Полночи Ольга проплакала в подушку. Слезы беззвучно лились у нее из глаз. Она не хотела верить, что больше не увидит Мишеля. Им оставалось так мало дней быть вместе… Теперь эта идиотская полиция… И главное, что обидно — случилось все из-за какого-то пустяка, по глупости… Только под утро Ольга забылась тяжелым, болезненным сном.
А после занятий отправилась одна на авеню Монтень, в маленький переулок без названия. К счастью, Мишель успел назвать ей номер дома и квартиры Жаклин Кантарель. Ольга постаралась одеться так, чтобы не раздражать даму почтенного возраста. На ней был тот самый светло-зеленый костюм-сафари, который она надевала в первый день «на свидание с Парижем». Только кружевной футболке она предпочла на сей раз белую блузку. Волосы она собрала в пучок на затылке и обвязала его зеленоватым, в тон костюму, шифоновым платком.
— Куда это ты так разоделась? — спросила Натали, когда они ехали вместе до площади Гранд-Опера.
— Ну ты же знаешь, — не удержалась от ехидства Ольга, — в библиотеку.
— Ну-ну, — поджала губы Натали.
Ольга шагала по переулку, с отвращением глядя на низенькие домишки, которые вчера сыграли с Мишелем такую злую шутку. Наконец она поравнялась с домом номер десять. Это был двухэтажный особнячок на две семьи, с двумя отдельными входами. В одной из квартир, согласно табличке, проживала мадам Жаклин Кантарель со своей служанкой-домработницей мадемуазель Сантиной Боне. Она и открыла Ольге дверь. Ольга с удивлением увидела, что домработница — старая и очень худая негритянка. На ней было очень опрятное синее трикотажное платье, белый овальный передник и голубая шапочка, скрывающая волосы. Ольга вежливо обратилась к ней и спросила, дома ли мадам Кантарель.
— Мадам Кантарель дома, — любезно ответила негритянка, — но я не знаю, как мне вас представить.
— Дело в том, что мы еще незнакомы с мадам Кантарель… — сказала Ольга и поняла, что совершила ошибку. Служанка сразу изменилась в лице и закрыла перед ней дверь.
Через пять минут, когда Ольга стала раздумывать, уйти ли ей или попытаться добиться встречи с Жаклин Кантарель еще раз, дверь открылась, и на пороге появилась очень высокая и стройная пожилая дама в элегантном бежевом брючном костюме. Прическа ее представляла собой два небольших кренделька волос, взбитых над ушами, на носу сидели очки, а верхние веки почему-то были приклеены к бровям тоненькими полосками прозрачного пластыря. Это придавало ей надменный вид — как будто она смотрела на весь мир свысока.
— Здравствуйте, — поспешно поздоровалась Ольга. — Вы, наверное, мадам Жаклин Кантарель?
— Да, я Жаклин Кантарель, — сказала дама. — А кто будете вы, позвольте узнать? Насколько я поняла, вы ко мне по какому-то делу?
— Меня зовут Ольга. Ольга Коломиец. Я студентка из России. И я хотела бы вам кое-что показать, — Ольга дрожащими пальцами достала из сумочки коробку со слайдами, вставила один из них с изображением колье в «телевизор» и подала его хозяйке дома, которая так и стояла в дверях.
Жаклин Кантарель вынула из кармана другие очки, надела их и подняла «телевизор» к свету.
— Боже праведный! — только и воскликнула она. — Нашлось! Наконец-то оно нашлось! Проходите, проходите скорее, мадемуазель Ольга! Тина! — крикнула она в глубь дома. — Принеси нам, пожалуйста, кофе и тосты!
Ольга вошла в уютный холл и осмотрелась. Квартира мадам Жаклин была небольшой, но зато двухэтажной и с винтовой лестницей. Планировка, судя по всему, была обычной для европейского дома: на первом этаже располагалась гостиная и кухня, соединенные маленьким окошком, а наверху — библиотека, две спальни и ванная комната.
