Тот самый сантехник 3

Глава 27 — Там, где все великие

Взволнованные реплики Кристины пришлось выслушать ещё на площадке, успокоить удалось уже в квартире, а реабилитировать — лишь на кухне. В частности, запарить ей чая из бабкиных запасов. И оставить досыхать в помещении с феном наедине в целом.

«Просушится как следует, а дальше хоть трава не расти», — прикинул внутренний голос: «Очень просто завести женщину, а что с ней дальше делать — инструкции не прилагаются».

Осознав, что электричество тоже можно жечь сколько влезет — всё равно до майнеров далеко! — Кристина вдруг повеселела. А как Стасян на кухню чемодан из ванной вернул, так заулыбалась даже.

Из недр его вдруг разом зарядки повылезали и гаджеты на стол рядом легли: полный набор от телефона до планшета, включая умные часы, кольцо с чипом и сережку с тревожным маячком, которая почему-то отказалась работать, едва пересекла границу ФРГ. Видимо, в остальной части мира, людям помощь особо и не требовалась.

Набор, однако, впечатлял. Но если раньше тот набор «яблочный» был, то теперь на андроид перешла семья Мергенштольцев. А яблоки пусть себе американцы покупают. Им ближе, пусть давно и не могут точно сказать, чем новая модель отличается от предыдущей по своей сути.

Ей бабушка рассказывала, что мир изменился, когда чёрно-белые телевизоры сменили цветные. Тогда хотя бы ясно было в чём различие. А потом всё как-то быстрее завертелось.

Мир не стоит на месте и меняется так быстро, что никто уже не замечает мельтешения. А вот чайник — стоит. Стоит и греется чайник. Радуется тому дева светловолосая, улыбается, глядя на него. А чему лыбится — не ясно мужикам.

Будь у Глобального побольше времени, он бы услышал, что впервые подмышки и ноги побрила за квартал. Перед ней жизнь другими красками заиграла. А если бы рано не дёрнули, то чего доброго бы, и интимную причёску сделала. Куст в стрелочку превратив или в треугольник обозначив. Хоть зеркальце запотело, хоть всё на ощупь, но может же!

Потому что — возможность есть.

Но Боря спешил и до деталей всех этих женско-блаженных не разменивался. Он больше думал над тем, где бы бантики взять на контейнеры разноцветные, шарики всякие красивые с принтами «прости», да и вообще размышлял сколько цветов в те контейнеры влезет, если хотя бы лепестками загрузить под завязку — то есть под самую крышку напихать, разом показав, что не жалко.

Всё-таки замирится и одним проникновением в квартиру может и меньше получиться. Им бы и из этой слинять, да как весь подъезд без отопления оставить? Доделывать надо, хоть и опасно.

«Да и Кристинка причём? Её не посадят. Не знает она ничего», — прикинул внутренний голос: «А пока не знает — хорошо даже. Позаботимся о ней. И лучше — пораньше начать, пока правда жёсткая не открылась».

Сантехник прекрасно помнил, что сколько бы не воевали с немцами, с немками-то всегда дружили. Последнее дело — обижать гостью.

Но как одну дома оставить?

«Но не с собой же её теперь брать на мороз сырую! Одежда у неё без зимних свойств теплозащиты», — разъяснил внутренний голос свой довод: «Поэтому проще на стуле на кухне оставить сидеть, чем уши отправить промораживать насквозь на ветру под мокрые волосы. Пусть себе сидит, сушится. Забрать успеем. Куда она отсюда денется без знаний местности?».

Шлёпая по мокрому полу на входе, Боря ещё раз заверил натуральную блондинку что вернётся через полчаса и всё-все исправит. Только крановщика с собой прихватит, чтобы баллон тащил. Одному не сподручно. А как вернутся, они обо всё и поговорят сразу до кучи.

Куда торопиться?

А она и рада, лишь — снова улыбается. Словно светится даже. Волосы уже не лоснятся салом в конском хвосте, а распущены и даже немного вьются. Самое время плойкой выпрямлять. Ну а что жопа больше не чешется, так за это отдельное спасибо. Но кто о том в слух говорить будет?

Боря присмотрелся даже. Вот другой человек теперь! Мокрый, но мягкий, подобревший. А самое приятное, что пальто на халат сменила. И пахнет от неё теперь шапмунькой с ванилью, а не застарелой шанелью неопределённого номера.

