Тетя для мажора

Глава 31

Неразделённой любви нет?! А какая тогда есть?

Егор(с).

— Боже, какая красота! — восторженно лепетала Янчевская, подходя к обрыву, когда мы взобрались на самый верх смотровой площадки Ласточки. — Непередаваемое чувство!

— Да ладно, — смеялся я. Ну, море, ну, горы, ну, подумаешь. Наклонился, убирая золотистую прядь волос с ее лица. Если она тащилась от природы, то я же откровенно продолжал тащиться от нее.

— Нет, ну правда красиво? — не унималась Карина. — А взгляни на цвет моря! Смотри, из голубых тонов оно переходит в насыщенно-синий! Чудеса!

— А ты знаешь легенду о Ласточкином гнезде? — я подошел сзади, обнял Карину поперек талии, привлекая к себе. Тут же бонусом получил табун мурашек от Янчевской. — Это было в те времена, когда людей еще не было, и боги часто посещали Землю. — Аккуратно переложил русую копну волос на одну сторону, тем самым обнажая шею Карины и готовя себе трамплин для поцелуев, впитывая ее дрожь. — Как-то объезжая свои владения, бог моря Посейдон увидел на заре Аврору, стоящую на скале. Любовь тут же пронзила его сердце. Но знал морской владыка, что невозможна любовь Авроры к нему. — Дорожка влажных поцелуев побежала снизу вверх по шее Карины, заставляя ее вздрагивать. Я четко видел, как она покусывала свои сочные вишневые губы и слышал ее рваное дыхание. — В мучениях жил Посейдон, волновалось море, гибли рыбаки, страшные штормы носились от берега к берегу. Сильной страстью воспылал бог моря к богине. Но она почему-то не могла ответить ему взаимностью. Прямо как ты мне, да? — от одной мысли об этом у меня возникла необъяснимая агрессия, и я хищно перешел с поцелуев на лёгкие покусывания, клеймя шею Карины, якобы присваивая себе. Тот еще изврат!

— Его-ор, — протянула Янчевская, запрокидывая голову мне на плечо. Я же тем временем другой рукой легко, но все же властно сжимал её грудь. Даже наличие платья и лифчика под ним не мешало полноте ощущений, эта твердость попросту сводила меня с ума, и вот я уже прижимался к ягодицам Карины своим каменным стояком.

— О боже-е-е, — она почти стонала в моих руках.

— Знал Посейдон, что только его волшебная диадема может помочь ему, и решил он приворожить Аврору, — я продолжал и рассказ, и сладкие пытки своей подопечной туристки, выводя круговые движения языком по ее шее и плечам. Карина же откровенно терялась в экстазе, и то и дело всхлипывала, закатывая глаза. Признаться, я сам был на грани, но еще кое-как мог себя контролировать, хотя и не хотелось, а хотелось подхватить Янчевскую на руки и нестись с ней в ближайший отель. Но я же не маньячелло какой-то! Обещал показать ей красоту, значит, покажу! — Уговорил Посейдон повелителя ветров Эола тучами закрыть утреннее небо и не дать солнцу осветить небосвод.

— Продолжай… — Карина неоднозначно выдохнула, плавясь, словно масло, в моих объятиях.

— Ждала Аврора на скале первых утренних лучей, но неведомо ей было, что солнцу никак не взойти. Так и задремала в ожидании, — не выдерживая, я медленно сжал ее шею, поворачивая к себе, и уже хотел впиться в девичьи губы, будто раненый коршун, как на мгновение взглянул на нее. Глаза Карины были закрыты, а с дрожащих губ слетел тихий рваный вздох. Естественно, она ждала этого поцелуя не меньше, чем я, и, скорее всего, перебывала в каком-то трансе от моих ласк. Но у меня вдруг внутреннее эго-то щёлкнуло, и, как самовлюблённый пиздюк, которого задело неразделённой любовью, о которой я сейчас тут распинался, я вернул Янчевскую в исходное положение и, глубоко вздохнув, продолжал на серьёзных щах свое повествование, тем самым возвращая себе остатки контроля и возвращая Карину в реальность.

