Третья дама

ГЛАВА 8 ЖЕНЩИНА-ПРИЗРАК

Подозревая, что лучшего шанса не будет, Дайго готовился к поездке. Была пятница, 4 марта. Последние два дня вся страна была охвачена прощальным зимним похолоданием. Накануне вечером из информационного выпуска он узнал прогноз погоды — переменная облачность, небольшие снегопады. Дайго запланировал поездку на это время, потому что три дня с третьего по пятое марта были объявлены в университете выходными для преподавателей, которых ждали весенние экзамены.

Заказав накануне билеты, Дайго четвёртого марта выехал в Токио. Жене он сказал, что отправляется в командировку — делать сопоставительный анализ загрязнения воды в разных частях страны. В Токио он сел на «молнию» до Одавары, а оттуда, как и в прошлый раз, ехал на менее всего приметном автобусе до Хаконэ.

Около трёх часов дня он сошёл с автобуса неподалёку от дома Мидори Нагахара. Как он и предполагал, дорога от Фукуоки заняла у него примерно пять часов. Впрочем, в таком расстоянии, возможно, был свой плюс — если оно могло обеспечить безопасность его и Фумико.

Дайго не намеревался оставаться в Хаконэ на ночь, поэтому не заказывал гостиницу. Он собирался уехать оттуда как можно раньше — совершить преступление и сразу вернуться в Токио.

Широкий пологий горный склон, застроенный домами богачей, показался ему ещё более пустынным, нежели в прошлый раз. Свинцовое небо роняло на землю редкие кружащиеся снежинки. Быстро сгущались сумерки, и, хотя ветра не было, холодный воздух гор пронизывал тело до самых костей.

Первым делом Дайго разыскал дом Мидори, потом прошёлся вдоль зарослей айвы, окружавших его живой изгородью, и изучил дом с высоты холма. Узкая дорожка вела сквозь реденький лесок к заднему крыльцу. Дорожка вилась на вершину холма, после чего спускалась по его противоположному склону, где виднелись только ещё два других весьма элегантных дома. В каком бы из них Мидори ни давала свои уроки фортепьяно, ходила она, несомненно, по этой тропе.

В негустом леске, состоявшем как из листопадных, так и вечнозелёных пород, всё же можно было укрыться от постороннего глаза. Особенно в такой пасмурный день. Только один вопрос беспокоил Дайго — не будет ли его видно с дороги?

Чтобы проверить это, Дайго поднялся вверх по склону до середины. Оттуда дороги, что шла вдоль озера, не было видно, зато теперь он разглядел ещё одну боковую дорожку, проходящую за домом Мидори и, похоже, вливавшуюся в главную дорогу чуть дальше. С неё-то, если посмотреть прямо вверх, можно было увидеть Дайго там, где он сейчас стоял. Однако, похоже, ею мало кто пользовался, дай основная дорога вдоль озера сегодня была пустынна.

В этом Дайго окончательно удостоверился, понаблюдав с того же места за дорогой ещё минут десять, — за это время он не увидел ни одного пешехода и только одну машину. Вряд ли кто-то из машины сможет заметить какое-то движение на горном склоне, подумал он.

Дайго посмотрел на часы — они показывали три сорок. Пристроившись в тени на другой стороне дороги, ведшей от дома Мидори, он мог прекрасно видеть тропу, по которой только что шёл сам, а также весь склон холма и замёрзшее озеро под ним. Отсюда же ему была видна крыша станции канатной дороги и даже качающаяся кабинка подъёмника, медленно скользящая наверх.

Холод пробирал до самого нутра. Пальцы в ботинках онемели. Онемело и сердце — никаких чувств. Казалось, его действия и эмоции были отделены друг от друга, а душу охватило состояние полной нереальности происходящего. Он не чувствовал ни возбуждения, ни страха, обычно предшествующих переходу к решительным действиям, — только пустоту и одиночество. Он попытался припомнить свои ощущения в тот тёмный вечер в Барбизоне. «Достаточно. Пожалуйста, не рассказывайте мне больше ничего. Всё остальное не важно. Думаю, я уже поняла вас гораздо лучше, чем кто-либо другой». Эти слова Фумико словно наяву прозвучали сейчас в его ушах.

Эх! Как ему хотелось снова увидеть Фумико! Наполнится ли снова его жизнь смыслом после новой встречи с ней? В любом случае ясно одно — он должен предпринять этот следующий шаг. До тех пор пока он этого не сделает, ему не увидеть Фумико снова. Ведь она проявила поразительную силу воли и храбрость, выполнив свою часть их тайного соглашения.

