Как только Люсьен переступил порог дома лорда Мэйса, ему на голову набросили тяжелую темную ткань, и чей-то голос — возможно, Харфорда — произнес со зловещей торжественностью:
— Настал момент истины, Стрэтмор. Если вы хотите стать одним из нас, вы должны пройти через определенный обряд. Выбирайте! Готовы вы идти вперед в неизвестное, или отступаете и уже никогда не будете с нами?!
Люсьен с трудом подавил вздох. Он должен был предвидеть, что члены Клуба придумают какую-нибудь детскую игру вроде этой.
— Я хочу стать членом вашего Братства, — ответил он со всей возможной серьезностью, — и готов идти дальше.
— Подчиняйтесь приказам, — нараспев продолжал Харфорд. — Ожидайте только неожиданного. Да преобразит вас адский огонь!
Чьи-то руки натянули на Люсьена бесформенный балахон с капюшоном, который закрывал лицо, и плотно сомкнулись вокруг него. Не отпуская, его провели по дому и вывели к экипажу. Чей-то приглушенный голос предупреждал его о поворотах и ступеньках. Тем не менее Стрэтмор чувствовал себя совершенно беспомощным. Это, разумеется, делалось специально, чтобы человек стал беззащитным и восприимчивым к любой бессмыслице, которую собирались на него обрушить.
Экипаж ехал довольно долго и наконец выбрался из Лондона. Все ехали в полном молчании. Однако человеческие существа не могут быть совершенно бесшумными. По дыханию и покашливанию Люсьен догадался, что с ним в карете ехали трое.
Экипаж остановился неожиданно резко. Люсьену помогли выйти. Порыв холодного ветра принес запах влажной земли и рокот волн. Люсьен почувствовал под ногами мягкий торф. Его быстро провели к плоскодонке. Лодка была маленькая, с низкими бортами, видимо, рассчитанная на мелководье. Когда Люсьен ступил в нее, доски заскрипели, и он поспешил сесть. Потом лодка еще три раза со скрипом накренилась — это сели трое спутников Стрэтмора. Оттолкнувшись от берега, плоскодонка заскользила по воде. Зазвонил церковный колокол. Звон был тихим и печальным, казалось, звонят по только что умершему.
Путешествие было коротким. Вскоре плоскодонка уткнулась в гальку. Пассажиры высадились на берег, где их уже ждали. По звукам, доносившимся с берега, по шепоту и покашливаниям Стрэтмор решил, что на берегу было человек двадцать. Кто-то повернул Люсьена направо и сдернул капюшон. Наконец-то он снова видел! Перед ним на холме в холодном свете луны предстал мрачный средневековый замок. Заунывные удары церковного колокола делали картину настолько зловещей, что у Стрэтмора зашевелились волосы на голове. Он постарался принять безразличный вид, чтобы окружающие не заметили произведенного эффекта. Конечно, это было всего лишь представление, но на редкость впечатляющее. Будь он суеверен, то наверняка уже обезумел бы от страха.
Люсьена окружало человек тридцать в белых балахонах с низко опущенными капюшонами, скрывающими лицо. Каждый держал в руках зажженную свечу. Больше всего они походили на привидения. На Стрэтморе был балахон черного цвета, что отличало его как вновь посвящаемого. Ближе всего к нему стоял Родрик Харфорд. Воздев руки к небесам, он взревел:
— Назовите наш пароль!
— Делай, что хочешь, — ответил ему хор лжемонахов.
— Какова наша цель?
— Удовольствия.
— Так пойдемте же, братья, и выполним наш священный ритуал.
Первым в сторону холма направился мужчина с медальоном на груди, все остальные вытянулись в цепочку и последовали за ним. Ветер колебал пламя свечей, и в его отблесках зловещие тени скользили по земле. Харфорд жестом приказал Люсьену присоединиться к процессии, а сам встал замыкающим.
Замок был окружен высокими стенами. За широкими железными воротами открывался заботливо ухоженный сад. Дорожка вилась между кустарниками и статуями, с трудом различимыми в лунном свете. Одна из них, насколько Люсьен смог различить в темноте, представляла собой изображение мраморного фаллоса в двадцать футов. Несомненно, чья-то больная фантазия.
