Тот самый сантехник 3

Глава 4 — Собачья направленность

Это ж надо было так лохануться и автомобиль без прогрева на ночь оставить. Доверился сигнализации, проспал шесть часов к ряду и всё, коловая. А много времени надо, чтобы на ветру движку остыть?

С этой мыслью Боря пылко устремился в маршрутку, готовый расталкивать локтями народ, но с кем сражаться? Сначала пропустил бабушку с тросточкой, потом женщину беременную на ступеньку подсадил, в положении всё-таки, потом помог школьнице, портфель которой был больше, чем она. Пришлось поднять на руках подмышки, да так и поставить наверх. Если знания того стоят, но новый Ломоносов растёт.

А по итогу, когда сам залезть попытался, получил в лоб локтем от бабки, женщина в положении оттоптала ногу, как слон прошёлся, а девочка с разворотом портфеля придавила его к двери так, что затылком стукнулся. Она вроде и не виновата, просто внутри биомасса сама двигается. И если мужик, придавленный к стеклу лицом, руку сзади повернёт или ногой дёрнет, это тело, как единый организм и ответит. Тогда через шубы и кутки движение передастся, и тут, в кризисной точке входа по лбу то и прилетит.

Водитель маршрутки в этой ситуации попытался только закрыть дверь, но мешала сумка за плечами пассажира. Дернула раз-два, и обратно отъехала.

— Так, мы никуда не поедем с открытой дверью! — донеслось от водителя из той касты в городе, которая в снегопад никогда цены не задирала.

Боря попытался поднять сумку над головой, но не успел. Бабка первой и вытолкала его вон костылём со словами:

— Молодой ещё, сам прогуляешься!

Как итог — он остался на остановке. В одиночестве и вопросом «что это было?». Ветер ответа не давал, снова бил по лицу, кусал щёки и нос. Снег сыпал на шапку и зимние ботинки как будто гастербайтер лопатой с крыши остановки кидал.

Но маршрутке тоже оказалось не легко. Едва отъехав от остановки, ГАЗелька снова попала в пробку. Сколько не смотри налево или направо, та тянется в обоих направлениях в туман.

Город встал. Может и есть проблески через километр-другой, но того не видно — словно пеленой всё укрыто. Снег густой сыплет, надёжно укрывает город от сглаза или порчи. Не видно больше ни дырок в асфальте, ни пошарпанных фасадов зданий. И на отсутствие скамеек можно больше не жаловаться. Не видно ни одной под снежным пленом. Может есть, может нет — кто знает?

В кармане куртки зазвонил телефон. Рука в перчатке потянулась за гаджетом, подхватила. На дисплей сыплет белой мукой, а на нём «Батя» отображено. Помнит, родня. От того немного теплее ушам и на душе.

— Здорово, бать.

— Здоровее видали, — пробурчал отец. — Меня тут засыпало в теплушке по самый хер. Со ступенек кунга можно как в бассейн нырять. Жаль, ещё баню не поставил. Так бы и погрелся, и поплавал. Хорошо дров вчера занёс. Как знал. Локоть то так ломало, так ломало.

— Поставим, бать, баню, — почесал Боря нос щиплющий и прикинул. — Летом. Весной фундамент зальём. Да ему много не надо. Быстрее отстоится.

— Да дожить бы до той весны ещё, — вздохнул отец. — Ты когда заедешь? Хлеб кончился. Колбасы нет. А без мазика жизнь вообще теряет смысл. Почему его в гуманитарку не кладут? Я до контейнера как до продуктового гуляю, но там одни крупы, консервы и сахар.

Боря осмотрелся на сугробы. Хороший вопрос. Город может дня через три и откопают. А пока — тундра. Пока верный ответ — никогда. Но обидится же.

— Да как только до джипа доберусь, так и подвезу свежачка тебе. Не переживай.

— А когда доберёшься? — уточнил батя.

— Ну… — тут Боря прикинул, что до родного гаража напрямки километров двенадцать по районам, но ключи от гаража у Степаныча. А к нему ещё километров восемь пилить.

С точки зрения наличия автомобиля — ничтожные отрезки. Но с точки зрения использования компании «ходи сам» в снегу по колено идти — пол дня потратит. Это если работу нахер пошлёт, конечно. А с работой снова тот же отрезок времени — никогда.

Так, наверняка и мэр заодно думал, не спеша дороги песком с реагентами и солью посыпать или технику выводить на уборку дорог.

— Батя, я не знаю-ю-ю, — протянул Боря и снова под черепной коробкой потеплело предостерегающе. Как будто кофе пил. А он не пил. Ну а что зарядку снежную делал и закалялся заодно, так это побочка. Как и снег зимой.

