Неподалеку от здания университета располагалась библиотека Св. Женевьевы. С нее Ольга и решила начать свое исследование. Это было старое здание — как и все в центре Парижа — но, в отличие от шумной и бойкой Сорбонны, до самого основания пропитанное духом старины. Все здесь, начиная от сладковатого запаха пожелтевших книг и кончая седовласыми служительницами, напоминало о прошлом и о вечном. В этой обстановке студенты, обычно с охотой исполняющие брейк-данс в коридорах университета, менялись на глазах и ходили тише воды, ниже травы. Ольга легко сориентировалась в традиционном устройстве библиотеки и отыскала нужный ей зал. На длинных дубовых полках, изъеденных жучком, ей не удалось найти ничего подходящего о виноделии. Книги были в основном посвящены рецептам и тонкостям изготовления вин. О личностях же, которые занимались этим славным делом, в них упоминалось только вскользь.
Видно, у Ольги был такой растерянный вид, что к ней подошла женщина — библиотекарь этого зала.
— Вас что-то интересует? — скрипучим голосом спросила она. Ольге показалось, что она видит, как внутри у женщины, когда та говорит, вращаются шестеренки. Выражение лица у нее было приветливое, но строгое, как у монахини или классной дамы.
— Нет… То есть да. — Ольга так смутилась, что у нее вылетели из головы все французские слова. И все-таки она собралась с силами и отчеканила: — Мне бы хотелось узнать побольше о виноделах на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков. В частности, я ищу сведения о знаменитом виноделе Жозефе-Луи Тибо. Вы не знаете, где их можно найти?
— Думаю, если не найдете здесь, то вам стоит посетить Национальную библиотеку, — проскрипела шестеренками библиотекарша и посмотрела на часы. — Подождите пять минут в зале, пока я подберу вам литературу. Потом я вас подзову.
Ольга осталась стоять возле полок. Оглядела зал со множеством спин, склоненных над столами. В зале стояла уютная тишина, кое-где горели настольные лампы с зелеными абажурами. Ольга любила эту особую атмосферу библиотек, наверное, одинаковую для всех библиотек мира. Строгость и в то же время необыкновенную услужливость библиотечных работников. Из-за какой-нибудь маленькой книжонки они готовы перерыть кучу картотек — только бы помочь читателю. Ольге приходилось бывать не в одной библиотеке, и она не помнила, чтобы когда-либо эти общие для всех правила нарушались. Библиотекарши всех городов и весей мира чтили их, как десять заповедей.
— Мадемуазель! — громким шепотом позвала ее библиотекарша.
Ольга подошла к учетному столу.
— Вот все, что у нас есть по виноделию в восемнадцатом веке, — сказала женщина с учтивой улыбкой.
— Спасибо. — Ольга чуть не присела в книксене, настолько все здесь дышало духом старомодности.
И вдруг кто-то произнес прямо у нее над ухом, естественно, по-французски:
— Мадемуазель, извините меня, конечно, но я мог бы оказать вам посильную помощь в вопросах, связанных с вином. В особенности с хорошим вином. Veritas in vino — как говорили мудрые латиняне…
Голос звучал достаточно тихо, видимо, его обладатель не хотел быть услышанным библиотекаршей и, судя по тембру, принадлежал молодому мужчине или юноше. Ольга постеснялась оборачиваться на голос в присутствии этой строгой седой дамы, хотя ей страшно любопытно было посмотреть на его обладателя.
— Я могу взять эти книги в читальный зал? — вежливо спросила она и, получив в ответ утвердительный кивок, аккуратно подхватила стопку и, не оборачиваясь, направилась в зал. Ей, конечно, хотелось посмотреть на юношу, который так мило обратился к ней, но она знала, что библиотекарша провожает ее взглядом, и поэтому не решилась. Неизвестно почему эта женщина внушала ей уважение, граничащее со страхом. У Ольги было такое чувство, будто библиотекарша догадывается или вообще знает, зачем ей понадобились эти книги. «Господи, у меня уже развилась мания преследования, — подумала она. — Это все из-за дурацких кагэбэшников».
В зале Ольга решила забраться поглубже — она всегда так делала, чтобы мимо нее шныряло поменьше народу. Но едва она устроилась под лампой и раскрыла первую книгу, как на соседнее свободное место опустился молодой человек и заговорил с ней тем самым голосом. Ольга поймала себя на мысли, что, как и в первый раз, она понимает все до единого слова — хотя порой слова эти довольно сложны.
— Вы так стремительно убежали, будто я предложил вам не помощь, а пригоршню живых пауков!
Ольга хотела сначала рассердиться на него, но не выдержала и засмеялась. Теперь она могла спокойно разглядеть обладателя приятного голоса и, по-видимому, острого языка. Увидев, что Ольга повернула голову и смотрит на него, юноша тут же встал и поклонился — как будто решил дать ей возможность рассмотреть себя во всей красе. Он был невысокого роста, скорее среднего. Фигура плечистая, но при этом изящная — как у танцора. Черноволосый, но не жгучий брюнет, волосы длинные, почти до плеч, и слегка волнистые. Лицо его нельзя было назвать правильным. Может быть, виной тому была небольшая горбинка на носу или крупные и бледные губы, а может быть, слегка оттопыренные уши. Однако, несмотря ни на что, лицо это оставляло впечатление яркой мужской красоты. Вероятно, решающими здесь были глаза — зеленые, ясные и веселые. Они не оставляли сомнений в его тонком уме и даже некоторой хитрости. Кажется, он остался доволен произведенным впечатлением. «Какая у него обаятельная улыбка», — подумала Ольга.
— Ни за что не угадаете, как меня зовут, — заявил он, снова присаживаясь с ней рядом.
