«Однажды меня трахнули словами. Это было много лет назад, когда я была совсем еще наивной девчонкой, считающей тридцатилетних мужчин стариками.
Он зажал меня в коридоре, в клубе, куда я пришла с подругами, чтобы отпраздновать совершеннолетние одной из них. Я тогда была такой отчаянно дерзкой, мечтающей покорить мир взрослых мужчин своей короткой юбкой и ярким макияжем. Наивная глупая птичка, так он меня назвал, прижимая к стенке, заслоняя собой весь мир и вкрадчивым голосом заглушая громкие, раздирающие барабанные перепонки звуки танцевальной музыки. Шепот… Я надолго запомнила этот хриплый шепот. Я даже не помню, как выглядел этот внушительного размера мужчина, темный, как те самые грязные слова, вырвавшиеся тогда из его рта. Он рассказал мне, как трахнул бы меня, в каких позах, и что бы я чувствовала при этом. Мое сердце в тот миг выскакивало из груди, я оглохла и ослепла от страха, пронзающего меня острыми иглами. Но именно тогда я впервые захотела по-настоящему стать женщиной, той, с которой могут сделать все что угодно, то, что нашептывал мне тот незнакомец, больно прижимая к стене, обжигая горячим дыханием мое ухо. Он трахнул меня словами, и я испугалась так сильно, что долго не выходила из своего жилблока, боялась высунуть нос, думала, что он ждет меня за дверью, в той тьме за углом, что навечно притаилась в поворотах и впадинах коридорах.
— Я зажму тебе рот ладонью, чтобы никто не услышал твой крик, а ты будешь кричать, потому что тебе будет больно. Я люблю, когда женщина подо мной кричит, стонет и дергается. И я порву тебя, ты будешь принадлежать мне. Ты узнаешь, каково это быть с настоящим мужчиной. И я буду в тебе весь полностью. Ты почувствуешь это, войду тебя до упора, сразу. Это чертовски больно маленьким неопытным девочкам. И будет много крови, но тем интереснее. Ты будешь кричать, дергаться, будешь сжимать меня так сильно, что я кончу только от этого, от твоего запаха, от твоих слез. А потом я буду трахать тебя так долго, пока не кончу, и это будет лучший момент в твоей жизни. Потому что ты подумаешь, что твои мучения закончатся, но это не так. Нет. Это только начало, я разверну тебя к себе спиной. Ты знаешь, что в женщине две дырочки. Второй раз будет еще больнее первого. Но я научу тебя любить любую боль, наслаждаться ею, упиваться, буду натягивать тебя с большим наслаждением, и тебе будет казаться, что ты прошита насквозь! Так глубоко я буду драть тебя. А ты захлебнешься в своем крике, но никто не услышишь тебя. Никто не спасет. Потому что ты никому не нужна, только мне. И ты будешь только моей, пока я не решу иначе. А еще ты будешь кончать для меня. Да, я научу тебя и кончать. А потом ты встанешь передо мной на колени, знаешь зачем? Чтобы твои зацелованные мной в кровь губы приоткрылись, и я трахнул твой очаровательный ротик. Да, у женщин три дырочки для мужчины. Слышишь? Все твои девственные дырочки станут моими».
Я думала, что умру в тот день, но, вывалив мне в уши всю эту грязь, мужчина просто отстранился, а я, оттолкнув его, сбежала. Но увы, от себя не убежишь. Мне до сих пор отчаянно хочется встретиться с тем незнакомцем из прошлого, чтобы он совершил то, что обещал. Я хочу этого, быть его, даже если будет больно, потому что больше никогда в жизни не встречала того, кто хотел меня назвать своей. Я ненужная, как он и говорил. Я брожу сквозь время и людей в надежде, что когда-нибудь он поймает меня. Я на все готова ради этой встречи, даже полюбить ту боль, что он обещал подарить».
Феликс не верил своим глазам, читая строчки своей жены в выложенном на сайте продолжении романа «Темные фантазии». Нет, если бы он не знал, что Виола всецело в него влюблена, то подумал, что это откровение из ее прошлого. Но нет. Все это лишь плод ее темной фантазии. Правда лишь одна — Виолу реально трахнуть словами. Он делал это не раз и знал, как чувствительны ее ушки, как быстро она заводится от любой пошлости, от любого жаркого намека. Она его отзывчивая девочка, которую он любил всецело, всей душой, всем сердцем. И она принадлежала ему. Это не подлежало ни сомнению, ни обсуждению. Он ее никому не отдаст, даже тому темному демону, что сейчас терзал его беременную, алчную до острых ощущений жену.
Сложно общаться с беременными, и Феликс пытался заранее обдумать свою речь, чтобы не расстроить Виолетту неловким словом. Они уже прошли тот период, когда она обвиняла его в том, что разлюбил, так как Виола стала толстой и уродливой. Прошли времена обвинений в извращении, в изменах, ведь Феликс возбуждался от одного вида круглого живота Виолы, а значит, его заводит любая беременная женщина. Беременная блажь — так называл это сам Эйлонский, заверяя, что он заводится не от вида живота, а потому что любит Виолу и только ее.
Как прекрасна жизнь, когда рядом с тобой женщина, которая не позволит заскучать и сумеет разогнать любую скуку или маленьким скандалом из-за вещей, лежащих в неположенном месте, или легкой истерикой из-за испорченного блюда, пригоревшего и так и не ставшего шедевром для любимого мужа.
