Тот самый сантехник 3

Глава 13 — Психануть так психануть: финал

Боря устал говорить уже спустя пять-шесть минут сеанса. Мало того, что его слушают, не перебивая. Так ещё и смотрят внимательно, а не в телефон втыкают или в окно смотрят.

Где это видано в современном мире?

А когда он говорил последний раз такой продолжительный монолог? Пожалуй, никогда. Даже в школе стихотворения у доски за минуту из него вылетало. С выражением — за полторы. В семье его особо не слушали. Наставника по сантехническому делу скорее больше слушал сам. Ну а с девушками разговаривать было некогда. Девушек лучше любить. А если любишь крепко, сами всё расскажут.

Уровень сложности Глобальному добавляла задачка: говорить, глядя в зелёные глаза человеку, когда грудь у того человека пятого размера. И манит так верхними округлостями, да откровенно издевается вырезом. Кокосы напоминают округлости те. Только не шерстяные, а словно из шоколадного молока сделанные.

Сам человек такой вроде мощный, но нежный, вроде пухловат, но вся припухлость в нужных местах почти сконцентрирована. Мягкий человек, и подержаться есть за что, если в танец бросится с этим человеком или глупости какие начать реализовывать. Ну а что голодным не останешься с таким человеком — так это гарантировано. Не зря же пахнет приятно. Абрикосовым чем-то, но с кислинкой. После мороза только аппетит разыгрывается.

Стараясь не растягивать слова и не сбиваться на «помеху снизу», Боря в переносицу старался смотреть собеседнице. А блондинка пергидрольная в ответ словно издевалась и бровками так поигрывала туда-сюда. Бровки те маленькие, выщипанные по самое не балуйся, но есть в наличии.

«Хотя бы не нарисованные и то ладно», — заметил внутренний голос и тут же порекомендовал: «Правда сильно Ирине Олеговне лучше не потеть — такие брови много едких капель со лба не задержат. Спортсмен из неё никакой, как и работник физического труда. Человек головой думать привык. Но пора с этим делом заканчивать. Что-то ты распизделся, Боря, завязывай».

И рассказчик, вновь ужав историю, зарезал финал:

— Ну вот теперь и вижу эти глаза рыбьи повсюду. И постоянно о судьбе немцев раздумываю. Как они там зимой доживают, если летом уровень рек падал и леса некому тушить было? Сами то давно и порнуху нормальную делать разучились. Не то, что о зиме думать. У нас вот мэр тоже не особо о ней думал, а снег выпал и город встал. А тракторов с ковшами я что-то на улицах не вижу. Может им тоже три дня надо подождать, чтобы наверняка снег найти?

— Кстати, о порнухе! — едва не подскочила на месте психотерапевт, улучшив удобный момент для вмешательства, пока на климатическо-политические темы не перешли. Это первый признак, что разговор сворачивает с верного пути. А оно ей надо? Она свою тропку намерена протоптать и если понадобится, даже на полянке потоптаться.

Ирина всё же поднялась, достала что-то из выдвигашки стола, и решительно направилась к двери, цокая каблучками. Небольшими, но хорошо различимыми по слуху на плитке на полу офиса.

Боря и не поворачиваясь с кресла, отчетливо услышал, как провернулся замок. Ключ, однако, остался в замочной скважине, едва слышно стукая связку о брелоки и другие ключи.

Сама мозгоправ в лёгком халатике вернулась к столу. Но не села за своё место, а подошла прямо к нему, встала напротив, и протянула руки.

Даже немного наклонившись, чтобы ему далеко не тянутся. А может быть так встала для того, чтобы было лучше видно. Вопрос лишь в том — куда смотреть?

«Похоже, страдает человек поясницей», — прикинул внутренний голос: «Грудь перевешивает. Ей бы в спорт податься вроде плавания. Но когда ей плавать с нами то, нытиками? Если сантехник на бабок жалуется, то вскоре не руки, а ноги протянешь».

Но Боря внутренний голос не слушал. На руки смотрел. Вот руки — красивые, ухоженные. Глобальный даже рефлекторно протянул свои в ответ. Дружеский жест же. Вряд ли стукнет сверху по ладоням и скажет «попался, лошара?!»

Ирина Олеговна действительно бить на стала, тут же взяла ладони в ладони, показывая блестящие, длинные, лакированные ногти. Свои или накладные, Боря не особо разбирался. Но выглядят красиво. Ещё и кроваво-красные, под вечернее платье и в тон помаде. А под стиль даже под очки модные подходят.

Губы у женщины умной тоже большие, но не накачанные. Сочные такие, с лёгкой тёмной окантовкой. Как фрукт сладкий, и уже мытый, который сразу взять хочется и употребить жадно.

