Тёмные фантазии

Глава 5

«В детстве я была послушной дочкой, и мне было страшно вызывать гнев родителей на себя, получить наказание. А сейчас я стала взрослой, оставив в прошлом того наивного ребенка. Теперь я сама непокорность, само отчаянье. Я специально нарываюсь на наказания, потому что хочу, что бы он обратил на меня внимание, что бы был моим, со мной. И делаю продуманные глупости, строго взвешиваю риски, не желая причинить настоящий урон, лишь совершить мелкую пакость. Непокорность его раздражает, он сам прекрасно понимает, зачем я это делаю и чего от него жду. И порка это не столько наказание, сколько прелюдия… Прелюдия нашей любви.

Так что и сегодня я сделаю все, чтобы накликать на себя его гнев, чтобы он знал, что нельзя оставлять меня без присмотра, без его надзора. Никто не смеет отнимать у меня моего господина. Я ревнивая эгоистка, дрянная девчонка, и этой ночью мы вновь встретимся, и он будет только моим. Он и его плеть».

Феликс фыркнул, поглядывая на эту самую дрянную девчонку. Она лежала на диване, поглаживая живот, смешно вытягивая губы, училась дышать, как показывали в видеоуроке для будущих мам. Подготовка к родам оказалась делом весьма забавным и веселым. Феликс тайком записывал жену, чтобы потом показать ей, сейчас, увы, опасно. Зато потом, когда родит, это будут милые моменты.

Вдруг восторженные глаза жены обратились прямо на Феликса.

— Ой, опять пинается! Любимый, иди сюда, положи ладонь!

Да, это будут милые моменты, самые драгоценные, как и все, что связано с Виолеттой.

Эсам

Не стоило доводить себя до такого состояния, надо было сразу уйти, но Лимайн упустил шанс. Потеряв волю, он мог лишь стоять, открыв рот от удивления, и тяжело дышать, так тихо, чтобы Дарья его не заметила. Девушка танцевала, легко раскачиваясь из стороны в сторону, виляя игриво бедрами, кружилась, прикрыв глаза, и подпевала унжирскому певцу, ее любимому. Голубой водопад волос укрывал обнаженные плечи, красивым плащом струился, переливаясь всеми оттенками синего цвета. Девушка казалась живым воплощение воды. Дева, вышедшая из пены морской.

Эсам неплохо знал язык вольных мыслителей, песня была о любви. Грустная история расставания влюбленных, которые никогда больше не встретятся, как ни лети навстречу, как ни ускоряй бег времени, шансов нет, потому что смерть не отдает своих любовников никому.

Любимая песня Дарьи. И вино в ее руках тоже любимое: зеленое фруктовое коллекционное унжирское, три ящика которого ей подарили на днях. Тайные поклонники ужасно раздражали Эсама. Настойчивые богатые зазнайки, смеющие грубить ему в лицо, что-то требовать.

Лимайн сглотнул, снова давая себе зарок стучаться, даже если заходит в мастерскую. На Дарье был тонкий, практически прозрачный шелковый сарафан, модный тренд от нонарцев. И сейчас Эсам не мог оторвать взгляд от четко выделяющихся под невесомой тканью сосков Даши. Он никогда раньше не замечал их. Никогда. Странно, ведь у Дарьи красивая высокая грудь, небольшая, но и достаточно объемная, соблазнительная. Округлые холмики с острыми горошинками сосков зачаровали Лимайна, и он смотрел на них, на то, как они то появлялись, то, словно флиртуя, исчезали, чтобы вскоре вновь подразнить собой мужчину.

Эсаму так и хотелось приласкать их языком, сжать между пальцев до хриплого стона девушки.

Прижать Дарью к себе со спины, ладонями измерить объемы полушарий, почувствовать их тяжесть. И дышать ароматом этой невероятной красавицы, настоящей женщины. Запретной, неприкосновенной. Музыка, плавные неспешные движения Даши, фруктовый сладковатый аромат, которым была пропитана мастерская — все так гармонировало друг с другом, что сердце в груди замирало от прекрасного видения.

— Эсам? — заметив Лимайна, чаровница замерла и недоуменно позвала его.

Мужчина улыбнулся ей, когда она приблизилась, взял из ее рук бокал и попробовал вино, от которого не захмелеешь, но зато сполна распробуешь фруктовый вкус. Какой-то экзотический плод, такого мужчина еще не ел, поэтому и не знал названия. Вино было крепкое, судя по тому, как слегка пощипывало язык. Жаль, что нельзя оправдаться парами алкоголя, но Лимайн прекрасно отдавал себе отчет, что от красоты этой девчонки у него кружит голову. Отставив пустой бокал к початой пузатой бутылке, стоящей на журнальном столике, он осторожно поймал переливчатый голубой локон, пропустил между пальцев, затем заправил за ухо Дарьи, ласково напоследок чертя линию подбородка.

— Ты прекрасна, — шепнул он то, что давно хотел сказать ей.