Дарья
Я стояла в бурном потоке землян и не верила в то, что Лапушка меня бросил. Вот так вот просто. Взял и бросил посреди огромного зала прилета станции «Мидори». Станции, похожей на огромный улей злых пчел. Смуглые низкорослые черноволосые земляне сновали вокруг меня в хаотичном движении. Со всех сторон кто-то что-то громко выкрикивал на всеобщем земном, даже не союзном. Меня толкали, что-то выговаривали, а я, словно в бреду, стояла, раскрыв рот от удивления, и следила за тем, как неудачливый похититель растворяется во тьме прохода в зал отлетов. Лапушка, оглянувшись на прощание, продемонстрировал руку, сжимающую пульт, а потом оковы на моих запястьях и щиколотках перестали вибрировать — я свободна?
Все еще недоверчиво глядя на свои браслеты, легко расстегнула их, сняла. Так просто? И никакого подвоха? Нет, я не верю. Он рассказал мне, что следил за мной так долго, чуть ли не бредил мной наяву и ошибся, поспешил. Он признался, что со мной ему не укрыться от правосудия, поэтому нужно сбросить балласт, то есть меня. И сбросил. Балласт! Нет, вы подумайте только. Я — балласт! Но все же странненько как-то все. Он, конечно, пообещал вернуться, когда я созрею, да только кто же ему даст вернуться-то? Какой самоуверенный тип!
Вдруг меня кто-то больно дернул за руку, разворачивая к себе лицом. Незнакомец в форме полиции стал выкрикивать мне, что я мешаю людям ходить.
Я легко сбросила его руку и отошла к стене, хмурясь. Что этот полицейский себе позволяет? Что за нравы? И почему говорил со мной на всеобщем земном, хотя видел, что я манауканка. Из-за его придирки на меня стали оглядываться прохожие и недобро так коситься. И тут я осознала, что противный нонарец бросил меня среди землян, а те нас, манаукцев, жуть как ненавидели. И вот я одна среди агрессивно настроенных людей, и мне оставалось уповать на чудо. Комма у меня нет, оружия тоже, из одежды нонарский серый плащ и халатик под ним, на ногах домашние тканевые туфли. Итог ревизии неутешителен: у меня есть только я и все знания единоборств, которым сумел обучить отец. Краем глаза заметила оживление. В мою сторону шли мужчины очень неприятной наружности — бритоголовые, со злыми глазами, сулящими мне неприятности, их шеи и кисти рук, не закрытые черными куртками, покрывали татуировки. Уверена, что за пазухой эти парни носят оружие, и пусть я полукровка и, возможно, не умру от огнестрела, но больно мне точно будет.
Я вновь нашла глазами полицейского и стала прорезать толпу прохожих в попытке добраться до него. Он же должен мне помочь. Он же полицейский. Хотя, может, и не должен. Тут я застыла, обдумывая такой вариант. Ведь, по сути, я сама отдаюсь в руки Земной Федерации, от чего меня много лет пытались уберечь родители и подруги. Бросила взгляд на хмурых мужчин, которые сокращали расстояние между нами, неаккуратно расталкивая неудачливых прохожих. И, что самое странное, на них никто не возмущался и полицию не звал. И я приняла решение бороться во что бы то ни стало. А значит, первым делом следует раздобыть комм. Что я и сделала: тихо извиняясь, сорвала комм с руки какой-то старушки и, прикрепив себе на запястье, побежала. Мужчины, расталкивая людей, сорвались за мной следом. Мне нужно было оторваться, чтобы набрать номер. Стандартные земные станции обычно делились посередине на две части техническим блоком. Каждая часть имела несколько уровней. Мне нельзя пользоваться лифтом, лучше не покидать первый уровень, поэтому, ловко лавируя, я, накинув капюшон, искала место потемнее, чтобы набрать отца. Мне это удалось через минут десять, когда я просто застыла за колонной с рекламными вывесками и, с трудом разблокировав комм, набрала заветные цифры. Отец ответил мгновенно.
— Я на станции «Мидори».
— Я буду через пару часов. Продержись.
— Постараюсь, но меня преследуют какие-то типы, и я не знаю, можно ли просить помощь полицейских.
— Нет! Только у «Галактического патруля».
— Принято.! — разорвала связь, выглянула из своего укрытия и, не заметив преследователей, воспользовалась поисковиком, чтобы найти контакты патруля. Удивительно, что здесь, на стации, был один из его офисов, который располагался на третьем уровне, и я, построив маршрут, решилась на отчаянный забег.
Адреналин в крови пек щеки. От быстрого бега воздух в легкие попадал разгоряченным. От жителей станции уже рябило в глазах. Невозможно отличить этих землян друг от друга, мне, как художнику, было стыдно признаться, что я не видела индивидуальных различий. Все словно смешалось в одну массу.