— Ну ты там смотри, не сдавайся, — ответил отец и голос так немного понизил. — И это… журнальчиков каких захвати. Скучно.

Ко многим вещам по жизни можно привыкнуть, но не к тому, что отец дрочит.

Хотя что ещё в кунге том без света делать? При свечах обстановка обязывает.

— Батя, почему ты дома не живёшь-то? — однако, возмутился Боря.

— Ну там Дуня, Лёха, — перечислил батя, не понимая родственника, с которым выпить нельзя за ужином. Про биткоины какие-то рассказывает, а сам дурак дураком. — Пашка кричит, опять же. Не так, конечно, как Галина. Но тоже хорошего мало.

Это в теории батя братьями раскидывается, а на практике мать уже не та, чтобы род продолжать. Так, баловство одно. От одиночества.

«Мог бы ему и Наталью уступить, батя всё-таки», — даже поддел внутренний голос, но как-то тихо, почти незаметно.

— А чего кричит? — тем временем спросил Боря.

— Да кто её знает? Они вахтовым методом работают, — ответил отец. — Пашка — ночью. Галина днём. А лица жены с мужем надо видеть, когда пачку за день скуриваю и в сотый раз на балкон выхожу. Куда я там нужен? Раз в месяц в гости и хватит. А с весны думать будем. Да? Поставишь мне будку на соседнем участке. А свет я нам обоим проведу.

— Батя, в смысле проведу? Там заявки надо оставлять.

— Ну вот проведу, потом оставим, — хмыкнул патриарх Глобальных. — А когда подключать будут, договоримся. Всё-таки коллега.

— Так же договоришься, когда на работу по обслуживанию домофонов устраивался? — хмыкнул Боря, на вторую маршрутку поглядывая.

Та к остановке даже подъезжать не стала. И так рука в последней попытке устоять на ногах, к стеклу прислонена. И это всё, что видно. А вон и шапке чей-то бубенец как приклеенный едет поверх. Проще кильку в томате без ножа открыть, чем кого-то из неё выпустить. А впустить и подавно.

— Ну а что? Я пришёл чинить домофон, всё чин-чинарём. Позвонил, главное, а никто не открывает. Ну я и дальше пошёл по адресам. А там та же фигня, — ответил отец, припоминая случай.

— Так ты в домофоны звонил! Я с ребятами тогда во дворе гулял, всё видел.

Батя заржал в голос.

— А, ну точно. Ох и зря мы тогда с Лёней спирт медицинский на сливах настоянный, пили. Лучше бы чернослива подкинули. А то сливы зелёные. Закуски никакой… Короче, решишь вопрос, да?

— Да, — ответил Боря и попытался представить, что было бы, если не подарил Лёшику видеокарту. Насколько бы его хватило среди курящих людей, орущих как на соцсоревнованиях женщин и детей быстрорастущих? Всё-таки сложно дома на удалёнке работать в двушке с чужим семейством. Своим станет лишь с появлением внука.

Но с другой стороны, клипа он тоже ещё не сделал. Потому что снять не успели. Ромка забегался с загранником, а самому некогда было проконтролировать процесс. Как водится — перенесли, потом забыли.

— Короче, к маю всё точно сделаем… но это не точно, — ответил Боря.

Связь оборвалась. Обиделся, может?

Боря мочки ушей почесал красные, соображалка в режим выживания перешла. Прикидывать начал. Степаныч далеко. В гараж раньше вечера не попасть. Работа тоже не в двух шагах. Но этот упырь же как-то уехал. До часа пик успел, гад.

Боря подцепил телефон, уже сорок минут как на работе должен быть. Но не звонит что-то никто, не ругается. Странно.

Набрал охранника.

— Егор, здорова. Ты на работе?

— Нет ещё. Подъезд откапывал. Какая-то мудила дверь оставила открытой. Намело по самый лифт. Потом машину копал мелкую отвезти в сад, потом в школу прорваться пытались со средней, а старшая сказала, что отменили всё. Семья плюнула на всё и дома осталась с женой вместе. А я пешком на работу вот только подхожу… ой, еба-а-аь тут намело. Боря, нам ещё вход откапывать час так точно!

— Никто не вошёл что ли?

— Разве что через окно. Леся стоит, машет. Шефа не вижу.

— А Олафа не видно?

— Нет.

— Ладно, позвоню, если что.

— Ага.

Отключил связь. Внутренний голос тут же по полочкам всё расставил: «на работу можно не торопиться, а напарник похоже по магазинам ближайшим греется».

