Глава седьмая

Поднявшись в свою комнату, чтобы одеться к обеду, граф подумал о том, каким длинным получился день.

Так много всего случилось, и о столь многом еще предстоит подумать.

После завтрака они вдвоем совершили прогулку на новых, недавно купленных у Тайлера лошадях.

Ему хотелось поскорее изгнать из ее памяти события двухдневной давности, и покупка показалась неплохим средством отвлечься.

Кроме того, и лошади должны были с самого начала понять, кто их хозяева.

Они заехали довольно далеко от замка, и графу казалось, что окрестности никогда еще не выглядели такими красивыми.

Солнце позолотило кроны деревьев, а поля стали похожими на многоцветный ковер.

Приближалось время уборки урожая, но эти заботы были еще впереди.

Ночью, перед рассветом, прошел дождь, на траве лежали капли росы, вода в реке поднялась под самые берега.

Когда они повернулись к дому, Анселла сказала:

— Чудесная поездка, и я в полном восторге от лошадей. А вы ими довольны?

— Вполне, — ответил граф. — Они стоят потраченных денег. До последнего пенни.

— Я тоже так думаю. Вообще мне кажется, что люди ошибаются, когда слишком беспокоятся из-за денег.

Граф согласно кивнул, хотя и знал, что деньги будут постоянной проблемой до тех пор, пока он не рассчитается полностью с лордом Фрезером.

Разумеется, он не забывал и о том, что отец Анселлы может так и не оправиться от удара.

С другой стороны, что бы ни говорил констебль, лорду не было еще и шестидесяти, а потому он мог прожить еще неопределенно долго.

Мысли о деньгах угнетали, и граф постарался отогнать их и занять себя размышлениями о чем-то более приятном.

Когда они приблизились к замку, Анселла сказала:

— Не знаю, понадоблюсь ли я вам во второй половине дня, но миссис Шеферд попросила меня съездить с ней в Оксфорд за новыми простынями.

Граф не ответил, и она поспешно добавила:

— Конечно, миссис Шеферд может сделать покупки одна. Но я подумала… Вы же хотели, чтобы я всем интересовалась.

— Разумеется, вам надо поехать, — заметил граф. — Прекрасная мысль. Я распоряжусь заложить карету. Полагаю, вам не потребуется много времени.

— Я возвращусь к вечернему чаю. Уверена, у вас найдутся какие-нибудь важные дела.

— Дел хватает.

После ленча он проводил Анселлу и миссис Шеферд к уже приготовленной карете.

Когда женщины уехали, граф решил, что у него появилась отличная возможность получше узнать о том, как обстоят дела в Уоттон-Холле.

Будь жена дома, ему было бы довольно трудно скрыть от нее маршрут поездки.

Более того, Анселла наверняка настояла бы на том, чтобы отправиться в родительский дом вместе с ним.

Он по-прежнему полагал, что известие о тяжелом состоянии лорда Фрезера расстроило бы ее.

Чем меньше она будет думать о нем, вспоминать о том, как он обращался с нею, тем лучше.

Теперь в ее жизни существовали другие приоритеты.

«Она такая переменчивая, — размышлял граф. — И вместе с тем каждый день пребывание здесь делает ее еще более красивой и желанной».

Он думал о ней всю предыдущую ночь и лишь под утро смог уснуть.

Эта нынешняя любовь отличалась от того, что он чувствовал к другим женщинам, к тем, которыми увлекался в Индии и еще раньше в Лондоне.

Там его влекло желание, бурное, страстное, дававшее острое наслаждение.

Но длилось оно недолго.

Желание гасло, как пламя костра.

После него оставался остывающий пепел и ни малейшего яркого воспоминания. Ничего, что заставляло бы вспомнить о них еще раз.

Чувства к Анселле были другими.

Ему хотелось защищать и оберегать ее, сделать так, чтобы страх больше никогда не поселялся в ее сердце.

Ему хотелось сделать ее частью его самого.

Он знал — это любовь, та самая любовь, к которой с испокон веков стремится каждый.

«Я люблю ее», — подумал граф, выезжая из конюшни.

Его путь лежал через поля, к Монкс Буду, который всегда казался ему одним из самых красивых виденных им когда-либо мест.

Графа окружили деревья, высокие и старые, ели и березы, которые он помнил еще с детства.

Посреди леса лежало озеро, всегда казавшееся ему волшебным, исполненным какой-то магической силы.

Звездочка мягко ступала по узкой тропинке, а из кустов доносился шорох потревоженных человеком кроликов.

Над головой попискивали маленькие рыжие белки, бойко перескакивающие с ветки на ветку.

За лесом начиналась земля лорда Фрезера, непохожая на его собственные владения.

Здесь все было ухоженное, все свидетельствовало о заботе и внимании, все росло, благоухало и цвело.

Граф увидел аккуратно подстриженные кустарники, цветущие сады. И при этом, подъезжая к дому, он невольно напрягся, как будто нависшая над имением тень владельца коснулась и его самого.