Лифтом воспользоваться было страшно, поэтому рванула на пожарную лестницу, но пришлось возвращаться обратно, так как сверху и снизу слышался топот военных ботинок. Меня хотели поймать. Я, как лиса, угодившая в ловушку, металась, не зная как быть. Благо народу на первом уровне была тьма тьмущая, а я сама невысокого роста и мне легко слиться с толпой, я даже сорвала бейсболку с одного паренька, кинув ему плащ взамен. Мои голубые волосы слишком выделялись на фоне черной массы, закрутив в пучок, спрятала их под кепку. В какой-то лавке пришлось позаимствовать куртку. У другого ларька удалось даже перекусить. Общительный продавец дал на пробу что-то белое и склизкое, чуть соленое, но какое-то безвкусное, в общем, есть можно. А когда я запихала это в рот и, прожевав, спокойно проглотила, торговец начал смеяться, качать головой и что-то щебетать на земном диалекте. Я украдкой оглянулась, заметила погоню, а с другой стороны появилась пара полицейских. Пришлось опять бежать, чтобы не угодить в лапы ни тем, ни другим. И как же стало страшно, когда меня поймали чьи-то огромные руки и вздернули за шкирку.
— Котенок, ты опять за старое?
Неожиданный вопрос заставил меня испуганно пискнуть и вскинуть голову. Незнакомый манаукец, а это — слава создателю! — был именно манаукец, удивленно моргнул и сдернул с меня кепку.
— Ты кто такая, малышка? — хмуро спросил он меня. — Что здесь делаешь? Где твой покровитель?
— Я Дарья Дорош. Меня украли, — с трудом выдала я, от облегчения уже шмыгая носом от хлынувших слез. Наконец-то я в безопасности.
— Ребята, никто Котенка не видит?
Я обиженно поджимала губы. Неужели он не знает кто я? Ему что, какое-то животное важнее живого человека? И тут услышала перекличку голосов по рации:
— Я видел ее. Она ушла левым коридором. За ней погоня, я веду.
— Я тоже веду, — отозвался другой голос, и я поняла, что Котенок — это женщина, и меня, видимо, с ней спутали.
— Так. Шия Дорош, стойте здесь…
Я припала к мужской груди и недовольно выпалила:
— Вы не можете меня оставить одну! Меня украли. Меня преследуют!
— У нас задание, шия Дорош. И я не могу подвергать жизнь штатского опасности.
— Но вы должны меня спасти, — возмутилась в ответ. — Я Дарья Дорош, вы что, не слышали обо мне?
— Да, я знаю кто ваш отец, но у меня операция! Так что стойте здесь и…
— Вилорг, тебе бы поторопиться, Котенка окружают, — раздался голос из наушника, прерывая незнакомца на полуслове.
И тут мужчина как с цепи сорвался, легко оттолкнул меня от себя и бросился прочь, я, закусив губу, застонала и побежала за ним. Вот вам и манаукцы, вот вам и самые ответственные мужчины! Еще один меня бросил, и все приходится делать самой! Только бы продержаться до прилета отца!
Я никогда не участвовала в полицейских облавах, и мне впервые выпал такой шанс. Я воочию увидела, как ловко наши спецотряды ловят преступников, заваливают их на пол. А еще я видела кровь, потому что земляне легко умирают, стоит им не послушаться приказов. Долго рассматривала стеклянные глаза мертвеца, поражаясь тому, как же быстр переход из живого состояния в мертвое. Раз и все — никакого шанса. Землянин украсил себя виртуозно исполненной татуировкой, которая вилась на его шее огненным драконом и покрывая каждый участок кожи. Лужа крови растекалась под его головой.
Я не испытывала каких-то особенных чувств к мужчине, просто он так эффектно лежал, словно специально. Смуглая кожа, свет падал удачно на его лицо и шею.
И пол, залитый алым, и глаза, застывшие в тот миг, когда луч бластера прошил сердце. Падая, мужчина ударился о железный угол ящика. Вот такой вот конец его истории. Я, наверное, обязательно запечатлею его в своей картине. Мимо такого сложно пройти.
Я опустилась рядом с ним на корточки и коснулась темной лужи. Кровь оказалась холодной. Я растирала ее на своих пальцах, ощущая металлический привкус в воздухе. Молодые и здоровые так легко расставались с жизнью, а те, кто доживал свой век, обычно торговались со смертью за каждую дополнительную секунду. И, наверное, мне все же жаль этого мужчину. Ничего хорошего в своей жизни, полной криминала, он точно так и не увидел.
— Не испугалась? — спросил меня неожиданно оказавшийся рядом боец в черном защитном костюме, полностью экипированный. Черный ангел спасения. Вершитель справедливости. Алые глаза смотрели на меня с тревогой, чуть озадаченно. Но, что удивительно, этот манаукец даже не пытался ко мне прикоснуться.
Я оглянулась по сторонам. Все закончилось. Уводили уцелевших бандитов, опечатывались ящики, а тот самый Вилорг ругался неподалеку с женщиной в черной, как на мне, куртке и бейсболке. Только волосы ее были белыми.
И как он нас спутал, я же ниже ее по росту, да и моложе. Ох уж эти внимательные мужчины.
— Нет, я в порядке, — отозвалась, — ши?..
— Ши Мадранг, шия Дорош. Мы связались с вашим отцом, он уже близко. А пока вам стоит пройти со мной, здесь вам опасно оставаться.
Я кивнула, прекрасно понимая, что он прав. Я все еще на территории Земной Федерации, и мне нужно хотя бы на борт любого звездолета Манаука, чтобы избежать проблем. Мне выделили вполне уютную каюту с отдельным санузлом. И первым делом я приняла душ, долго отмокая в горячей воде. За последние сутки в моей жизни слишком многое произошло, нужно было все переварить, успокоиться. И выплакаться. Вот никогда не плакала, а тут как прорвало. Я должна быть сильной, не хочу, чтобы отец видел меня такой. Ничего непоправимого со мной не произошло. Меня не изнасиловали, мне ничего не отрезали, не били. Только напугали до икоты, пришлось побегать по земной станции, а так отличное путешествие. Просто замечательное. Когда в следующий раз такое выпадет? НИКОГДА!