Дайго вспомнились выпуклые глаза Йосими и его толстые губы. Его неуёмная тяга к власти и деньгам. Йосими не задумываясь уничтожал других, более слабых людей, давя их как насекомых. Он без колебаний отклонил результаты проведённого Дайго химического анализа конфет «Попико», заменив их на собственные. Дайго припомнилась язвительная усмешка, игравшая на губах Йосими, когда тот принуждал Дайго согласиться на должность в Аляскинском университете. Ему припомнились стоны больных детей, ставших жертвами Йосими, и отчаянный взгляд одной из матерей, умолявшей его узнать правду. Да, такие люди, как Йосими, не имеют права на жизнь.

А для Фумико таким человеком была Мидори Нагахара. Быть может, убивая Йосими, Фумико воображала, что уничтожает Мидори. Так и Дайго теперь решил, что представит себе, будто убивает Йосими.

Он собирался убить Мидори вовсе не из страха, что Фумико, не сделай он этого, заподозрит, будто он всё заранее рассчитал с целью избавиться от Йосими. Дайго убеждал себя, что действует не из какого-то там постыдного чувства самозащиты. И всё же, твердя себе, что освобождает общество от таких, как Йосими, он понимал, что на самом деле не является таким уж героем. Однако существовал ещё и другой Дайго, совершенно другой человек, сумевший выйти за пределы условностей и моральных норм, — человек, чья поэтическая натура жаждала чего-то чистого и вечного. И Дайго мучил вопрос — не эта ли его натура так настойчиво побуждала сейчас к прямым действиям?

Так ли уж часто выпадает нам в жизни шанс познать вечное? Только когда такой шанс выдаётся и мы не находим в себе мужества воспользоваться им, мы обнаруживаем, как нас засасывает в пучину суетных мирских забот, обедняющих нашу жизнь. Не имея этого мужества, мы не можем встать в ряд тех немногих избранных. Для Дайго Фумико представляла собой как раз такую вечную ценность. Он чувствовал, что обречён на одиночество до тех пор, пока однажды не сможет объять это вечное своими собственными руками. Образ Фумико, сотворённый в мыслях Дайго им самим, вытеснял это одиночество и наполнял его сердце сладковато-щемящим чувством меланхолической тоски.

Размышляя над этим, Дайго вдруг понял, что к нему вернулось былое напряжение. Чугунная калитка ограды открылась, и из неё вышла высокая, стройная женщина в пальто с чёрным капюшоном. На ней были чёрные сапожки и розовый брючный костюм, видневшийся из-под пальто. Руками в розовых перчатках она прижимала к груди папку с нотами.

Когда женщина повернулась закрыть калитку, Дайго рассмотрел её профиль — высокие скулы и пронзительные глаза принадлежали Мидори Нагахара. Глянув на небо, она поёжилась и, подняв воротник пальто, зашагала вверх по склону.

Безотчётно посмотрев на часы, Дайго обнаружил, что они показывают две минуты пятого. Вечерние сумерки уже начали сгущаться. Редкие снежинки опускались на чёрный капюшон Мидори и на спину. Сделав три-четыре шага в сторону, Дайго глянул на дорогу, пролегавшую внизу. Он увидел только холодную серую ленту асфальта. Такое впечатление, что за весь день по ней не прошло ни одного человека или машины.

Мидори размашисто шагала по каменистой тропе. Она проделала уже почти треть пути вверх по склону. Дайго следовало поторопиться, чтобы догнать её прежде, чем она дойдёт до середины, но никак не дальше, ведь тогда их будет видно с шоссе, тянувшегося вдоль озера. Ему надо было поскорее приблизиться к ней и заманить в заросли.

Он уже знал, что скажет ей. «Простите, там в кустах рассыпалась сумка с почтой. Быть может, среди этих писем есть и адресованные вам. Не потрудитесь ли пойти взглянуть? Это займёт совсем мало времени». О подобном случае он вычитал по дороге сюда.

Он надеялся таким образом усыпить бдительность Мидори и, не вызывая у неё подозрений, зайти вместе с ней в заросли. Ему казалось вполне вероятным, что она последует туда за ним. Сегодня Дайго был одет в тёмно-синее пальто, а вместо тёмных очков на нём теперь были обычные в простой роговой оправе.

Он намеревался заманить Мидори в какую-нибудь небольшую лощинку, незаметную с дороги, и, встав у неё за спиной, сказать: «Вон посмотрите, как рассыпалась почта». Она наклонилась бы, чтобы вглядеться, и тогда он достал бы припрятанный в кармане нейлоновый чулок и затянул бы его вокруг её шеи. По его подсчётам, она не успела бы даже крикнуть.