У ворот дома графа уже ожидал грум, взявший на себя заботу о Звездочке.

Гость вошел в холл.

— Я хочу, — сказал он, — видеть мистера Баррета, если это возможно.

Мистер Баррет был секретарем лорда Фрезера.

На нем также лежала ответственность за управление поместьем.

Лорд Фрезер редко доверял кому-либо, кроме себя самого. А потому и в управляющем видел не столько помощника, сколько помеху.

Мастер Баррет был средних лет мужчиной с несколько обеспокоенным выражением на совершенно непримечательном лице.

Он поспешно вошел в кабинет, куда дворецкий уже проводил гостя.

— Я ждал вас, милорд, и надеялся, что вы нанесете визит.

— Я приехал, как только смог, — ответил граф, — как чувствует себя его светлость?

Мистер Баррет покачал головой.

— Все еще без сознания. Приезжавшие утром врачи не смогли ничего сделать.

— Как вы считаете, он скоро поправится?

Вопрос имел для графа большое значение, и ему хотелось получить на него правдивый ответ.

Секретарь оглянулся, как будто опасался, что их подслушивают.

Затем, понизив голос, сказал:

— Если ваша светлость желает услышать мое мнение, то полагаю, шансов на выздоровление очень мало.

Граф вскинул брови.

— А что говорят врачи?

— Поначалу пытались внушить оптимизм, но сейчас склоняются к тому, что даже если к его светлости и вернется сознание, он едва ли останется вполне нормален и вряд ли сохранит здравый ум.

— Жаль. Очень жаль.

Граф, конечно, не испытывал ни малейшей жалости. Но придерживался требований вежливости.

Усевшись в кресло, он указал мистеру Баррету на второе, стоявшее напротив.

— Нам с вами, мистер Баррет, нужно обсудить кое-что. Если его светлость проболеет еще долго или будет не совсем в здравом рассудке, кто станет управлять поместьем?

— Я думал об этом, милорд, — осторожно сказал секретарь, — и считаю, что этим человеком будете вы.

Граф ожидал именно такого ответа. Но все же несколько удивился, услышав слова Баррета.

— Дело в том, — поспешно продолжал секретарь, — что я видел завещание его светлости. Полагаю, вашей светлости известно, что лорд оставил все своей дочери. Но трудно предположить, что мисс Анселла, как я всегда называл ее, в действительности возьмет на себя столь нелегкий труд, тем более что она замужем за вашей светлостью.

— Думаю, мы могли бы заниматься этим вместе с вами, — медленно сказал граф.

В глазах мистера Баррета появилось испуганное, настороженное выражение.

Секретарь опасался, что если поместье перейдет к зятю лорда, то он может отказаться от его услуг.

— Вам придется рассказать мне, — продолжал граф, — что именно требуется сделать. Вы, конечно, понимаете, что я плохо знаю поместье его светлости и не посвящен в его дела.

Немного помолчав, он добавил:

— Сегодня утром я уже обратил внимание на то, что поля хорошо обрабатываются, с этим все в порядке.

— Его светлость очень строгий хозяин, — ответил мистер Баррет, — и он во всем требовал совершенства. Он очень сердился, если что-то было не так.

Судя по тому, как говорил секретарь, граф уже понял, что его собеседник страдал от грубой требовательности хозяина поместья почти так же, как Анселла. Возможно, лорд Фрезер разве что не поднимал на него руку.

Ясно было одно: если состояние лорда Фрезера действительно настолько плохо, как считали врачи, то он больше не сможет запугивать ни Баррета, ни кого бы то ни было еще, а самое главное, свою дочь.

— Я хотел бы увидеть его светлость лорда Фрезера, — сказал граф, — но прежде мне нужно узнать, есть ли какие-то новости из полиции относительно напавших на него грабителей.

— Да, ваша светлость, мне следовало рассказать вам об этом с самого начала, — поспешно ответил секретарь. — Сегодня утром сюда приезжал офицер полиции. Он сообщил, что человек, застреленный его светлостью, работал прежде младшим клерком у адвокатов Мейфилда, Мидоу и Бойда.

Граф не смог скрыть удивления.

— Это же мои адвокаты!

— Я так и подумал, — сказал Баррет. — Лорд Фрезер также прибегал к их услугам.

Теперь граф понял, как грабители раздобыли его чек и даже подготовили документ к подписи.

Возможно, они рассчитывали проделать такой же трюк и с отцом Анселлы.

— Второй негодяй, раненный его светлостью, — продолжал мистер Баррет, — еще жив, но, по словам врачей, вряд ли протянет долго. Что касается третьего, то он содержится в тюрьме.

— Что ж, с ними по крайней мере покончено, — заметил граф.

— Полицейский также сказал мне, — добавил секретарь, — что они ограбили довольно много лавок в Оксфорде, и их ищут уже давно.

Оставалось лишь надеяться на то, что если третий разбойник предстанет перед судом, то на процессе не будет упомянуто ни о нем, ни об Анселле, и как можно меньше о лорде Фрезере.

На все это требовалось время.

