Там где ты

11

Чувство Гейл к Эндрю не ограничивалось простым физическим влечением и уступкой основному инстинкту. Тут было эмоциональное притяжение, опровергавшее все, чему ее учили родители. Что бы ни случилось с ней после отъезда из Виргинии, он навсегда останется в ее душе. Может, это ее первая настоящая любовь? Гейл сомневалась в этом. Но неужели ей всю жизнь придется довольствоваться короткими, ни к чему не обязывающими сексуальными связями?

— Ты говорил, что от меня только требуется сказать «да», — напомнила она ему, делая первый шаг туда, откуда нет возврата. — Я согласна.

Он со свистом втянул в себя воздух.

— Гейл…

Она обняла его за шею и прижалась к нему.

— Хочешь сказать, что ты передумал?

— Не хочу. — Он развернул Гейл, поднял и посадил на крышку буфета.

Она обхватила босыми ногами его бедра и прильнула к нему. Прикосновение это пронзило ее как током. Она вплела пальцы в его густые волосы и притянула к себе его голову.

— А что хочешь сказать? — едва дыша, прошептала она.

— Я хочу спросить, почему ты так долго думала.

Не успела Гейл ответить, как Эндрю прильнул к ее губам. Поцелуй был таким жадным и страстным, что у нее инстинктивно поджались пальцы ног. Его язык скользнул ей в рот, и Гейл бросило в жар. Ну вот и все, мельком подумала она. Когда широкие ладони подхватили ее ягодицы, она окончательно забыла, почему считала связь с Эндрю глупостью. Тугой мужской член прижался к увлажнившейся промежности, и стремление Гейл к соитию стало еще сильнее. Она негромко застонала и потерлась об упругую плоть, оттопыривающую ширинку джинсов, умирая от желания ощутить ее внутри себя.

Эндрю оторвался от губ Гейл и заглянул ей в лицо. Его глаза потемнели и приобрели фиолетовый оттенок.

— Знаешь что? — На его губах играла насмешливая улыбка. — Одной булочкой не насытишься.

— Я тоже хочу насытиться, так что это взаимно. — Гейл придвинулась к нему вплотную. — Но если тебя интересует еда, то хорошо, что мы на кухне.

Он хмыкнул, наклонил голову и начал целовать Гейл.

— Я хочу как следует насладиться тобой, — пробормотал он.

— Гм… Звучит… заманчиво.

Он испустил короткий смешок.

— Тебе нравится эта идея?

— Очень, — ответила она, запуская пальцы в его густые черные волосы.

Тем временем Эндрю расстегнул пуговицы ее блузки и развел полы в стороны. Его пальцы неторопливо коснулись ее кожи, погладили ребра и обхватили груди.

Постучав шваброй в потолок, Гейл приняла душ и из соображений удобства не стала надевать лифчик. От его прикосновения ее соски тут же напряглись и ткнулись в жесткие мужские ладони. Как хорошо, что она предпочла удобства, а не приличия.

Кончики пальцев Эндрю ласкали ее затвердевшие соски, а губы неторопливо устремились от ключицы к груди, после чего его язык легко коснулся соска Гейл, заставив ее затрепетать.

О боже, она этого не вынесет… Его руки, губы и хриплый шепот пробуждали в Гейл неслыханные эротические фантазии. Картины, возникающие перед ее внутренним взором, были еще более сладострастными.

Эндрю начал сосать ее грудь, и Гейл громко вскрикнула от небывалого наслаждения.

Руки Эндрю тем временем оставили ее груди и начали расстегивать шорты. Он поднял голову и встретил ее взгляд. Дыхание Гейл было частым и судорожным. Гейл впервые узнала, что такое настоящая страсть.

Еще немного, и ее смогут спасти только закрытый массаж сердца и искусственное дыхание… Сомневаться не приходится: увертюра закончилась. Теперь у них только один путь.

Умелые пальцы Эндрю справились с пуговицей и дернули застежку. Звук расстегивающейся молнии эхом отдался в ушах Гейл, но его тут же заглушил стук крови в висках.

— Приподнимись, — мягко велел он.

