Такая как есть

14

Швейцария, 1967–1971

Когда ворота виллы «Парадиз» снова распахнулись весной, ее обитатели встречали уже не просто мадам. Они встречали княгиню.

– А ты, кажется, говорила, что она королева, – напомнила удивленная Алекс Пэтси.

– Но это ее, скажем так, заработанный титул, – объяснила Пэтси. – Журналисты провозгласили Еву королевой в области косметики. А княгиней она стала, потому что вышла замуж за человека с княжеским титулом.

– Ах вот как, – проговорила Алекс.

– Не беспокойся, – подбодрила ее Пэтси. – Не думаю, что это каким-то образом изменит твою жизнь.

Ева не выказала никакого интереса к дочери, ни разу даже не спросила о ней, словно совсем забыла о ее существовании. И Пэтси старалась, чтобы девочка не попадалась ей на глаза.

Княгиня ди Марчези сначала дала обед на сорок персон, а затем устроила бал, на который пригласила по меньшей мере двести человек. Теперь в воскресные дни на вилле было полным-полно народу. Кто-то плавал в бассейне, кто-то играл к крикет или теннис. Те, кого не интересовало ни первое, ни второе, ни третье, просто слонялись на веранде. Алекс, устроившись на своем любимом месте, частенько наблюдала за ними. Однажды князь поднял голову и увидел ее, но не обратил никакого внимания. Зато Алекс отметила, что его всегда окружала стайка молоденьких девушек.

В доме дышалось намного легче: когда мадам была счастлива, и всем жилось хорошо. Алекс знала причину, по которой мать выглядела такой оживленной, – рядом с ней находился мужчина – и от ее раздражительности и властных манер и следа не осталось. Она нечаянно услышала, как об этом судачат две горничные, и Алекс очень захотелось, чтобы князь навсегда остался в доме. Другая мать – женщина с резким голосом и мертвыми глазами – вызывала у Алекс ужас.

И на какое-то время казалось, что заметно подобревшая мадам навсегда и останется такой.

К одиннадцати годам Алекс сильно вытянулась. Она так стремительно вырастала из своей прежней одежды, что Пэтси приходилось все время покупать новые платья, и ей даже пришлось объясняться с мадам на эту тему.

– Алекс сейчас растет так быстро, – пожала плечами Пэтси. – Платье, купленное сегодня, через месяц оказывается мало.

– Тогда купите сразу на размер больше, – нетерпеливо проговорила Ева. – У меня нет золотых россыпей, мисс Паттерсон.

Пэтси ничего не ответила на это, она ждала продолжения разговора. Она догадывалась, какой последует самый важный вопрос:

– А пастор Дитрих бывал здесь в последнее время?

– Да. За неделю до вашего приезда.

Лицо Евы перекосила едва уловимая гримаса.

– Очень хорошо, – холодно проговорил она. – Можете идти, мисс Паттерсон.

«И Алекс бы тоже сказала, – думала Пэтси, поднимаясь к себе. – Только этот старик и его визиты удерживают тебя. Тебе они не по душе, только поделать ничего не можешь. Дай ему Бог здоровья, и пусть приходит почаще».

Ева отдавала себе отчет в том, что ее муж – распутник, но до поры до времени не обращала внимания на его увлечения. Еву терзали муки творчества: она была занята налаживанием новой линии «Княгиня ди Марчези». Мужа несколько покоробило то, что его славное имя появится на всевозможных баночках с кремами и флаконах с духами, но Ева напомнила, какой доход они принесут, и он сменил гнев на милость. Увлеченная новыми идеями, она уже не могла уделять мужу столько времени, чтобы сопровождать его на всевозможные выезды в рестораны, на приемы и ночные прогулки. Наконец настал день, когда новая линия была запущена: Ева утвердила цвет крема, новый дизайн упаковок, шрифты надписей и все прочее. Теперь она могла себе позволить снова немного отдохнуть и расслабиться. И вот тут-то она обнаружила, насколько бесстыдно флиртует муж с одной из ее служащих. Слухи об этом давно уже расходились кругами и наконец достигли Евы. Обнаружилось, что на деньги, которые она выдавала ему, его любовница попыталась организовать конкурирующую фирму. И Ева устроила такую сцену, от которой дрожали стены их дома.

– Как ты посмел! Как тебе только в голову могло прийти давать этой маленькой шлюхе мои деньги, на которые она открыла салон?! Это последняя капля! Я многое прощала тебе – смотрела на все сквозь пальцы. Но это! Ты выставил меня на посмешище. И я тебе этого никогда не прощу. – В ее глазах это было самое страшное преступление. Никто не смел пересекать границу территории, безраздельной владычицей которой она считала себя.

– Я не желаю, чтобы эта шлюшка пользовалась моими методами для своего дешевого салончика, состоящего из одной комнатенки.

То, что сама Ева начинала с такого же салона – было забыто.

– Я хочу знать, сколько и когда он выдал этой девке, – приказала Ева Максу. – Разузнай обо всем как можно скорее!

И когда Макс пришел к ней с докладом, из которого явствовало, сколько князь давал этой девице и какие образцы предоставлял ей, – разразилась настоящая буря.

Китайский фарфор и стекло были перебиты, мебель разломана. Ева налетела на мужа, как коршун, и в конце концов выгнала из дома, приказав никогда не впускать обратно. Макс предупредил Дино, чтобы он не пытался проникнуть в дом – это могло обернуться для него весьма плачевно. Князю были оставлены костюмы – около двух дюжин, обувь, шелковые рубашки, новенький «феррари» красного цвета (вослед которому Ева даже назвала очередную партию новой губной помады «Красный след») – в общем все то, что он заполучил за последние четырнадцать месяцев.

Конкурирующий салон закрыли спустя шесть недель, и о ее владелице с тех пор ничего не было слышно. Князь тоже предпочитал помалкивать о случившемся.

– Ну и как тебе это нравится? – горько спросила Ева у Макса. – Королева, диктующая другим женщинам, к каким ухищрениям надо прибегать, чтобы завладеть мужчинами, не сумела удержать при себе собственного мужа?

– А ты взгляни на это с другой стороны, – предложил как всегда практичный Макс. – Ты смогла наладить новую линию, и товар распродается гораздо быстрее, чем мы даже предполагали. Ты приобрела новый опыт, ну так и радуйся… И опять же, – проговорил он, – разве не этого ты на самом деле и хотела?

Ева вспыхнула, с трудом сдерживая смех:

– Да, Макс, ты и впрямь хорошо знаешь меня.

– Ты ведь не была влюблена в него, верно?

Она хотела было гордо вскинуть голову, но, встретив его проницательный взгляд, не выдержала и рассмеялась:

– В самом деле. Именно так оно и есть. – Затем выражение ее изменилось. – Но я не собираюсь возвращать назад свой титул. Это так шикарно звучит…

– …и помогает хорошо распродавать новый товар?

Когда Макс уладил дела с князем, доверие Евы к нему возросло еще больше. Более того, она вдруг не без удивления заметила, насколько он стал привлекательнее для нее как мужчина. А Ева умела распознать настоящего мужчину. Но его можно приберечь на будущее. А пока ей надо как следует сосредоточиться на главном. Князь – это своего рода вложение в дело, и достаточно выгодное. Ева получила желаемое: титул и новую линию производства, связанную с этим титулом. И она вполне была согласна с шутливым высказыванием Макса: «…думаю, теперь о новом замужестве не может быть и речи». Партнеров для времяпровождения она всегда сумеет найти. И проблемы, с кем поехать на уик-энд, у нее никогда не будет.

В один из таких уик-эндов Макс впервые обратил внимание на Алекс. Ева предложила ему остаться на вилле, и он с удовольствием принял ее предложение. В его распоряжении дом, бассейн, машина, и Женева с ее ночной жизнью не так уж далеко.

Ранним утром он сразу спустился в бассейн. Макс никогда не отказывал себе в еде – он любил вкусно поесть, но толстеть тоже не хотелось. Поэтому он надеялся, что если хорошо поплавает, то заработает себе право позавтракать рогаликами с жирным швейцарским маслом и апельсиновым джемом. Но, подойдя к бассейну, он вдруг обнаружил, что там уже кто-то есть. Крепкая, сильная девочка плыла брассом так решительно и самозабвенно, словно сейчас для нее существовало в мире только это. Когда она доплыла до бортика и высунула голову из воды, выражение удовлетворения сменилось смущением.

– Привет, – сказал он. – Ты кто?

Она сглотнула и проговорила:

– Алекс, – голос ее был робким, а потом она торопливо добавила: – Вы ведь не расскажете об этом?

– О чем «об этом»?

– О том, что я плавала в бассейне. Видите ли, она не знает, что я прихожу сюда. Я всегда делаю это очень рано утром, когда она еще спит.

– Обещаю, что ни одна живая душа не узнает об этом, – проговорил Макс. – Клянусь! – он решил, что это дочка кого-нибудь из обслуживающего персонала. – Ты здесь живешь?

Она кивнула и добавила поспешно:

– Мне пора, – и, выбравшись из бассейна, вытерлась полотенцем.

– Меня зовут Макс Фабиан. Я работаю у мадам, но мне кажется, что тебе не следует уходить только потому, что я пришел поплавать. Нам обоим тут хватит места.

– Пэтси ждет меня к завтраку.

– Пэтси?

Она не ответила, лишь испуганно сунула ноги в шлепанцы, и еще раз спросила:

– Вы в самом деле ничего не скажете?

– Давай заключим договор, – предложил он, протягивая руку, – и больше не будем возвращаться к этому разговору.

Она c облегчением приняла его руку. Рукопожатие девочки оказалось неожиданно крепким для ее возраста. На вид ей около двенадцати.

– Спасибо, – сказала девочка, и, убегая, улыбнулась в первый раз за весь их разговор.

«Что за странная маленькая чудачка», – подумал Макс, с разбега прыгая в воду. И еще Макс подумал о том, какого страха нагнала на девочку Ева. Но, проплыв положенное число раз, начисто забыл о случившемся, и он забыл об этой встрече до того момента, когда встретился с девочкой снова.

Это произошло после того, как Макс отправился вместе с Евой проверять новую линию, на которую они возлагали большие надежды. Ева осталась довольна увиденным. Макс надеялся, что после этого он сможет поехать домой, чтобы провести несколько дней в кругу своих близких. И уж меньше всего он ожидал того, что произошло после их возвращения на виллу.

Ева пригласила Макса к себе и предложила открыть бутылку шампанского, чтобы отметить успешное начинание. На широкой белой кушетке места было достаточно, но Ева села очень близко от него – ее аромат, как сеть, накрыл Макса. Руки Евы порхали вокруг него, словно бабочки. Макс откашлялся, пытаясь прочистить вдруг пересохшее горло. Ева нежно приложила руку к его губам, не говоря ни единого слова, заставила подняться и взяла за руку так, как это делала мать, когда водила его в школу. Они оказались в ее спальне, где горел только ночник, а постель была похожа на облако, залетевшее в комнату. Ева начала раздевать Макса. Наверное, в первый и последний раз в своей жизни он словно язык проглотил, чувствуя себя таким же школьником, как много лет назад, не в силах оторвать глаз от ее гипнотизирующих глаз и улыбки, игравшей на губах Евы. Улыбки, олицетворявшей Вечное и Непреходящее. Раздев Макса, Ева набросилась на него, как набрасывается хищник на добычу, предвкушая удовольствие.

Она гладила его, прижималась к нему, скользила пальцами по телу, заставляя вздрагивать каждый мускул. Мягкие ладони пробежали по сильным плечам, груди, по соскам, и, мягко сжав их, Ева заурчала, как кошка. Пройдя по всему телу, она не дотронулась только до единственного места, которое уже наполнялось болезненным желанием в предощущении мучительно-сладостных прикосновений ее нежных, как шелк, пальцев. Но она коснулась этого места не пальцами, а губами.

Макс почувствовал себя так, словно из него выкачали воздух. В Колумбийском университете была одна девица, которая умела проделывать то же самое, что и Ева, и об искусстве которой рассказывались легенды, но в сравнении с Евой она была ничто. Если бы он решил обобщить весь накопленный им к двадцати пяти годам опыт сексуальной жизни, представив его в виде сада, то появление в нем Евы можно было бы сравнить с появлением редкого экзотического растения. Многие всю жизнь кладут на поиски его, но так и не находят. Макс словно перестал существовать сам по себе – он превратился лишь в сосуд, вмещавший то, что с таким наслаждением смаковала Ева. Его бедра непроизвольно дрогнули, когда Ева издала горловой звук. Она позволила ему расслабиться, и его обмякшее тело рухнуло на кровать. Он лежал беспомощный и обессиленный, словно младенец. Впервые в жизни женщина полностью завладела им, забавляясь и получая от этого наслаждение, словно он был игрушкой в ее руках.

Ева тоже сбросила с себя одежду и легла рядом на кровать, положив голову ему на плечо, и, улыбаясь, глядела на него все тем же хищным взглядом.

На многих языках умела говорить эта женщина, но родным для нее был язык без слов.

– Каким образом тебе удается творить такое? – пробормотал он, когда наконец смог заговорить.

– Какое это имеет значение? Главное, что я умею это. Ну а теперь, после того, как я показала тебе, на что способна, почему бы и тебе не продемонстрировать свое умение?

Он мужественно взялся за дело и каким-то чудесным образом ухитрился оказаться на высоте положения, хотя она выжала его досуха, почище, чем центрифуга, вращающаяся со скоростью тысяча двести оборотов в минуту. Она помогла ему, пробежав пальцами по всему телу, словно опытный настройщик, а когда он был готов, продолжила любовную игру, превзойдя все юношеские мечты Макса о полноте сексуального наслаждения. Все происходило в полном молчании – слышались только резкое прерывистое дыхание и вздохи, переходящие у Евы в рычание. Как железным обручем она обхватила ногами бедра Макса, так что дышать было трудно, и все равно он двигался и двигался, все ускоряя темп. Один взрыв следовал за другим, и каждая новая волна увлекала его за собой выше и выше, словно закипающий гейзер. Он не мог сказать, как долго это продолжалось… Казалось – целую вечность. Пока наконец подхваченный последним взрывом, он и сам не ощутил, что его семя извергается с такой же неудержимой силой.

Опустошенный, в полном изнеможении, Макс откинулся на подушку, готовый забыться, но трепетные пальцы Евы подсказали ему, что это еще не все.

