Свернув за угол дома, Никки толкнула скрипучую старую калитку и пошла прямо по высокой траве. Свежий морской воздух, словно услышав радостную весть, устремился навстречу. Никки сделала глубокий вдох, почувствовав вкус солоноватого бриза, стелющегося по обросшим ракушками скалам. В Спидвелле воздух провонял рыбой и дизельным топливом стоявших в гавани судов, подгоревшей картошкой и жареным кофе. Однако здесь, примерно в миле от города, воздушные потоки с Атлантики не содержали примесей и лишь слегка отдавали морскими водорослями.
Никки разглядела среди некошеной травы бледно-желтую примулу, белые нарциссы, кустики фиолетовых крокусов, и внезапно на нее накатила грусть по бывшим хозяевам дома, которых эти первоцветы радовали каждую весну, совсем как сейчас радовали Никки.
На секунду у нее возник вопрос: не приснилась ли ей эта сделка с Джоэлом? Не каждый день мечта, к которой ты долго и упорно шел, становилась явью. Теперь Никки наконец-то сможет наслаждаться морским пейзажем и покоем – нет, не изоляцией, а одиночеством и возможностью самой решать, с кем и когда встречаться. По всем стандартам, жизнь Никки считалась насыщенной, а в маленьком городке все вокруг были в курсе ее дел. Нередко узнавая о них даже раньше, чем она сама.
Никки достала телефон, проверила наличие сети и нажала на иконку «Фейстайма». Она никак не могла привыкнуть к тому факту, что вот так просто можно сразу увидеть лицо Билла, находившегося на Бали, на другом конце света. Сейчас там еще ранний вечер, а значит, сын, скорее всего, ответит.
Есть! А вот и он сам. Всякий раз, как она видела его улыбающееся лицо, у нее подпрыгивало сердце.
– Привет, ма!
Обтягивающая майка, руки, покрытые карамельным загаром, отросшие почти до плеч волосы. Похоже, направлялся в бар на пляже. Будучи цифровым кочевником, Билл умел делать на своем ноутбуке чертовски сложные вещи в любой стране, где мог весь день ходить в шлепках и качаться в гамаке. А потому выбор был очевидным.
– Угадай, что я сейчас купила?
– Значит, ты его получила?
Никки поднесла к камере скрещенные пальцы, затем убрала руку, чтобы продемонстрировать Биллу вид на море.
– Когда ты в следующий раз сюда приедешь, то увидишь это из окна своей спальни.
– Ух ты! Круто!
– Правда, спальня чуть поменьше твоей бывшей комнаты. – Это по-прежнему слегка беспокоило Никки.
Они оба знали, что ему больше не требовалась собственная комната. Но для любой матери казалось немыслимым избавиться от детской своего ребенка, а потому Никки решила оставить маленькую комнату для Билла. Впрочем, она знала, что сын, скорее всего, не будет баловать ее частыми визитами. Сейчас он находился на том этапе жизненного пути, когда матери оставалось лишь пожелать ему, чтобы он был в безопасности, здоров и счастлив. В сущности, все так и было. Поначалу Никки переживала, что Билл не поступил в университет, однако сейчас она не могла не признать, что он в результате нашел себя. Никки больше не нужно было строить свою жизнь вокруг сына. Очень странное чувство. Горькое и одновременно сладкое. Свобода, полученная дорогой ценой.
– У меня ведь есть своя комната в папином доме. На случай, если мне понадобится где-то перекантоваться, когда я приеду тебя навестить.
– Ну конечно есть. – Она знала, ей предстоит изрядно потрудиться, чтобы обставить комнату сына, даже если он будет проводить там всего пару дней в году; это и означает быть матерью. – У тебя все хорошо?
Билл показал большие пальцы вверх:
– Отлично! – (Максимум того, чего Никки сумела добиться. Собственно, она и не хотела знать больше. Она поцеловала кончики пальцев и помахала сыну рукой.) – Ма, еще увидимся!
