Глава четвертая

Путь от студии до Беверли-Хиллз, трудный при самых благоприятных условиях, никогда не казался ей таким долгим, а шоссе никогда не было так забито автомобилями. Лишь к четверти десятого Барри наконец выбралась из города и въехала в шикарный район, где ей редко доводилось бывать, – со скульптурами на лужайках и обманчиво скромными домами. Темнота стояла – хоть глаз коли, и она почти не видела уличных знаков, тем более в своих очках с розовыми стеклами.

Этого еще не хватало! – подумала она, всматриваясь через лобовое стекло в номера домов и сверяясь с адресом, который нацарапала утром. Она окончательно заблудилась в этом анклаве. До ближайшей бензоколонки или телефона-автомата настолько далеко, что нечего и думать о том, чтобы повернуть назад. Тем более что она представления не имеет, куда для этого нужно поворачивать. Она вздохнула и попробовала примириться с мыслью, что ей до конца дней своих предстоит мыкаться по улицам Беверли-Хиллз. Да нет, еще до того, как это случится, выйдет весь бензин или ее задержит полиция.

– Черт, – раздраженно проворчала она и остановилась на обсаженной пальмами улице, чтобы найти карту Лос-Анджелеса. Пытаясь держать карту так, чтобы увидеть на ней что-нибудь в тусклом свете уличных фонарей, она сумела-таки найти, где находится дом Майкла.

С ненавистью она рассматривала карту. Конечно же, его улица длиной в один квартал! Следовало бы догадаться, что он должен жить как-нибудь особенно, в таком месте, куда не каждый найдет дорогу. Она всего в миле от его дома и, если на пути не попадутся непредвиденные тупики или закрытые для проезда улицы, доберется туда быстро: нужно только проехать по прямой пять кварталов, повернуть налево, а потом направо.

Она медленно поехала вдоль домов, вытягивая шею, чтобы видеть уличные знаки и не пропустить поворот, и про себя молилась святому – хранителю всех потерявшихся душ, чтобы он помог ей выпутаться из этой истории, да поскорее. Майкл, наверное, выходит из себя, да и она сама не в восторге от ситуации. Неизвестно, что лучше – опоздать или заблудиться. Первое вызывало в ней чувство вины, второе – чувство беспомощности, даже паники. А того и другого вместе было достаточно, чтобы ей захотелось как можно скорее очутиться у себя дома. К тому же она понимала, что этот обед будет иметь опасные последствия, которые могут сказаться не сразу, а лет через пять-шесть.

– Интересно, поверит ли он, что у меня разыгралась страшная мигрень и я совершенно потеряла ощущение времени и позабыла о встрече? – вслух спросила она себя.

Об этом нечего и думать, категорически ответил ее внутренний голос. Майкл поймет, что ты просто трусишь.

Возможно, ей повезло: не успела она послать свой внутренний голос куда подальше и повернуть назад, домой, как перед глазами возникло название искомой улицы. После этого ей ничего не стоило найти и дом: на всей этой чертовой улице стояло всего только три дома.

Было уже половина десятого, когда Барри остановила машину, нехотя прошла пальмовой аллей и позвонила в дверь. Майкл открыл, и она увидела встревоженное выражение его лица, нахмуренные брови. Но это выражение тут же сменилось натянутой и весьма неприветливой улыбкой. Барри проняла дрожь: она узнала ту самую уничтожающую мину, дававшую понять, что этот человек способен сделать фарш из своего противника.

– Опаздывать считается хорошим тоном, но вам не кажется, что вы несколько перестарались?

Свой вопрос он произнес с легкой насмешливостью, но в голосе слышалась нотка, говорившая о том, что рассердился он гораздо сильнее, чем она предполагала. Барри осторожно коснулась рукой его плеча.