Не слишком владевший искусством любви, Макс очень быстро начал усваивать урок, подчиняясь тому, чего требовала от него Ева. Она объясняла, где и как он должен ласкать ее, и ему, очевидно, удалось проделать это правильно, потому что рычание Евы перешло в такие неистовые вопли, что у Макса промелькнула мысль о том, как бы горничная, испугавшись, не вызвала полицию. Наконец Ева достигла предела. Она сжала ногами шею Макса с такой силой, что он почувствовал, что она может задушить его. Бедра ее яростно трепетали. Несколько последних ударов, и наступил штиль… Макс приподнялся, чтобы глотнуть воздуха, оглядел затуманенным взглядом наконец-то удовлетворенную женщину и тут же провалился в сон, успев лишь подумать: «Вот и кончен первый урок».

На следующий день, как он считал, урок получит продолжение, но Ева, которая ни словом, ни жестом не признала перемены в их отношениях, просто попрощалась с ним, пожелав спокойной ночи.

Через некоторое время компания снова отмечала очередную победу, и Ева вновь удостоила его своим вниманием. И Макс понял, что она использует его для того, чтобы в полной мере пережить триумф. Жизненный успех Ева неразрывно связывала с сексом. Позже Макс понял, что его просто используют с таким же хладнокровием, как все и вся, и восторг прошел. Так что когда, отправляясь на очередной уик-энд, Ева собрала компанию весьма привлекательных мужчин, Макс только вздохнул с облегчением. У него не было ощущения, что его бросили или дали отставку. Он вовсе не прочь был остаться в одиночестве, холодно отдавая себе отчет в том, что, находясь в услужении, он и своих целей достигает. «Зарплату ведь она мне повысила, так? И я, что там ни говори, это заслужил».

В те дни, когда мадам отправилась со своими новыми приятелями, Макс обнаружил таинственный, уединенный мир на верхнем этаже виллы. И этот зачарованный мир показался ему более привлекательным, чем Ева и все ее сексуальные упражнения.

Всю субботу шел дождь. Макс сидел за столом, не отрываясь от бумаг, всю первую половину дня, за исключением короткого перерыва на ланч, который ему подали прямо в комнату. Только в четыре часа он встал, потянулся и с удовольствием представил, как пойдет прогуляться. Но, выглянув в окно, увидел, что моросивший дождь перешел в ливень. Это означало, что прогулку придется отменить. Макс задумчиво смотрел сквозь завесу дождя на виллу, которая открывалась его взору, и тут обратил внимание на свет, горевший в окнах последнего этажа. Несколько раз Макс отмечал про себя, что видит его, но только сейчас вдруг задумался, а кто там может быть?

Он знал, что было на первом этаже – столовая, две гостиные для приема гостей, большая библиотека, плюс кабинет Евы и рядом еще один кабинет, который он делил с ее секретарем.

Следующий этаж предназначался для танцев – самый центр, а оба крыла занимала Ева, комнаты которой были убраны зеркалами, шелком и бархатом – как в Голливуде, всегда думал Макс. Так, как девочка из провинциального городка представляет себе жизнь богатых людей. Ему казалось странным, что Ева с ее безошибочным чувством цвета в том, что касалось кремов, ее изделий, проявляет такую безвкусицу в убранстве дома.

Далее шли комнаты для гостей, каждая оформленная на свой манер: стиль английского загородного домика где-нибудь в сельской местности и испанская гасиенда, французский ампир и стиль модерн. Далее шел этаж, где находилась его спальня и комната секретаря Евы, – ничего особенного, никакой роскоши и великолепия, царивших на первых этажах. Полы здесь не были устланы коврами – просто отполированный паркет и не более. Ванные тоже самые обычные, а не из фарфора, украшенного цветами. Здесь царили изделия массовой продукции, а не уникальные произведения искусства. «В этой части дома ни на кого не требовалось производить впечатления», – холодно подумал Макс, пробираясь по своему этажу к деревянной лестнице, что вела на следующий этаж. Там все было отделано еще более скромно, если не сказать больше. Стены выкрашены белой краской, окна с арками наверху напоминали чем-то окна заурядного учреждения. Вдоль длинного коридора располагались двери подсобных помещений. Он открыл одну – там стояли дорожные сумки и чемоданы. В другой – сваленная в беспорядке ненужная мебель, которую можно было использовать для комнат обслуживающего персонала. И тогда Макс двинулся в ту сторону, откуда слышался детский смех. Он дошел до последней двери коридора и снова услышал смех, а затем знакомый голос проговорил:

– Мне очень понравилось про герцогиню, а особенно то место, где младенец превратился в поросенка.

«Кто-то читает «Алису», – догадался Макс. В детстве это была его любимая книга.

Он открыл дверь и увидел большую, просторную, но очень уютную комнату с круглыми окнами. Посередине стоял стол, покрытый скатертью. На полках шкафа теснились книги. Из-под старомодного абажура проливался неяркий свет. В камине весело горел огонь. В большом кресле у камина сидела женщина средних лет, а рядом с ней, на полу, устроилась девочка с книгой – та самая, с которой он встречался в бассейне. Обе с удивлением посмотрели на вошедшего.

– Ну вот, мы и встретились снова, – проговорил Макс. – Так вот где ты прячешься…

Девочка вскочила и отступила за кресло, словно ожидая нападения.

– Я прогуливался здесь, – мягко пояснил Макс. – В такой дождливый день в сад не выйдешь. Меня зовут Макс Фабиан.

Женщина, к которой он обратился, чтобы представиться, кивнула, но своего имени не назвала.

– Вообще-то по этому этажу не принято ходить, – ответила она, и в голосе ее послышалось предупреждение.

– В самом деле? А мне никогда не говорили об этом. У вас что – карантин?

– Да, Алекс недавно переболела корью и еще не совсем поправилась, – сказала женщина таким тоном, что у него не оставалось никаких сомнений насчет того, что она лжет. Он успел заметить, как женщина сделала легкое движение, подавая девочке знак молчать.

«Вот как, – подумал Макс, сгорая от любопытства. – Интересно, интересно…. Девочка, которую прячут на верхних этажах… Одета чисто, аккуратно, но платье не новое. Туфли вычищены, но тоже не вчера куплены. Скромно, неброско. Не сравнить с тем, что покупалось маленькому Кристоферу в самых модных магазинах всего мира. – Макс сам оплачивал счета и хорошо знал, во что обходятся эти покупки. – Очевидно, что одежда девочки приобретена в самых дешевых универсамах. Какая-то бедная родственница. Вряд ли… Ева не из тех, кто способен на благотворительность. У него существовал строгий приказ сжигать любые просьбы о помощи, которые поступают на ее имя. Тогда кто же эта девочка? И почему живет здесь? Почему ее никогда и нигде не видно? Почему она смотрит на него с таким испугом, как смотрела и тогда, когда они столкнулись в бассейне? Девочка боится, что я расскажу о встрече с ней Еве. Они обе боятся…»

– Я болел в детстве корью, так что мне ничто не грозит. Но вы, наверное, боитесь, как бы не заразить маленького Кристофера. Так что я зайду к вам в другой раз…

Он повернулся, чтобы выйти, но тут женщина окликнула его:

– Мистер Фабиан… пожалуйста… – Она облизнула пересохшие губы. – Я бы попросила вас никому не говорить о том, что вы были здесь. – Это была и просьба и предупреждение одновременно.

– Разумеется, – заверил он ее. – Я унесу тайну с собой в могилу. – И снова улыбнулся им, перед тем как закрыть дверь.

– О Боже! – пробормотала миссис Паттерсон.

– Он хороший, – успокоила ее Алекс. – Он мне понравился.

– Но, насколько я слышала, он очень близок мадам.

Ни та, ни другая никогда не называли Еву по имени.

– Он не скажет, я знаю, – убежденно сказала Алекс, помня, как он выполнил свое предыдущее обещание.

– Да я и не думаю, что расскажет… Но его удивило то, что он увидел. Все молодые люди так любопытны. Он начнет расспрашивать…

Но Макс не стал никого ни о чем расспрашивать. Вместо этого он принялся наблюдать и обнаружил немало того, что примечал уже и прежде, но не придавал значения. Теперь ему бросились в глаза подносы, на которых куда-то уносили еду. Он то и дело ловил намеки, которыми слуги обменивались в его присутствии. Они сами были уверены, что Макс их не поймет. Но он со свойственной ему дотошностью уже научился понимать швейцарский диалект немецкого языка, хотя сам говорил на нем не слишком хорошо. Упоминали обычно об «этом бедном ребенке наверху», которому «видит Бог, достается так мало» и который «заслуживает гораздо большего». А фрау Герблер – кухарка – снаряжая поднос наверх, постоянно старалась подлить побольше супа или положить на тарелку лишний кусок кекса. Макс стал чаще бывать на кухне – слуги всегда знают правду о том, что творится в доме. Вначале они его чурались, но вскоре поняли, что он не шпион мадам и его нечего опасаться, и стали чувствовать себя свободно в его присутствии. Так Макс узнал о том, что наверху существует особая жизнь. Но, кроме этого, ему ничего не удалось выяснить. О жильцах верхнего этажа заботились, их кормили, у них убирали, но о них предпочитали не говорить. Казалось, все прекрасно понимали, что от умения держать язык за зубами зависит, будут ли их держать. «Почему такая тайна? – размышлял Макс. – Чего боится Ева?» У него не было никаких сомнений в том, что ребенок находится здесь по какому-то уговору, – Ева не терпела никаких обязательств или ответственности.

Кто эта девочка? Племянница? Незаконная дочь? Тогда она как-то связана с пожилым человеком, который время от времени наведывается к Еве с единственной, как понял Макс, целью – увидеть девочку.

Вскоре удалось выяснить, кто он такой – пастор из церковного прихода в Женеве, относящегося к некой суровой лютеранской секте. Макс также заметил, что его визиты всегда неизменно раздражали Еву, которая после них долго пребывала в дурном настроении. Стало быть, пастор проверяет, как она обращается с ребенком. Но почему?.. Есть кто-нибудь, кто мог бы ответить на эти вопросы?..

Одной из обязанностей Макса было рассчитываться с домашней прислугой. Макс выдавал наличные всем, кроме Жака, дворецкого и Цезаря, шеф-повара, которым выдавались чеки. Все, получившие жалованье, проверяли содержимое своих конвертов, прежде чем расписывались в бухгалтерской книге. Эта-то книга и стала источником новых открытий. Просмотрев записи прежних лет, Макс выяснил, что Жак служит на вилле дольше, чем кто-либо из слуг, – с того самого момента, как Ева купила ее в 1961 году, то есть восемь лет назад. Все прочие слуги появились позже, лет пять назад – до них работали другие люди. Кроме того, в книге не было ни единого упоминания о гувернантке. Жалованье ей выплачивалось не из расходов на содержание дома.

Максу удалось выяснить, что Маргарет Паттерсон приняли на работу шесть лет назад. Но она числилась в списке служащих косметической компании и получала зарплату в Женевском банке. Нигде не было никакого упоминания о ребенке, которым она занималась. Существовала запись о некой мисс Уилсон с пометкой против ее фамилии – няня.

Чопорная и церемонная швейцарская няня, которая ухаживала за Кристофером, звалась Келлер. Мисс Уилсон, как и миссис Паттерсон, получала деньги от компании. Значит, она тоже приглядывала за Алекс? Но означает ли это, что няня, гувернантка и девочка появились в доме в одно и то же время? Если да, то откуда они взялись? И чем же эта девочка так не угодила мадам? Кем бы она ни приходилась Еве, было совершенно очевидно, мадам не желала видеть ее.

Максу также удалось выяснить полное имя девочки и ее фамилию. Он дождался, когда девочка с гувернанткой отправилась на прогулку, и поднялся наверх. Там, в шкафу, Макс быстро просмотрел книги, стоявшие на полках. И вскоре нашел то, что искал. На некоторых из них детским почерком было выведено – Александра Мэри Брент. А на одной была сделана надпись взрослым почерком: «Алекс – в день ее десятилетия от любящей Пэтси» и дата, которая указывала, что книгу дарили два года назад. «Это означало, что Алекс Мэри Брент должно исполниться двенадцать лет, – с удовлетворением заключил Макс. – Ну вот, теперь у меня уже есть хоть что-то». На выяснение «хоть чего-то» у него ушло три месяца.

Вскоре ему пришлось ехать с Евой в Лондон не только для того, чтобы проверить, как идет работа в салоне, но и посмотреть фабрику в Эктоне. Выкроив свободную минуту, Макс тотчас отправился в Соммерсет-хауз и там наткнулся на золотую жилу. Как было записано в свидетельстве о рождении, Александра Мэри Брент родилась 18 августа 1957 года и являлась дочерью Джона Брента – школьного учителя – и его жены Евы Брент, урожденной Черни. Макс настолько опешил при виде метрики, хотя и ожидал увидеть нечто в этом роде, что некоторое время сидел и тупо смотрел на бумагу, не веря своим глазам. Оказывается, Ева вышла замуж не во второй, как она уверяла, а в третий раз. Придя в себя, он записал адрес семьи Брентов и прямо из Соммерсет-хауза отправился в Южный Уимблдон, где быстро нашел нужный дом. Остановившись на противоположной стороне улицы, он долго разглядывал двухэтажный домик с наглухо задернутыми ситцевыми занавесками, плотно запертой дверью и неприметным газоном. За то время, пока он сидел в машине, никто ни вошел и не вышел из дома. Однако изучение списка жильцов показало, что в доме номер двадцать семь обитает госпожа Мэри Брент.

Все это настолько занимало его, что вечером, когда Макс отправился с Евой на коктейль к американскому послу, он получил от нее выволочку за рассеянность.

– Перестань глазеть по сторонам, – прошипела Ева сердито. – Будто ты и сам не знаешь, что я терпеть не могу, когда кто-либо показывает, будто ему скучно со мной.

Макс встряхнулся, но позже, когда Ева дала понять, что ей хотелось бы остаться наедине с послом, удалился в соседнюю комнату. Кто же она на самом деле? Почему абсолютно игнорирует существование дочери и при этом так самозабвенно занимается сыном? Почему держит девочку на положении узницы? Почему стыдится ее и не желает, чтобы другие знали о ней? Кем был Джон Брент? Еще совсем недавно Максу казалось, что он знает всю подноготную Евы. И вот обнаруживается, что нечто очень важное ускользнуло. Может быть, и не только это?