Однако наделе всё случилось совсем иначе. Дайго двинулся по тропе за ничего не подозревавшей Мидори. Он сделал шаг, два, три… и в этот момент со стороны дороги и дома раздался автомобильный гудок. Мидори остановилась и обернулась.

Из окошка жёлтой спортивной машины высунулась сидевшая за рулём молодая женщина. Всё внутри у Дайго словно оборвалось. В полном смятении он попытался спрятаться, однако понял, что теперь уже поздно. Женщина в машине, несомненно, видела как его, так и Мидори. Возможно, замри он на месте, он ещё мог бы не привлечь к себе внимания.

— Мидори! — донёсся сквозь сумеречные заросли глубокий, чуть хрипловатый женский голос.

— Да! Что там такое? — отозвалась Мидори.

— Мне только что позвонила мать Кейко. Она пришла домой простуженная с температурой и попросила отменить урок. Она только что обнаружила у девочки жар, поэтому не позвонила раньше.

Дайго сразу узнал этот голос — это его он слышал, когда звонил из Фукуоки. На дороге было светлее, поэтому даже издалека Дайго сумел разглядеть её более смуглый, чем у Мидори, цвет лица и более европейские черты. Вне всякого сомнения, это была младшая сестра Мидори, о которой ему говорил Умэдзаки.

— Вот и славненько, — сказала Мидори, ёжась от холода.

Похоже, её не столько расстроила отмена урока, сколько это запоздалое сообщение. Её последней реплики, произнесённой очень тихо, женщина в машине явно не слышала, хотя по-прежнему смотрела в их сторону из окошка. Мидори махнула ей рукой, показывая, что всё поняла, и направилась к дому. В этот момент она и встретилась лицом к лицу с Дайго.

Возможно, причиной тому был всего лишь страх, но Дайго показалось, что Мидори его узнала. Во всяком случае, он затруднялся истолковать этот взгляд — если его вообще можно было назвать взглядом. Дайго инстинктивно отвернулся. Глядя под ноги, он прошмыгнул мимо неё, стараясь выглядеть как обычный прохожий. Вскоре он услышал за спиной лязг закрывающейся калитки, а ещё через мгновение — звук заведённого мотора.

Некоторое время Дайго просто стоял на тропе, чувствуя тошноту и слабость. Лёгкий аромат духов Мидори так и остался витать в сгущающихся сумерках.

Только к семи часам вечера он добрался до Токио, где снял себе номер в отеле в районе Симбаси — здесь он останавливался всегда, бывая в командировках. В засыпанном снегом Токио тоже стояла стужа.

Окно его номера выходило на мрачную стену прилегающего здания. Её да ещё крошечный лоскуток тёмного беззвёздного неба, отливавшего краснотой неоновых вывесок, только и мог разглядеть отсюда Дайго.

В смятении и растерянности он долго стоял у окна, уткнувшись взглядом в этот унылый пейзаж. Стоило ему только подобраться поближе к Мидори и приготовиться к своему «прыжку», как появилась её сестра в машине. Это было чистое невезение, и он ничего не мог поделать. Возможно, младшая сестра как раз собиралась выехать куда-то в тот момент, когда её застал этот звонок, и она по пути передала сообщение Мидори. Поначалу Дайго решил, что слишком уж многое пошло не так, чтобы это можно было принять за случайное совпадение. Например, сестра наблюдала из машины, пока Мидори благополучно не спустилась во двор. Что, если она интуитивно почувствовала неладное, заметив Дайго? Хорошо хоть, что она вмешалась ещё до того, как он заговорил с Мидори.

В некотором смысле ему даже повезло сегодня, жаль вот только, что теперь придётся искать другую возможность. Над последовательностью этих подозрительных событий он размышлял снова и снова, пока ехал на попутке. Он пришёл к выводу, что всё могло обернуться гораздо хуже. Теперь же ему оставалось только одно — предпринять новую попытку.

Место, выбранное Дайго для убийства, всё никак не шло у него из головы. Сам тому удивляясь, он то и дело мысленно представлял себе тот горный склон. Но почему именно там? Наконец он понял, в чём причина. Ещё до начала преследования Мидори на тропе, когда он только прятался в тени ограды, глубокая грусть и ощущение одиночества, обуявшие его, и воспоминания о Фумико накрепко засели тогда в его душе. Он понял, что должен любой ценой увидеть её снова. Этого ему хотелось больше всего на свете. И как плохо, что сегодня ему не удалось сдержать обещания, которое он дал Фумико! Теперь он боялся расстаться с ней навсегда, и от этого потребность увидеться с ней снова становилась всё настойчивее.