Гейл отпустила его плечи и уперлась ладонями в крышку буфета. Эндрю быстро стащил с нее шорты вместе с трусиками и дал им упасть на пол. Обоняние Гейл обострилось, и она ощутила не только терпкий запах одеколона, но и мускусный аромат мужской кожи. Каждый вздох, каждый шепот и негромкий стон усиливали ее возбуждение. Гейл переполняли ощущения. Она остро чувствовала твердую крышку, на которую опустились ее обнаженные ягодицы, и прикосновение к коже струи холодного воздуха, вырывавшейся из кондиционера.

— Пожалуйста… — еле слышно прошептала она пересохшими губами.

— Подожди немного, малышка, — откликнулся он, а затем еще раз нежно поцеловал ее.

Она чувствовала себя проводом под напряжением, оборванным бурей. Проводом, который покачивается над тротуаром, сыплет искрами и грозит неосторожному смертельным ударом тока.

Он испытывал на ней все свои чары. Его губы и язык ласкали ее тело. Он поднял голову и взглянул на нее. В эту минуту она была настоящей красавицей и меньше всего на свете напоминала объект слежки. Она была женщиной, которую он желал каждым дюймом своего существа.

Она приподнялась и рванулась навстречу Эндрю, стремясь принять его в себя. Когда он отстранился, она закрыла глаза и застонала от разочарования.

Наконец Эндрю обхватил бедра Гейл, приподнял ее и резко вошел в нее.

Ее голова откинулась, длинные черные волосы коснулись его пальцев, спина выгнулась дугой, с губ сорвалось несколько коротких стонов.

Эндрю вонзился в Гейл. Ее мышцы яростно стиснули его член, и ему показалось, что он сейчас умрет, не выдержав силы владевших им чувств.

Жар. Страсть. Экстаз. На самом деле до сегодняшнего дня он не знал, что это такое. И узнал только благодаря Гейл.

Негромкие страстные стоны. Голос, шепчущий его имя, зовущий к новым и новым наслаждениям… Они разъединились только тогда, когда одновременно рухнули в водоворот, а затем воспарили к небесам.

Небеса, подумал Эндрю, зажав губами рот Гейл, из которого вырвался последний страстный крик. Место, которое для него запретно. Место, куда его не впустят. Разве заслуживает рая мужчина, занимающийся любовью с женщиной, которую он соблазнил только ради того, чтобы добиться своей цели? То, что этой целью является торжество закона, оправданием не является. Обман есть обман.

Собственная правота доставляла Даффу огорчение второй раз в жизни. Впервые это случилось тогда, когда родная мать взяла героин и бросила Эндрю на произвол судьбы. Но на этот раз результат должен был оказаться еще более удручающим. Как для него, так и для Гейл.

Да, он установил с ней близкий контакт. Именно это было его целью. Черт бы ее побрал, эту цель! — подумал Эндрю. Из-за его фанатичной решимости добиться победы любой ценой и во что бы то ни стало закончить дело ни он, ни Гейл больше никогда не станут прежними.

Все изменится, как только он скажет ей правду.

Он бережно прикрыл обнаженное плечо Гейл простыней с цветочным рисунком и пошел в ванную, чтобы принять горячий душ. Боль, от которой ныло тело, не имела никакого отношения к столкновению на баскетбольной площадке, случившемуся три дня назад. Ее причиной было нечто куда более приятное.

Секс. Страсть. Эротика.

Головокружительный секс с женщиной, которая каким-то образом сумела забраться к нему в душу, хотя он хотел только одного: узнать, где скрывается ее брат. Менее романтичного человека, чем он, не было на свете. Он не умел манипулировать своими чувствами как фокусник и не верил в счастливые концы. Большинство его дел кончалось кровью или трагическими распадами семей. Эндрю вывернул кран и встал под обжигающую струю, зная, что отныне все изменится.

Сумасшедшему роману, который начался у них с Гейл, сужден трагический конец.

Он уперся ладонями в кафель и наклонил голову, дав возможность горячей воде стекать по спине. Неужели нет способа закончить это дело и сохранить Гейл? Эндрю перебирал в уме вариант за вариантом, но ответ всегда был одним и тем же. Гейл проклянет его, и они расстанутся. Расстанутся навсегда.