– Вы и в самом деле так расстроились? – виновато произнесла она. Он промолчал, и она затараторила: – Я вас очень хорошо понимаю. Я опоздала непростительно, но я никак не могла уйти из студии, работа затянулась дольше, чем я думала. А улицы забиты битком. Вы же знаете, что творится в городе после работы. К тому же я заблудилась…

Она перевела дыхание, замолчала и с надеждой посмотрела на него. Но голубовато-серые глаза остались холодны.

– И вообще, я очень прошу извинить меня. Я испортила вам вечер?

Мгновение он стоял и смотрел на нее, потом покачал головой и улыбнулся. На этот раз приветливей. По крайней мере похоже было, что он раздумал выкидывать ее на улицу.

– Извините. Ну, конечно, нет. Я просто боялся, что вы передумали и не приедете.

У нее насмешливо поползла вверх бровь. Это совсем не похоже на заносчивого, самоуверенного Майкла Комптона, которого Барри видела до сих пор. В его голосе промелькнуло даже что-то просящее, какая-то неуверенность, и это страшно заинтриговало ее.

– Вы серьезно? – спросила она, все еще сомневаясь, в самом ли деле услышала нотку неуверенности в его голосе.

– Но ведь вы опоздали больше чем на час, – ответил он уже веселее. А потом широко улыбнулся, и от неуверенности не осталось и следа, вместо нее появилась обычная насмешливость. – Вы вообще-то имеете представление о том, что это значит для самолюбия мужчины, если привлекательная женщина вовсе не горит желанием встретиться с ним?

– По-моему, с вашим самолюбием должно быть все в порядке, мистер Комптон, – мило заметила Барри. – Это вот я сражалась с грузовиками на автостраде, блуждала по улицам Беверли-Хиллз и помирала с голоду в своей «сентре», пока вы сидели дома и грызли… – она игриво посмотрела на него. – Что вы тут грызли? Морковку?

– Шляпки грибов, фаршированные крабами. Барри проглотила слюну. Ей действительно до смерти хотелось есть. Она смело посмотрела ему в глаза, с большущим трудом удержавшись, чтобы не похлопать своими длинными темными ресницами.

– Надеюсь, теперь, когда я во всем повинилась, вы поделитесь со мной одной-двумя шляпками?

– Похоже, в этом уже есть нечто интригующее. Я подумаю. – Он наконец отступил от двери и впустил ее в дом. – Я никогда не отказываюсь протянуть руку кающемуся грешнику, если только он раскаивается искренне.

– Не испытывайте судьбу, мистер Комптон, – не осталась в долгу Барри. – Вы разве не знаете, как опасно иметь дело с помирающей от голода женщиной? Вы обещали мне обед, а мы пока что занимаемся сотрясением воздуха.

Его глаза уверенно скользнули по ней.

– В воздухе чувствуется присутствие электричества каждый раз, как мы оказываемся вместе, вы не находите? – тихо спросил он.

Барри вспыхнула под его внимательным взглядом, пытаясь не замечать, как великолепно обтягивают джинсы его мускулистые бедра.

– Я имела в виду вовсе не это. – Она отбила атаку, но в голосе у нее определенно не хватало убежденности.

– Может быть, и не это, – сказал он, и в глазах у него заиграл озорной огонек. – Но это правда. Думаю, после обеда мы изучим проблему поподробнее.

Барри хотела было ответить ему таким же смелым, прямым взглядом, но замигала и отвела глаза. Десерт, вот что это такое, подумала она, и нервная дрожь пробежала у нее по спине. Точно как предсказывала Даниель. Он поставил ее в меню на десерт. Она взяла себя в руки и снова посмотрела на него. Может быть, если она займется закуской, у нее пропадет панический страх перед десертом.

– Так где же ваши шляпки?

Он понимающе глянул на нее:

– Минуточку, сейчас будут. Проходите в гостиную. Что будете пить?

– Бокал вина, пожалуйста.

– Красного, белого?

– Белого. Вы уверены, что вам не надо помочь?

– Нет. У меня все в полном порядке.

