Так дорог моему сердцу

Глава двенадцатая

Было удивительно, как быстро Вирджиния, которой никогда раньше не приходилось справляться одной с двумя такими маленькими детьми, устроилась в доме Ван Лунов.

Верно, дети были истинными проказниками, но в Вирджинии они признали власть, основанную на разуме, что им импонировало, и поэтому никогда не заходили слишком далеко.

Она обнаружила, что кроме того эти крошки были довольно одиноки и быстро привязались к ней, как щенки. А Вирджинии не жалко было любви для детей. Она никогда не уставала от чтения вслух сказок, от внимания к ушибам и ссадинам, от бесконечного потока вопросов. Она отвечала на вопросы как знала сама, и это приносило детям больше удовольствия, чем отговорки о незнании.

Скоро Вирджиния поняла, что Питер был более нервный и предъявлял на нее больше прав. У него иногда случались ночные кошмары, временами он бывал капризным и обидчивым, и она проявила немалое терпение, пытаясь решить его проблемы. Это были проблемы нервного от природы ребенка, у которого было очень мало спокойной домашней жизни. Но ему нравилось, как Вирджиния обращалась с ним. Он даже начал копировать ее английский акцент, что особенно забавляло Мэри Ван Лун.

Миссис Ван Лун никогда не смешивалась в методы воспитания Вирджинии. Их ежедневные уроки, занятия и прогулки находились всецело в ведении Вирджинии. Это была ответственность, но она не тяготила ее. Девушка могла бы иметь столько свободного времени, сколько захотела, потому что ей помогала отличная служанка, которая могла бы заменить ее, если бы она решила отлучиться. Но ее несклонность удаляться от виллы несколько удивляла хозяйку, которая воображала, что пока ее сестра не совсем здорова, ей захочется проводить с ней достаточно много времени.

Что касается Лизы, то состояние ее здоровья заметно улучшилось со времени операции. Упражнения для пальцев уже начались, и хотя еще прошло всего несколько дней, по-видимому, не было сомнений в том, что благодаря ее упорству, если не случится ничего плохого, перед ней снова откроется блестящее будущее.

Она звонила Вирджинии по телефону почти каждый день, и Вирджиния догадывалась, что в добавление к однообразным упражнениям, необходимым для того, чтобы вернуть ее пальцам былую подвижность, все остальное время не висело на ней тяжким грузом. Мадам д’Овернь вводила ее в тот же круг, с которым уже была знакома Вирджиния, и все были очень добры к ней. Клайв Мэддисон был попрежнему чрезвычайно внимателен, и она встречалась с ним за чашкой кофе почти каждое утро на берегу озера. Ему даже удалось произвести такое благоприятное впечатление на тетушку Элоизу, что теперь у него было право входить на ее виллу почти в любое время.

Голос Лизы в телефонной трубке звучал счастливым, уверенным, и она непрестанно болтала о будущем — хотя было ли это будущее музыканта, которое значило для нее больше, чем что-либо на свете, или будущее, в котором большое место было отведено Клайву Мэддисону, Вирджиния не могла догадаться.

Лиза была настолько полна благодарности доктору Хансону, что Вирджинии пришлось долго выслушивать ее воодушевленные слова. Но находясь в одиночестве она старалась не задерживаться мыслями на нем и не вспоминать о том, как они чуть не стали близкими друзьями.

С тех пор, как она уехала от тетушки Элоизы, она только однажды видела его, когда водила детей на прогулку. Питер и Паула оба с наслаждением ели мороженое после визита в любимое кафе. Они шли втроем, держась за руки и Вирджиния, выглядела невозмутимой и несколько безучастной в простом белом льняном платье, в белых босоножках на стройных загорелых ногах. Погода стала значительно теплее, а временами бывало даже жарко.

Но в тот день со стороны озера дул приятный ветерок, и Вирджиния была свежа, как английская садовая роза. Она смотрится особенно по-английски, подумал Леон, проезжая в машине по озерному берегу и заметив ее с детьми.

— Ну, ну! — воскликнул он, когда их глаза встретились, и хотя сердце Вирджинии бешено заколотилось, ей удалось не выдать себя.

Он довольно пристально смотрел на нее какое-то время, но и в самом деле, выражение ее серых глаз было совершенно непроницаемым, и если по какой-то случайности ее щеки порозовели, это могло быть с легкостью отнесено за счет жарких лучей полуденного солнца.

