Терпеливый жених

Глава первая

1872 год

— Я отказываюсь этому верить!

— Боюсь, ваша светлость, что такова горькая правда, — последовал ответ поверенного.

Не в силах вымолвить более ни единого слова граф Рейнбернский молча воззрился на своего собеседника. В его взгляде сквозило отчаяние.

— Но, — прервал он наконец неловкую паузу, — почему вы до сих пор не оповестили меня?

— Никто и предположить не мог, что ситуация окажется настолько серьезной. Это выяснилось совсем недавно, — отозвался поверенный. — И потом, ваша светлость сами наделили мистера Бэзила Берна всеми необходимыми полномочиями. Следовательно, любые его действия — в рамках закона…

Прозвучавшие доводы совершенно лишали графа возможности что-либо возразить.

Вернувшись из Индии, он намеревался обосноваться в своем поместье, полный уверенности, что со времени его отъезда на родине ничего не изменилось.

Достопочтенный отец графа скончался еще в 1868 году, оставив сыну в наследство древнейший титул.

Рейнбернский замок и огромное поместье в Оксфордшире издавна славились своей изысканной красотой.

Окончив учебу в Оксфорде, Майкл Берн вернулся в ожидавшее его родовое гнездо. Казалось, судьба юноши ничем не будет отличаться от судеб его предшественников: тихая, размеренная жизнь среди верных слуг, зеленых полей и лесов…

Но не тут-то было! Не прошло и года, как его кузен, не так давно занявший почетный пост индийского вице-короля, позвал Майкла к себе.

Предложение сменить обстановку необычайно взволновало и обрадовало юношу.

Его кузен, получивший громкий титул графа Мейонского, был обязан столь высокой чести мистеру Бенджамину Дизраэли. Именно он решил вверить это старинное графство подающему надежды молодому человеку, тем более что исполнявший обязанности вице-короля лорд Лоуренс сложил с себя полномочия.

В какой-то степени это был риск, так как для большей части населения имя новоиспеченного графа ни о чем не говорило.

Однако мистер Дизраэли, более всего прочего полагавшийся на интуицию, решил-таки рискнуть и не прогадал. Интуиция — этот его внутренний гений — не подвела своего хозяина и на сей раз.

Новый граф прослыл весьма большим знатоком охоты. Удача, словно муза, всегда и везде сопутствовала ему.

Юный Майкл Берн, приходившийся графу кузеном, оказался превосходным наездником, и они вдвоем частенько предпринимали продолжительные конные прогулки.

Их близость не ограничивалась одинаковыми пристрастиями. Всем своим обликом юноша чем-то неуловимо напоминал своего знаменитого родственника.

Высокий и широкоплечий, граф производил неизгладимое впечатление на каждого, с кем сводила его судьба.

Исключительные внешние данные удивительно сочетались с характерным внутренним настроем. Ярко выраженный волевой стержень его характера соседствовал в нем с тонким чувством юмора. Всегда веселый, восприимчивый к новым идеям, он с легкостью завоевывал друзей повсюду, куда ступала его нога, не прилагая к этому особых усилий.

Когда этот человек, являвшийся объектом восхищения Майкла с самого детства, пригласил его в Индию, было неудивительно, что тот просто не смог устоять.

Тем более ничто не препятствовало длительному отъезду: жизнь в замке текла своим чередом.

Раз и навсегда заведенный порядок казался отлаженным на века, не требующим особо пристального внимания. Словом, не было никаких причин не ехать.

Ко всему прочему, дядя Майкла с отцовской стороны, достопочтенный Бэзил Берн, сам предложил присмотреть за поместьем и замком в отсутствие племянника.

— Спасибо за вашу доброту, дядя Бэзил, — благодарно сказал юноша, — но, возможно, вам только кажется продолжительное пребывание среди лесов и холмов замка столь приятным. Не превратится ли данное обязательство в досадную обузу?

— Слишком долго я жил в Лондоне… Думаю, что размеренный ход сельской жизни пойдет мне на пользу. Да и твое поместье будет под присмотром. Так что, поезжай и не волнуйся.

Молодой человек с легким сердцем вверил дяде родовое гнездо, а с ним и все соответствующие юридические полномочия, а сам отбыл в Индию.

Плавание оказалось на редкость долгим и утомительным, так как в те времена путешественникам еще приходилось огибать Мыс Доброй Надежды.

И хоть в пути юноше пришлось довольно нелегко, по прибытии все тяготы благополучно завершились, и он даже начал находить сей опыт в некотором роде приятным.

В Индии Майкла ожидал поистине приятный сюрприз, а именно растущая популярность пригласившего его родственника. Такие лавры не доставались, похоже, еще ни одному вице-королю.

Одного присутствия этого человека было достаточно, чтобы проникнуться к нему уважением; неистощимый оптимизм, внутренняя бодрость и спокойствие являлись своеобразным золотым ключом к сердцам местных жителей.

Они ценили широту интересов нового графа, необыкновенный размах веселой, увлекающейся натуры.

Его предшественник, лорд Лоуренс, не отличался ни щедростью, ни благодушием.

Тот всегда был вооружен строгостью, деньги же тратил с крайней неохотой.

Вместе с графом и его молодой женой в правительственную резиденцию проникла струя непривычного ранее веселья и даже некоторого шика.

Игривому настроению, воцарившемуся в некогда угрюмом, сером пространстве, в значительной мере способствовал удачный выбор на руководящие посты новых, энергичных людей. Молодые, полные сил, они задавали всему, с чем соприкасались, соответствующий бодрый тон.

Что и говорить, с первых же дней пребывания в Индии Майкл находился в состоянии непреходящего удивления от увиденного.

