Темные игры

ГЛАВА 19. Невеста

К концу третьего дня Наргис поняла, что вырваться до свадьбы ей не дадут. Служанки не оставляли ее одну ни на минуту, и даже когда она ложилась отдохнуть после обеда, кто-нибудь из них тихонько сидел в спальне, ожидая приказаний, а на деле не спуская с нее глаз. Если бы она могла, то возненавидела бы Джареддина еще сильнее, но что толку? Бесконечные наряды, украшения, благовония… Цветы и сладости, шкатулки и безделушки… Ир-Джантари заваливал ее подарками, предусмотрительно не показываясь сам, и Наргис даже не могла швырнуть ему в лицо что-нибудь из даров. Хорошо бы что-то острое или увесистое!

Но потом она вспоминала о Маруди и крепче сжимала губы, не позволяя себе даже тени неудовольствия перед прислугой. Вымещать зло на служанках недостойно, они не виноваты в грехах своего господина. Напротив, Шадият, Садика и Дари всеми силами старались ей угодить, искренне восхищаясь красотой и воспитанием Наргис и обсуждая между собой, как переменится к лучшему жизнь в доме. Теперь-то, когда господин наконец нашел себе женщину по сердцу!

– Разве у него нет наложниц? – старательно изображая равнодушие, спросила Наргис и приложила к ушам очередные серьги, теперь из топазов с изумрудами. – Это дурной знак, если мужчина в его возрасте обходится без женской ласки.

– Ах, госпожа, не тревожьтесь, – тут же заверила ее Садика, что была поболтливее других. – Наш господин, да благословят его боги, трижды в неделю навещал Дом Удовольствий госпожи Фирулан. А там самые умелые и красивые невольницы в Харузе. Конечно, с вами им красотой не сравниться, – поспешно добавила служанка, – но можете быть спокойны, мужчина он хоть куда, я сама слышала, как охранники об этом говорили. Трех за ночь к себе приглашал… Ой, простите за недозволенные речи!

Она напоказ смутилась и хихикнула, прикрыв лицо ладонью, а Шадият, самая серьезная из служанок, укорила:

– Постыдись таких слов перед нашей невинной госпожой. А вы, светлейшая, не слушайте дурочку. Наш господин Джареддин – мужчина молодой и сильный, но не из тех, кто только и думает, как женский подол задрать. К этой бесстыднице Фирулан не только ради постельных услад ездят, у нее ведь и бани там, и массаж всякий, и певицы с танцовщицами. Вот знатные господа к ней и заглядывают попить кофе с шербетом, сыграть в кости да поговорить о всяких важных делах, пока смотрят на танцы. Мужчине это не в укор, если на законную жену времени да сил хватает, а уж наш господин души в вас не чает, вон какие подарки шлет.

– Что мне до его подарков… – начала Наргис и спохватилась, понимая, что не стоит вызывать неодобрение в служанках, преданных чародею. – Уже третий день, как я здесь, а он не приходит!

Она добавила в голос капризных ноток, и женщины понимающе зацокали языками, а потом Шадият, понизив голос, сказала:

– Говорят, госпожа моя, во дворце беда, младший сын пресветлого государя заболел. Все лекари да мудрецы стараются ему помочь, но не выходит ни у кого. Если боги будут милостивы, наш светлейший господин Джареддин найдет средство, а тогда государь его полюбит еще сильнее. Не извольте беспокоиться, госпожа, вернется он обязательно! Чего вам трех дней бояться, вы-то ему законная жена, не наложницей он вас взял. Так даже лучше, мы за это время такой праздник приготовим, вся Харуза будет о нем говорить! А уж господин за ожидание вас потом сторицей вознаградит.

И она тоже лукаво улыбнулась, а Садика с Дари снова захихикали. У Наргис дыхание перехватило от возмущения, неужели эти глупые гусыни думают, что она с нетерпением ждет брачной ночи? Да пусть Джареддин хоть и вовсе дома не показывается! Или едет к этой… как ее… Фирулан! Конечно, как дочь визиря она знала, что в таких местах и вправду порой заключаются союзы, плетутся интриги и обсуждаются самые важные тайны, но… Вот Аледдин бы никогда себя подобным не запачкал!

«Тебе об этом ничего не известно, – уколола ее злая мысль. – Тарисса далеко, и если его болезнь не убила мужскую силу, неужели ты думаешь, что он хранит тебе верность? Опомнись, дурочка, это жизнь, а не легенда о Маруте и Джани… И Аледдина ты совсем не знаешь, если хоть на миг поверить в то, что говорит его брат!»

Она уронила серьги в шкатулку и бездумно взяла другие, из темного янтаря в золоте. Камень был холодным, и Наргис сжала его в ладони, словно капелька прохлады могла остудить пожар в ее душе. Джареддин нарочно выжидает! Пройдет три дня, и даже если она сбежит, то будет опозорена.

