Тайны полуночи

12

Нервы Джинни были натянуты как струны. С тяжестью, которая легла на сердце свинцовым грузом, от двух слов, сказанных спокойным бесстрастным тоном, Джинни ожидала ответа. В этих двух словах, поняла она, разгадка. Он ринулся вслед за нею не из любви к ней, не для того, чтобы спасти ее, а для Своего Настоящего Дела. Прекрасная мечта Джинни о любви и союзе на всю жизнь рухнула и лежала в развалинах. Джинни едва удерживалась от крика и рыданий, но смотрела на Стива прямым и требовательным взглядом.

— Я должен нагнать их и вернуть похищенные драгоценности, — коротко объяснил он.

К ее собственному удивлению, ответ Стива не был для Джинни неожиданностью:

— Вы знали о драгоценностях? О том, что… он вез их?

— Да, — сказал он, — только я не знал, кто преступник и где он их прячет. Я не сразу заподозрил Чарльза Эвери, думая, что обнаружу преступника при переправах через реки, но потом понял, что он прикрепил кошелек с бриллиантами на поясе, на теле.

— И все-таки я не понимаю, Стив. Вы должны были…

— Да, я имел приказ обнаружить драгоценности, отнять их у преступника и задержать его самого и его сообщников. Это — мое задание, Анна, и я должен его выполнить.

Каким небрежным тоном он говорит…

— Ваше задание? — переспросила Джинни.

— Да, я получил его и обязался выполнить, хотя с ним не справились представители закона и мой лучший друг. Но теперь задача разрешена, осталось только поставить точку. А ведь я уже думал, что спасую. Мы приближались к Далласу, а разгадки я еще не нашел. Ваш отец хорошо сыграл роль простака и доброго малого.

— Но вы же наш проводник, возглавляете обоз переселенцев.

— Теперь — нет; Большой Эл договорился со мной, что сначала я буду работать в одиночку, чтобы лучше познакомиться с переселенцами. Он присоединился к нам в Колумбусе — я думал, что к этому времени уже справлюсь со своей задачей. Но мне пришлось и после его приезда продолжать разыгрывать свою роль, зато теперь он все возьмет на себя, а я докончу свое дело.

— Вы… разыгрывали роль? — упавшим голосом переспросила Джинни.

— Да. Уверенность возникла у меня только в Бриксбурге, когда я получил телеграмму о том, что Чарльз Эвери никакого ранчо в Вако не покупал. Если бы я немедленно после получения телеграммы вернулся в лагерь, разоблачил и… — Он не сказал «убил»… — преступника… Но я ждал в городе.

— Неужели он ждал для того, чтобы провести с нею ночь в гостинице? — промелькнуло в голове Джинни. Но эта мысль исчезла в бешеном вихре других: вот почему он так приглядывался ко всему и расспрашивал обо всем… вот почему (неужели?!) он ухаживал за ней и соблазнил ее… чтобы разоблачить Чарльза Эвери, сблизившись с ним через «дочь»… Как все ужасно, думала Джинни, и я ввела его в заблуждение, но и он меня тоже.

— Вы шпион? — сорвалось у нее.

— Нечто в этом роде, — спокойно согласился Стив, не удивляясь, что умница Анна угадала истину. Пожалуй, особого агента можно так назвать. — Выполняю разные задания…

«В том числе и заказы на убийство?» — холодея, подумала Анна.

— Ладно, не будем больше это обсуждать, — сказала она вслух.

— Да и некогда, — согласился Стив. — Я и так потерял время, разыскивая вас. Это увеличило дистанцию между мною и преступниками.

В воображений Стива возник лагерь бандитов с непогребенным телом Чарльза Эвери. Как только он поймает преступников и доставит их властям, он сообщит об этой последней стоянке бандитов, и прах Эвери похоронят. Сейчас он не будет говорить об этом с Анной, чтобы уберечь ее от страшного воспоминания. Он скачет по следу преступников, он точно знает, куда они направились — это не просто догадка, а уверенность.

Джинни заботило другое: как мог Стив, считая, что она — дочь преступника и подозревая ее в сообщничестве, делить с ней любовь сегодня утром? И с такой страстью! И в то же время он признался, что ринулся не спасать ее, а выручать похищенное бандитами сокровище… Сожалел, что потерял время на ее поиски… Он гнался не за ней, а за Чарльзом — участником группы Красные Магнолии, за драгоценностями, за бандитами… он хотел выяснить связи Чарльза Эвери…

— Его имя — Тимоти Грэхем, — вдруг вспомнила она.

— Чье имя? — удивленно спросил Стив, обдумывавший в это время, как ему извиниться перед Анной за нечаянно сорвавшиеся с языка обидные слова о потере времени на ее поиски.

— Человека, которому отец должен был передать драгоценности в обмен на оружие и боеприпасы. Бандиты сказали, что место встречи перенесено из Сент-Луиса в Литтл-Рок; но и я, и отец сомневались, что они везут нас туда: на самом деле они задумали присвоить драгоценности.

«Проклятье тебе, женщина!» — возмущенно подумал Стив, а вслух язвительно сказал:

— Так вы все знали! Да, не очень приятно видеть утонченную леди, замешанную в столь грязные дела.

С тех пор как они стали близки, всякая колкость Стива вызывала в душе Джинни мучительную боль. Как он мог обвинять ее столь беспощадно? Как он мог судить о ней так ложно? И это он, использовавший ее симпатию к нему в интересах своего пресловутого Дела. Он, хладнокровный, жестокий, способный на все для достижения своей цели… Сердце ее словно оледенело, и она сказала спокойным тоном:

— Нет, мистер Карр, я узнала обо всем от отца перед его смертью, на последней стоянке. До этого я ничего не знала.

