаюсь, — ответил Адриан. — Я никогда не видел внутреннего убранства неразграбленной гробницы.

— Скульптура довольно пугающая, не правда ли? А теперь я хочу услышать ваше мнение по поводу вот этого алебастрового украшения. Сфинкс, ни больше ни меньше. Он довольно хорош. И стоит немало. Очень искусно сработан.

Мы согласились. Потом осматривали другие интересные предметы, которые ему удалось найти. Но я продолжала думать о каменной фигуре Гора, и когда бы я ни обернулась, глаза ястреба смотрели на меня с угрозой.

Экскурсия получилась очень интересной, и, покидая сарай, мы сказали ему об этом, за что он тепло поблагодарил нас.

— Этот жест доброй воли заслуживает ответного, — весело сказал он. — Не забудьте взять меня с собой, когда поедете осматривать развалины.

Наша компания состояла из Теренса Гелдинга, который был у нас главным, Адриана и Эвана, которые помогали ему, Леопольда Хардинга, нашего гостя, Табиты, Теодосии и меня. Мы отправились на раскопки вечером, когда там уже не было рабочих. Когда я входила в эти подземные проходы, меня охватывало сильное волнение. Поэтому я понимала, что может чувствовать Теодосия. Теперь уже было заметно, что она беременна. Она опиралась на руку мужа. И я с удивлением отметила, что Теодосия выглядела смирившейся, искренне желающей развлечься этим небольшим приключением.

Теренс шел с фонарем впереди, Адриан — тоже с фонарем, замыкал шествие. Теодосия крепко вцепилась в руку мужа, ступая робко и осторожно. Конечно, после жаркого вечера на свежем воздухе, в подземелье было холодно, но Теренс предупредил нас о необходимости взять с собой плащи и накидки.

Теренс, высоко подняв фонарь, указал на настенную роспись — изображения богов и фараонов. Я узнала Амон Ра с бараньей головой, ястреба-Гора, — или это опять Амон Ра? Он ведь был одновременно и бараном, и ястребом. Тут был Анубис в образе шакала, который напоминал мне о знаке на руке человека, чью рану я обрабатывала, и такой же знак был на руке предсказателя…

— Эта гробница принадлежала не очень важному сановнику, — сообщил Теренс. — Рисунки на стенах вырезаны не так тщательно, как мы видели в других местах — например в нашем дворце. Очевидно, это — место успокоения вельможи средней руки, хотя, несомненно, богатого человека, потому что даже такая гробница должна была стоить огромных денег. Возможно, здесь захоронены сразу несколько человек.

— Они составили нечто вроде синдиката, чтобы оплатить строительство гробницы? — поинтересовался Леопольд Хардинг.

— Но разве они не умерли к моменту постройки? — спросила Теодосия, и мы все с радостью заметили неподдельный интерес в ее голосе.

— Нет, — ответил Теренс. — Работы по постройке гробницы начинались задолго до смерти. В случае, если гробница предназначалась фараону, она строилась долгие годы, и работы прекращалась только с его смертью.

— Когда гробница была полностью готова, — добавил Адриан. — Поэтому, чем дольше он жил, тем величественней была гробница. Это кажется довольно несправедливым в отношении тех, кто умирал молодым. Лишиться в одночасье и жизни, и роскошной гробницы!

Мы осторожно продвигались по узким проходам. Теренс шел впереди. Потом проход вывел нас к камере.

— Это не погребальная камера, — сообщил Теренс, — она расположена немного дальше. В этой яме, которую вы видите перед собой, должно быть, хранилось что-то важное, и это унесли, когда разграбили могилу. Трудно сказать наверняка. Эти деревянные мостки построены тут специально для нас, когда нам нужно было перебраться через яму, чтобы попасть в проход вон там, дальше. Но сначала взгляните на эту настенную живопись…

Он поднял фонарь повыше, и Теодосия, как я полагаю, решив продемонстрировать Эвану освобождение от давних страхов, ступила на деревянный мостик, собираясь его перейти.

То, что произошло в следующее мгновение, потрясло всех нас. Мост рухнул, Теодосию подбросило вверх, а потом она упала на дно ямы. Повисла ужасная тишина, которая, казалось, длилась вечность, хотя на самом деле она продолжалась не дольше мгновения. Потом я услышала, как Адриан закричал: «Боже всемогущий!» Я видела, как Эван быстро спускается на дно ямы. Это было не так просто, потому что расстояние до дна было не менее двенадцати футов.