Наконец, они подошли к капелле, единственному полностью сохранившемуся зданию. По обеим сторонам двери стояли обнаженные статуи мужчины и женщины. Обе фигуры прижимали палец к губам, как бы призывая к молчанию. Обе были настолько совершенны, что человек рядом с ними чувствовал себя маленьким и недостойным. Над входом была высечена надпись по латыни: «Делай, что хочешь». Эта фраза уже показалась Стрэтмору знакомой, когда ее выкрикивали на берегу. Теперь он вспомнил, откуда он знает ее. Это был девиз Клуба адского огня, чьим примером вдохновлялись «Геллионы».
Стрэтмор представил, что подумала бы Джейн, увидев этих самодовольных мужчин, которые столь торжественно собирались предаться наслаждениям, и с трудом сдержал улыбку.
Обитая железом дверь со скрипом отворилась, и процессия прошла в капеллу. По всему святилищу были расставлены кадильницы, наполнявшие воздух густым запахом ладана.
Несмотря на очевидное желание владельца сохранить атмосферу нетронутой старины, Люсьен понял, что интерьер недавно обновляли. Была заме иена примерно дюжина витражей. Новые были весьма впечатляющими: на них были изображены апостолы, погруженные в разврат.
Люсьен посмотрел наверх. Сводчатые потолки были украшены не менее скабрезными фресками. Росписи представляли собой странную смесь христианских и языческих сюжетов. Тут козлоногие сатиры совокуплялись с ангелами, там — похотливые монахи преследовали греческих нимф. Видимо, «Геллионы» стремились к разнообразию.
Тем временем монахи встали в круг.
— Подойдите к ограде алтаря, — прошептал Харфорд, — и падите ниц. Когда жрец прикажет вам подняться, встаньте у ограждения и стойте там до конца церемонии. Называйте его «Мастер».
Люсьен подчинился. Если бы он мог знать, что до обеда придется ждать так долго, он поел бы перед уходом. Но лежать лицом вниз на холодных камнях на пустой желудок — удовольствие ниже среднего.
Дверь позади алтаря отворилась, послышались шаги и шорох балахонов. Люсьен удержался и не посмотрел вверх, Но не узнать хриплый голос Маиса было невозможно.
— Понимаешь ли ты, новообращенный, всю серьезность своего шага? — торжественно произнес он.
Люсьен постарался проникнуться трепетом и благоговением.
— Понимаю, мастер, — ответил он. Его щека лежала на шершавой каменной плите.
— Поднимись, новообращенный, и посмотри мне в глаза.
Люсьен подчинился.
— Готов ли ты поклясться душой и телом принадлежать Братству, — продолжил Мэйс. — Осознаешь ли ты, что в случае отступничества на тебя обрушится вся сила гнева «Геллионов»?
Голос Мэйса был громоподобен, а глаза сверкали опасным блеском. Легкомыслие Стрэтмора как рукой сняло. Он напомнил себе, что не следует недооценивать противника, и постарался ответить со всей возможной искренностью и убедительностью.
— Клянусь, мастер.
Взгляд Мэйса проникал в самую душу и оценивал. Наконец Мэйс кивнул.
— Да будет так!
Он поднес горящую свечу к каменному углублению над алтарем, наполненному сухими ароматизирующими травами, и поджег их. Резкий запах благовоний смешался с запахом ладана.
Затем началась служба. Это была не черная месса[5], как ожидал Стрэтмор, а страшная смесь язычества и поношения христианства, зловещая и циничная. Мэйс произносил ее то по-латыни, то по-французски, а затем переходил на английский. Голос его то возвышался, о понижался до шепота, делая обстановку еще более таинственной.
Запах благовоний усиливался, и Люсьен почувствовал удивительную легкость. Он понял, что среди горевших трав были наркотики, по-видимому, белладонна и белена. Эта смесь делала человека восприимчивым, способным верить в любые чудеса и грезить наяву. Люсьен постарался сосредоточиться, чтобы не потерять способность анализировать происходящее. Богохульство ему всегда было отвратительно.
Наконец действо достигло кульминационного момента, и Мэйс воскликнул:
— Ты стал одним из нас!
Затем он погрузил пальцы в черную чашу и окропил Стрэтмора жидкостью со смешанным запахом серы и спирта, видимо, пародируя крещение.
— В братство «Геллионов» вступил новообращенный. Да будет имя ему Люцифер!
— Приветствую тебя, Люцифер! — дружно откликнулся хор «монахов».
Мэйс повернулся к алтарю и бросил в огонь пригоршню порошка. В одно мгновение фиолетовое пламя рванулось к потолку, а облака дыма стали расплываться во все стороны. Только над самым алтарем дым сгустился и приобрел пугающие очертания. Казалось, сам дьявол явился на зов. Атмосфера в капелле стала напряженной.