«Это правда или уловка, Анна?» — подумал он и спросил:

— А зачем вы мне об этом рассказываете?

— Чтобы не дать им ускользнуть, чтобы помочь вам их настигнуть.

— Почему?

— Потому что они творили и творят зло.

— Так ведь и ваш отец тоже?

Джинни не могла признаться ему, что Эвери — не отец ей. Ее возлюбленный обманывал ее, но ей обмана не простит. Она была оскорблена, разгневана, но чувствовала, что должна помочь ему предотвратить чудовищное преступление, и она признала:

— Да, мистер Карр, но он был введен в заблуждение. Кроме того, он был ослеплен жаждой мести, ведь другая его дочь, моя сестра, была изнасилована солдатами янки и умерла. Судебные чиновники из Лояльной Лиги оправдали насильников «за неимением доказательств». Янки захватили наш дом, землю и разрушили бизнес отца. Он жаждал отмщения, требовал справедливости и был прав, как и тысячи других южан с подобной участью. Но он был не прав, связав свое дело с Красными Магнолиями. Насилие нельзя победить насилием, ненависть — ненавистью. Многие члены Клана считают, что борются за правое дело, но слишком много преступников вступают в Клак и творят страшные дела. Это может только повредить нам, южанам. Я не знала, что мой отец — член Клана, о своей «миссии», как он назвал ее, он поведал мне в последний день своей жизни. Я рассказала вам все, что знаю. Больше мне нечего сказать.

Стив надеялся, что она не лжет. В голосе ее звучали тоска и боль, и он не мог ей не верить. Он ответил, осторожно выбирая слова:

— Простите меня за все, Анна. За то, что я обманывал вас. Но это дело, которое мне поручено, — словно пороховая бочка, к которой Красные Магнолии вот-вот подведут запал и зажгут его. Я должен был бороться любыми средствами.

В душе Анны неожиданно вспыхнула ярость. И это все, что он ей может сказать, этот человек, предавший ее любовь? Она надеялась, что его извинение рассеет черное облако обиды, омрачавшее его душу, и посеребрит сиянием надежды небо любви. Но его скупые слова не оставляли сомнений, что превыше всего он ставит свое Дело и не поступится им ради любви.

— И ты думаешь, что это извинение? — гневно вскричала она. — Ни за что не прощу твоего предательства, гнусный ублюдок! «Простите меня» — два словечка, и я должна простить! Да чего и ждать было от ублюдка!

Нервы Стива были натянуты как струны: как больно было услышать ненавистное ему слово, слетевшее с губ, которые он целовал! Слишком много оскорблений и испытаний он перенес в жизни, чтобы отдать себя в ее руки… И он заставил себя сказать холодно и резко:

— Я же предупреждал вас, Анна, что я — ублюдок, и не только в переносном смысле этого слова.

Сердце Анны переполнилось негодованием: значит, он не отрицает, что вел себя как негодяй?

— Да, лучше бы я тогда сразу поверила вашим словам! — вскричала она. — Видно, это был единственный раз, когда вы мне сказали чистую правду. Вы меня арестуете?

— Разве вы были замешаны в этом деле? Ведь вы сказали, что нет.

В его вопросе звучало сомнение. Значит, она не убедила его!

— Нет, я невиновна, но вы этому не верите, сколько бы я ни твердила. Однако не волнуйтесь, я сумею оправдаться.

— Постарайтесь это сделать, Анна, тюрьма вряд ли вам понравится.

— Вы говорите так, словно сами там побывали.

— Побывал. Во время войны, когда янки издевались над южанами как хотели.

Джинни была потрясена. Значит, он был военнопленным. Все знали, какие беды и унижения перенесли эти люди. Эти страдания у Стива наложились на те, что он перенес в детстве и юности, и он ожесточился. Неудивительно, что он замкнут и насторожен. Что у него нет доброжелательства к людям. Она хотела бы понять его, простить его, довериться ему. Но в состоянии ли она это сделать? Или лучше порвать с ним, забыть о нем навсегда? Но сможет ли она?..

— Значит, вы теперь работаете для Союза Штатов, на своих бывших врагов и мучителей?

— Да.

— Против южан, которые только хотят защитить себя?

— Есть одна только сторона сегодня, которая права, — Соединенные Штаты. Это так, Анна.

— И вы — патриот, который исполняет славную миссию?

— Нет, я просто работник, который любит свое дело и знает, как за него взяться.

— Проклятая ваша работа! Вы только о ней и думаете. Ответьте на вопрос: я ваша пленница?

— Вовсе нет! Просто я не могу отправить вас одну — слишком большой риск — и не имею времени отвезти вас в город. Единственный выход — оставить вас при себе. Мы оба в опасности, и от вашего послушания зависят и ваша собственная жизнь, и моя. Делайте все так, как я скажу. А когда я схвачу этих людей, я отвезу вас в ближайший город. Там вы решите, что делать. Может быть, для вас лучше всего будет поехать к вашей тетке в Даллас и жить с ней. Ведь никакого ранчо в Техасе нет.

— А как вы об этом узнали? Когда?

— Разве это имеет значение? — сердито буркнул он.

Но это имело значение для Джинни: когда он узнал, до или после того, как они стали близки.

Он понял смысл ее вопроса и проворчал еще сердитей:

— Ах, вам надо точно знать, когда мне стало ясно, что вы и ваш отец лжете мне!

