Глава двенадцатая

Ужин на террасе апартаментов с видом на океан и Бриллиантовую гору был великолепен. Мягкий ветерок, наполненный сладкими тропическими запахами, с нежностью касался их кожи, пальмы покачивались, точно в танце. Романтическую обстановку дополняли вазы со свежими гавайскими фруктами, бутылка охлажденного шампанского и орхидеи на подушечках. Но истинной романтикой для нее была нежность Майкла, его изысканное внимание, нашептываемые им слова.

На рассвете Барри лежала рядом с ним и смотрела на него. Ее тело было пресыщено, сердце переполнено любовью, такой сильной, о какой она даже и не осмеливалась мечтать. Она не смыкала глаз, боясь потерять хоть минуту из этого чудесного времени, которое они проводили вдвоем.

Она никак не могла налюбоваться им – его широкой грудью с завитками волос, плоским животом, изгибом ягодиц и этими мощными мускулистыми бедрами, говорящими о том, что он очень сильный мужчина.

Пока она любовалась его фигурой, на губах у него заиграла улыбка, и она увидела, как зашевелилась простыня, так соблазнительно прикрывавшая его пах. Она провела пальцами по его груди и услышала легкий стон. Майкл пододвинулся к ней, чтобы чувствовать ее прикосновение к своему жаркому, нетерпеливому телу. Возбужденная одним только этим движением, она вновь хотела близости с ним, ее руки ласкали его тело, стараясь сделать так, чтобы он поскорее проснулся и тоже был готов к высшему для них наслаждению.

– Извини, – сонно пробормотал он ей в ухо и обнял обеими руками.

Она отстранилась и посмотрела ему в глаза.

– Извинить – за что?

– За то, что я не очень хорошо себя вел. Я чуть не заснул.

– Все, что ты делаешь, для меня хорошо.

Правда, если ты спал, может, ты пропустил самое интересное. Он рассмеялся.

– И что бы это такое могло быть?

– Вот что, – сказала она, и губы ее двинулись от его плеча вниз, пока язык не уткнулся в ямочку его пупка. – И вот еще что, – замурлыкала она, и ее пальцы заплясали по его животу, захватив наконец в плен средоточие его мужественности.

Он снова был готов любить и наслаждаться.

– Знаете, мистер Комптон, вы просто неистощимы.

– Только с тобой, любовь моя. Только с тобой.

– Надеюсь, что это так, – сказала она, не в состоянии скрыть нотку горечи.

Он внимательно посмотрел на нее:

– У тебя сомнения?

Она вспомнила все советы, которые ей приходилось читать и выслушивать и которые дружно предупреждали: нельзя признаваться мужчине в своих сомнениях. И тут же вспомнила другой, более мудрый совет: лучше честности в отношениях не может быть ничего. И она решила быть честной.

– Иногда да.

– Никогда не сомневайся, – утешил он, обхватив ее лицо ладонью и повернув так, чтобы она видела его глаза. – Может быть, я не знаю, как это правильно назвать, но ты первая женщина, с которой я испытываю подобное. Никогда раньше не доводилось мне испытывать такое взаимное чувство, и я не хочу его потерять.

– А тебе и не придется, – сказала Барри, и сердце у нее запело. В нем звучала песня – песня любви. Слова Майкла, быть может, и не означали открытого признания в любви, но все равно в них была клятва верности, наполнявшая ее радостью и счастьем.

Он нежно поцеловал ее в губы.

– Как я рад, что к тебе вернулась улыбка. Он подоткнул подушки и сел, упершись в них спиной, а потом подтянул Барри и усадил к себе на колени.

– Теперь скажи мне что-нибудь.

– Что?

– Теперь, когда мы и поужинали и… и позавтракали, у тебя осталось что-нибудь про запас из сюрприза?

Барри сдвинула брови, наморщила лоб.

– Как-то дальше этой ночи я и не думала, – призналась она. – Ну разве это не смешно? Наверное, я представляла себе, что мы просто на следующее утро полетим назад.

– А ты не думаешь, что в таком случае зря пропадут и эта комната, и весь этот рай? – спросил он, проводя рукой по ее животу, пока мышцы не стали сжиматься от невыносимого напряжения. Когда его пальцы дотронулись до ее груди, у Барри перехватило дыхание.

– Да, теперь это ясно как Божий день, – с трудом прошептала она.

– И что нам делать?

– Я думаю, ты на правильном пути.