Она грустно улыбнулась, затем в ее глазах появились вздорные искры, поменявшие алую радужку на цвет пламени, оранжевый, но не яркий, а темный. Эсам когда-то видел такого оттенка камень, что искрился на свету. Так и глаза Даши переливались, словно в них заблудились закатные блики солнца.

— Хочешь поцеловать меня? — игриво уточнила девушка.

Эсам, недолго думая, точнее, совершено не думая, притянул юную соблазнительницу к себе за талию и властно впился в розовые губки, дурея от вкуса фруктового вина. Робким Лимайн никогда не был, и первые секунды вел себя как обычно, пока не почувствовал сопротивление. Это был полный провал и крах его карьеры. Мужчина это прекрасно понимал, знал, что камерами напичкан каждый угол этого дома, и наставник никогда не закроет глаза на его оплошность. Но как же сложно оторваться от нежных теплых губ юной художницы, так невольно возбудившей Эсама, что у него стопоры отказали, все и сразу. Острые кулачки уперлись в его грудь, и мужчина отстранился, но так и не выпустил из своих объятий развеселившуюся девушку.

Вот почему она такая? Эсам думал, начнет ругаться и скандалить, а она смеется.

— Эсам, это было не приглашение. Это был всего лишь вопрос.

— Значит, это был всего лишь ответ на твой вопрос, Дарья. Да, я хочу тебя поцеловать. Да и любой захочет, когда ты в этом.

Мужские пальцы поддели тонкие бретельки на худеньких плечах Даши. Чуть приспустив лямки, Лимайн ласково провел по шелковистой коже, ощущая пожар, который разгорался на кончиках пальцев. Блаженство, непонятное и сумасшедшее, испытывал мужчина, глядя в удивительно изменившиеся глаза Дарьи. Вот о чем они говорили с наставником. Унжирская кровь вошла в силу, и Эсам должен был собраться с мыслями, уйти, но не мог.

— Ты невероятно вкусно пахнешь, — вырвалось у мужчины, и он склонился к девушке ближе, едва касаясь губами ее плеча. По рецепторам бил яркий вкусный аромат экзотических фруктов, настолько аппетитный, что Лимайн слюной изошел.

— Пахну? — отстранившись назад, Дарья нахмурила тонкие брови и обиженно воззрилась на Эсама.

Тот кивнул, подался к ней ближе. Вдруг его кто-то легко отдернул от соблазнительной синевласки за шиворот и вытолкнул в коридор, чтобы в следующую секунду впечатать лицом в стену. Но Лимайн в последний миг увернулся, вырвавшись из захвата и вставая в боевую стойку, готовый атаковать… наставника. Сам Жибор Дорош белой смертью возвышался рядом с Эсамом, и его гневный взгляд не предвещал ничего хорошего.

— Папа! — звонко выкрикнула Дарья, повиснув на руке отца, готовой заехать Эсаму в лицо. Лимайн видел свой приговор в злых алых глазах альбиноса и не сопротивлялся даже, потому как стыдно, ведь он не сдержался.

— Папа, он не виноват!

Заступничество Дарьи только усиливало гнев Жибора. Эсам хотел просить ее остановиться, но лишь молча пожирал ее глазами. Его заворожил подол очень эротичного сарафана, который качался, легко касаясь белоснежных стройных ножек.

— Да ты что? Как это не виноват? — рычал Дорош на дочь, но не стряхивал ее с руки, а задвинул себе девушку за спину, продолжая ругаться. — А кто тогда виноват, что он распускает свои руки?

— Я, это все я, папа!

Дорош мазнул раздраженным взглядом по дочери и тут же потерял всякий интерес к Эсаму. Развернувшись к нему спиной, он обхватил лицо Даши своими огромными ручищами и навис коршуном. Лимайн, видя напряжение в позе наставника, испугался, что отец расплющит дочери голову.

— Твои глаза, — тихо шепнул Жибор.

Только сейчас Дорош заметил изменения.

— Да, — кивнула ему в ответ дочь.

Эсам тряхнул головой, глухо застонав.

— Аромат никуда не делся, — прошептал он, воззрившись на свои руки, а затем уткнулся в ладони, втягивая запах самой соблазнительной женщины, в блаженстве прикрывая глаза.

Наставник отвлекся от дочери, уже спокойнее поглядывая на своего ученика, который вел себя, прямо сказать, неадекватно.

— Я не слышу никакого аромата, — придирчиво повел носом Жибор и недоверчиво взглянул на Лимайна, который все не мог надышаться следом, что оставила на его ладонях Даша.

— А он слышит, — кивнула на телохранителя головой виновница всего переполоха, задорно улыбаясь. — А на тебя не действует, потому что ты мой отец, или потому что ты шиянарец. O, точно! Мегазвездно! Пойдем делать эксперимент над остальными! Сейчас и узнаем, слышат ли шиянарцы мой аромат или нет.