Он почувствовал, что она словно закаменела сзади него в седле. Он не хотел ее обидеть, не хотел ссоры, но хотел бы, чтобы она поняла важность его миссии и помогла, рассказав все, что знает. Но времени не было, и он продолжал все тем же резким тоном:

— Перестаньте отвлекать меня ненужными расспросами. Я должен сосредоточиться на поиске преступников.

— Подумаешь, какая трудная задача для вас! Вы их с завязанными глазами найдете. Меня же нашли и взяли в плен.

Он заметил, что она не сказала «вы меня нашли и спасли», а сказала «взяли в плен».

— Я нашел вас быстрее, чем они, не потому, что я так уж искусен, а потому, что они, думаю, решили вас не искать. Нам надо, торопиться, женщина. Самое важное — застать их врасплох. Если это не удастся, вы вновь станете их пленницей, а ведь это нежелательно, не правда ли? Вы плохо думаете обо мне, Анна, но я сделаю все, чтобы мы оба остались в живых. Поэтому перестаньте дуться на меня, слушайтесь моих распоряжений и помогайте мне. Не моя вина, что ваш отец вовлек вас в это преступное дело, а мне поручено его распутывать. Мы с вами могли бы попасть и в худшую беду.

Джинни выслушала его молча и кивнула. Она была смущена словами Стива. Он ведь действительно не виноват, что именно ему поручили искать драгоценности. Он не мог ей открыться, но ведь и она скрыла от него правду о себе. Может быть, признаться ему, и у нее станет легче на сердце? Нет, несмотря на то, что они стали любовниками, этот человек непостижим, понять его невозможно. Нет, открыться еще рано. Надо подождать.

Стив пустил Чууна по следу бандитов, Анна была легка, и ее вес не снижал ровной скорости крупного сильного коня. Карр внимательно смотрел на дорогу, но все время ощущал женщину, обхватившую его сзади за пояс и прижавшуюся к нему, обонял ее запах, чувствовал ее дыхание и неистово желал ее — пусть только она окажется честной и невиновной в этом деле с Магнолиями.

Душа Джинни полнилась тоской и смятением. «Ты — холодный и жестокий человек, Стив Карр, — думала она. — Я, наверное, не смогу простить тебя, даже если ты будешь молить о прощении. Твое рождение и воспитание наделили тебя дурными инстинктами; иногда ты их подавляешь в себе, но чуть что — и они оживают. Я думала, что смогла бы изменить тебя, но теперь не уверена в этом. Оставь свои мечты, Джинни. Надежды нет. Я не в силах простить твое предательство, Стив Карр».

Джинни томило одиночество, ей некому было излиться… да и негде выплакаться. Она не могла ни зарыдать, ни застонать, хотя тоска сжимала ее сердце, словно железный обруч. Но она знала, что справится с жестоким переживанием и заставит себя забыть все, что было… Мужайся, Джинни, возьми себя в руки… а потом ты расстанешься с ним навсегда. Когда его не будет рядом с ней, она сможет уврачевать свое сердце… Наступит целительное забвение. У нее есть важные задачи, она отвлечется от мыслей об этом коварном человеке и сможет забыть его. Джинни попыталась бы даже отомстить ему, но мщение — обоюдоострый меч, и она может ранить самое себя еще глубже. Нет, лучше забыть… Если она захочет мстить, он озлобится, и ее положение может стать опасным. Ведь ее легко обвинить в сообщничестве с Чарльзом… а если Стив решится на это? Боже, как ужасно, что жизнь привела его к такой озлобленности… Но своей душе она не даст ожесточиться, хотя сейчас ее и одолевает смятение.

«Ты сохранишь спокойствие и стойкость, Джинни Марстон», — решила она.

Полный месяц освещал их стоянку. Стив ехал, не останавливаясь, до наступления ночи. Джинни всю дорогу молчала, отвечая на его обращения или замечания только кивком — она боялась расплакаться.

На короткой стоянке они поели сушеной говядины и кукурузных лепешек, запив водой из его фляжки.

В дороге они иногда спешивались, чтобы дать отдохнуть гнедому, и шли рядом с конем: он — с одной стороны, она — с другой. Он несколько раз заговаривал с ней и сообщил, что бандиты углубляются в горный район Уачиты, и, если они будут ехать с той же скоростью, через день удастся их настигнуть.

На следующей стоянке Стив зажарил подстреленного им кролика, испек маисовые лепешки и сварил крепкий кофе — все это сам, не обращаясь к Джинни за помощью. Да она и не предлагала помочь, и только коротко поблагодарила его, когда он подал ей еду.

Да, подумала она, этот человек ни в ком не нуждается. Он привык со всеми справляться сам.

Стив хмыкнул, когда она нарушила свое упорное молчание, и насмешливо сказал:

— О, вы еще не лишились дара речи. А я уже думал, что вы язык проглотили.

Джинни поглядела на него и ответила бесстрастно:

— Вы велели мне замолчать, разве не помните? А еще до этого сказали, что мы выживем, если я буду повиноваться вам. Я не получала еще разрешения говорить, вот я и молчала. А если бы вы и раньше разрешили мне говорить, то мне нечего было бы сказать вам, Стив Карр. Могла бы только повторить, что вы лгун и обманщик.

Он предполагал, что она настроена подобным образом, но все-таки не думал, что так непримиримо. Она теперь его ненавидит, понял он и спокойно сказал:

— Не переживайте, Анна, через несколько дней мы расстанемся, и вы будете довольны.

— Я думаю, мы оба будем довольны, когда эта ужасная история закончится.

— В самом деле? — заметил он, сузив устремленные на нее глаза.