— А я и не буду угадывать, — сказала Ольга, — вы мне сами скажете.
— А вдруг не скажу? — прищурился он.
— Ну тогда эта тайна канет в веках.
— Интересные у вас выражения, — покачал головой юноша. — Только вот акцент какой-то странный, может быть, вы иностранка?
— А если иностранка, тогда что?
— Тогда вам не повезло.
— Почему?
— К сожалению, в Париже не любят иностранцев, — он сделал каменное лицо и отвернулся.
Ольга снова прыснула от смеха.
— А вы, когда решили мне предложить своих… гм… пауков, — вы думали, что я француженка? Скажите честно, я похожа на француженку?
Молодой человек снова повернулся и посмотрел на нее, сложив из пальцев «очки».
— Честно сказать? Нет, не похожи. Француженки, они такие… понимаете, такие… Такие… — с нарастающим воодушевлением говорил он.
— А почему же тогда вы ко мне подошли? — громко перебила его Ольга, которая совершенно забыла, где она находится и для чего она сюда пришла.
На них уже шикали и оглядывались.
— Знаете что, этот вопрос слишком сложный, чтобы решать его вот так, всуе. Давайте лучше вы быстренько просмотрите свои книженции, чтобы не расстраивать ту тетеньку, — и встретимся внизу, в курилке или в буфете. К примеру, через полчаса. Я как раз тоже улажу свои дела…
Ольга задумалась, впервые за последние пятнадцать минут.
Она вспомнила, как на первом, вводном, занятии Елена Николаевна строгим голосом наставляла их:
— И ни с кем тут не знакомьтесь. Особенно это касается девочек — они у нас самые шустрые. Потом неприятностей не оберетесь. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду не аборты и не венерические заболевания, хотя и это тоже. Учтите, вы здесь не дома и спрос с вас другой. Поменьше контактов вне университета…
А также странную фразу из документа под названием «Правила поведения советского человека за рубежом», который они подписывали перед выездом: не будьте чересчур болтливы, но также и подчеркнуто замкнуты.
Юноша тронул ее за рукав.
— Вас что-то смущает?
— Но мы так и не познакомились. Я из России. Меня зовут Оля. Приехала сюда на практику в университет. Я студентка. А вы?
— Оля-ля… — воскликнул юноша и тихонько присвистнул. Он явно не ожидал, что перед ним настолько экзотическая девушка. Из самого Советского Союза. — Что ж, будем знакомы, — он протянул ей крепкую горячую ладонь. — Мишель Клемент. Студент Политехнической школы.
Большие черно-карие глаза Ольги стали огромными.
— Мишель?! — шепотом переспросила она. — Вас зовут Мишель?!
— Да, а что? Это имя по-русски означает что-то неприличное? — удивился он.
— Нет, нет, что вы… — спохватилась Ольга. — Мне очень приятно.
— Рад, что сделал вам приятно, мадемуазель. Надеюсь, это будет мне удаваться и в дальнейшем.
У Ольги не было сил даже улыбнуться его шутке. «Его зовут Мишель! — в отчаянии думала она. — Какое нелепое, дикое совпадение! Ну почему его зовут Мишель? Ведь он такой милый и совсем не похож на предателя. Впрочем, Миша Левин тоже не был на него похож…»
— Так вы спуститесь в буфет? Там прекрасная обстановка для разговоров о виноделии. Можно подкрепить их живыми примерами…
Ольга вдруг ощутила страшную усталость. Голова, которая вот уже несколько дней не болела, снова начала гудеть. Ну зачем она пойдет с ним в этот буфет? Наживать себе неприятности, как обещала Скляр? И потом, разве это не явная насмешка судьбы? В парижской центральной библиотеке к ней подходит и знакомится юноша, которого зовут, подумать только, Мишель! Она проехала тысячи километров, чтобы убежать от этого имени, такого сладкого и такого горького одновременно — и для чего? Чтобы снова услышать его здесь и вновь и вновь бередить в душе едва уснувшую обиду?
— Извините меня, — решительно сказала Ольга, — но у меня все рассчитано по минутам. Как только я закончу работу с этими книгами, мне нужно будет срочно вернуться в общежитие.
— Вот как? — прищурился ее новый знакомый. Было видно, что он огорчен ее ответом, хотя и старался этого не показать.
Ольга пожала плечами. В душе у нее за эти несколько секунд словно пронеслась среднего масштаба буря.
— Ну что ж, — прикусив губу, сказал он, — будем надеяться, что в следующий раз, когда мы встретимся здесь, вы будете более лояльны к…
— К паукам? — не удержалась Ольга и с трудом сдержала улыбку.
— А также к некоторым человеческим особям, терпение и учтивость которых достойны того, чтобы занести их в Красную книгу, — с этими словами молодой француз важно поклонился и направился к выходу.
Ольга проводила его взглядом и порывисто вздохнула. Может быть, напрасно она отказалась от его скромного приглашения? Ведь он вел себя так мило и любезно. И не был чересчур настойчив… Но теперь было уже поздно сокрушаться. Ее новый знакомый по имени Мишель растворился в толпе. Ольга вернулась к раскрытой на первой странице книге.
В тот день она просмотрела восемь огромных фолиантов. Некоторые из них были со стертой позолотой, но только в одном из них Ольга нашла упоминание о своем предке. Она знала даты его жизни, отыскала их в энциклопедии La Rousse, и решила наудачу пробежать глазами список умерших за соответствующий год. И вдруг она его там нашла! «Жозеф-Луи Тибо, — прочитала она. — Винодел Королевского двора. С 1803 года — пэр. Скончался от удара в марте 1846 года». Ольга почувствовала, как запылало ее лицо. Только выдающиеся люди получали в те времена звание пэра, она знала это из истории. Но, к сожалению, звание не передавалось по наследству. Вот почему Жозефина Тибо была счастлива выдать свою дочь хоть за мелкого, чужеземного, но все же потомственного дворянина!