Спорю, так и есть, подумала Барри. У мужчин вроде Майкла Комптона всегда все в порядке. Ожидая его возвращения, она оглядела гостиную – диван, на котором можно заблудиться, кресла перед пылающим камином. Каминная полка и одна из стен отделаны темным деревом, придававшим комнате строгий мужской дух. Сам по себе темный цвет мог бы действовать подавляюще, но остальные стены были оклеены светлыми французскими обоями с пейзажными мотивами, а высокие французские окна-двери выходили во внутренний дворик, залитый мягким лунным светом. Днем эти двери откроют доступ обилию солнечного света, а вместе с ним – сладкому аромату сотен роз всех оттенков. Она представила их себе: от бледно-розовых до пунцово-красных, от ярко-желтых до абрикосовых… Яркая лазурь плавательного бассейна свободной формы искрилась у самого края террасы. Все было просто и роскошно, ни чуточки не претенциозно, и Барри должна была признать, что у Майкла отличный вкус. Весь интерьер и отделка были очень своеобразны, и она подозревала, что это своеобразие – его собственное, а не наемного декоратора.

– Любуетесь видом? – прошептал у нее за плечом тихий, чарующий голос.

– Очень красиво.

– Я влюбился в это место с первого взгляда. Прежний владелец настелил на этот прекрасный паркет какое-то жуткое розово-лиловое плюшевое покрытие, да еще подчеркнул его черно-розовыми обоями. Он явно увлекался декадентским искусством. Мне пришлось буквально закрывать глаза, когда я срывал эти обои со стен.

– При вашей занятости – когда же вы нашли для этого время?

– По вечерам и выходным. Ушло много времени, но я не жалею. Ну и, кроме того, вы не представляете, какое это удовольствие – сдирать напольное покрытие и обои, после того как целый день сдерживался, чтобы не порвать в клочья дураков, осаждающих твой кабинет.

– Если они такие уж никчемные, то позвольте удивиться тому, что вы сдерживаетесь, – сухо заметила Барри.

– Я и сам порой удивляюсь, – признался он. – Но я понял одну вещь: человек, который сегодня пытается продать тебе совершенно нелепую идею, завтра может принести в клюве уникальный, новаторский сюжет. Если быть с ним грубым, он может уйти с этой идеей в другую компанию. Мне не улыбается такая перспектива.

– Значит, вы страдаете молча.

Он покачал головой.

– Я предпочитаю считать, что веду себя дипломатично. Мне также хотелось бы верить, что я в состоянии создавать обстановку, которая поощряет их творческие поиски, а не подавляет их. Если есть хоть крупица таланта, мне хочется выпестовать его.

Продолжая развивать свои мысли, он почти рассеянно играл прядью волос Барри, заправляя ее за ушко, его пальцы мягко и нежно прикасались к ее лицу. От этих прикосновений Барри начинала дрожать и понимала, что будет не в силах отказать ему ни в чем, что бы он ни попросил. Надо скорее отодвинуться! Она тяжело вздохнула, но не шелохнулась. Не было сил.

В сценарии «Снова до свиданья», насыщенном эмоциями и страстями настолько, что между действующими лицами должны чуть ли не искры пробегать, у героини не было бы никаких колебаний с вечера и сожалений наутро. Однако жизнь не сценарий, и Барри вдруг поняла, что Майкл Комптон одним махом преодолевает всю ее систему обороны. Осознание того, что она приняла его слишком близко к сердцу, было для нее ужасным открытием.

– Эй, – мягко произнес он. – Что случилось?

Барри заморгала и посмотрела ему в глаза. Он что, прочел ее мысли, почувствовал ее обеспокоенность?

– Ничего, – солгала она. – А почему вы спрашиваете?

– У тебя на лице было такое отрешенное выражение, такое грустное… – Он покачал головой. – Нет, не это. Может быть, скорее испуганное. Беспомощное.

Его проницательность поразила ее. Она с усилием изобразила улыбку и бодрым, поддразнивающим тоном произнесла:

– Вы все придумываете. Наверное, перед моим приходом читали сценарий какой-нибудь душещипательной мыльной оперы?