Пока ничто не заставляло графа спешить с сообщением жене известия о болезни ее отца.

Мистер Баррет с готовностью предложил ознакомить гостя с расходной книгой и ввести в курс дел имения.

Граф согласился скорее для того, чтобы сделать секретарю приятное, но сначала попросил проводить его к лорду Фрезеру.

Его провели по лестнице наверх, в большую, богато обставленную спальню, где на огромной, закрытой бархатными шторами кровати лежал лорд Фрезер.

Неподвижный, с закрытыми глазами, находившийся без сознания, он казался не столь мрачным и неприятным, как тогда, когда пребывал в полном здравии.

Губы его были плотно сжаты.

В лице по-прежнему сохранялось что-то зловещее и жестокое.

Дежуривший у постели хозяина слуга поднялся и негромко сказал, обращаясь к гостю:

— Уверяю, ваша светлость, я сделал все возможное, но он остается в таком состоянии с того момента, как его принесли сюда. Не шевелится, не говорит.

Судя по тону голоса и выражению лица слуги, тот тоже боялся хозяина и сейчас опасался, что его могут обвинить в пренебрежении своими обязанностями.

— Не сомневаюсь, что вас не в чем упрекнуть, — успокоил его граф. — После такого удара человек, будь то мужчина или женщина, может очень долгое время оставаться в подобном состоянии.

Он вспомнил, что сестра его матери, перенесшая удар, пролежала целый год, прежде чем умерла.

— Ничего больше мы сделать не можем, — сказал слуга.

В его голосе по-прежнему слышались нотки страха.

Желая подбодрить несчастного, граф заметил:

— Я вижу, что и его светлости, и врачам повезло, что о больном заботится такой преданный и внимательный человек, как вы.

Заметно успокоенный словами гостя, слуга поспешил распахнуть перед ним двери спальни.

Провожая графа, он сказал:

— Благодарю вас за доброту, милорд. Если я могу сделать что-то для вас или ее светлости, я всегда к вашим услугам.

— Благодарю вас.

Спускаясь по лестнице, граф думал о том, как хорошо, что ни он сам, ни Анселла не живут в этом доме.

Если бы она находилась здесь одна, то наверняка пребывала бы в смятении и страхе, боясь, что если отец поправится, то возложит на нее ответственность за случившееся с ним.

Замок пронизывала мрачная атмосфера потаенного ужаса.

Лорд Фрезер создал обстановку, достойную его самого.

Все, что было неприятного в этом человеке, словно заражало сам воздух дома.

Комнаты как будто пропитались жестокостью, ставшей неотъемлемой чертой характера лорда Фрезера.

Выйдя на свежий воздух, граф облегченно вздохнул, покинув столь неприятное место.

Спеша сделать это, он даже забыл о сопровождавшем его мистере Баррете.

Секретарь догнал гостя уже на ступеньках и, явно нервничая, сказал:

— Я приготовил все документы для вашей светлости и хотел бы, чтобы вы взглянули на них.

Пришлось вернуться в кабинет, проверить расходную книгу, содержавшуюся в образцовом порядке, и поздравить мистера Баррета.

К счастью, дела не отняли много времени.

— Вы делаете все отлично, и я хочу, чтобы управление поместьем по-прежнему находилось в ваших руках. Поэтому не присылайте за мной, если в этом не будет крайней необходимости.

Видя, что секретарь удивлен его словами, граф объяснил:

— Сказать по правде, и это я говорю только вам, ее светлость, еще не знает о болезни отца. Мне не хочется, чтобы она приезжала сюда, посчитав, что к тому ее обязывает долг дочери.

Удивление мистера Баррета усилилось еще больше.

— Вы, конечно, знаете, как ваш хозяин относился к своей дочери, как обращался с ней и как она боится его.

— Да! Да, милорд, — пробормотал секретарь, — мы все знали это, но ничего не могли поделать.

— Конечно, нет! — ответил граф. — Но сейчас мисс Анселла, моя жена, и я не намерен подвергать ее каким-либо испытаниям. Я не позволю, чтобы ее запугивал собственный отец.

Он говорил твердо, рассчитывая, что мистер Баррет поймет его.

— Вот почему я хочу, чтобы вы посылали за мной только в случае крайней необходимости и как можно меньше распространялись о состоянии здоровья его светлости за пределами этого дома. Плохие известия, как вы знаете, разносятся быстро, а я не желаю, чтобы какие-либо дурные новости достигали ушей ее светлости.

— Понимаю, — сказал секретарь, — и обещаю вам, милорд, что передам эти указания и другим людям. Уверяю вас, все будут держать язык за зубами.

— Спасибо, Баррет, именно это от вас и требуется. Исполните все наилучшим образом. Надеюсь, я могу доверять вам.

Преисполненный благодарностью за выказанное доверие, секретарь поклонился и отступил к двери.

Пожав Баррету на прощание руку, граф вышел во двор, вскочил в седло и еще раз кивнул почтенному секретарю.

Выезжая за ворота, он думал о том, что теперь по крайней мере один человек в Уоттон-Холле будет счастлив.