Так что надо просто успокоиться и отпустить ситуацию. Я жива, я цела, даже практически неголодная. Надо все же узнать, что я съела такое белое и желейное. Так, отвлекая себя от плохих мыслей, я выбралась из душа. Просохнув в сушилке и укутавшись в теплый халат, вышла в каюту, а там меня ждал сюрприз — Эсам Лимайн собственной персоной сидел на койке, заменяющей в каюте кровать и диван одновременно. Я была так рада увидеть свою персональную няньку, что разревелась с новой силой. Лизин телохранитель вскочил с койки и порывисто бросился ко мне, раскрывая свои теплые надежные объятия. Вот за кем мне не надо бегать в поисках защиты, вот кто примчится быстрее даже отца, вот тот, кто выдержит мои слезы и сохранит секрет их существования в тайне ото всех, блюдя мой имидж рассудительной и храброй дочки самого Жибора Дороша.
— Все-все, милая. Все закончилось. Я рядом, ты в безопасности, — бархатистый тенор убаюкивал мою боль и страх.
— Эсам, я так испугалась! Я думала, вы меня никогда не найдете! — захлебывалась всхлипами, заикаясь от горьких слез.
— Сигналы твоих маячков глушили, а вы еще и в гипер прыгнули. Даша, он действовал один или это была организованная группа? Они ничего тебе не сделали? Доктор сказал, что ты полностью в порядке.
— Да какое в порядке?! — взорвалась я, выплескивая стресс на моего телохранителя.
Наверное, выглядели мы со стороны очень комично: огромный мужчина в черном деловом костюме и я, щеголяющая голыми коленками в белом банном халате. Но как вспомню, что пришлось в шелковом халате под черной курткой в домашних туфлях рассекать сквозь толпу землян, так вздрогну. Страх все еще играл на моих натянутых нервах, заставляя замирать, оглядываясь в поисках опасности, а сердце болезненно сжиматься.
— Я ему говорю, я Дарья Дорош, а он мне — стой здесь. Представляешь!
Хотел оставить меня среди землян! А меня преследовали какие-то типы бандитской наружности и полицейские! Меня могли поймать! А он за своим Котенком побежал! Как он мог?
— Кто? Похититель? Ты можешь его описать?
— Да при чем здесь похититель? Этот Вилорг! Он меня нашел, понимаешь, нашел, а потом бросил! Его Котенок оказалась важнее меня! А я тебе говорила, что манаукцы все одержимые своими женами. Но так ведь нельзя, должны же быть приоритеты. Работу вообще нельзя смешиваться с личной жизнью. Куда катится мир?
Эсам хмурился, и я спохватилась, осознав, что он не понимал, о чем я ему рассказываю, пришлось успокоиться, вытереть мокрые щеки.
— Прости, я просто перенервничала. Такой стресс. Я так устала убегать от бандитов, поэтому и обрадовалась, когда встретила манаукца, а тот возьми и брось меня. Вся жизнь перед глазами пронеслась! Как подумала, что все, я никому не нужна! Меня никто не ищет! Обо мне все забыли! Это так страшно, Эсам!
— Ну что ты, Дашенька, — ласково поглаживал меня по волосам Лимайн.
Робко, слегка неуклюже, но приятно. — Да как про тебя все забыли? Что ты такое себе придумала? Да вся Федерация на ушах стоит!
— Ну, видимо, не вся! — обиженно смотрела я в добродушное лицо телохранителя. Но это только со мной он такой, остальные его видят хмурым, строгим и неприступным. Только я могла обвинять его в промахе, и он не разозлился бы. — И кое-кто не в курсе, что меня украли!
Вилорг был крупнее моего Эсама, и не хотелось доводить до поединка, но почему-то я отчаянно мечтала, чтобы того короткостриженого мужчину, который заставил меня поволноваться, хотя бы отчитали. А вдруг бы я второй раз потерялась? Нет, лучше не думать о плохом.
Лимайн неожиданно потупил взор. Неужели и вправду провинился передо мной?
— Даш, если честно, то было принято решение сильно не афишировать о твоей пропаже, но кого надо оповестили.
Ой, лучше бы он молчал! Горько-то как его слов. А ведь думала, что я главная ценность федерации, практически сокровище нации! Но, видимо, не настолько, как себе нафантазировала.
— Оповестили, — тихо передразнила, практически полностью успокаиваясь.
Даже совесть проснулась. И вот чего я взъелась? По сути, виноват же не
Вилорг, который за своей любимой женщиной погнался, а Лапушка, который высадил меня на этой ужасной станции. Но как же хорошо и спокойно оказаться в надежных объятиях Эсама. Я даже успокоилась. И теперь точно могу спокойно предстать перед отцом и рассказать о своих злоключениях без слез и истерик.
— Да. Оповестили, — не услышал моего сарказма Лимайн, продолжая меня утешать. — Так что не переживай, похитителя твоего найдут. Ты сможешь описать его?
Я опустила глаза под суровым взором Эсама.
— Я его даже нарисовать могу.
Так что придется Лапушке делать пластику, чтобы его никто не узнал. Он еще попляшет у меня, он еще пожалеет, что решил украсть меня. Он век не забудет обо мне.