Он внимательно посмотрел на нее, словно обдумывая, стоит ли развивать эту тему, и, к великому облегчению Барри, решил не развивать.

– Нет, – весело подхватил он. – Я в поте лица своего трудился над плитой. Вы готовы оценить мои усилия?

– Разумеется. Ни разу не встречала мужчину, чьи кулинарные способности простирались бы дальше куска мяса, зажаренного на жаровне во дворе.

Он посмотрел на нее с самым негодующим видом.

– Моя дорогая, да будет вам известно, что французская повариха – мой любимый телеперсонаж.

– Мне кажется, она несколько высоковата для вас.

– Переживем. Зато какие рецепты! С'est magnifique! – С серьезным видом он поднес пальцы к губам и звучно причмокнул.

Барри засмеялась.

– Если она так сильно на вас действует, то непонятно, почему вы не вернули ей лучшее время в эфире?

– Поверьте, я уже думал об этом. Только представьте себе полнометражную комедию, построенную на утке a l'orange с трюфелями!

Она сделала вид, будто серьезно задумалась над этой идеей.

– Нет. Боюсь, что не могу себе этого представить.

– Ах, мисс Макдоналд, мы должны поработать над развитием вашего воображения.

Если бы только он знал! – совершенно серьезно подумала она. С того самого момента, как всего лишь один-единственный день тому назад они встретились, ее воображение работает не переставая, хотя, конечно же, не над телесюжетами. Сегодня ей пришлось собрать все свои силы, чтобы сконцентрироваться на репетиции, ведь образ Майкла постоянно всплывал у нее перед глазами. Пламя, пылавшее в его глазах, когда он смотрел на нее, и еще более тревожившая ее воображение атлетическая фигура, каменно-налитые мускулы. Мысленно она снимала с него элегантный пиджак, шелковый галстук, мягкую рубашку и, наконец, обтягивающие брюки, которыми не замаскируешь сильные, классической формы ноги. Ее глаза получали удовольствие, любуясь его красотой, его мужественностью, и она содрогалась от желания, точно этот образ был реальностью.

А сейчас он перед ней наяву. И может стать таким, как виделся ей, если она захочет.

Майкл сидел за столом напротив нее, и колеблющийся свет свечей бледнел в сравнении с ярким пламенем желания, разгоравшимся в его глазах. Эти глаза обладали ею, наслаждались ею, соблазняли ее. Даже пока они ели восхитительную лососину, поджаренную на гриле, с ароматным соусом, глаза его говорили о том, что мысленно он уже унес ее в какой-то укромный уголок и они слились наконец в единое целое.

Мысли Барри бежали в том же направлении, она жаждала этой близости, возбуждалась от его воображаемых прикосновений. Она сделала глоток вина и совершенно непроизвольно провела языком по влажным губам. Майкл застонал, отвернулся, чтобы сбросить с себя ее чары, и хриплым голосом спросил:

– Барри Макдоналд, вы вообще-то понимаете, что вы делаете со мной?

Если это то же, что он делает с ней, то она понимает. Однако в этом нельзя признаваться. Признаться – значит ускорить развитие их отношений, направить их по пути, откуда не будет уже возврата и откуда придет только боль и беда.

– Барри, я хочу, чтобы мы были вместе, – открыто и честно признался он. – То, что я сказал вчера вечером, правда. А сегодня это еще большая правда. Ты поразительная женщина. Умная, дельная, острая на язык. Такую женщину я всегда искал, но не находил. И к тому же мы оба зрелые, взрослые люди. Мне понятна твоя сдержанность, но это все можно отрегулировать: мы не будем смешивать деловые и личные отношения.

Такой монолог вполне мог бы сочинить Хит Доналдсон, он был произнесен с абсолютной убежденностью, и в нем бесспорно чувствовалась искренность. Если бы Барри прочитала его в одной из рукописей, услышала по радио или с экрана, то поверила бы и решила, что желания и взаимного уважения более чем достаточно, чтобы оправдать вступление в половые отношения. Так сочла бы и Карен Деверо, которую она придумала для сериала «Снова до свиданья» и которая исповедовала ее собственные эмансипированные взгляды. Но тогда почему же ей самой недостаточно того быстрого и легкого сближения, которое предлагает Майкл? Откуда это внезапное чувство пустоты под ложечкой?