Вместо того чтобы возвращаться домой через Монкс Вуд, граф решил проехать по деревне.

Ему хотелось посмотреть, начали ли люди чинить крыши и красить стены домов.

Увиденное не разочаровало его.

Многие из жителей селения занимались именно тем, чем он попросил их заняться.

Граф решил, что пройдет еще немного времени, и деревня снова будет выглядеть так, как и во времена его отца.

Он уже доехал до конца селения, когда заметил у ворот одного из домов знакомую карету, на козлах которой сидел Уикс.

Оставив Звездочку на попечение конюха, граф зашагал по мощенной камнем дорожке.

Дверь была открыта, из комнаты доносились голоса, и он вошел, не постучав.

Анселла стояла с ребенком на руках и не сразу заметила вошедшего мужа.

На ней было летнее платье цвета весенней листвы. Она прижимала к груди завернутого в шаль младенца.

Ласковое выражение глаз и лица делало Анселлу похожей на Богоматерь с Христом-младенцем на руках.

Окружающий мир словно застыл в неподвижности.

В этот миг граф понял, что нашел наконец то, чего хотел и к чему стремился.

Теперь он знал, что когда-нибудь придет день, и его жена, такая же прекрасная, как в этот момент, будет держать на руках их сына.

Сидевшая рядом с пожилой женщиной миссис Шеферд подняла голову и увидела графа.

— Ваша светлость! — воскликнула она и поспешила подняться с кровати.

Анселла оглянулась и улыбнулась.

— Позвольте представить вашей светлости первого новорожденного, появившегося на свет после вашего возвращения из Индии. Его мать будет счастлива, если вы согласитесь стать крестным отцом малыша.

— Конечно, — ответил граф, — но только с условием, что вы станете его крестной матерью.

Анселла звонко рассмеялась:

— Буду рада.

Она отошла к двери, которая, как знал граф, вела в спальню.

Граф поздоровался за руку с женщиной, которая была, как он понял, бабушкой новорожденного.

— Мы все так рады, что вы вернулись, милорд, — сказала она. — Мы все благодарим Господа, что вы снова с нами…

Он поспешил остановить поток ее благодарностей:

— Вы должны радоваться появлению внука. Это ведь ваш первый?

— Нет, уже четвертый, — ответила женщина. — Мы все надеемся, что ваша светлость откроет в деревне школу.

— Строительство начнется в самое ближайшее время, — уверил ее граф.

Он и сам удивился прозвучавшей в его словах твердости. И только тогда до него вдруг дошло, что если лорд Фрезер умрет или уже не оправится от постигшего его удара, то в распоряжении Анселлы окажется все огромное состояние.

Несомненно, она захочет, чтобы он построил школу не только в этой деревне, но и в других, соседних.

По пути из Уоттон-Холла граф размышлял о том, как наладить управление поместьем.

Теперь ему стало ясно, что отныне денег будет хватать на нужды обоих поместий и всех, кто в них живет.

Где-то в глубине сознания шевельнулась неприятная мысль о том, что он пользуется тяжелым положением лорда Фрезера в собственных интересах.

Граф тут же отбросил эту мысль. Раз уж так получилось, то первыми перемену к лучшему должны почувствовать те, кто преданно служил ему.

А что может быть важнее, если не забота о детях? Пусть они будут сыты и получат возможность учиться.

Из спальни вышла улыбающаяся Анселла.

— Мать малыша благодарит вас от всего сердца, — сказала она мужу, — а что касается крещения, то мы устроим его через две или три недели.

Супруги попрощались с пожилой женщиной и вышли.

На улице граф остановился, чтобы поговорить с работавшими у своих домов мужчинами.

— Вы не думаете, что когда работы будут закончены, мы могли бы устроить для них праздник? — спросила Анселла.

— Отличная мысль, — согласился он, — а заодно отпразднуем и нашу свадьбу.

Девушка бросила на него благодарный взгляд. Граф заметил, как зарумянились ее щеки.

Анселла отвела глаза и ничего не сказала. Интересно, размышлял он, о чем она думает. «Она непременно должна полюбить меня».

Нельзя допустить, чтобы Анселла боялась его. Испугавшись, она может отвернуться от него навсегда.

Граф вспомнил слова вице-короля, советовавшего быть терпеливым и ждать удобного момента, который обязательно придет.

— Надеюсь, ожидание не окажется слишком долгим, — пробормотал он.

В замок граф возвратился почти одновременно с каретой, в которой сидели Анселла и миссис Шеферд.

Поднимаясь вслед за женой по ступенькам, он едва удержался от того, чтобы не заключить ее в свои объятия.

— Вам пора принять ванну, — сказала Анселла, когда они достигли двери. — Вы поступили очень благородно, когда согласились стать крестным отцом ребенка. Он был такой маленький и такой хорошенький, что мне хотелось оставить его себе.

Графа так и тянуло сказать, что он мог бы помочь ей обзавестись собственным ребенком.