Но его волновало даже не наличие тайных страниц в ее жизни. Он с глубоким сочувствием думал о девочке. «Бедная девочка! Такое славное, чистое создание неизвестно почему вынуждено терпеть столь несправедливое отношение к себе. И гувернантка тоже. Вот почему они остерегались разговаривать со мной». И Макс решил, что должен непременно как-то скрасить их жизнь и постараться подружиться с Алекс. Ему всегда нравились дети и он мечтал о том времени, когда заведет свою большую семью. А пока… пока он чуть ли не со злостью смотрел, как Ева кокетничает, как обычно, то с одним поклонником, то с другим. «Ничего, я выведу тебя на чистую воду», – думал он зло.

В Швейцарию они вернулись только три месяца спустя. За это время Максу удалось разузнать, что Ева вышла замуж за Кристофера Бингхэма, якобы первым браком, нарушив закон штата Нью-Йорк, объявив себя незамужней и бездетной. «Похоже, Кристофер Бингхэм и не подозревал ни о чем, – решил Макс. – И могу заключить пари с кем угодно, что я единственный человек, которому стало известно об этом. И все только благодаря моему длинному носу. Тот старик-пастор, что приходит в дом, проверяет, живет ли девочка с матерью. Вот почему Еве приходится мириться с ее присутствием – у нее нет выхода.

Как только мадам уехала с виллы, на сей раз в клинику для обследования, Макс, покончив с делами, тотчас отправился «в заповедную зону», на верхний этаж дома.

– Я так и сказала Алекс, что вы непременно захотите все выяснить – такая уж у вас натура, – сухо встретила его Маргарет Паттерсон.

– Вы не ошиблись. Как видите, времени на это ушло довольно много. Эта тайна была скрыта за семью печатями.

– Все служащие прекрасно знают, что произойдет, если станет хоть что-нибудь известно об этой истории.

– Почему? – искренне удивился Макс.

Пэтси покачала головой.

– Понятия не имею. Знаю только, что она не может никуда отправить девочку. Чтобы скрыть какие-то события в ее прошлом, мадам приходится мириться с присутствием Алекс.

– Алекс знает, что мадам – ее мать?

– Знает, но никаких чувств к ней, кроме страха, не испытывает. Для нее мадам – вроде Снежной Королевы.

– Но ведь Снежная Королева – красавица, так что сравнение лестное.

– Едва ли, Алекс не думает о ее красоте. Видели бы вы, какой ужас нагоняет на девочку мадам. Откровенно говоря, я сама побаиваюсь ее и не чувствую себя в безопасности.

– Наверное, Алекс похожа на своего отца.

– Я знаю о нем только по ее рассказам. В глазах Алекс – это самый добрый, самый великодушный и самый лучший человек на свете. С его смертью она потеряла все. А потом от нее оторвали тех, кого она полюбила, когда ее привезли сюда.

– Чистка персонала связана с каким-то происшествием?

– Она поувольняла всех за нарушение неписаных правил. А для Алекс это стало еще одним страшным ударом. Еще одной потерей дорогих ее сердцу людей. Вот почему мне так хотелось дать ей уверенность в наших крепких и прочных отношениях…

– Возможно, мне тоже удастся установить с ней добрые отношения. У меня есть сестры, так что я знаю, как завести с ней дружбу…

– А сколько вам лет? – поинтересовалась Пэтси.

– Двадцать шесть.

– Тринадцать лет разницы – это очень много даже для старшего брата.

– Моя тетя Розина на двадцать лет старше моего отца.

Пэтси с удивлением оглядела его:

– Конечно, это не мое дело допытываться…

– А почему бы и нет? – весело отозвался Макс.

– Потому что вы так же, как и я, состоите на службе у мадам. Мы с вами играем в опасные игры. Вам и без меня хорошо известно, насколько вспыльчива наша хозяйка.

– Конечно. До тех пор, пока я устраиваю ее, – все идет хорошо. Но если произойдет какой-то сбой, какая-то серьезная оплошность, она тотчас выкинет меня, не задумываясь. Я это понимаю, я достаточно хорошо изучил ее. А иначе я бы так долго не продержался.

– Верно. Вы – самый близкий ей человек.

– И я намерен и дальше пребывать в этом качестве.

– Я научилась ни на кого не рассчитывать в этом доме, – проговорила задумчиво мисс Паттерсон.

– Ну уж на то, что мадам уехала на пять дней, рассчитывать мы можем. Почему бы нам не воспользоваться этим и не взять Алекс куда-нибудь? Вы поедете с девочкой куда-нибудь, а я потом присоединюсь к вам.

– Она будет в восторге. Время от времени мы делали такого рода вылазки. Я возила ее в Тонон, где у меня есть небольшой домик.

– А как вы оказались в Швейцарии? Вы ведь англичанка?

– Да, так получилось, что много лет назад я начала заниматься с сыном одного очень богатого швейцарского предпринимателя. Мальчик был утонченный, и его не хотели отправлять в школу. Я занималась с ним двенадцать лет. И когда уходила от них, мои хозяева купили в подарок небольшой домик. Но мне было скучно сидеть без дела, поэтому я приехала сюда, когда получила приглашение давать уроки Алекс. Сначала я приходила только на занятия. А после того как няня Уилсон уехала, я осталась здесь жить.

– Но когда Алекс придет время поступать в колледж – о чем вы, как я понял, мечтаете, – вы останетесь без работы.

– Думаю, к тому времени у меня будут предложения. А если нет, что ж – буду жить в своем домике. Мне ведь в конце концов уже пятьдесят.

– Вам не дашь столько.

– Благодарю, – мисс Паттерсон бросила на него быстрый взгляд, – но вообще-то я не придаю такого уж значения тому, как выгляжу.

Макс в шутливом ужасе поднял руки:

– Измена в собственном доме. Слышала бы вас мадам!

– Тем не менее… и Алекс я всегда внушала, что главное – не то, как выглядит человек.

«Весьма разумно, – подумал Макс, – учитывая, что Алекс уродилась не в мать».

– Итак, где мы с вами встретимся? – вернулся Макс к прежней теме. – Вы знаете эти места лучше меня…

С тех пор так оно и повелось. Они выезжали все дальше и дальше, когда Макс не путешествовал с мадам. А когда он отправлялся в очередную деловую поездку, то отовсюду слал им открытки. Вскоре у Алекс их набрался полный альбом. Пэтси осторожно намекнула ей, что не следует держать альбом на видном месте.

– Это маловероятно, но вдруг мадам когда-нибудь вздумает подняться сюда… Лучше, если мы уберем альбом подальше с глаз.

Интерес и внимание Макса наполняли Алекс покоем и уверенностью в себе. Она собирала его открытки, читала и перечитывала письма, написанные ей, приходила в восторг от подарков, которые он тайно привозил отовсюду. С нетерпением прислушиваясь, не раздаются ли его шаги на лестнице, Алекс отмечала в календаре красным карандашом те дни, когда он приезжал.

Два года им удавалось играть в эту опасную игру. Но однажды, столкнувшись в Тононе с горничной, приехавшей навестить родных, Пэтси и Макс поняли, что прислуга в доме знает обо всем и преданно хранит их секреты.

Пэтси была счастлива, видя, как радость озаряет лицо Алекс, которая теперь уже не так остро переживала свое одиночество. Макс сумел расколоть скорлупу отчуждения, научил без слез и обид относиться к шуткам, купил ей первый велосипед, научил кататься, сделал первоклассной пловчихой. И, завидев его, Алекс мчалась навстречу с распростертыми объятиями, с сияющим лицом, а Макс, подхватив девочку, начинал кружить. Только с Максом, не считая, конечно, Пэтси, Алекс забывала о привычной осторожности.

Зато когда в доме появлялась Ева, Алекс сжималась и затихала, словно кто-то отдавал ей команду: «В укрытие!»

В конце мая 1971 года Ева оказалась в Беверли-хиллз на ужине у своей подруги, муж которой был голливудским продюсером. И там она встретила человека, который стал ее третьим «официальным» мужем. В то время Рик Стивенс считался бесспорным секс-символом голливудского кино. Он был не очень высок ростом и отнюдь не могучего телосложения, но после третьего фильма его чеканный профиль, сияющие голубые глаза, загадочная улыбка и лениво-чувственные движения принесли создателям фильма несколько миллионов долларов дохода. Роли он выбирал однотипные: легкомысленный богатый молодой человек, перед которым стелются все женщины.

Еву раньше не особенно привлекал тип мужчины-мальчика. Но что-то во взгляде, который бросал на нее из-под своих длинных ресниц этот мужчина, вызывало дрожь. Макс после тех уроков, что преподала ему Ева, вполне устраивал ее, но она нарушила правила, которые сама установила: никогда не связываться со своими же служащими. Не будь услуги Макса столь незаменимы, она бы уже давно избавилась от него, но, к счастью, Макс оказался реалистом. Их отношения после случившегося остались такими же, как были прежде. И Ева поняла, что может доверять ему полностью и во всем – он не выдаст ничего, и то, что может как-то повредить ей в глазах общества, никогда не выплывет наружу.

Рик Стивенс в этом смысле был совсем другим. У него уже было имя. И несмотря на свое юношеское обаяние, он слыл крепким орешком. Когда их познакомили, он кивнул и быстро окинул ее откровенно оценивающим взглядом своих лучистых глаз – в них выразилось столь же откровенное одобрение. И это взволновало ее. Она ощутила прилив желания. Когда их глаза снова встретились, ее будто током ударило. Сомнений не было: Рик ее заинтересовал. Весь вечер она ощущала невидимую связь, что установилась между ними. Поэтому она без колебаний села к нему в машину и не выразила ни малейшего протеста, когда Рик свернул к своему дому, который находился в каньоне Хоумби-хиллз. Жил он уединенно, деревья укрывали особняк от любопытных взглядов.

Едва переступив порог и увидев убранство дома, Ева поняла, что сделала верный выбор. Вся обстановка говорила: к сексу хозяин относится серьезно.

Одну из стен гостиной занимала тибетская живопись. Рик Стивенс объяснил, что на картинах изображен рай, в котором боги и богини сливаются в любовном экстазе. На полках стояли ряды японских книг с изысканными гравюрами. На них были изображены любовники в самых немыслимых эротических позах. На кофейном столике стояла статуэтка божества с бычьей головой и множеством рук. Скульптура была небольшой – дюймов восемнадцать в высоту, но вздыбленный красный фаллос идола достигал, наверное, шести дюймов и был нацелен на женщину, лежавшую на спине, с раздвинутыми ногами, готовую принять его. Ее жаждущий взгляд был устремлен на фаллос.

– Индия, двенадцатый век, – пояснил Рик, наблюдавший за ней. – Совокупление – суть мироздания, не так ли? Ведь оно творит жизнь.

– В самом деле, – пробормотала Ева, чувствуя, как вся она вспыхнула и как увлажнилось ее влагалище.

Рик повел Еву дальше, показывая одно за другим свои сокровища, вид которых все больше и больше возбуждал Еву, так что она, не выдержав, спросила его, где находится ванная комната.

Он проводил ее и закрыл за ней дверь с загадочной улыбкой, после чего, беззвучно насвистывая, распустил узел галстука и направился в спальню.

Выйдя из ванной, Ева обнаружила, что весь дом погружен в темноту и слабый свет мерцает только в самом конце коридора. Она двинулась в эту сторону и замерла на пороге комнаты – дыхание у нее перехватило от очередного приступа неконтролируемой волны желания при виде того, что открылось взору. Ева сжала кулаки, тело ее напряглось – она с трудом сдерживала себя.

Совершенно обнаженный Рик сидел в позе лотоса на каком-то возвышении, перед огромным ложем. Ладони его покоились на раздвинутых в стороны коленях. Глаза оставались закрытыми, но он услышал, как она вошла, и мягко приказал:

– Разденься.

Она тотчас подчинилась. Повисшая в комнате тишина нарушалась только шелестом ткани и прерывистым дыханием. Раздевшись донага, Ева замерла в ожидании. Впервые за долгое время она снова оказалась в положении ведомого, но смирилась с этим, четко осознавая, что ей предстоит испытать нечто новое и необычное в известной уже ей области. Наконец Рик открыл глаза и подал ей знак подойти ближе. Он не улыбался, оставаясь отрешенным и серьезным. Ева подошла к нему, и снова у нее перехватило дыхание оттого, что его мужская плоть, будто почувствовав приближение, вздрогнула и поднялась навстречу. Она замерла, не в силах оторвать глаза от перламутровых переливов его фаллоса, и покорно ожидала следующих указаний. Он сделал знак подойти еще ближе. Ева поднялась на возвышение и встала прямо перед ним. – На колени, – негромко приказал он.

Она встала на колени.

Рик вытянул вперед руки, схватил ее за локти, словно она была тряпичной куклой, и приподнял. Ева развела ноги, и, когда он опустил ее, мужская плоть вошла в нее так глубоко, что показалось, словно она коснулась сердца. Никогда до того дня ни один мужчина не заполнял ее с такой полнотой. Ева вцепилась ему в плечи, такие же твердые, как и его мужское естество. Несомненно, он очень много тренировался. Глубокий, протяжный стон вырвался из уст Евы, ощущавшей, как заполняется ее тело, как дрожит каждый мускул. И когда она села ягодицами на бедра Рика, обхватив его ногами и скрестив их у него за спиной, его плоть начала входить и выходить из нее, в то время как тело оставалось почти неподвижным. Ева полностью отдалась во власть мужчине, подчиняясь каждому его движению – легкому подталкиванию или давлению, – и тяжелый, давящий жар начал сгущаться где-то внутри ее. Без всякого усилия, не встречая сопротивления, его плоть проникала в такие потаенные места ее тела, о существовании которых, казалось, она доселе и не подозревала сама.

Рик не сделал ни единого резкого, грубого движения, он напоминал огромное мерно вздымающееся море. Каждая новая волна доставляла ей все большее и большее наслаждение, и наконец Ева ощутила состояние невыносимого экстаза. Бедра ее дрожали, голова запрокинулась, рот открылся. Никогда еще она не переживала такого глубокого возбуждения, пронизывающего каждую клеточку тела. Он же сидел совершенно неподвижно, с закрытыми глазами, поддерживая ладонями ее горячие ягодицы. Только легкое свистящее дыхание указывало на то, какие усилия он прилагает, чтобы сдержать себя. И то, что он делал это ради нее, возбуждало еще больше.