Теренс был единственным, кто сохранил присутствие духа.

— Хардинг, найдите где-нибудь носилки! Кто-нибудь, пошлите за врачом! Возьмите фонарь, — он сунул мне в руку фонарь. — Я спущусь вниз.

Он спустился и стал на колени рядом с Эваном у распростертой на дне ямы Теодосии.

Это был какой-то кошмар: мрачная могила, жуткая тишина, лежащая без сознания Теодосия и потрясенный Эван.

Это тянулось, наверное, целую вечность.

Затем мы наспех соорудили носилки и вытащили Теодосию из ямы. Это было нелегким делом, как и потом вынести ее по узкому проходу. В ту ночь Теренс показал себя настоящим лидером, а Табита была ему под стать — холодная и решительная. Я делала все, что могла, чтобы утешить Эвана.

— Это я виноват, — повторял он, — не нужно было позволять ей приходить сюда!

Доставив Теодосию во дворец, мы уложили ее в кровать. В ту ночь она родила мертвого ребенка — пятимесячную девочку. Но мы более всего беспокоились о самой Теодосии.

Она была без сознания, и Табита, у которой был некоторый опыт сиделки, оставалась рядом с ней, пока я находилась в соседней комнате, безуспешно пытаясь утешить Эвана.

— Все будет хорошо, — повторяла я. — Вы потеряли ребенка, но у вас еще будут дети.

— Если она это переживет, — проговорил Эван, — я никогда больше не увезу ее далеко от дома. Она была так сильно напугана! Вы знаете, как она боялась. Она предчувствовала несчастье. Это я во всем виноват!

— Глупости! — возразила я. — Это вовсе не ваша вина. Да, она приехала с вами, но ведь вы же ее муж!

— Она хотела вернуться, а я держал ее здесь. Она старалась приспособиться, о, как она старалась… изо всех сил… О Боже! Ну почему я не уехал с ней домой?!

— Вы не могли, — мягко заметила я. — У вас же здесь работа.

— Я ведь говорил с Тибальтом. Но он не мог так легко обойтись без меня… Надо было бы искать мне замену.

К двери подошла Табита. Эван вскочил. Табита жестом пригласила нас следовать за ней.

Мертвенно-бледное лицо Теодосии на подушке. Оно было влажное от пота. Я едва узнавала ее.

Меня охватило отчаяние. Теодосия — моя сестра, и я знала, что она умирает.

Эван опустился на колени перед кроватью, по его лицу катились слезы. Теодосия открыла глаза.

— Эван… — позвала она.

— Любовь моя, — отозвался он, — моя бесценная любовь!

— Все хорошо, Эван, я… я не боюсь…

Она заметила меня.

— Джудит…

— Я здесь, Теодосия.

— Моя… сестра…

— Да, — ответила я.

— Она сейчас надо мной, Джудит… Большая черная летучая мышь…

— О, Теодосия!

— Я не боюсь, Эван, я не…

Я услышала, как Эван прошептал: «О Боже!»

Табита положила мне руку на плечо.

— Все кончено, Джудит!

Я поднялась с колен, не в состоянии поверить в случившееся. Вчера еще Теодосия была здорова. Два дня назад мы вместе ходили на базар. А теперь она мертва…

Известие о смерти Теодосии ошеломило всех. Сэр Эдвард умер. А теперь — еще одна смерть! Это — проклятие фараонов!

Мустафа и Абсалам смотрели на меня умоляюще. «Уезжайте домой, леди, — означали их взгляды, — уезжайте, пока проклятие не ударило еще раз!»

Тибальт был встревожен.

— Это расстроило Табиту, — сказал он. — Она не может забыть, что сама предложила провести эту экскурсию. Я говорил ей, что она это сделала только чтобы помочь Теодосии, но ее это не утешает.

Я редко видела его таким расстроенным. Из-за Табиты!

Что со мной происходит? Я становлюсь обидчивой, злопамятной и подозрительной! Он больше обеспокоен тем, как это событие подействует на Табиту, чем на Эвана, чьей женой она была, или на меня, ее сестру!