Боря лоб под шапкой почесал и пожалел тут же, что ключи от квартиры сдал. Мог бы пойти поспать часик. В машине холодной тоже не поваляешься. Можно и не проснуться. До Наташки километров десять отсюда с Оксаной. Борщ отменяется, точно. Яна чуть ближе, но к ней через поле топать, если напрямки, а там снега и по шею может быть. А если в обход, то ещё дальше получается. К Дашке в «Юность» прорваться? Тоже километров десять. Стасяну гипс сняли, в деревню умотал. Даже в больничку к нему не прорваться, хотя она ближе всего. А кто остаётся? К Кобе в 72-ой заскочить? Тогда за чай столько работы подгрузит, что наработаешься так, как будто «чаевыми» озадачили.

Кто вообще надоумил им хату снимать в конце района? Засада кругом. Хоть Шацу звони. Но волков лучше не беспокоить. Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо.

Тут Боря буквально офигел, потому как на него из метели вдруг волк выскочил!

Город у них, конечно, не столица и даже не райцентр, но что это за метель такая, что волки из леса на окраину пробиваются?

Внутренний голос даже посоветовать ничего не успел.

Боря как стоял, офигев изрядно от радости лицезрения дикой природы, так и упал на спину. А волчара только к лицу бросился и как давай… лизать!

«А-а-а!» — сначала закричал внутренний голос, а потом добавил: «А, ну понятно! Хаски, мать его!»

Глаза то голубые-голубые. А вон и ошейник.

Привстав, и собаку чуть отстранив, Боря девушку обнаружил, что раньше видимо ещё бежала за собакой с поводком в руке, а затем бежать перестала, поводок выпустила. А сама теперь в сугробе валяется. Одни каблуки торчат.

Ножками дрыгает хозяйка, да сразу встать не может. Силы кончились.

Боря собаку по голове погладил, за ушами потрепал, поиграв немного и к девушке на выручку пошёл. А за хозяйкой шлейф по снегу тянулся. Разыгравшись, пёс в самую глубину завёл её, где снега того и выше пояса. А последние метры так вообще тащил, судя по накату.

Боря в снег по пояс залез. И на каблуки покачивающиеся ориентируясь, по направлению к ним и пошёл, как на флагшток реющий на мачте.

— Девушка, вы в порядке? Девушка-а-а! — кричал он для порядка, чтобы не испугать ненароком. А то, кто знает, какой ещё шлейф потянется? Не любит человек сюрпризы на Руси.

С заметным трудом в сугроб пробравшись, Боря девушку ту из снега достал за капюшон сначала приподнял, потом подмышки подхватил. Да за пояс поднял. Лёгкая. Килограмм сорок в ней. Столько же, сколько и в собаке, по сути.

На вид пёсель крупный. Но внешность бывает обманчива.

Достав из снега хозяйку хаски, пёс обрадованно бегать вокруг начал и лаять задорно. А Боря отряхивать находку начал. А та как встала, руками в руковичках шарит перед собой, словно ничего не видит. Снег с капюшона ещё сыплется, в глаза всё мукой белой.

«Может и вправду, слепая?», — добавил внутренний голос: «Собака тогда — поводырь!».

Но тут девушка снег выплюнула с губ и призналась звонко:

— Я линзы все проебала-а-а!

Стоит и ревёт главное. Слёзы такие крупные по щекам катятся, неподдельные. А может и снег растаявший.

Хороша девка. Ресницы в инее, щёки красные. На лице лишнего ничего не заметно. Брови свои, снежинки собрали. Губы только посинели, дрожат. Вот и вся косметика. Околела.

Боря присмотрелся и вздохнул. В джинсы одета тонюсенькие, и сапоги с каблуком высоченным, чтобы повыше казаться, но на зимние не похожи.

Это очевидно, что в каблуках гуляет, так как ростика маленького. Компенсирует. И курточка на ней тоненькая, и шапочка с бубенчиком забавная. А по краям висят как косички, только вязанные. И всё в снегу. Снега столько, словно снежную бабу откопал. Даже лепить не пришлось.

Боря улыбнулся. Бывает же!

— Так, а ну-ка не плачь.

— Я ничего не вижу-у-у, — только громче завыла она, поддержку рядом почуяв.

— Сегодня никто ничего не видит, — ответил сантехник, сумку с плеча достал и чая из термоса в кружку-крышку налил. Затем в руки сунул в руковички. — Пей. Согреешься.

Она зубами о кружку застучала. Хорошо, что из пластика. А зубки ровненькие все. Потому что в брекетах. Беленькие, как будто углём их зачистили и отмыли как следует. Хорошо видно под фонарём. А там и солнце уже с зарёй смешит, через тучи пробивается.