Эсам
Месяц прошел с того дня, как Дарью украл неизвестный. Весь этот месяц Эсам потратил на бесплотные попытки найти похитителя, и хоть на руках у него был очень качественный рисунок Даши, но полукровка как в дикий космос канул. О нем не удалось ничего узнать: ни имени, ни личных данных, ни отпечатков пальцев, вообще ничего.
А найти недоброжелателя хотелось до зубного скрежета. Эсам видел, как сильно изменилась Даша, похищение не прошло для нее бесследно. Она все время сидела у себя в мастерской, рисовала, даже с ним, со своим телохранителем не общалась. Да что с ним, с подругами тоже. После того, как вернулась домой, лишь пару раз виделась с сестрой Лизой, чаще созванивалась, но от гостей отказывалась, да и сама не горела желанием покидать родительский дом.
Это все сказывался шок. Наставник на молчаливые вопросы Лимайна лишь махал головой, чтобы не лезли с расспросами к его дочери. Сам с ней занимался, вел долгие разговоры в перерывах коротких дневных снов Карины. Затем Дарья погружалась в творчество и рисовала.
Эсам только грустно вздыхал: картины у юного дарования стали еще суровее, темнее и атмосфернее. Лимайн знал из отчетов ребят, которые спасли Дарью на «Мидори», что она стала свидетельницей кровавой облавы на наркодилеров. Бандиты так просто не сдавались, многие погибли при задержании. И вот одного такого Даша и нарисовала. С невероятной четкостью и филигранной точностью, словно с полотна смотрел еще живой, но уже умирающий землянин, и лужа крови под ним, казалось, растекалась по полотну. Дарье удалось создать шедевр! Так верещал ее агент, Эсам хоть и восхищался мастерством Даши рисовать правдоподобные портреты, но не посмертно же?
Бедная девочка. Лимайн места себе не находил, все пытался помочь ей стереть из памяти страшные воспоминания, но, к сожалению, она больше не допускала его в мир своих мыслей, отгородившись стеной молчания ото всех.
Даша
Я очень нехороший человек. Эгоистичная личность с раздутой манией величия. Я отвратительная подруга и бессовестная дочь. Я сама не понимала, как так вышло, но вместо того чтобы рассказать, кто меня украл, наплела с три короба, полностью запутав следствие, решив, что смогу сама отомстить своему обидчику. Прямо вот пунктик в голове появился — сама найду, сама накажу. При этом прекрасно осознаю, что это крайне безрассудно и опасно.
Нет, определенно, жизнь меня ничему не учит. Мало мне было приключений на нижние девяносто. Месяца не прошло, а уже потянуло на новую авантюру. Точнее, потянуло вершить возмездие.
Ведь самое смешное: я же знаю, кто мой похититель. Всего-то и надо попасть на станцию «Астрея», отыскать посла Оторуна и спросить, где его старший сын. Проще простого. Я ведь даже могу спросить, не выходя из комнаты, просто позвонив, но что-то останавливало. Например, подозрение, что отец сразу просечет, кому я звонила, и догадается зачем. Надо было уверять, что мой похититель унжирец. Синий цвет его волос прекрасная тому маскировка, чтобы сбить со следа. Но нет, язык вперед мозга работает, поэтому сначала говорю, потом думаю.
Что-то в последнее время стала сомневаться по поводу своей разумности и мудрости, о которой так заливался Эсам, рассказывая всем, какая я замечательная.
Он, кстати, больше всех переживал, что я отстранилась ото всех и от него тоже. Но нужно было время подумать в одиночестве, да и вдохновение захватило. А сейчас и вовсе стыдно. Нет, я что-то глупею. Может, плюнуть на все и рассказать папе как на духу? Он быстро расправится с Лапушкой, и я буду отомщена. Вздохну спокойно, а то ведь до сих пор ощущаю фантомный металл на своих запястьях и лодыжках.
Нет. Нет, я сама за себя отомщу. Просто хочу посмотреть в желтые глаза полукровки, когда я прикую Лапушку его же оковами и буду победительницей смеяться ему в лицо. Да, он на своей серой толстой коже почувствует, каково это быть пойманной, как муха.
Отложила кисть и размяла шею, останавливая калейдоскоп мыслей в голове. И все же что-то со мной не так. Я всегда считала себя больше унжиркой, здравомыслящей, уравновешенной, продуманной, в конце-то концов. А по факту обычная манауканка, которая взрывается от того, что все идет не по плану. Скажи мне месяц назад, что я буду мечтать поймать своего похитителя, только чтобы доказать ему, что я сильная, смелая и храбрая — я бы рассмеялась. Глупость же несусветная. Зачем мне все это?
Скептически осмотрела линии, которые сегодня ложились очень точно, заставляя оживать взгляд золотистых глаз, и поняла одно: напрямую ничего делать нельзя.
Надо брать хитростью. Макнула кисть в изумрудную краску и со злобной ухмылочкой стала закрашивать золото. Мне нужен повод и я создам его. Надеюсь, Лапушке понравится мой сюрприз. Бить буду прицельно и точно!
Жаль, нельзя полностью погрузиться в работу и не выныривать из вдохновения до полного завершения. Вечно кто-то дергает. Ладно Эсам, его я воспринимала на уровне няньки, которая насильно накормит, в душ отправит и спать уложит, а вот сестра… Только Лизы мне не хватало для полного счастья.