«И что тогда? – спросила она себя с неожиданной рассудительностью. – Предположим, обо мне пойдет дурная слава… Но я ведь и не собираюсь выходить замуж! Разве Надир откажет мне в крыше над головой и том, что раньше составляло мою жизнь? Разве он запретит мне читать книги и гулять по саду? Так что изменится в этой самой жизни, если я останусь одинокой? Главное – сбежать, а когда Джареддин уверится в моей покорности, это будет гораздо легче сделать. Впрочем, нет, в покорность он не поверит. Дочь моего отца не позволит накинуть на себя узду за какие-то подарки, пусть и драгоценные. Нужно действовать тоньше, женщина я или нет?»

– Может, вот эти? – Она приложила серьги к ушам и вздохнула: – Ах, не то! Я хочу свои рубины, которые остались дома. Только они пойдут к свадебному красному платью!

– Госпожа, но украшения невесте дарит жених, – жалобно напомнила Дари. – Если вам угодно рубиновые серьги, мы снова позовем ювелира и закажем их!

– И сколько придется ждать? – Наргис надменно сдвинула брови, разыгрывая гнев. – У него все равно не найдется таких рубинов, как в доме моего отца. Те рубины подарил ему сам пресветлый государь, когда матушка родила нас с братом. В ожерелье камень с голубиное яйцо и еще дюжина помельче, но таких чистых, что через них видно солнце! Хочу их! В память о матушке…

Ее голос дрогнул, и в этот момент от двери послышался знакомый голос:

– Если тебе угодно надеть именно те украшения, будет по-твоему, мой изумруд. Позволь, я немедленно пошлю за ними. Женщины, оставьте нас.

Поклонившись, служанки выскользнули из комнаты, а Наргис обернулась от зеркала, в котором отразилась фигура чародея за ее спиной. Джареддин снова был в черной придворной одежде, долгополой, богато расшитой золотыми галунами и янтарными бусинами. Но вместо мягких туфель, которые Наргис привыкла видеть на мудрецах и магах, на нем были сапоги для верховой езды. Значит, приехал из дворца и даже не переоделся, сразу заглянув к ней… Гордо вскинув голову, Наргис холодно уронила:

– Я пока еще не твоя жена, с какой стати слугам ир-Даудов отдавать тебе мое наследство? У меня есть верный человек, который может их привезти. Ты обещал, что он снова будет при мне.

Синие глаза Джареддина насмешливо глянули на ее брачный браслет, но чародей, похоже, не хотел ссоры и не стал напоминать о фальшивых клятвах у алтаря. Вместо этого он примиряюще улыбнулся и сказал:

– Прости, мой изумруд, я был занят и не успел об этом распорядиться. Ты хочешь послать именно его? Изволь, но подарок пресветлого шаха слишком большая ценность, я дам твоему джандару несколько людей в сопровождение. Ты ведь не против?

– Прекрасная мысль, – согласилась Наргис, и в глазах Джареддина мелькнуло удивление такой покладистостью. – Кстати, мне понадобятся не только рубины. Я могу взять в этот дом свою прежнюю служанку?

– Разве тебе плохо служат? – нахмурился Джареддин. – Если кто-то был непочтителен…

– Ко мне? – Наргис изогнула брови в высокомерном недоумении. – Как бы они посмели? Нет, просто моя Мирна умеет заплетать мне волосы как нужно и смешивать снадобья для лица. И я к ней привыкла! Или для светлейшего ир-Джантари еще одна служанка будет в тягость?

– Как я рад видеть тебя такой, мой изумруд, – усмехнулся Джареддин. – Если роза отрастила колючки, значит, она полна жизни. Забирай хоть всех своих служанок, любовь моя, этот дом не обеднеет. Хочешь послать за ними прямо сейчас?

Получилось! Он принял ее требование за женский каприз, попытку хоть в чем-нибудь настоять на своем. Наргис томно вздохнула, а потом задумчиво сказала:

– Нет, пожалуй… Уже вечер, не стоит им собираться второпях. Пусть приезжают завтра! Но с Маруди я хочу поговорить прямо сейчас, чтобы утром он сразу отправился, не беспокоя меня. Ты позволишь?

– С радостью, любовь моя, – склонил голову придворный чародей. – Сейчас его приведут.

Он подошел к двери и что-то приказал охраннику, почти чернокожему, свирепого вида и такому молчаливому, что Наргис подозревала его в немоте. Но господину тот ответил, что-то почтительно буркнув, и вскоре послышались тяжелые шаги по коридору. Джареддин вернулся в комнату и устало потер лицо ладонями, совсем как отец, когда возвращался из дворца…

– Как здоровье светлейшего шахзаде? – спросила Наргис. – Служанки сказали, что он болен.