Чай уже не горячий, но тёплый. Губы отогрел. Заморгала, руку с кружкой протянула, кивнула:

— Спасибо.

— Да не за что, — ответил Боря, термос убрал и осмотрелся. Вокруг снежный плен. Стоит девушка по пояс в нём. Пёсу только раздолье, бегает, кувыркается, ныряет.

— Джек! Ко мне! — даже голос командирский в ней появился. А хаски только рядом бегает, но едва приблизится, обратно дёру даёт. С поводком бегает. Да его не замечает.

— Похоже… ему и так хорошо, — ответил Боря и в снег посмотрел. — Но не думаю, что линзы мы твои сейчас найдём. Даже больше скажу, до весны их точно никто не найдёт.

— Как же мне до дома добраться? На ощупь?.. Джек, какашка ты озорная! Ко мне! Пусть твоя Ленка сама с тобой и гуляет теперь!.. Пёсина, жопа ты с ручкой! Сюда иди!

Пёс вроде бы даже рассмеялся в ответ. Морда довольная. А судя по репертуару, что из уст девичьих раздаётся, ей где-то от шестнадцати до двадцати двух. Точнее не скажешь. Что не её собака, да и что не собачница вовсе — заметно.

— А далеко дом-то? — спросил Боря. Жизнь всё равно на паузе.

— Тридцать седьмой. Вот там, — и она показала рукой в неопределённом направлении. Внутренний компас немного сбился.

Боря по телефону посмотрел дом, и прикинул, что это метров четыреста если напрямки, а по тропам так и все пятьсот. Но лучше, чем десять километров.

— Давай баш-на-баш. Я тебя отведу до квартиры и на руки сдам кому-нибудь, но ты мне позволишь ботинки посушить. Я пока в сугроб за тобой лез, снега полные ноги набрал.

— Я тоже-е-е! — протянула она, но уже не плача. А так, из сострадания самой себе же. — Идёмте же скорее в тепло!

Боря руку ей подал, она качнулась и сразу же попыталась упасть обратно. Пришлось под локоть подхватить. А затем вовсе близко-близко прижалась, словно пытаясь ощупать его для идентификации.

— А вы… кто вообще? — наконец сдалась она, хоть и поглядывала украдкой то на спортивную шапку, то на куртку, то на сумку, где что-то гремело, то на ботинки, но больше всего смущали штаны рабочие. Не знает же, что под ними подштанники тёплые.

— Сантехник.

— А давно сантехники девушек по сугробам вытаскивают?

— За всех не скажу, а со мной такое впервые.

— Так вы, выходит, молоды? — сразу обрадовалась она, словно со стариком под руку из снежного плена ни за что бы не пошла.

— И глуп, — тут же добавил Боря, не желая оказаться в неловкой ситуации, если с ним снова заигрывает школьница.

Ладно ещё Егорова дочь по приколу подкатывает. Батя на неё цыкнет — убегает. А тут под руку увидят, как с девушкой идёт и всё, своё понимание сложится. Если нет восемнадцати. У людей чёрте что в голове. Хотя вроде бы самому всего двадцать. За границей и то наливать только через полгода начнут.

— Ой, я тоже глупенькая. Поперлась в метель гулять. Он же выл всю ночь, просился. Ленка ещё, дура набитая, собаку свою нашла с кем оставить. Этот кабан меня не слушается ни разу… Джек, конь ты педальный, веди нас домой!

И она как начала говорить. А голос такой приятный. Не пищит уже, но и жизнью не огрубел. На что внутренний голос тут же временные рамки с семнадцати до девятнадцати сузил.

Но слушать её можно. Потому что на каждое рассуждение вопрос задавала и волей-неволей к диалогу подталкивала. Так и раскопала про него, что машину в сугробе бросил, на работу не попал, да и напарник не совсем хороший человек.

Всё же сделка удалась. Девушка, Лидой представившись, у подъезда в обратку не послала. Только собаку попросила поймать. А как намотал на руку поводок Боря, так вместе в лифт вошли и на восьмой этаж поднялись. Но и тут не сорвалась сделка. Вместо того, чтобы в дверь позвонить и родителей дождавшись, кричать начать «насилуют!» и на помощь звать, Лида только ключи из кармана курточки достала, зашелестела и в квартиру впустила.

А внутри пахнет приятно. Уютом, теплом и мандаринами. Как будто Новый Год скоро. Только пёс, лапы не помыв, сразу в туалет бросился и давай из унитаза лакать, носом подняв крышку.

Однако, не поднята — показатель!