— Подкрался Посейдон к Авроре и уже было околдовал её, но тут она очнулась и выскользнула из рук Посейдона волшебная диадема. От удара о скалу осколок алмаза короны упал в расщелину. Потеряла диадема колдовскую силу. Так и ушел ни с чем Посейдон.

— И все? — моя принцесса тоже очнулась и растерянно уставилась на меня, хлопая ресницами.

— Рассеялись тучи. Взошло солнце. Встретила Аврора рассвет и украсила утро чудесной зарёй, — я прочистил горло, вскидывая взгляд далеко в синее море. — Упал луч и в расщелину, где лежал осколок диадемы. Вспыхнул он ярким светом и превратился в прекрасный замок. И стоит этот замок на самом краю скалы — как символ неразделённой любви. Неразделённой, мать вашу! — последнее, ясен пень, не сказал в голос, а добавил про себя.

— На самом деле, реальная история звучит так… — Карина подалась ко мне, обвивая шею руками. — Замок принадлежал русскому генералу, участнику русско-турецкий войны, имя его, к сожалению, не сохранилось. — Она с тревогой пристально смотрела мне в глаза, пытаясь уловить нотки перемен моего настроения. — Изначально здесь была его дача, которую он назвал Генералиф, что означает «сад высокопоставленного», и никакой неразделённой любви здесь нет, ты слышишь?! — последнее она выдала с особо дрожащими и волнительными интонациями, обхватив мое лицо двумя руками, пронзительно всматриваясь мне в глаза, а такое чувство, что в самую душу. Я правильно понял? Это то, что я думаю? Неразделённой любви нет?! А какая тогда есть? За грудаком что-то горячее разлилось, огненное, и такое, сука, прекрасное, что хотелось смеяться без остановки. Прилив бесконтрольного, хаотичного восторга, словно отборный сорт марихуаны, втянул полными легкими. Очуметь! Сердце барабанило, словно дурное, сходя с ума от новых и слишком мощных для него чувств.

— А какая есть? — свой странный вопрос выдал севшим от возбуждения и переизбытка эмоций голосом. — Какая?

Опьянённым взглядом Янчевская смотрела на мои губы, слегка касаясь их, словно стесняясь, подушечками своих пальцев, а я, бля, как в беспамятстве, не двигаясь, наблюдал за каждым ее жестом, боясь пропустить что-то важное, самое, сука, важное. Мне на секунду пришла долбанутая мысль, что если не шевелиться и не дышать, я смогу продлить это чудное мгновенье до бесконечности, до безумия!

— Егор, я хочу, чтобы ты знал, — шептала мне Янчевская прямо в губы. — Как бы там ни было, и, несмотря на то, как сложатся обстоятельства в дальнейшем, мне с тобой было хорошо, так, как никогда и ни с кем! — с этими словами Карина подалась вперёд еще больше и накрыла мои губы своими, пока мой плавившийся мозг переваривал сказанное.

Соприкоснулись губами, едва дыша. Поток тепла, раскалённой магмой стремительно несся по венам внутри меня, внутри грудной клетки, глубоко внутри самого сердца. Рвано дыша, прижимал Карину к себе, словно она самое дорогое, что у меня есть, словно она все, что у меня есть, черт побери! Огонь в солнечном сплетение был такой мощный, что казалось, он своим жаром прожигал насквозь и Янчевскую, когда наши тела соприкасались. Свидетельством тому было ее сбывшееся дыхание и тихие стоны. Я запустил пятерню в ее волосы на затылке и медленно потянул, заглядывая в глаза. Она смотрела на меня, еле подняв веки, и улыбалась, так блаженно, так упоительно, как малахольная! Тот еще кайф!

— …Тебя! — от нахлынувших чувств мой язык прилип к небу, поэтому я выдал только вторую часть своего признания, но моя, судя по всему, все поняла и прильнула ко мне страстным поцелуем. Секунда, и земля под нами начала беспорядочно вращаться.