Хозяйка провела Ольгу в гостиную, где стояли рояль, низкая софа, небольшой овальный столик и два кресла. На белых стенах ничего не висело. Камин явно выполнял чисто декоративную роль: к решетке его была прислонена какая-то картина, изображающая морской прибой. Ольге очень понравились шторы на окнах. Они переливались, как перламутр, и свисали красивыми, искусно драпированными волнами. Жаклин усадила Ольгу в кресло, а сама степенно опустилась в другое.
— Скажите мне, вы своими глазами видели это колье? — взволнованным голосом начала мадам Жаклин. — И держали его в руках? — когда она говорила, на щеках ее появлялись ямочки.
— Да, конечно, — сказала Ольга и протянула ей остальные слайды.
«Только бы не перепутать и не показать ей чего-нибудь лишнего», — подумала она.
Мадам Жаклин рассмотрела остальные снимки и покачала головой.
— Оно удивительно, удивительно вам идет, — сказала она.
Служанка вошла в гостиную с подносом и расставила на столе кофе, горячие тосты и вазочку с фруктами. От кофе исходил манящий аромат.
— Тина, принеси мне шкатулку с бумагами, — попросила Жаклин молчаливую негритянку, и та направилась к лестнице. Затем хозяйка снова обратилась к Ольге:
— Скажите мне, милочка, — она опустила глаза под очками, — откуда оно у вас?
— Мне дала его моя бабушка, — ответила Ольга, — и сказала, что оно передавалось уже два столетия в нашем роду по женской линии.
— Тогда почему же колье передалось вам не от матери?
— Бабушка сказала, что после революции… — и Ольга принялась рассказывать мадам Жаклин всю историю, которую узнала от бабушки Капитолины.
— А вы не знаете, как звали вашу прапрабабку? — спросила мадам Жаклин, когда Ольга закончила.
В это время Тина Боне внесла изящную, инкрустированную перламутром шкатулку на гнутых ножках и поставила ее на стол. Мадам Жаклин достала из нее небольшую пожелтевшую книжечку и открыла ее.
К своему стыду, Ольга не знала, как зовут ее прапрабабушку. Единственное, что она помнила, — это что мать Капули и ее родной бабушки Клары звали Мария. В их семье не принято было обсуждать родословную.
— Нет, не знаю, — ответила она и поставила чашку с кофе на блюдечко.
— Так вот, если все так, как вы говорите, то вашу прапрабабку звали тоже Ольга, как и вас. Она была последней из владелиц колье, кто записан в этом реестре… Взгляните… — И она подала Ольге книжку.
Та бережно взяла ее. На хрупких, желтых от времени страничках теснились имена — русские и французские. Некоторые были написаны неразборчиво. Неужели среди них есть имя Ольга?
Мадам Жаклин извлекла со дна шкатулки маленькую медную коробочку, очень похожую на ту, в которой хранилось колье. Ольга заметила, что глаза ее при этом увлажнились. Она открыла коробочку и достала перстень, украшенный точно такой же бриллиантовой бабочкой, что была у Ольги, только поменьше.
— Вот и сам перстень, — сказала она печально, — только мне, к сожалению, некому его передать.
Жаклин вздохнула и убрала перстень обратно в коробочку.
— У нас с Николя не было детей, — продолжала она. — Николя — это мой муж, он умер десять лет назад. Еще у меня был старший брат, Жан… Но его двух мальчиков убили на войне. Больше мне ждать наследников неоткуда. Было время — мы хотели взять приемную дочь, но доктора отговорили меня, учитывая мое слабое здоровье. Поэтому я решила: пусть перстень полежит у меня, а потом, когда я умру, мой душеприказчик передаст его в музей Жозефа-Луи Тибо в Сен-Леонаре…
Ольга слушала ее, раскрыв глаза. Только сейчас до нее начало доходить, что перед ней сидит женщина, в жилах которой течет частичка той же крови, что и в ее. Старушку Жаклин будто одновременно пронзила та же самая мысль.
— Так вы говорите, вы студентка, мадемуазель… О, если можно, я буду называть вас просто Ольга?
— Конечно! — воскликнула Ольга.