Но вслух он произнес другое:

— Мне понравилось ваше предложение устроить праздник и, конечно, в таком случае не обойтись без фейерверка.

— Детишки будут в восторге, — сказала Анселла и, слегка замявшись, добавила: — И я тоже.

— Тогда вы получите самый большой и самый лучший из фейерверков, — пообещал граф.

— Вот и осуществится еще одна моя мечта. Я много раз просила отца устроить фейерверк, но он всегда отказывал мне в этой просьбе. Наверное, просто потому, что мне этого хотелось.

Обсуждать поведение лорда Фрезера у графа не было ни малейшего желания, поэтому он поспешно сменил тему.

Затем они разошлись по своим комнатам.

Пребывая в наилучшем расположении духа, Анселла переоделась в самое красивое из имевшихся у нее платьев, видеть которое графу еще не доводилось.

Когда она через некоторое время сошла вниз, он восхищенно замер, не находя подходящих слов.

Видя, что муж молчит, Анселла сказала:

— Я надела это платье для того, чтобы порадовать вас. Что-то не так?

— Все так. — Граф обрел наконец голос. — Вы выглядите чудесно, вы такая… эфемерная.

— Что это означает?

— Это означает, что вы можете исчезнуть, раствориться в облаке или озере, и тогда я вас потеряю навсегда.

Анселла рассмеялась:

— Не потеряете. Я так счастлива оттого, что нахожусь здесь, с вами. Это так прекрасно, так ново, так удивительно — делать то, что мне никогда раньше не дозволялось, например, посещать других людей, быть первой, кому суждено увидеть новорожденного.

Ее слова вызвали у графа искреннее умиление. Какая еще женщина радовалась бы так искренне рождению чужого ребенка?

Можно представить, как счастлива была бы Анселла, имея собственного сына.

По пути в столовую он еще раз попросил Бога, чтобы ждать не пришлось слишком долго.

И все же выражение глаз Анселлы, когда она говорила об этом, было не вполне таким, какое ему хотелось бы видеть.

Они обсудили то, что еще надо сделать в деревне в ближайшее время, кроме строительства школы.

Но разговор снова и снова возвращался к ребенку.

— Он не может просто получить ваше имя, — сказала Анселла. — Нам нужно дать ему и второе имя. Для важности.

Граф предложил несколько смешных имен, в том числе индийских, вызвавших у его жены веселый смех.

Обед закончился, и они вместе перешли в гостиную.

Комната выглядела совершенно по-другому, чем тогда, когда он увидел ее впервые.

Желая угодить молодой хозяйке, Коснат собрал все, какие только мог, цветы и расставил их в вазы.

Недавно расцветшие первые розы и жимолость наполнили воздух своим упоительным, сладким ароматом.

Граф сообщил Анселле, что на следующий день договорится о возвращении семейных портретов.

На время ремонта галереи их сдали на хранение в Оксфорд. Дверь открылась, и в комнату вошел Марлоу.

Он нес серебряный поднос, на котором лежало письмо.

— Принесли из деревни, милорд, — сообщил слуга, протягивая поднос хозяину. — Почтальон хотел доставить его завтра, с утра, ранней почтой, но потом понял, что оно из Америки, и решил поспешить.

— Весьма любезно с его стороны, — ответил граф. — Передайте ему мою благодарность и, конечно, угостите стаканчиком, если он еще не ушел.

Марлоу улыбнулся:

— Я предположил, что ваша светлость обязательно распорядится об этом, и потому уже угостил его стаканом пива.

— Хорошо. — Граф одобрительно кивнул.

Он уже знал, что в замок доставили бочку пива. Таким образом, миссис Марлоу отреагировала на его разрешение заказать все, что нужно.

Появление на столе за обедом прекрасного белого вина, принесенного Марлоу, не вызвало каких-либо комментариев.

Точно такое же вино всегда закупал у виноторговца в Оксфорде его отец.

Когда дворецкий вышел из комнаты, граф повернулся к жене.

— Марлоу очень предусмотрителен.

— Он заботится о вас, как и все остальные, — сказала Анселла. — Это очень трогательно.

Она не упомянула о том, подумал граф, что в Уоттон-Холле никто бы не осмелился заказать что-то без разрешения ее отца. Даже самое необходимое.

Граф знал, что в глазах Марлоу и его жены он все еще остается маленьким мальчиком.

Они считали, что за ним нужно присматривать, о нем нужно заботиться и думали обо всем сами, опережая его распоряжения.

Действительно трогательно. И хорошо, что Анселла это заметила.

Он взглянул на письмо, которое держал в руке, и увидел, что оно и впрямь из Америки.

Неужели от дяди?

Ему не верилось в это, но он не знал никого, кто мог бы писать ему из Америки.

Если письмо от дяди, то вряд ли в нем содержатся хорошие новости, а графу не хотелось портить себе настроение. Обед с Анселлой доставил ему огромное удовольствие. Она выглядела такой красивой в летнем платье, что он испытал замешательство, не зная, стоит ли читать послание именно сейчас.

Что же могло случиться?