— Должен признать, что меня удивил ваш побег из дома тети Элоизы, когда вы даже не дали мне знать о ваших планах, но я сообразил, что вы собирались присматривать за этими детьми, а не запираться в монастыре! Кто-нибудь пользуется удовольствием находиться в вашем обществе? Не считая, разумеется, этих детей, которые выглядят настоящими озорниками.

Но он улыбался детям такой притягивающей улыбкой, пока говорил, что после минутной неуверенности они оба широко расплылись в улыбке ему в ответ, а недоеденное мороженое остановилось на полпути к их перемазанным ртам.

— Кажется, вы наслаждаетесь обществом друг друга, — заметил он. — Хотите еще мороженого? Если так, влезайте в машину, и я отвезу вас к «Франчини», и, может быть мисс Хольт будет настолько любезна, что выпьет со мной чашечку кофе?

— О, нет! — быстро воскликнула Вирджиния, не давая детям хвататься за ручку задней дверцы машины. — Они перевернут вашу машину вверх дном, испачкают ее своими липкими пальцами, и кроме того, уже скоро обед…

— Чепуха! — воскликнул он и сам открыл заднюю дверцу. — А ну, полезайте, чертенята, а мисс Хольт может сесть рядом со мной, как послушная девочка!

У Вирджинии не было другого выбора, как только сделать то, что он приказывал. Когда машина тронулась с места, она с негнущейся спиной откинулась на спинку кресла в серебристо-серой обивке, в то время как Питер и Паула блаженствовали на заднем сидении такого шикарного «авто». У «Франчини» Вирджиния не могла помешать ему баловать детей самым вопиющим образом. Она была удивлена, так как никогда не думала, что он способен быть таким, ничуть не заботящимся о соблюдении своего достоинства, или «достоинства» своего отличного темного костюма.

Он явно наслаждался обществом двух болтливых американцев. Они так много работали языком, что совершенно поглотили его внимание, и, к облегчению Вирджинии, у него почти не было возможности обратиться к ней с какими-либо замечаниями. Когда же Питер и Паула заинтересовались воздушным змеем, которого кто-то запустил в воздух неподалеку от того места, где владелец кафе «Франчини» расставил свои разноцветные столы и стулья, доктор Хансон улучил минуту, чтобы прямо посмотреть на Вирджинию и спросить:

— Вы довольны своей новой работой? Вам она действительно нравится?

— Я в восторге от нее, — ответила Вирджиния, может быть, не совсем правдиво — но, по крайней мере, это приятная работа.

Мгновение он молчал, пристально смотря на нее этим странным, приводящим в замешательство взглядом. И потом, доставая портсигар и протягивая его ей, напомнил:

— Двадцать второго моя тетушка устраивает праздник в вашу с Лизой честь. Надеюсь, вы найдете время, чтобы прийти?

— Конечно, найду, — быстро ответила Вирджиния. — Хотя я… — она смолкла, потом поспешно продолжила, — хотя я не могу понять, почему мадам д’Овернь доставляет себе так много хлопот из-за нас. Это больше, чем сердечно с ее стороны, и я надеюсь, вы передадите ей мой… мой привет, когда навестите ее? Скажите ей, что я очень скучаю по нашим вечерам!

— Передам, — пообещал он сухим, безучастным тоном. — Я уверен, она будет рада услышать, что вам так понравилось у нее.

— Да, о, да!

А потом, так как уже был час дня, он предложил подвезти их к вилле Ван Лунов.

Отклонив приглашение Мэри остаться на обед, погладил детей по голове и прохладно улыбнулся Вирджинии. И, не дав ей возможности сказать ему хотя бы еще одно слово, уехал.

Чем ближе становился вечер, который вдохновенно устраивала мадам д’Овернь, тем чаще Вирджиния стала думать о нем. От Лизы, которая продолжала регулярно звонить ей по телефону, она узнала, что это намеревалось быть довольно впечатляющим мероприятием, и к нему уже начались разнообразные приготовления, хотя вечер двадцать второго должен был быть еще только через две недели.

Мадам д’Овернь даже поговаривала о фейерверке, и по земле была протянута проволока, которая обеспечила бы разноцветные огни, которые должны были всех ослепить.

Возможно, также, что Карлу Спенглер удастся убедить спеть для них и так как, по-видимому, у нее был замечательный голос, праздник и в самом деле обещал быть чем-то захватывающим.