Не надо вступать в ссору, думала Джинни. Он провоцирует ее, чтобы еще больше оттолкнуть от себя. Ну что ж, она отстранится. Она спокойно поела и вежливо заметила:

— Очень вкусно, мистер Карр. Вы готовили, так я помою посуду.

— Незачем, — заметил он, добирая еду пальцами со сковородки: единственную тарелку и прибор он отдал Джинни. Да, он привык жить один, есть в одиночестве. Такие привычки неискоренимы. — Я сам помою, особенно сковородку, — сказал он, собрав посуду, чтобы пойти к ручью. — Сковородку надо чистить самому, не то она станет плохо жарить. А это отличная сковородка, я к ней привык. Она видала со мной всякие виды.

Джинни хотела сделать какое-нибудь вежливое замечание, но у нее язык не повернулся. Лучше не вступать с ним в разговор. Да, он все умеет, он всему научился во время войны, испытав немалые трудности («всякие виды», которые «видела сковородка»!). Однако множество людей прошли через тяжелые превратности войны, но не стали ни лжецами, ни обманщиками, ни ненавистниками, как ты, Стив Карр! Но это и верно, и неверно, одернула она себя. Разве война не изменила всех: Чарльза Эвери, тех, кто ехал с ними в обозе, да и ее саму… Вот недавно в порыве гнева назвала его «ублюдком», а ведь он доверил ей свою тайну, и она не должна была злоупотреблять его случайным признанием. Как она могла? Да, ее душа тоже ожесточилась. И ожесточила ее жизнь: потеря матери, смерть Джоанны, смерть Чарльза Эвери, на которого она полагалась… и его обман… обман Стива…

Но зачем думать о Стиве? Действительно, если они не погибнут в стычке, то очень скоро навсегда расстанутся. Она перенесет эту потерю, жизнь в Америке закалила ее. Она найдет Чепмена и отомстит ему за подругу, она найдет своего отца и…

Голос Стива прервал ее мысли:

— Возьмите мою скатку, Анна, не то простудитесь. А я подстелю себе плед. Да не ложитесь очень далеко от меня — для безопасности лучше быть рядом.

Джинни заметила, что его тон смягчился, но не показала этого.

— Не беспокойтесь за меня, мистер Карр, — сухо сказала она. — Лучше плед возьму я, или на землю посплю. Совсем мне не нужна ваша скатка. — В нее впитался твой запах, Стив Карр, и я всю ночь не засну, думая о тебе. Зачем это мне?

— Это я привык спать на земле, Анна, а вы — нет. Вы должны хорошо отдохнуть, а не то вы свалитесь с седла и задержите меня. Так что я вовсе не забочусь о вас, а просто принимаю меры предосторожности, и вы не должны возражать из самолюбия или из духа противоречия.

Его мягкий взгляд не согласовывался с его доводами, но, как бы то ни было, Джинни пришлось согласиться. Ведь она не могла открыто высказать свой довод: мол, скатка источает его мужской запах, и это не даст ей заснуть. Так око и было, и Джинни ворочалась с боку на бок, пока Стив не наклонился над ней:

— Ну-ка, выпейте это!

— Что это?

— Виски, — сказал он, поднося кружку к ее губам. — Ни один из нас не сможет заснуть, если вы будете вертеться, словно в муравейник спать улеглись…

— Вы хотите, чтобы у меня язык развязался, и я вам что-нибудь выболтала? — пробормотала она в полусне.

Стив невозмутимо возразил:

— Если не хотите со мной разговаривать, то я вовсе на этом не настаиваю. У вас было много переживаний, надо расслабиться. Не опасайтесь, что я вас напою и воспользуюсь этим.

— Значит, вы с утра сильно переменились? — насмешливо заметала Джинни. — Ну что ж, тем лучше для нас обоих. — Она взяла из его руки кружку, глотнула, поперхнулась и закашлялась. Ее бросило в жар, из глаз брызнули слезы. Стив похлопал ее по спине и дал глотнуть воды из фляги. — Черт… вас… возьми… — пробормотала она, задыхаясь и вытирая слезы. — Я дохнуть не могу… желудок огнем жжет… — Она еще раз глотнула воды из фляжки, и ей стало легче. — Вы должны были сказать мне, чтобы я пила маленькими глотками! — укорила она Стива.

— Да я просто не успел, женщина! Ничего, сейчас придешь в себя. Даже лучше принять это снадобье одним духом. Ложись, закрой глаза и сразу заснешь…

Джинни повиновалась. Тело ее сразу охватило мягким жаром. Голова стала как воздушный шарик, рвущийся в облака. Веки опустились. Она чувствовала, как крепкая мужская рука гладит ее волосы и щеки, почувствовала поцелуй в губы, на который не в силах была ответить, счастливо зажмурилась и провалилась в сон.

Стив глядел на нее с нежностью и состраданием. Уж он-то понимал, сколько она пережила за эти дни. Мучения и ненависть пришлось перенести и ему самому. Он должен помочь ей избежать худшего. Помочь и самому себе… Доказать, что она невиновна и была вовлечена в дела отца помимо своей воли. А не то она может быть подвергнута незаслуженному наказанию. А ведь, возможно, не так легко будет доказать ее невиновность. Как жаль, что он не встретился с Анной при других обстоятельствах, что она оказалась дочерью преступника… Но не только это… Если б у них обоих были другие характеры… и судьбы… Но это невозможно. Если она узнает о нем всю правду, она отпрянет от него… Разоблачение убьет чувство, которое она, может быть, испытывает к нему… нежность, доброе отношение. На миг возникла мечта, что она примет его, даже если все о нем узнает, что она полюбит его… Но разве сможет она открыть свое сердце ему, человеку, который для всех чужой, которого отверг родной отец?