Чистому человеку духи не обязательны.

Вдохнув полной грудью приятный аромат пырея и чертополоха из запасов бабки на полке банной, Боря бочком-бочком на улицу двинул. Надо уходить, пока о телефоне не напомнили. Теперь зарядить может и позвонить Олафу. Да знать бы ещё где тот гад затихарился.

«Рано ещё мужу звонить. На том свете может дозвон не работает», — напомнил внутренний голос: «С одним бы делом земным разобраться напоследок. Начальник уже уволил, наверняка. Так что будем считать, что с последним официальным объектом под рукой заканчиваем и на покой следуем без уважительной».

Боря вздохнул. Тяжко, конечно, что уволили. Ну да ничего, справится. Не за горами повышение квалификации.

А дева продолжала улыбаться. Кристина и не думала напоминать ему о внешнем мире. Расслабилась дама. Блаженное тепло разливалось по её телу. Всё-таки хорошо, когда отопление в доме безлимитное, ещё и со эффектом турецкого хамама по комнатам, когда балкон открывают.

Открывали часто, пока к стеклу выбитому в деревянной раме примерялись, на лёд намёрзший, снова растаявший и снова подмёрзший, смотрели. Делов — выше крыши. Заметать ещё следы и заметать.

— Я скоро, — наконец, заявил снова Боря и дверь прикрыл.

Замков не слышно.

Закроешь, потом себе дороже будет. Да и кому она тут нужна?

Ещё сотни мыслей кружились в мужской голове, среди них куча нужных, нет-нет, да мелькали странные. Вроде зачем слону четыре колена или почему реперы считаются певцами, если читают, а не поют тексты? Пусть считаются читателями.

Но думать — это одно. Да действовать надо. Самый разгар дня, а не сделано и половина от задуманного.

Пробежавшись по лестнице, в джип Глобальный запрыгнул и за сварочным аппаратом поехал к микроавтобусу. А по пути в банк забежал и с паспортом уже как человек купюры сменял, пока Стасян в окно смотрел, да не на дорогу, а куда-то под небо.

С купюрами в кошельке жизнь сразу лучше стала, веселее. В магазин заскочили, набрали продуктов четыре пакета, чтобы отметить как следует прилёт немки.

Попутно Боря на кассе «котлету» Стасяну отгрузил, чтобы вёл себя увереннее. А то грустный какой-то.

Но — не сработало. Ходит, как в воду опущенный. А зима, заболеет же!

— Стасян, заебал. Что случилось? — не выдержал кореш напряжённого молчания.

Лучше сразу насчёт Дашки поговорить, разобраться по ходу, чем молчать и тянуть волыну.

— Боря, я же влюбился, — объяснил тот, пакеты в автомобиль пихая. На деньги он даже не взглянул, сразу сунув в карман. Что дали, что нет.

Крановщик в этот момент выше этих условностей был. Словно решил жить как птица — свободным от меркантильного, но с духовными расправленными крыльями.

«Сразу видно, раз ебало недовольное у рабочего человека при виде купюр в своей ладони, значит, душа болит», — объяснил внутренний голос Борису.

А тот и спорить не стал. Попёрло у Глобального!

Едва к микроавтобусу подъехали, как тот не только сигнализацией все двери открыл, но ещё и мотор завёл.

Сам!

Боря обошёл вокруг в удивлении даже. Всё на месте до последнего колеса и зеркала бокового. Как откопал, так и стоит. Отогрелся на солнце только, ещё и снега на нём почти нет. Новую порцию пурги — ветром сдуло.

Обрадовался Боря, Стасяна без опасений за руль усадил, подбодрил:

— Стаян, ты давай, хернёй не страдай. На Дашке свет клином не сошёлся. Сейчас тачку перегоним и в дурку твою рванём. Плюс-минус пятнадцать минут погоды не сделают. А там видно будет.

Вздохнул крановщик тяжко, да не стал ничего объяснять. Просто как глаза закроет, так чмоканье слышит. И в ушах одно и то же имя повсюду слышится. А на губах одно лишь имя — Глория.