Шахзаде Ирулана, названного так в честь великого предка-завоевателя, она часто видела в детстве. Тихий кареглазый мальчик совершенно терялся рядом с шумными братьями, но Солнечного визиря любил и охотно играл с его детьми. Правда, Наргис он дичился, зато с радостью принимал Надира, который знал много сказок и тоже предпочитал игры сложные и негрубые. Даже когда играли в похищение шахской дочери, роль которой неизменно отводилась Наргис, мальчики не спорили, кому быть злым джинном, а кому – шахзаде-спасителем, не били палками розовые кусты, что изображали армию джинна, а участь пленницы предпочитали разыграть в нарды, из-за чего ей частенько приходилось оставаться во власти похитителя. И все-таки с Ируланом было весело, и Надир часто с ним встречался во дворце, когда Наргис вышла из возраста детских игр и стала оставаться дома.

– Увы, болезнь его довольно тяжела, – вздохнул Джареддин. – Говорят о проклятье, вот почему пресветлый государь собрал в покоях шахзаде всех придворных чародеев.

– Но ты здесь, – уточнила Наргис. – Не лучше ли было остаться рядом с больным?

И тут же испугалась, что перестала казаться избалованной девицей, думающей о свадебных нарядах. Но Джареддин покачал головой.

– Боюсь, мое искусство там не поможет, – откровенно сказал он. – Если это и проклятье, то очень сложное, и заниматься им должен первый чародей государя.

– Да помогут шахзаде светлые боги, – искренне отозвалась Наргис, и Джареддин согласно кивнул.

Наргис показалось, что он хотел сказать что-то еще, но тут дверь открылась, и великан-охранник ввел Маруди, растерянного и виноватого, в измятой одежде с пятнами то ли вина, то ли крови.

– Госпожа! – воскликнул джандар и упал на колени, склонив голову. – Простите!

– Прощаю, – уронила Наргис и покосилась на Джареддина, невозмутимо скрестившего руки на груди. – Маруди, ты здоров? Как о тебе заботились в этом доме, я уже вижу. Даже чистой одежды не дали.

– Я здоров, госпожа! – торопливо заверил ее джандар. – А одежда…

Он запнулся, охранник что-то прогудел на рычащем джайпурском наречии, и Джареддин так же спокойно перевел:

– Он говорит, что этот человек пытался убить охранника и сбежать.

– Не сбежать, а спасти госпожу, – процедил Маруди, исподлобья бросив на чародея взгляд, полный ненависти.

– Достойное желание, – вкрадчиво согласился Джареддин. – Но ты забыл спросить ее саму, хочет ли она спасения.

– Довольно, – вмешалась Наргис, испугавшись, что Маруди сейчас натворит глупостей. – Он же не знал! Я прошу прощения за него и беру эту вину на себя!

– Твое сердце полно доброты и справедливости, мой изумруд, – одними уголками губ улыбнулся Джареддин. – Не беспокойся, у меня нет обыкновения наказывать за верность. Пусть даже это верность не мне. Я возвращаю тебя твоей госпоже, – обратился он к Маруди, который поднял голову и с изумлением посмотрел на чародея, а потом на Наргис. – Выполняй все ее приказы, но помни, что теперь она моя жена, а это мой дом.

– Госпожа, это… правда? – выдавил Маруди. – Вы… дали ему брачную клятву?!

– Еще нет, – сказала Наргис тоном упрямой обиженной девочки. – Но… я вам благодарна, светлейший господин ир-Джантари, – повернулась она к чародею.

Джареддин молча поклонился и опять едва заметно улыбнулся. Кажется, его забавляло то, что он принимал за капризы Наргис, и оставалось только молиться, чтобы это продолжалось как можно дольше.

– Маруди, я хочу, чтобы ты привез мне кое-что из дома, – сказала Наргис. – Завтра утром отправляйся туда и скажи Мирне, чтобы собрала все мои платья и другие вещи. Их надо сложить в сундуки, пересыпав душистыми травами, и добавить к ним все, что положено мне в приданое. Эта работа не на один день, так что пусть не тратит времени зря. Скажи тетушкам, я очень сожалею, что покинула дом так внезапно и доставила им беспокойство. Пусть готовятся… А когда свадьба? – снова обернулась она к Джареддину.

– Через три дня, мой изумруд, если тебе будет угодно, – откликнулся тот, старательно пряча улыбку.

– Пусть готовятся через три дня прибыть в дом светлейшего ир-Джантари, – повторила Наргис, чувствуя себя отвратительно под изумленным взглядом Маруди. – Ты же… Господин мой, – обратилась она к чародею, – мне нужно объяснить, где и как забрать рубины. Простите, но тайник – это семейный секрет ир-Даудов, и я отвечаю за его сохранность перед моим братом. Не могли бы вы оставить нас ненадолго?

– Как прикажете, госпожа моя, – с нарочитой серьезностью отозвался Джареддин. – Семейные секреты следует беречь, вы правы. Можете поговорить со своим джандаром, но прошу помнить о благоразумии.