Казалось, что он буквально врос в нее и они превратились в единое целое. Оргазм был таким бурным, таким мощным, всепоглощающим, что она уже не видела ничего вокруг, сосредоточившись только на том, что бушевало внутри. Даже если бы кто-то выстрелил прямо у нее над ухом, она вряд ли услышала бы звуки. С каждым новым оргазмом мужская плоть замирала в ней, проникая в самую глубь тела так, что она едва не теряла сознание от невыносимого блаженства. И только после того, как она пережила последнее головокружительное содрогание, совпавшее с его завершением, она смогла взглянуть на него. Он настолько заполнил все ее существо, что только сейчас Ева поняла, что Рик имел в виду, когда говорил о Сути Жизни.

Уже засыпая, расслабленная и изнемогшая, она осознала, что ей дали испытать такие сексуальные переживания, каких она еще не ведала. В первую же встречу он совершенно покорил ее.

Их связь стала гвоздем сезона. На виллу «Парадиз» они приехали уже вместе. Горничные просто остолбенели при виде избранника мадам.

– Ну, ну, – иронически заметил Макс, разглядывая нового приятеля Евы, – до чего же хорошенький мальчик.

– А я подумала, что это гангстер, – сказала Алекс. Макс довольно много рассказывал ей о новейшей истории Америки.

– Если я, конечно, не ошибаюсь, он производит впечатление вполне заурядного человека.

– Почему ты так решил?

– Я довольно хорошо знаю такой тип людей, – ответил Макс, отодвигаясь от окна, откуда они наблюдали за приехавшими. – Ну что ж, мне пора идти. Надо подготовиться к встрече. Пока, малыш. Я появлюсь, как только смогу… – Он поцеловал ее в макушку и вышел, насвистывая.

– Тебе кажется, он хорошенький? – спросила Алекс Пэтси, удивленная тем, что такое определение употребляется по отношению к мужчине.

– В общем-то, да, – ответила Пэтси. – Светлые волосы, голубые глаза, во всяком случае, не агрессивный тип мужчины.

– А Макс хорошенький?

– Нет… – Пэтси рассмеялась… – Вот уж о ком этого не скажешь.

– Макс в тысячу раз лучше.

– С этим я согласна, – сказала Пэтси. – А теперь пора вернуться к немецкому.

Рик Стивенс провел у нее выходные дни и вернулся в Голливуд на пробы нового фильма. Ева переменила свои планы и вместо того, чтобы задержаться на вилле еще на пару недель, улетела вместе с ним в Калифорнию. Макс заказал для них номер в отеле «Беверли-хиллз», но как вскоре стало известно, вопреки обыкновению, Ева перебралась в большой дом Рика.

И Макс был единственным человеком, который нисколько не удивился тому, что после пробных съемок в Аризоне Ева и ее мальчик вылетели в Лас-Вегас и там поженились. Правда, было кое-что на этот раз, что заставило его насторожиться. Прежде, куда бы ни отправлялась, Ева всякий раз брала с собой фотографию Кристофера Бингхэма-старшего – она всегда стояла на ее столике у кровати – даже тогда, когда она была замужем за князем. На этот раз, как заметил Макс, она оставила портрет дома. Более того, фотография оказалась на самом дне выдвижного ящичка, завернутая в шелковую материю. «Боюсь, ты совершаешь ошибку, княгиня, – подумал Макс, сравнивая портреты первого и четвертого мужа мадам. – Единственное их сходство – белокурые волосы, вот и все. Рик потрепан, как старый и, не исключено, фальшивый доллар. Ладно, ничего не поделаешь, время покажет».

Ева оставалась в Америке все время, пока мужа снимали. Сама же она занималась делами, которые приносили ей все больше дохода. Она открыла новый салон в Палм-бич и новую клинику в Cкотсдейле, штат Аризона, но все же большую часть времени она проводила с мужем. И всевидящий и всезнающий Макс пришел к выводу, что она выглядит как женщина, полностью удовлетворенная жизнью. Слегка остекленевшие затуманенные глаза выдавали человека, совершенно поглощенного любовными играми. Так что Маку пришлось взять на себя управление империей Евы. Она предоставила ему карт-бланш, Макс много разъезжал по делам, которые Ева прежде предпочитала устраивать сама. Вот почему он оказался в Австралии – за несколько тысяч миль от Евы, когда «хорошенький мальчик» наконец снял маску.

После окончания съемок Ева приехала с мужем на виллу, чтобы немного побездельничать, позагорать, повидаться со знакомыми, но главным образом, безраздельно насладиться его обществом.

В эти ясные жаркие дни вода в озере приобретала глубокий синий цвет и блестела, как зеркало. И настроение Евы, под стать погоде, было солнечным – ни единое облачко не предвещало непогоды. Даже обычный визит мистера Дитриха не поколебал того блаженного состояния полного сексуального удовлетворения, в котором она пребывала все эти дни. «Вот мой садик, вот мой сад», – промурлыкала Ева, глядя, как обнаженный муж входит в гардеробную. Он, по привычке, вставал очень рано, поскольку во время съемок приходилось приезжать на студию часам к шести утра. К тому же Рик считал, что сон – напрасная трата времени. Ему хватало шести часов для отдыха, но он вполне мог обходиться и пятью, и четырьмя. Ева взглянула на часы – стрелки показывали семь утра. Она перевернулась на другой бок, укрылась покрывалом и приготовилась поспать еще пару часиков. Когда ей не надо было заниматься делами, она всегда спала подолгу – часов до десяти, а сейчас ей особенно хотелось отоспаться – слишком уж бурными были их ночи.

Алекс сидела на краю бассейна, пытаясь отдышаться, когда увидела мужчину в коротком купальном халате. Она стремительно вскочила, но было поздно. Он успел заметить ее.

– Привет, – сказал он точно так же, как некогда сказал Макс. – Ты кто такая?

– Меня зовут Алекс, – ответила она точно так же, как ответила тогда Максу. – Моя мама работает здесь.

– Я вижу… ты уже плавала?

– Да.

– Как вода? – Он опустил ногу в воду и поболтал ею.

– Теплая. Всегда одна и та же температура.

– Прекрасно… – Он развязал пояс и сбросил купальный халат на пол. Под халатом у него ничего не было. Он взглянул на покрасневшую Алекс с удивлением:

– Ты что, никогда до сих пор не видела раздетого мужчину?

Алекс покачала головой.

– Не смей убегать. – Он крепко схватил ее, так что она не смогла вырваться. – Я просто хочу показать тебе кое-что. Подними голову, посмотри хорошенько… женщины любят на это смотреть… и любят касаться этого… – Он взял руку Алекс и приложил к себе. Его плоть была теплой и дрябловатой, но под пальцами Алекс затрепетала, словно прикосновение пробудило в ней жизнь, и начала твердеть. – Видишь, ему нравится… ему больше всего на свете нравится прикосновение женской руки – если не считать женского рта…

Алекс дернулась и бросилась бежать. Но мужчина оказался проворнее.

– Стоп, стоп, стоп… не дергайся! Я всего лишь хочу показать тебе кое-что интересное… Сколько тебе лет?

– Тринадцать…

– Тринадцать… – с нежностью повторил он. – Как раз в этом возрасте я узнал о существовании земли обетованной. Если будешь хорошей девочкой, я покажу тебе… А если нет – что ж, тогда мне придется рассказать Еве, что дочь прислуги плавала в бассейне. Боюсь, ей это не понравится. Ведь ты именно потому пришла так рано? Так ведь? – Он засмеялся. – Точно так же – когда был мальчишкой – поступал и я. Мне приходилось заполнять водой бассейны в таких же богатых домах, как этот, и я первым плавал в них. – Грубоватый голос уроженца Юго-Запада сменился изысканным акцентом аристократических университетов, с каким говорили герои его фильмов. – И научился разговаривать вот так – я тоже от них… Я многому выучился у богачей, пока работал на них. Особенно у женщин. Они тискали меня как хотели. Почему же мне сейчас не отдать долг и не выучить тебя тому же самому? – Алекс снова рванулась, но он еще сильнее сжал руку. – Будешь сопротивляться – все про тебя расскажу… – Его синие глаза сверкнули. – Так что запомни, у нас с тобой есть свой секрет, о котором никто не должен знать. Поняла? Иначе твоя мамочка потеряет работенку в таком богатом доме. А ты ведь не хочешь, чтобы ее прогнали отсюда?

Алекс затрясла головой.

– Отлично. Сейчас иди, но не забудь – завтра утром в то же самое время. – И снова засмеялся. – Думаю, на сегодня хватит – ты уже достаточно посмотрела. – Нежным движением он огладил себя, прежде чем нырнуть в бассейн. Алекс рванулась и убежала.

Взлетев по лестнице, она кинулась в небольшую комнатку, чтобы посидеть и опомниться. Плакать было нельзя – приходилось сдерживаться изо всех сил, и она чувствовала себя несчастной и разбитой. Она не стала завтракать, как, впрочем, бывало и прежде, и впала в такую задумчивость, что Пэтси заволновалась. Ночью Алекс спала беспокойно, понимая, что ей предстоит нечто ужасное. Но еще страшнее было признаться в этом Пэтси, потому что Пэтси этого так не оставит. И тогда мужчина расскажет обо всем, и Пэтси прогонят из дома. Снова остаться одной? Без поддержки и дружбы? Если бы Макс был здесь… Не в состоянии более выносить эту муку, Алекс уткнулась головой в подушку и разрыдалась.

На следующее утро, в то же самое время, совершенно парализованная страхом, она тем не менее была у бассейна, он пришел пять минут спустя, заглянул в кабину для раздевания и поманил ее. Алекс еле передвигала ноги в тщетной надежде, что хоть кто-нибудь появится. Но в такое время в бассейне никого не бывало. Переступив порог кабинки, она рванулась назад, но он закрыл дверь и щелкнул задвижкой.

– Итак, приступим, – сказал он.

Все это походило на бесконечный кошмар. Сначала он раздел ее донага, потом усадил в одно из кресел, заставив широко раздвинуть ноги. А затем, пристально глядя на нежные, розовые лепестки, принялся мастурбировать. Когда из его рта стали вырываться дикие нечленораздельные звуки, изверг семя на ее живот. Алекс до крови закусила губу, чтобы не закричать от ужаса. Потом, когда он отпустил ее, она вынуждена была сказать Пэтси, что ударилась о бортик бассейна.

Так продолжалось несколько дней. Затем он решил переменить программу. Рик заставлял ее тереть его член, а сам тем временем гладил ее между ног, вызывая странное, неведомое чувство, от которого ее бросало в жар и слабели ноги.

Затем он попробовал ввести в ее влагалище палец, грубо заметив «хорошо идет», и принялся поглаживать ее нежную плоть, командуя, чтобы она двигалась быстрее. Алекс стало больно, ритм сбился, и она попыталась оттолкнуть его. Он разозлился:

– Ах ты, маленькая сучка! – зашипел он, с размаху залепив ей пощечину и разбив губу, а потом засунул палец поглубже.

Алекс закричала от боли. Тогда он зажал ей рот:

– Заткнись! – снова зашипел он. Но заметив, что струйка крови потекла у нее изо рта, приказал:

– Не смей никому говорить. Слышала?! Ни единому человеку. Или твоя мамочка вылетит отсюда вместе с тобой. А теперь – пошла вон!

Алекс кое-как натянула на себя одежду и пулей вылетела из бассейна. Слезы смешивались с кровью, которая текла из рассеченной губы, и еще Алекс чувствовала, что кровь струится у нее между ног. Поднявшись к себе наверх, она заперлась в ванной и увидела, что трусики запачканы кровью. Пэтси увидит и сразу догадается, что случилось. Пэтси объясняла ей, как вести себя, если начнутся месячные, что надо предпринять, но сейчас это были не месячные. Алекс быстро стянула трусики и принялась отстирывать их, молча глотая слезы. Руки у нее тряслись, тело дрожало, а низ живота нестерпимо болел.

Пэтси уже проснулась. Она не могла заснуть из-за того, что тревога не покидала ее. Вот уж дней десять с Алекс творилось что-то странное. И эти перемены беспокоили Пэтси. Услышав плеск воды, она поднялась и открыла дверь ванной. Алекс беззвучно всхлипывала. Губа у нее была поранена и из раны сочилась кровь. Алекс терла свои трусики в розоватой воде.

– Боже мой! – вскрикнула Пэтси.

– Нет! Нет, прошу тебя! – взмолилась Алекс. – Не говори никому! Нельзя, ты меня слышишь? Иначе он все расскажет и тебя выгонят отсюда. Не делай этого, прошу тебя. Пожалуйста! – голос ее срывался. – Я пообещала, что никому не скажу. И если ты расскажешь, то значит, я нарушу обещание. Тебя выгонят! Обещай мне… Обещай! Обещай! – Девочка едва не билась в истерике.

– Кто расскажет? – спросила Пэтси как можно более спокойным голосом.

– Обещай мне, – настаивала Алекс. – Ты должна дать мне слово. Обещай, что не расскажешь никому!

– Обещаю, – проговорила Пэтси.

Она увидела, как Алекс обмякла, сбросив напряжение, но руки ее продолжали дрожать, она машинально терла и терла трусики.

– Алекс, милая… позволь мне помочь тебе… – голос самой Пэтси дрогнул, комок застрял в горле, глаза увлажнились от слез.

Тринадцатилетняя девочка, хотя Алекс и выглядела старше своих лет, все еще оставалась во многом ребенком – она изо всех сил пыталась скрыть то ужасное, что сделал с ней какой-то негодяй. Кто это мог быть? Мысли Пэтси мешались. Когда? Сколько времени это продолжается? Неудивительно, что Алекс была так угнетена и так отдалилась от нее в последние дни. Но ведь не сквозь стену он проходил? Или это случилось в бассейне? «О Боже, – подумала она, – как же мне это узнать?»

– Ничего страшного, малыш! – Пэтси по-прежнему старалась говорить как можно спокойнее. – Дай-ка я помогу тебе. Сними платье, я приготовлю тебе ванну.

Ну вот, а теперь полезай в воду, – сказала Пэтси, когда ванна наполнилась, и тут она увидела в зеркале подсохшую кровь на ногах девочки. Руки Алекс все еще дрожали так сильно, что она с трудом стянула с себя сандалии, она никак не могла расстегнуть пуговицы на вороте и рукавах и лифчик, который недавно только начала носить. А когда девочка шагнула в ванну, Пэтси заметила, как ее губы искривились от боли, когда на них попала вода.