— Проходите, Борис. Разувайтесь, раздевайтесь, — подстегнула хозяйка молодая голосом приятным. Таким принцессы в лесу птичек приманивают, воркуют. — Джек, хватит делать вид, что у тебя в чашке воды нет. Ты чего меня позоришь? — и вроде строго говорит, а «мяу-мяу» в голосе.

Боря куртку отряхнул и разуваться начал. Лида тоже попыталась, но застряла на этапе между принятием решений и переходу к действиям.

— Ой… не снимаются… да блин!.. А вы… не могли бы мне помочь ещё разик? Прикипело что-то.

Боря наклонился и сапог на себя потянул. Девушка на одной ножке стоит, растяжку показывает. А сапоги длинные, не идёт что-то.

Тогда Боря сам вначале разулся, разделся, на колено привстал в прихожей и замок до конца расстегнув, уже как следует сапог на себя потянул.

— Ой, — только и сказала девушка, на ножке прыгая. Соучаствуя активно, но без толку. Джинсы мокрые, сапоги мокрые. Всё как-то застыло на улице. И в тепле с ходу сходить не желало.

Боря, не видя другого выхода, на руки девушку подхватил и в зал понёс. Чтобы усадить на диван и уже как следует постараться.

— Ой, а меня… и на руках сегодня носить будут? — сразу засмущалась девушка, но голосок едва не подвизгивал от того, что приятно за заботу ей. И вообще мужчина вблизи ничего оказался. Штаны с подтяжками, конечно, глупые, но вид суровый и придурковатый. А она такой любит. Мужественный даже!

Боря, в третий раз оплошав с сапогами, на ремень джинсов посмотрел. Снимать похоже вместе с джинсами придётся. Как бы шиворот-навыворот не получилось сдирать. Хорошо ещё сразу из сугроба достал, а то к самой коже бы одежда прикипела и всё, прощай эпидермис.

Но как об этом в лицо сказать? Да и странно прозвучит вопрос.

— Ой, а чего это вы на меня так смотрите? — даже почуяла что-то девушка. Сразу и не скажешь, покраснела или нет. Щёки то красные уже где-то треть часа. И это только при нём.

— Да я это… это самое… В ванную вас отнести хотел. Под джинсами вероятно какие-нибудь колготки, да? Плотности придали, оно и облегло в тепле как следует. А на холоде осело. Сжатие же. Скукоживание даже.

Она смотрела на него, то ли пытаясь получше разглядеть без очков и линз, то ли решая для себя сложные уравнения с большим количеством неизвестных.

Патовая ситуация получилось. Но тут Боря поднялся и спросил решительно:

— Лида, а сколько вам лет?

— Семнадцать.

Тут же на корточки снова присев, Боря снова попытался естественным путём сапоги снять. Не дело это — девушек в ванную носить несовершеннолетних и раздевать там. Оно может и не в своё удовольствие действие, но кому потом докажешь, что помочь хотел?

Судья строг — держи срок. Разве что жениться сразу. Но это ещё согласие сначала получить надо.

Он, наверное, подвис. Так как попытки разуть почти прекратились. А вот её любопытство только разогрелось. Лида к тому же дотянувшись до подголовника дивана, очки взяла, надела и пристально на него уставилась. Действительно разглядывая как впервые.

А он такой, с щетиной суточной, широкоплеч довольно, поджарый, подтянутый, лицо кровь с молоком с мороза, глаза завидущие-завидущие. И сразу в путь хочется собраться и отправиться с проводником таким на встречу приключениям.

Только вопросов сначала много. Не на все ещё ответы получены.

— А почему вы мне этот вопрос задали?

— Да хотел… в ванную отнести.

— А там…

— А там снять… ну… всё…

Тут она кивнула медленно и томно добавила, нисколько не обращая внимания на пса на полу набегавшегося и уставшего:

— И чего вам теперь мешает? Вы и без того уже проникли в мою обитель, никто на помощь мне не придёт. Кричи, не кричи. А Джек похоже, за вас скорее выступит.

— Нет, я не такой, — даже снова поднялся Боря.

Тут Лида улыбнулась и захихикала.

— Зато я — такая.

Боря тут же испариной покрылся. А она очки на брови надвинула и призналась чуть строже:

— Что ж, Борис. Вынуждена вам признаться. Я из тех женщин, что искажают свой возраст в угоду… личному.

Последнее слово она подчеркнула. А Боря вдруг понял, что довольно умна. Излагается так ясно ещё.

Последние слова в этой комнате всё расставили по местам:

— Мне девятнадцать… Несите, Борис! Когда ещё красивые мужчины на руках покатают?

Руки словно сами подхватили. Груз не тяжесть, когда в радость. А дальше уже видно будет.