— А вы тогда зовите меня тетушка Жаклин, хорошо?
— Хорошо.
— И что же вы изучаете, Ольга? — спросила Жаклин, слегка склонив голову набок.
— Сейчас я стажируюсь в Сорбонне, — стараясь не показывать своей гордости, ответила Ольга. — Изучаю французский язык и литературу.
— А у себя в России вы скоро заканчиваете университет?
— Нет, мне еще осталось учиться два года.
Тетушка Жаклин покачала головой.
— И нравится вам в Париже? — спросила она.
— Да, конечно, очень нравится! — искренне ответила Ольга.
— Так, может, вам стоит попросить политического убежища? — вдруг выпалила Жаклин. — Я помогу вам с жильем и с работой в Париже… Я знаю, многие ваши соотечественники поступают так, и им идут навстречу…
Ольга даже слегка втянула голову в плечи, когда услышала ее слова. Ей показалось, что стены здесь имеют уши и теперь те, кому надо, будут знать о предложении мадам Кантарель. Ей стало страшно.
— Но я… — нерешительно начала она, боясь обидеть свою новую знакомую. — Я не могу остаться здесь. У меня в России мама, младшие брат с сестрой… Нет, я не могу… И потом, я еще не закончила университет… Это было бы нечестно, мне оказали такое доверие, послали сюда учиться как лучшую студентку, а я вдруг так всех подведу… Надеюсь, вы понимаете меня… — поспешно добавила Ольга.
Мадам Жаклин глубоко задумалась.
— Может быть, вы и правы, — сказала, наконец, она, — только мне очень жаль, что наши бабочки разлетелись по свету и никак не соберутся все вместе. Теперь, может быть, им уже никогда не суждено собраться…
Ольга подняла на нее сверкающие черные глаза.
— А вам так и не удалось напасть на след третьего предмета — сережек? — спросила она.
Тетушка Жаклин глубоко вздохнула и поправила крендельки волос над ушами. Только сейчас Ольга заметила, какая у нее длинная красивая шея.
— Все говорит за то, что сережки пропали во время войны. Что уж с ними произошло — украли их или потеряли, — это останется тайной. Вот, читайте, последняя владелица сережек Мадлен Пуатье. И дальше все обрывается…
— А вы не пробовали писать в газету? Или подавать в розыск?
— Конечно, пробовала. Я искала Мадлен Пуатье, но никто не откликнулся. — Мадам Жаклин тяжело вздохнула. Но потом быстро взяла себя в руки и слегка тряхнула головой. — Послушайте, мадемуазель Ольга, а может быть, мы в честь такой встречи выпьем вина? Я знаю, русские всегда пьют вино или водку, когда встречаются…
Ольга бросила взгляд на часы. Ей было уже пора уходить. Больше опаздывать ей нельзя.
— Извините, тетушка Жаклин, — сказала она, — но мне уже пора идти. Я должна быть в общежитии к определенному часу.
— Да, да, я понимаю. Коммунисты любят вводить всякие ограничения.
Ольга встала и слегка поклонилась.
— Спасибо вам за все, — сказала она.
Жаклин проводила ее до двери.
— Если сможешь вырваться, заглядывай ко мне еще, — неожиданно просто, по-родственному сказала она. — Я бы с удовольствием расспросила тебя о жизни в России… И все-таки я угощу тебя своим вином. Я ведь ставлю вино по старинному рецепту Тибо!
— Спасибо, спасибо… — кивала Ольга, настороженно оглядываясь по сторонам, как затравленный зверь. После ареста Мишеля ей казалось, что за ней наблюдают из-за каждого угла. — До свидания…
Когда она вышла на Елисейские поля, то облегченно вздохнула. Если бы она знала, какой ужасный сюрприз ждал ее по возвращении в общежитие…
Они уже выпили чай и собирались ложиться спать, как вдруг Натали сказала:
— Кстати, у меня есть к тебе деловое предложение.
— Какое еще предложение? — недоверчиво спросила Ольга.
Натали выдержала паузу. Она сидела перед настольным зеркалом и лосьоном снимала с лица косметику. При этом она пристально разглядывала себя, поднимала брови и мяла губы.