«Надо немедленно отвести ее к врачу… Господи, а вдруг ее изнасиловали? Боже мой! Что же делать? Я обещала ей ничего не выяснять…»

Самое главное – осторожно разузнать, кто мог сотворить такое. Грязный самец! Он, наверное, угрожал Алекс, запугивал ее тем, что ее, Пэтси, выгонят вон, если что-нибудь станет известно. Значит, это кто-то из прислуги, кто знал, чем можно ее испугать… Нет, это кто-то, кто знает свою власть и силу… О Боже! – У Пэтси подкосились ноги от волнения. – Если мне так страшно, неудивительно, что ему удалось запугать девочку…»

Пэтси следила за Алекс, которая с таким ожесточением терла себя, что кожа ее уже покраснела.

«Никаких доказательств его злодейства не останется, – думала Пэтси. – Отстирав эти кровавые пятна, я собственными руками уничтожила улику, которая могла бы разоблачить мерзавца. А Алекс никогда не посмеет назвать его имя. К тому же мадам никогда не поверит Алекс. – Глаза Пэтси сузились от негодования, в груди бушевало пламя. – Неужели это сделал Рик?!»

В течение многих месяцев Алекс рано утром плавала в бассейне, когда мадам еще спала. И ничего плохого в этом не было. Слуги знали, что девочка плавает в это время. И Макс знал. «Так значит, этот извращенец застал ее там – ведь он тоже рано встает». Выяснить это она сможет завтра. Встанет пораньше, пойдет и посмотрит сама. Он, наверное, рассчитывает, что Алекс снова появится. Но уж этого он больше не дождется. С сегодняшнего дня Алекс больна – скажем, у нее ветрянка. Это заставит мадам увезти Кристофера или же установить карантин. «Что предпримет этот мерзавец? Если только это его рук дело. Надо только все выяснить, а там увидим».

– Ну как, милая, все в порядке? – Она повернулась к Алекс, уже немного порозовевшей и расслабившейся от теплой воды. – Позволь-ка твоей Пэтси помочь тебе. – Она забрала у Алекс мочалку и, взяв вместо нее большую губку, намылила Алекс душистым мягким мылом. – Вот и хорошо… правда?

И тут Алекс ударилась в слезы. Она захлебывалась, всхлипывала, задыхалась от душивших ее рыданий. Крепко обхватив Пэтси, она изо всей силы прижалась к ней, словно хотела укрыться от того ужаса, который сковывал ее все последние дни.

– Все хорошо… все хорошо. Пэтси с тобой. Здесь… И больше никто не посмеет обидеть тебя… Мы позаботимся об этом… Макс приедет, он все сделает как надо. – «Именно так», – подумала она про себя. Когда Пэтси подумала о Максе, страшный груз свалился у нее с плеч. «Вот к кому надо обратиться. Надо немедленно позвонить Максу, попытаться разыскать его».

Маргарет Паттерсон не относилась к числу женщин, которые пытаются любым способом избежать трудностей и неприятностей в жизни. Но с такими случаями ей пока не приходилось сталкиваться. Во время войны она работала водителем санитарной машины. Всякое доводилось видеть. И сейчас ее больше всего беспокоили не физические страдания Алекс. Главное – что творилось в душе девочки. Наивность и чистота Алекс были не напускными, они действительно были ее сутью. Все, что Алекс знала о жизни, она почерпнула из книг. Пэтси никогда не пыталась следить за ее чтением. В этом деле она предоставляла своей подопечной полную свободу: несформировавшийся ум все равно отторгнет непонятное. Маргарет доводилось видеть, как Алекс, полистав, откладывала книгу, а потом спустя некоторое время не могла оторваться от нее. Разговоры о сексе не были запретными. Пэтси отвечала на все ее вопросы с прямотой и откровенностью. В нужное время Пэтси исчерпывающе объяснила ей смысл того, что происходит в ее организме, рассказала и о следствиях этих перемен. Так что по части теории Алекс была вполне подкована, но у нее не было никакого опыта. Увы, первый же ее интимный опыт оказался, судя по всему, жестоким и извращенным. Сама мысль об этом вызывала у Маргарет гнев, ее угнетало чувство бессилия. Надо было что-то делать, как-то объяснить Алекс, что не все мужчины таковы, этот подонок – исключение! Для такого серьезного и трудного разговора нужен был именно Макс.

Но что еще важнее – он мог и что-то предпринять. Ева никогда не поверит в случившееся, если ей рассказать. Она обвинит во всем Алекс, потому что как кошка влюблена в мальчика-мужа. Она молится на него и не захочет, чтобы ее божество низвергли с пьедестала.

– А теперь давай я вытру тебя… – Пэтси помогла Алекс выбраться из ванны —…и ты расскажешь мне, что произошло… Может, ничего ужасного и не случилось, просто ты очень испугалась.

Алекс покачала головой. Глаза ее снова расширились от страха.

– Нужно рассказать, дорогая моя. Если он тебе что-то сделал, надо вызвать доктора Шулера, чтобы он осмотрел тебя…

– Нет!

– Ну хорошо. Не будем звать доктора, – успокоила ее Пэтси. – Только я одна буду в курсе дела… Но мне-то ты можешь рассказать, что произошло. Обещаю тебе – никто ничего не узнает, только Максу мы можем доверить это, да?

– Нет! – в панике закричала Алекс. – Нет! Ни за что! Макс не должен знать ничего. Я не хочу, чтобы он узнал… Пожалуйста… Макс рассердится и скажет мадам. И она выгонит тебя… Я опять останусь совсем одна… Пожалуйста… – Она в отчаянии вцепилась в Пэтси. Голос Алекс дрожал и срывался. Страх переполнял ее.

Пэтси нежно обняла ее за плечи:

– А теперь послушай, что я тебе скажу. Этот мужчина не посмеет никому сказать, что ты ходила купаться в бассейн, потому что в таком случае я скажу мадам, что он сделал с тобой.

– Но она не поверит тебе. Она поверит Рику…

Ну вот, наконец-то имя названо. Значит, Маргарет не ошиблась в своих подозрениях.

– Нет, если Макс будет с нами. Только Макс может сказать мадам всю правду. Она знает, что он никогда не станет действовать ей во вред. Этот негодяй велел тебе молчать, потому что сам боится. Уж кому-кому, а ему хорошо известно, как грязно то, что он сделал. Для него это ничем хорошим не кончится. Его могут даже посадить в тюрьму.

– Но она разозлится… Она и так меня ненавидит. Она выгонит тебя, а меня запрет наверху. Вот увидишь.

– Ничего подобного. Она не посмеет, потому что я не позволю ей этого. И Макс тоже встанет на твою сторону. Он будет в ярости, а ты знаешь, на что он способен в гневе.

Полные слез глаза Алекс посмотрели на Пэтси с робкой надеждой. Страх потихоньку начал отступать. Она поняла, что все не так безнадежно, как она вбила себе в голову.

– Ведь Макс твой лучший друг. А этот человек просто ненормальный, его надо остановить. А что, если он сделает то же самое с кем-нибудь еще? Кто его остановит? – Голос Пэтси дрогнул. – Что такое? Почему ты так смотришь на меня?

– Если я не приду завтра, он решит, что я кому-то рассказала, – Алекс снова заплакала. – Я должна быть там завтра… Мне некуда деться…

– Ты и шагу отсюда не сделаешь! Я сегодня скажу всем, что ты заболела ветрянкой. И весь этаж закроют. Сюда никого не будут пускать. Ты же знаешь, как мадам беспокоится из-за Кристофера. Она просто с ума сходит от страха, когда у него бывает самая обычная простуда.

– Но он-то догадается, – не могла успокоиться Алекс.

– Ну и пусть ломает себе голову. Скажи, а он знает, кто ты?

– Он знает, как меня зовут. Я ответила ему так, как меня учил Макс: что моя мама работает здесь.

– Значит, он считает, что ты дочка кого-нибудь из прислуги. Хорошо, – задумчиво проговорила Пэтси. – Вот пусть он и начнет расспрашивать о тебе. Посмотрим, что из этого получится. – Пэтси надела на Алекс свежую ночную сорочку и, обняв ее за плечи, повела в спальню. Уложив девочку в кровать, она приготовила для нее горячий душистый шоколад, растворив в нем таблетку успокоительного. – А сейчас вспомни все по порядку, что же все-таки случилось? – Крепко обнимая девочку, проговорила Пэтси. – Ты пойми, я не хочу терзать тебя, но как же иначе? Мне это нужно знать, чтобы решить, как нам себя вести дальше.

После того как Алекс описала все, что случилось, Пэтси осмотрела ее и пришла к выводу, что негодяй не успел по-настоящему причинить ей вреда, не считая страшного морального потрясения. Кровь потекла из-за того, что он прорвал пальцем девственную плеву. Пэтси старалась скрыть свое отвращение, когда Алекс описывала, как мужчина мастурбировал при ней, и негодование, когда она описывала, что он стал вытворять потом.

«Судьба уберегла девочку от самого страшного – он еще не успел изнасиловать ее, – подумала Пэтси, – но если бы сегодня все не открылось, рано или поздно это произошло бы. Если верить простодушному описанию Алекс, орган у него еще тот, так что он бы еще помучил девочку».

Пэтси все сидела, обняв Алекс за плечи, успокаивая ее, разговаривая с ней самым спокойным и обыденным тоном, чтобы случившееся представилось ее воспитаннице пусть как неприятное, но все же не самое страшное событие. И Алекс постепенно начала приходить в себя, успокаиваться. Нервная дрожь прошла, и она наконец заснула, страх перед неотвратимым отпустил ее.

Только когда появилась Марта – горничная, которая обслуживала верхний этаж, – с подносом, на котором стоял приготовленный для них завтрак, Пэтси отошла от девочки.

Горничная поздоровалась как всегда приветливо и радушно и оставила поднос. Пэтси попросила ее предупредить хозяйку, что Алекс, судя по всему, заболела. Похоже, что у нее ветрянка, потому что на теле появились какие-то красные пятнышки.

– Боюсь, она заразилась, когда мы в прошлую субботу ездили в Тонон, – вздохнула Пэтси. – Наверное, придется принять соответствующие меры, чтобы никто в доме не заразился.

– Какая жалость, – посочувствовала Марта. – Заболеть именно тогда, когда установилась такая хорошая погода. Бедняжка.

Пэтси позавтракала одна, а потом незаметно спустилась в кабинет Макса, откуда попыталась дозвониться до Сиднея. Макс всегда оставлял номера телефонов тех отелей, где он должен был остановиться, так чтобы с ним можно было связаться, если появится необходимость. Но в трубке раздавались длинные гудки – Макса в номере не было. Значит, ей надо прийти попозже и попробовать еще раз.

Утром, оставив спящую Алекс в постели, Маргарет спустилась в бассейн и спряталась за большим кустом рододендрона. Минут через десять она увидела, как появился Рик Стивенс. Он постоял, оглядываясь по сторонам, и нахмурился. Словно не веря своим глазам, он проверил одну за другой все кабинки. Все они были пусты. После этого Рик, явно взбешенный, резко скинул халат и, бормоча что-то себе под нос, подошел к краю бассейна. Из-за такого пустяка он не желал нарушать режим.

Рик стоял голым, и Пэтси хорошо могла разглядеть его. Вид его возбужденного члена заставил ее содрогнуться. Можно представить, чем закончились бы эти встречи в бассейне для бедной девочки. Губы Пэтси сжались от переполнявшего ее негодования и отвращения к этому подонку, который чувствовал себя так уверенно.

Когда Рик был на другом краю бассейна, Маргарет осторожно выскользнула наружу.

Позже, когда она звонила во второй раз, ей удалось застать Макса в номере, и она выложила ему все.

– У меня духу не хватает рассказать мадам, да и к тому же она все равно не поверит ни единому слову. Даже если бы я пригласила доктора – все равно.

– Как Алекс?

– Смертельно напугана. Она думает, что если мадам прознает, все кончится тем, что она меня выгонит. А это для Алекс самое страшное. И я понимаю ее: она потеряла всех, кого любила. Макс, ее надо отправить в колледж. Ради ее спокойствия, и ради моего спокойствия тоже. Я уже делала запрос в Челтенхемский женский колледж, более чем уверена, что вступительные экзамены не составят для нее никакого труда. Но в любом случае после того, что случилось, ей нельзя оставаться здесь.

Некоторое время Макс молчал, потом медленно, словно нехотя, проговорил:

– Надо все как следует обмозговать. Если я сейчас там появлюсь, этот мерзавец учует опасность и сумеет выкрутиться. Но вы правы и в том, что мадам никогда не поверит нам на слово. Надо сделать так, чтобы она сама во всем убедилась. Ничего пока не предпринимайте и ничего никому не говорите. Как долго вы сможете держать Алекс наверху?

– Недели две, может быть.

– Вот и хорошо. Через две недели я вернусь в Швейцарию. А какие планы у этого красавчика?

– Как я слышала, он собирается оставаться здесь до конца месяца.

– Так, так. Будьте внимательны и осторожны и присматривайтесь ко всему. Если что-то будет не так, немедленно звоните. К своему возвращению я придумаю, как нам представить этого героя перед мадам в наилучшем виде.

– Буду ждать.

– Вы по-прежнему считаете, что Алекс не надо показать доктору?

– Надо – но не из-за того, что этот подлец сделал, а потому, что у нее ветрянка – так я объявила всем. Вот почему мне придется позвонить доктору Шулеру.

– Ему можно рассказать правду?

– Да. Ведь он наблюдает Алекс с того самого дня, как она приехала. Все эти детские болезни… Он ее хорошо знает. Доктор Шулер лечит только обслуживающий персонал дома, к мадам он отношения не имеет. Ему можно доверять, он уже давно доказал свою преданность.

– Тогда позвоните ему. Попросите его обследовать Алекс. Нам могут впоследствии понадобиться результаты его освидетельствования.

– Хорошо, – согласилась Маргарет, – но, боюсь, это будет непросто. Алекс до смерти боится, что кто-нибудь узнает о случившемся.

– Надо попытаться убедить ее. Это абсолютно необходимо. Мы же не знаем, какими могут быть последствия этого, э-э… инцидента.

– Кровотечение у нее было, – подтвердила Маргарет, – но я думаю, что ничего страшного не произошло. Девочка больше порясена морально.

Снова наступило молчание, затем Макс хрипло сказал:

– Объясните все доктору, пусть он как следует ее посмотрит – расскажите все как было, если уверены, что это человек надежный.

– В нем я уверена. Спасибо тебе, Макс. Что бы я делала без тебя – не представляю…

– Ладно, ладно. Можно подумать, что я делаю одолжение. Мы ведь друзья, Маргарет? Держитесь, я верю в вас.