Девушка сорвалась с места и ринулась вниз по лестнице так быстро, что мужчины не сразу среагировали, а затем, переглянулись, поспешили нагнать юного экспериментатора.

— Вся в деда пошла, — услышал Эсам ворчание, пугаясь за девушку, ищущую себе приключений в виде отряда шиянарцев, и в блаженстве прикрывая глаза, ловя шлейф невероятного аромата сочных экзотических фруктов, пропитанных ярким солнцем. — Эксперименты ей подавай! Сейчас я ей устрою эксперименты, мало не покажется. Запру в комнате до конца ее жизни!

— Это незаконно и непедагогично. К тому же она же не виновата, что такой особенной родилась.

— Заткнись, Эсам. Не нарывайся еще больше. До сих пор хочется придушить тебя за то, что поцеловал ее.

— Я ни о чем не жалею. Душите.

Приподнятое настроение, несвойственное веселье — все это было столь ново для манаукца, что он чуть не пропустил удар наставника.

— Все, молчу-молчу! — заверил Эсам разгневанного отца, который огненной кометой влетел в тренировочный зал, ища свою дочь.

Та, как маленькая лисица, вертелась вокруг белых шиянерцев, ластилась к ним, а они шарахались от нее в сторону, твердо заверяя, что никакого особенного запаха не слышат.

Дарья развернулась лицом к Эсаму и захлопала в ладоши.

— Миленько и забавненько, — решила поделиться своими умозаключениями от проведенной работы Даша, всплеснув руками, указывая на собравшихся в кучку учеников ши Дороша. — Вот и еще одно отличие простых манаукцев от шиянарцев.

Жибор приобнял дочь за плечи и повел ее на улицу.

— Тоже мне открыла Манаук. Всем известно, что шиянарцы лучше простых манаукцев, тут и экспериментов ставить не надо.

— Да, мы лучшие! — крикнули им в спину.

Эсам прижался к стене, пропуская отца и дочь, прикрывая нос ладонью. Вот и объяснение состоянию легкого опьянения Лимайна. Аромат Даши, фруктовый, хмельной, вкусный, как коллекционное вино соблазнительницы. И что теперь делать? Кажется, пришло время покинуть Новоман, отпустить Дашу туда, где ее аромат не создаст проблем — на Шиянар, планету непробиваемых альбиносов.

Дарья

Все сложилось. Я даже удивилась своевременному везению. Моя унжирская половинка взяла верх над наманганской так вовремя. Вот не думала, что мои глаза будут меняться, как у мамы. Это вообще удивительно. Такого не предполагал даже отец, хотя мы и разговаривали на данную тему. Теперь они янтарного цвета, необычайно красиво. Хочу, чтобы они оставались такими навсегда. Темный янтарь, красивый, перетекающий, живой. Теперь я очень похожа на унжирку.

Но лишь похожа. Увы, аромат я не могла контролировать. Вообще не ощущала, когда он появлялся. Нужно исследовать этот феномен более плотно, но у меня не было ни времени, ни испытуемого. Эсам улетел на Манаук. Уже три дня меня никто не охранял. Даже скучно стало, поговорить не с кем. Да и как бы я ни пыталась убедить себя, что все хорошо, все сделано правильно, но я привязалась с Эсаму. Мой темный ангел-хранитель, который всегда стоял за моим плечом, мой друг и тот, кто украл мой первый поцелуй. До сих пор стыдно за то, что ляпнула ему тогда, спровоцировала.

Два дня я нахожусь в странном состоянии бурного веселья и адской тоски. Забавно смотреть, как отец отваживает от меня представителей мужского пола.

Готов разорвать в клочья любого с бубенцами между ног. И тут причина была во мне. Меня просто тянуло пообщаться с кем-то, у кого голос такой же низкий, с хрипотцой, как у Эсама. Хоть чуть-чуть заглушить пустоту в душе. Хотелось ощутить не только запах краски, но и терпкий тяжелый аромат мужского тела. Ощутить чужое тепло, словно мое кто-то выкрал и даже записки не оставил.

Но зато теперь я легко замаскируюсь в толпе. Алый цвет глаз визитная карточка манаукцев, а я выглядела иначе, а значит, могу затеряться среди тех же унжирцев. Жаль, что ростом мала, но это можно оправдать блажью родителей.

Чем дольше я смотрела на себя в зеркало, тем больше нравилась. Да, определенно, я сексапильна и коварна. Пришлось выбрать короткое кукольное платьице неоновой расцветки с пышной юбкой из тончайшего нонарского шелка. Ботильоны на танкетке удлиняли мои ноги, а миленькая улыбочка делало лицо наивным и открытым.

Нонарский посол с «Астреи» уже прибыл в резиденцию наместника. Охраны там много. Наша встреча с Лапушкой пройдет у всех на глазах. А еще в кармане юбки спрятаны наручники — подарочек от моего серокожего похитителя. Надо бы вернуть.