В тайне Вирджиния думала, что она с легкостью переживет, если темпераментная Карла решит, в конце концов не петь. Но если Карла будет петь, то Вирджиния чувствовала, что это будет не самый лучший момент вечера, так как Леон Хансон непременно будет среди гостей. Тогда ей придется стать свидетельницей того воздействия, которое окажет на него прекрасный голос Карлы.

Но больше всего ее заботило платье, которое она должна будет одеть на этот предстоящий вечер. Если праздник устраивался в честь ее и Лизы, тогда от них зависело выглядеть как можно лучше, хотя бы только в знак благодарности своей хозяйке за ее безмерную доброту. Лиза уже заявила, что им нужно купить что-нибудь новое, за счет того, то их расходы за последние несколько недель, что они провели в Щвейцарии, были значительно уменьшены за счет великодушия мадам д’Овернь.

Так как Лиза решила приобрести себе новое платье — и, вероятно, у нее была тайная надежда произвести в нем впечатление на Клайва Мэддисона — Вирджиния тоже сделала вывод, что и ей предстоит покупка. Девушки договорились встретиться в кафе «Франчини» в полдень, и после чая — первого, который они разделят вместе в кафе с тех пор, как приехали в Швейцарию — они проведут восхитительные полчаса, рассматривая витрины самых первоклассных магазинов одежды.

Лиза так была похожа на себя прежнюю, она была так весела и беззаботна, что Вирджиния не сводила с нее удивленного взгляда. Но войдя в один из магазинов, ей пришлось все свое внимание посвятить одной насущной проблеме — что выбрать? Как и Лиза, она тоже не знала, сможет ли когда-нибудь решить, потому что выбор был обескураживающий.

Наконец, однако, Лиза сделала свой выбор, и Вирджиния от всей души одобрила его. Лизе всегда к лицу были белые наряды. Сколько раз раньше Вирджиния видела ее, как она была мила, когда садилась за пианино в чем-то, что было похоже на белоснежные крылья мотылька? И эти белые кружева поверх тафтовой нижней юбки, и развевающаяся кружевная накидка, наброшенная на кремовые плечи, когда она будет бродить по саду в свете волшебных огней в ночь большого праздника, так удивительно подходили к ее темным волосам и глазам, что создавалось впечатление, будто платье шили специально для нее.

Вирджиния разрывалась между нарядом, в котором она стала бы выглядеть немного более утонченной, чем обычно, и другим, в прелести которого она тоже не сомневалась. У нее перед глазами стояла обворожительная Карла Спенглер в платье, каждая линия которого давала понять, что оно только что привезено из Парижа. Мысль о том, что она будет в простом синем вечернем платье, известном уже многим приглашенным заставила ее внутренне содрогнуться. Не удивительно, что доктор Хансон, который привык общаться с утонченными женщинами и жить в утонченной обстановке, отнесся к ней во время поездки в горы, как к девочке-подростку, которая ожидала награды в виде некоторых признаков нежной признательности.

К черту этот поцелуй!.. Она изо всех сил старалась забыть его и яростно сосредоточила свои мысли на платье, которое держала перед ней продавщица. Это была черная паутина — почти такая же облачная, притягательная и заметная, как та, что однажды была на Карле Спенглер. Но, конечно, она не будет выглядеть, как Карла Спенглер. Лиза смотрела на это платье с выражением сомнения, она считала, что бледно-розовый цвет — нежный, неяркий цвет розы — больше соответствовал стилю старшей сестры.

— Я не думаю, что ты не можешь носить черное, — призналась Лиза, изучая сестру, склонив голову набок, — но ты… Однако, если ты чувствуешь себя очень взрослой, а розовый цвет кажется тебе детским…

— Кажется! — воскликнула Вирджиния почти яростно. — В нем я буду похожа на фею с рождественской елки.

— Мадмуазель будет восхитительно смотреться в розовом, — проворковала продавщица, рассматривая ее ореховые кудри и розовые щеки, которые были лишь немного темнее, чем само платье. — Почему бы вам его не померить?

Но Вирджиния покачала головой, вдруг решившись.

— Нет, я возьму черное!

Она купила себе не только черное платье, но и серебряные босоножки на головокружительно высоких каблуках, и длинные черные тонкие перчатки, которые закрывали ее белые локти. Лиза была крайне удивлена.

— Ты решительно настроена произвести фурор! — воскликнула она. — Это все, чтобы обратить внимание доктора Хансона?