Ответ на эти вопросы был прост и горек. Им с Майклом будет хорошо вместе. Слишком хорошо. Об этом говорило ей возникшее глубоко внутри всесжигающее влечение. Но впервые в жизни у нее появилось чувство, что этого ей будет недостаточно и что с Майклом ей захочется много большего. Возможно, такого, что совершенно несбыточно.

Не забудь про свое обещание, напомнила она себе. Всю жизнь она повторяла клятву, что никогда не станет такой же уязвимой, такой же беззащитной, как ее мать. У нее не будет никаких мучительных расставаний, только легкие «прощай». Значит, нельзя слишком близко подпускать к себе никого, особенно такого человека, как Майкл, ведь близость с ним почти неизбежно приведет к эмоциональной привязанности.

А кроме этого, Майкл обладает слишком сильной потенциальной властью над ней. Он может не только разорвать ее сердце на кусочки, но и взять под контроль или даже уничтожить ее как продюсера. Гигантский риск!

Барри покачала головой.

– Не пойдет, – твердо заявила она, удивившись тому, как сильно прозвучал голос, ведь внутренне она вся дрожала и у нее не было обычной уверенности. – По-моему, мне уже пора домой.

– Сбегаете? – упрекнул он.

– Ни в коем случае. – Она просто отступала, чтобы привести в порядок свои оборонительные позиции. Это не одно и то же, но она не была уверена, что Майкл поймет разницу. Она сомневалась и в том, сумеет ли объяснить ему это, а потому не стала и пробовать.

– Ждет работа, так я понимаю?

– Нет.

– В таком случае побудьте еще немного! – Он смотрел на нее умоляющими глазами. И слова произносил мягко, убеждающе. – Выйдем погулять.

Она почувствовала, что он примирился с ее отступлением, но скепсис не оставлял ее.

– Погулять?

В глазах у него промелькнул огонек – он уловил, что она колеблется.

– Вы помните, что значит «погулять»? Пройтись пешком. Это один из эксцентричных обычаев, которому человечество отдавало свою дань до появления на свет автомобиля. Весьма удобный способ перемещения из одного пункта в другой.

– Звучит интригующе. Вы хотите предложить какой-то определенный маршрут?

– Нет. В том-то вся и прелесть прогулок пешком. Просто делаешь первый шаг, а потом идешь куда глаза глядят.

Барри внимательно посмотрела на него. Это предложение не внушало ей опасений, если, конечно, пускаясь в путь куда глядят его глаза, он не заведет ее в какую-нибудь романтическую ловушку посередине Беверли-Хиллз.

А ночь была полна очарования. Сухой жар полуденного солнца отступил, вытесненный прохладным дразнящим бризом. Черное небо было испещрено серебряными искорками, над горами висела полная луна.

– О'кей, – наконец согласилась она. – Пошли гулять.

– У вас есть с собой курточка?

– Нет.

– Тогда одолжу вам свою.

Он вытащил из гардероба ярко-синюю ветровку и набросил ей на плечи.

Барри натянула ветровку и вдохнула пьянящий, лесной аромат его лосьона после бритья. Ей показалось, будто ее обняли его руки, и она чувствовала себя уютно и надежно. Чувство это было опасно приятным, не дай Бог к нему прицыкнуть…

Мысленно приготовившись к быстрой ходьбе, Барри удивилась, когда Майкл двинулся вперед неторопливым размеренным шагом. Проходя мимо очередного дома, он рассказывал ей коротенькие истории и даже анекдоты о своих соседях. Не прошло и нескольких минут, как она узнала о стареющей кинодиве, которая ни за что не выйдет к почтовому ящику за газетой, не вырядившись в лучшее платье и не наложив на лицо грим по полной программе; о короле недвижимости, чьи легендарные сделки в свое время не сходили с первых страниц газет; о паре, которая с шумом и треском, а также с завидной регулярностью разводится, чтобы вскоре снова воссоединиться…