Вручать портрет лично в руки мое строгое условие. Прежде я, конечно, отправила снимок послу Оторуну с письменным приглашением, в котором указала, что желаю видеть всю его семью. Намекнула даже кого именно, для чего пришлось пробить информацию через Лизу, объясняя вежливой необходимостью. Но, кажется, она что-то заподозрила. Да и пусть. Чувство опасности придаст пикантности нашему свиданию. Я даже план резиденции изучила и проверила все, когда готовилась к небольшой портретной выставке. Мама пожелала присоединиться и дала парочку своих работ.

Звонок от сестры отвлек меня от предвкушения незабываемого представления этим вечером.

— Да, Лиза.

— Привет, Даша. Слушай, мама отправила свои работы прямо в резиденцию. Может, возьмешь на выставку?

Вот так вот сразу, ни как ты красиво выглядишь, а что у тебя с глазами, ты так мегазвездно изменилась. Нет, зачем. Звонить сестра в последнее время стала только по деловым вопросам, а все почему? А потому что взвалила на себя свои и чужие проблемы и тащит. Еще и тетины интриги поддерживает.

— Нет, — даже не раздумывая ответила, потому что уже имела неприятный разговор с наместником. Кошир Шияна меня любит, но не до такой степени, чтобы прощать любую выходку, как делал это с Машей или той же Лизой. Ей он, кстати, очень многое позволял. Подозрительно и коварненько. От этого его особенного отношения Лиза вечно находилась между двух огней, при этом прекрасно себя чувствовала.

— Да-ша, ну пожалуйста, — простонала сестра. — Ты же знаешь маму. Она же лично прилетит и повесит.

— Вот пусть лично и весит. — А именно так тетя всенепременно и сделает. — Я не собираюсь участвовать в их противостоянии с наместником Шияной и тебе не советую.

Лиза тяжело вздохнула, глядя на кого-то невидимого камере объектива.

— Стемп, что делать? Мама мне плешь проест.

— Привет, Стемп! — крикнула я.

Альбинос, муж Лизы, на секундочку появился на экране, кивнул головой в знак приветствия и скрылся, чтобы тут же появиться вновь.

— Шия Дорош, у вас линзы?

Я улыбнулась наблюдательности мужчины.

— Я тоже заметила, что ты, Даша, сменила образ. Зачем?

— А это не линзы, — усмехнулась в ответ.

— А что это? — кажется, не поняла Лиза.

Я улыбнулась еще шире.

— Это государственная тайна.

Лицо Лизы вытянулось, и даже рот приоткрылся.

— Это то, что я думаю?

Я кивнула, хотя, если честно, не до конца была уверена, что поняла, о чем она подумала.

— Твою эскадрилью! — выпалила сестра, а я игриво подмигнула ей. — Так тебя же теперь еще надежнее надо прятать! А ты Эсама отпустила!

— Да, отпустила, и причину тебе озвучила. И еще — он тогда слышал наш с тобой разговор, очень расстроился, а также понял, что ты никогда не переломишь свою гордыню и не извинишься перед ним. Больше не стал ждать. Да и не место ему на Шиянаре, так ведь, Стемп?

— Ему будет сложно с его характером на Шиянаре однозначно, — с особенной интонацией произнес муж сестры, поглядывая на нее так выразительно, что даже я бы постеснялась, но не Лиза, которая лишь фыркнула и обиженно поджала губы.

— Так что он вернулся домой, — подытожила конец этой нерадостной истории.

— Там ему и место, а то только и горазд нравоучения читать.

— Тык нему несправедлива, Лиза. Лично мне он нравится, — возразила в ответ.

— Так и забирала бы себе. Чего отпустила?

Я закатила глаза, разочарованно цокая языком.

— Мы же обсудили, что ему нельзя на Шиянар. Вот и отпустила.

— Не понимаю, я тебя, Дашка. Если понравился мужчина, надо бороться за него, а не отпускать!

Сестра обняла за плечи Стемпа и притянула к себе поближе, затем, улыбаясь, чмокнула его в губы, тот ответил на поцелуй, и я скривилась.

— Фу-у-у…

Выключила комм, передергивая плечами. Читая книги, представляешь поцелуи иначе, не так противно и слюняво. Вот Эсам меня поцеловал иначе, и слюней не было, зато страсти, одержимости, пылкости с избытком.

А вот интересно, у Лапушки язык унжирский или нонарский? И чего я полезла в учебник по анатомии нонарцев? Час до вечеринки я изучала строение их тел. Занимательное чтиво и голограммы очень качественные, можно рассмотреть все детально и вблизи.

Итогом стало мое полное удивление собой. Я что, реально изучаю все это, потому что планирую поцеловать Лапушку? Да ну! Чего это на меня нашло! Я ему хотела только наручники отдать, ну хорошо, лгать себе не буду, возможно, поцелую в щечку, чтобы ему не так обидно было и все. Да, все, так чего это я половую систему сижу рассматриваю, причем у нонарцев все так забавненько устроено и все такое длинненькое, гибкое и тонкое. Не то что у манаукцев.