— Я тотчас начал расследование, — рассказывал он. — Мы должны выяснить, как это могло произойти. Мы часто пользовались этим мостиком. Он был довольно прочным, чтобы удержать несколько мужчин и тяжелое оборудование. Почему он обрушился, когда молодая женщина попыталась пройти по нему? Тут должно быть какое-то логическое объяснение. Если мы его не найдем, опять поползут эти нелепые слухи…

Однако он не мог предотвратить появление слухов — особенно когда оказалось, что невозможно узнать, почему обрушился этот злосчастный мостик.

По общему мнению он развалился из-за проклятия фараонов. Это — месть разгневанных богов. Но почему их жертвой должна была стать Теодосия, которая никого не обидела? Она впервые пришла в ту гробницу, при этом больше всего на свете желая уехать домой. Если боги разгневаны, то почему они решили обрушить свою кару именно на нее?

Часть рабочих отказалась входить в гробницу — и это еще больше замедляло темп работ.

Я очень беспокоилась об Эване. Он не находил себе места от горя. Отвечал невпопад, не мог сосредоточиться на том, что ему говорят. Глаза его то и дело наполнялись слезами. Он постоянно говорил о Теодосии, о том, как он был с нею счастлив, о том, какие они строили планы на будущее, как мечтали о ребенке. Это было больно, просто невыносимо слушать.

И я решила поговорить с Тибальтом.

— Эвану придется вернуться домой, — сказала я. — Он не может здесь оставаться.

— Но он нужен здесь.

— Но не в его же нынешнем состоянии!

— Да, сейчас от него мало толку.

— Он только что потерял жену и ребенка! — резко заметила я.

— Я знаю. Но полагал, что будет лучше, если он погрузится в работу.

Я издала короткий смешок.

— Осмелюсь выдвинуть предположение, которое тебя ужаснет, — сказала я. — Он не может работать здесь, где все напоминает ему об утрате. Он должен немедленно уехать домой.

— Но что он там будет делать? Только оплакивать жену? Работа поможет ему пережить горе.

— Тибальт, ты представляешь себе, как Эван любил свою жену?

— Я знаю, что он был очень привязан к ней.

— Мне кажется, тебе очень сложно понять, какие чувства испытывал Эван к Теодосии.

Тибальт бросил на меня странный взгляд.

— Да, — продолжала я резко, — я знаю, что тебе трудно это понять. А я понимаю. Сейчас он ослеплен своим горем. Мы должны помочь ему, Тибальт. Он потерял самое дорогое. Теодосия действительно была для него дороже, чем что бы то ни было. Работа его не спасет. Его ничто не спасет. Он должен уехать отсюда. Здесь слишком много воспоминаний.

— А что, дома их нет?

— Там они другие. Здесь он постоянно думает о том, каково ей было здесь. Обо всех ее страхах. Она ведь все время мечтала уехать домой. Он упрекает себя. Он на грани нервного срыва. Если бы ты видел его лицо, когда ее подняли из ямы… а потом у ее постели, когда она умирала…

Голос мой сорвался; Тибальт нежно похлопал меня по плечу. Я посмотрела на него и сердито подумала: «Он вычисляет, кто может занять место Эвана, если тот слишком расстроен, чтобы продолжать работу».

— Дело не в археологии. А в человеческой порядочности, доброте. Я должна позаботиться об Эване… если больше некому.

— Конечно же, мы должны сделать, как лучше…

— Да, я знаю, что нужно продолжать работу. Что бы ни случилось, это важно. Я знаю. Но Эван в своем нынешнем состоянии тебе ничем не может быть полезен. Я собираюсь написать моим тетушкам и рассказать, что произошло. Спрошу, не сможет ли Эван приехать в Радужный, не смогут ли они позаботиться о нем и сделать так, чтобы он снова захотел жить.

Тибальт ничего не ответил, я отвернулась и сказала:

— Я напишу тетушкам. Что бы ты ни сказал, я попрошу их приютить Эвана.

Тибальт в изумлении смотрел на меня, но ничего не сказал. Я сразу села за письмо.