Прочитать в старинной, отделанной золотым тиснением книге про своего далекого предка было приятно, но это нисколько не приближало Ольгу к заветной цели. Она не нашла упоминания о месте, откуда он происходил родом. Ольга еще раз на всякий случай внимательно просмотрела все восемь книг, но так ничего и не обнаружила. Солнце уже клонилось к закату. Пора было ехать в общежитие.
Выйдя из библиотеки, Ольга вдруг поймала себя на том, что пристально осматривает окрестные скамейки. Ей не хотелось в этом признаться, но она явно искала глазами того француза, Мишеля Клемента. Почему-то ей казалось, что он должен сидеть здесь и поджидать ее. Но он не сидел и не поджидал. «Вот что значит — Мишель», — сердито подумала Ольга, совершенно забыв, что сама его отвергла.
Встряхнув волосами, словно пытаясь выбросить из головы ненужные мысли, она быстрой походкой направилась к остановке автобуса.
На следующий день Ольга решила поехать на занятия ко второй паре. Ей, недавно перенесшей травму, это разрешалось. Всю ночь ее мучили какие-то смутные и болезненные видения. То ей являлся замдекана Бологов, который набрасывался на несчастную хрупкую Скляр и принимался ее душить. То Ольга видела, как в их комнату входит совершенно пьяный Миша Левин и начинает грязно клеиться к рыжей Натали, а она подбегает и хлещет его по щекам… Поэтому утром, когда зазвонил будильник и Натали, кряхтя и зевая, принялась суетливо собираться на занятия, Ольга поняла, что она при всем желании просто не может подняться с постели.
В результате она проспала до половины десятого, потом не спеша встала, приняла душ, влезла в свои любимые джинсы и лиловую футболку (теперь она уже не церемонилась с Парижем, как при первом свидании) и вскипятила себе воду для кофе. Как всегда, за этим занятием она обдумывала предстоящий день. На сей раз ей не мешала навязчивая болтовня соседки.
Итак, до четырех она пробудет на занятиях. Потом они с Натали пообедают в студенческой столовой, затем сядут на автобус и доедут вместе до остановки «Гранд-Опера». Там они разойдутся — Натали отправится по своим делам, а Ольга — в Национальную библиотеку. После библиотеки у нее будет время походить по магазинам и выбрать себе какое-нибудь милое платье, чтобы пойти в нем на вечеринку, устраиваемую в честь дня Св. Иоанна четырнадцатого июля. Вчера их доблестная руководительница Елена Николаевна объявила, что на вечеринку будут приглашены их коллеги — французские студенты.
— Парижане считают этот праздник днем влюбленных. А точнее, днем свободной любви, — усмехнувшись, добавила она, — однако я не советую вам понимать это буквально. Что считают французы — это их личное дело, а что касается вас, то с площадки, где будет проходить дискотека, ни ногой! Танцуйте, общайтесь, но держитесь в строгих рамках.
Ольга сразу вспомнила о вчерашнем студенте-французе из библиотеки Св. Женевьевы. Он сказал, что надеется встретить ее там, в том же зале исторической литературы. Но ведь Ольге уже незачем туда идти, она все просмотрела. Значит, она никогда больше не встретится с ним… При этой мысли у нее почему-то сжалось сердце. Зачем только она вчера его прогнала. Ну и что с того, что его зовут Мишель, мало ли на земле людей с таким именем. Тем более что ее прежнего возлюбленного звали вовсе не Мишель, это имя она сама ему придумала. Никакой он не Мишель, а просто Миша… Ольга допила кофе и, подумав, положила коробочку со слайдами в свою сумку. Если Натали может воровать в магазине консервы, то что помешает ей лазить по чужим чемоданам?
Ольга не спеша дошла до остановки, выкурила половину сигареты и, наконец, села в подошедший автобус. Она уже успела выучить наизусть все остановки. Больше всего ее поражало, что они проезжали мимо музея Ленина. Когда она впервые узнала об этом от Натали, то долго смеялась. Надо же, и здесь достал этот лысый страж ее пионерской юности! Ольга улыбнулась своим мыслям, как вдруг почувствовала, что на нее кто-то пристально смотрит. Этот кто-то недавно плюхнулся рядом с ней на сиденье и теперь не сводил с нее глаз. Она осторожно покосилась на него, и тут ее словно электрическим током ударило. Это был Мишель, Мишель Клемент! Он смотрел на нее и довольно улыбался. Ольга невольно улыбнулась ему в ответ.
— Здравствуйте! Какими судьбами? — спросила она.
— Что ж, не стану скрывать от вас правду — я вас выследил. Еще вчера. Теперь я знаю, где вы живете и какие курите сигареты.
Ольга неожиданно для самой себя почувствовала облегчение. Значит, он все-таки ждал ее вчера возле библиотеки. Только решил не подходить. Почему-то — она сама не знала почему — это было для нее важно. Но показывать свою радость человеку, с которым была едва знакома, Ольга считала неприличным.
— Я очень рада, — вежливо сказала она ничего не значащую фразу. — Настойчивость и целеустремленность — совсем неплохие качества для мужчины.
— Весьма польщен, — расплылся в улыбке Мишель и скромно опустил глаза.
Ольге казалось, что сейчас он томным голосом скажет знаменитую фразу кота Матроскина из мультфильма про дядю Федора: «Я еще и вышивать могу». Но он, конечно, ее не сказал — откуда ему, бедному, знать про советские мультики?