— Я все знаю, — как бы невзначай бросила она и продолжала свое занятие.
— Что — все? — тихо переспросила Ольга, чувствуя, как у нее холодеют руки.
— Я за тобой следила. Ты же знаешь, меня попросили за тобой присматривать. Вот я и насмотрелась… — Натали отложила ватку с лосьоном и принялась расчесывать медно-рыжие волосы.
— Чего же ты насмотрелась? — решила уточнить Ольга.
— Не беспокойся: я знаю все. И про французика, и про «брюлики», и про порнушку, и про полицию…
— Ты что, рылась в моих вещах? — процедила сквозь зубы Ольга.
— Да, — просто ответила Натали. — Рылась, ну и что?
Ольга поняла, что с этой рыжей воровкой бесполезно говорить об этике и нравственности.
— Сука ты, вот что… — тихо сказала она и собралась идти в ванную.
— Нет уж, ты постой, — остановила ее Натали, — мы еще не закончили… Кстати, за суку ты мне тоже заплатишь. Чаевые. Поняла?
Ольга застыла с полотенцем в руках.
— Что ты хочешь этим сказать?
— А то, что сказала! — грубо, как базарная торговка, выкрикнула Натали. — Если ты не хочешь, чтобы обо всем этом узнала Елена, а потом и кое-кто еще, тебе придется выложить кругленькую сумму.
Ольга смотрела на нее расширенными глазами.
— Ты это серьезно, Наталья?
— Серьезнее не бывает. Откуда у тебя «брюлики»? Или ты уже их сдала?
— Я не собираюсь тебе ничего рассказывать.
— Ну почему же? Мы могли бы сторговаться и за «брюлики». Они же настоящие. Стала бы ты фотографировать стекляшки! Они у тебя с собой?
— Нет… — растерянно сказала Ольга.
Ее охватывала паника. Натали явно не шутила. Ей ничего не стоило пойти к Елене и все ей рассказать.
— Жаль… А впрочем, деньгами даже лучше — франками.
— Но откуда у меня франки?
— Действительно… Что, загребли твоего французика? Он еще и хулиганом оказался… Получше, что ли, не могла найти? Хотя мордочка у него ничего…
Теперь Ольга смотрела на соседку с тихой ненавистью. Ей хотелось вцепиться в ее рыжие волосы и выдрать их.
— Ну не надо так на меня смотреть, не надо. — Натали отвернулась. — Как будто нет других способов добыть пятьсот франков. Была, небось, на бульваре Клиши, видела? Чем ты хуже этих французских мокрощелок? У тебя классная фигура… Кто это, кстати, тебя фотографировал? Видно, что профессионал… Дорого содрал — или, может… за так?
Лицо Ольги побледнело, когда до нее дошел смысл слов Натали. Она сильно, до боли, ущипнула себя за ляжку. «Спокойно, только спокойно, — уговаривала себя она, — держи себя в руках…»
— Думаю, что я не хуже французских мокрощелок, — отчеканила она, — только я не зарабатываю деньги таким способом. Есть женщины, которые не считают это зазорным, но я не в их числе, — Ольга набросила полотенце на плечо и удалилась в ванную.
— Подумаешь, какие мы порядочные… — проворчала ей вслед Натали.
«Боже мой, что же мне делать? — думала Ольга, стоя под прохладными струями душа. — Где мне взять эти чертовы деньги?»
Если бы Мишель был на свободе, он, конечно, дал бы ей денег… А может быть, попробовать передать ему записку? Да, завтра она так и сделает. У Мишеля ведь есть при себе деньги. Никто не может запретить ему ими распоряжаться… Ольга старательно вымыла с мылом лицо, как будто хотела смыть с себя грязь после разговора с Натали.
— Завтра принесу тебе твои вонючие франки… — презрительно сказала она, когда вышла из ванной.
— Ну-ну, — Натали, как всегда, скроила ухмылочку. — И не забудь чаевые. Десять процентов.