Вот и все. Он исчез. Наверняка отправился пропустить стаканчик с какой-нибудь длинноногой девчонкой с замысловатыми татуировками. Счастливчик!
Побродив по саду, она перебралась через стену внизу и спрыгнула на идущую за ней тропинку. Никки направилась на запад, в сторону от коттеджей, и шла до тех пор, пока не обнаружила небольшой просвет в плотной живой изгороди. Человек, не знавший о существовании просвета, наверняка прошел бы мимо, поскольку ничто не указывало на то, какое чудо пряталось за изгородью.
Никки протиснулась в отверстие и оценила состояние лестницы. За долгую зиму всякое могло случиться. Однако на первый взгляд ничего не поправимого не произошло. Чтобы спуститься к морю, следовало обладать хорошей координацией движений и не бояться высоты, так как спуск был почти отвесным и нога с трудом умещалась на узкой ступени. Впрочем, Никки столько раз это проделывала, что уже давно научилась твердо ставить ногу на середину ступеньки и не смотреть вниз.
Как только она начала спускаться, на нее обрушились порывы свирепого ветра, совсем не похожего на тот ласковый бриз, которым она наслаждалась в саду. Добравшись до пляжа, она увидела, что бурные волны – прилив уже начался – оставили от пляжа лишь узкую полоску. Никки остановилась, чтобы отдышаться, от окружающей красоты закружилась голова. Сумрачный сланец скал, блеклая сырость песка, серая сталь моря, увенчанного сверкающей белой пеной. Шум волн и их своенравный характер завораживали. Но только круглый дурак мог считать, что способен оценить их высоту. Здесь вы никогда не были в безопасности.
Никки знала это лучше других.
Летом море будет ленивым и притягательным, вода – нефритовой, а нагретый солнцем пляж – бледно-розовым. И тогда крошечная бухта станет раем для того, кто рискнет спуститься сюда. Здесь можно было скрываться от всех хоть целый день. Никки помнила длинные жаркие летние дни и то, как приходилось волочить тяжелый рюкзак с банками сидра, рулетиками из ветчины, тюбиками крема для загара, потрепанными книжками Джекки Коллинз и сиди-плеером. Самое счастливое время жизни, так как тогда все казалось простым. Она с друзьями загорала, плавала и танцевала, пока солнце не закатывалось за горизонт, оставляя лишь темно-оранжевую полоску. Никки помнила упругую бронзовую кожу, веснушки и просолившиеся волосы, беспечный смех и отсутствие любых обязательств, кроме необходимости на следующее утро вовремя встать, чтобы не опоздать в школу или на работу.
А потом она содрогнулась, вспомнив совсем другие времена, когда пляж стал ее убежищем. Вспомнив холодные руки, белые облачка ледяного дыхания, бутылку обжигающего бренди. Надежды, взмывшие до небес и разбившиеся, точно волны о скалы. Бурю эмоций: радость, отчаяние, страсть и ужасные, ужасные сомнения. Никки, всегда такая уверенная в себе, была измучена своей неспособностью принять взвешенное решение. Впрочем, в конце концов она поняла, что правильнее всего будет просто уйти. Но, к сожалению, поняла слишком поздно.
Волны со свистом накатили на нее, лизнув носки кроссовок. Никки отпрыгнула назад, после чего вскочила на плоский камень, на котором они в свое время выстраивали банки и бутылки – своего рода импровизированный бар. Затем она вытянула вперед руки, подставив себя под удары ветра. Она не собиралась копаться в прошлом. У нее были успешный бизнес, сын, самостоятельно прокладывающий дорогу в жизни, а теперь еще и дом, который она ждала целую вечность.
– Мир – это моя устрица! – крикнула она.
Никки надеялась, что ее никто не видит, так как со стороны она наверняка выглядела полоумной, которая вопит, точно банши. Однако мир действительно был ее устрицей, и ей оставалось лишь извлекать жемчуг из устричной раковины. Столько, сколько она сумеет добыть.