— Конечно, нет! — воскликнула Вирджиния торопливо.

Но потом она с облегчением заметила знакомую фигуру на тротуаре, которая появилась в самый подходящий момент, чтобы снять с них бремя многочисленных свертков.

Это был Клайв Мэддисон. На нем были белые фланелевые брюки и спортивная куртка. Видимо он недавно играл в теннис. На лице было приветливое выражение, которое нравилось Вирджинии.

Он заявил, что собирается попотчевать их обеих самым огромным мороженым, которое они когда-либо пробовали в жизни.

— Вы появляетесь в самый нужный момент, не так ли, Лиза?

— Ах, но я приношу пользу не только Лизе, — защитился он — хотя не спускал с нее глаз. Она в это время была похожа на мороженое в своем полосатом розовом платье из льна и в огромной шляпе, которая бросала тень на ее тонкие черты, — я иногда действую и в других направлениях!

Это было так безоговорочно верно, что Вирджинии тут же пришлось это признать. Ведь среди всех новых знакомых, он был единственным, кто позаботился о том, чтобы ее решение согласиться на новую работу не превратило ее в домоседку. Мэри Ван Лун была по-своему к нему искренне привязана, и когда бы он не появился в ее доме, он всегда отыскивал Вирджинию и не однажды приходил к ней на помощь, когда дети слишком уж расходились на прогулке.

Он даже согласился приглядеть за ними, пока она была у парикмахера.

Он легко общался с детьми, но не так, как это получалось у доктора Хансона, но, по крайней мере, он мог заставить их слушаться, а также мог их развлечь.

Так что Вирджиния дружелюбно ему улыбнулась, как улыбалась всякому, кто ей нравился, и Лиза сидела, радостно слушая, как он говорил им, сколько народу было в отеле, где он теперь официально устроился на работу инструктором, и как мало свободного времени у него будет оставаться в будущем — и это была та причина, по которой он так усердно пользовался им сейчас, сказал он, многозначительно глядя на Лизу.

Лиза вспыхнула и больше уже не выглядела такой же счастливой, когда разговор перешел на предстоящий прием и ее отъезд домой, который должен был последовать почти немедленно после этого вечера. Родители хотели видеть ее дома скорее, поэтому, упражнения для пальцев будут продолжены в Лондоне под наблюдением опытного человека.

Как только получит разрешение, она сядет за пианино. Хотя это не имело для нее сейчас такого значения, как когда-то, ей все же не терпелось возобновить свою карьеру, которая оборвалась так много месяцев назад.

У Вирджинии закралось подозрение, что Лизино желание продолжать карьеру на музыкальном поприще было связано с Клайвом Мэддисоном и его собственными неудачными попытками найти подходящую работу. Если их дружба разовьется во что-нибудь большее — так как Лиза всем сердцем явно этого желала, хотя Вирджиния могла только догадываться, что было на уме у Клайва — тогда одному из них нужно быть уверенным в будущем. Так что Лиза вся пылала энтузиазмом, который в ином случае никогда не смог бы охватить ее!

Как бы Вирджинии ни нравился Клайв ей иногда хотелось, чтобы он не появлялся на горизонте сестры в этот период ее жизни.

Он поймал такси, чтобы развезти девушек по домам, и, высадив Лизу у виллы мадам д’Овернь — где его и Вирджинию уговорили ненадолго остаться — он продолжил путь к дому Ван Лунов. У подножия ступеней на террасу, за стеклами которой им радостно махали руками дети, он сказал почти торопливо:

— Однажды я попрошу вас сделать для меня кое-что, если вы не против, Вирджиния.

— Нет, отчего же, — ответила она, с любопытством глядя на молодого человека. — Но почему меня? Почему не Лизу? Вам не кажется, что она предпочла бы…

— Нет, — он решительно покачал головой. — Я не хочу просить этого от Лизы. Вы понимаете, это некоторым образом касается ее.

— Все таинственнее и таинственнее! — проговорила она.

Он обаятельно ей улыбнулся.

— Значит, я могу рассчитывать на вас?

— Конечно… если я что-нибудь могу сделать!

— Хорошая девочка! — тихо воскликнул он. — Можете, как мне кажется!

Он сбежал вниз по лестнице. Дети продолжали махать ему, и Вирджиния с некоторым любопытством подумала, что за услугу он собирается просить от нее, когда решит, что пришел подходящий момент.