Дорогие тетушки! Я хочу, чтобы вы приютили Эвана и позаботились о нем. Бедный Эван в отчаянии. Вы знаете, как сильно он любил Теодосию. Я не могу поверить в случившееся! Мы очень сблизились, особенно здесь. Она была моей сестрой — и мы действительно любили друг друга, как сестры. А Эван так любил ее…

До этого момента я не могла плакать. Но теперь слезы струились по щекам и капали на бумагу, смывая чернила. Тетушки будут рыдать, увидев это. И было отчего рыдать.

Бедная печальная малышка Теодосия! Она так боялась жизни! Все время она боялась смерти; но когда встретилась с ней лицом к лицу, ее последними словами были: «Я не боюсь».

Лучше бы она никогда не ступала на этот мостик! Но тогда это был бы кто-то другой. Тибальт! Сердце мое замерло. А что, если бы это был Тибальт? Со времени нашего приезда в Египет мои идиллические мечты были омрачены сомнениями, страхами и подозрениями. Слишком часто я вспоминала, как люди реагировали на объявление о нашем предстоящем браке. Некоторые — включая Элисон и Доркас — подозревали Тибальта в неискренности и корыстолюбии…

Я всегда ощущала, что Тибальт не полностью раскрывается передо мной. Я же была с ним абсолютно открыта и откровенна. Он знал все мои внезапные порывы, мой энтузиазм, мои недостатки и достоинства. Я никогда не умела скрывать свои чувства к нему. Но хотя теперь мы были мужем и женой, в некоторых отношениях я его совсем не знала. Неужели он совершенно лишен человеческого тепла и той потребности в других, которая делает нас такими ранимыми, и, наверное, в то же время привлекательными? Насколько он зависит от меня? Насколько я нужна ему?

Ну почему меня мучили все эти сомнения? Меня, человека, который всегда полностью доверял своей способности самостоятельно строить свою жизнь! Почему же я потерпела неудачу теперь, когда получила все то, чего хотела в жизни? Ответ прост: потому что я все равно не знала мужчину, которому отдала себя без остатка. Я сомневалась в его чувствах ко мне, в тех истинных мотивах, которые заставили его жениться на мне. Я знала, что дело важнее всего в его системе ценностей, важнее меня. Но важнее ли Табиты?

Ну вот, я и произнесла это. Я ревновала. Я не уверена в оценке сути его отношений с Табитой и причин, по которым он на мне женился. Я сама создала этот кошмар — и теперь он трансформировался в реальность.

Я взяла перо и решительно продолжила:

Я думаю, он нуждается в особой заботе, и вы можете обеспечить ему такую заботу. Вы можете приютить его, позаботиться о нем и научить его жить заново? Сабина с Оливером помогут вам. Мне почему-то кажется, что спокойная обстановка в Радужном и вы со своей житейской философией сможете ему помочь. Эдисон, Доркас, дорогие мои, вы попытаетесь?

Я слишком хорошо их знала, чтобы не ожидать немедленного ответа. И он пришел. Эван не протестовал и не выразил удивления. Он, казалось, жил как во сне… в кошмарном сне. Покинув нас, Эван отправился в Радужный.

С тех пор как умерла Теодосия, Леопольд Хардинг, казалось, стал полноправным членом нашей компании. Его можно было часто увидеть на раскопках. Адриан несколько раз приглашал его отобедать с нами. Он задавал массу вопросов и был необычайно заинтересован всем происходящим.

Он спросил Тибальта, можно ли ему иногда заходить к нам, и Тибальт разрешил. Он задавал вопросы, свидетельствующие о его достаточно глубоких познаниях в сфере археологии. Они с Адрианом постоянно были вместе, и мы вскоре начали воспринимать его как друга и коллегу.

Отчаяние покинуло Тибальта. Теперь он чувствовал, что новый след должен непременно привести к успеху. Он был уверен, что за стеной старой гробницы скрывался проход в другую гробницу. Этот проход очень хитро спрятан, но он наверняка отыщет его.

Тетушки часто писали мне.

Мы надеялись, что к этому времени вы уже вернетесь домой. Ты уехала так надолго! Эван начинает потихоньку говорить об этом. Он, безусловно, в лучшем состоянии, чем был по приезде.

Сабина счастлива. Скоро она родит своего малыша. Мы все очень взволнованы. Но не говорим об этом при Эване. Это может его опечалить.

