Глава двадцатая

Когда она снова вышла к нему, на ней было пальто из верблюжьей шерсти и синяя бархатная шапочка, похожая на синий бархатный лист на ее мягких коричневых кудрях.

Практически без косметики она выглядела очень бледной.

Доктор Хансон поймал еще одно такси и ждал ее, открыв дверцу. Как только она оказалась внутри, он сказал что-то водителю, сел рядом с нею и захлопнул дверь. Она вжалась в угол машины подальше от него.

Доктор Хансон глядел в окно на пелену дождя и прохожих, и его темные брови хмурились. Довольно резко он заметил:

— У вас тут очень плохой климат.

— Я знаю, — такси завернуло за угол, и ей пришлось крепко схватиться за сидение, чтобы ее не швырнуло прямо на него. — Сегодня очень неприятная погода.

— И все-таки вы бродите под дождем, как будто вам это нравится! Вы любите гулять по улицам в такой ливень, промокая насквозь? И в вашей семье нет никого, кто мог бы помешать вам так глупо себя вести?

Вирджиния попыталась оправдать себя и свою семью.

— Мы не очень волнуемся, если немного промокаем. Кроме того, на мне был плащ.

Он нахмурился еще больше, но так и не повернулся, чтобы прямо взглянуть на нее.

— Очевидно, вам необходим кто-то, чтобы присматривать за вами!

Такси еще раз круто повернуло, еще резче, чем накануне и она не смогла удержаться, инстинктивно схватилась за его твидовое пальто и охнула от неожиданности, когда он обнял ее, грубо проговорив в ухо:

— Я поклялся, что накажу тебя за то, что ты нас обоих сделала отчаянно несчастными, но теперь, когда я добрался до тебя, я могу сделать только одно, и я собираюсь сделать это сейчас же!

Впервые он поцеловал ее на мосту у соснового леса. В том поцелуе была безумная нежность, хотя он тоже был решительным; но этот поцелуй не содержал в себе никакой мягкости и не только смял ее губы до боли, но и, казалось, вытянул из нее все дыхание. Он был требовательным, жадным. Вирджиния стала совершенно беспомощной, и все, что она могла сделать, это вцепиться в его плечи холодными пальцами. Такси продолжало скользить по мокрой, блестящей поверхности дороги, со всех сторон на них лился дождь. А над Лондоном, словно мантия, опустились сумерки.

Наконец голова Вирджинии откинулась к нему на плечо. С головы упала синяя бархатная шапочка, но по-прежнему от отказывался оторваться от ее губ, и их сердца колотились друг напротив друга. Такси повернуло, замедлило ход, почти остановилось, потом двинулось вперед.

Наконец, хотя и очень неохотно, он поднял голову. Вирджиния посмотрела ему в глаза, такие близкие к ее глазам, и никогда, даже в самых необузданных мечтах, она не представляла себе эти блестящие темные глубины такими наполненными нескрытой страстью и восхищенной любовью, какими они были сейчас, в эту минуту.

— Вирджиния! — воскликнул он дрожащим голосом.

— О, Вирджиния, моя дорогая, маленькая любимая!

Вирджиния не могла выговорить ни слова, но выражение ее глаз в тускло освещенном такси сказало ему все, что нужно было знать. Он положил ее голову на свое плечо, пальцы запутались в ее мягких волосах; он шептал ей потрясающе ласковые слова, снова целовал ее с нежностью, и эти поцелуи не были похожи на то первое отчаянное требование его губ.

Вирджиния подняла дрожащую руку, чтобы погладить его щеку, он поймал ее и прижал к своим губам.

— Вирджиния, почему ты так убежала и оставила меня в полной темноте? Если бы не тетушка Элоиза, я мог бы до сих пор ничего не знать.

— Это она сказала тебе? — прошептала Вирджиния в его шею. — Но она не знала…

— Нет, она знала! Ей рассказала Мэри Ван Лун, а кроме того, ей не нужно было много рассказывать, потому что она всегда понимала тебя лучше, чем я! Я никогда не был уверенным в твоих чувствах, хотя я любил тебя — обожал тебя — с самой первой минуты.