«Судя по графику работы, прямо с обеда кутить пойдёт», — напомнил внутренний голос: «И в лучшем случае в субботу к утру домой прибудет. В худшем — в понедельник явится на работу. Так что на следующий сеанс раньше будней не стоит рассчитывать. Как говорится, хер тебе, Боренька, а не лечение».

Но Ирина Олеговна планов своих не раскрывала. Она вообще о сеансах молчала. Только высказала немного томным голосом свой вердикт:

— Борис… бабки, немцы… это всё понятно. Это не долго подчинить, поверьте моему опыту. Вы лучше мне скажите, готовы ли вы отдаться… — тут она сделала выразительную паузу, сглотнула почему-то образовавшуюся в горле слюну, и руки её вспотели прежде, чем заставила себя договорить, — … лечению?

А Боря может и готов дальше в кресле сидеть и за немцев с бабками переживать, но тесно стало в штанах от голоса того томного. Вроде не на немецком говорят, а так тихо, но нежно, что волнами тело пробирает. Только не страха, а приятного ощущения. И волоски по коже дыбом встают следом.

«Ёбаные ёжики, да она же флиртует!» — заявил внутренний голос, словно прислушавшись к тембру, темпу, уровню громкости и выделив такие намёки, на которые Боря в процессе рассказа никогда бы внимания не обратил. Картинка мешала. А этот внутренний провокатор всё подметил.

Но… правда ли? И Боря сделал единственное, что мог в этой ситуации. Это, конечно, же, сразу и со всем категорически согласился.

— Да!

Ирину Олеговну просить дважды не потребовалось. Она потянула к себе за руки. Не сильно, не рывком, но невольно поднимешься. И когда Боря с кресла предстал, тут же на подлёте его перехватила. Полностью встать не получилось. Глова между грудей угодила. А мозгоправ нет, чтобы отстраниться, дорогу дать и сказать: «проходите, проходите!», так нет же, руками красивыми и вкусно пахнущими персиками голову обхватила и только крепче к себе прижала.

Боря успел только голову повернуть, как в полусогнутом состоянии между грудей оказался. Одна щека так моментально в приятно-мягком утонула, а другая покраснела невольно. Но что поделать? Не спорить же с человеком в белом халате на рабочем месте? Да и бабок в голове гораздо меньше стало. А он немцах вообще думать перестал.

«Работает метода!» — восхитился внутренний голос.

Но мягкость груди в вертикальном положении удобна лишь в том случае, если человек выше тебя. А Боря был выше собеседницы, слушательницы и грудораздатчицы под подушечку. Однако, неудобно в полунаклоне.

Ирина Олеговна словно почувствовала это неудобство и добавила тут же с укором:

— Борис, ну что же вы скрючились в две погибели? Вам же неудобно, распрямитесь!

Боря и распрямился, от грудей отпрянув. А она тут же полшага вперёд сделала, обнимая. Обнимашкам Глобальный был рад, даже читал где-то, что пять минут жизни добавляют. Или артериальное давление понижают. Тут уж кто что пишет. Однако, был и побочный эффект — упёрлось в неё загогулина!

Неудобно получилось.

Тут же Ирина Олеговна как родного его обняла, обхватила даже крепко, ёрзая бёдрами едва-едва, но ощутимо. Словно в попытке удостовериться вилась, что да — не привиделось. Почуять так сказать, всю глубину, а то и ширину с длиной. Халат распахнутый уже не мешает. Платье короткое довольно, что выше колен, даже способствует. А колготки на ней или чулки, сразу и не сказать.

— Я… это… это самое, — начал было Борис, но она отстранилась сразу и на губы палец накинула. Мол, говорить буду я.

— Борис, что же вы лечение прерываете? Раз начали с грудотерапии, с ней же и продолжим. Только высокий вы мужчина, так что придётся… на кушетку прилечь.

Её голос вроде начинался как властный, а когда прервался почти, снова истончился весь, тонким стал и невесомым. И сразу как-то больше таинственности в кабинете, а то и комнате приёмной, стало.

— Идёмте, — сказала она уже почти шёпотом и взяв его за руку как маленького, сама повела.

Боря повернулся к кушетке и пошёл. А идти неудобно. Мешает нижний Борис. Тот, что без отчества.

Но было одно «но!». Ирина Олеговна тоже едва шла. Ноги её немного потрясывало, тело подрагивало, а один раз даже едва не подогнулась левая коленка, тогда как во второй раз подломился правый каблук. Боря только под руку подхватил, удержал. И сразу и потом. А она и рада. Улыбнулась, довольная. А в качестве благодарности халат сняла.

Тогда Боря сам улыбнулся. Всё-таки халаты — это для работы. Они бывают грязными и пыльными, повседневность отображая. А вот платье точно чистое, как новое даже, блестящее, опять же.