Сначала Алекс и слышать не хотела, что ее будет осматривать доктор Шулер, хоть он ей всегда нравился и вызывал доверие. Но Пэтси удалось убедить девочку в том, что это необходимо сделать, чтобы убедиться, не занесена ли инфекция, не гозит ли ей воспаление. Она говорила об этом так естественно и просто, что Алекс в конце концов уступила.

– Все девочки, девушки и молодые женщины время от времени показываются врачу. Это вполне естественно. Надо привыкать к этому. Ты становишься взрослой… – спокойно объясняла Маргарет.

После этих слов Алекс смирилась, но, не удержавшись, посетовала:

– Если бы я не ходила плавать, ничего бы не случилось… Я сама виновата…

– Алекс! Я уже тебе говорила, чтобы ты не смела так думать! – перебила ее Маргарет. – Ты тут ни при чем. А этот подонок еще получит по заслугам. Больше он никогда не сможет творить такие гнусности.

– Что ты придумала?!

– Пока ничего. Но увидишь, он будет наказан.

Доктор Шулер работал врачом уже двадцать пять лет, и его не удивил рассказ миссис Паттерсон. За годы своей практики он всякое повидал. К Алекс он был привязан, девочка ему нравилась, и он понимал, насколько остро она воспринимает случившееся. Поэтому сначала он долго разговаривал с ней – доверительно и серьезно: объяснил, что ей надо делать, как себя вести, успокоил ее, и в конце концов ему удалось безболезненно осмотреть ее.

– Плева повреждена, – объявил он Маргарет, снимая перчатки. – Но повреждение, к счастью, не такое уж серьезное. Воспаления нет, инфекция не занесена, но все-таки пусть она на всякий случай попьет антибиотики. Мне кажется, что моральный ущерб в данном случае больше физического. Как она себе ведет?

– Молчит, часто плачет. Подавлена.

– Что вы собираетесь предпринять?

– У меня нет никаких доказательств, чтобы предпринимать что-либо. Это только обозлит мадам. Пока нас не видно и не слышно, она терпит ее и меня.

– А мадам и девочка связаны родственными отношениями? Я никогда не позволял себе интересоваться этим, но при случившихся обстоятельствах… Я думаю, вы правильно меня понимаете?

– Да, это дочь ее первого мужа, – осторожно ответила Маргарет.

Доктор поверил, что мадам – мачеха Алекс, а поскольку это вполне соответствовало собственным его наблюдениям, то и расспрашивать дальше не счел необходимым.

– Да, ситуация непростая, – сказал он сокрушенно.

– Вот именно, – подтвердила Пэтси.

– Понимаю, понимаю. – Он открыл свой чемоданчик, вынул таблетки и протянул их Пэтси. – Пусть принимает их для профилактики. Вообще-то она вполне крепкая девочка, думаю, все обойдется.

– Да, пожалуй. Нам пришлось повозиться с ней только, когда она болела корью. А потом она вывихнула руку. Да еще одна довольно сильная простуда.

– Помню, помню. У врачей, как и учителей, хорошая память на такие вещи. Поэтому, учитывая, что у нее «ветрянка», я должен буду навестить вас в скором времени, чтобы проверить, как идут дела. Я так понял, миссис Паттерсон, что мы будем твердо придерживаться этой версии.

– Спасибо, доктор. Я рада, что вы меня правильно поняли.

Ева никак не отреагировала на сообщение о том, что у Алекс ветрянка, только потребовала, чтобы остальные обитатели дома держались подальше от комнат, где жила девочка. Но Маргарет потихоньку разузнала, что мадам звонила в Женеву и просила, чтобы приехал врач осмотреть Кристофера. Это означало, что хозяйка не собиралась уезжать раньше времени. Более того, это означало, что и ее муж не намеревается уезжать, а мадам не может или не хочет заставлять его покидать виллу раньше намеченного ими срока. Что касается Рика, даже если он и наводил какие-то справки относительно Алекс, Маргарет ничего не удалось выяснить на этот счет, поскольку она старалась быть рядом с девочкой, которая все еще оставалась грустной и подавленной. Пэтси заметила, что теперь Алекс долго пропадает в ванной, причем без книги, чего раньше просто не бывало: Алекс, бывало, ухитрялась читать даже лежа в воде. Это беспокоило Маргарет. Если у Алекс останется ощущение того, что секс связан с чем-то нечистым, дурным, в будущем у нее могут быть сложности в отношениях с мужчинами. И хотя девочка по-прежнему довольно часто сиживала на своем любимом месте у окна, в руках у нее уже не было книги. Она просто смотрела перед собой в пространство. Пэтси пыталась разговорить ее, как бывало, но Алекс не спешила вступать в разговор.

К тому времени, когда вернулся из своей поездки Макс, Пэтси была встревожена не на шутку.

Когда Макс наконец смог подняться к ним наверх – а вначале ему пришлось дать мадам полный отчет о делах, – Алекс уже лежала в постели.

– Она по-прежнему на седьмом небе от счастья – вот в чем загвоздка, – проговорил он, принимая из рук миссис Паттерсон стакан с виски – бутылку «Джека Дэниэлса» он сам принес во время одного из своих прежних визитов. Пэтси в рот не брала спиртного, чай – самый крепкий напиток, который она позволяла себе.

– Цифры так себе, продажи идут ни шатко ни валко, а она в отличном расположении духа, – продолжал Макс. – Этот сукин сын, похоже, отменно выполняет свой супружеский долг. Что-нибудь еще тут происходило?

– Нет, ничего. В ветрянку все поверили. Хотя я ошибалась, считая, что мадам постарается увезти куда-нибудь Кристофера: она всего лишь вызвала к нему педиатра из Женевы. Никаких признаков того, что они собираются уезжать. У меня такое впечатление, что ее муженьку тут понравилось.

– Он пытался разузнать что-нибудь об Алекс?

– Насколько я знаю – нет. Он, конечно, остерегается. Как он может интересоваться девочкой, мать которой работает здесь горничной? Это могло бы вызвать подозрение или по меньшей мере недоумение.

– А про ветрянку ему что-нибудь известно?

– Если только мадам сказала ему. Но вы ведь знаете, что она никогда и ни с кем не говорит об Алекс.

– Видимо, его насторожило то, что девочка исчезла, и он принял кое-какие меры безопасности. Рик ходит в бассейн?

– Да, я несколько раз видела, как он спускался туда.

– Отлично. Именно там я и собираюсь устроить ему ловушку.

Маргарет нахмурилась.

– Надеюсь, вы не собираетесь отправлять туда Алекс? Я никогда…

– Ну а как иначе нам удастся подловить его? – резко перебил ее Макс. – Я все продумал. У меня с собой камера, которую я купил в Токио, она работает абсолютно бесшумно, объектив широкоугольный, фокус устанавливается автоматически. Я спущусь к бассейну первым, спрячусь за кустом рододендрона, возьму с собой миниатюрный чувствительный диктофон, хорошо улавливающий звук даже на расстоянии тридцати ярдов… Маргарет, дорогая, как видите, я не терял времени даром – я все продумал. Другого пути просто-напросто нет!

– Но он заведет ее в кабину…

– И это я учел. Как я вас понял, он заводил ее в одну и ту же кабину, так? В этой кабине и надо установить микрофон, а через решетку я смогу и снимать все. Не волнуйтесь. Я буду там вовремя и засниму все, что нужно. Главное, подготовить Алекс, уговорить, чтобы она тоже пришла туда.

– Но, Макс, ведь прошло две недели. Не думаю, чтобы он по-прежнему ждал ее появления.

– А я думаю, что он продолжает ждать. Пусть Ева с ним и не говорила ни о чем, но ведь он узнал, что она вызвала педиатра из Женевы и что в доме кто-то болен ветрянкой. Наверняка он слышал и о карантине на три недели. Все это он может сопоставить и тогда поймет, что ветрянкой заболела та самая девочка. Поскольку времени прошло достаточно и ничего не случилось, он сделает вывод, что девочка хранит молчание, что она боится проговориться. Почему же ей не вернуться в бассейн, когда она поправится? Ведь она по-прежнему не хочет, чтобы ее мать выгнали, так ведь? Он явно уверен, что девочка извелась из-за того, что ее не выпускают, и рвется в бассейн. В конце концов, он муж хозяйки дома, а это всего лишь дочка какой-то поломойки. Он человек без стыда и совести и ведет себя так, словно это его собственный дом. С первого взгляда этот киногерой вызывал у меня жгучую неприязнь. Меня самого это удивило – я ведь довольно выдержанный человек. Он – испорченный человек. Теперь я знаю почему. Его тянет только на совсем юных, и знаменитое обаяние его – только маска подлеца. Не знаю, зачем он женил на себе мадам, но уж точно не по любви. Он явно ведет какую-то свою игру: хочет добиться от нее полного подчинения. И добьется, если дальше так будет продолжаться. Я заметил, что он начал подкапывать и под меня. Наверно, сам хочет контролировать все ее денежные дела. Я понимал, что над Евой сгущаются тучи. Будет лучше, пока не поздно, если прольется дождь и тьма рассеется. Мне необходима помощь Алекс еще и поэтому. – Он помолчал. – Мне кажется, я смогу объяснить ей, что я задумал и как ей следует себя вести. Не волнуйтесь, ему не удастся сделать ей ничего дурного. Но я хочу, чтобы мадам узнала и увидела, что Алекс стала жертвой насилия. И когда я сниму все это – мне будет что предъявить мадам. Другого пути убрать из ее жизни этого человека я не вижу.

– Ты покажешь ей документальную съемку, – с дрожью в голосе проговорила Маргарет.

– Может случиться, что меня вышвырнут, но на это нужно пойти – иначе нам не устроить будущее Алекс и не открыть Еве глаза на то, в какое дерьмо она погружается. Я понимаю, как трудно будет уговорить Алекс, понимаю, на что ей придется пойти, но игра стоит свеч. Я переговорю с ней как можно скорее. Этого подлеца надо схватить за руку на месте преступления. Не волнуйтесь, Маргарет, теперь я здесь, с вами.

– Ты убедил меня, Макс. Что ж, отправляйся к Алекс.

Но получилось иначе. Алекс отозвалась на сообщение о приезде Макса совершенно безучастно:

– У меня нет времени, чтобы встречаться с ним. Накопилось столько невыполненных заданий. Мы ведь в последнее время совсем не занимались, я столько пропустила!

– Алекс, о чем ты говоришь! Ведь Макса не было почти месяц!

– Ну и что? Он, случалось, уезжал и на три, и на четыре месяца.

– И ты всегда радовалась, когда он возвращался.

– А сейчас я не хочу видеться с ним. – Голос Алекс зазвенел.

Пэтси почла за благо остановиться, и, улучив момент, рассказала все Максу:

– Что она сейчас делает? – спросил он.

– Прилегла. Говорит, что у нее болит голова. А по-моему, она стыдится, она боится вашей встречи.

– Тогда тем более мне надо немедленно поговорить с ней. Я так люблю ее и мне не хочется, чтобы она боялась меня только из-за того, что я мужчина.

– До сих пор ее представление о мужчинах было связано с представлениями о тебе. Вот почему, мне кажется она впала в такое подавленное состояние. Из-за того, что мужчины не такие, как он или ее отец. И как жаль, что это произошло как раз в тот момент, когда она начала вылезать из своей скорлупы. Она избавилась от ощущения, что за каждым углом ее подстерегает опасность. Она поверила, что кто-то может ее полюбить за то, что она такая, какая она есть. А тут эта история. Я старалась объяснить ей, что мужчина, любящий женщину, не делает того, что проделывал этот негодяй. На такое способен лишь подлец, презирающий женщину. Теперь она вдолбила в голову, что Рик выразил ей свое презрение потому, что она такая какая есть: полное ничтожество. Конечно, Рик вызвал у нее отвращение. Но самое страшное – она начала чувствовать отвращение и к самой себе. Впрочем, ничего неожиданного в такой реакции нет. Но в случае с Алекс все усугубляется ее ранимостью. Только-только благодаря вам начала выбираться из своего отчуждения. И вот снова оказалась в ловушке, из которой не видит выхода.

Макс помолчал, потом встал, подошел к двери в комнату Алекс и, не постучавшись, быстро вошел.

Пэтси решилась зайти к ней, чтобы пожелать спокойной ночи, лишь через полтора часа после того, как Макс ушел. Ей хотелось, чтобы у девочки было время переварить, как следует обдумать то, о чем они говорили с Максом. Макс недолго был у Алекс, и Пэтси не представляла, в каком настроении застанет ее. Открыв дверь, она увидела девочку сидящей на кровати в своей любимой позе с книжкой на коленях и мысленно возблагодарила Господа. Впервые после случившегося Алекс снова читала. Как в прежние времена.

– Пора спать, Алекс? – сказала Пэтси мягко.

– Правда? А можно мне почитать еще полчасика, пожалуйста…

– Ну хорошо…

– В честь возвращения Макса, – добавила Алекс, оправдываясь. – Взгляни, что он привез мне, Пэтси.

Она раскрыла ладонь. Это была небольшая изящная вещица – бусы из слоновой кости, с кораллами. – Это из Японии… Он купил их в Осаке…

– До чего красиво! – искренне восхитилась Пэтси. – В самый раз для юной девушки, – добавила она.

– И вот еще что… – Алекс показала изысканно переплетенную книгу. – Японские гравюры. Ты только посмотри, какие краски! – Лицо Алекс светилось радостью.

Замкнутое и скрытное выражение, которое появлялось у нее, когда она уходила в себя и «закрывала створки раковины» – как называл это состояние Макс, исчезло.

«Макс просто кудесник», – подумала Пэтси. Она не могла представить, что такое он мог сказать ей, но, должно быть, ему удалось подобрать те самые слова, которые ждала девочка.

Со свойственным ей благоразумием Алекс пояснила, о чем попросил ее Макс:

– Он сказал мне, что Рик – ничтожество. И что я не должна думать, будто ему удалось подавить меня. Он сказал, что я сама себе хозяйка и могу убедиться в этом, увидев, в какую панику впадет Рик, когда я дам ему отпор.

Маргарет изумленно смотрела на девочку.

– Нет, Пэтси, – я смогу это сделать. – И гувернантка увидела, что перед ней сидит уже не наивная, запуганная девочка, а взрослый, верящий в себя, человек. – Макс будет рядом. Он не позволит ему сделать мне что-нибудь дурное. Но Максу нужны доказательства. И только тогда мне поверят, когда узнают, как все было на самом деле.