Надежды Ольги на Мишеля оказались напрасными. Когда она пришла в участок и спросила у дежурного, нельзя ли ей передать записку для сидящего в камере предварительного заключения Мишеля Клемента, тот очень вежливо ответил ей, что, разумеется, можно, но для этого она должна предъявить документы, заполнить какой-то бланк и расписаться. Ольге пришлось сделать вид, что она забыла документы дома, и срочно ретироваться. Нет, она не могла так рисковать. Вдруг полицейские решат сообщить в университет? Все-таки она иностранка — тем более русская…
Ольга брела по улицам куда глаза глядят. Прошла Елисейские поля, обогнула Триумфальную арку… Что же теперь делать? Можно, конечно, заглянуть в гости к тетушке Жаклин. Она же звала ее, обещала угостить фамильным вином. Интересно было бы попробовать ее вино, похоже ли оно на то, что делала бабушка… Но удобно ли просить у нее денег? Они ведь только вчера познакомились. Кажется, Ольге удалось произвести на нее хорошее впечатление. И вдруг, буквально на следующий день, Ольга приходит и начинает банальнейшим образом клянчить у тетушки деньги… Как будто только это и было целью знакомства… Губы Ольги тронула горькая усмешка. Нет, она ни за что не пойдет к Жаклин просить деньги. Пусть лучше Натали ее выдаст…
Ольга весь день бродила по улицам Парижа. Заглянула во все местечки, где побывала с Мишелем. Зашла на птичий рынок у набережной, полюбовалась на всякую живность, купила пакетик корма для рыбок. В джазовом кафе, куда она зашла попить кофе, Ольга наткнулась на знакомую компанию. Клер, Мари и Патрик сразу ее узнали и подошли.
— Привет русской разведке, — сказал улыбающийся Патрик.
— А где же Мишель? — с притворным разочарованием протянула Клер. — Он уже отказался от роли гида?
— Здравствуйте, — Ольга подняла на них растерянный взгляд.
В их присутствии она чувствовала себя неловко. Ей казалось, что она не так одета, не так держится, не так разговаривает.
— Так ты, значит, не знаешь, где Мишель? — склонив бритую голову, спросил Патрик.
— Почему же, знаю… — угрюмо ответила Ольга. — Он сидит в полицейском участке.
У всех троих вытянулись лица.
— Как — в участке? — ужаснулась Клер. — За что?
Ольге вдруг стало глубоко наплевать на то, что они про нее подумают.
— А мы с ним накурились «травы» и гавкали в окна первых этажей… — спокойно сказала она.
— Что вы делали? Гавкали? — не поверил Патрик.
— Ну да, гавкали. Вот так: гав! гав! — Ольга специально повернулась к Клер, словно хотела все объяснить именно ей.
На них уже оглядывались.
— Ты знаешь, это по-своему круто… — сказал Патрик, и во взгляде его появилось что-то вроде восхищения.
— Круто не круто, а человек теперь мучается за решеткой! — заметила Клер и стрельнула глазами в Ольгу.
— И сколько ему еще там сидеть? — поинтересовалась Мари.
— Не знаю, — ответила Ольга и достала из пачки сигарету.
Патрик поспешно поднес ей горящую зажигалку.
— А где этот участок, ты помнишь? — спросил Патрик.
— В районе авеню Монтень. Третий переулок. Там еще неподалеку китайский ресторан.
— Что ж, попробуем его навестить… — сказал Патрик. — Ну а ты, долго еще здесь пробудешь? Может быть, тебе нужна какая-нибудь поддержка?
В этот момент Мари стала оживленно дергать его за рукав.
— Смотрите, смотрите, это же змей! — закричала она. — Настоящий бумажный змей! Бежим!
И она, подхватив Патрика под руку, потащила его в сторону набережной. Попрощавшись, все трое быстро скрылись из глаз. А Ольга еще долго сидела в кафе и издалека наблюдала за полетом бумажного змея.
Вечером, не солоно хлебавши, измученная она вернулась в университетский городок. Натали еще в сквере встретила ее вопросом:
— Ну что, нашла деньги?