Новому вице-королю сыграл на руку и тот факт, что во время его путешествия в Калькутту на родине значительно изменилась политическая атмосфера.

Сам он, как и Дизраэли, относил себя к консерваторам, а тут, совершенно неожиданно, подули бурные, либеральные ветры: к власти пришел Гладстон.

Казалось бы, такая резкая перемена не сулила ничего, кроме разочарования и беспокойства.

Однако все сложилось благоприятно. В планы либералов вовсе не входило какое бы то ни было вмешательство в течение событий, развертывавшихся в английских колониях, включая Индию.

Таким образом, новый вице-король был волен принимать любые решения, даже самые радикальные.

Не обошлось и без скептиков, которые ехидно посмеивались и прочили ему провал, ссылаясь на недостаточный практический опыт в делах подобного рода, а также на огромные масштабы страны.

Скептики не учли одного: годы управления ирландским поместьем не прошли для графа даром, да и доброе отношение к крестьянам, которое впитал он еще с молоком матери, сыграло свою роль.

На его памяти были «голодные сороковые», разрушительным вихрем пронесшиеся над родной Ирландией, поэтому он старался сделать все возможное, чтобы предотвратить голод и бедствия на вверенной ему огромной территории.

Граф всей душой желал, чтобы в Индии строилось как можно больше школ, больниц, а также железных дорог и оросительных каналов.

Он мечтал самолично следить за всем этим, и идея пригласить юного Майкла отчасти объяснялась именно этим его безудержным желанием воплощения радужных надежд.

Объезжать вверенные ему территории граф предпочитал верхом на лошади.

Пожалуй, Майкл был единственным человеком, способным составить графу конкуренцию. Только он мог целыми днями держаться в седле и не чувствовать ни малейшей усталости.

Случалось, что эти два чудо-наездника преодолевали по восемьдесят миль в сутки.

Юноша еще не осознавал, что именно тогда началось его невидимое обучение: управлять людскими судьбами, воздействовать на тайные струны человеческой души так же умело, как и его родственник, чья необычайная популярность объяснялась довольно просто.

Как-то он сам попробовал вывести ее четкую формулу: «Только энтузиазм помогает человеку поверить в возможность лучшего будущего и неукоснительно ведет к его воплощению».

Скоро и Майкл воспламенился от того огня энтузиазма, что неудержимо и ярко пылал в груди его мудрого наставника.

Юноше стали доверять самые ответственные поручения — мало кто решился бы за подобные взяться.

В течение первых четырех лет дела нового вице-короля шли идеально.

Впереди оставалось еще два года службы, и никто не мог себе представить более удачливого и любимого населением правителя, нежели находящийся у власти.

Наступил февраль 1872 года, и граф решил отправиться с визитом на Андаманские острова, а заодно и проверить обстановку в колонии осужденных, что находится в Порт-Блэр.

Обязанности наместника предполагали строгий контроль за соблюдением мер безопасности в местах подобного рода.

В течение дня наместник осматривал более мелкие островки, а когда официальная часть поездки подошла к концу, то решил отправиться на центральный остров архипелага и покорить вершину знаменитой горы Гарриэт.

Один лишь Майкл проявил бесстрашие, не побоявшись к нему присоединиться.

Оставив внизу лошадей, двое отважных мужчин преодолели целую тысячу футов и вскоре достигли гордой вершины, казавшейся издали такой неприступной.

Там они немного отдохнули, любуясь на пурпурно-золотое великолепие заката, причем вице-король неустанно восклицал:

— Как же здесь красиво! Впервые в жизни я созерцаю воистину первозданную, райскую красоту!..

К берегу они спустились, когда уже совсем стемнело.

На темной морской воде покачивалась лодка, на которой вице-королю предстояло возвращаться на корабль, ставший его временным жилищем.

Дорогу фонарями освещали слуги, а приятно уставший граф шел немного поодаль, разговаривая с Майклом и главным комиссаром Андаманских островов.

Стоявшие на посту охранники отдали честь, пропуская вице-короля вперед.

Не успели они сомкнуть свои плотные ряды, как какой-то высокий индиец проскользнул в образовавшуюся щель и, «словно тигр» (как сказал потом кто-то из очевидцев), бросился на вице-короля, ни в коей мере не ожидавшего нападения.

Убийца дважды всадил нож между лопаток беззащитной жертвы. Безумца быстро оттащили, но было уже поздно.

Корчащийся в предсмертных муках наместник медленно отполз к краю пирса и, слегка приподнявшись над соленой водой, прохрипел:

— Все-таки они довели до конца свое грязное дело…

Через две минуты он потерял сознание, и только темная кровь проступила на взмокшей одежде.

Наместника втянули в лодку, но вовремя доплыть на ней до корабля так и не успели — несчастный скончался от обильной потери крови…

Для Майкла все это было похоже на один большой кошмар.

Юноша долго не мог оправиться от ужасного события и поверить, что оно действительно произошло.

Как же так? Человек, которого он беззаветно любил, ради которого был готов идти в огонь и воду, погиб. Разве такое возможно?..

Неужели он больше никогда не услышит ласкового и одновременно строгого голоса своего мудрого наместника:

— Давай же, Майкл!.. Только нам с тобой под силу это дельце!

Однако реальность диктовала свои суровые законы…

После похорон юноша не знал, куда деваться от воспоминаний о самых счастливых днях в своей жизни, днях, проведенных рядом с тем, кого больше нет в живых…

В конце концов Майкл принял решение вернуться домой.

Как же отличалось это грустное возвращение от полного надежд пути в Индию!..

Тогда они плыли неимоверно долго, так как Суэцкий канал еще не был открыт. Данное знаменательное событие произошло только в 1869 году.