«Его бы снять, чтобы не испортить», — тут же предложил внутренний голос: «А то чего оно мятое будет? Но человеку виднее, человек старше тебя лет на семь-восемь и умнее в два раза. Иначе бы сам в халате ходил, а не спецовке».

Ирина Олеговна, однако, превосходства в интеллекте показывать не стала и первой на кушетку легла. Только тут же требовательно рукой повела, ладошкой подмахнула. Сюда, мол, не ошибёшься.

Боря даже медицину головного мозга сразу зауважал сильно. Если каждую депрессию, психоз и невроз грудотерапией лечить, тогда же вообще никаких лекарств не понадобится. Это ж какая экономия на семейном бюджете может быть. Ну или для начала на личном.

Боря рядом на кушетку прилёг на бочок. А его тут же щекой придвинули к мягкому. Молча так, раз и всё, в неге. Он бы рад и ближе подвинуться, только пролегло между ними препятствие.

— А вы настойчивый, Борис, — сказала так, словно одобрила мозгоправ со стажем. И пусть стаж тот за кадром остался, рука своё дело знала. Она тут же ухватилась за препятствие, пощупала требовательно, а когда удостоверилось, что точно стоит и падать не собирается, Ирина Олеговна даже ниже на кушетке скатилась. И уже тщательно мять начала.

Тогда-то Боря и понял, что грудотерапия была лишь первым этапом лечения. Но как второй этап называется спросить не решился. И так приятно было. А эффект это плацебо или нет, какая теперь разница? Главное, что рука тут же под свитер нырнула, лямку рабочих штанов с плеча отстегнула. А когда Боря на локте приподнялся, чтобы вторую снять, штаны так быстро до колен откатились вместе с подштанниками, что и пикнуть не успел.

Ирина Олеговна была опытной девушкой. И тоже пищать не стала. С возгласом:

— Охуеть, и где ты раньше был?! — только за член схватилась, а затем так быстро по кушетке в область таза скатилась ротовым отверстием, что платье задралось.

Жадно накинувшись на головку губами, она едва глаза не закатила от удовольствия. И столько эмоций на лице у человека отобразилось, что сразу видно — изголодался по торчащим где надо предметам. Такой человек, он может быть, и висящим бы рад, лишь бы хоть как-то. Но когда долго — никакого, а потом сразу палка-копалка, то поневоле начнёшь эволюционировать в сексуальном плане. И требовать больше и больше.

А пока фантом на растаял, Ирина Олеговна чудеса эквилибристики показывала и проворности. Крепко держась одной рукой как за мачту моряк в шторм, и работая губами и ртом как пылесос, чтобы не сдуло, другой рукой она платье расстегнула, и колготки сняла. А вскоре перед Борей трусики белоснежные появились, да с кружевными орнаментами. Только рассмотреть их попытался, как их тут же и вручили.

Боря трусы аккуратно взял и под щёку подложил. Не то, чтобы вместо подушки подошли, но вместо покрывала — вполне. Мало ли кто на кушетке до него сидел? Забота о здоровье — прежде всего. Мир только недавно от ковида отошёл. А теперь то ли обезьян ебут, то ли ещё кого из мира животных пытаются приспособить.

«Вот какие могут быть животные, когда женщина голодная рядом с грудью пятого размера?» — заявил внутренний голос и Боря от него даже подскочил.

Чего это она там на локте вертится, страдает, бедняга. Лечение началось. Нужно продолжать. Но чтобы «таблетки» действовали, пациент двигаться должен. Или… двигать.

Боря отстранил женщину, поднялся. Глаза у той мгновенно стали грустными-грустными. И капелька слюнки на губе повисла. Но вытирать не торопится. Если уйдёт, штаны через плечо повесив, то всё пропало. А если не уйдёт, то какая разница как она сейчас выглядит. Главное, что внутри?

А внутри — пожар!

Боря, стараясь о тот пожар не обжечься, приподнял её с кушетки за руку, но целовать не стал. Он всё-таки почти в отношениях. Лида человек надёжный. Сделает вот ей ремонт, с отцом познакомиться как следует и заживут же!

Только к этому моменту надо уже подлеченным подойти. Без бабок в глазах и мыслях о немцах мёрзнущих.

Мельком глянув на бумажник на столе с орлом, Боря даже разозлился немного. Опять отвлекается!

С этой гневной мыслью он Ирину Олеговну развернул, наклонил немного. Платье через голову у неё сползло как у змеи кожа. Она тут же поясницу прогнула и оказалась женщиной приятной лёгкой полноты, с бёдрами жаркими и попой прохладной.

Прислонившись к той попе тестикулами горячими, Боря вздохнул блаженно. Приятно.

Ну руку плевать не пришлось. Поёрзав головкой, быстро на ручей животворящий наткнулся. Вошло как по маслу сразу наполовину. Только застряло внутри вдруг.

— Ой… Борь… притормози… я… давно уже не… ну… ты понимаешь.