Энергичная брюнетка, которая при должной мотивации и мертвого заставит воскреснуть. Сестра пахла молоком, видимо, заходила на кухню, где сейчас было царство Карины и все пропитано ароматами детского питания. А еще сестра до противного искрила безудержным оптимизмом. Странное сочетание со строгим серым деловым костюмом, вызывающее дисбаланс. Ей точно пора менять цветовую гамму на что-то розовое или же бледно-зеленое. И макияж ей нужен — под глазами стали проявляться темные круги, потому что нельзя взваливать на себя чужие проблемы. А она и отцовскими делами занята, и помогает наместнику, и к Маше летает так часто, как может, просто рубаха-парень, только в юбке, всем рада угодить.
Никогда не понимала в Елизавете эту неуемную тягу помогать всем и вся, даже если ее об этом никто не просит. Вот я, например, не прошу. Я занята, но объяснить это ей мне не удалось: ни сегодня, ни вчера, ни месяц назад, когда решила отомстить Лапушке. А портрет уже был практически готов, и я планировала выспаться, прежде чем перейти к следующему этапу.
— Колись, Дашка, что ты задумала. Я же вижу, что все это неспроста. С похищения два месяца прошло, а ты никак прийти в себя не можешь. Из дома не выходишь и рисуешь этого серокожего полукровку. Это он тебя похитил, да?
Я хмуро оглянулась на сестру, заметила тень за открытой дверью моей мастерской — Эсам подслушивал. И вот как творить месть, когда я ни на секундочку одна и не остаюсь? А ведь изначально планировала сорваться на станцию. Значит, мой план верен.
— Нет, Лиза. Это не мой похититель. Просто решила взять заказ и пора его уже сдавать, сроки горяг. А так как вы меня все крепко любите и переживаете, то у меня нет времени полноценно заняться работой. Нет, я вас не осуждаю. Я сама бы нервничала, укради кто-то вас с Машей. Наверное, так же часами стояла над душой, надеясь, что никто из вас не решится на самоубийство.
— Да какое самоубийство, Даша! Ты что! Ну, подумаешь, украли разочек, ничего же с тобой не успели сделать.
Я закатила глаза от переизбытка эмоций.
— Лиза! Ты как скажешь! Разочек. Мне и разочка хватило, чтобы не желать повторения.
— Дашка, Дашка. Не зарекайся. Мы же обсуждали эти моменты. Ты особенная, тебя будут пытаться выкрасть, особенно если узнают в чем конкретно твоя особенность. Тебе пора срочно переселяться на Шиянар.
— А как же Эсам? Ты решилась его забрать?
Насмешливо приподняла брови, ожидая ответ. Мы обе знали, что Лиза возвращать себе Эсама боялась, так как у нее есть муж, лучший телохранитель, чем Эсам, потому что шиянарец, потому что из резидентской охраны самого наместника Новомана. Лимайн вообще больная тема для меня. Он замечательный мужчина и с ним хорошо, надежно и приятно, но… Я старалась воспринимать его сначала как слугу и телохранителя, увы, не получилось. Этот мужчина умудрился пробраться в мое личное пространство, в мой личный круг, и я ощущала его ближе, чем… мать, даже отца, хотя папу я обожала больше всего на свете. Он стал неотъемлемой частью моей жизни, но… Эсаму тридцать.
Он вполне себе взрослый мужчина, и отец неспроста оттаскивает его от меня, посылая выполнять простые поручения, да и просто отсылая в тренировочный зал. Я знала, что он со мной лишь временно, но есть очередное «но»… Это временно растягивалось, каждая новая отсрочка была для меня радостью. И для Эсама тоже. Вот совсем недавно видела, как он в очередной раз вышел на спарринг с отцом и, конечно же, проиграл.
Лучше будет, если он улетит на Манаук. Забудет все, что было на Новомане, вернется на работу в охрану семьи Махтан, и страшно, что Лиза однажды поймет, что так долго продолжаться не может. И однажды это так и будет, она согласигся со мной и Эсам улетит, а я останусь опять одна.
Мой взгляд уткнулся в холст, утопая в самом темном оттенке серого, идеальном отражении моего немого отчаянья.
— Да при чем здесь Эсам? — возмутилась сестра.
Но я успела заметить замешательство в ее глазах. Стыдно ей, что отдала мне своего телохранителя как простую вещь. Стыдно извиниться, гордость на уши давит, но терпит. Вот глупая. Мне было откровенно жаль Лимайна, а ему меня. В этой самой жалости мы нашли друг друга. Мы отлично ладим, мы прекрасные друзья, порой я могу предугадать, когда и что он мне скажет, где стоит, как смотрит на меня. И я жду, что он прикоснется ко мне так, как ему порой хочется: как к женщине, а не к девочке. И отец не зря боится, что наша привязанность выйдет за рамки «телохранитель — объект». Это так смешно, когда все про все знают, но ничего не могут поделать и ждут, когда грянет гром.
— Даша, скажи, ты передумала лететь на Шиянар? — внезапно перешла в контрнаступление сестричка, а я вздохнула.