Суть да дело, поехали мини-караваном в дальний гараж отцовский, чтобы на зиму рабочий автомобиль консервировать. Гораздо проще дорога до гаража стала. Раскатали грузовики у остановки, да уплотнили мужики на своих легковушках кто как.

Без машины в городе какая жизнь?

Пока перегоняли автомобиль, таймер сдвинулся. Боря рассчитывал вернуться в квартиру к Кристине уже не через полчаса, а через часик, но если ещё в дурку заезжать, то это ещё полчаса.

Ну да ничего не поделаешь. Стасян рядом опять грустный сидит. Молчит. Так в молчании до самого заведения для душевно больных и морально выздоравливающих и добрались.

«Может там и таблетку какую от души назначат», — прикинул Боря, на телефон свой внимания нисколько не обращая. Тот звонил без умолку, но большинство номером неизвестны.

Пока Стасян пошёл справку оплачивать и в очереди получать, Боря на лавочку присел в ожидании. Но его оттуда быстро попросили. Народу в коридоре — тьма. Пришлось в приёмное отделение пересесть. Там как раз тишина и благодать. Кроме уборщицы никого. А розетка — рядом, пожалуйста. Под пылесосы вывели после ремонта. Да пылесосом выдать забыли.

Под ритмичные взмахи тряпки Боря и отключил телефон подаренный, вставил зарядку в старый, а заодно туда и симку старую переставил. Теперь номер потеряют свою таинственность и во вполне понятные «Наташка», «Дашка», «Яна» и прочие «Ирина Олеговна» перейдут. Этой ещё вообще член нужно подарить. Да лучше побольше. А за ним ещё к бате стоит сгонять. Самого батю тоже неплохо бы услышать.

«Ладно, ладно, пакет провизию ему завезу, он и рад будет», — прикинул Боря.

И пока возился с телефонами, вдруг услышал речь немецкую вдалеке. Как будто порнуху рядом снимают в смежном с приёмным отделением. Проход туда открыт настежь по причине мытья полов. А уборщица удалилась с вёдрами воду менять.

Боря уши навострил, приблизился. А немецкий только громче. Сложно его с другим языком перепутать. Как будто лошадь с набитым ртом кашляет.

Глобальный осмотрелся и в отделение приёмного покоя шагнул. Помещение ближайшее вроде закрыто, а вроде и нет. После нового ремонта двери то старые оставили. Красили летом. А те зимой усохли и щель в палец. Не закрываются двери полностью.

Боря снова приблизился и в щель ту заглянул. А там мужик сидит в смирительной рубашке на кровати. Но ноги свободны. Колени под себя подгрёб и качается. То лбом в подушку тыкается с вопросом «баня или сауна? Баня или сауна?!». То головой качает из стороны в сторону, спрашивая на немецкий манер что-то вроде «быть или не быть?».

И мужик подозрительно знакомый, с лысинкой блестящей.

— Твою мать, Олаф! — воскликнул Боря и в палату без задней мысли вошёл. — Ты чё там забыл?

На него тут же шестеро с кроватей смотреть начали. Все в сонный час послеобеденный тихо сидели. Санитары и расслабились, на обед отойдя. Но с другой стороны, и предмета для обсуждения особо не было. А как новенький появился — загалдели сразу.

Один давай ему про контрнаступление и манёвры рассказывать при преимуществе в воздушных силах и атаку с космоса, если потребуется. Да только чем — не уточнил.

Другой кричит, что масоны доллар на юань меняют, и на крипту налегать нужно, как на самый надёжный инструмент влияния свободной мировой общественности.

Третий заявил пылко, что раньше лучше было, а как сейчас — не ясно, но точно хуже.

Четвёртый молчит, но покрывало над ним дёргается где-то в районе паха. И видно, что занят человек, но общественной движухе рад и одобряет разом.

Все что-то говорят или делают разом, отметил Боря, только Олаф продолжает качаться на кровати и с подушкой разговаривать.

Сантехник к нему поближе подошёл. Плеча коснулся даже.

Не узнал, может?

«Что руки связали, это ничего. Он и раньше то ими особо не работал. Главное, чтобы голова на месте осталась», — прикинул внутренний голос: «Ну или чем он там раньше думал, когда в Россию собирался на заработки?».

Боря хмыкнул, но внутренний голос добавить ничего не успел.