Ольга посмотрела на нее исподлобья.
— Нет, не нашла, — зло ответила она и отвернулась.
— Ничего другого я и не ожидала, — сказала Натали. — Откуда бы ты их взяла? Ты же как ребенок. За тобой нянька нужна — присматривать…
Ольга остановилась и преградила Натали дорогу.
— Зато тебе никто не нужен, стукачка гэбэшная… — процедила сквозь зубы она. — Больше я с тобой разговаривать не буду, учти. Можешь хоть сейчас бежать и стучать!
Ольга резко развернулась и быстро зашагала к общежитию.
— Где Наташа? — остановила ее в холле Скляр.
— А у нее расстройство желудка, сейчас догонит! — мрачно бросила на ходу Ольга и стала подниматься по лестнице. Кураторша удивленно посмотрела ей вслед.
В комнате Ольга быстро сбросила с себя одежду, взяла полотенце и заперлась в ванной. Она провела там не меньше получаса. Вымыла голову, постирала белье, высушила волосы феном. Когда она вышла, Натали подогревала воду для кофе.
— Будешь? — спросила она как ни в чем не бывало.
Ольга не ответила. Она достала из сумки корм и стала сосредоточенно кормить рыбок.
— Очень даже напрасно ты решила со мной ссориться, — миролюбивым тоном проворковала Натали, стуча ложкой о края чашки. — Чего ты этим добьешься? Если о твоих подвигах узнают в деканате, ты мало того что вылетишь с треском из университета, еще и не сможешь потом устроиться на работу. Эти ребята тебя в покое не оставят. Уж я их знаю. А с твоим характером и вовсе сошлют куда-нибудь, за сто первый километр от центра. Надо тебе это, да?
Ее слова немного охладили Ольгу. Она сразу вспомнила тот злосчастный день, когда посреди семинара зашел декан и увел ее к этому неприметному кагэбэшнику и как они ехали потом, петляя, по улицам. Она вспомнила это ощущение беспомощности перед властью — гораздо более страшное, чем тиски, в которые зажала ее подлая Натали. Нет, лучше уж вырваться сейчас из этих тисков, пока они не выросли до размеров мельницы и не размололи ее жерновами, как маленькое зернышко… Ольга подошла к столу и села напротив Натали.
— Что ты предлагаешь? — устало спросила она.
— Вот это другой разговор, — Натали заботливо высыпала ей в чашку пакетик кофе. — Сразу бы спросила меня: Наташа, научи меня, как добыть эти деньги. Ты же знаешь, какая я отзывчивая…
— Короче… — Ольга вперила в нее испепеляющий взгляд.
Но Натали поняла, что рыбка заглотила крючок, и не торопилась.
— Ты можешь заработать их за два вечера, — мечтательно сказала она. — Завтра и послезавтра. Как раз останется день до отъезда, и я успею накупить тряпок…
Ольга упрямо молчала, ожидая, что она скажет дальше.
— Помнишь профессора Шарля Годье? Такой плешивый старикан с кафедры истории французского языка?
Ольга кивнула.
— Впрочем, говорят, лингвистика — это его хобби. Основная профессия — миллионер. Может, врут — не знаю. Так вот, из достоверных источников мне известно, что он не прочь побаловаться с хорошенькими студентками. Твои пятьсот франков для него — тьфу. И заметь, это тебе не панель, все-таки профессор. Два вечера — и деньги у тебя в кармане. Я тебе подскажу, как на него выйти.
Ольга прикрыла глаза и так сильно сцепила руки, что у нее хрустнули пальцы. Но не успела она обрушиться на Натали с гневной тирадой, как та с нажимом накрыла ее руки ладонью и ласково сказала:
— Можешь ничего не говорить. Все равно я знаю, что ты скажешь. Что ты не такая, что ты не блядь и вообще вся белая и пушистая… Это мы знаем. Это мы — все такие. Только придется, Олечка, выбирать. Палкой тебя к нему в постель никто не загоняет. Просто ты подумай… Подумай и взвесь… А сейчас ложись спать. Утро вечера мудренее.