А если это так, почему он не лезет вон из кожи, чтобы найти Криса Нортона? Почему не задает Гейл вопросов, которые могли бы навести на его след? Какого черта топчется на месте?

Эндрю стиснул кулаки. Ослушник Дафф совершил ошибку, достойную новичка, и должен винить в этом только самого себя. Он позволил себе влюбиться.

Он закончил принимать душ и попытался понять, чем это может завершиться.

Тем, что я останусь без работы, сказал себе Эндрю, снимая с перекладины полотенце.

Он вытерся, завязал полотенце на талии, вернулся в спальню и остановился на пороге. Увидев, что Гейл все еще крепко спит, он испытал досаду, смешанную с облегчением.

Ему нужно было немедленно решить два вопроса. Что сказать Гейл теперь, когда они нарушили все запреты и перешли все границы?

От ответа у него сжалось сердце.

Ответить на второй вопрос было еще труднее. До каких пределов он согласен дойти, чтобы получить у Гейл нужную информацию и сохранить работу в ФБР?

От ответа на этот вопрос его сердце превратилось в камень.

Гейл благодарно улыбнулась официантке и попыталась не обращать внимания на пристальный взгляд Айрин. К несчастью, ее замысел не удался. Согласившись принять неожиданное приглашение на обед, она поступила необдуманно. Если бы она была внимательнее, то не угодила бы в сети подруги, дерзко пытавшейся вторгнуться в ее личную жизнь.

— Мне уже доводилось видеть такие взгляды, — сказала Айрин, деловито выковыривая из салата помидоры. — Но на тебя это не похоже.

Гейл обильно посыпала свой салат перцем.

— Понятия не имею, о каком взгляде ты говоришь. — Она уставилась в тарелку, прекрасно зная, что имеет в виду Айрин.

— Да у тебя на лбу написано: «Я влюблена». Я старше тебя вдвое и видела многое. Так что можешь не отпираться.

Гейл открыла рот и тут же захлопнула его.

— Ничего подобного, — наконец не слишком убедительно возразила она.

— Золотце, — протянула Айрин, в добрых голубых глазах которой искрился смех, — сегодня по сравнению с тобой Ширли казалась кладезем премудрости. Если хочешь знать мое мнение, это просто стыд и позор.

Гейл хмуро посмотрела на подругу.

— Вот и держи свое мнение при себе.

Трудность заключалась в том, что Айрин права. Совесть не позволяет ей отрицать справедливость обвинения. Сегодня она действительно была рассеянной, и все в клинике заметили, что она то и дело смотрит куда-то в пространство. К вящей досаде Гейл, в этот список входил и старый ворчун Спенсер.

Винить в этом некого, кроме самой себя. И Эндрю.

Айрин положила вилку на край тарелки.

— Не имеет ли это отношения к твоему новому соседу?

Гейл хотела что-то ответить, но снова промолчала. Какой смысл спорить, если это бесполезно?

— Я так и знала, — сказала Айрин, шлепнув ладонью по столу. — Стало быть, ты трахаешься с тренером Даффом?

Гейл беспокойно осмотрела переполненный зал и беспомощно улыбнулась четырем пожилым женщинам, которые явно прислушивались к их разговору.

— Будь добра, говори потише. Я не трахаюсь с Эндрю.

— Ну, пляшешь на его костях, танцуешь мамбу, зачаровываешь змею… Какая разница? Вопрос в другом. Стоит ли тратить на это время?

Ошеломленная Гейл секунд пять во все глаза смотрела на подругу, которой было уже пятьдесят с большим хвостиком. А потом рассмеялась. Сдержаться было выше ее сил. Она никогда не смеялась от чистого сердца, и это оказалось очень приятно.

— О господи, где ты набралась таких выражений?

— У меня четыре внука-подростка. Если верить моей дочери, они слишком много слушают рэп.

— Держу пари, что ты тоже не одобряла музыкальных вкусов своей дочери. А твои родители наверняка считали Элвиса Пресли воплощением дьявола. Кстати, мои родители были из того же теста. Наверное, в родильные отделения, пользуясь недосмотром персонала, тайком пробирается мерзкий вирус и поражает новоявленных родителей. «Я буду ненавидеть то, что слушают, читают или смотрят по телевизору мои дети».