Теперь его горестное путешествие наверняка не займет более семнадцати дней…

И вот Майкл, собрав свое нехитрое имущество, ступил на борт первого же корабля, отплывавшего в Англию.

Мысли юноши по-прежнему были прикованы, словно железными цепями, к нелепо погибшему графу.

Он навсегда останется в памяти Майкла идеальным вице-королем, и никому не удастся поколебать это святое убеждение…

Кто мог тогда знать, что именно так о нем начнут отзываться и все его будущие последователи… Идеальный вице-король…

Странно… Воспоминания и отзывы об этом мудром человеке пронизывала такая искренняя любовь и благость… Но даже она была не в силах смягчить боль утраты.

Душу Майкла переполняла слепая уверенность, что он более не встретит человека, способного вновь разжечь в нем угасшие искры энтузиазма и радости… Никто более не вдохновит его на грандиозные свершения…

Однако уже в Тилбери горечь начала постепенно покидать исстрадавшееся сердце. Время и движение — эти вечные лекари человечества — воистину творили чудеса.

В душе молодого графа Рейнбернского все чаще стали всплывать образы родного замка, зеленые поля и луга, окружавшие поместье.

Юноша пребывал в полной уверенности, что все это время дорогое его сердцу семейное гнездо находилось в надежных руках дяди Бэзила.

В своих мечтах он уже входил в величественные покои замка, где прошло его детство, но пролетевшие стремительно годы не оставили ни следа на фамильном великолепии.

Совсем скоро он увидит родные лица слуг. Когда-то они растили его, тогда еще совсем мальчишку, ласково величая «мастером Майклом»…

А лошади! Отец всегда по праву гордился своими гибкими четвероногими любимцами. Такой конюшни больше нигде не найти!

Вот только… Никто не встретит молодого хозяина: Индию пришлось покинуть так внезапно…

Столь же неожиданным для домашних явится и его приезд.

От Тилбери до центральной части Лондона Майкл добрался очень быстро, а оттуда в Оксфорд его домчал скорый поезд.

И вот, Рейнбернский замок уже совсем близко!

Майкл нанял самый лучший экипаж, запряженный двумя резвыми лошадками. Через час они уже подъезжали к имению.

Разбитая дорога и опустевшие домишки неприятно удивили юношу.

Однако возникшие поначалу дурные предчувствия скоро рассеялись, ибо освещенные нежными лучами солнца стены замка навевали покой и безмятежность. Совсем как в детстве!..

Строгие формы замка, оттененные зеленью деревьев, ничуть не изменились. «Слава Богу, я снова дома», — с облегчением вздохнул граф.

Замок жил своей, понятной только ему жизнью, с тринадцатого века, сохраняя первозданный облик, но с каждым новым поколением Рейнбернов в эту жизнь привносилось что-то неуловимо новое, отчего величественное сооружение становилось только лучше.

И вот, в восемнадцатом веке, десятый по счету граф решил целиком перестроить фасад.

Теперь каждый въезжающий в поместье мог созерцать удивительную симметрию недавно возведенной и древней частей замка, слившихся в гармоничном единстве.

Сразу было видно руку мастера, вернее, мастеров. Ведь реконструкция совершалась под мудрым началом известнейших архитекторов того времени братьев Адамов.

Солнечные лучи так чисто и весело искрились в огромных окнах замка, что Майкл почувствовал, как неудержимая волна гордости за родовое гнездо поднимается в его усталой груди.

Даже в Индии не приходилось ему любоваться более величественным творением зодчих. А это еще светилось такой изысканностью линий…

Карета промчалась по мосту, раскинувшемуся над водами озера, и въехала в ворота поместья.

Наконец нога графа ступила на родную его сердцу землю. Он дал кучеру щедрые чаевые и проводил затуманенным взглядом удаляющийся экипаж.

Потом оглянулся на замок и уже собирался подняться по его величественным ступеням, как вдруг заметил, что те давно поросли бурым мхом.

Стекла в оконных рамах были покрыты толстым слоем пыли и надтреснуты, кое-где они отсутствовали вовсе.

Скрипучая дверь сиротливо болталась на петлях. Граф дождался, пока карета полностью скроется из виду, и вошел в холл.

Вошел и — замер от удивления.

Когда-то величественные своды холла поражали теперь своей неухоженностью. Заброшенная атмосфера, царившая в замке, по-видимому, уже не один год, наполнила душу унынием.

Огромный камин больше напоминал пепелище…

Увы, но первое впечатление графа оказалось верным: замок осиротел! Похоже, что все покинули его когда-то гостеприимные стены…

Неожиданно в сердце графа закралась робкая надежда: а вдруг самые верные слуги все еще здесь?

Сколько он себя помнил, замок был неотделим от дворецкого и повара — они срослись с ним, стали его неотъемлемой частью. Не может быть, чтобы эти люди оставили свой дом!

Граф не сразу отыскал кухню, так как ориентироваться в чужом, заброшенном пространстве стало довольно трудно.

Предчувствие не обмануло юношу: мистер и миссис Марлоу, нянчившие его в детстве, и теперь оказались рядом. От них он и узнал о том, что произошло.

Дождавшись отъезда племянника в Индию, его дядя, Бэзил Берн, начал экономить на всем, чем только можно.

Прежде всего он распустил почти всю прислугу в поместье, чтобы не платить им законное жалованье.

— До сих пор не верится в этот кошмар, мастер Майкл, — в голосе миссис Марлоу явно звучали подступающие слезы, — мы так ждали, так ждали вашего возвращения!.. Так надеялись, что вот вы появитесь и положите конец самоуправству этого негодяя-а-я…

В чем состояло наглое «самоуправство», графу еще предстояло разобраться, подсчитав каждый пенни, незаконно потраченный его дядюшкой.