Боря понимал, но в то же время ещё злился, что смотрит на попу с дырочкой тёмной, а перед глазами Олаф в ушанке. Бабку то сразу победили еще грудотерапией. А этот гад, клещами впился в сознание.

И Боря принялся двигаться. Словно сражаясь и загоняя второстепенным мысли поглубже. Сначала на головку расстояние, потом на две, на три, а как почувствовал, что мышцы её расслабились, заскользило всё уже как надо. Да побыстрее.

Она не ревела как Лида, но стонала томно так, почти интеллигентно, даже подхихикивала немного, словно пыталась пошутить на тему «ой, а что это мы тут делаем?». Но Боря перестал слушать. Он так плотно сконцентрировался на лечении, что за зад объёмный, да мягкий покрепче ухватился и только повысил амплитуду.

У Ирины Олеговны звёздочки в глазах появились ещё когда раком поставил. От одного ощущения предвкушения, от мысли, что «сейчас всё будет!». А когда ангел секса ещё и снизошёл на неё вместо вибратора в выдвигашке рабочего кабинета, и игрушки в обе дырочки, который хранила в бардачке автомобиля, и даже надёжного латексного друга с тридцатью двумя скоростями на батарейках, томные возгласы из неё сами полезли. Из самых глубин.

Она вроде хочет сказать «ох». А получается «йо-о-оху-ё-о-о».

Вроде пытается ограничиться «ах», и быстро-быстро кончить, довольствуясь мини-оргазмом, чтобы долго мужчину трудолюбивого не занимать. А получается «хоч-у-у-у ещё-ё-ё. Бо-о-ор-я-я-я, еб-и-и-и». и чем быстрее он движется, и чем дальше задвигается, тем большее количество восклицательных знаков на каждый возглас.

Что точно не получалось, так это молчать. Тело, что обычно почти не реагировала на редкие ласки и довольствовалось малым, на таких скоростях и размерах словно возжелало ощутить полный спектр ощущений.

Ирина Олеговна и думать не смела, что оргазм бывает крышесносным. Что не «ой, а-а, всё», а звёздочки в глазах во взрывы Сверхновых превращаются, пока мышцы как не свои становятся и гуляют по телу волны жаркие, да дыхание перехватывающие.

Ухватилась покрепче за кушетку мозгоправ, а та двигается и двигается вперёд. Сначала, робко поскрипывая по плитке, к стенке придвинулась, а потом как давай долбить в стену соседнего помещения.

А от осознания того и смешно сразу, и неудобно, да только без толку это обдумывать. В мире сейчас не существовало силы, которая заставила бы её сказать «стоп» или «хватит». Она сама готова была на стену ту бросится и стучать в неё, добить кулаками. Но уже не от нехватки, а от переизбытка!

— Боря-я-я-я. Что ж ты-ы-ы делае-е-е-ещь, — сказала она, и тут же испугалась, что сейчас прекратит и отчалит.

Всё, что угодно, лишь бы ещё минуточку этого ощущения. Ведь можно же, оказывается жить, любить, гореть! А не тлеть, доживать, страдать. Чем она вообще всю жизнь занималась, что только в двадцать восемь поняла, что может трахаться как человек, а не мастурбировать, плача в подушку ночами от нехватки ласки?

Но Боря и не думал останавливаться. Только крепче пальцы сжал. От чего Ирина Олеговна тут же остро пожелала, чтобы отпечатки его пальцев на её заду навечно остались. Как татуировки. Чтобы в старости, когда имена начнёт забывать, к зеркалу подойдя, и на них посмотрев, этот момент вспомнить.

Вспомнить и вновь пережить в мыслях, поставив якорь. А с гештальдами своими коллеги пусть нахуй идут. Нужно не прошлое перепроживать, а в настоящем жить и получать от того несомненное удовольствие. Но кто думает о себе, когда других лечить надо?

«А ведь меня так тщательно ещё не трахали», — с той мыслью Ирина Олеговна начала кончать и поняла, что не в силах остановиться.

На неё начало накатывать, накатило, накрыло, покатило, а потом в голове образовался туман и ноги подкосились. Она свалилась на кушетку без сил. А сверху что-то то ли капало, то ли лилось, падая ей на бедро и затекая между булок.

Возможно, это был пот. Но лучше бы это было ДНК Бориса. Борис-младший. Потому что от Армагеддона в голове, полностью перезагрузившего её мысли, она готова была родить хоть немедленно. А если надо, то и повторить, воспроизведя и свою копию. Не только отца.

Как же хорошо, когда хорошо!

Затихнув и прикрыв лицо рукой от света ламп с потолка, она долго не могла прийти в себя. А когда пришла, поняла, что хочет одного — целоваться.

Но уже не в рабочее время, а… всегда. И только с одним человеком.