— Кстати, вам удалось вчера просмотреть все ваши книги? Вы же так спешили? — галантно поинтересовался он.
— Я и сейчас спешу, — увела разговор в сторону Ольга. — Сегодня я пропустила первую пару.
— Понимаю, — закивал Мишель и весело подмигнул ей.
Ольга вдруг почувствовала, что рядом с этим юношей ей удивительно хорошо. От него исходило тепло, какая-то лучистая энергия, которая манила и звала за собой.
— А вы почему не на занятиях? — спросила она. — Вы же учитесь.
— Мы уже закончили семестр.
— А что же вы тогда делали в библиотеке?
— Вам действительно интересно? — прищурился он.
— Любопытно, — уточнила Ольга.
— Это уже прогресс. Ну хорошо, я вам отвечу. Только не удивляйтесь. В библиотеке я читал книги. Видите ли, я пытаюсь заработать себе на хлеб написанием научно-популярных статей по истории бытовой техники. Ископаемые кофемолки, овощерезки, машинки для нарезания лапши…
— А заодно выслеживаете симпатичных девушек… — неожиданно для себя съехидничала Ольга.
Мишель сделал уже знакомое ей каменное лицо. Она знала, что серьезность эта ненастоящая.
— Ваша ирония неуместна, — чопорным тоном сказал он. — Во-первых, я имею право на отдых. А во-вторых, я выслеживаю вовсе не симпатичных девушек.
— Что вы хотите этим сказать? — приготовилась рассердиться Ольга.
— Если уж я и выслеживаю, то только бесспорно красивых девушек. Точнее — одну красивую девушку. А еще точнее — вас.
Ольга с тревогой посмотрела в окно. На следующей остановке ей выходить. Это не ускользнуло от внимания Мишеля.
— Когда у тебя кончаются занятия? — неожиданно он перешел на «ты».
— В четыре, — сказала Ольга, поднимаясь, чтобы идти к выходу.
— После этого ты свободна?
— Относительно.
— Буду ждать тебя на этой же остановке. Ах, извини! Я забыл сказать тебе о главном: я приглашаю тебя в ресторан.
— Но я не хожу по ресторанам, — попыталась возразить Ольга, — и тем более с незнакомыми мужчинами…
— Понимаю, я похож на агента ЦРУ, — печально опустил глаза он.
— Да нет же, — Ольга не смогла сдержать улыбку, — просто я не люблю быть кому-то должной.
— Да ты мне уже задолжала! — всплеснул руками Мишель. — Я тебя позвал вчера, а ты не пошла. Но если от приглашения в библиотечный буфет ты еще имела право отказаться, то сейчас это невозможно. Как там говорят ваши коммунисты — «явка строго обязательна»?
Тут Ольга не выдержала и расхохоталась.
— Значит, на остановке? — Мишель выжидательно склонил голову набок.
Ольга кивнула и вышла из автобуса. Затем помахала отъезжающему Мишелю рукой и бодро зашагала по дорожке к зданию университета. От ее вялости и сонливости не осталось и следа. Ольга легко взлетела по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. «Хорошо я смотрюсь — мало того, что иду ко второй паре, да еще скачу по лестницам», — подумала она, и ее снова разобрал смех. Впервые за много недель она ощутила, как внутри у нее шевельнулась давно забытая нежность. Просто нежность — ко всему на свете…
Ольга не помнила, как она дождалась конца занятий. Мысли ее все время витали где-то далеко, и старенькая преподавательница по теории французского языка Жюльетта бросала на нее удивленные взгляды.
— Может быть, вам все еще нехорошо? — учтиво спросила она Ольгу, и та едва удержалась, чтобы не сказать, что ей, напротив, очень хорошо, даже слишком хорошо.
Как только прозвенел звонок, возвещающий о конце последней пары, Ольга быстро сложила тетради в холщовую с кистями сумку и хотела уже бежать к выходу, как вдруг вспомнила про Натали.
— Послушай, — торопливо обратилась она к ней, — мне очень нужно… в библиотеку. Скажи всем, что я плохо себя чувствую, когда поедешь на вечеринку, ладно? Вечером я как-нибудь незаметно проскользну.
— Ну, хорошо, — пожала плечами Натали и состроила свою любимую ухмылочку. — Библиотека — это святое.
Ольге некогда было размышлять о том, что подумала на самом деле Натали. Когда она пришла на остановку, Мишель был уже там. Как и полагается настоящему французу, вместо приветствия он чмокнул ее в щечку.
— Ну, куда пойдем? Что бы тебе хотелось отведать? — Мишель решил сразу взять быка за рога.
— Я не разбираюсь во французской кухне, — честно призналась Ольга.
— Ну хорошо… Чем обычно французы поражают воображение иностранцев? Устрицы и лягушки, кажется, так.
— Только не лягушки. Я их люблю, — Ольга подняла на него сверкнувшие черным агатом глаза.
— Но почему же нет? Ты ведь их любишь?
— Я люблю их в другом смысле, как прелестных существ. Не станешь же ты есть, например, котят?
— А китайцы и корейцы едят собак…
— Как бы там ни было, поедание лягушек я считаю чем-то вроде каннибализма.
Мишель вдруг от души рассмеялся. Они все еще стояли на остановке.
— Значит, остаются устрицы. Идет?
— Но это, наверное, очень дорого… — попыталась возразить Ольга.
— Вчера я получил гонорар за статью в рекламном журнале и имею полное право потратить его, как мне заблагорассудится. Мы пойдем не просто в ресторан, а поплывем на «bateaux-mouches». Это речной кораблик с рестораном, который отходит от Эйфелевой башни и плывет в сторону Сите. А потом возвращается обратно. Заодно посмотришь набережные и мосты. Ну как, идет?