Если дядя Бэзил все же решил связаться с ним, то причина должна быть достаточно веская.

Неужели он уже успел растратить все прихваченные с собой деньги?

Или продолжал заниматься в Америке тем, чем занимался и в Англии?

Может быть, он попал в тюрьму и нуждается в помощи, или ему угрожают воры и шантажисты?

Вероятно, эти беспокойные мысли как-то отразились на его лице, потому что Анселла воскликнула:

— Что с вами? Вы чем-то встревожены? Что вас так огорчило?

— Нет, ничего, — ответил граф. — Всего лишь дурные предчувствия.

— Из-за этого письма? Оно ведь из Америки, да? О, Майкл, вы же не думаете, что этот ваш ужасный дядя хочет получить от вас что-то еще?

— Пока не знаю, — сказал граф. — Но если бы в камине горел огонь, я предпочел бы бросить в него это послание, не читая.

— Нет, это было бы ошибкой, — быстро заметила Анселла.

— Почему? — полюбопытствовал граф.

— Потому что тогда вы до конца жизни терзались бы, раздумывая над тем, что было в письме. Возможно, оно содержит не плохие, а хорошие известия.

— Последнее крайне маловероятно, — заметил он. — Но, конечно, вы правы. Нужно набраться смелости, как сделали вчера вы, и открыть конверт.

— Я набралась смелости только потому, что хотела спасти вас.

— И вам это удалось, — с улыбкой сказал граф. — Если бы не вы, мы могли бы просидеть там всю ночь, до утра, замерзшие и голодные, пока кто-нибудь не увидел бы лошадей и не нашел бы нас.

— Теперь об этом лучше не думать, — заявила Анселла, — потому что ничего такого не случилось. Я уже никогда не пожалею о том, что уродилась худой, потому как благодаря этому сумела пролезть через окно. Отец постоянно упрекал меня в худобе, и я каждый день молилась о том, чтобы потолстеть. Но сколько бы я ни съедала картофеля и сладкого, моя талия никак не полнела.

— Большинство женщин многое бы отдали за то, чтобы выглядеть так, как вы, — с улыбкой заметил граф. — Многие из них в отчаянии отказываются от шоколада и глазированных пирожных и клюют пищу, как птички, сгорая от желания наброситься на еду, потому что боятся набрать вес.

— По крайней мере это мне не угрожает, так что одним беспокойством меньше. Вы ведь тоже много ездите верхом и не сидите на месте, а значит, как мне кажется, не задыхаетесь, поднимаясь по лестнице, и не страдаете одышкой.

Ее замечание доставило ему истинное удовольствие, и он даже улыбнулся.

— Хорошо, я согласен. Мы оба стройны, худы и смелы, а потому я открою это письмо. Если новости плохие, постараемся не расплакаться перед сном.

— Ненавижу вашего дядю! — выпалила Анселла. — Почему он огорчает нас именно тогда, когда мы так счастливы!

— А вы счастливы?

— Очень… очень счастлива, — ответила она. — Мне кажется, что ваш замок волшебный, что каждый, кто приходит сюда, попадает под действие магических чар, от которых хочется смеяться, танцевать и петь.

Графу стоило сделать над собой усилие, чтобы не протянуть ей руки. Он впервые слышал, чтобы она так говорила.

Ее слова вдохновили его.

— Это самый лучший из всех комплиментов, которых когда-либо удостаивался замок. Наверное, он поклонился бы вам, если бы только мог.

— Давайте верить в то, что если в письме и есть что-то дурное, то магия замка защитит нас!

С этими словами Анселла поднялась, подошла к столу и принесла нож для разрезания бумаги.

Это был не тот позолоченный нож, которым пользовался старый граф, а обычный, из простого металла.

Вероятно, дядя Бэзил прихватил прежний с собой или же продал кому-то.

Граф разрезал конверт и вынул исписанный лист бумаги.

В верхней части листа стоял штамп какой-то адвокатской конторы. Похоже, опасения подтверждались, и дядя оказался в беде.

Граф твердо сказал себе, что после всего содеянного Бэзилом Берном он не имеет перед ним никаких моральных обязательств, какими бы тяжелыми ни оказались сложившиеся обстоятельства.

Теперь ему ничего не оставалось, как прочесть письмо.

Анселла выжидающе смотрела на мужа.

Граф подумал, что она ждет услышать содержание послания или какие-то комментарии.

Уже первые прочитанные строчки заставили его как можно быстрее пробежать глазами остальное. И лишь дойдя до конца, граф отложил письмо в сторону и со вздохом сказал:

— Поверить не могу!

— Что случилось? — Анселла подалась вперед.

В ее голосе прорезалась нотка тревоги.

— Должно быть, мне все это снится. — Граф покачал головой. — Такого просто не бывает.

— Что он натворил? Вы… вы должны… сказать мне!

Граф снова взял в руки письмо.

— Письмо от адвокатской конторы в Далласе, штат Техас, — медленно начал он. — Они извещают меня, что мистер Бэзил упал с лошади, участвуя в родео.

— Несчастный случай?