– Я тоже так думаю, – согласился он, улыбаясь, и стал все жарче ласкать ее, пока Барри не выгнулась ему навстречу от желания почувствовать его внутри себя.

Еще двадцать четыре часа они не выходили из номера, засыпая, только когда не было сил ни говорить, ни любить. Среди ночи заказали ужин, когда ананасов и шампанского оказалось недостаточно, чтобы поддержать их силы. Барри знала: проживи она до ста лет, ей не встретить никого, кто смог бы подарить ей столько радости. Когда она засыпала, ей почудилось, будто Майкл сказал, что любит ее. Она была уверена, что сердце ее не выдержит такого счастья и разорвется на кусочки.


В воскресенье вечером они вернулись в Лос-Анджелес. Барри уже не сомневалась, что они связаны накрепко и дело времени – когда Майкл днем, при ясном свете скажет те три сакраментальных слова, а потом предложит руку и сердце. Она теперь ничуть не боялась будущего и не беспокоилась о том, смогут ли они сохранить любовь на всю жизнь. Она была уверена: Майкл освободил ее от давних страхов и комплексов.

Но проходили недели, и это невероятное счастье полной гармонии омрачалось беспокойством за ее сериал. Барри со страхом ждала начала каждой новой недели, когда публикуется национальный рейтинг. После второго спектакля «Снова до свиданья» чуть-чуть поднялся, но потом упал на самое дно. И труппа, и съемочная группа были деморализованы, и Барри не представляла, что еще можно сделать. Вдохновляющие слова больше не помогали. Она понимала, что Майкл был прав относительно общей тональности шоу, но это они подработали, и она теперь не сомневалась, что единственная проблема – неподходящее время выхода в эфир.

– Дани, я не знаю, что делать. Я чувствую себя абсолютно беспомощной, – сказала она в один из вторников, посмотрев свежую таблицу рейтинга. – Я пыталась поговорить с Майклом, но это становится все более неудобным.

– А когда ты говоришь с ним об этом?

Барри удивленно взглянула на нее.

– Что ты имеешь в виду? Как только представляется возможность.

– Ночью? В постели?

Она начала понимать, что имеет в виду подруга.

– О'кей. Наверное, это не самое лучшее место.

– Не то слово! Ты же сама твердила, что нельзя смешивать деловые и личные отношения, это обязательно кончается кавардаком. Может, попробуешь снова разъединить их? Условься о времени, приди к нему в кабинет и переговори. Вот где он принимает деловые решения.

Барри улыбнулась.

– А ведь я где-то слышала, что наш президент самые ценные советы о том, как управлять страной, получает в постели.

– Может, и так, но первая леди на его стороне. А если говорить о нашем сериале, то вы с Майклом по разные стороны линии фронта.

Даниель была права, и Барри пришлось это признать.

– О'кей, твоя взяла. Позвоню сейчас же и выясню, как у него сегодня со временем.

Однако миссис Хастингс ответила, что календарь Майкла забит до конца следующей недели.

– Сегодня во второй половине дня он улетает в Нью-Йорк, и я не знаю, сколько он там пробудет.

– Улетает сегодня? Во второй половине дня? – Барри не верила своим ушам. – Он ни словом не обмолвился о поездке. Что-нибудь срочное?

– Нет, дорогая. Не думаю. Я заказывала билет несколько дней назад.

– А-а… – Барри поникла. – Ну да ладно, ничего, миссис Хастингс. Я договорюсь, когда он вернется.

– Вот и хорошо, дорогая, – ответила та и добавила доброжелательно: – Не огорчайтесь из-за этой поездки. Я уверена, он собирался сказать вам. Просто он был ужасно занят и страшно расстроен последнее время.

– Понимаю, – неуверенно согласилась Барри. – Спасибо.

– Что-нибудь стряслось? – спросила Даниель, как только трубка коснулась рычага.

– Он улетает сегодня вечером, а мне ни словом не обмолвился об этом.

– Может, забыл.

– Дани, последний месяц он был у меня почти каждую ночь. Конечно же, он нашел бы минутку сообщить мне, что отправляется в Нью-Йорк. Уж не собирается ли он позвонить сегодня вечером с Восточного побережья и сказать: «Да, между прочим, не жди меня сегодня вечером. Я за три тысячи миль от тебя».

– Барри, – предостерегающе произнесла Даниель.

– Что «Барри»?

– Ты заводишься из-за того, что не стоит и выеденного яйца.