Леди Бодриан устанавливает мемориальную плиту в церкви в память о Теодосии. Там провели заупокойную службу. Все говорят об этом так же, как когда умер сэр Эдвард. О Господи! Скорее бы ты уже вернулась домой!

Леди Бодриан пригласила нас всех на чай в Кеверол-Корт. Она упоминала о тебе. Удивлялась, как ты, бывшая компаньонка, стала теперь такой богатой женщиной. Она намекает на тот факт, что теперь, когда Теодосия мертва, ты получишь все.

Сердце мое бешено застучало. Удивительно, но я до сих пор не думала об этом пункте завещания сэра Ральфа. Теперь у меня вдвое больше денег, чем было раньше, и Кеверол-Корт достанется мне после смерти леди Бодриан.

Деньги меня теперь не заботили — я даже жалела, что вообще получила это наследство. Если бы не оно, я была бы уверена, что на мне женились ради меня самой. Тетки были правы. Теперь я была очень богатой женщиной.

Кажется, она больше переживает о том, что тебе достались эти деньги, чем о смерти своей дочери. Удивительно, как ты смогла так долго ее терпеть. Неприятная женщина. А ты очень храбрая, дорогая. Как бы мне хотелось, чтобы ты написала, что возвращаешься домой!

Их письма напомнили мне о мирной деревенской жизни, о коттедже в тихом уголке неподалеку от старого дома священника.

Тибальт сказал, что мы должны вести себя так, словно ничего не случилось. Это лучший способ пресечь слухи. Однако когда мы выходили из дворца, люди украдкой бросали на нас изумленные взгляды. Они думали, что мы сумасшедшие, если бросили вызов проклятию фараонов. Сколько еще предупреждений нам нужно?

— Вы теперь редко ходите на базар, — заметила Табита.

— Мне не хочется. Мы с Теодосией так часто ходили туда вместе.

— Но они заметят, что вы не ходите.

— Какое это имеет значение?

— Думаю, вам следует вести себя как можно более естественно.

— Я не хочу ходить туда одна.

— Иногда я буду составлять вам компанию.

На следующий день она предложила пойти на базар. Мы оживленно разговаривали с ней по дороге, как всегда делали это с Теодосией.

— Не нужно предаваться печальным раздумьям, Джудит, — сказала она мне. — Я заставила себя прекратить это делать. Помните, именно я предложила ту экскурсию. Если бы не я… она была бы сегодня с нами.

— Тогда бы погиб кто-то другой. Мостик был готов обрушиться. И потом, откуда вам было это знать?

— И все же, я не могу забыть, что это была именно моя идея, — печально покачала головой Табита.

— Ну почему он обрушился? — спросила я. — Вы не думаете, что кто-то…

— О нет, Джудит!

— Тогда почему?

— Это был несчастный случай.

Мы замолчали. Я подумала: «Предположим, что это был не несчастный случай. Предположим, кто-то хотел убить Теодосию. Кому могла быть выгодна ее смерть? Я — тот человек, который стал вдвое богаче».

— Она была моей сводной сестрой, — сказала я. — Я любила ее. Я дразнила и задирала ее. Но все равно любила. А теперь…

Табита сжала мою руку.

— Не нужно, Джудит. Тут ничего не поделаешь. Все кончено. Нужно постараться оставить это в прошлом.

Мы пришли на базарную площадь. Тут было, как всегда, оживленно. Глотатель огня готовился начать свое представление, а вокруг него прыгала, сгорая от нетерпения, толпа шумных детей. Заклинатель змей неподвижно сидел на земле, а рядом в корзинах — его подопечные. Жонглер-фокусник пытался завладеть вниманием толпы. Мы пересекли площадь и вошли в уже знакомый лабиринт улочек, мимо кожевенной лавки, где раньше сидела Ясмин, мимо мяса на палочках и мисок острого соуса… и оказались прямо перед предсказателем.

Он хитро глянул на нас.

— Да пребудет с вами Аллах!

Я хотела пройти мимо, но Табита заколебалась. Он, конечно, знал о смерти Теодосии.

— Маленькая леди, — сказал он, — она не вняла моим предупреждениям.

Глаза защипало от накативших слез. Я так ясно представила Теодосию, сидящую рядом с ним на коврике, с широко распахнутыми от страха глазами!