— Спи спокойно, Анна, я охраняю тебя.

— Спокойной ночи! — сквозь сон прошептала Джинни.

Стив посидел около нее, гладя ее лицо и навивая на палец выбившиеся из косы локоны; потом не удержался и поцеловал ее. Он подумал, что на его постели, где она сейчас спит, сохранился его запах… и запах их любви сегодня утром — так недавно и так давно, словно в далеком прошлом. Он должен был быть нежнее и добрее с ней сегодня утром, ведь она только что потеряла отца…

— Отцы! — раздражено подумал он. — Предают своих детей, словно злейшие враги! И отец Анны, и мой собственный отец… Я хотел бы довериться тебе, Анна, но неужели ты предашь меня, как предал отец? Я боюсь этого… Мы с тобой обманываем друг друга, и я не знаю, чей обман хуже…

Джинни очнулась. Спокойствие, которое вселили в нее тихая ласка Стива, его подобревший голос, его уверение, что он защитит ее, бесследно исчезло. Ее вновь охватила тревога. Он сказал, что она должна оправдаться, а не то попадет в тюрьму, и она ответила ему, что оправдается с легкостью. Но если она заявит, что она — не Анна Эвери, ее все равно могут судить как сообщницу ее мнимого отца. А может быть, чиновники-янки и не поверят ее заявлению и по-прежнему будут считать ее дочерью преступника и судить вместе с бандитами за похищение драгоценностей. Может быть, потому Стив и был так резок, так взвинчен, что она может оказаться на скамье подсудимых, хотя бы он этого не желал…

А кто может подтвердить, что она — Вирджиния Марстон? Обратиться к мачехе — значит подвергнуть риску отца: та может догадаться, что он жив и вызвал к себе Джинни. Отец скрывается в Колорадо, может быть, и убит.

Ее жизнь запуталась в таких хитросплетениях, что и не распутаешь. Чарльз предупреждал ее, что лучше не раскрываться: если она признается, что лгала, то навсегда прослывет лгуньей. И все-таки единственное спасение — на ранчо Чепмена, то есть еще одна ложь.

Она сидела на лошади перед Стивом, касаясь его, вдыхая его запах, заглядывая иногда в его красивое лицо. Он был задумчив — наверное, его тоже многое беспокоило… Иногда он обвивал ее рукой за талию и поддерживал на подъемах и спусках — местность была неровная — и задерживал руку дольше, чем было необходимо. Она была уверена, что он думает о ней… желает ее… Но было ли это только физическое желание? Желание вопреки рассудку? Или, наоборот, обдуманное намерение снова воспламенить ее, соблазнить и выведать то, что ему нужно? А может быть, его по-настоящему влечет к ней, только он не желает в этом признаться — ни себе, ни ей. Может быть, они оба захвачены любовью… Нет, нет, не думай этого, Джинни! Его сердце не затронуто, только твое! Или он слишком ожесточен и не верит, что кто-то может полюбить его истинной любовью, и поэтому боится любви, боится ее, Джинни, боится полюбить сам…

Стив готовил завтрак, двигаясь тихо и осторожно, чтобы не разбудить спящую усталую женщину. Вчера вечером ему пришлось снова дать ей виски, чтобы она заснула. Что-то с ней было не так. Она по-прежнему была озабоченной, чем-то подавленной, совсем не похожей на ту бодрую мужественную Анну, которую он знал по путешествию в фургонах. Ее подавленность огорчала и беспокоила его. Уж лучше бы она бранила и проклинала его, Стива, требовала бы еще разъяснений по его «миссии». Конечно, она еще печалится об отце, да и предстоящая встреча с бандитами не может не волновать девушку. Или все-таки она боится разоблачения? Значит, она была сообщницей Чарльза.

Джинни проснулась и втянула ноздрями упоительный запах жареного бекона, смешанный с запахами кофе и бисквитов.

— Вставайте, соня, — тронул ее за плечо Стив, — или я все съем сам. А я сегодня раздобыл яйца, так что пошевеливайся, женщина!

Джинни протерла глаза и посмотрела на сковородку:

— Яйца? Откуда?

— Поблизости.

— Разве тут поселок недалеко?

— Да нет, просто ферма. Фермер и два сына. Вы уж туда носу не кажите.

— Потому что вы украли яйца? — заподозрила Джинни.

— Вовсе нет. Почему вы сразу думаете обо мне плохо, Анна? — раздраженно спросил он и быстро разбил яйца и вылил на сковородку.

Она поняла, что он задет, но стояла на своем:

— А разве меня вы не обманули?

— Разве у меня не было причины для этого, как вы думаете?

— Нет, я так не думаю. Но я не притворялась влюбленной в интересах шпионской «миссии», чтобы разведать то, что мне нужно… — Джинни как-то внезапно замолчала, подумав, что именно так она собирается поступить с Беннетом Чепменом.

Стив заметил, что она вдруг покраснела и глаза ее блестят.

Она поступила со мной нечестно, подумал он, ее выдала краска стыда на лице, и сказал:

— А, по-моему, это вы притворились влюбленной, потому что вы с отцом заподозрили, что за вами следит агент и решили отвлечь его внимание…

— Неправда! — возмутилась она, не заметив нечаянно проскользнувшего слово «агент». — Я ничего не знала о преступлении! — Джинни постаралась успокоиться и спросила Стива: — Вы сказали, что драгоценности краденые? Как власти узнали, что курьер повезет их в одном из фургонов нашего обоза?