— Идет.
— Я предлагаю взять такси.
— Но послушай, — сказала Ольга, — я не могу идти в ресторан в таком виде. Да меня и не пустят.
— Насчет этого не беспокойся, — уверил ее Мишель, — со мной тебя пустят везде. Но зачем делать из этого проблему? Мы ведь можем по дороге заехать в бутик и купить тебе какое-нибудь платье…
— В бутик?! Но я не покупаю платья в бутиках. Я ведь студентка, а не миллионерша.
— Там есть и относительно недорогие вещи.
— Нет, мне бы больше подошел магазин «Тати». Кстати, я как раз собиралась сегодня купить себе платье. Наши устраивают в общежитии вечеринку по случаю Четырнадцатого июля, и я хотела подыскать себе что-нибудь новенькое.
— Вечеринку? — покачал головой Мишель. — Но это мы обсудим потом, а сейчас — в «Тати»!
Ольга впервые в жизни ехала в парижском такси. Оно показалось ей просторным и прохладным. Мишель рассказывал ей о проплывающих мимо домах и улицах, и рука его, как бы невзначай, касалась ее плеча.
— Может, ты подождешь меня возле магазина? — спросила Ольга, когда они приехали.
— Мадемуазель не доверяет моему вкусу? — склонил голову набок Мишель.
Ольга пожала плечами.
— Просто я справлюсь с этим сама.
Она не стала говорить ему, что боится идти с ним в магазин. Вдруг ему вздумается покупать ей платье на свои деньги? Судя по его размаху, он вполне на это способен.
Магазин «Тати» показался Ольге похожим на обыкновенный многоэтажный универмаг, только с несколькими подъездами. Она зашла в отдел «Женское платье» и принялась ходить вдоль рядов. Платья здесь были разные — встречались и красивые, и не очень. Разброс цен тоже был довольно велик. Некоторые платья нравились Ольге сразу, но стоили чересчур дорого, а другие продавались по доступной цене, но казались какими-то нескладными. Наконец внимание Ольги привлекло одно, на удивление, недорогое платье. Это было прямое, средней длины платье свободного покроя из бежевого бумажного полотна, украшенное треугольными разрезами с модными шнуровками из шнуров из той же ткани. Один небольшой треугольничек со шнуровкой впереди, вместо ворота, другой — навстречу ему, на подоле. Затем узкий и длинный, почти до пояса, шнурованный разрез на спине — и к нему тоже тянется с подола его меньший брат. И еще две маленькие вставочки нарядно завершают длинные и прямые рукава без манжетов. Это платье пленило Ольгу с первого взгляда. Совершенно простого кроя, не броское, но в то же время чисто по-парижски пикантное. «Его можно надеть куда угодно — на вечеринку, в ресторан, на занятия, на концерт, на прогулку и даже на пляж… — подумала она. — И везде оно будет смотреться подходящим к случаю. Только вот почему оно такое дешевое?» Ольга прошла с платьем в примерочную и быстро переоделась. Вид получился великолепный. Сквозь шнуровки красиво просвечивала загорелая кожа. Даже простенькие плетеные бежевые босоножки без каблука, в которых она была, органично дополняли туалет. Когда она подошла прямо в платье к продавщице, та улыбнулась ей и сказала:
— Мадемуазель, вы в этом платье замечательно выглядите, но я обязана предупредить вас, что оно с небольшим дефектом. Обратите внимание, сзади на подоле в одном месте на ткани есть небольшая затяжка. Поэтому цена снижена.
Ольга изогнулась назад, чтобы посмотреть на затяжку. Если бы продавщица ей не сказала, она бы ничего не заметила.
— Спасибо. Я все равно возьму его, — сказала Ольга и достала кошелек.
Джинсы и лиловую футболку она сложила в пакет с надписью «Тати», который ей дали для платья, и пакет прекрасно уместился в ее объемистой холщовой сумке.
К Мишелю она вышла сияющая и похорошевшая.
— Ну как, теперь меня пустят? — спросила она с улыбкой.
— Теперь меня не пустят… — развел руки в стороны Мишель, и они пошли к автобусу.
Вскоре они были уже возле Эйфелевой башни и подходили к причалу.
— Ты еще не поднималась на наш символ? — спросил Ольгу Мишель, кивнув на башню.
— Нет, — ответила Ольга.
— А почему?
— Мы так много его изучали, что мне кажется, я уже там была.
Речной кораблик «bateaux-mouches» готовился к отплытию вниз по Сене. Это был довольно длинный катер, на палубе которого, как под стеклянным колпаком, располагался зал ресторана. Ольге всего лишь пару раз за всю жизнь приходилось бывать в ресторанах. Один раз еще в детстве — на золотом юбилее какой-то родственницы по отцовской линии, и другой раз — с однокурсниками после окончания первого курса. Из «золотого юбилея» ей запомнилось обилие пьяных мужчин и шумных, ярко накрашенных женщин, а посиделки с сокурсниками ассоциировались с гремящей музыкой и безвкусно одетыми девицами, которые выходили к эстраде, становились в кружок и пытались изобразить подобие танца. Словом, о ресторанах у Ольги сложилось далеко не лучшее представление. Она поймала себя на мысли, что в Париже согласилась бы посетить любое место. Ей казалось, что здесь все особенное, освященное дыханием искусства, не такое, как везде…
Ольга и Мишель прошли по трапу и оказались в небольшом светлом холле. Вежливый швейцар остановил их и предложил Мишелю взять напрокат смокинг.
— У нас так принято, — поклонился он.
Ольге швейцар лишь приветливо улыбнулся, ее вид его вполне устраивал.