Жестом позвав джайпурца, он вышел, а Наргис быстро прижала палец к губам и указала взглядом на дверь. Маруди понятливо кивнул, мгновенно просияв, а Наргис продолжила прежним высокомерным тоном:

– В моей спальне ты найдешь шкатулку с ключами, один из них открывает комнату, где работал отец. Там на стене шелковая чинская картина с фениксом и тигром, сними ее. Под картиной резная панель, отсчитай третью виноградную кисть слева и дважды нажми ее, а потом сдвинь вниз. Ты увидишь нишу, а в ней множество шкатулок, но возьми всего одну. Она из черного дерева, а на крышке перламутром выложен цветочный венок. Ее легко узнать, больше там похожих нет. И следи, чтобы люди светлейшего ир-Джантари не увидели ни тайник, ни как он открывается.

– Да, госпожа, – поклонился Маруди, стоя на коленях. – Будут еще приказания?

– Ах да, совсем забыла! – Наргис казалось, что она идет по веревке над пропастью. – В комнате моего брата в изголовье кровати есть сундучок. Он не заперт, и ты его легко откроешь. Найди в нем серебряный амулет и привези вместе с рубинами.

– Из тех амулетов, что вам подарил светлейший господин ир-Дауд? – спокойно уточнил Маруди. – Хорошо, как прикажете.

Он понял! Ничего лишнего не прозвучало в голосе, но глаза блеснули, а потом Маруди медленно опустил ресницы и тут же поднял их, преданно глядя на Наргис.

– И скажи Мирне, чтобы прислала настой для волос из полуночника. Из полуночника, запомнил? – подчеркнула Наргис голосом.

– Да, госпожа, – кивнул Маруди, и Наргис безразлично сказала:

– Тогда жду тебя завтра обратно. Иди и больше не трогай охрану моего будущего мужа. Веди себя прилично, если хочешь остаться у меня на службе.

– Да, госпожа! – выдохнул Маруди, поднялся и, поклонившись, вышел.

Стоило ему переступить порог, и через несколько мгновений, за которые Наргис постаралась успокоить бьющееся сердце, в комнату вернулся Джареддин. Наргис едва сдержала желание отпрыгнуть куда-нибудь за кровать или к окну, но чародей, словно поняв, что пугает ее, остановился у двери и благожелательно поинтересовался:

– Что еще я могу для тебя сделать, изумруд мой? Видишь, я держу слово.

– И я за это весьма благодарна, – сухо ответила Наргис. – Надеюсь, и после свадьбы ты так же будешь помнить о своих обещаниях.

– О, не сомневайся в этом, любовь моя, – вкрадчиво подтвердил Джареддин. – Как же я рад, что ты говоришь о свадьбе.

Он сверкнул глазами, как сытый кот, увидевший птичку и не знающий, стоит ли охотиться на нее.

– А ты думал, я разрешу опорочить свое доброе имя и честь ир-Даудов? – холодно сказала Наргис. – Я, дочь Солнечного визиря, позволю обойтись со мной как с девкой, которой можно нацепить брачный браслет в каком-то непонятном храме у неизвестного жреца? Откуда я знаю, может, это бродяга, которого ты подговорил обмануть меня за пару монет! Нет уж, если ты и правда желаешь на мне жениться, пусть это будет настоящая свадьба! С благородными гостями, которые знали наших отцов, с танцами, жертвоприношением и… всем, что положено! И тебе еще придется объяснить моему дяде и брату, как получилось, что их даже не позвали на свадьбу! Не дай боги, они решат, что мне пришлось торопиться, скрывая позор…

Она позволила голосу немного задрожать, и Джареддин торопливо шагнул к ней, мягко обнял за плечи. Наргис напряглась, но чародей лишь слегка привлек ее к себе и нежно прошептал, склонившись к уху:

– Не беспокойся ни о чем, любовь моя. Обещаю, даже тень сомнения в чистоте не коснется твоего имени. Никаких грязных слухов я не допущу. Всем будет известно, что твой дядя не смог прибыть, потому что исполняет приказ пресветлого государя, а уж с Надиром я тем более договорюсь. Он, кстати, недавно писал мне, и мы решили вскоре повидаться. Когда ты станешь моей женой, обещаю, я буду ему заботливым братом… Ты еще узнаешь, изумруд мой, что к врагам я безжалостен, однако друзей и родственников берегу всемерно. А уж как я стану беречь тебя, любовь моя…

– Отпусти, – тихо попросила Наргис, не пытаясь вырваться. – Мне… мне стыдно…

Джареддин неохотно выпустил ее из объятий и отступил на шаг. Протянув руку, ласково погладил Наргис по голове, как ребенка, и мурлыкнул:

– Мой целомудр-р-ренный изумр-р-руд… О, как приятно будет растопить медовые соты стыдливости на огне страсти…

Он отошел еще немного, поклонился и вышел, а Наргис без сил присела на кровать, боясь, что сейчас расплачется и все испортит. Но глаза были сухими, только странный озноб охватил ее с головы до ног, и Наргис сплела пальцы на коленях, пытаясь успокоиться. Он поверил! Поверил…

Теперь все зависит от Маруди. И от удачи, разумеется. Боги, спасите шахзаде Ирулана, ведь это его имя и воспоминания о детских играх напомнили Наргис другие игры, в которые она играла с братом и Маруди. Отец был милостив, он позволил маленькому рабу не только служить своим ровесникам и будущим господам, но и веселиться вместе с ними. Отец был мудр, он знал, что великодушие рождает преданность, и Маруди вырастет, зная, кому обязан всем, что у него есть.