К несчастью, он сам наделил Бэзила Берна всеми полномочиями, так что с юридической стороны нечестные действия этого человека являлись вполне правомерными. А тот действительно творил в отсутствие племянника, что хотел. Например, распродал с молотка все его личное имущество.

Он бы и замок продал, но все графское наследство, закрепленное за титулованными особами без права отчуждения, было не в его власти.

Этот факт несколько утешал юношу, так как кое-что в замке все-таки осталось.

Кое-что осталось, но многие дорогие его сердцу вещи исчезли безвозвратно. Негодяй не постеснялся нажиться на единственной памяти об отце и матери. Он спустил даже знаменитую коллекцию табакерок, которой в незапамятные времена так гордился старый граф.

Наутро, после бессонной ночи, юноша отправился в Оксфорд для встречи с семейными адвокатами.

Путешествие оказалось долгим.

В конюшне оставалась всего пара лошадей, да и те были весьма почтенного возраста. Дядя Берн сохранял их для своих личных потребностей вплоть до последнего дня пребывания в поместье.

Погонять эти дряхлые создания было бессмысленно, они уже давно привыкли к своей особой лошадиной скорости.

Мистер и миссис Марлоу рассказывали, что даже, когда поместье окончательно опустело, они из последних сил продолжали служить Бэзилу Берну, заботились об этом человеке, как могли.

Он же, с присущей ему грубой манерой разговаривать, как-то заявил, что, мол, пусть старички живут себе в замке и выполняют свою каждодневную работу. Так уж и быть, питание и крыша над головой им будет обеспечена, но о жалованье нечего даже и мечтать.

— Так он вам не платил? — в ужасе вскричал граф.

— А что могли поделать мы, простые крестьяне? — горько ответил на то Марлоу. — Уйди мы отсюда, прямиком попали бы в работный дом.

— А уж как я умоляла его, как умоляла!.. — разволновалась и старая женщина. — Но он уперся и ни в какую! И ни одной живой души рядом, к кому можно было бы обратиться за помощью. Страшно даже вспоминать…

— А викарий? — удивился граф.

— Викарий… Ему тоже пришлось покинуть эти края. На следующий же год после того, как ваша светлость отплыли в Индию, — ответил Марлоу. — Мистер Бэзил отказался платить и ему, так что единственным выходом было уехать отсюда раз и навсегда.

— То есть вы хотите сказать, что даже церковь закрылась?

— Раз в месяц службу ведет священник из соседского прихода. А так, церковь пустует. Мне неизвестно даже, у кого ключи…

После этого невеселого разговора граф решил отправиться в Оксфорд.

Разговаривая с адвокатами своего отца, он с трудом подбирал нужные слова: память о разговоре с пожилыми слугами была настолько свежа, что его то и дело душил гнев.

Почему поверенные не сообщили ему о том, что происходит с фамильным поместьем? Это ведь входит в их прямые обязанности!..

Пожилой адвокат, устало облокотившийся о стол, глядел на графа понимающим взглядом и рассказывал о том, как сам стал жертвой обмана Бэзила Берна.

— Вначале он потчевал меня байками по поводу трудной ситуации на фондовой бирже. Говорил, что львиная доля капиталовложений вашего батюшки упала в цене. Поэтому единственный выход он видит в строжайшей экономии.

— Неужели вам не было известно, что престарелым людям, всю жизнь служившим верой и правдой моим родителям, не платили жалованье? — разгневанно возразил граф. — Все это время они довольствовались жалкими подачками негодяя, не имея другого выбора, кроме как безмолвно повиноваться… Да я обнаружил их на грани голодной смерти!..

— Клянусь, милорд, я ничего об этом не знал! — ответил адвокат. — Конечно, когда до нас дошли слухи о зверском убийстве вице-короля Индии, ваш дядя сразу понял, что ваша светлость скоро возвратится домой. Естественно, он предпочел избежать личного свидания.

— И прихватил с собой все, что не успел промотать раньше, — язвительно подытожил граф. — Слуги сообщили мне, что он позорно бежал куда-то в Америку.

— Если это правда, то найти его будет довольно трудно. Америка — огромная страна. Искать там вашего дядю, все равно что пытаться найти иголку в стоге сена. Вашей светлости придется потратить немало денег, чтобы возбудить против него иск.

— Денег, которых, как вам прекрасно известно, у меня нет, — горько заметил граф…

Возвращаясь в замок, он мучительно раздумывал, что же делать дальше. Ситуация казалась безнадежной.

Правда, она несколько облегчалась тем, что в Индии он не наделал долгов.

Прежде чем покинуть эту приютившую его на несколько лет страну, юноша аккуратно оплатил все счета.

Благо, деньги водились всегда, ибо он исправно получал свое жалованье, которое тут же и тратил, не задумываясь особо о дне грядущем.

Вице-король заботился, чтобы у его помощников не накапливалось долгов, и время от времени снабжал их достаточным количеством карманных денег.

Теперь же граф с неумолимой отчетливостью осознал, что все его имущество (какое громкое слово в подобных обстоятельствах!) составляет не более жалких двадцати фунтов.

В порыве отчаяния он решил обратиться в лондонский банк с просьбой выписать ему чек, как вдруг вспомнил, что счет на его имя давно закрыт.

Не оставалось ничего другого, кроме как сесть на первый попавшийся поезд и поехать в направлении родного замка.

«Что же делать? Как выбраться из этого нелепейшего положения?» — вновь и вновь истязал себя вопросами граф.

С неистовой страстью безумца он отдавался мысли о том, что обязательно нужно что-либо предпринять, и не важно что!