Мишель ненадолго удалился и вернулся преображенным, правда, наполовину. Ноги у него так и остались в синих джинсах, а выше пояса его вполне можно было принять за скрипача перед парадным концертом. На белоснежной рубашке графически выделялась черная «бабочка». Лицо, обрамленное волнистыми волосами, казалось бледным и мужественным. «Какой же он красивый… Просто Жюльен Сорель…» — невольно подумала Ольга.
Итак, все условности были соблюдены. Мишель взял Ольгу под руку, ввел ее в зал и усадил за столик, покрытый бледно-желтой скатертью. Не успели они устроиться, как корабль загудел и стал отчаливать от берега. Через минуту он уже вырулил на середину реки и медленно поплыл вниз по течению. Ольга впервые смотрела на набережные с такого ракурса. Первые минут пять она крутила головой то в одну сторону, то в другую, стараясь успеть осмотреть оба берега. Но потом к их столику подошел усатый импозантный официант, предложил сразу по бокалу легкого вина и спросил, что бы они хотели заказать.
— Что ты будешь? — спросил Ольгу Мишель.
— Чего я не люблю, я уже сказала, а в остальном полагаюсь на твой вкус, — эту фразу она слышала в каком-то фильме.
— Прекрасно, — Мишель придвинул к себе поближе меню, бегло изучил его и начал диктовать официанту заказ:
— Устрицы и острый сыр. К ним бутылочку Шабли… — он уверенно и со знанием дела называл блюда, что-то уточнял, а Ольга потягивала прохладное вино и рассеянно смотрела сквозь стеклянные стены на проплывающие берега.
«Неужели все это происходит со мной? — думала она. — Я плыву по Сене, пью настоящее французское вино в обществе настоящего француза?»
Очень скоро принесли закуски — устриц и сыр.
— Слушай, — сказала Ольга, взглянув на двустворчатые ракушки, — вид у них какой-то несъедобный. Они вареные или жареные?
Мишель искренне рассмеялся.
— Да нет же, они сырые, — и он взял в руки одну раскрытую ракушку. — Поливаешь ее лимонным соком, посыпаешь солью и, пока она пищит…
— Пищит? — с ужасом переспросила Ольга. — Она что, живая?!
Мишель положил устрицу обратно на тарелку.
— Ну да, конечно… Свежевыловленная… Тебя это смущает?
Ольгу охватили противоречивые чувства. С одной стороны, ей было неловко, что она отказывается есть такое дорогое блюдо, а с другой стороны — до отвращения противно. Ее с детства посещали мысли об ужасной судьбе невинно убиенных животных, а тут — поедать нечто живьем и слушать при этом, как оно пищит…
— Извини, — сказала она, решив честно признаться, — но я, к сожалению, не смогу их съесть.
Мишель покачал головой.
— Н-да… Ты действительно совсем не такая… Как будто из другого мира. Но что же ты тогда будешь есть?
Ольга положила себе на тарелку тоненький кусочек сыра.
— Не беспокойся, — сказала она, — я очень люблю сыр.
— Нет, так дело не пойдет. Я собрался поразить твое воображение кулинарными изысками, а ты от всего отказываешься. Но я не сдамся.
Мишель подозвал усатого официанта и пошептал ему что-то на ухо. Тот с улыбкой кивнул.
Через пять минут перед Ольгой стояло блюдо с аппетитным, разрезанным вдоль большим раком.
— Познакомься, — сказал Мишель, — это омар. Он совершенно безопасен, и его едят маленькой ложечкой…
Все остальные блюда — грибы под майонезом в маленькой кокотнице, телячью печенку в остром соусе, ягоды, запеченные в вине, поданные на десерт, — Ольга поглощала с восторгом. Разумеется, обед был украшен прекрасным вином и беседой.
— Скажи, Оля, если не секрет, почему ты так интересуешься виноделием? — Мишель разливал по бокалам темно-золотистое вино. — Насколько я понял, это не относится к твоей профессии. Ты же учишься на филологическом?
— Да, — ответила Ольга и задумалась.
Она не могла пока решить для себя: стоит рассказывать ему о своих поисках или нет. Ведь, собственно, кто он такой? Какой-то студент, которому нечего делать в каникулы, и он развлекается с приглянувшимися девушками. И даже если Ольга ему действительно небезразлична, то знают они друг друга всего один день…
— Хочу поднять этот бокал за тебя, — сказал Мишель, поднимая рюмку. — Пообещай мне, что не будешь ничего от меня скрывать. Я ведь все равно узнаю…
Ольга внимательно посмотрела ему в глаза.
— Это большая тайна, и я не могу открыть ее первому встречному.
Мишель поставил рюмку на стол. Казалось, он сейчас лопнет от притворного возмущения.
— Значит я — первый встречный?! Я — первый встречный, да? — он отодвинул от себя тарелку. — Впрочем, да, я действительно первый встречный, — вдруг согласился он сам с собой, — первый и, надеюсь, последний. Или, может быть, ты рассчитываешь встретить второго? И именно ему все расскажешь?
«А чего я, собственно говоря, боюсь? — подумала Ольга. — Ну, первый встречный. Ну, расскажу я ему про бабочек. А дальше-то что? Пробуду здесь до конца месяца и вернусь домой. И больше никогда его не увижу… Драгоценности эти ему не нужны, тут таких «богатеев», как я, не сосчитать».
— Нет, не рассчитываю я никого встретить. Просто мы слишком мало с тобой знакомы, — сказала Ольга.
— Ну, это не беда, — Мишель снова взял свою рюмку, а другую вложил Ольге в руку. — Надо просто выпить на брудершафт. Зацепись за мою руку… Так… И пей обязательно до дна, — он произнес это таким серьезным и строгим голосом, что, казалось, пролей или не допей Ольга хоть каплю, и волшебное действие брудершафта сорвется. Но лукавые глаза Мишеля явно смеялись.