А еще Солнечный визирь был щедр и заботлив, он покупал детям чудесные забавы, и одной из них стал сундучок, заказанный им много лет назад у одного придворного чародея, ныне уже покойного. Сундучок для игры в джиннов и пери… Несколько игрушек, напоенных магией, которая начинала работать от капельки крови. Надир, правда, уже тогда крови жутко боялся, а Наргис никто не позволил бы ранить пальчики, но Маруди легко и с гордостью расплачивался парой-тройкой уколов за своих друзей-хозяев… И прекрасно знал, как пользоваться тем, что осталось лежать в сундучке Надира.

Наргис яростно прогнала крошечную подлую мысль, что друг детства и верный джандар может предать. Нет же, зачем ему это?! Он клялся отцу и любит Наргис почти как брат… может, даже больше брата! Еще неизвестно, как поведет себя Надир, узнав, что она опозорила теперь уже его как главу рода. А Маруди обязательно сделает все как надо. Вот только возьмет из их детского сундучка игрушки.

Как известно, джинны и пери умеют становиться невидимыми. Чародей сделал три амулета, отводящих взгляды. Ненадолго, всего на несколько минут, но для игры и этого хватало. Отец тогда взял с них обещание, что дети не станут шутить над слугами, подслушивать чужие разговоры и доставлять хлопоты… Они ни разу не нарушили этого обещания! Вторым свойством амулетов было то, что их тянуло друг к другу – очень удобно, когда нужно найти похищенную и спрятанную в садовых зарослях пери или шахскую дочь!

– Отец, прошу, благослови меня, где бы ты ни был, – прошептала Наргис. – Пусть твоя любовь и забота спасет меня… Ты же знаешь, почему я не могу поступить иначе! Лучше быть опозоренной, но свободной! И я… я должна предупредить Надира и дядю! О, даже если бы я поверила в его слова… Если бы отказалась от любви к Аледдину… Даже тогда не согласилась бы выйти за Джареддина! Что бы он теперь ни обещал, прежних угроз я ему не прощу! С тем, кто просит любви, занеся меч над моими родными, договариваться не стану. Помоги мне, отец…

Она улыбнулась вошедшим служанкам и велела подать кофе с рахат-лукумом. Только не ореховым, как утром, а из розовых лепестков. Что, у них такого нет?! Вот приедет на ее свадьбу тетушка Навадари, и пусть Садика возьмет у нее рецепт. Госпожа Навадари варит лучший лукум на свете!

Служанки кивали, рассыпались в извинениях и обещаниях и, кажется, были счастливы, что хозяйка пожелала всего лишь лукума, особенно когда она милостиво согласилась на ореховый. А Наргис думала, что еще два дня она потерпит, зато Джареддин окончательно убедится, что она занята только подготовкой к свадьбе и капризами.

…Весь следующий день до обеда она просидела, как на иголках. Продолжала перебирать платья и капризничать, пока не остановилась на наряде алого чинского шелка, похожем на тот, что подарила Иргане, только многослойном, с узким нижним платьем золотой парчи, которая проглядывала в разрезы верхнего. Служанки восхищались, а Наргис разглядывала себя в драгоценное вендийское зеркало, огромное – в полный рост, и бесстрастно думала, что с первым красным платьем она рассталась с легкой горечью, а второе возненавидела бы, если б душа не застыла, словно онемевшее от холода тело.

А в обед вернулся Маруди, щеголеватый, во всем новом, словно тоже готовился к ее свадьбе. Низко поклонился, поставил на стол глиняную бутыль и тяжелую шкатулку черного дерева с перламутром. Наргис откинула крышку, и служанки, заглянувшие туда, застонали от восторга. Кроваво-алая россыпь огоньков, окаймленных ажурной золотой оправой, просияла с черной подушечки, как тлеющие угли, раздутые порывом ветра.

– Госпожа будет самой нарядной невестой Харузы, – благоговейно прошептала Садика. – И самой прекрасной…

– В этом никто не сомневался и без рубинов, – снова раздался голос Джареддина от двери, и Наргис про себя поморщилась.

Как ему удается ходить бесшумно, словно огромному коту? Нет, леопарду или даже тигру! И двери его слушаются, хоть бы разок скрипнули, предупреждая. А Джареддин на пару мгновений прикрыл рукой глаза, показывая, что ослеплен, и тут же улыбнулся, любуясь Наргис. Дождался, пока она отведет взгляд в притворном смущении, и лишь тогда глянул в открытую шкатулку.