Мэйс воздел руки к небу и выкрикнул кабалистическое заклинание. Фигура дьявола начала таять в воздухе, а напряжение постепенно спадать. Стрэтмор отметил про себя, что спектакль с явлением дьявола был организован превосходно. Это, конечно, было делом рук Мэйса, который тратил свой талант не только на непристойные механические игрушки. Сам Люсьен, затратив совсем немного времени, смог бы повторить этот опыт. Мэйс опустил руки, возбужденный блеск глаз погас.
— Пойдемте, братья! Приступим к празднеству.
Один из монахов откинул черное покрывало, которое скрывало проход в банкетный зал. Торжественная атмосфера мгновенно сменилась веселым гулом голосов. Все присутствующие устремились в зал и расположились на кушетках, выполненных в стиле древних римлян, вдоль стен.
Лорд Мэйс заметил неуверенность Люсьена и жестом пригласил последовать за собой в дальний конец комнаты.
— Присаживайтесь рядом, Люцифер, — сказал он, располагаясь на своей кушетке. — Что скажете о службе?
— Весьма впечатляет, — искренне ответил Стрэтмор, откинувшись на кожаные подушки. — Служба совсем не похожа на примитивное прославление дьявола в Клубе адского огня. Нужно обладать огромной эрудицией, чтобы так искусно соединить классические, христианские и языческие обычаи.
— Я знал, что вы оцените всю глубину происходящего. Далеко не все члены нашего Клуба достаточно образованы, чтобы понять все, что здесь происходит.
Глаза Мэйса блестели от удовольствия.
— Конечно, мы обязаны отдать должное дьяволу, — продолжал он, — но сатанизм слишком банален. Это то же христианство, только перевернутое с ног на голову. Гораздо увлекательнее изобрести собственную религию.
Маис с увлечением рассказывал Стрэтмору о своих изысканиях в этой области, когда в зал впорхнули девушки, одетые в прозрачный шелк, который отнюдь не скрывал их прелестей. Скрытыми были только их лица — на девушках были маски из птичьих перьев.
— Сегодня у нас турецкая тема, — сообщил Нанфилд, расположившийся по другую сторону от Люсьена. — Я-то предпочитаю девиц, изображающих монашек. Но наша братия требует разнообразия.
Он подозвал одну из женщин, которая несла кувшин. Красотка поспешила к ним и начала разливать вино в бокалы. Ее пышный бюст колыхался под прозрачной туникой.
— Ну что за прелесть, — с этими словами лорд Мэйс похлопал девицу по аппетитным ягодицам. В ответ она издала страстный стон и припала к руке лорда.
— Девиц отбирает Родрик, а вкус у него отменный, — заметил Маис.
— И все они профессионалки? — спросил Стрэтмор. Тот факт, что всем этим мероприятием ведал Родрик, его не удивил.
— Большинство, но далеко не все, — Мэйс похотливо улыбнулся. — Здесь бывают дамы из высшего общества, те самые, которых можно встретить на приеме у королевы. Вот почему они все в масках. Если бы у вас была сестра или жена, как знать, не встретили бы вы их здесь.
— Жуткая идея, — ответил Люсьен, стараясь сдержать охватившее его отвращение. — К счастью, я одинок.
Мэйс поднял свой бокал.
— Пью за разврат, — лорд с вызовом посмотрел на окружающих и выпил вино залпом. Люсьен последовал его примеру. — Когда-то в Риме…
К ним подошла еще одна девушка. Она принесла поднос с дымящимися колбасками, по форме напоминающими фаллос. Люсьен взял одну и откусил кусочек. Чего не сделаешь на благо Родины!
Праздник быстро превратился в современный вариант римской оргии. Вся пища, которая подавалась к столу, была выполнена в формах, имитирующих половые органы. Вино лилось рекой.
Девицы постепенно перекочевывали на кушетки. Некоторые, как Нанфилд со своей пышногрудой брюнеткой, занялись любовью прямо здесь же. Другие, пошатываясь и опираясь на своих дам, удалились в отдельные кабинеты. Как только Мэйс скрылся с одной из девиц, Стрэтмор выскользнул в сад. Он не мог оставаться в этой отравленной атмосфере больше ни одной минуты.