Ольга отлично знала, что после брудершафта полагается поцеловаться в губы. Ей не хотелось этого. Она уже так давно не целовалась, что отвыкла, и вообще она не представляла, как можно целоваться с кем-либо, кроме Мишеля… То есть Миши Левина. Он был ее первым и единственным мужчиной в жизни. С ним ей не нужно было задавать себе вопросы и искать в душе ответы на них. Она вспомнила как попытался ее поцеловать Вася Савельев и как она, испытывая омерзение, бежала из его квартиры и чуть не сбила в прихожей какой-то столик…
— Целоваться не будем, — объявил вдруг Мишель, выводя ее из задумчивости.
— А почему? — спросила застигнутая врасплох Ольга.
— Хороший вопрос, — расплылся в улыбке Мишель. — Мне нравится твой вопрос. Но я, к сожалению, не могу ответить на него первой встречной…
Ольга рассмеялась.
— Ладно, не обижайся, я расскажу тебе, почему я увлекаюсь виноделием. Только предлагаю сделать это на свежем воздухе.
Они сошли с корабля-ресторана и пошли вдоль набережной. Ветер продувал шнуровки на новом Ольгином платье. Дойдя до первой же скамейки, они сели, и Мишель достал из кармана сигареты.
Пока Ольга рассказывала ему историю про винодела Тибо и родственные связи с ним, они выкурили по три сигареты.
— И ты привезла с собой во Францию это колье?! — пораженно воскликнул Мишель.
— Конечно, нет. Но у меня есть фотографии. Вернее, слайды.
Она открыла сумку и извлекла оттуда коробку со слайдами и аппаратик для просмотра, отобрала слайды с изображением колье, а остальные убрала обратно под крышку.
— А эти? — ревниво спросил Мишель.
— Как-нибудь потом, — уклончиво ответила Ольга.
— Ты самая настоящая женщина-загадка… — покачал головой он и стал по очереди рассматривать снимки с колье. Ольга не могла понять, когда он шутит, а когда говорит серьезно. — Очень красивая вещь… Очень… — приговаривал он, любуясь снимками. — Но мне кажется, что нечто подобное я уже где-то видел. Только вот не припомню, где…
— Очень много бижутерии в форме бабочек, — сказала Ольга, — дизайнеры любят зоологическую тему — бабочки, жуки, змейки…
— Может быть… Значит, ты должна разыскать потомков двух других дочерей Жозефа-Луи Тибо, у которых сейчас находятся остальные части гарнитура, так?
— Так.
— И что тебе удалось найти?
— Да почти ничего. Этот Тибо не был потомственным дворянином, поэтому в книгах тех времен нет сведений о его роде. К тому же у него не было своей резиденции. Ну, представь, — жил себе простой человек, выращивал виноград, делал превосходное вино. Правда, потом ему за это присвоили звание пэра… Но нигде не упоминается, откуда он родом.
— А что тебе посоветовала та библиотечная крыса?
— Поискать в Национальной библиотеке, что я и собиралась сегодня сделать. Но сегодня, думаю, уже не успею.
— Значит, я помешал твоим планам…
— Нет, что ты, я сама сделала выбор.
— Прекрасно. Раз ты сделала выбор, то теперь пеняй на себя. Уж я-то не позволю тебе подрывать свое здоровье, дыша пылью в библиотеках. Я должен показать тебе настоящий Париж!
— Но я хочу отыскать своих родственников…
— Нет ничего проще, отыщем. Я помогу тебе. Только при одном условии, — добавил он.
— Каком еще условии? — насторожилась Ольга.
Мишель выдержал значительную паузу, дав разгуляться Ольгиной фантазии и подозрительности.
— Что ты милостиво разрешишь мне показать тебе Париж, — наконец выпалил он. — Ну как, идет?
В отместку Ольга тоже выдержала паузу и только после этого сухо ответила:
— Ну ладно, идет.
На самом деле ей хотелось петь и плясать от счастья.
В этот день они успели обойти Сите и прогуляться до Пантеона. Из всех архитектурных красот Ольге больше всего понравилась Сент-Шапель — чудесная остроконечная часовня, вся сотканная из причудливых витражей. В отличие от других готических сооружений, от которых веяло мрачным серым средневековьем, эта церквушка была удивительно легкой, воздушной и немного сказочной. Мишель предложил дойти до парка Монсури пешком, и Ольга с радостью согласилась. Как раз об этом она мечтала — просто гулять по Парижу, не думая о том, куда идти за следующим поворотом. Ей хотелось заглянуть в самые глухие уголки города, лишенные праздничного макияжа центральных проспектов и бульваров, где на обшарпанных стенах нарисованы сердца и черепа и написано что-нибудь вроде «победит дерьмо» или «свободная любовь для земноводных». Гуляя по этим узким, как коридоры, улицам, Ольга невольно вспомнила прогулки к деревянному домику с керосинкой. Как давно это было! Как будто в другой жизни…
Они не спеша шли по узким улицам, заглядывали в лавки и книжные магазинчики, останавливались послушать уличных музыкантов, покупали мороженое и горячие жареные каштаны и все время о чем-то болтали. Мишель рассказывал ей про Политехническую школу, даже с гордостью исполнил их гимн, про статьи о старинных кофемолках, про свое новое увлечение писателем сороковых годов Борисом Вианом… Расспрашивал, что Ольга изучает в университете. Какие французские фильмы удалось ей посмотреть, живя в России… Ему было интересно все, что касалось Ольги и ее жизни в России.