– И вправду пресветлый государь высоко ценил своего Солнечного визиря, – уронил он, рассматривая ожерелье и пару массивных серег. – Позволишь увидеть тебя в них, любовь моя?

– Конечно, господин мой, – пропела Наргис. – Вот в день свадьбы и увидите! А вам разве не говорили, что нехорошо являться к девице без предупреждения? Может, я не хотела показываться вам в этом платье заранее!

– Прости, мой изумруд, – покаялся Джареддин. – Но клянусь, как бы оно ни было красиво, в день свадьбы ты будешь прекраснее во сто крат. А это что такое?

Он подцепил из шкатулки небольшой серебряный амулет в виде птички с распростертыми крыльями, и сердце Наргис екнуло. Если она ошиблась, и Джареддин поймет, что это…

– От кого ты собралась прятаться в нашем доме, любовь моя? – удивленно приподнял брови чародей, разглядывая амулет, а потом остро и холодно взглянул на Наргис.

Пару мгновений тишины под этим пронзительным взглядом она пыталась вдохнуть воздух, а потом, все-таки набрав его полной грудью, сама дерзко уставилась на Джаредддина и выпалила:

– А разве не от кого? Пока твоя матушка честит меня непотребной девкой, уж прости, что я постараюсь уклониться от встреч с нею! Чем реже она меня увидит, тем нам обеим будет спокойнее!

Синий лед, застывший в глазах чародея, дрогнул, а потом и вовсе растаял. Джареддин изумленно посмотрел на перепуганную Наргис и… улыбнулся. А потом небрежно опустил амулет обратно в шкатулку и мягко сказал:

– Когда она поймет, как я тебя люблю, непременно изменит свое мнение и попросит прощения. А пока… что ж, вреда от этой безделушки не будет.

Наргис перевела дыхание, а Джареддин еще раз окинул взглядом шкатулку и бутыль с травяным отваром, хмыкнул каким-то своим мыслям и вышел.

– Госпожа, можно мне отпуск до завтрашнего дня? – почтительно попросил Маруди.

– Иди, – бросила Наргис. – Шадият, возьми эту бутылку, вечером ополоснешь мне из нее волосы. Настой полуночника – лучшее средство для их густоты.

– Полуночника? – удивилась Шадият. – Никогда не слышала о такой траве!

– Да, полуночника, – повторила Наргис и глянула искоса на джандара. – Очень хорошее средство…

…Что Мирна налила в бутыль вместо настоя выдуманной травы, Наргис понятия не имела. Но для волос это оказалось неплохо, после мытья Шадият ополоснула их, бережно вытерла шелковым полотенцем для блеска, осторожно расчесала, высушила до конца и заплела в косу. Наргис покорно позволила натереть себя маслом, чтобы кожа была нежнее, переодеть в ночную рубашку и уложить в постель. Немного поворочалась, капризно потребовала горячего молока с медом – она не может заснуть от волнения! Выпила его и велела погасить все свечи, даже крошечную лампу. Ну и что, если ничего не видно?! А ей огонек мешает спать! Прямо-таки глаза режет! Неужели Шадият ночью собралась вышивать, что не может обойтись без света?

Лампу служанка потушила, но от предложения тоже прилечь наотрез отказалась. Господин строго-настрого велел, чтобы кто-то всегда был к услугам госпожи! Наргис про себя вздохнула, она надеялась, что служанка все-таки уснет. Как бы не убить! Шадият не виновата, что встала между пленницей и ее свободой. А полночь приближалась. Лежа в постели, Наргис пыталась услышать дыхание Шадият и определить, уснула ли та, однако ничего не получалось. Служанка мерно посапывала, но поди разбери, задремала или таращится в темноту.

Еще немного выждав, Наргис приподнялась на постели, и Шадият тут же встрепенулась:

– Что угодно госпоже?

– Не зажигай свечу, – сонным капризным голосом потребовала Наргис. – Опять потом уснуть не смогу. Открой окно – жарко!

– Что вы, госпожа, осень на дворе, застынете! – попробовала воспротивиться служанка.

– Ну так не на всю же ночь! – фыркнула Наргис. – Пусть немного проветрится, а то сильно натопили.

Шадият покорно отодвинула занавесь, открыла деревянную ставню, и молодой месяц слабо осветил спальню.

– Поправь мне одеяло, – продолжила капризничать Наргис.

Села на кровати, дождалась, пока женщина наклонится, и, стиснув зубы от стыда и ужаса, ударила ее по голове тяжелой шкатулкой, что так и стояла у кровати. Шадият без звука осела возле кровати темной грудой.