– Не стоит выеденного яйца?

– В данный момент не стоит. Дай ему возможность все объяснить самому.

– Какая ты щедрая! Разве ты не должна быть на моей стороне?

– А я и так на твоей. Потому и стараюсь успокоить, пока ты не взорвалась и не натворила чего-нибудь такого, о чем потом сама пожалеешь.

– Я не стану жалеть, если выскажу ему все, – стояла на своем Барри.

– Язык твой – враг твой.

– Спасибо тебе большое.

– Не за что.

Майкл все же позвонил Барри из аэропорта и предупредил, что улетает. Она постаралась не сказать ничего лишнего, только попрощалась и пожелала доброго пути. Но ей это далось с трудом, и она пожаловалась Даниель:

– Мне было бы намного легче, если бы я сказала все, что у меня накопилось.


На следующее утро, купив по дороге в студию газеты, выпускаемые для работников телевидения, она пожалела еще больше, что заставила себя сдержаться. В обеих газетах на первой полосе говорилось о снятии с эфира нескольких осенних телесериалов. Особое место в обеих статьях занимала «многообещающая комедия» «Снова до свиданья».

«Одна из любимиц вице-президента Майкла Комптона, она с самого начала страдала анемией рейтинга, – писал один из авторов. – Но даже благосклонность руководства в конце концов не спасла ее».

Барри читала со стиснутыми кулаками. А когда закончила, то буквально заскрежетала зубами. Если бы Майкл сидел сейчас в своем кабинете, она бы побежала туда и изо всех сил влепила бы пощечину по его сексуальной физиономии. Как он мог ночь за ночью ласкать ее, а потом так нагло, так жестоко отменить ее телесериал, ни слова не сказав ей об этом? Она должна была узнать о своем провале от него, а не из треклятых газетенок. Нечего и удивляться тому, что он удрал в Нью-Йорк. Конечно, ему лучше находиться от нее подальше.

Она принялась бормотать себе под нос, сделает с ним, как только он попадется ей в руки. Фарш! Вот что она сделает из него. И неважно, что это он, а не она, заработал репутацию человека, которому ничего не стоит растоптать своих врагов. Она так разделается с Майклом Комптоном, что бедняжка Том Сойер по сравнению с ним покажется серым волком. Она не позволит ему безнаказанно делать из нее идиотку. Для начала она просто спустит с него шкуру!

Барри схватила пресс-папье из перегородчатой эмали, его подарок, и с размаху швырнула в другой конец кабинета. Оно врезалось в дверь за секунду до того, как ее приоткрыла Даниель.

– Я так понимаю, что ты прочитала статью.

– А как же, можешь быть уверена, – выкрикнула Барри и потом минут десять упражнялась в таких выражениях, от которых нехорошо стало бы и самому матерому матросу. Даниель с опаской вошла и присела на диван. Она ждала, когда у Барри иссякнет запал. Наконец та остановилась.

– Все? Закончила? – весело поинтересовалась подруга.

– Ну да… Высокомерная скотина, самовлюбленный истукан, жестокий сукин сын… – снова завелась она.

– Тебя хватит удар, если не успокоишься, – как бы между прочим заметила Даниель, перебив этот кипящий от ярости словесный поток. – Кроме того, – добавила она, – все это добро изливается на мою бедную голову. Если тебе так уж требуется вылить помои, то лучше все-таки прибереги их для Майкла.

Внезапно глаза Барри наполнились слезами, и она положила голову на стол.

– Как он мог? – пробормотала она совершенно убитым голосом. – Дани, как он мог это сделать, даже не сказав мне? Боже мой, а я-то думала, он любит меня.

– Душенька, может, в этом-то и все дело?

– Что ты хочешь сказать?

– Он знал, каково тебе услышать такое. Может быть, он не мог решиться.

– Майкл не трус.

– Но ведь и жестокости в нем нет.

– Я никогда об этом не думала. – Барри шмыгнула носом, ненавидя себя за столь откровенное проявление слабости.

– Значит, должно быть какое-то объяснение.

– Да во всем свете не найти этому нормального объяснения! Пусть он теперь объясняется до скончанья веков, все равно предательство останется предательством.

Когда на столе зазвонил телефон, она наотрез отказалась поднять трубку.

– А что, если это Майкл? – спросила Даниель.

– Пусть то, что он хочет сказать, напишет в служебной записке. Кажется, ему это больше нравится.

– Так себя на работе не ведут.