— Лиза, это некрасиво с твоей стороны. Ты сама это прекрасно знаешь. Я не полечу на Шиянар с Эсамом, его место на Манауке. Он прекрасный телохранитель. Не хочешь забрать к себе, продвинь в охрану отца, но не смей перекладывать ответственность на меня. Это была твоя блажь. Но ты заигралась, Лиза. Пора уже признать свою вину и извиниться перед ним. Он ни в чем не виноват перед тобой. Он всегда ответственно выполнял свою работу, а ты…
— О, да все, не начинай. Так бы и сказала, что передумала.
— Я не передумала! Я просто осознаю, что я сломаю Эсаму жизнь, если он полетит со мной на Шиянар, а он полетит, потому что обязательный, потому что отличный телохранитель, а ты…
— Все, я ушла. Остынешь, позвони.
— Трусиха! — выкрикнула я вслед сестре, ожидая, когда она столкнется с Эсамом в коридоре или на лестнице, но он, видимо, спрятался, освобождая путь для своего бывшего объекта.
Вот как мне теперь быть? Лапушка, конечно, хитрый, но все же мимо теперешнего Эсама ему не пробраться. Значит, нужен другой план.
Мою идею устроить выставку прямо на Новомане поддержали практически все. Такого мероприятия еще не было за все годы присоединения планеты к Манаукской Федерации, а все потому, что среди чистокровных манаукцев нет художников, зато есть ценители прекрасного. Я порой поражалась тонкому вкусу соотечественников отца, их чувству стиля. Многих унжирцев за пояс заткнут.
И, конечно же, уважаемый ши Тамино вызвался спонсировать мероприятие, сняв огромный ресторан в самой столице, куда слетелась вся элита Яшана. Я нервничала, оглядывала композицию на невысоком подиуме посреди зала, освещение в этот раз так удачно падало, что у меня у самой дух захватывало при взгляде на центральные четыре полотна, образующие идеальный квадрат.
Стояла, смотрела, думая о своей первой работе в новом стиле, вспоминая слова мастера Леона об ажиотаже, когда желающим ее приобрести пришлось торговаться.
И если к той картине я не испытывала никаких особенных чувств, то сейчас нервно кусала губы. Слишком много секса во всем, что я творю в последнее время. Кажется, мысли только об этом. Я взрослею и все же подсела на творчество Виолы Эйлонской, и оно нашло отклик в моей душе. До сих пор стыдно, что возбудилась, читая ее порочные и даже в каком-то смысле неправильные строки. Нельзя о таком писать, автор же должен учить читателя прекрасному, светлому, а она…
Виола делилась сокровенными темными фантазиями, заражала меня ими, и я все словно на себя примеряла. Я знаю, каково это лежать обездвиженной и беспомощной. Ощущать такое отчаянье, что выть хочется. Бояться, что тебя изнасилуют, причинят боль, растопчут как личность, превращая в порченую вещь. И возвращаясь в те моменты, я чувствую вибрацию своего тела. Дыхание учащается, и хочется кусать губы. А еще низ живота наполняется тяжестью сладкого желания.
Мои новые картины отражения того состояния. В этот раз я рисовала элементами, словно яркий луч вырывал из плена тьмы эпизоды жарких сцен соития двух тел. Крутое женское бедро сильно сжимают мужские пальцы, оставляя синяки на коже, алая лента опоясывает талию в два оборота, натягиваясь, впиваясь в кожу долгим страстным поцелуем. Мужское лицо в профиль склоняется к пояснице. Его не видно полностью, большая часть остается за кругом света, но видно, как микроскопические капельки пота серебрятся на его висках. На другой картине мужская рука обнимает девушку, предплечьем полностью закрывая небольшую высокую обнаженную грудь. Здесь я сделала акцент на царапинах с крупными каплями крови, покрывающих руку мужчины. Да, жертва сопротивлялась, не желая сдаваться без боя, но все же склонила голову, скрывая лицо густыми спутанными темными волосами.
Идея была в использовании черно-белой цветовой гаммы с алым росчерком. Очень сдержанно и чтобы подходило под разные интерьеры покупателей. Я же не знала, что предпочитали тайные знакомые Алиаса Тамино, которых здесь было много, о чем он и рассказал.
— Великолепно, шия Дорош. — Тамино опять неслышно появился за моей спиной, протянул бокал с шампанским. — Просто восхитительно, — кивая головой на центральную композицию, от которой моя мама пришла в дикий ужас и долго пытала меня насчет личной жизни и интимных предпочтений.
Неприятно, что мама внезапно вспомнила о своих обязанностях. Она всегда была погружена в свои проблемы, и я привыкла, что до меня ей нет дела, а тут как очнулась. Еще и отца приплела. Он у нас пусть и занимался сейчас обучением телохранителей, но по основной профессии папа отличный врач и даже психолог. Он- то и поведал маме что-то о детском максимализме, взрослых желаниях девственного тела и прочей чуши, в которую та легко поверила. Я же задумалась, а не мои ли это фантазии и желания, ведь когда взялась за заказ Алиаса Тамино, воспринимала это как творческую работу, требующую некоторого погружения, но работу и только. А вдруг это лишь отговорка?
— Я решил устроить небольшой аукцион, — ворвался в мои размышления сильный голос Алиаса Тамино, возвращая меня к теме разговора. — Сегодня вы станете очень богатой, я вам обещаю.
— Благодарю, ши Тамино. Приятно быть богатой, а стать очень богатой будет намного приятнее, — с улыбкой отозвалась, ощущая неприятный осадок.
Мне кажется, Тамино пытается навязать мне чувство обязанности. Я даже отошла от него на шаг, чтобы не давил на меня своей энергетикой власти.