— Я вижу ее, — сказал он. — Она кружила раньше. Она до сих пор кружит, — он не сводил с меня взгляда.

— Я не хочу этого слышать! — раздраженно воскликнула я.

Он повернулся к Табите.

— С вас свалилось огромное бремя, — сказал он. — Теперь ждет счастье. Преграды рухнут, и вас ждет награда, если вы будете достаточно мудры, чтобы принять ее.

Я хотела положить деньги в его плошку, но он покачал головой.

— Нет. Не сегодня. Мне не нужен бакшиш. Я беру только плату за услуги. Говорю вам, леди, будьте осторожны.

Мы ушли. Я дрожала всем телом.

— Он был прав… насчет Теодосии.

— Он просто обязан когда-то оказываться правым.

— И он снова предупреждает меня.

— Но он всегда предупреждал вас.

— А вот вам повезет. Вы получите награду, если уберете с дороги препятствие. Или его уже нет?

— Они всегда так говорят, — ответила Табита. — Это что-то вроде профессионального жаргона. Но мы не должны им показывать, что обеспокоены. Так мы только дадим пищу слухам.

Но я была обеспокоена… Сильно обеспокоена.

Как я тосковала по Теодосии! Я страдала от угрызений совести, потому что когда она была жива, я никогда не говорила ей, как много для меня значит то, что я — ее сестра. Я, погрузившись в свои грустные мысли, сидела на терассе, где мы так часто сидели вместе, вспоминала наши разговоры. Табита не могла заменить мне сестру. Я никак не была уверена в Табите.

Дружба между ней и Тибальтом. Однажды он вернулся с раскопок раньше обычного. Я сидела на террасе, и он присоединился ко мне. Тибальт начал увлеченно рассказывать о работе, и я с интересом слушала. Но потом к нам присоединилась Табита. Она столько всего помнила о прошлой экспедиции — и они с Тибальтом принялись долго обсуждать ее подробности, так что я оказалась лишней в их беседе. Мне было тревожно и обидно.

Это было несправедливо. Раньше я думала о Тибальте только хорошее. Он был для меня всем. Но теперь я не уверена. Я увидела в нем человека, который мог быть совершенно безжалостным, беспощадным во имя своей работы. Но касается ли его безжалостность только работы? Тибальт становился совсем чужим.

Однажды, когда я сидела на террасе, ко мне присоединился Леопольд Хардинг. Он стал почти что членом нашей экспедиции. Его неуемный интерес импонировал Тибальту, который всегда был рад помочь энтузиастам. Теперь Леопольд иногда обедал во дворце и приезжал на раскопки, чтобы понаблюдать за работой.

Он сел рядом со мной и вздохнул.

— Какое великолепное зрелище! — сказал он. — На реке всегда столько всего можно увидеть! Представляете, как должно было все это выглядеть три тысячи лет назад?

— Царские суда, — сказала я, — украшенные изображениями людей, занятых разными делами… например, таскающих камни для строительства пирамид или приносящих подношения богам… А почему они всегда изображали людей в профиль? Наверное, потому что у них очень красивые профили, я полагаю.

— Ваш муж доволен тем, как продвигаются дела?

— Каждое утро он полон надежд на то, что именно сегодня наступит «тот самый день». Но пока что этого не произошло.

— Мне так жаль миссис Коллум.

Я кивнула.

— Такая молодая, ее жизнь, можно сказать, только началась — и вдруг этот страшный случай. Люди в гостинице постоянно говорят об этом.

— Я знаю. Сейчас об этом повсюду говорят.

— Они полагают, это — проклятие фараонов.

— Это абсурд. — Я говорила так, как говорил бы сам Тибальт. Он очень хотел, чтобы слухи утихли. — Если бы это было проклятием фараонов, то зачем насылать его на бедную Теодосию, самого безобидного человека из всех нас?

— Но ведь она все равно имела отношение к экспедиции.

— Ну, как сказать… Она была всего лишь женой одного из археологов, вот и все.

— Но это породило всяческие толки. Общее мнение сводится к тому, что эта экспедиция, как и предыдущая, неудачна… и причина неудач заключается в том, что боги, или древние фараоны, разгневались.

— Конечно, такие разговоры неизбежны.