— О'кей, — засмеялась Айрин, убирая с лица прядь волос. — Я понимаю твою точку зрения. И все же не могу изменить отношение к накрашенным парням в коже и их поганым языкам. Как хочешь, в этом есть что-то противоестественное.

Перед мысленным взором Гейл тут же вспыхнула непрошеная картина о том, что проделывал с ней Энди. Он свел ее с ума и заставил забыть обо всем на свете. Она всю ночь визжала от наслаждения, раз за разом испытывая оргазм.

Может, их временная связь все же окажется удачной?

К Эндрю слишком легко привыкнуть. Она сильно сомневалась в том, что сможет избавиться от пристрастия к этому наркотику даже с помощью программы, рассчитанной на двенадцать этапов.

Айрин слегка прищурилась и смерила ее понимающим взглядом.

— Но вы отклонились от темы, мисс Нортон.

Гейл лукаво улыбнулась подруге. Та называла ее «мисс Нортон» только тогда, когда превращалась в мать-наседку. Сейчас Айрин наверняка прочитает ей лекцию о безопасном сексе…

Эта мысль внезапно заставила Гейл встревожиться. Такая лекция ей действительно не помешала бы. Вчера утром они с Энди настолько увлеклись, что сдуру занялись любовью без всяких предосторожностей. Потом они пришли в себя, но весь день и ночь предпочитали помалкивать о происшедшем. Следует признать: они потеряли голову и напрочь забыли, какому риску подвергают друг друга.

Айрин слегка покачала головой.

— Золотце, я вижу, это серьезно, — сказала она.

Гейл ответила только тогда, когда официантка унесла пустые тарелки из-под салата.

— Не знаю… Все должно было сложиться по-другому. Я думала, это будет…

— Просто секс? — помогла ей подруга.

Гейл печально кивнула.

— А разве так бывает? — поинтересовалась Айрин.

Гейл ответила не сразу.

— Не знаю. Может, и не бывает. Может, связей без эмоций не существует в природе. Но эта связь не может превратиться в нечто большее.

— Кто это сказал?

— Айрин, через два месяца я уеду отсюда.

— А с чего ты взяла, что обязана уехать?

— С того, что срок моего контракта с правительством истекает. Я перебираюсь в Нью-Йорк.

— Значит, ты все-таки решилась?

Гейл неохотно кивнула. Это решение не доставляло ей никакого удовольствия. Скоро ее энтузиазм исчезнет и на смену ему придут сомнения. И все же она знала. Знала с той самой минуты, когда три недели назад открыла дверь и увидела на пороге Эндрю.

Гейл не могла сказать, когда именно ее осенило. Это случилось где-то между воскресным утром, проведенным в окружной больнице, и настоящей минутой. Она наконец решила осесть в Нью-Йорке. Жалованье, которое там предлагают, позволит ей обходиться без соседки. А если повезет, она сумеет снять хорошую квартиру в Манхэттене.

Тем временем официантка поставила на стол две тарелки с шипящим фахитас. Айрин откинулась на спинку стула и задумчиво возразила:

— То, что срок твоего контракта истекает, вовсе не значит, что ты должна нас покинуть.

— А что ты предлагаешь? Чтобы я осталась здесь и до конца своей жизни грызлась со Спенсером?

— Может, он завязавший алкоголик, но человек он неплохой.

— Знаю. Он хорошо относится к пациентам, с которыми еще имеет дело, и к Ширли. Причин последнего я не знаю и не желаю знать. Но даже если я захочу остаться, у клиники нет денег, чтобы платить мне.

— Именно поэтому ты два уик-энда в месяц дежуришь в окружной больнице.

— В последнее время я провожу там каждый уик-энд. А когда я буду жить? Когда окончательно состарюсь и стану такой же брюзгой, как док Спенсер?

— Предложи Спенсеру купить у него практику. Клиника приносит неплохой доход.

Гейл невесело хмыкнула.

— Купить? На что, позвольте вас спросить?

Лицо Айрин стало серьезным.