– А что они рассказывают о вас? – поддразнила Барри. – Я так и слышу, как они говорят: «О, этот Майкл Комптон – совершенно невозможный человек. Каждую неделю дикие оргии. Восходящих звезд метлой не отгонишь от его дверей. Ума не приложу, как бедняга со всеми ними управляется? Наверное, витамины бочками принимает».

– По-моему, они ужасно разочарованы. Порог моего дома не переступила ни одна молодая актрисочка, и наш сегодняшний ужин – самый большой прием, который я здесь устраивал.

– Как-то не верится, – усмехнулась она. – Один из самых могущественных людей на телевидении, а рисуете мне такую грустную картину одинокого заброшенного существования.

– Эй, кто говорит о грусти? Я человек очень замкнутый и не нуждаюсь в компании, чтобы хорошо проводить время. В нашем бизнесе нетрудно окружить себя полчищами знакомых, только пальцем помани. Но я очень щепетильно выбираю друзей. Это люди, которые любят меня самого, а не мой пост.

Какая ирония, думала Барри, слушая внешне ироничный, а по сути выстраданный рассказ Майкла об избранном им стиле жизни. Он совершенно прав. Множество людей отдали бы все на свете, чтобы попасть в друзья к Майклу Комптону только потому, что он занимает такой важный пост в телекомпании. Другие продюсеры – мужчины и женщины – позавидовали бы тем отношениям, которые сложилась у них с Майклом, и очевидной для нее возможности воспользоваться этим для своей карьеры. Но именно по этой причине, из-за его положения в компании, ей безумно трудно увидеть в нем друга, а тем более – любовника.

Неожиданно он потянул ее за руку, как ребенок родителя, когда нашел новое развлечение.

– Вон там, – сказал он, и глаза у него разгорелись от возбуждения.

– Где? – спросила она. – Я вижу только детскую площадку.

– Правильно. Когда вы в последний раз качались на качелях?

– Когда была много-много моложе, – попыталась она охладить его. – Точнее, еще до совершеннолетия.

– Значит, пора вспомнить. Вы теряете вкус к жизни! Небось развлекаетесь роликами и дешевыми видеоиграми. Но что может сравниться с простым удовольствием взлететь в небо, высоко в темноту, и попробовать дотянуться до звезд.

Барри с любопытством взглянула на него. Какой же поразительный сплав кажущихся несовместимыми свойств и черт прячется в восхитительном теле Майкла Комптона! Мальчишеский задор от невинных забав – и сильные страсти взрослого мужчины. Уверенная в себе сила прирожденного лидера – и нежность возлюбленного. Быстрый, порой ироничный ум закоренелого реалиста – и тихая, обращенная в себя душа романтика.

– Давайте, – подталкивал он ее. – Залезайте! Я вас раскачаю для начала. Готовы?

Барри кивнула и почувствовала на своей талии твердые уверенные руки. Вот ее тело прислонилось к его телу… И лишь когда от невыносимого напряжения у нее ожила каждая клеточка, он отпустил ее, подтолкнув вперед и вверх. В полете у нее захватило дух. Когда же она стала падать вниз, возвращаясь в поджидающие ее руки, все внутри у нее сладко заныло.

С каждым разом Барри взлетала выше и выше, пока ею не овладело веселье от ощущения того, как приятно воздух щекочет тело, а ветерок развевает волосы.

– Нравится?

– Чудесно, – призналась она, и ветер унес ее слова – она в очередной раз взмыла к небесам. – Я чувствую себя вольной птицей, которая парит над землей. А вы почему не качаетесь?

– Я предпочитаю смотреть на вас, – произнес он и, нагнувшись, заглянул ей в лицо в тот самый момент, когда она поджала ноги, чтобы отвести качели назад. – Вы похожи на маленькую девочку, такую розовощекую и такую счастливую.