— Ой, ой, Дашенька, ты еще голых мужиков, как мама, не рисовала. Фу на тебя, — высказалась своему отражению и поспешила закончить макияж.

Как хорошо, что у моего отца есть свой арсенал, а у меня свободный доступ. Пистолет с транквилизатором, летные носилки, глушилки. Ох, чувствую, ждет меня веселенький вечер.

Весь полет до резиденции меня слегка потряхивало от нервов, но стоило открыться люку, а папе подать мне руку, как на меня нахлынуло спокойствие и уверенность, что все у меня получится. И праздничная иллюминация дворца наместника, из-за которой прилегающая взлетная площадка и сад были ярко освещены, словно белый день, мне не помешает.

Только вошла в зал для официальных встреч, как тут же нашла его глазами. Он стоял рядом с братом, возвышаясь за его спиной, внимательно слушал, как посол приветствовал наместника, рассыпаясь в благодарностях. Вот кому любое внимание высшей иерархии благоприятно. Я, можно сказать, оказала услугу Оторуну, сыну Какхана — император-отец, конечно же, об этом узнает и, возможно, похвалит. Посол был первосортным нонарцем, как говорят земляне, он родился с золотой ложкой во рту, сам страшненький до безобразия и противненький, но типажный. Горделиво держал голову, хотя рядом с наместником втягивал ее немного в плечи, если не приглядываться, то и не заметишь, что он даже приседал под тяжестью влияния нашего правителя.

Жена его пыталась превратиться в серую тень мужа. Нарядное платье, увы, мешало ей обесцветиться окончательно и стать невидимкой. А вот младший сынок Конуун держался так, словно он здесь хозяин и все должны пасть ниц. Его золотистые одежды шли в разрез с моими представлениями о нонарской моде. Я считала, что они предпочитали более спокойные тона. Но он же золотой мальчик, что уж тут поделать, только подчеркнуть. Я даже тихонько прыснула в кулак, до того мальчишка смешно вел себя. Он особо и не изменился, лишь подрос за два года.

А вот Лапушка был в черном. Увидел меня и усмехнулся, словно сразу догадался о моей мести, что я для него приготовила. По телу пробежалась дрожь предвкушения. Так и хотелось руки потереть, словно я паук, заметивший жертву. Усмехается, храбрится, но все равно то, что я для него приготовила, будет для него сюрпризом.

Да, я очень эгоистичная, как, впрочем, большая часть манауканок, сумасбродная, способная на спонтанные действия. Но унжирка во мне хотела эксперимента, с холодным беспристрастием просчитывая ходы. Что бы я ни натворила, мне все сойдет с рук. Я не Лапушка, которого до сих пор по ложному описанию ищут по всему Союзу. А еще он никому не нужный сын, обуза, а я всегалактическая любимица и художник. Я злодейка, которая вышла на охоту. Интересно, Лапушка так же чувствовал себя, когда охотился на меня? О, я обязательно у него спрошу, что он испытывал, следя за мной.

— Даш, что случилось? — рядом тихо спросила Лиза, просто вырывая меня из мира моих темных фантазий.

— Что? — удивленно моргнула, с трудом отрывая взгляд от Лапушки.

— Ты смеялась только что. Причем так странно, словно злорадствовала. Что тебе не понравилось в речи наместника?

— Лиз, прости, я задумалась и даже не слушала его.

— Точно? — не сразу поверила сестра. — Это я ему речь готовила и…

— Лиз, прости, но я честно задумалась и смеялась над своим, клянусь.

— Спасибо, успокоила.

Лиза сразу отвернулась от меня, и я вновь могла следить за Лапушкой. Тот не отводил от меня взгляда в ответ. Между нами словно канат натянулся. Его слова о том, что он поставил на кон все, даже свою жизнь, лишь бы выкрасть меня для своих коварных целей, все не выходили у меня из головы. Я пока никак не могла разгадать, что в полукровке преобладает больше: нонарец или унжирец. Ребенок для него лишь эксперимент, и его бросят сразу после рождения, если, не дай Создатель, разочарует родителя? Или все же ему нужен наследник, которого будут любить и обожать, вон как посол своего Конууна.

От этих мыслей меня отвлек один из репортеров, а я как раз заметила, что к наместнику присоединилась тетя Линда, прибывшая без сопровождения мужа, так как появление президента окрасило бы встречу в политический оттенок, чего делать было никак нельзя. Но и появление первой леди Манаукской Федерации подогрел градус напряжения в зале. Подобрались, мне кажется, все, потому как акулий оскал на лице тети вежливой улыбкой никак не назвать. Я, Лиза, наместник и его жена сразу напряглись и стали искать подвох. Это только неопытный взгляд не заметил наши осторожные оглядывания по сторонам.