И вдруг посреди разбушевавшегося хаоса мыслей он ощутил незримое присутствие человека, которого любил как отца и кем так по-детски чисто восхищался. Это присутствие коснулось его воспаленной страданиями души и пролило на нее свой спасительный бальзам, принеся с собой свежую волну новых мыслей.

«Должен же быть кто-то, у кого я могу попросить взаймы! Пусть немного, но достаточно для того, чтобы ни я, ни мои люди не умерли с голоду…»

В это время граф как раз проезжал мимо покосившихся деревенских домов, и даже рой невеселых мыслей не помешал ему обратить внимание на то, как они нуждаются в ремонте.

Разбитые окна, сгорбленные ворота — ни следа не осталось от былого благополучия крестьянских дворов.

За те четыре года, что миновали со дня его отъезда, дома никто не красил, не заботился об их внешнем виде.

Словно насмешка, перед мысленным взором графа возникла картинка процветающей деревни с ухоженными дворами, сытыми и здоровыми крестьянами — такой деревни, какой она была еще во времена его отца. Воистину, тогда было трудно отыскать более плодородные и красивые земли.

А как восхищались приезжие — и замком, и крестьянскими домами!..

Теперь же единственным словом, способным хоть как-то передать состояние процветавшего ранее поместья, стало слово «разруха».

— Я должен найти деньги, — тихо, но решительно произнес граф. Это был крик души.

Безмолвный крик о помощи, который был услышан в тот же миг.

Внезапно граф понял, кто способен ему помочь: лорд Фрезер, чьи угодья примыкали к его разоренному поместью.

Сказочным богатством лорд был обязан своему отцу, который сколотил огромное состояние на кораблестроении.

Сюда он приехал с севера, так как мечтал, чтобы единственный сын, учившийся в ту пору в Оксфорде, узнал, что такое настоящие люди. А настоящие люди, по святому убеждению старого Фрезера, обитали именно в этих краях.

Нынешний лорд с отцом графа не поделили в свое время близлежащий лес, известный в округе как Монкс Вуд.

Лес и вправду был хорош, только вот находился на самой границе двух имений.

Граф Рейнбернский, отец Майкла, заявлял, что лес, без всякого сомнения, принадлежит ему.

В ответ на это лорд раздобыл где-то старинную карту местных земель, по которой выходило, что оспариваемый участок издревле относится к территории, занимаемой ныне его собственным поместьем.

Таким образом, яростный спор двух почтенных джентльменов продолжался, причем никто из них не собирался уступать.

Незадолго до смерти старый граф сказал сыну, что поток грубых писем от лорда до сих пор не прекратился и что якобы их егеря мешают лорду спокойно охотиться в лесу.

— Надо же, каков наглец! — возмущался отец Майкла. — Сколько живу на свете, а с такой неслыханной дерзостью встречаюсь впервые. Да эти земли еще с тринадцатого века вошли во владение Рейнбернов, и никакой миллион карт меня в этом не разубедит!

Отправившись в Индию, Майкл на время позабыл о земельных разногласиях с соседом по поместью.

Теперь же вспыхнувшая когда-то вражда вполне может сослужить ему добрую службу. Кому нужны вечные споры? Как знать, если он предложит лорду оставить напрасные дрязги и великодушно уступит лес, может быть, тот пойдет Майклу навстречу? Например, одолжит определенную сумму денег, необходимых для восстановления запущенного хозяйства…

Правда, юноша не знал, какова стоимость подобного участка.

Но зато за годы, проведенные в Индии с наместником, он научился прекрасно возделывать землю и, казалось, мог теперь заставить плодоносить даже камень.

Майкл вспомнил, как они показывали местным жителям секреты земледелия и скотоводства.

Нелегкое это было дело, но мастерство и упорство, с которым наместник обучал несмышленых туземцев, вселили в душу Майкла неистощимый оптимизм. Он всей душой уверовал, что и сам способен творить чудеса, даже на самой голодной земле.

И вот теперь жизнь предоставляет ему шанс воплотить на практике полученные знания.

Все будет хорошо, ведь графское поместье гораздо меньше Индии, значит, и дело пойдет быстрее!

И вот граф отдал распоряжение старому кучеру поворачивать в сторону Уоттон-Холла.

Уикс не сразу бросился исполнять приказ своего хозяина. Годы добросовестной службы давали ему право иногда вступать с графом в диалог.

— Вашей светлости не удастся даже словом перемолвиться с лордом!.. Сколько себя помню, он и с вашим отцом воевал, и вас, похоже, знать не желает.

— Все это мне, право, известно, — мягко ответил граф, — но есть у меня кое-что, способное заставить лорда изменить свое мнение. Думаю, враждебность этого человека улетучится, как только я начну с ним говорить.

Возможно, старый слуга и понял сокровенный ход мыслей своего хозяина, однако виду не подал.

Граф с благодарностью поглядел на седины Уикса и подумал о том, что пришлось пережить его людям.

Воистину, все они находились на грани голодной смерти и чудом ее избежали. Кормились скудными плодами из сада — благо, садовник остался в поместье и помаленьку ухаживал за фруктовыми деревьями и грядками.

Иногда удавалось поймать кролика или подстрелить на озере дикую утку — тогда пир был горой.

Лебеди же давно покинули эти края, ведь Бэзил Берн почти сразу перестал кормить их.

Бедные крестьяне со слезами на глазах рассказывали вернувшемуся хозяину о беззакониях, творимых его дядей, и тот с каждым таким рассказом ненавидел Бэзила Берна все сильнее.

Ненавидеть-то ненавидел, а изменить ничего не мог: негодяй давным-давно благополучно переправился на другой берег Атлантического океана.

Граф понимал, что боль и обида местных жителей нипочем Бэзилу Берну. Тому было все равно, что после него осталось.