Барри уловила в его голосе странную горечь.

– Что-нибудь случилось?

Он покачал головой:

– Да так, ничего особенного.

– «Ничего особенного» означает, что случилось. Просто вы не хотите об этом говорить.

– Зачем портить настроение?

– Настолько серьезно то, о чем вы задумались?

– Не так чтобы серьезно. Просто мне хочется, чтобы вы чувствовали себя со мной так же свободно, как сейчас, на качелях.

– А я и чувствую.

– Вы лукавите, Барри Макдоналд, и прекрасно это знаете. Я же вижу, что вы боитесь меня. Или себя. Вы боитесь отдаться мне, как боялись залезть на качели. Но залезли же. Рискнули. Почему бы не рискнуть и со мной?

Он подошел поближе и, когда качели поравнялись с ним, перехватил сиденье. Его пальцы дотронулись до ее бедер настолько естественно, что она просто не могла запротестовать, но в то же время настолько волнующе, что невозможно было не реагировать.

– Вы боитесь утратить контроль над собой? Так? – ласково спросил он. – Но ведь я вовсе не пытаюсь лишить вас независимости, и вы это знаете. Я совершенно не собираюсь подчинять вас себе из-за того, что я мужчина, а вы женщина. Мы равны, Барри. Я уважаю ваши творческие способности, вашу одаренность, ум, дерзость. С какой стати мне лишать вас хотя бы одного из этих качеств, делать вашу личность меньше, чем она есть на самом деле?

Барри тяжело вздохнула.

– Вы можете и не желать того, но это произошло бы, – сказала она, и в голосе ее прозвучала годами сдерживаемая горечь. – Я знаю. Два человека сходятся с самыми лучшими в мире намерениями, а спустя некоторое время один из них оказывается в положении дающего, идет на бесконечные уступки, лишь бы сохранить возможность дальнейшей совместной жизни. В большинстве случаев этим человеком оказывается женщина, ведь мужчины не имеют представления о том, как надо идти на уступки. Только их карьера имеет значение, только их потребности должны удовлетворяться.

Она сверкнула на него глазами, и он прочитал в них вызов.

– Это не для меня, – продолжила Барри. – Я вложила слишком много сил, чтобы добиться того положения, которое сейчас занимаю, и этого никто у меня не отнимет!

Слушая ее страстный монолог, Майкл качал головой, и в глазах у него было что-то такое, чего она не могла прочитать. Возможно, понимание. Сочувствие.

– Я бы никогда и не пытался, – сказал он просто.

– Не уверена. Особенно что касается вас. Вы можете подчинить меня себе не только как мужчина, но и как мой босс. И после этого удивляетесь, что я боюсь сблизиться с вами?

Он вздохнул, в глазах у него промелькнула грусть. Он даже не притворился, будто ничего не понял.

– Нет. Не удивляюсь. Понадобится гораздо больше времени, чтобы я смог доказать: вам меня опасаться нечего.

– Майкл! Даже и не говорите этого. Вы прекрасно знаете, что можете сделать любые изменения в моем сериале. Вы даже можете прикрыть его. И не говорите, что мне нечего опасаться вас. Вас я должна бояться больше всех на свете!

Выпалив последние слова, Барри побежала прочь. Она бежала, пока не заболели легкие и не закололо в боку. Миновав несколько кварталов, она остановилась, потом вернулась к его дому и села в машину. Голова шла кругом от слов, которые она только что бросила ему в лицо, и от страшного осознания их правильности. Она и в самом деле боялась власти, которой обладал Майкл Комптон. Но еще больше она боялась дьявольского сочетания ума, обаяния и остроумия, которые притягивали ее, дразнили ее ум и тело так, как ей раньше даже и не мечталось. У нее появилось чувство, что в этой тяге к Майклу Комптону опасности гораздо больше, чем ей сейчас кажется.

Загрузка...