– Если ты считаешь, что…

– Макс сказал, что все будет хорошо. А он знает, что говорит.

– Да, ты права. Макс знает.

– Я помогу Максу разоблачить этого человека. – Голос Алекс окреп. – Мне хочется, чтобы она узнала, с кем имеет дело.

– Тебе придется нелегко.

– Наверное. Но все равно я потом уеду отсюда учиться. Конечно, мне не хочется расставаться с тобой, дорогая моя, единственная Пэтси…

– Я знаю, – мягко проговорила Пэтси, – я все понимаю.

– Макс сказал, что такого шанса может больше не представиться. И мы должны объединиться, чтобы не упустить его. Максу нужна моя помощь, потому что этот человек способен навредить очень многим.

Пэтси поразилась этой недетской решимости.

– Макс, конечно, рад был бы обойтись без меня, но я думаю, что уж если я всегда рассчитываю на твою и его помощь, то и вы должны знать, что я готова помочь и тебе, и ему.

– Ты права, – кивнула Пэтси, стараясь ничем не выдать своего волнения.

– Я ведь смогу приезжать к тебе во время каникул, правда? Ты ведь не забудешь меня, Пэтси?

– Ты же знаешь, как я буду рада тебе, сколько бы лет ни прошло, ты всегда можешь на меня рассчитывать. Я люблю тебя, моя девочка!

– И ты будешь навещать меня в колледже, да? И Макс будет приезжать, когда сможет. Я не буду чувствовать себя одинокой.

– Нет, конечно. Ты совсем не одинока. Мы оба есть у тебя. – Комок застрял в горле Пэтси.

– Не волнуйся, – сказала Алекс, взяв Пэтси за руку. – Все обойдется. Макс мне обещал.

Через два дня Алекс, надев купальник и платье, спустилась к бассейну. Она появилась там как всегда, рано утром, может быть, чуть-чуть раньше обычного. Макс уже настроил камеру и диктофон и прятался за кустом рододендрона.

– Ну как ты? – тихо спросил он. – Мы можем все отменить, если ты почувствуешь, что не в состоянии снова пройти через это.

– Нет! – голос Алекс прозвучал решительно, хотя говорила она тоже негромко. – Я хочу, чтобы все узнали, что это за человек. Но больше всего мне хочется, чтобы она узнала.

– Ты помнишь, что надо сказать?

– Да.

– И чего не надо делать?

– Да.

– Хорошо. А теперь ныряй, но держись поближе к этому краю, когда увидишь его.

Алекс бросила платье на стоявший неподалеку шезлонг и с разбегу нырнула. Пройдя несколько метров под водой, она развернулась и быстро поплыла в ту сторону, где прятался Макс. Сквозь мокрые ресницы она увидела входившего Рика, но сделала вид, что увлечена плаванием и не замечает ничего вокруг. Листья рододендрона мешали снимать, но Макс выбрал удобную точку, откуда видел, как красавчик Рик сбросил купальный халат и встал совершенно обнаженный так, чтобы Алекс увидела его, когда развернется и двинется обратно.

Макс нажал кнопку включения диктофона в ту самую минуту, когда раздался голос Рика:

– Ага, кошечка знает, чье мясо съела.

Алекс замерла в воде и подняла голову:

– Я не понимаю, о чем вы?

– Так это ты – та самая девочка, которая заболела ветрянкой. Значит, из-за тебя к Кристоферу вызывали врача? Его мамаша просто из себя выходит, когда слышит что-нибудь о болезни или инфекции. Ну как ты, выздоровела? Хорошо себя чувствуешь?

– Теперь я уже не заразная, если вас это интересует.

Рик засмеялся:

– Я дважды переболел ветрянкой, – ответил он. – И не боюсь заразиться. Но я рад, что ты такая умница и не захотела, чтобы твоя мать потеряла работу. Так что смотри, советую тебе и впредь молчать о том, чему я тут тебя учил и чему еще собираюсь обучить.

– Я больше не хочу этого…

– Зато я хочу. А всегда бывает так, как хочу я. Или ты сейчас вылезешь из воды и зайдешь в кабину, или же я обо всем расскажу мадам. Когда мадам узнает о том, что ты плаваешь в бассейне без ее разрешения, и ты, и твоя мамочка вылетите из дома в два счета. Я лично за этим прослежу. А потом посмотрим, сможет ли твоя мамаша вообще когда-нибудь найти работу. И об этом я позабочусь.

– Мне не нравится то, что вы делаете со мной… – Алекс заплакала, что не составляло труда, – она снова отчетливо ощутила ужас и омерзение, которое охватывало ее при встречах с этим мужчиной.

– То, что было, – это еще цветочки. Ягодки – впереди. Я долго ждал тебя – почти две недели, так что теперь наверстаю упущенное. Только, пожалуйста, без слез. И ты сегодня увидишь кое-что стоящее. Мой мужичок – взгляни… он уже изготовился…

Макс, стараясь ничем не выдать своего присутствия, направил объектив прямо на напряженный член Рика.

– Не надо, пожалуйста, не делайте этого… – всхлипнула испуганно Алекс.

– Когда меня так просят, я еще больше возбуждаюсь, – ответил Рик. – А теперь вылезай из бассейна и марш в кабину – хватит тратить время на пустые разговоры.

Алекс выбралась из бассейна и с поникшими плечами, опустив голову, поплелась в первую кабину. Макс выждал, пока Рик последует за ней, и бросился к кабине. На ногах Макса были мягкие спортивные тапочки, поэтому передвигался он стремительно и бесшумно. Он заранее наметил, где ему надо пристроиться, чтобы снять происходящее внутри. Со всевозможными предосторожностями он подобрался к нужному месту. Но можно было и не прибегать ни к каким ухищрениям, потому что Рик вошел в такой раж, что уже не замечал ничего вокруг. Алекс как можно медленнее, как учил Макс, стаскивала с себя купальник. «Считай до двадцати пяти – именно столько времени мне нужно, чтобы успеть встать с камерой и начать снимать. Постарайся заставить его все время говорить, описывать то, что он собирается делать. Не слушай его сама – это все нужно для диктофона. И не позволяй ему даже пальцем прикоснуться к тебе. Если попытается – сопротивляйся! Бей его ногами, царапайся, кусайся, кричи. Я приду к тебе на помощь».

Алекс продолжала всхлипывать и просить Рика:

– Пожалуйста… не надо… мне было так больно. Я больше не буду купаться в бассейне, обещаю. Именно для этого я пришла сюда сегодня – чтобы сказать вам, что никогда больше не приду…

– Опоздала немножко. Ты уже столько раз купалась в нем.

– И вы каждый раз не отпускали меня…

Секс-символ скривился:

– Терпеть не могу таких противных девчонок! Сначала сама делаешь гадости – приходишь сюда, как к себе домой, а потом хнычешь. Хозяин здесь я, запомни это! Быстрее раздевайся.

– Что вы хотите делать? – с ужасом спросила Алекс чуть слышно.

– А ты не догадываешься? Хорошо, я скажу. Предвкушение – тоже особого рода удовольствие… Итак, начнем с самого начала… – Рик в подробностях стал описывать, что собирается сделать с Алекс. Голос его стал сладострастным, а руками он поглаживал член, возбуждая его все сильнее и сильнее, так что тот начал подрагивать от напряжения.

Макс мог снимать без помех. Камера работала совершенно бесшумно. Но от гнева Макс сжимал камеру так, что пальцы его побелели.

Наконец Алекс разделась и обнаженная встала перед Риком. Тот улыбнулся. Глаза его вспыхнули вожделением.

– Встань на колени вот здесь, – приказал он мягко. Голос его звучал по-особенному проникновенно и настойчиво.

Макс взглянул на часы. «Самое время», – подумал он – и в ту же минуту услышал голос Пэтси:

– Алекс, ты где?

– Это моя мама, – громко воскликнула Алекс.

– Сиди тихо, – приказал Рик, зажав ей рот рукой.

– Алекс! Ты где? – голос Пэтси слышался совсем рядом.

– Иди к ней! – свистящим шепотом проговорил Рик. – Но только попробуй хоть слово сказать! Пожалеешь!

Алекс кивнула. От страха ее начала бить дрожь, хотя она знала, что Макс совсем рядом.

Рик спрятался за дверцей.

– Иду, иду… – отозвалась Алекс. – Минуточку… – Она в одну секунду натянула платье и выскочила из кабины. Пэтси схватила ее за руку и проговорила то, что полагалось по сценарию:

– Я ведь говорила, чтобы ты не приходила сюда! – сердито принялась она отчитывать Алекс. – Ты же знаешь, если мадам узнает, ей это не понравится… А теперь быстренько убирайся отсюда, пока никто не увидел!

Ее голос затих в отдалении.

Макс заснял Рика, напряженно прислушивающегося к разговору. Его «славный меч», поднятый наизготовку, снова поник, словно потерпел поражение.

– Вот дерьмо! – послышался голос Рика. Затем последовал длинный поток ругательств, выдававший немалую изощренность в такого рода лексике. Рик выждал еще некоторое время, прежде чем решился открыть дверь кабины и выйти. Убедившись, что никого поблизости нет, он подошел к бортику и нырнул в воду, поплавал взад-вперед, потом, накинув халат, направился к дому.

Макс тоже выждал немного и шагнул из укрытия. Во рту у него пересохло, руки онемели от напряжения. Но в душе он торжествовал победу, которую им удалось одержать над этим ублюдком.

«За эти кадры Рик вряд ли получит «Оскара», – зло думал Макс, поднимаясь на верхний этаж. – Не узнать Рика невозможно. Голос его тоже с другим не спутаешь».

– Макс, я все правильно сделала? У тебя получилось? – спросила Алекс, когда Макс вошел к ней.

– Молодчина! Ты сыграла лучше любой кинозвезды. И вы, Пэтси, кстати, заслуживаете премии за лучшую второстепенную роль. А я – за лучшую режиссерскую работу. – Макс старался обратить этот мерзкий эпизод в шутку.

– Я так волновалась, – призналась Маргарет. – Мне казалось, что голос выдает меня с головой.

– Ничего подобного. Даже я ничего не заподозрил, – уверил ее Макс.

Он приподнял подбородок Алекс и заглянул ей прямо в глаза:

– Ты держалась очень мужественно, – проговорил он голосом Хэмфри Богарта, отчего Алекс всегда фыркала, но потом вдруг сразу сменил тон. – Не знаю, можно ли было обойтись без этого, но, кажется, нам удалось то, что мы задумали. Теперь ему не выкрутиться…

– Я понимаю… – Девочка очень хотела успокоить взрослого мужчину, снять с него чувство вины за те страшные минуты, которые ей снова пришлось пережить.

– Ты ведь знаешь, я все время был рядом. Так что ничего не могло случиться… – продолжал оправдываться Макс.

Алекс привстала на цыпочки и звонко чмокнула его в щеку:

– Я же тебе сказала, что все время помнила о том, что ты рядом. Как всегда.

Макс повернулся к Пэтси:

– Вот видите! Я же говорил вам! Она уникальная девочка – таких больше нет!

– Теперь вы пойдете и расскажете все мадам?

– Я собираюсь не просто рассказать. Пусть посмотрит и прослушает запись.

Алекс вздрогнула:

– Она все равно будет считать, что виновата я сама. Как обычно.

– Не торопись.

– А как ты проявишь пленку? Ведь ее нельзя отдавать в обычную лабораторию, – забеспокоилась Пэтси.

– Пусть вас это не волнует. Я знаю, кто сможет проявить эти кадры и держать язык за зубами. – Он усмехнулся, на его щеках обозначились ямочки.

Алекс тоже попыталась улыбнуться, но улыбка перешла в гримасу, и она заплакала.

– Не плачь, малышка, все ведь закончилось хорошо. – Макс прижал ее к груди. – Ты пережила трудные минуты, но этот опыт очень важен для тебя. К сожалению, многим приходится проходить через такое же, но не у всех хватает мужества с честью выйти из подобной ситуации. Ты мне веришь? Ведь я никогда не обманывал тебя.

Алекс позволила ему вытереть платком слезы:

– Когда вы собираетесь рассказать обо всем мадам? – продолжала допытываться Пэтси.

– Как только все будет готово. Мне придется уехать на пару деньков. Надо еще кое-что сделать. Вы не будете беспокоиться? Надо подготовиться, чтобы выдержать схватку. Я собираюсь показать мадам то, о чем предупреждал, но чему она не хотела верить.

– А что это? – спросила Алекс.

– Не могу сказать сейчас. Сами увидите.

– Мадам и ее муж останутся здесь? – спросила Пэтси.

– Да. Они собирались задержаться до начала съемок нового фильма. Значит, до конца месяца. Все что вам надо делать – это сидеть тихо и даже на пушечный выстрел не подходить к бассейну. Он не посмеет ничего предпринять. Сегодня утром он довольно сильно испугался, так что наверняка затаится на время. Я уверен, красавчик хорошо знает, чем это пахнет, если все раскроется.

Неделю спустя, когда Алекс и Пэтси собирались ужинать, к ним влетела Марта. Она задыхалась, бегом поднявшись на последний этаж.

– Мадам требует, чтобы вы немедленно спустились в гостиную.

Алекс и Пэтси переглянулись. Алекс сглотнула застрявший в горле комок.

– Сейчас идем, – спокойно проговорила Пэтси.

– Мне страшно. Зачем она нас зовет? Она скажет, что это я во всем виновата… – тихо прошептала Алекс, вцепившись в стол, и Пэтси услышала в ее голосе те же панические нотки, что звучали тогда в ванной.

– И я, и Макс будем рядом, – обняв ее, сказала Пэтси.

– Но она так ненавидит меня… Ты же знаешь, как она ненавидит меня… и как любит его… Она даже вышла за него замуж… – Голос Алекс опять стал срываться.

– Надо идти, – мягко уговаривала Пэтси. – Ты же знаешь, она терпеть не может, чтобы ее заставляли ждать.

Когда Пэтси постучала в белую с золотым орнаментом дверь, Ева откликнулась вполне спокойно. Она сидела перед огнем, спиной к ним. На ней было домашнее платье, она всегда любила такие – золотистого шелка, мягкого и переливчатого, свободного силуэта. Ева не обернулась. Пэтси и Алекс молча стояли, выжидая. Алекс вцепилась в руку Пэтси, хотя была уже немного выше ее ростом и жалась к ней, как прижимаются к хозяину испуганные животные.

– Не поддавайся, не позволяй запугивать себя, – прошептала Пэтси.