– А мне наплевать, что я на работе. Я женщина, которой нанес удар в спину любимый человек.

Пронзительный звонок прекратился, но тут же зазвонил опять.

– Я этого не вынесу, – с содроганием сказала Даниель и, подскочив к телефону, сняла трубку. – Кабинет Барри Макдоналд.

Как ни хотелось Барри притвориться, что это ее не интересует, она прислушалась, чтобы узнать, не Майкл ли это.

– Да, она на месте, но в настоящий момент говорить не может, – сдержанно произнесла Даниель. – Нет, Майкл. Я не знаю, когда.

Какое-то время Даниель молча слушала, потом сказала:

– А как, по-твоему, может она себя чувствовать? Плохо.

Майкл опять что-то долго говорил, и Даниель заключила:

– О'кей, я передам, но не уверена, будет ли она слушать. Пока.

– Ну, что он сказал?

– Что очень сожалеет. Что этому есть объяснение. Что очень любит тебя. Думаю, в целом это все.

– Очень хорошо! – саркастически воскликнула Барри.

– Он перезвонит через пять минут.

– Я не буду говорить с ним.

– А почему бы и не поговорить? Мне кажется, он не намерен складывать оружия.

– Ну и что же он может сделать, чтобы заставить меня слушать, если он за три тысячи миль отсюда?

– Он не может заставить тебя, но ведь таким образом ты только отсрочиваешь неизбежное. Рано или поздно он вернется.

Когда телефон зазвонил еще раз, Барри сидела и широко открытыми глазами смотрела на него. Даниель нехотя взяла трубку.

– Нет, она все еще не расположена говорить. – Выслушав ответ Майкла, она повернулась к Барри: – Он говорит, что если ты не хочешь говорить с ним, то ты трус.

Барри вырвала у нее трубку.

– Кого, черт побери, ты называешь трусом? – спросила она. – А ты-то сам не трус? Подумать только, как я тебе доверяла!

– Барри, ну что я могу тебе сказать? Прости, – извиняющимся голосом начал он. – Я хотел сказать тебе сам, но это так неожиданно просочилось в газеты, что я просто опоздал. Вообще-то мы не планировали объявлять об этом до следующей недели, когда будут утверждаться замены снятым с эфира передачам.

– Ты собирался позвонить из Нью-Йорка или послать телеграмму?

– Я собирался сказать тебе лично, как только вернусь. Я бы ни за что не поступил так, кто бы ни был продюсером. И я, конечно, не сделал бы ничего подобного в отношении тебя, будь у меня выбор.

– О, у тебя был выбор, был! Только ты сделал неправильный выбор, а теперь пытаешься вывернуться.

– Но это же смешно. Я люблю тебя. Я бы ни за что на свете не смог намеренно сделать тебе больно.

Барри не знала, плакать ей или смеяться. Еще недавно ей так хотелось услышать, что он любит ее. А вот теперь он повторяет это чуть не в каждой фразе, но она не верит.

– У тебя нет чувства юмора, Комптон. Ты никогда не мог бы писать комедии.

– А я и не пытаюсь говорить смешно. Я хочу, чтобы мы поженились.

– Не говори глупостей! Ты только что разрушил мою карьеру. Если ты думаешь, что после этого я выйду за тебя, ты просто остолоп. Брак не заменяет карьеры. Карьера никогда не предаст – так, как ты предал меня.

– С чего ты взяла, что я разрушил твою карьеру? Я никогда не собирался предавать тебя. И, уж конечно, не предлагаю брака взамен карьеры. Я предлагаю тебе выйти за меня, потому что люблю тебя и думаю, что ты тоже любишь меня. Не упрямься и не разрушай нашего счастья.

– Выбрось это из головы, – отрезала она. – Но я должна тебе сказать, что ты придумал неплохой ход. Прибереги его для следующей мелодрамы.

– Барри…

Но она уже закусила удила:

– Сколько у нас времени?

– Барри, послушай, ну пожалуйста…

– Сколько времени? – неумолимо повторила она.

Майкл устало вздохнул:

– Официально вы уже сняты с производства. Глаза у Барри защипало от слез.

– Прекрасно. К концу дня духу моего не будет в этом кабинете.

– Ты прекрасно знаешь, что в этом нет необходимости.

– Есть, – непреклонно ответила она. – До свиданья, Майкл.

– Барри, погоди. Пожалуйста!

– До свиданья… Снова.

Загрузка...