Предаваться тягостному унынию не было смысла. Теперь единственно значимой и реально достижимой целью для графа стало желание накормить изголодавшихся стариков и детей, восстановить запущенное хозяйство.

Редкие люди еще продолжали возделывать землю, давно разуверившись, что когда-нибудь их труды будут вознаграждены.

Снова и снова граф ужасался тому, что происходило в его родном поместье все эти годы.

Он был так счастлив в Индии, так беззаботно счастлив! А в это время люди голодали, поля зарастали сорняками, а замок день за днем терял былое величие и наполнялся пыльной пустотой.

Предавшись этой череде мрачных, мучительных мыслей, граф не сразу заметил, что они уже подъезжают к Уоттон-Холлу.

Ухоженность и процветающий вид соседских земель больно кольнули его и так растревоженное сердце.

Было видно, что охотничьи домики совсем недавно покрасили, и теперь они выглядели удивительно опрятно.

Железные ворота призывно блестели, словно приглашая всех присоединиться к размеренной и привольной жизни поместья.

Конечно, никому бы и в голову не пришло сравнивать величественный графский замок с Уоттон-Холлом.

Однако последний поражал любого, в него входящего, своей добротностью и каким-то особым очарованием.

Выдержанный в раннем викторианском стиле, он, безусловно, производил неизгладимое впечатление на посетителей.

Когда изукрашенные портиками ворота Уоттон-Холла остались позади, мысли графа обратились к его гордому владельцу.

Наверняка тот несказанно удивится столь неожиданному визиту своего соседа.

Приближаясь к цели своей поездки, граф начал нервничать. Хотя то, что он испытывал, уместнее было бы назвать внутренним стеснением незваного гостя.

И тут он вспомнил, как горячо любимый им наставник располагал к себе совершенно незнакомых людей в абсолютно непредсказуемых ситуациях.

Магнетизм, которым тот обладал, в Индии называли харизмой.

Харизма, как сейчас припомнилось юноше, проявлялась во всем: и в уверенной манере поддерживать разговор, и в прямом открытом взгляде.

Судьба сводила его с множеством людей, и все они находили его общество легким и приятным.

Непринужденность обращения вице-короля не предполагала фамильярности, ибо чувство собственного достоинства мягко светилось во всем его облике.

Теперь Майкл понял, что работавшие с вице-королем люди не просто любили его за доброту и справедливость, но и ценили его необычайную способность решать самые разнообразные деловые вопросы.

«Какое счастье, — подумал юноша, — что моим учителем все это время был именно граф Мейонский! Его незабвенный пример будет вдохновлять меня всегда, даже в разговоре с лордом Фрезером».

Очень смышленый на вид привратник и двое дворецких с удивлением посмотрели на вошедшего в холл графа.

Тот протянул одному из них свою шляпу и проследовал за дворецким к необычайно широкой двери, за которой, должно быть, начиналась домашняя библиотека лорда Фрезера или его кабинет.

Последнее предположение оказалось верным. Владелец Уоттон-Холла восседал в кресле весьма внушительного вида.

Окружавшие его письменные принадлежности явно были из чистого золота: и чернильница, и изысканная подставка для перьевых ручек, и даже подсвечник.

— Милорд, вас желает видеть граф Рейнбернский! — громогласно объявил дворецкий.

При этих его словах лорд удивленно приподнял брови.

Потом, будто нехотя, медленно поднялся навстречу приближающемуся графу.

Два слегка взволнованных человека пожали друг другу руки, после чего лорд Фрезер сказал:

— Услышав о жестоком убийстве вице-короля, я сразу подумал, что совсем скоро вы вернетесь домой.

— Предчувствие не обмануло вас, — ответил граф. — Я возвратился немедленно. А к вам, милорд, я приехал просить о помощи.

В этот момент графу показалось, что брови лорда Фрезера поднялись еще выше, а в глазах заплясали едва заметные искорки удовлетворения.

Широким жестом лорд указал графу на стул возле камина.

Дождавшись, пока его гость усядется, Фрезер устроился рядом.

— Ожидая вашего возвращения из Индии, — начал лорд, осторожно подбирая слова, — я предполагал, что ситуация, сложившаяся в фамильном имении Рейнбернов, неприятно удивит вас.

— Состояние мое весьма далеко от простого удивления. Беззакония, творимые дядей, повергли мою душу в смятение и ужас, которых не описать обычными словами. Я до сих пор отказываюсь понимать, как человек, носящий славную фамилию Рейнбернов, мог пустить по ветру имение моих родителей…

— Столь печальный факт объясняется довольно просто. Всему виной непомерная жадность вашего дядюшки, — заметил лорд Фрезер. — Единственная вещь, вызывающая мое недоумение, — это то, что вас никто не поставил в известность о том, что происходит с родовым гнездом.

— Ничего удивительного, — ответил граф. — Мне думается, что дядя в своих грязных поступках весьма удачно прикрывался моим именем. Бедные люди и помыслить не могли, что приказы исходят не от меня, а от личной прихоти Бэзила Берна.

— Говорят, он позорно сбежал в Америку, — заметил лорд Фрезер.

— Совершенно верно. Мои адвокаты недавно подтвердили данный неприятный факт, а я, проверив свой банковский счет, убедился, что лишился всех сбережений, до последнего пенса. Этот негодяй прихватил с собой все мои деньги.

— Другого не следовало и ожидать, — попробовал пошутить лорд.

Граф уже хотел поделиться с собеседником своими планами относительно поисков исчезнувшего Бэзила Берна, но передумал, решив, что разумнее будет держать их при себе.