— Вы очень талантливы, шия Дорош. Новые картины превзошли мои ожидания.
Отпила немного шампанского, погладила пальцем дно фужера, успокаиваясь и решаясь на серьезный разговор.
— Все хотела у вас спросить, зачем вы это сделали?
Внимательно взглянула в глаза альбиноса, тот приподнял брови в притворном изумлении.
— Что конкретно сделал? Устроил аукцион?
Я улыбнулась, покачала головой.
— Нет. Дали украсть меня. Вы с ним в сговоре?
— Шия Дорош, я не понимаю о чем вы.
— Ваша охрана намеренно оставила пост. Нет, вы, наверное, не в сговоре, но преследовали свои цели. Он меня должен был лишь напугать, чтобы я побывала на месте своих героинь, прониклась атмосферой? Я правильно понимаю, что он не должен был покинуть станцию, что что-то пошло не по плану? Не ожидали, что он уйдет через нонарский сектор?
Глядя на реакцию шиянарца, я тихо смеялась в душе. Значит, Эсам прав, это все Тамино. Наверное, заметил слежку Лапушки за мной на выставке и решил подыграть ему, совершенно не предполагая, что полукровка нонарец не такой уж и тюфяк. Обманчивая внешность Лапушки со всеми сыграла злую шутку.
— Дарья… — Альбинос придвинулся ближе, нависая надо мной айсбергом.
— Нет, нет, ши Тамино, — остановила я мужчину, взмахнув рукой и доверительно ему улыбаясь, давя в душе паническое желание сбежать от этого страшного мужчины подальше. — Не переживайте, у меня нет доказательств моих предположений. Ни у кого нет. И я, наверное, даже должна быть вам благодарна, вы сдвинули меня в творчестве. Я сама вижу прогресс, только умоляю больше так не делать. Второй раз я вас не прощу.
Тамино хмыкнул, склонил голову набок, словно рассматривая меня под микроскопом.
— Вы очаровательны, шия Дорош. Не желаете выйти замуж за моего сына?
Генрих! — неожиданно зычно позвал Алиас, и я обернулась.
У Тамино было трое детей, первенцы — восемнадцатилетние близнецы Генрих и Эльза, он их представил мне сегодня в начале открытия выставки. Могла бы и догадаться, зачем он их с собой пригласил. Мы же сверстники, а значит, у нас может быть много общего. А мой меценат делец и все свои действия просчитывал наперед.
И я с некоторым раздражением наблюдала за приближением точной, но молодой копией Алиаса Тамино. Я не любила, когда мне кто-то что-то навязывал. Терпеть этого не могла. Наверное, что-то промелькнуло на моем лице, потому что молодой шиянарец так же, как и я, выглядел хмурым.
— Отец? — обратился он к Алиасу.
Тот представил нас еще раз и сообщил:
— Я предложил шии Дорош выйти за тебя замуж.
Надо было видеть, как на миг дернулось лицо Генриха, превращаясь в злобную маску. И продлилось это всего секунду, а затем он вновь стал благородно холоден, как и подобало наследнику из высшего общества.
Я не сдержала улыбку, протягивая руку для приветствия.
— Рада знать, что не только меня идея вашего отца обескуражила. Надеюсь, вы не обидитесь, если я отклоню ваше предложение руки и сердца.
Генрих не был красавцем с точки зрения тех же унжирцев и землян, как, впрочем, и большинство манаукцев, но я сама дочь манаукца, и меня все же манила их суровая хмурая мужественность, даже в лицах, а про тела я могу рассказать отдельно. Каждый манаукец образчик атлетического многообразия прекрасно сложенного тела, потому что изначально они создавались универсальными солдатами, способными выжить в любых экстремальных ситуациях, особенно в условиях излучения манны, чтобы жить на планетах Шиянар и Манаук.
— Буду искренне рад вашему отказу и приму его с достоинством, шия Дорош. Отец, шутка неудачная. Я не оценил. Простите, шия Дорош, за выходку отца. И хочу выразить вам свое восхищение вашим талантом.
— Кстати, мой сын и приобрел ту вашу картину с плененной красавицей.
Я удивленно приподняла брови и воззрилась на Генриха, который отвел взгляд, прежде чем признать правоту слов отца.
— Да. Не удержался.
— О, — только и вырвалось у меня. Как верна древняя пословица, что яблоко от яблони недалеко падает. Даже вкусы у отца с сыном похожи.
— Вы любимый художник нашей семьи.
А вот и нет. Дочери Алиаса мои картины не пришлись по вкусу. Я слышала, как с самого начала вечера она возмущалась и критиковала мою «мазню», а сейчас и вовсе, кажется, покинула ресторан.
— Мне это льстит, ши Тамино.
— Кстати, я показал ваши работы Виоле Эйлонской, она осталась под впечатлением. Возможно, уговорю ее выкупить одну из них для обложки ее книги.
Многозначительно улыбнувшись, Тамино наконец-то покинул меня в сопровождении своего сына, а я осталась хватать воздух ртом от легкого изумления и, наверное, испуга. Одно дело тайком читать эротические книги, другое стать иллюстратором такого рода чтива. Хвостатые кометы на голову Алиаса Тамино! Любитель потрепать чужим нервы! Он точно сделал это специально в отместку за то, что я догадалась об его участии в похищении! Да чтоб его черная дыра засосала!