— Послушай, где-то я читал, что у вас там прямо с детства всех людей принимают в партию коммунистов. Неужели это правда? — спросил он, когда они вышли из русского книжного магазинчика, в который Ольга решила заглянуть из любопытства.
В ответ Ольга расхохоталась.
— Да нет же! Кто это тебе сказал?
— Я сам видел фотографию в журнале, на ней были дети с красными повязками на шее.
— Ах, ты про пионеров! Да, действительно, в пионеры принимают всех детей.
— И тебя тоже принимали?
— Конечно, — пожала плечами Ольга.
— И ты носила эту красную повязку? — Мишель едва сдерживал смех.
— Не повязку, а галстук.
— Да-а… Представляю, какой у тебя был видок… А сколько тебе было лет? Ты стала носить его, как только поступила в школу?
— Нет, сначала нас всех принимали в октябрята…
— Как-как ты сказала? Ок-тяб-ря-та? — сделал недоверчивое лицо Мишель.
— Ну да. От слова «октябрь». Если тебе известно, революция в России произошла в октябре.
Мишель все качал головой, словно не верил.
— Значит, у вас всем маленьким детям говорят, что они октябрята, так?
Ольга кивнула.
— А если кто-нибудь не захочет?
— Тогда его заклеймят позором, а его родителей уволят с работы…
— Да, веселенькая у вас жизнь.
— Но это еще не все. Когда человеку исполняется четырнадцать лет, он вступает в комсомол. То есть коммунистический союз молодежи. Это целый ритуал, почти экзамен.
— И тоже для всех? — поразился Мишель.
— Нет, от этого по желанию можно отказаться. Но тогда тебя могут не принять в университет.
— Нет, ты меня обманываешь? Или это шутка?
Ольга подняла на него смеющиеся глаза.
— Да нет же — я вполне серьезно.
— А что делают эти самые — комсомольцы?
— Да ничего. Просто платят взносы.
— Большие?
— Нет, маленькие. Но каждый месяц.
— И на что идут эти деньги?
— Вот уж не знаю. Наверное, на то, чтобы содержать всяких комсомольских начальников.
Мишель был вне себя от удивления.
— А ты тоже комсомолка?
— Нет.
— Почему?
— Не захотела.
— А как же тебя приняли в университет?
— Сама не знаю.
Некоторое время Мишель молчал, а потом спросил:
— Послушай, у вас в России все люди дураки? Никто ничего не видит и не понимает?
Ольга засмеялась.
— Да нет, все всё видят и все всё понимают. Но сделать ничего не могут.
Мишель схватился за голову.
— Нет, ну как ты там живешь? Как ты можешь там жить? Это же страна идиотов…
— Зато у нас бесплатное образование, — улыбнулась Ольга.
— Нет. Главное достоинство вашей страны не в этом, — убежденно сказал Мишель.
— А в чем?
— Главное — это то, что в вашей стране живут такие потрясающие девушки, как ты…
С Мишелем было легко. Он, как барометр, улавливал все оттенки ее настроения. Ближе к вечеру, когда они уже вошли в Латинский квартал, Мишель вдруг, ни слова не говоря, потянул Ольгу за руку и потащил ее в какую-то подворотню. Это была обычная арка между домами, только в нее вела двустворчатая деревянная дверь.
— Куда? — удивленно и даже немного испуганно спросила Ольга.
— Сейчас увидишь, — с таинственным видом сказал Мишель, со скрипом открыл дверь, и они оказались в неожиданно просторном дворе. Осмотревшись, Ольга поняла, что находится не где-нибудь, а на римском стадионе. Испещренные трещинками белые ступеньки амфитеатра спускались вниз и вели на круглую, выложенную камнем арену.
— Это арена де Лютец, — сказал Мишель, — во втором веке до нашей эры здесь затравливали честных и добропорядочных христиан.
— Как это — затравливали? — спросила Ольга, обернувшись через плечо и устремив на него свои огромные немигающие глаза.
— Собаками, пантерами, львами…
— Но за что?
— За то, что они не соглашались с большинством. Такое поведение во все времена считалось подозрительным.
«Хорошо, что я родилась не во втором веке, — подумала Ольга, не отрывая глаз от белых камней, которые когда-то были залиты человеческой кровью. — Наверняка я бы не согласилась с большинством, и тогда меня затравили бы дикими зверями…»
— Не бойся, я бы тебя спас, — похлопал ее по плечу Мишель, и Ольга удивилась тому, что он прочитал ее мысли.
— Я не боюсь, просто в таких местах мне всегда становится жутко. Наверное, что-то остается — в воздухе или в самом камне. Какие-то поля… Или такие места таят в себе свершившееся когда-то зло… — сказала Ольга.
— Это тоже самое, что привидения, — сказал Мишель и взял Ольгу за руку. — Знаешь, есть очень простой способ борьбы с привидениями. Надо просто не думать о них и не верить в них. Тогда они не смогут завладеть твоей душой. А ты верующая? — вдруг спросил он.
— Не знаю, — ответила Ольга, — у нас об этом не принято говорить. Я некрещеная. Но мне кажется, что я все равно верующая…
Они медленно приближались к парку Монсури. На город уже спустились сумерки, и теперь на улицах горело множество разноцветных огней и ярких надписей реклам.
— Давай расстанемся заранее, — сказала Ольга. — Я встречаюсь здесь на лавочке со своей соседкой по комнате Натали…
— Она француженка?
— Нет, на самом деле ее зовут Наташа, но у нас всех на курсе называют на французский манер.
— А тебя как называют?
— А для меня так ничего и не придумали.
— Какая вопиющая несправедливость! — возмутился Мишель. — Я хочу, чтобы у тебя тоже было свое французское имя. Ты будешь теперь Оля-ля…