— Я получил письмо из Англии. О смерти Теодосии писали газеты. «Еще одна смерть» — называлась статья, и в ней говорилось о проклятии.

— «Еще одна»? Они намекают на смерть сэра Эдварда. Людям нравятся подобные загадки. Они в это верят, потому что хотят верить.

— Думаю, вы правы, — согласился он. — Мне вскоре нужно будет уезжать. Я уже отослал большинство своих приобретений в Англию, так что мне осталось сделать совсем немного. Но все это было невероятно интересно. Как вы думаете, ваш муж не против того, что я слоняюсь по раскопкам?

— Если бы он был против, он бы так и сказал. Ему нравится, когда люди проявляют интерес — только бы не путались под ногами.

— Я буду осторожен и постараюсь не мешать ему. Мне кажется, вы очень много знаете.

— Когда говоришь с профессионалами, начинаешь понимать, как мало на самом деле знаешь. До замужества я много читала, а Эван Коллум некоторое время был моим преподавателем… То есть моим, Адриана и Теодосии. Ну, вы знаете о наших отношениях, я думаю.

— Да, слышал. Вы с миссис Коллум были сводными сестрами, как я понял.

— Да. А Адриан — наш двоюродный брат.

— Друзья детства. Вы, должно быть, мучительно больно переживаете эту утрату.

— И Адриан, я знаю, тоже.

— Да, он очень привязан к вам обеим… особенно к вам.

— О да. Мы с Адрианом всегда были очень дружны.

— Значит, вы в юности изучали археологию?

— Ну это было довольно поверхностно, но меня всегда особенно интересовали гробницы.

— Завораживающая тема, — серьезно проговорил он.

— Сама идея бальзамирования тел настолько устрашающа и хитроумна! Ни один народ не делал ничего подобного. Египтяне упорно совершенствовали это искусство. Помню, как читала об этом в юности — я выросла в доме священника — и меня охватывал благоговейный ужас.

— Вы представляли себя заключенной в такую гробницу?

— Конечно. Они перестали делать это где-то за пятьсот лет до Рождества Христова. Ужасный процесс, когда вынимали все внутренности и наполняли тело кассией, миррой и другими пахучими растениями. Потом вымачивали его в каком-то растворе каустика около трех месяцев, прежде чем обернуть в тонкое полотно и покрыть каким-то липким веществом.

— Как потрясающе интересно было находиться внутри гробницы в ту фатальную ночь… до несчастного случая. Как вы думает, что произошло с мостиком?

— Он был поврежден.

— С какой целью?

— Убить кого-то.

— Теодосию? За что? Что она сделала?

— Может быть, убить кого-то из членов экспедиции.

— Конечно, это мог быть любой из нас.

— Вот именно! Кажется, не имело значения, кого конкретно… лишь бы это был один из вас.

— Вы хотите сказать, что некто просто хотел, чтобы кто-то из нас погиб — как предупреждение другим?

— Конечно, это мог быть просто неприятный случай — если бы это был кто-нибудь другой. Но миссис Коллум была в таком положении, что для нее это падение стало фатальным. Вы в этом разбираетесь гораздо лучше меня. Я считаю, что это огромная честь для меня — иметь возможность хоть одним глазом взглянуть на то, что происходит Я никогда не забуду эту поездку в Египет.

— Думаю, никто из нас никогда не забудет эту экспедицию. Так же как и предыдущую, когда умер сэр Эдвард. Она была прервана именно по причине его смерти, потому что он был руководителем, и они не могли продолжать работу без него.

— А что он нашел?

— Абсолютно ничего. Но Тибальт полагает, что нашел бы, если бы продолжил работу. Тибальт продолжает работу именно там, где остановился его отец.

— Ну что ж, это была огромная честь для меня. Мне нужно возвращаться в гостиницу, так что, вынужден вас покинуть. Приятно было поговорить, миледи.

Я смотрела ему вслед, а потом вернулась во дворец, потому что солнце начало припекать. Внезапно я вспомнила, что оставила горшочек с мазью Доркас в маленькой комнатке, которая выходила во двор. Входя туда, я услышала негромкий разговор и замерла.

Говорила Табита.