Стив решил, что может ей ответить:

— Да, они были украдены: часть — здесь, часть — в Англии. Удалось выяснить, что похищение связано с заговором Красных Магнолий. Лучшие агенты расследовали это опасное дело; некоторые были убиты. Человек, который меня нанял для расследования, узнал, что преступник повезет драгоценности в нашем обозе, но имени умирающий агент назвать не успел. Мне было приказано найти драгоценности и разоблачить преступника. Я надеялся сделать это просто и быстро, но не обошлось без осложнений.

…Украденные драгоценности… Чарльз Эвери плыл с ней и Джоанной на корабле из Англии… Убитые агенты… Значит, Стиву тоже все время грозит опасность…

— Почему отец вызвал вас из этого пансиона на Севере? Чтобы вы служили прикрытием в дороге? Ведь вы не в Техас направлялись!

Да, думала Джинни, все это сплетение лжи так сложно, так трудно объяснить Стиву… Сначала Эвери сказал ей, что купил в Вако склад, и только на последней стоянке открыл ей правду. Поверит ли Стив?

— Я знаю, что вы — его дочь, а не нанятая для этой роли исполнительница.

— Знаете? Откуда?

— Я дал запрос и об этом.

Джинни знала, что о смерти Анны было известно только в Джорджии, но не за пределами штата.

— Вы дали запрос до начала или во время нашего путешествия?

— Во время.

— А вы запрашивали еще о ком-нибудь?

— Нет.

— Почему? — Джинни понимала, что, конечно, были и другие подозреваемые.

Стив доел яичницу, налил себе кофе и сказал:

— Вам как будто бы должно быть ясно — из-за того, что произошло между нами.

Он сразу заподозрил, что она завлекает его, или… Джинни сказала:

— Вам это ясно, а мне — нет. Когда вы получили ответ на свой запрос?

Стив решил отвечать на все ее вопросы: может быть, это поможет ей доказать свою невиновность, и он поможет ей выпутаться из ее беды, спасет от тюрьмы.

— В Монтгомери я узнал, что вы действительно его дочь. В Виксбурге, когда я ждал вас в гостинице, я узнал, что ранчо не существует.

Джинни взяла тарелку и кружку, обдумывая даты. Он сделал запрос после их первой ночи любви в Колумбусе, второй запрос — после второй ночи в Джексоне. Он уже подозревал и ее, и Чарльза, и занялся с нею любовью при первой удобной возможности. Его подозрения возросли, но он не отказался и от второй ночи. Он был убежден, что Чарльз — преступник, и все же решил… все же собирался провести с нею третью, несостоявшуюся ночь. Джинни спросила напрямик:

— Вы хотели открыться мне до того или после того, как мы были бы еще раз вместе в Виксбурге?

Взгляд его ответил: «После!» Но слова не слетели с его губ. Он вспомнил, что взял ее и еще раз, когда нашел… до того, как открыл ей свою миссию. Почему он так поступил? Чтобы последний раз любить ее до разоблачения, когда нечто темное встанет между ними? Она отдавалась ему так радостно и пылко! Поэтому, должно быть, он и медлил с разоблачением.

Он осознал, что она сказала «были бы вместе», а не «любили бы друг друга», и понял почему. Но он не стал ни оправдываться, ни извиняться — это только могло бы ухудшить положение, а тихо сказал:

— И вещи, и люди не всегда таковы, какими кажутся, Анна!

— Согласна с вами, мистер Карр, — ответила она, гневно глядя на него. — Уж мы-то с вами это друг другу доказали.

— Ну, хватит болтать, женщина, — сурово ответил он, — пора в дорогу!

Джинни решила быть со Стивом Карром милой и любезной в надежде узнать все до конца и получить полную уверенность. Во время короткой остановки она спросила:

— Откуда вы знаете, на каком расстоянии от нас они находятся?

Он был удивлен как ее вопросом, так и ее оживленным и доброжелательным тоном.

— По состоянию следов, конечно.

— А если они сделают петлю, вернутся и нападут на нас с тыла?

Стив посмотрел на нее удивленно, и Джинни объяснила, что читала о такой уловке в приключенческих романах-вестернах.

— Ну, так это в романах, — усмехнулся Стив. — В жизни бандиты пока к таким уловкам не прибегают. — Он посмотрел на Джинни озабоченно и попросил: — Не расскажете ли вы мне теперь о вашей последней стоянке? Я не хотел расспрашивать, пока ваша рана была еще слишком свежа…

Джинни подробно рассказала не только о последней стоянке, но и обо всем, что происходило в пути после похищения из обоза.

— Я поражен, Анна. Где вы научились прятаться на деревьях?

— В детстве. Но я благодарна вам за все, чему вы меня научили, — это спасло мне жизнь. Что бы между нами ни произошло, я вам признательна.

Он смягчился и сказал с улыбкой:

— Вы хорошо использовали уроки.

— И «деррингер», который вы мне дали…

— И теперь его носите? — Он коснулся ее ноги, Джинни вздрогнула.

— Да, все время ношу, как вы велели. Что, боитесь, что наставлю его на вас?

— Ну, это было бы глупо, — усмехнулся он, — ведь я — ваша единственная надежда на спасение.

— Знаю, и буду вести себя соответственно.

Стив усмехнулся и одобрительно хмыкнул:

— Рад слышать такие слова, женщина!

— Расскажите, пожалуйста, что было в лагере, когда мы… с отцом уехали, — попросила Джинни.

— Беспокоитесь о том, как восприняли ваш отъезд подружки?

— Да.

— Не волнуйтесь, они вас любят и ничего плохого не подумали. Решили, что вас похитили.

— А вы что подумали?

Стив решил разъяснить ей ситуацию.