В комнате стояла полная тишина, только шум ветра доносился из-за окна, тикали небольшие часы на хрустальной подставке да негромко потрескивали поленья в камине.

Алекс, чуть успокоившись, окинула комнату взглядом. Она никогда не бывала в самом доме и только теперь могла увидеть, с какой пышностью здесь все отделано. Абиссинские ковры, стены, обитые шелком, картины, фарфор, мебель восемнадцатого века – все было так непохоже на ту аскетическую обстановку, в которой жила она. Было трудно поверить, что два столь разных мира находятся в таком близком соседстве.

Взгляд Алекс остановился на портрете Евы. Он был написан известным художником. Ева была изображена в красном бархатном – почти королевском – платье. Одна рука, усыпанная бриллиантами, поддерживала свободно падавшую с плеча ткань, другая лежала на вырезе, обнажающем шелковистую, перламутровую кожу. Ее распущенные волосы сияли как золотистый нимб. В глазах таилась дерзкая насмешка. Такая же, что пряталась и в уголках губ, словно она хотела сказать: «Смотрите на меня, но сначала опуститесь на колени».

– Где Макс? – одними губами прошептала Алекс.

Пэтси пожала плечами. И тут дверь в другом конце комнаты распахнулась и в гостиную вошел Рик.

– Привет, моя сладкая, Жак сказал… – Рик остановился, увидев две застывшие фигуры в другом конце комнаты.

Теперь Ева повернулась к ним. И Алекс с ужасом увидела ту самую безжизненную, словно сделанную из белого папье-маше, маску на ее лице, при виде которой она цепенела от ужаса. Голос Евы оставался бесстрастным, когда она проговорила:

– Не стану представлять вас друг другу, вы ведь близко знакомы.

Рик с удивлением посмотрел на нее и спросил:

– О ком ты говоришь?

Ева ничего не ответила, только бросила на него стремительный взгляд, а Рик продолжал:

– Не понимаю, о чем ты? Кто эта девочка? И что она такое про меня наговорила? – Затем тон его вдруг переменился, словно он сообразил, что выбранный им не соответствует роли, которую ему следует играть:

– Ах вот оно что! Я же тебе говорил, дорогая, о письмах, которые присылают мешками. Эти свихнувшиеся на мне девицы, которые пишут, что мечтают заиметь от меня ребенка. Она одна из них? К сожалению, я, увы, все-таки секс-символ. Сколько раз бывало, что женщины заявляли, что я переспал с ними, называя дату, когда я был далеко от них – в другой точке земного шара. Тебе, девочка, – он повернулся к Алекс, – придется обратиться для удовлетворения своих нужд к другому. – Он снова посмотрел на жену и проговорил уверенно и спокойно: – В первый раз ее вижу.

– Тогда каким образом она могла увидеть тебя в таком виде? – Ева бросила в его сторону конверт.

Рик подхватил его и открыл, все еще сохраняя на лице недоуменное выражение. Но уже в следующий момент оно изменилось. Некоторое время он стоял молча. Затем, словно подчиняясь внутреннему голосу, заговорил по-другому, почти оскорбленно:

– Фотографии так легко подделать. Это фальшивка!

Тем не менее он быстро просмотрел одну за другой все, что лежали в конверте. Лицо его перекосилось. Он не смотрел в сторону Алекс, но она видела, какие его обуревают чувства. Наверное, в эту минуту он мог убить ее без колебаний.

– А голос – тоже не твой?

Ева нажала пальцем кнопку диктофона, который лежал у нее на коленях. И в комнате громко зазвучал голос Рика: «Посмотри, какой он большой и красивый. Как он хочет тебя. Погладь его, как ты это делала раньше – ему нравится. Ему будет так хорошо у тебя во рту, а потом мы посмотрим, как ему будет хорошо у тебя внутри. Ему нравятся такие симпатичные, маленькие…

– Нет, нет, пожалуйста, прошу вас… – послышался голос Алекс, полный панического ужаса. – Не заставляйте меня…

– Хочешь ты или не хочешь – не имеет никакого значения. Важно, чего хочу я, а не ты. Все будет так, как я захочу. Или вы вылетите отсюда. А теперь подойди сюда и встань на колени».

Ева нажала кнопку, и диктофон умолк.

– Я смотрю, ты рта раскрыть не можешь, – спокойно, с ледяными нотками в голосе проговорила она… – Что же это ты? А от других этого требуешь. Откуда ты родом, красавчик? Уж очень характерный у тебя выговор.

– Запись тоже можно подделать, – уже без всякого смущения поспешно ответил Рик. – Меня не в первый раз пытаются шантажировать такого рода вещами.

– Возможно, не в первый, но, надеюсь, в последний. Это Швейцария, а не Голливуд. Власть киностудии не распространяется на эти места. И полицию она тоже не сможет подкупить. Если я представлю им эти фотографии и эту запись, они отнесутся к полученным материалам со всей серьезностью, учитывая, что у них будут на руках и результаты освидетельствования врача – он запротоколировал все.

– И чего же ты хочешь? – с трудом выговорил Рик.

– Я подам на тебя в суд, – проговорила Ева спокойно. – Твоей карьере крышка, красавчик…

– Или? – перебил он ее.

– Или ты уйдешь отсюда немедленно, в чем есть. Твои вещи пришлют тебе потом. Ты не посмеешь опротестовывать развод и сделаешь все, что потребует мой адвокат.

Он с изумлением посмотрел на нее:

– Да кто ты такая, чтобы всеми командовать? Ты считаешь, что можешь приказывать кому захочешь? – и уже издевательским тоном добавил: – Я тебе не этот слюнявый итальянский князек, который витал в облаках. Я Рик Стивенс. Да ты знаешь, сколько принес в прошлом году мой фильм «Первый и последний»?! Тридцать миллионов долларов… Только попробуй укусить меня и увидишь, что я тебе не по зубам.

Ева спокойно выслушала и это заявление:

– Ты так думаешь? – спросила она и, слегка повысив голос, позвала – Макс!

Макс вышел из-за тяжелой парчовой занавески.

– Вы звали? – спросил он с помпезной учтивостью, которой мог бы позавидовать сам Жак.

Алекс с трудом удержалась от того, чтобы не захихикать, но скрыть улыбку ей не удалось. Да и Пэтси с облегчением перевела дух. Она чувствовала, что близится развязка.

– Расскажите мистеру Стивенсу о переговорах, которые вы только что завершили.

– С удовольствием, мадам. – Макс поклонился, и лицо его внезапно сделалось серьезным и важным. – Вчера в два часа пополудни по калифорнийскому времени пятьдесят один процент акций компании «Беркович Интернейшнел» перешел во владение мадам Евы Черни. Только что я по ее доверенности подписал все документы и завершил сделку. Отныне мистер Беркович не играет в компании ровно никакой роли. Его место занял Дуглас Хирш. – Макс лучезарно улыбнулся. – Очевидно, мечты, которые лелеял мистер Беркович, задумавший снять новый шедевр наподобие «Унесенных ветром», рухнули. Это связано с грандиозным провалом, который потерпел последний эпический фильм мистера Берковича «Истощенные страстью», не давший ожидаемых кассовых сборов. Он вышел на экраны три месяца назад и до сих пор не окупил даже десяти процентов своей стоимости… Если желаете, могу назвать точные цифры.

– Лжешь! – тщательно поставленная интонация аристократа с Восточного побережья исчезла. И тотчас вылез слегка гнусавый оклахомский выговор.

Макс вынул из внутреннего кармана документ:

– Думаю, подпись Берковича вам хорошо известна? Можете взглянуть повнимательнее. – Он шагнул вперед и сунул под нос актеру контракт, где стояла подпись Берковича и самого Рика.

– Ваш контракт, разумеется, теперь принадлежит мадам. Это только часть сделки. Как главный пайщик, она имеет право окончательного решения. Разумеется, четыре следующих фильма не имеют к этому контракту никакого отношения. Прошу взглянуть вот сюда… – Макс сделал вид, что не может разыскать следующего документа, а потом все-таки нашел его… – Ах, вот же он!.. «Вторая попытка» – в фильме должна была сниматься Лора Уэллес, режиссером утвердили Сиднея Шэллерта. – Макс снова улыбнулся. – При том, естественно, условии, что вы подчинитесь требованиям мадам. В противном случае контракт будет разорван, а вы понесете заслуженное наказание за развращение несовершеннолетней…

– Чушь! Беркович не мог продать меня с потрохами! Это невозможно…

– И тем не менее он пошел на это. У него слишком много долгов. Он вложил все до последнего пенни в «Истощенных страстью», продал яхту и заложил роскошное итальянское палаццо на Бель-Эр. Но все пошло прахом, боюсь, мистер Беркович – банкрот. Кредиторы требуют выплаты долгов. Очередь выстроилась до самого Сан-Диего.

Рик Стивенс, с побелевшим лицом, переводил взгляд с Макса на жену и обратно:

– Д-а-а, подставили вы меня! Вы специально подсунули мне эту маленькую сучку! Кто-то рассказал вам… – Он захлопнул рот, прежде чем успел проболтаться.

– …о том, что вы любите маленьких девочек? Да, мне это тоже удалось раскопать. Нам известно, во сколько обошлись студии ваши пристрастия.

Рик стоял молча, его мозг лихорадочно работал в поисках выхода.

– Да нет, чушь все это… – сказал он наконец решительно. – Не может Беркович прогореть. Две последние мои картины принесли больше шестидесяти пяти миллионов долларов.

– Которые он безрассудно истратил. Часть вложил в «Истощенных страстью» – фильм, который с треском провалился. Но не забывайте и про то, во сколько обходится ему его жена. Ты ведь знаешь ее. Очаровательная Салли Барнз. Она обожает бриллианты, особенно крупные. Он также вложил семь миллионов в яхту «Королева Мария», которую затем продал всего лишь за три миллиона. Так что сей джентльмен оказался не в состоянии даже расплатиться с долгами.

– Не может такого быть… Этого не может быть, – повторял актер в отчаянии.

– Увы…

– Почему же я ничего не знал? Ведь мы с ним друзья…

– У мистера Берковича нет друзей. Зато масса кредиторов. Жаль, конечно, беднягу. Но ничего не поделаешь. Если бы мадам не купила студию, его бы упекли в тюрьму. Беркович умеет хорошо тратить деньги, полученные в наследство от папаши, как и киностудию, кстати. Но вот делать деньги он не умеет. Разве только старается их вытягивать из женщин, как и вы. Сейчас он рад тому, что ему удалось спасти свою шкуру. Вы его мало волнуете. Наверное, надеется, что так или иначе, вас вынесет на поверхность – даже если это будет всего лишь ваш труп…

– Я знаю, ты с самого начала имел на меня зуб – как только я появился в доме. Что, я занял твое место?.. Поэтому ты ждал случая, чтобы подловить меня?

– Думай, что хочешь, но я с первого взгляда раскусил, что ты за птица. Сукин сын, который слишком положился на свою известность. Голливуд изменился. Луис Майер умер. Старая студийная система вот уже несколько лет как похоронена. И атмосфера теперь совсем не та, что много лет назад. Что касается тебя, то поклонники не очень любят мужчин, которые совращают малолетних. Этой девочке тринадцать лет. И теперь ты полностью находишься во власти мадам. И будешь делать то, что она скажет.

Рик побелел, глаза его горели от ярости. Он облизнул пересохшие губы. Юношеские черты лица преобразились. Он стал похож на загнанного хищника. Он уже не мог держаться и злобно крикнул в лицо жене:

– Работать на тебя? Подчиняться тебе? Да будь я проклят! Ты снимешь всего лишь два фильма, которые оговорены в контракте, а потом я буду выброшен на улицу.

– Нет, ты подпишешь контракт со мной до конца своих дней, иначе я заявлю в полицию… Если не будешь работать на меня, то не сможешь работать нигде. Я ясно выразилась?

И снова с невероятной быстротой Рик переменил тактику:

– Не могу поверить, что ты способна так со мной поступить!

– Но у тебя есть свобода выбора. Ты вправе сам принять решение. Твоя машина стоит у ворот. Мне все равно, куда ты поедешь. Но двадцать восьмого июля ты должен начать работу.

– Позволь мне все объяснить тебе…

– Я знаю, кто ты есть на самом деле. И больше не желаю иметь с тобой никаких дел.

– Ева, ради Бога…

С таким же успехом он мог бы обращаться к глыбе мрамора.

Она повернулась к нему спиной и позвонила в колокольчик. Когда вошел дворецкий, она проговорила спокойно:

– Мистер Стивенс уезжает, Жак. Его машина готова?

– Да, мадам.

– Вещи, паспорт?

– Все готово, мадам.

– Тогда вас больше ничто не держит здесь, – обратилась Ева к бывшему мужу.

– Вы еще пожалеете об этом! – Его крик походил на стон раненого животного. – Еще никому не удавалось одолеть меня. Советую тебе, крошка, поостеречься. В один прекрасный день ты можешь оказаться в дурацком положении.

Двери за ним с грохотом захлопнулись.

Ева повернулась лицом к камину. – Можете идти, – сказала она.

Оставшись одна, Ева перевела дыхание и отпустила наконец подлокотники кресла, в которые вцепилась пальцами. Потом взяла фотографии и пленку с записью, уложила в конверт, заклеила и прошла в свою гардеробную. Распахнув одну из створок шкафа, она отодвинула в сторону висевшее на вешалке и упакованное в чехол вечернее платье, за которым находился потайной сейф. Набрав комбинацию цифр – дату, когда была официально утверждена косметическая компания Евы Черни, – она распахнула дверцу и положила конверт в сейф. Затем снова закрыла тайник и повесила платье на место так, чтобы оно целиком закрывало его. Из ящика стола она достала ножницы и направилась в комнату Рика. Там она принялась кромсать на мелкие клочки всю его одежду. Тишину, которая стояла в комнате, нарушал только треск рвущейся материи да клацанье ножниц.

Только когда все его вещи до последней рубашки были изрезаны и изорваны, Ева наконец успокоилась. Швырнув ножницы на гору лоскутов, она вернулась в свою спальню, навзничь упала на кровать и некоторое время неподвижно лежала, глядя в потолок. А потом перевернулась, уткнулась лицом в воздушное покрывало и зашлась в глухих рыданиях.

– Почему, – слышалось сквозь рыдания вновь и вновь. – Почему это происходит со мной?

Она плакала до тех пор, пока не выплакала все свои слезы. Обессилев вконец, она так и заснула поверх покрывала.