— Золотце, если ты всерьез решила делать головокружительную карьеру, то поезжай. Я знаю, ты на это способна. Но послушайся моего совета. Лично я считаю, что ты совершаешь ошибку. Оуквуду нужен врач, а Бартоломью больше не сможет практиковать. Здешние жители обожают тебя. Ты не равнодушная, не бесчувственная и не такая высокомерная, как все эти выпускники престижных медицинских факультетов. — Она пожала плечами. — Может, тебе это и не понравится, но ты очень похожа на молодого Барта Спенсера. Он тоже был таким, когда вернулся в Оуквуд.

— Это утешает, — буркнула Гейл.

— Есть и еще кое-что, о чем ты должна подумать, прежде чем примешь окончательное решение.

Гейл отодвинула тарелку. Что-то насторожило ее.

— Что ты имела в виду, когда сказала, что он больше не сможет практиковать?

— Ничего. Не обращай внимания.

Гейл не обманул внезапный интерес, проявленный Айрин к лежавшим на тарелке стручкам красного и зеленого перца.

— Айрин…

Та тяжело вздохнула.

— Если он узнает, что я сказала тебе… Только помалкивай, ладно?

— Что со Спенсером?

Айрин наклонилась к уху подруги.

— У него рак, — еле слышно шепнула она.

Гейл закрыла глаза. Постоянные ссоры не мешали ей любить старика. Именно поэтому она так старалась заслужить его уважение. А добиться похвалы старого ворчуна и придиры было нелегко.

— Как ты узнала?

— Это выяснилось в пятницу. У Барта были проблемы, и он подозревал, что с ним что-то не так. Он не хотел, чтобы об этом узнали, и поэтому поехал к онкологу в Ричмонд. Я тоже отправилась туда в четверг вечером. Встретила после приема и осталась с ним.

Гейл обхватила себя руками. Она не верила своим ушам. Бартоломью Спенсер был гвоздем в стуле, но она не могла отрицать, что многому научилась у этого старого и мудрого семейного врача. Два года назад она ни за что не посоветовала бы молодой матери лечить ребенка от болей в животе с помощью теплой кока-колы или обмотать порезанный палец паутиной, чтобы малыш не истек кровью до приезда в клинику. Конечно, бывали случаи, когда она ожесточенно спорила с ним, и все же следовало признать: когда речь шла об относительно простом заболевании, его старомодные методы оказывались не менее эффективными, чем самые современные способы лечения.

Оуквуду будет не хватать его. Черт побери, она и сама будет тосковать по этому старому брюзге…

Гейл подняла глаза и посмотрела на опечаленную Айрин.

— Что ему сказали?

— Шесть месяцев. Может быть, год или два. Конечно, при условии лечения.

— Догадываюсь, что он, как всегда, упрямится. Верно?

Айрин кивнула.

— Ты же его знаешь. Странно, что он вообще обратился к онкологу. А тем более попросил кого-то съездить с ним.

— Черт бы его побрал! — возмущенно прошептала Гейл. — Разве он не понимает, что необходим этому городу?

— Ты не хуже его знаешь, что рак…

— Не всегда смертный приговор! — резко прервала она подругу. — Если только… — Гейл не закончила фразы и с тревогой посмотрела на Айрин. Та отвела глаза, и Гейл шепотом выругалась. — Что, плохо? — наконец спросила она, уже зная ответ.

— Лимфатические узлы, — тихо ответила Айрин.

Гейл яростно заморгала глазами, пытаясь не дать воли слезам. Проклятье! Куда деваются ее эмоциональные барьеры, когда в них возникает нужда? Она не хотела волноваться. Не хотела переживать из-за Спенсера и следить за тем, как этот некогда сильный и властный мужчина будет чахнуть на глазах и изнывать от боли. Не хотела жалеть человека, который превратил ее жизнь в ад. Не хотела думать о том, как жители Оуквуда будут жить без врача, которого они знали, которому доверяли и к кому обращались в трудную минуту.

Она не хотела этого и все же не могла не испытывать чувства, от которого ее отучали все детство. Чувства эмоциональной привязанности. Сначала ее личная, а теперь и профессиональная жизнь, когда-то казавшиеся такими спокойными и безоблачными, полетели кувырком.

А все началось с того дня, когда она зачем-то сняла цепочку с дверей…