«Милосердный Свет, пусть она не умрет! – взмолилась Наргис и пощупала на шее женщины жилку. Та билась, и Наргис торопливо связала Шадият поясом от халата, а потом заткнула ей рот платком. Женщина что-то промычала, и Наргис пригрозила ей, шипя, как разъяренная гадюка:

– Молчи, слышишь?! Иначе убью!

Метнулась с кровати и схватила шерстяное платье, отложенное с вечера, самое простое и удобное из тех, что ей принесли. Натянула его поверх рубашки, прихватила пояском, накинула на шею шнурок амулета и торопливо уколола палец острым клювом. Больно! Как будто толстую иголку нечаянно вогнала! Она и не думала, что Маруди ради их с Надиром развлечения каждый раз терпит такую боль. Палец онемел, зато птичка, напившись крови, потеплела и закачалась на груди Наргис, а потом повернулась куда-то в сторону. Значит, Маруди уже ждет! Нужно торопиться!

Натянув туфли, Наргис распахнула окно и вылезла в сад, умоляя и Свет, и остальных богов об удаче. Вдруг амулет за эти годы стал еще слабее?! Раньше его хватало примерно на полсотни вдохов… Наргис кралась по саду, стараясь идти быстро, но бесшумно. В полумраке огромные кусты и деревья высились темными башнями, закрывая небо, и только птичка упорно поворачивалась клювиком прямо и немного влево, указывая ей путь. Через положенное время амулет будто обвис на шнурке, и Наргис быстро ткнула им в ладонь, едва поморщившись от резкой боли. Пока ей везло, в саду не было охраны, но тропинка вывела во внутренний дворик, а он закончился глухой стеной в три-четыре ее роста. Наргис в отчаянии замерла, но тут же амулет потянуло сильнее, и из-за стены тихий голос позвал:

– Госпожа, вы здесь? Стойте на месте.

Наргис огляделась – боги по-прежнему им благоволили. А может, это отец с матушкой замолвили перед ними словечко за глупую дочь? Но откуда-то сбоку и пока еще издалека послышались голоса, это медленно приближались охранники, то и дело лениво перебрасываясь парой слов. Конечно, они ее не увидят, но… Она опять напоила амулет кровью – и очень вовремя, судя по тому, как он дернулся, а через стену перелетела веревочная лестница с деревянными перекладинами, упав прямо перед Наргис, и опять послышался голос Маруди:

– Поднимайтесь, госпожа! Быстрее, пока здесь охрана ушла.

Наргис вцепилась в деревяшку, поставила ногу на нижнюю… Подниматься было жутко неудобно! Юбка путалась в ногах, лестница дрожала и качалась, но Наргис упорно лезла наверх, пока не добралась до края стены. Обдирая руки в кровь, забралась на него. Голоса охранников были совсем близко, а лестница невидимой не стала…

Сердце молотило так, что Наргис испугалась лишиться сознания. Неизвестно, что страшнее, разбиться или вернуться к чародею! Она повернулась, нащупала ногой перекладину…

– Все хорошо, госпожа, – подбодрил ее невидимый Маруди. – Вы справитесь.

Нога сорвалась, и Наргис повисла на руках, бестолково извиваясь и пытаясь нащупать деревяшку, что так и выскальзывала из-под ее туфель. Стиснув зубы, чтобы не закричать от ужаса, она вцепилась в лестницу, заставила себя замереть и медленно найти ногой перекладину. Получилось! Оторвать руки, которые свело судорогой, оказалось еще сложнее, и Наргис напомнила себе, что от ее побега зависит не только ее жизнь, но и Маруди.

Боясь посмотреть вниз, она раз за разом переставляла ноги, спускаясь все ниже, пока сильные руки Маруди не подхватили ее, на миг прижав и тут же поставив на землю. Наргис покачнулась и едва не разрыдалась от облегчения – за пределами дома ир-Джантари даже воздух показался ей слаще.

– Идемте, госпожа, у меня лошади на соседней улице, – озабоченно сказал Маруди, медленно теряя невидимость и снова хватаясь ладонью за амулет. – Как бы погони не было.

Он взял Наргис за руку и повел в сторону темных домов. Она торопливо шла, стараясь не споткнуться о неровную мостовую, пока впереди не показались два лошадиных силуэта, а рядом с ними… Барс! Почуяв ее, пес сорвался с места, в несколько огромных прыжков подбежал и безошибочно ткнулся мордой в невидимую Наргис, едва не сбив ее с ног.

– Тише, Барс, тише! – взмолилась она. – Тише, милый мой!

Теперь понятно, почему Маруди не боялся, что лошадей кто-нибудь сведет. С такой-то охраной. Какой же дурой была Наргис, не поверив Барсу! А ведь ему фальшивый Аледдин сразу не понравился!

Маруди подсадил ее в седло, и Наргис одернула юбку. Та, конечно, все равно задралась, оголив ноги аж до коленей, ну и пусть! Не до прогулок в паланкине, как положено высокородной деве!