На лице Вирджинии появилось выражение совершеннейшего удивления. Она подняла голову, чтобы посмотреть на него, и даже отодвинулась от него, потому что ей было невозможно в это поверить.

— С… первой минуты?…

— Да, моя дорогая, с той самой минуты, когда этот увалень задел тебя дверью в «Милано». Хотя мне кажется, что даже еще до этого, при первом взгляде на тебя, когда ты сидела одна за столом неподалеку от меня, я решил, что единственное, что мне нужно в жизни — это ты! Ты была такой маленькой и очаровательной, такой робкой и прелестной, что я мог бы там же подхватить тебя и обратить в бегство любого, кто захотел бы отнять тебя у меня!

— О! — воскликнула Вирджиния, с восторгом прислоняясь к нему. — А я думала… я думала, это мисс Спенглер!

— Карла? Причем здесь Карла?

— Потому что все вокруг говорили, что ты собираешься на ней жениться!

Он как будто был удивлен.

— Мы с детства знаем друг друга, но я совершенно уверен, что она никогда не была в меня влюблена, и я тоже никогда не любил ее! Мы добрые друзья, и я надеюсь, что ими останемся, хотя в данное время она думает о том, чтобы выйти замуж за богатого американца, и он, возможно, увезет ее из Швейцарии. Если бы ты не сбежала, ты встретила бы этого американца во время Рождества, потому что он остановился в «Грюнвальде». Если бы ты увидела их вместе, ты могла бы согласиться со мной, ведь Карла никогда не думала обо мне серьезно.

— И ты не против, что она выходит замуж за другого?

— Против? — у него был такой неподдельно озадаченный вид, что она почувствовала огромное облегчение.

— С какой стати я могу быть против?

— Я не знаю, — призналась она, — только я думала…

— То, что ты думала, — сказал он, поднимая ее подбородок, чтобы со всем обожанием посмотреть ей в глаза, — ничто по сравнению с тем, что я думал и чувствовал, когда ты сказала мне в тот вечер в «Грюнвальде», что ты собираешься замуж за Клайва Мэддисона!

— Но я не говорила, что собираюсь замуж за Клайва! Я сказала, что должна быть дома ко времени свадьбы — Лизиной свадьбы!..

— Теперь то я знаю, милая, но в то время ты не очень ясно дала мне это понять! А я собирался сделать тебе предложение в тот же вечер! Именно поэтому я просил тебя приехать в гостиницу!..

— О, Леон! — она подняла страдающее лицо и прижалась к нему. — Если бы только я знала!

— Это первый раз, когда ты назвала меня по имени, — тихо прошептал он, гладя ее по волосам. — И мне нравится, как это у тебя выходит! Вирджиния, любимая, ты так много времени потратила на то, чтобы заставить меня поверить, что я тебе совершенно безразличен, и если бы не тетушка Элоиза, я до сих пор находился бы в неведении. Но теперь-то уж ты можешь сказать мне… как сильно ты меня любишь?

— Я люблю тебя больше всего в жизни, — ответила ему Вирджиния с влюбленной дрожью в голосе.

— А я люблю тебя больше, чем саму жизнь!

Таксист бесцельно кружил по улицам, что становилось уж слишком однообразным. Вдруг он решительно остановился, опустил стеклянную перегородку, отделявшую его от пассажиров, и терпеливо осведомился, не поворачивая головы:

— А теперь куда, сэр?

Доктор Хансон посмотрел на Вирджинию с внезапным причудливым блеском в глазах.

— Полагаю, было бы удачно, если бы мы пошли куда-нибудь поесть?

— Я совсем не голодна, — заверила она его.

— Все равно, ты кажешься мне похудевшей с тех пор, как я видел тебя в последний раз. Мы можем не есть, но по крайней мере, сможем поговорить. Во всяком случае, мы не можем ожидать, что этот малый будет возить нас по Лондону без особенных причин.