Холодный ночной воздух освежил его, хотя опьянение еще давало себя знать. Гонки с Май-сом — кто больше выпьет — могли выбить из седла кого угодно. Стрэтмор шел по дорожкам, освещенным лунным светом, автоматически запоминая все пути, ведущие к замку. В дальнейшем это могло пригодиться. По каменной лестнице он поднялся на крепостную стену и обнаружил, что замок вовсе не был расположен на острове. Он стоял на холме, под которым в лунном свете серебрилась река. Там они переправлялись на лодках. Замок был построен еще во времена норманов и переделан «Геллионами» под свою обитель.
Сады вокруг замка можно было бы назвать прекрасными, если бы не обилие непристойных скульптур, которые Люсьену изрядно надоели.
Свернув на боковую дорожку, он буквально уткнулся носом в мраморные ягодицы Венеры, нагнувшейся, чтобы вынуть колючку из ноги. Статуя была установлена посреди дорожки, и каждый, кто проходил по ней в первый раз, неизбежно наталкивался на нее.
Вскоре Стрэтмор обнаружил, что не один он нашел спасение в ночной прохладе сада. Возле скульптуры, изображающей Зевса, насилующего Леду в образе лебедя, он встретил лорда Айвса.
— Можете считать меня пуританином, — сказал Люсьен, обращаясь к молодому лорду, — но не могу представить, чтобы меня могла возбудить лебедушка. Конечно, если бы я сам не был лебедем.
Айвс рассмеялся.
— Я тоже не причинил бы Леде никакого вреда. Пожалуй, эти греческие боги были слишком похотливы.
Молодые люди пошли рядом.
— Вышли отдохнуть и набраться сил? — спросил Люсьен.
Айвс смущенно рассмеялся и, подавив сомнение, ответил:
— Я собирался уехать домой как можно раньше. Можете считать меня идиотом, но я не получил никакого удовольствия от своей девицы. Я постоянно думал о Клео. Лучше бы я остался с ней.
— Я вовсе не считаю вас идиотом, — ответил Люсьен. Он думал о Джейн. В одном ее дразнящем взгляде больше чувственности, чем во всех этих голых шлюхах вместе взятых. — Страсть без чувства может удовлетворить только тело. Ощущение восторга исчезает так же быстро, как и приходит. Остается пустота.
— Это верно. Я рад, что встретил человека, который чувствует то же, что и я, — ответил Айвс. — Если бы Клео узнала, что я спал с другой, она бы просто бросила меня. Она совсем не распутная женщина. Многие мужчины готовы заплатить огромные деньги за ее ласки. Но она выбрала меня, потому что полюбила.
— Если вы испытываете к этой женщине такие сильные чувства, вам надо расстаться с « Геллионами «.
Айвс кивнул. Это предложение вполне совпадало с его собственными намерениями.
— Вы правы. Глупо рисковать. Я могу потерять любимую женщину только из-за того, что получу минутное удовлетворение от другой, которую забуду на следующее утро.
— Как вы думаете, «Геллионы» серьезно относятся к ритуалам, — спросил Люсьен, решив, что пора продолжить расследование.
— Возможно, Мэйс и относится к ним всерьез. В душе он язычник. Но большинство приходит сюда только ради развлечений и девочек.
Побродив по саду, они вернулись к капелле. Шум пиршества уже затих. Луна вот-вот должна была скрыться за горизонтом. Ночь подходила к концу.
— Когда и как у вас принято разъезжаться? — спросил Люсьен.
— Большинство остается здесь на ночь. А я собираюсь в Лондон прямо сейчас. Буду рад, если вы составите мне компанию.
Люсьен отрицательно покачал головой.
— Я здесь в первый раз. Пожалуй, невежливо уезжать сейчас. Я останусь до тех пор, пока все не начнут разъезжаться.
Мужчины попрощались, и Люсьен вернулся в банкетный зал. После ночной свежести, атмосфера там показалась Стрэтмору удушающей. Повсюду, на кушетках, на полу лежали спящие в обнимку мужчины и женщины. В углу на спине лежал Уэстли. Он повизгивал от восторга, а голая девица, удобно устроившись на нем, лила ему в рот вино. Это была единственная бодрствующая парочка во всем зале.
Не успел Люсьен отыскать укромный уголок, где можно было бы немного поспать, как ему навстречу из отдельного кабинета вышел Нанфилд. Он едва держался на ногах. На его руке повисла похотливая девица, единственным нарядом которой была изящная маска из перьев, скрывающая лицо.
— Люцифер, тебя-то я и искал, — пробормотал Нанфилд заплетающимся языком. — Займись-ка Лолой. Она мастерица в своем деле.