— Если верить тому, что здесь написано, то Бэзил Берн сел на лошадь, не слушая предостережений знатоков, и был сброшен ею. В результате падения мой дядя сломал спину.

— Он умер, — прошептала Анселла.

— Да, он умер, — подтвердил граф.

Анселла молчала, и он добавил:

— Адвокаты были так добры, что установили, кто является главой семьи, и отыскали мой адрес. Согласно завещанию Бэзила Берна, я являюсь его наследником и вправе получить оставшиеся у него деньги и поместье, приобретенное им недавно в южной части Соединенных Штатов Америки.

— В Далласе?

— В Далласе, — подтвердил граф. — Оказывается, что незадолго до его смерти там обнаружили нефть.

Анселла молча смотрела на мужа.

— Вероятно, именно поэтому он как следует выпил и решил поучаствовать в родео.

— Но… но… он же… умер, — словно все еще не веря услышанному, прошептала Анселла.

— Умер. Теперь все, что он украл, будет возвращено мне, как только я обращусь с соответствующим заявлением. Адвокаты готовы выполнить все мои указания.

— Значит… вы вернете свои деньги? — едва слышно спросила Анселла.

— Мне трудно в это поверить, как, вероятно, и вам. Но я не только верну украденное у меня дядей, а это очень значительная сумма, но и вступлю во владение поместьем, которое после того, как на его землях была обнаружена нефть, оценивается очень дорого.

Он посмотрел на последнюю страницу и голосом, не похожим на свой собственный, произнес:

— По самым примерным оценкам его состояние достигает двух миллионов фунтов.

Ему показалось, что эти слова произнес кто-то другой. Граф еще раз взглянул на письмо, словно для того, чтобы удостовериться, что он не ошибся.

— Да, все так. Два миллиона фунтов!

Он не успел отвести глаз от листка бумаги, как Анселла вскрикнула, поднялась и, пройдя через комнату, вышла за дверь.

— Анселла! Куда вы?

Она не ответила.

Граф встал.

Дремавший у дивана Руфус тоже вскочил и бросился к выходу вслед за хозяйкой.

Растерянный граф пошел к двери.

— Анселла!

Ее не оказалось ни в холле, ни на лестнице.

Он повернулся и увидел, что спаниель бежит к дальнему концу длинного коридора.

Что бы это значило?

И тут его осенило. Граф быстро зашагал по коридору, потом, не выдержав, побежал.

Ему казалось, что чей-то голос шепчет ему на ухо, предупреждая о грозящей Анселле опасности.

Он добежал до двери, ведущей на башню. Дверь была распахнута настежь.

Он поспешно поднялся по спиральной лестнице. Дверь наверху тоже была открыта. Анселла стояла на другой стороне башни. Перегнувшись через зубчатую стену, она смотрела вниз, туда, где на дне рва темнела стоячая вода. С быстротой атлета граф преодолел разделявшее их расстояние и схватил жену за руку.

— Что вы делаете? Зачем пришли сюда? — требовательно спросил он.

Она попыталась оттолкнуть его.

— Вы… не остановите меня… я должна… умереть. Лучше… умереть, чем жить… без вас.

— Моя дорогая, о чем вы говорите? — удивленно спросил граф.

— Теперь… когда у вас… есть деньги… я не нужна вам… больше, — срывающимся голосом произнесла Анселла. — Может быть… вы даже отошлете меня… к отцу.

Граф сжал ее в объятиях.

— Как вы могли такое подумать? Это же глупость… абсурд. Почему вы оставили меня? Зачем поступили со мной так жестоко?

— Я… люблю… вас. Люблю… вас! — крикнула Анселла. — И скорее умру… чем буду жить… без вас.

Граф наклонился и нашел ее губы.

Поцелуй не был мягким и нежным, он обжигал огнем отчаяния, рожденным мыслью о том, что она могла броситься вниз и утонуть.

Он продолжал целовать ее до тех пор, пока не отстранился, чтобы сделать глоток воздуха.

И только тогда поднял голову.

— Как ты могла оставить меня?

— Потому что… я люблю… тебя, — сбивчиво ответила Анселла.

— И я люблю тебя.

— Ты… любишь… меня?

Вопрос прозвучал, как трель спрятавшейся в ветках птички.

— Я уже давно люблю тебя, моя дорогая, но я так боялся испугать тебя признанием, поэтому ждал. Ждал нетерпеливо, пока и ты полюбишь меня.

— Я люблю тебя… всем сердцем… всей душой. Я никогда не знала, что это такое — быть счастливой. Теперь я знаю.

— Мы будем очень счастливы вместе. У нас впереди такая долгая жизнь. Но, моя дорогая, ты должна доверять мне. Как ты могла подумать, что я позволю тебе вернуться к отцу?

— Ты не хотел… жениться на мне… — прошептала Анселла. — Тебе нужны были только деньги… те деньги, которые дал мой отец.

— Это было до того, как я увидел тебя, — ответил граф. — Сейчас я самый счастливый на свете человек, потому что нашел то, что ищут все мужчины.