— Я тоже решил, что вас похитили. Впрочем, и вашего отца тоже. — И ответил на ее изумленный взгляд: — Преступники нередко предают друг друга. Эти негодяи приехали за Чарльзом Эвери, чтобы ограбить его. Вас прихватили для прикрытия. Они могли начать перестрелку в лагере, и пострадали бы невинные люди. Вы и ваш отец спасли жизни детей и женщин. Но этот хороший поступок не искупает целиком вину Чарльза Эвери — кражу драгоценностей и участие в заговоре Красных Магнолий. Если бы он не был убит, он бы понес наказание. Даже если вы были в какой-то мере его сообщницей, я освобожу вас за ваше самоотверженное поведение в лагере. А в том случае, если вы, сами того не зная, служили просто прикрытием, вообще не может быть речи о соучастии.

Джинни была расстроена тем, что у него не развеялись полностью сомнения на ее счет. Но она не могла оправдаться, не раскрыв своего настоящего имени, а тогда он решит, что обман — ее стихия. Лучше она потом пошлет ему письмо и все объяснит. Через компанию, отправляющую обозы переселенцев, можно будет найти его адрес, а если он бросит работу проводника, она разыщет его через Лютера Бимса — он-то проводник-профессионал и друг Стива. А разлука проявит их взаимные чувства, как в пословице: маленький огонь ветер гасит, большой — раздувает. Но в любом случае она напишет и пошлет это письмо — он должен будет понять, что ошибался на ее счет.

На вечерней стоянке Стив сказал, что на следующий день они настигнут банду. Стив сразу обошел окрестности, чтобы наметить план на следующий день. Сегодня они добрались до невысокой горной гряды Уачиты, самая высокая вершина которой, Рич Маунтен, была покрыта густейшим лесом. Невдалеке был только один небольшой городок, Мена, и Стив был уверен, что никто не заметил, как они сегодня расположились на стоянку, что было очень важно. Дорога была проделана за срок, намеченный Стивом, Джинни оказалась идеальной дорожной спутницей и ничуть не задержала его. Она искусно одолевала переправы через ручьи и реки, слезала с коня и шла пешком так же часто, как Стив, — ведь силы Чууна надо было сохранить.

В самом деле, он не встречал еще подобной девушки. Вот если бы… «К черту ненужные мечтания!» — прикрикнул он на себя.

Когда Стив вернулся на стоянку, ужин был готов. Джинни подала ему обжаренную солонину с кукурузой, бисквиты и кофе.

— Вы готовите лучше, но вам надо экономить свои силы перед завтрашним днем.

— Премного благодарен, мисс Эвери, — шутливо ответил он и принялся за еду:

— А почему вы не берете с собой пару тарелок и приборов? — спросила она.

— Место занимают, да и ни к чему — я ведь одиночка. И по своей профессии должен передвигаться быстро, так что лучше быть налегке.

— А вы еще не устали все время быстро передвигаться и жить одиночкой?

— Подлейте мне еще кофе, — сказал он, не отвечая на вопрос.

Джинни поняла его уловку — он и сам мог бы налить себе кофе, и они закончили завтрак в молчании, потом вместе помыли посуду.

Она легла на подстилку, он, как и каждый вечер, для безопасности поместился недалеко от нее, выложив пистолеты рядом с собой.

— Ну а что будет завтра, когда мы нагоним бандитов? — помолчав, спросила она.

— Вы укроетесь в лесу, пока я не схвачу их, — коротко отозвался он.

— Ах, как все у вас просто, Стив! — Взгляды их скрестились.

— Вы ведь уже знаете, Анна, что все очень непросто.

— Но я бы хотела…

— Что?.. — Он дрожал от желания, возбужденный близостью к предстоящей опасностью. Ведь если он завтра спасует, оба они будут мертвы.

— Я хотела бы, чтобы жизнь не была столь жестока и сурова. Ведь их пятеро, Стив. Вы можете быть…

— Я могу быть убит? — закончил он спокойно, но в душе растроганный тревожной интонацией ее голоса и умоляющим взглядом.

— Не говорите так! — вскричала она, опуская глаза и бледнея.

Стив оперся на локоть и уткнулся подбородком в кулак:

— Я вас хорошо укрою, Анна, они не найдут вас. Да они и не знают, что я не один.

— Я не о себе беспокоюсь. То есть, не только о себе…

— О ком же? Не об этих же негодяях, которые похитили вас и хотели изнасиловать?

— Нет, нет!

— О ком же? — Как ему хотелось услышать из ее уст свое имя.

Но Джинни, и в этот вечер одурманенная виски, не ответила. Она хотела не только разговаривать с ним, она хотела еще раз полной близости. Ведь завтра они оба могут быть убиты… И, может быть, на этот раз она почувствует, поймет, любит ли он ее…

— Я слишком возбуждена, не могу заснуть, — прошептала она. — Нельзя ли мне еще виски.

— Не заводи дурных привычек, женщина, — усмехнулся Стив.

— Вы правы, да я и не хочу. Чего я хочу, так это узнать, действительно ли все, что было между нами, — ложь и обман?

Взгляд Стива смягчился.

— Нет, Анна, нет. В мой план не входило намерение обольстить вас. Вы завладели мной помимо моего желания, и я до сих пор не знаю, как мне быть с вами. Когда я покончу с этим поручением, меня ждет другое, не менее важное. Я не знаю, куда ведет мой путь и встречусь ли я с вами на нем. И не знаю, смогу ли идти по жизни вдвоем, я одинокий странник. По правде говоря, не только не знаю, могу ли я, но даже не знаю, хочу ли я. Видно, я рожден для того, чтобы жить одиночкой. Кроме того, между нами есть препятствия, которые непреодолимы.