Он наклонился вперед и поговорил с таксистом. Потом откинулся на спинку сидения, опять привлек к себе Вирджинию и заключил ее в свои объятия. — Мы оба не одеты для фешенебельного заведения, так что я сказал ему отвезти нас в одно местечко, где нас, по крайней мере, оставят в покое и мы сможем получить удовольствие от хорошей еды, если захотим.

— Кажется, ты хорошо знаком с Лондоном, — робко пробормотала она.

— О, я довольно много времени провел здесь на стажировке и до сих пор частенько навещаю Лондон, когда у меня есть свободное время. — Он прижался щекой к ее волосам. — В этот раз предлогом была ты, бессердечная!

Вирджиния вдруг почувствовала укор совести.

— Я помешала всем твоим рождественским приготовлениям! Ты должен был находиться в «Грюнвальде»!

— Не говори мне про «Грюнвальд» и Рождество. Мне нужно обсудить с тобой куда более важные вещи, — сказал он ей.

И когда они сидели друг напротив друга в уютном углу небольшого тихого ресторана, где обслуживание было превосходным, а еда еще лучше (если они были способны во всей мере оценить ее), и он начал обсуждать с ней эти более важные вещи, она стала думать, сон это или все-таки действительность. Потому что он не только считал само собой разумеющимся, что она выйдет замуж за него, но и сообщил ей, что собирается встретиться с ее родителями тем же вечером, чтобы просить у них согласия на свадьбу без каких-либо отсрочек.

— Но… но это невозможно! — воскликнула Вирджиния. — Лиза выходит замуж в январе, и нам придется подождать…

— Мне все равно, когда Лиза выходит замуж, — невозмутимо ответил он. — Ее дела нас мало касаются.

— Тогда может быть, мы могли бы пожениться одновременно? — предположила она, смотря на него с восхитительной робостью, потому что сама мысль о том, что она в самом деле может стать его женой, казалась ей невероятной.

— Вот уж нет! Тетушка Элоиза посоветовала мне жениться на тебе, как только я ступлю ногой на Английскую землю — вернее в тот момент, когда я тебя отыщу — так я и собираюсь поступить! У меня очень мало свободного времени, и если ты думаешь, что я стану дожидаться, пока ты соберешь свое приданое и позовешь орду родственников присутствовать на нашей свадебной церемонии, то я боюсь, что тебе придется передумать!

Она столкнулась с его былой надменностью, но на этот раз это была не только надменность. По тому, как сжались его губы, когда он смотрел на нее через стол, она могла понять, что он принял бесповоротное решение — если только, конечно, она не заявит, что не желает иметь ничего общего с его планами! Он прямо посмотрел на нее, положил руку на ее руки, которые лежали на белой скатерти, и она почувствовала, что какое бы решение он не принял, она согласится с ним без единого возражения.

— Ты хочешь принадлежать мне, ведь так? И я не могу целиком доверять тебе, раз ты однажды уже сбежала от меня!

— Я больше никогда не убегу, — сказала ему Вирджиния, и света любви в ее глазах было достаточно, чтобы убедить его.

Его глаза как будто ласкали ее.

— Мы сделаем все возможное; чтобы пожениться в течение ближайших дней. То, что скоро Рождество, не имеет никакого значения. Мы проведем пару ночей в Париже по дороге домой, а если ты хочешь сделать покупки, ты можешь их сделать там. Где такая восхитительная молодая женщина, как ты, должна еще одеваться! Я неодобрительно отношусь к плащам и промокшим платкам, — прибавил он, вспоминая ее сегодняшний вид.

Вирджиния слабо улыбнулась.

— Ты одобрял бы, если бы тебе пришлось проводить зиму в Англии.

— Ну, ты-то все зимы будешь проводить в Швейцарии!

Он наклонился над столом и его голос был настойчивым:

— Вирджиния, я люблю тебя! я люблю тебя! Я хочу чтобы ты жила в моем доме, я хочу, чтобы ты отныне и навсегда была рядом со мной!

Вирджиния не могла отвечать ему. Ее лицо было розовым от румянца, а глаза затуманены счастьем.

— О, Леон! — это все, что она смогла сказать.

Загрузка...