Вместо этого он сказал:

— Милорд, я пришел к вам как к человеку, способному понять горе ближнего. Я пришел к вам в надежде обрести понимание и помощь…

Тут граф замолчал, наблюдая за реакцией лорда: ни единого следа враждебности не отразилось на лице последнего, и граф с облегчением подумал, что, возможно, лорд вовсе не таков, каким представляется большинству окружающих. Отметив все это, он поторопился продолжить:

— В настоящее время трудно отыскать человека беднее меня… Я лишился всего, что было дорого сердцу… Единственная моя собственность — это Монкс Вуд… хоть я и понимаю, что не имею права утверждать однозначно… Не один десяток лет эта территория порождала бесконечные раздоры между нашими семьями.

Сделав минутную паузу, граф продолжал:

— Все, о чем я прошу вас, милорд, это о доверии… Доверии, достаточном для того, чтобы одолжить мне небольшую сумму… Моя единственная цель — не дать умереть с голоду ни в чем не повинным людям, возродить жизнь в опустевшем, разоренном имении. Клянусь честью, я верну вам все до последнего пенса! И поверьте, вам не придется долго ждать!

Граф надеялся, что его пылкая речь прозвучала достаточно убедительно для лорда Фрезера.

Кроме того, он лелеял в сердце довольно дерзкую мечту, ожидая, что лорд проявит истинную щедрость. Конечно, в вопросах денег такое случается весьма редко, так как заставляет забыть о выгоде, но… кто знает…

Какое-то время в воздухе парила тишина. Наконец лорд Фрезер спросил:

— Вы можете назвать точную сумму, способную поправить ваше бедственное положение?

— Я буду рад любой сумме, которую вы сочтете возможным мне предложить, — ответил граф. — Людям не платили весь последний месяц. Мой отец никогда не позволял доводить работников до такого состояния, а за это время они скатились на самое дно нищеты.

В голосе графа зазвучала неприкрытая горечь:

— Молодое работоспособное население согнали с земли. Все заросло, ничего не обрабатывается. Кто-то подался в город в поисках работы, а кто-то остался здесь и теперь занимается браконьерством в местных лесах. И Бог им судья, ведь весь скот в деревне давно истребили…

— Я слышал, что животных пустили на мясо, — сказал лорд Фрезер. — Похоже, это был единственный выход: корм давно перевелся, и от бедных коров и волов остались кожа да кости.

Граф ничего не ответил на замечание лорда, только крепче сжал побелевшие губы.

Прозвучавшие в голосе лорда нотки триумфа трудно было пропустить мимо ушей.

Наконец-таки настал момент, когда семейство, столь долго не сдававшее своих позиций, все-таки потерпело фиаско, ступило на зыбкую грань разрушения. Граф вполне мог понять торжество владельца Уоттон-Холла. Понять… но не оправдать.

— Вам, наверное, известно, — продолжил граф, — что за время моего отсутствия замок совершенно опустел. Слуги сбежали, следить за порядком стало некому, и все пришло в ужасное запустение: пыль, грязь, разбитые стекла…

— Да, мне приходилось об этом слышать, — невнятно пробурчал лорд.

— Опустела и конюшня моего батюшки, все лошади, до единой, были распроданы. А ведь вы наверняка помните, как гордился граф Мейонский своими превосходными скакунами!

И снова Майклу показалось, что в глазах лорда промелькнула вспышка удовлетворенного тщеславия.

— Если вы откажете мне в помощи, мне придется отправиться в Лондон и просить милости у знакомых, которые… не знаю, помнят ли о моем существовании, — нас разделяют годы продолжительной разлуки…

Юноша вновь несколько секунд помолчал и добавил совсем тихо:

— Мне почему-то казалось, милорд, что близость наших имений и их постоянное соперничество зажжет в вашей душе искру понимания и сочувствия. В конце концов любой из нас мог попасть в эту ситуацию.

— И вы не ошиблись, граф, — ответил лорд Фрезер, — я, как никто другой, способен понять вас. С тех пор как вы отбыли в Индию, в окрестностях только и разговоров, что о вашем поместье.

Не ожидавший подобного ответа граф нахмурился.

Усилием воли он сдержал поднимающуюся в груди волну и промолчал, решив, что слова делу не помогут.

— Знаете, граф, с тем же успехом вы могли бы обратиться и к другим вашим соседям, — продолжал лорд Фрезер. — Взять хотя бы главного судью графства, прославившегося на весь Оксфордшир своей невероятной скаредностью. Одни его взносы в церковь не превышают стоимости лавки, на которой он сидит.

Шутка возымела действие, и граф от души рассмеялся.

— Не стоит забывать также и о сэре Уильяме Форрестере, — не унимался лорд. — Хотя интуиция подсказывает мне, что этот человек переживает сейчас далеко не самые лучшие времена. Его сын спустил львиную долю отцовского состояния в азартных играх, так что вряд ли он примет вас с распростертыми объятиями.

Слушая напыщенные словоизлияния лорда, граф пытался припомнить, кто же в их округе считается зажиточным человеком, однако все его усилия были тщетны.

Дело в том, что до поездки в Индию, его меньше всего занимали мысли о доходах своих соседей.

Майкл привык воспринимать людей по сути, а не по размеру туго набитых кошельков.

В кабинете снова повисла напряженная тишина, которую прервал взволнованный голос:

— Милорд, прошу вас, помогите… Дело не столько во мне, сколько в людях, что находятся на грани голодной смерти. Поверьте, не о себе я думаю в этот тревожный час.

Лорд Фрезер поднялся с кресла, повернулся лицом к камину и какое-то время безмолвно стоял, поглощенный, как видимо, раздиравшими его противоречивыми мыслями.

Лорд был невысокого роста, но в те тянувшиеся, словно вечность, минуты он показался графу ничуть не ниже величественной горы Гарриэт.