Рядом мужик подскочил, принялся раздеваться и кричать:

— Они же всё распыляют! С самолётов! Ночами. Мы все болеем же, кашляем. Аж устали. А они там себе сидят и радуются. А всё почему? Потому что вакцина — яд, а прививка — микро-чипирование. Нам же когда жидких терминаторов ввели всем, мы сразу от божественной сути обнулились. В рай нас больше не возьмут. Это уже как пить дать. А выпил я за свою жизнь не мало. А тут иду в магазин — белый снег. Иду обратно — жёлтый. Распыляют? А? Нет, ну распыляют же!

Боря от мужика отвернулся, теряя нить разговора и снова Олафа внимание попытался привлечь.

— Олаф, ты чего? Под лекарствами? Тебе вкололи что-то? Олаф! Очнись!

Пациент с видом блаженного лишь на миг повернулся к Боре, окинул невинными глазами, в которых мелькнула искра осознания, и сказал, а может быть даже спросил:

— Это что получается, хуй хуйни хуёвее? А как я это им переведу? — и попытался за нос себя лизнуть, да не вышло. Тогда он тут же добавил. — О, не-е-ет. Моя песенка спета. Но кем спета? Я, знаете ли, не заказывал. А вдруг ещё и диджакею платить придётся?

— Что ты несёшь, Олаф?

Напарник не ответил, засмотревшись на мужика, над которым покрывало дёргалось, дергалось, да перестало. А мужик только на бок повернулся и отрубился с видом знатока жизни.

«Кто понял жизнь, тот не спешит», — снова хмыкнул внутренний голос.

Едва Глобальный поборол желание подзатыльника Олафу отвесить, как из угла снова псих подскочил.

Он кинулся к Боре и снова давай кричать в стиле «нет, ну вы видели?»:

— Нет, ну разве это молоко? Да я его с огурцами жрать могу! А разве это огурцы? Да они даже в жопе не маринуются! ГМО и глютен вокруг. Ещё и смазаны козюлями, чтобы дольше хранились. А я чего? Я за правду. Я за народ!

Боря, стараясь не слушать психов, Олафа за плечи взял, встряхнул:

— Мергештольц, зассанные ты пассатижи! В себя приди!

Но Олаф словно загрустил, что покрывало больше не дёргается.

— К тебе там жена прилетела! — заявил Боря. — Как там её… Христина?.. Точно. Кристина! Делать то что дальше? Куда мне её теперь засунуть?

Олаф сморщил лицо, посмотрел в потолок и сказал:

— Нет, когда по тысяче за кубометр я ещё тянул, когда по две — прогорал, а как по три стал — заочно развёлся.

— Чё за бабйня?! — не понял Боря, начиная уставать от этого представления.

Олаф подскочил резко, едва с кровати не упав, и добавил речитативом, на распевках, как будто в хору упражнялся.

— Как не мер-е-е-й, не воро-о-очай, ху-у-у-й пизды-ы-ы всегда-а-а коро-о-оче!

Боря за ворот его подхватил тут же, чтобы в себя пришёл. Но тут в палату уборщица вошла. И морально-воспитательные процедуры пришлось свернуть.

— Эй, ты что тут забыл?

— Да мне этого дебила забрать! — ответил Боря. — Сидит тут прохлаждается, симулянт чёртов! А мы его всем городом ищем. На работу не хочет идти.

— Шпрехен зи дольч! — крикнул Олфаф. — Шпрехен? Нихт?

Уборщица ведро поставила, подошла, присмотрелась и с нарастанием спросила:

— Чего-о-о?

— А нахуя козе баян, спрашивается? — тут же ответил Олфа. — Найн боянен, фройлян давай. Фройлян зер гуд!

И без зазрения совести бабку в щеку поцеловал.

— Ах ты шляпа немецкая! — уже за шкирку подхватил его Боря. Симуляции симуляциям, а бабушек трудовых обижать — не позволительно.

Но бабка-божий одуванчик и сама не робкого десятка оказалась. Подхватив тряпку, Олафа по всем сусалам прописала. А тот только лыбится, как будто дюжина гурий его маслом мажет, и всё грудью обширной. Мужик ещё рядом снова повернулся к ним и давай дёргать под покрывалом.