И вот один из репортеров настойчиво просил дать интервью по поводу новой картины. Я подумала о портрете нанорского мальчика, но репортер указывал на малый зал, где я выставила старые экспонаты и новых там точно не должно было быть, но так как тетя здесь, то, кажется, меня ждал сюрприз. Я поспешила туда, репортер за мной, успевая задавать свои вопросы. Вообще, земляне отлично устраивали свою жизнь на Новомане, даже мужчины, хотя проку от них для поднятия демографии манаукцев нет. Очень слабые сперматозоиды не выживали, отторгаемые агрессивным организмом манауканок. Но наместник разрешил им селиться на планете, при этом мало кто из новых жителей Новомана знали, что за ними ведется тотальный контроль. Мне иногда казалось, что у Кошира Шияны появилось новое хобби — поставка мужчин для богатеньких манауканок и даже шиянарок, потому как чувствительность тел землян невероятна по сравнению с манаукцами. Даже я, имея половинчатую натуру, толстокожа, и возбудить меня какими-то манипуляциями сложнее, зато через голову проще простого. Наверное, поэтому манаукцы, такие, как ши Тамино, поддерживают художников, авторов, даже танцоров, так как творческим людям подвластно совершить практически невероятное.

И вот я влетаю в малый зал, а там висит ЭТО! Триптих!

— Ну, тетя, это уже край! — в сердцах выдохнула на манаукском.

— Что вы сказали? — тут же подскочил ко мне репортер. — Не так повесили?

— Без комментариев, — сухо отбрила я мужчину и в некотором недоумении воззрилась на него, прикидывая на глаз, мог ли он быть купленным тетей, чтобы создать нужный ажиотаж вокруг ее порнографии. Да, да, именно порнография.

Слабая попытка скопировать мой стиль.

— Даш? — тихо позвала меня Лиза, бесшумно появившаяся за моей спиной.

Я закусила губу, чтобы не выругаться.

— Твоя мама себе могилу копает, а заодно и мне, — бросила ей через плечо, даже не оглядываясь. Сама же судорожно пыталась придумать, как экстренно исправить ситуацию. Нет, определенно, тетя решила объявить войну наместнику. И почему-то втянула меня в их взрослые и бессмысленные дрязги. Папа и мне, и маме строго- настрого запретил ввязываться в их противостояние, это было опасно, и теперь я видела насколько. Тетя ходила по тонкому краю, считая себя безнаказанной, раз жена президента.

— Почему ты так решила? — Лиза обескураженно оглядывала три полотна без рам, повешенных с небольшими расстояниями, чтобы композиция выглядела полной.

— Потому что обозвать наместника лицемером — это надо совсем мозгов не иметь.

О да, во мне кипела злость, потому что так бездарно подделывать мой стиль оскорбительно для меня как для автора. Не могла тетя хоть немного постараться? Решила совершить преступление, так делай все более ответственно! Что это за карикатура? Она же может лучше.

— Даш, при чем тут моя мама? — тихо шептала на ухо сестра, а я махнула роботу смотрителю, и приказала снять центральное полотно и сдвинуть крайние.

— А ты не видишь родовое кольцо Шияны на пальце у мужчины? Этот алый камень — манна. Данное кольцо хранится на Шиянаре, бабушка Маши запретила сыну его с собой брать. Мне Маша недавно им хвасталась и тебе тоже, а вот как твоя мама о нем узнала? Хороший вопрос на миллион кредитов.

— Ты уверенна, что это фамильное кольцо Шияны?

— А ты у Маши спроси, — ехидненько предложила Лизе, оглядываясь на вход, так как голоса стали приближаться.

Ага, вовремя же я успела. Робот справно делал свою работу и уже уносил провокационный элемент триптиха из зала в одну из хозяйственных комнат, которую выделили для меня под склад. Так что выкуси, тетушка, а подставить себя я не позволю. У меня своя игра, и вмешиваться в нее никому не дам, и портить мне вечер тоже.

Делегация, вплывшая в зал, была достаточно большая, чтобы сразу стало тесно. Наместник и его жена, тетя Линда, посол Нонара со своей семьей сразу подошли к нам с Лизой, внимательно рассматривая картины за нашими спинами. Конуун же глядел исключительно на меня, словно приценивался: нужна ему такая жена или нет. Обещание свое он, конечно же, благополучно забыл, но я ему напомнила, чтобы позлить его старшего брата, который притулился у стены возле входа, практически никем не замеченный, и кидал на меня насмешливые взгляды. Я старалась не обращать на него внимания, потому как у меня намечалась борьба за мое творчество. Как же было приятно, когда смех тетушки резко оборвался, стоило ей увидеть дело рук моих гениальных. Короткий взгляд на меня, в ответ моя кривая ухмылка, и я начала речь.

— Дорогие гости, рада представиться вам мой новый эксперимент. Картина называется «Лицемерие», — с этими словами я взглянула на тетушку, намекая именно на нее. Да, я не любила таких подстав. Я не любила глупых противостояний и пустых интриг. Да, девчонки часто меня включали в свои шалости, но разве хоть одна спросила моего желания это делать? Нет!