Не зря он когда-то покорял с наместником опасные горные вершины — то же самое приходилось делать и теперь, в обыденной жизни.

Только бы забыть о гордости! Все, что должно занимать его мысли и сердце, — это нужды простых людей, которые ничем не заслужили свалившихся на их головы бедствий.

Он безмолвно стоял, ожидая своей участи, а перед глазами вновь и вновь всплывали лица голодных деревенских детей.

Бледные, изможденные лица.

Граф пытался уверить себя, что происходящее в родном поместье не в силах сравниться с ужасами, которые ему и вице-королю пришлось лицезреть в Индии. Как он пытался! Одному Богу известно…

Бесполезно обманывать себя… Больнее всего сознавать, что не только стариков коснулось несчастье, но и ни в чем не повинных детей!..

Нет, он должен найти выход! Это не может более продолжаться…

Неимоверным усилием воли, запрятав поглубже оставшиеся крупицы гордости, граф сдавленно произнес:

— Прошу вас, милорд, помогите. Кроме вас мне некуда идти. Ни одной живой души, способной помочь…

В этот момент, неожиданно для графа, голос обрел невероятную силу, исходившую из самых глубин его существа.

Во что бы то ни стало он должен спасти людей, которые всю жизнь отдали, добросовестно и самозабвенно служа его отцу, матери, деду…

Он должен спасти замок, землю И… себя.

Ни слова не промолвил лорд Фрезер.

Вместо этого он подошел к большому деревянному столу и вытащил из верхнего ящика какую-то карту.

В следующую секунду карта уже предстала взору удивленного графа.

Принявшись внимательно ее разглядывать, он обнаружил, что на старой потертой бумаге изображен подробный план расположения двух родовых имений.

Слева находился огромный участок его собственных земель, а справа — Уоттон-Холл, причем окружавшие поместье лорда две тысячи акров земли были жирно обведены карандашом.

Граф, которому впервые довелось ознакомиться со знаменитой картой, вызвавшей в свое время столько негодования еще со стороны его отца, решил, что лорд, должно быть, совсем недавно расширил пределы своего поместья.

Он окончательно в этом уверился, когда увидел, что в обрисованную территорию входят коттеджи, построенные незадолго до его путешествия в Индию.

— Я очертил границы не так давно, — наконец-то озвучил лорд Фрезер ход мыслей Майкла. — А сделал я это специально для того, чтобы разница между нашими землями сразу бросалась в глаза. Как видите, граф, наши родовые гнезда разделяет пресловутый лес, издревле являющийся камнем преткновения…

— Именно поэтому я и готов отдать этот лес в ваше полное владение, — ответил граф. — Это все, чем я вправе распорядиться; остальное согласно закону должно достаться моему сыну, которого я из-за своей бедности, вероятно, никогда не решусь произвести на свет…

В голосе графа прозвучала неприкрытая горечь. В то же самое время он жестоко презирал себя за то, что чуть ли не на коленях вымаливает помощь у человека, далекого от понимания и сочувствия.

Лорд сейчас, конечно же, торжествует… Это и понятно — впервые сын его заклятого врага, врага дерзкого и упрямого, полностью находится в его власти. Уоттон-Холл не помнит на своем веку коленопреклоненных соседей…

А граф, в который раз с болью в сердце представил, как бы вышел из подобной ситуации вице-король.

Пустив в ход все свое очарование, тот наверняка не растерял бы ни капли драгоценной чести и естественного дружелюбия.

Неожиданно для себя граф промолвил:

— Милорд, а что, если мы сплотим наши силы? Я имею в виду не столько конкретную ситуацию, сколько возможное будущее…

— Вот-вот. Вы читаете мои мысли, граф, — откликнулся лорд. — Уже несколько лет я обдумываю все «за» и «против» нашего сотрудничества.

— В чем же оно может заключаться? — полюбопытствовал граф.

— Ни много ни мало в объединении наших родовых имений, которые, если не ошибаюсь, вкупе составят около восьми тысяч акров.

— Объединении?! — вскричал граф, не веря своим ушам.

В голове его при этом мелькнула мысль, что выглядит он, должно быть, ужасно глупо.

Да его покойный отец скорее бы согласился полететь на Луну, чем объединить владения с ненавистным лордом Фрезером.

Он терпеть не мог этого человека и свято верил в собственную правоту, не собираясь уступать ни пяди земли, не говоря уже о лесе.

Хотя то, что касается леса, — дело решенное. Пусть забирает себе все до последнего акра, только бы спасти ни в чем не повинных голодных стариков и детей.

Да отдай он намного больше, совесть не мучила бы его душу и тогда, ведь только правое дело толкало графа на столь решительный поступок.

— Начнем мы с двадцати пяти тысяч фунтов, — вкрадчиво произнес лорд Фрезер, делая акцент на каждом слове. — Я даю вам эту сумму, а вы немедленно начинаете приводить в порядок ту жуткую неразбериху, которую развел ваш любимый дядя.

От изумления граф напрягся, как туго натянутая струна, и только через несколько секунд с шумом втянул в грудь воздух.

Сначала ему пришло в голову, что он ослышался, как-то неверно понял сказанное лордом.

Тот, однако, продолжал, развеивая набежавшие сомнения:

— В случае если данной суммы не хватит на восстановление поместья, выплаты жалованья людям и на другие нужды, вы немедленно получите еще двадцать пять тысяч, кои потратите по своему усмотрению.

— Я не могу понять… — начал было граф, однако лорд Фрезер не дал ему договорить.

Он торжественно поднял правую руку и произнес:

— Этот, безусловно, щедрый подарок я предлагаю при одном маленьком условии — вы возьмете в жены мою дочь.