— Спасибо, дорогой, — проворковала она, блестя глазами из-под маски. — Я очень хочу поправиться.
Она схватила Люсьена за руку и притянула к себе.
— Пойдем со мной, дорогуша. Я постараюсь оправдать рекомендацию Нанни.
Напрасно Люсьен искал предлог, чтобы избежать навязчивых ласк. Нанфилд буквально буравил его взглядом. Если Люсьен сейчас уедет, это покажется очень подозрительным. Но как только он останется с женщиной наедине, он найдет способ отделаться от нее, как уже сделал однажды у Чизвика.
— Я в восторге, мадам Лола, — сказал он, изображая пьяного, и протянул ей руку, делая вид, что вот-вот упадет.
Лола обняла его и повела в кабинет. Пересекая зал и обходя спящие тела, Стрэтмор спиной чувствовал острый подозрительный взгляд Нанфилда.
В кабинете стояла кушетка, достаточно широкая для двоих. Лола усадила на нее Люсьена, отбросив в сторону маску, устроилась у него на коленях и прильнула в страстном поцелуе. Нанфилд был прав. Она была на редкость искусна. Но Стрэтмор чувствовал, что за умелыми ласками прячется холодная и расчетливая натура. Она была похожа на змею.
Чувствуя отвращение, Стрэтмор инстинктивно отодвинулся.
— Жаль, что я не встретил тебя раньше, Лола. Кажется, у меня не осталось больше сил. — Люсьен сделал вид, что икает. — Я, кажется, перебрал. Надо было меньше пить.
Он уже собирался снять дамочку с колен, но тут ее рука скользнула ему ниже пояса. Уверенными движениями пальцев она начала массировать его плоть, напрягшуюся от искусных манипуляций.
Лола удовлетворенно вздохнула.
— Не волнуйся, дружок. Твой приятель тебя не подведет. С ним уже все в порядке. Лола обо всем позаботится.
По холодному блеску ее глаз Люсьен догадался, что она ненавидела и презирала мужчин. Ей доставляло огромное удовольствие видеть их беспомощными во власти похоти. Правда, большинство их тех, чьи прихотливые фантазии должна была удовлетворять Лола, не задумывались и не догадывались о ее истинных чувствах. Но, конечно, не он. Господи, единственное, чего он сейчас хотел, это уйти. Но долг приказывал ему играть роль развратника до конца.
Пока Люсьен разрывался между желаниями и обязанностями, Лола не теряла времени. Она уложила его па кушетку, подняла его монашеский балахон и принялась расстегивать панталоны. Она обожгла его рот страстным поцелуем, и грубое желание охватило Стрэтмора. Оно пульсировало в крови, подавляя волю и способность рассуждать. Он слишком долго был один, без женщины. Его тело изголодалось. Он не мог больше ждать.
Кульминация наступила через несколько минут. Он больше не испытывал жгучего голода, но не почувствовал и облегчения. Только опустошенность.
Что он здесь делал? Зачем он лежит рядом с этой шлюхой? Почему он считает, что его тайные замыслы принесут пользу Британии? Она стояла В веках, когда его еще не было на свете, и будет стоять, когда его уже не станет. Каким же надо быть идиотом, чтобы возомнить, что он исполняет важную миссию, что его действия что-то значат! Сейчас дело всей его жизни казалось ему бессмысленным и несерьезным.
Он попытался собраться с духом, вспоминая друзей и семью. Но и это оказалось невозможным. Он чувствовал, что слишком замаран сейчас. Он не имеет права даже думать о них. Что бы сказала Джейн, если бы увидела его сейчас? При этой мысли он почувствовал горечь во рту.
Это состояние может довести его до безумия. Он умел себя заставить не думать и не чувствовать. Он как бы прятал все эмоции в самый дальний угол сознания. Эта способность не раз выручала его. успокоившись, Люсьен открыл глаза. Лола растянулась рядом с ним. Вид у нее "был сонный и очень довольный. Люсьен не мог заставить себя прикоснуться к чей, но несколько слов благодарности, подобающих случаю, он все-таки произнес. Он дал ей понять, что оценил ее искусство. В конце концов, теперь она сообщит Мэйсу и Нанфилду, что он вел себя как настоящий «Геллион». А большего и не требовалось.
Люсьен, как только позволили приличия, встал и ушел, оставив позади омерзительную женщину и жалкую комнату. Если бы с такой же легкостью он мог сбросить тяжесть, которая лежала на душе…