– Возвращаемся домой, госпожа? – спросил Маруди, взлетая в седло, и Наргис вздохнула, понимая, что сейчас придется говорить о неприятных и даже страшных вещах.

– Нет, – уронила она. – Нам нельзя домой. Там кто-то служит ир-Джантари, понимаешь?

– Госпожа! – вскинулся Маруди. – С чего вы взяли?! Это я виноват, что он получил ключи от дома, но… такого больше не будет! Накажите как угодно, только не считайте предателем!

– Нет, Маруди, в тебе я уверена, – поспешила успокоить его Наргис. – Но какая-то змея все-таки свила гнездо в нашем доме! Джареддин знал то, что ему знать было не положено! Он читал письма, которые мне присылал его брат! И когда пришел за мной, говорил словами из них, поэтому я и поверила!

– Может, он перехватывал их раньше? – с сомнением проговорил Маруди. – Читал, а потом передавал вам?

Наргис его понимала, джандару отчаянно не хотелось верить, что в дом, который он охранял, заползла ядовитая гадина. Она и сама не знала, как Джареддин мог добраться до этих писем, но теперь вспомнила еще одну мелочь.

– В одном из писем был цветок, – сказала она, трогая коня с места. – Сухой цветок, с которым я обращалась с величайшей бережностью. А недавно он рассыпался, и я… Я думаю, что это письмо кто-то трогал. Этот кто-то не заметил цветок и повредил его, а потом второпях сунул лепестки обратно, решив, что я ничего не пойму. Но я уверена…

Она запнулась, понимая, как это звучит со стороны. Сухим цветам свойственно рассыпаться, ничего удивительного в этом нет. В ее спальню входили только доверенные служанки, шкатулка всегда стояла на своем месте… Но как объяснить Маруди, что она чувствует именно сейчас, вырвавшись из удушливой заботы и ласки придворного чародея? Однажды, убегая от Надира во время игры, она влетела в паутину, растянутую между двух кустов. Это было омерзительное ощущение! Паутина без паука ничем не могла ей повредить, но Наргис исступленно стряхивала ее и стирала с себя ладонями, пока не убедилась, что на одежде и коже не осталось ни следа.

Вот и сейчас у нее было ощущение, что до этого мига ее обволакивала плотная паутина. Наргис глядела через нее на мир, словно через мутное стекло, не понимая, почему все кажется таким пыльным, гадким, пугающим… А сейчас она будто заново научилась дышать, с наслаждением хватая ртом холодный воздух, пока лошади трусцой шли по пустынным ночным улицам.

Ей хотелось наклониться и прямо с седла запустить пальцы в шерсть бегущего рядом с ее лошадью Барса. Хотелось кричать и плакать, запрокинув голову вверх, и улыбаться звездам, что столпились, как заботливые слуги и няньки, вокруг юного шахзаде-месяца. И Наргис точно знала откуда-то, что вернуться домой равносильно тому, чтобы снова закутаться в этот паутинный кокон, который непременно убьет в ней волю, гордость и саму душу.

– Нет, Маруди, – сказала она вслух. – Домой нельзя. Джареддину достаточно подать жалобу шаху, что от него сбежала законная жена, и я никому не смогу доказать, что выходила замуж за Аледдина, а не за него. Он любимый племянник нашего государя, а я… дочь покойного визиря, который уже не сможет за меня заступиться. Меня вернут мужу, забрав из родного дома силой, если понадобится. Но если я просто исчезну, то выиграю время и смогу найти помощь и защиту.

– И как вы думаете исчезнуть, госпожа? – помолчав, рассудительно спросил Маруди. – Вы знатная девица, которой не так-то легко спрятаться. Кое-какие деньги у меня с собой есть, но надолго их не хватит. Продавать ваши серьги нельзя, по ним легко вас выследить. А когда ир-Джантари поймет, что птица улетела из клетки, он примется искать вас. Времени у нас до утра, вряд ли больше. Однако ночью за городскую стену никого не выпускают. Разве что попробовать подкупить стражу…

– Боюсь, у нас возьмут деньги, но из города не отпустят, – вздохнула Наргис. – А главное, нельзя бежать бесконечно. Заяц, может, и быстрее волка, но в конце концов попадает к нему на обед. Я должна узнать тайну Джареддина, в ней наверняка скрывается оружие против него. И есть место, где можно получить ответы на вопросы. Отведи меня туда, Маруди, а дальше решай сам, останешься со мной или уедешь из Харузы и попытаешь счастья в другом месте. Джареддин тебя не простит, но если отправишься далеко и надолго…

– Что вы такое говорите, госпожа? – У джандара даже голос от обиды задрожал. – Давно ли считаете меня подлецом? Или, думаете, я забыл великодушие вашей семьи? Куда вас отвезти? И давайте поторопимся, ночные улицы опасны.

– В Пестрый Двор, – сказала Наргис, виновато улыбнувшись и протянув Маруди руку, которую он почтительно поцеловал. – Мне нужно увидеть гадалку Минри.