«Вот же ненасытный», — невольно подумал Боря и сам добавил напарнику, но лишь словесно. Сложив дважды два, всё ведь просто получалось.

— Бабу на меня свою переложить хочешь?! — прикрикнул Глобальный. — Шкура ты продажная. Ну-ка поднялся быстро и домой дуй! Сам свою фройлян зер гуд там. Как можешь, конечно. Это твоя забота.

Но Олаф лишь с кровати скатился и рассмеялся в голос. А следом санитары в палату вошли, не зная кого первого растаскивать.

Задерживать не стали. Скорее на выход попросили. А затем Борю к доктору отвели. Пусть сам определяет кто псих, а кто нормальный.

С большим удивлением Глобальный на профессора посмотрел в кабинете. Это был тот же пожилой профессор, который выписывал его из отделения интенсивной терапии.

— А вы что здесь делаете, док? Помните меня?

Доктор Борю признал. И двух месяцев не прошло, всё-таки.

На стол указав, сказал:

— А вы, Борис, смотрю в психи решили податься? Или на богатый внутренний мир решили глянуть?

— А что, если так?

— Это вы бросьте, — отмахнулся доктор, очки толстые поправив. — Сейчас немало туристов к нам через больничку в гражданство примазаться желают. Некоторые гастербайтеры даже в тюрьмы присаживаются, лишь бы зиму в тепле пережить. Со сколькими я такими имел беседу, уже и не счесть. Но вы-то, вижу, здоровы.

Боря голову обхватил, пытаясь справиться с мигренью и гневом разом.

— Да какой здоров? Нервы ни чёрту. Того и гляди скоро снова в обморок упаду с такой работой. Напарник-придурок. Шеф-гондон. А женщины… с этими вообще не ясно.

— Поверьте моему опыту, молодой человек. Когда мужик о бабах и работе рассказывает, то жив-здоров, — усмехнулся профессор. — Вы бы к дочери моей на приём сходили.

— Да сходил уже! — ответил Боря резко.

— И… как? — даже снял на миг очки профессор.

— Как-как… замуж хочет, — буркнул Глобальный. — Вот телефон подарила. Можете ей вернуть? Ну, чтобы не встречаться?

Но Профессор не мог. Он застыл, глядя перед собой. А когда информация дозагрузилась, вспылил:

— Как? За вас?!

— Ну а за кого…

Доктор подскочил разом. Голос ещё на порядок возвысился, словно ручку громкости подкрутили:

— КАК ЭТО ЗА ВАС?!

А вот тут уже обидно стало.

— А что я, говном измазан? — не понял Боря. — Или что?

— Нет, ну… нет… но… — залепетал профессор и обратно сел, за сердце чуть придерживаясь.

Невралгия же.

— Док, вы бы сильно не напрягались. Чёрт с ним. Жизнь, — попытался успокоить уже Боря профессора. — Но вы мне одно скажите. У этого болезненного с собой вещей при себе не было?

— Что вам нужно конкретно?

— Ключи от квартиры… Нашей… рабочей. Мои дома остались. А он со своими потерялся. Не мог без ключей потеряться?

Доктор к столу порылся, вытащив на столешницу вдруг два десятка разнообразных ключей.

— Ну если так, то тест прост. Признаете свои — берите.

Боря усмехнулся. Лучшая защита от мошенников. Наугад не схватить. Да и доказывать ничего не надо.

Приглядевшись, признал брелок с парой ключей и совой с глазами-бусинками. Металлический брелок, надёжный. Редкий. Не перепутать.

— Вот — мои.

Доктор безразлично пожал плечами. Твои, так забирай. Боря подхватил брелок, кивнул и распрощавшись одной фразой, вышел.

— Ну… бывай, отец.

Доктор почему-то побледнел, потом покраснел щеками, но Боря покинул кабинет чуть раньше, чем последовал взрыв.

В родню к профессуре он не набивался.

Стасян ждал в коридоре, глядя в потолок. Что дело плохо, можно было понять по тому простому моменту, что даже имея вдоволь свободных минут, он ни разу не попытался стрельнуть у людей сигарету.

— Стасян, ты либо в себя приди, либо к Олафу тебя определю.

Крановщик кивнул и поплёлся за ним. Шаги его были широки, но безрадостны.