— Ты имеешь в виду… любовь?

— Я говорю о самой совершенной из женщин. О тебе, моя бешеная. Для меня ты само совершенство, и я тоже люблю тебя всем сердцем и всей душой.

— О… Майкл.

Слезы струились по ее лицу, но то были слезы радости и счастья.

Только теперь граф понял, как, должно быть, страдала она, думая, что он женился на ней лишь из-за денег.

Когда он прочел ей письмо из Америки, она услышала голос судьбы, призывающей вернуться к отцу, стать жертвой его жестокости, обречь себя на вечное несчастье.

— О, моя драгоценная, обожаемая, дорогая женушка, теперь, когда я знаю, что ты любишь меня, мне надо так много сказать тебе, так многому научить. Здесь, на этой башне, а не где-нибудь еще, мы начинаем нашу настоящую жизнь как муж и жена.

Он снова поцеловал ее и, обняв за плечи, повел к двери. Они спустились по лестнице вниз, где граф остановился перед дверью, которой давно уже не пользовался.

Он повел ее не в караульную комнату, а в коридор, уходивший к спальням.

Руфус, прежде следовавший за ними, побежал вперед, словно показывая дорогу.

Графу подумалось, что если бы он не спас Анселлу, если бы она осуществила задуманное, то единственное, что осталось бы ему от нее, это спаниель.

Он провел жену в ее спальню.

— Завтра, моя дорогая, я переведу тебя в комнату моей матери. Она находится, как ты знаешь, рядом с моей комнатой. Теперь я точно знаю, что ты именно та женщина, которую я хотел бы видеть своей женой. Ты займешь в замке ее место и превратишь его в дом любви для всех, кто приходит сюда.

— О, Майкл, как же я смогу это сделать?

— Сможешь, — твердо ответил граф. — А сейчас, моя милая, я хочу, чтобы ты легла в постель.

— Я… не хочу… чтобы ты уходил, — ответила она, цепляясь за его рукав.

Он улыбнулся.

— Неужели ты думаешь, что я собираюсь оставить тебя? Я так желал тебя все эти ночи. Это было невыносимо. Мне хотелось прийти в твою комнату и сказать тебе обо всем. О том, как я люблю тебя.

— Почему же… почему ты не пришел? Я так ждала… мне казалось, что ты не хочешь… меня. Мне было так плохо. Я думала, что… тебе нужны только… только…

Граф приложил палец к ее губам.

— Ты никогда не закончишь это предложение, — сказал он. — Мы позабудем обо всех бедах и несчастьях, через которые нам пришлось пройти, и будем помнить только то, что ты спасла меня вчера, а я спас тебя сегодня. Мы спасли друг друга, потому что любим.

Анселла уткнулась лицом в его грудь, и граф нежно коснулся губами ее волос.

— Ступай в постель, моя дорогая. Я не могу держать тебя так долго.

Она подняла голову. Ее лицо сияло счастьем.

Граф вернулся в свою комнату и поспешно разделся.

Вторую дверь он оставил открытой на тот случай, если ей вздумается снова убежать на башню. Хотя теперь это казалось маловероятным.

Но все же он боялся, что потеряет этот удивительный, волшебный миг, а потому не рисковал.

Немного позже граф вернулся в ее комнату.

Все свечи, за исключением тех, что горели у кровати, были потушены.

Анселла развела шторы на окнах, чтобы были видны высыпавшие на небе звезды.

Мягкий свет луны заливал сад.

Он смотрела, как он приближается к ней. С распущенными, струящимися по плечам полосами, Анселла выглядела невероятно прекрасной, похожей на греческую богиню.

Он остановился у края кровати и сказал:

— Ты так чудесно красива, моя дорогая. Не могу поверить, что ты реальная, не снишься мне.

— Я… реальная. И я… люблю тебя.

— Как и я люблю тебя. Вот почему я так боюсь напугать тебя.

— Мне больше… не страшно, — ответила она. — Зачем мне бояться собственного мужа?

Граф снял халат, задул свечи и опустился на кровать.

Взяв ее в объятия, он сказал:

— Вот чего я так хотел, так страстно желал и чего боялся. Мне казалось, что ты не любишь меня и не позволишь прикоснуться к тебе.

— Я хотела, чтобы ты поцеловал меня, — прошептала Анселла, — но боялась, что ты любишь… кого-то еще.

— Никогда я не любил никого так, как люблю тебя. И никогда никого не полюблю.

С этими словами он поцеловал ее.

Анселла задрожала от охватившего ее восторга.

Он знал, что любовь унесет их в рай, туда, где они будут только вдвоем.

Он знал, что вечно будет благодарен ей за это.

— Я… люблю тебя, — прошептала Анселла, — ты такой… смелый… такой добрый и такой… замечательный.

— И я люблю тебя, моя прекрасная, обожаемая, невинная супруга.

Он поцеловал ее снова, и слова стали не нужны.

Они обрели любовь, и любовь наполнила окружавший их мир и все, что находилось далеко за его пределами.

Загрузка...