Все гости обратили свои взоры на картины. И даже Лапушка.

— Я пробовала сменить технику. Считаю, что это неудавшийся эксперимент, поэтому он выставляется здесь и сейчас один единственный раз. Возможно, кто-то захочет забрать его себе в подарок. Если нет, то просто выброшу.

Я ласково повела рукой по подбородку, глядя на тетю Линду, предлагая ей раскрыться. Но она лишь усмехнулась и стала ворковать, успокаивая меня, что картины прекрасны и не стоит так расстраиваться, считать их неудачными.

— Поверь, найдутся желающие приобрести их. Может быть, наш дорогой хозяин выскажется? Видишь же, что девочка нервничает.

— Не вижу задумки художника, — неожиданно сухо бросил мне наместник, подходя ближе и внимательно прицениваясь к лицу мужчины на полотнах.

О да. Похож. Отдаленно, не явно. К тому же тетушке хватило ума прикрыть лица мужчин тенью, как вуалью. У того что справа лицо было простодушным, открытым. Точнее пол-лица, то, что не пряталось за округлым женским бедром. По замыслу мужчина находился за женщиной, выступая из темноты, и, видимо, стоял на коленях, судя по уровню его лица и талии женщины. А еще у правого был грязновато-светлый фон в районе головы и издалека смотрелся как нимб ангелов из религий землян. А вот слева мужчина смотрел на нас издевательски зло и презрительно. Глаза его были колючими, злыми, холодными, а губы кривила то ли ухмылка, то ли настоящий оскал. И опять же это все было неясно прорисовано, потому что оценивать эмоцию, глядя лишь на половину лица, сложная задача, особенно когда еще и тень размывала четкие линии. У левого мужчины фон был темно-бордового цвета и тоже в виде нимба. Тетя Линда использовала мои любимые цвета: черный, особенно по углам полотен, кроваво-алый для глаз и губ, нежно золотистый для подчеркивания земной сущности женщины.

Персонажи картины были обнажены, судя по голым плечам мужчин и по отсутствию намека на белье на теле женщины. И только слепой поверит, что это нарисовала я. На моих картинах всегда есть контрольные точки, а моя подпись лишь для отвода глаз. Три элемента, которые всегда присутствовали на моих работах, даже если это семейный портрет для личной коллекции. Мастер Леон знал об этих точках, правда, я сама о них ему рассказала. Но с тетей он этой информацией не поделился.

— А почему шиянарец? — тихо спросила шия Шияна.

Я тепло ей улыбнулась.

— Потому что они прекрасны.

Да, не смогла удержаться от шпильки в адрес Лапушки. Даже взглянула на него, чтобы насладиться его реакцией, но он лишь равнодушно смотрел на картины, излучая скептицизм.

— Он мне кого-то напоминает, — еле слышно проговорила мать Марии, и вот тут я дернулась. Только бы она не узнала мужа.

— Мне тоже черты его лица кажутся знакомыми, — подлила масла в огонь моего напряжения тетушка, мстительно переглядываясь со мной.

— Он на Машиного Гри похож, — неожиданно спасала ситуацию Лиза, и я ей была безмерно благодарна.

— Я бы не сказала, что это так, — тут же попыталась вывернуть под себя ситуацию тетя Линда.

— Точно, на зятя похож! — обрадованно воскликнула Тамара Шияна, оборачиваясь к мужу за поддержкой. — Да, милый?

— Конечно, пирожочек, похож.

— Да нет же, не похож, — настаивала тетя.

— Мам, альбиносы на самом деле многие очень друг на друга похожи, к тому же Даша не имела четкого желания рисовать именно Гри, видимо, это собирательный образ.

— Да, у папы целый полк шиянарцев, так что было из кого выбрать.

— Как интересно, — протянул наместник и неожиданно посмотрел не на меня, а прямо на тетушку. — Не желаете приобрести картины? Все же, как мы здесь выяснили, шиянарцы лучше простых манаукцев, даже если те занимают пост президента.

Тетушка хохотнула, демонстративно закатив глаза.

— Ой, я вас умоляю, не смешите мои тапочки, да лучше Викрама нет мужчины во Вселенной. Никто с ним не сравнится, даже если это шиянарец.

— Ну, раз мы решили, что на картине Гри, то, думаю, стоит подарить ему эти полотна, — с напускной веселостью заявила я, предлагая перейти к портрету маленького кошмарика.

Ялайш

Месяц беспокойства и жизнь на грани выживания — вот что подарила несбывшаяся мечта Ялайшу. Он думал, что она его сдаст властям. Он жил как космическая крыса, что прячется в трюмах кораблей, превратившись для всех в невидимку. Весь отчаянный план полетел молодому Унгууну под хвост.

А ведь он переживал за коварную девчонку, которую пришлось бросить на станции землян. Украдкой следил за ней, чтобы ничего плохо не случилось. А она!