Джинни слушала его со смесью радости к грусти, отчаяния и надежды, отваги и робости. Он говорил честно и откровенно.

— А сейчас, до вашего отъезда, есть эти препятствия? — спросила она.

Он не верил своим ушам.

— Вы лучше можете знать, чем я, Анна. Вы — женщина умная и образованная, а что такое я? — «…полуграмотный бастард, ублюдок, — подумал он, — не раз нарушавший закон. Что я могу тебе предложить? Ни дома, ни денег, ни уважения окружающих…»

— Вы ошибаетесь, Стив, — пылко возразила она. — Вы — лучший человек на свете, я впервые в жизни такого встретила. Вы могли бы так много мне дать! И я подожду, я не прошу никаких обещаний. Я подожду, пока вы захотите открыться мне. И я дождусь вас.

Ее слова глубоко тронули его, но он разучился верить: горькое прошлое ожесточило его.

— Если я уеду, то не вернусь. Нет ничего хуже бесплодного ожидания — мне довелось это испытать. Я не достоин такой женщины, как вы, и я не должен связывать наши жизни. Теперь я понимаю, что мне не следовало привлекать вас к себе. — Он сказал: «если я уеду…» Значит, он не уверен, что останется в живых!

— Может быть, сегодня ночью нам следует попробовать разобраться в наших взаимных чувствах! Я хочу убедиться, что люблю вас…

— Нет, Анна, я недостоин любви. Вы можете обжечься сильнее, чем думаете… я могу обидеть вас, причинить вам боль…

— Поздно вы меня предупреждаете, Стив: я уже люблю вас и уже испытываю боль. — Слезы хлынули потоком по ее щекам, смачивая распущенные волосы.

Стив подвинулся к ней, тронул ее волосы к поцеловал влажную от слез прядь.

— Не плачьте, Анна, мне жаль, что я огорчил вас. — Он погладил ее щеку и нежно взял в ладонь подбородок, потом его пальцы скользнули по ее шелковистой шее. — Как ты прекрасна, ты — живой соблазн, — прошептал он. Он чувствовал, что нервы его натянуты как струны, чувствовал, что слабеет, что не устоит. Он снова погладил ее щеку и нежно раздвинул пальцем ее губы. Ее язык коснулся его пальца, лаская и дразня. Он дышал быстро и прерывисто, тело его охватил жар от ее близости, как песок раскаляется под солнцем пустыни. Сердце его стучало, словно копыта мустанга, спасающегося от погони. — О, Анна, что ты со мной делаешь… — простонал он.

Анна не в силах была ни оттолкнуть его, ни отстраниться от него. Ее охватила дрожь предвкушения и желания. Когда он касался ее, ее кожа пылала. Она смело придвинулась к нему, заглянула в его горящие глаза и прильнула к нему, вложив в поцелуй охватившее ее лихорадочное желание. Ее жадные руки блуждали по его волосам, шее, лицу, губы следовали тем же путем.

Стив лежал, чувствуя, что еще минута — и он потеряет власть над собой. Ее горячее дыхание щекотало его ухо, язык дразняще касался лица и шеи, ее каштановые волосы нежно щекотали его грудь через рубашку, потом она расстегнула ее и стала целовать его грудь, окружая поцелуями соски. Ее рука ласкала и гладила каждый дюйм его тела, а потом скользнула вниз, охватив его набухший от желания член, и он не мог сдержать стона. Все его тело было охвачено сладкой мукой желания, а она не отпускала свою добычу, нежно сжимая ее.

Джинни была охвачена таким же возбуждением. Она желала его и знала, что он желает ее. Он устремился к ней, и, лежа на спине, она помогла ему расстегнуть пуговицы рубашки — последнего препятствия, разделявшего их.

Его губы впились в ее шею, потом в грудь и наконец спустились вниз по ее животу и раскрыли и другие вожделенные губы, он помогал себе рукой. Он призвал на помощь всю свою искушенность, сноровку, сладкую силу желания, чтобы дать ей наивысшее наслаждение.

Их тела соединились, они неистово ласкали друг друга, и свершение принесло обоим высшую радость.

Они лежали, сжимая друг друга в объятиях, счастливые и умиротворенные после сладкого мига экстаза.

Джинни пришила пуговицу, которую она оторвала в нетерпеливой поспешности. Она уже умылась, оделась и поела, Стив тоже. Они обменивались улыбками и говорили друг с другом, ни словом не упоминая о ночи любви. Взошло солнце, они собрали свои вещи, чтобы двинуться навстречу опасности.

Стив сел верхом на Чууна и посадил Анну за своей спиной.

— Не отвлекай меня сегодня — ни слова всю дорогу. К полудню мы должны нагнать их.

Пятеро на одного! Она вздрогнула.

— Не бойся, я — твой защитник. Делай только все так, как я скажу.

— Защити и самого себя, Стив, нас обоих! — прошептала Джинни, прижавшись щекой к его шее и обвив руками. Через минуту она отпустила его, засмеялась и сказала: — Ну, все, я весь день буду пай-девочкой.

— Я спрячу тебя в укрытии, — сказал он, — и ты не показывайся и не двигайся с места, что бы ты ни увидела или ни услышала.

— Да, сэр, — послушно ответила она, готовая повиноваться ему, как повиновалась Чарльзу. Но Чарльз, тотчас же вспомнила она, был убит… Боже, охрани наши жизни, взмолилась Джинни, ведь я люблю его! И он, кажется, любит меня… и вскоре поймет это… Молю тебя, Господи, охрани нас!