— Да, это огромное облегчение, я действительно теперь свободна. Если бы только это произошло раньше! А теперь, Тибальт, слишком поздно… слишком поздно…

Я стояла, не шелохнувшись. Потом у меня в ушах послышалось какое-то пение, двор исчез, и я почувствовала какую-то странную слабость.

Слишком поздно! Я хорошо знала, что это значит! Уже немалое время я терзалась подозрениями, но теперь узнала наверняка.

Я развернулась и побежала в свою комнату.

Тибальт вернулся на раскопки. Я не хотела его видеть — пока не хотела. Пока не решу, что нужно предпринять.

Вспоминалось множество критических моментов. То, как он на нее смотрел, когда она сидела за роялем, предостережения няни Тестер; ее поспешный отъезд, когда она навещала своего мужа; отъезд Тибальта в тот же самый день… И потом, она красива, уравновешена и опытна. В сравнении с ней я была невзрачной и неуклюжей. К тому же не была столь терпеливой, как она. Я резка и обидчива, и никак не могла стерпеть того, что его работа значила для него неизмеримо больше, чем я.

Она превосходно его понимала. Она была той женщиной, которую он любил, той, на которой он бы женился, будучи свободен. Но даже в этом случае, зачем он на мне женился? Почему не подождал ее?

Его предложение руки и сердца было таким неожиданным. Я была потрясена. Он сделал мне предложение, потому что знал, что я унаследую деньги сэра Ральфа. Все теперь стало ясно — слишком ясно, чтобы я могла успокоиться.

И вот она рядом с ним. Я задумалась о том, как часто он, вместо того чтобы быть на раскопках, проводил время с Табитой? Я представляла их вместе, с каким-то садистским удовольствием мучая саму себя. Мне были невыносимы эти образы, и все же я продолжала создавать их в своем воображении. Я чувствовала себя юной, неопытной и глупой…

У кого спросить совета? Теперь я не могла открыться Теодосии. Как будто я стала бы это делать раньше! Что могла знать она — невинная, лишенная житейского опыта, до безумия любившая Эвана, который был ей предан, и оставался бы преданным до конца своих дней. Доркас и Элисон ничего не знали о подобных отношениях; они бы только кивали и повторяли: «А я тебе говорила! Он нам никогда не нравился. Мы чувствовали, что тут что-то не так!» Это не поможет. Сабина? Я словно слышала ее голос: «Конечно, Тибальт прекрасный. Ни на кого не похож. Ты должна быть довольна, что он женился на тебе. Но, конечно, ты знаешь очень мало, а Табита — много, и она красавица. И она всегда жила в нашем доме на правах его настоящей жены. Только у нее был этот сумасшедший муж. И из-за него Тибальт не мог на ней жениться. По крайней мере, ты жена Тибальта, ты — леди Трэверс, не так ли? Думаю, этого достаточно. В конце концов, он не такой как все, правда?..»

Как глупо позволять воображению вести такие разговоры! Но я ничего не могла с собой поделать. Кому я могу довериться? Мне хотелось поговорить с кем-то. Хотелось спросить: что мне делать?

Я подумала об Адриане. Мы любили друг друга, как брат с сестрой, хотя он и намекал на иные чувства. Мы защищали друг друга в детстве — правда, я защищала его больше, чем он меня, потому что у меня это лучше получалось и потому, что ему, как мальчику, чаще доставалось. Милый, простоватый Адриан!

Но я не могла рассказать ему о своих страхах, как не смогла бы обсуждать с кем-либо поведение Тибальта. Уже само по себе то, что я в своих мыслях могла дойти до таких измышлений, было попросту ужасно… Я стала наследницей, а теперь, со смертью Теодосии, стала очень богатой женщиной. Смерть Теодосии! Я не могу вынести таких абсурдных, мерзких мыслей! На этот мостик мог ступить кто угодно. И тем не менее на него ступила именно Теодосия, а ее смерть сделала жену Тибальта очень богатой женщиной. Тибальту нужны были деньги для его работы. Не поэтому ли он женился на богатой женщине? Если бы Табита была свободна… Я слышала ее печальный голос, полный горького сожаления.

Я стояла между ними. Если бы меня не было, Тибальт и Табита могли бы пожениться. А кто унаследует состояние богатой жены, как не ее вдовец?

Мое воображение стало явно болезненным.