Он бы до такого не додумался. Когда его остановили через месяц бойцы «Галактического патруля» и попытались сличить с портретом, нарисованным Дарьей, Ялайш, наверное, умер, возродился и откровенно обиделся. Потому что с экрана комма патруля на него смотрел совершенно непохожий на него типичный нонарец: с плоским носом, безгубый, но с земными ушами.

После этого потрясения Ялайш понял, что ему нечего боятся. Ищут не его. Но зачем это Дарье? Она же искусный художник и нарисовать точный портрет своего похитителя для нее раз плюнуть. Так почему она этого не сделала? Какие планы преследовала? Что задумала?

Ожидание наказания — ужасная кара, что настигла Ялайша. Он вернулся домой, когда понял, что бояться нечего. Но все равно не мог себе позволить расслабиться, стал нервным, раздраженным. Мать даже отругала его за то, что несдержан по отношению к Конууну. Еще и о свадьбе заговорила. Посол нашел ему выгодную партию. Да только Ялайш сразу отказался от участи послушной куклы. Он собирался сам себе выбрать жену. Дал обещание, что сделает это к совершеннолетию Конууна, чтобы тот смог сочетаться законным браком с Солью, дочерью Дайрини.

А когда на днях он встретил телохранителя Дарьи на станции «Астрея», идущего ему навстречу, то подумал что все — вот и настал час расплаты. Смотрел на надвигающегося на него манаукца, как на собственную смерть. Пусть все манаукцы и выглядели как братья — страшные, хмурые двухметровые машины убийцы со зверскими оскалами на лицах — не узнать этого было невозможно, так как Ялайш запомнил этот злобный прищур и отпечаток извечного недовольства на лице.

Полукровка стоял на месте, прекрасно понимая, что ему не убежать в этот раз, слишком поздно он заметил манаукца. Посетовал, что так и не написал завещания.

Все свои сбережения отдал бы Дарье, чтобы семью его не трогали. Все же мать Ялайш любил и переживал за нее.

Но смерть прошла мимо. Даже не оглядываясь на него. Просто прошла мимо, и мир вновь заиграл радужными красками, и воздух, что ворвался в легкие, показался пьяняще сладким, и радость поселилась в сердце.

Ялайш не стал бы обманываться никогда, считая, что Даша не обиделась на него за похищение, за то, что испугал, за то время, что она была вынуждена провести с ним. Нет, она ничего не забыла. И это стало понятно, когда пришло приглашение с Новомана. Оно было как гром среди ясного неба Нонара. И вспыхнула молния, рассекая напополам небосвод над головой Ялайша. Не простила. Заманивала в ловушку, звала, откровенно издеваясь, конкретно приглашая посла прибыть с детьми. Обозвала его ребенком, могла же написать «с сыновьями», но нет, уничижительно — с детьми. Мало кто обращает внимание на такие мелочи, лишь те, кто пытаются уколоть, да побольнее.

Ялайш тогда улыбнулся, получив чистейший адреналин прямо в сердце. Он извелся уже за эти три месяца, места себе не находил, злился на себя за беспомощность, невозможность что-то сделать. Дарья. Он хотел ее всей своей душой. Она манила его своей запретностью, кружила голову, мучила ночами. Их общие дети станут поистине великими, уникальными. Совершенное существо, соединившее в себе ДНК всех рас Союза. Будущее, которому он даст старт.

Конечно, Ялайш мог избрать совсем иной путь, найти себе скромную жену, согласно нонарским канонам зачать с ней пару-тройку детей. Работать, благо статус приемного сына посла давал привилегии, но отнимал маломальскую свободу, которую он имел сейчас. Он мог бы найти отца, потребовать содержания, обучения в республике. Мог многое, но выбрал совсем другой удел. Он хотел дотянуться до запретного плода. Сорвать то, что недоступно никому из тех, в ком не течет кровь с примесью манны.

Манна давно и основательно тревожила умы наций. Манна — разрушительная мощь, которая могла привести как к погибели, так и возвысить над всей галактикой.

Но Ялайшу не нужно было все, ему нужно было…

Прикрыв глаза, мужчина улыбнулся. Обманывать себя он не привык. Знал, что никому в жизни не нужен. Поэтому и терять ему особо было нечего, кроме опять же своей никому не нужной жизни. Может быть, от этого в голове родилась мечта о Дарье. Просто случайно подсмотренная сцена чужой наглости пробудила его собственную. Наглость — второе счастье, как говорят земляне. И он это чувствовал сейчас. Да, он был счастлив. Держал открытым предложение на экране комма и, как мальчишка, улыбался. Приглашение заглянуть в ловушку, которую юная обольстительница приготовила для него. Если примет его, это может стать как шагом к смерти, так и к чему-то иному. Девчонка кровожадна исключительно на полотнах — это Ялайш уже понял. И очень хотел узнать, что она придумала для него. Лично для него. Это так мило. Как приглашение на свидание. Чуть ли не знакомство с родителями.

И он примет приглашение, но играть будет по своим собственным правилам.