Он ждал этого нового соблазнения и знал, что на этот раз чувства будут накалены до предела. Но как разыскать Фумико? Мысль эта не давала ему покоя, повергая в смятение.

Присев на край постели, Дайго вдруг понял, что ужасно голоден. По дороге в Хаконэ он слегка перекусил в поезде, на обратном пути на платформе выпил чашку кофе, и только-то.

Прополоскав в ванной рот, он отправился в ресторан на седьмом этаже отеля. Для столь заурядного заведения приправленное пряностями мясо, которое он заказал, оказалось на удивление вкусным. Он запил его половиной бутылки красного вина, после чего буквально воспрянул. У него появилось ощущение, будто у него заменили батарейки, и он снова преисполнился мужества и решимости.

Холода, охватившие всю страну, обещали быть долгими. По прогнозам синоптиков, весна в этом году ожидалась поздняя. А такой стуже, как сегодня, предстояло продержаться ещё несколько дней. Это означало, что у него есть хороший шанс и что во вторник Мидори предпримет свою обычную вылазку из дома на занятия по гольфу.

Конкретного плана у него пока не было, но, представив себе промёрзлые пустынные окрестности дома Мидори и безлюдное шоссе вдоль озера, он почувствовал, что шансы у него ещё будут. Он не сомневался, что сможет беспрепятственно осуществить свой план. Эта уверенность накрепко засела в его сердце. А теперь ему снова почему-то захотелось думать о Фумико, мысли о ней просто не шли из головы.

Полный сочувствия к ней, он достал свой бумажник, в котором хранились водительские права и маленькая записная книжка. Он извлёк вложенную среди её страниц газетную заметку и разложил её на ладони. Эту копию он сделал в тот день, когда рылся в подшивках старых газет в городской библиотеке в Синъюку.

В заметке сообщалось о смерти переводчика и театрального продюсера Мичия Кумэ. Там также упоминалось имя его жены Юко и адрес их квартиры в Йоцуя. Прочитав тогда заметку, Дайго попробовал позвонить по этому адресу, но опасения его подтвердились, когда он узнал, что примерно через месяц после смерти мужа Юко Кумэ переехала. Женщина, ответившая Дайго по телефону, сказала, что Юко не оставила ей своего нового адреса. Она знала только, что Кумэ покончил жизнь самоубийством в этой квартире. Выяснив по телефону, что Юко больше не проживает там, Дайго всё же решил попробовать наведаться туда.

Разыскав дом — тот оказался малоприметной двухэтажной постройкой, — Дайго некоторое время слонялся во дворе соседствующего с домом храма, издали разглядывая мрачные стены и крыльцо убогого здания. Потом он вернулся в свой отель, представив себе, как, должно быть, небогато жили супруги Кумэ и какой, судя по всему, прочной была соединявшая их любовь.

И вот сейчас, снова изучив глазами газетную вырезку, Дайго торопливо убрал её обратно и поскорее достал из кармана носовой платок, так и не успев, впрочем, прикрыть рот в приступе кашля.

Напротив ресторана он заметил застеклённую телефонную будку. Он зашёл в неё и попытался найти в справочнике слово «Журден». Это было название театральной труппы, в которой работал продюсером Кумэ. Наконец среди множества баров и кофеен с тем же названием он нашёл адрес театра.

Он набирал номер до тех пор, пока ему не ответил молодой мужской голос. Было около девяти вечера, но Дайго со всей ясностью расслышал многоголосый гам на другом конце провода. Он спросил, не знают ли они, как разыскать вдову Мичия Кумэ.

Молодой мужской голос в трубке звучал неуверенно:

— Я слышал, что из Йоцуя она вроде бы переехала куда-то поближе к родителям, только понятия не имею, где это. Она не поддерживает связи с театром. Подождите минутку, я спрошу, может, кто-нибудь другой знает.

После некоторой паузы Дайго услышал в трубке:

— Госпожа Кумэ оказалась хорошей подругой одной нашей костюмерши. Если вы подождёте минутку, я соединю вас с ней.

На этот раз пришлось подождать подольше, после чего в трубке послышался мелодичный женский голос:

— Юко теперь живёт в Кита-Камакура. Там живут её родители, но она поселилась отдельно — снимает дом по соседству. Дайте-ка я посмотрю, нет ли у меня её точного адреса. — Пошелестев бумажками, она дала ему адрес и объяснила, как проехать. Дайго намеревался продолжить разговор и постараться выведать ещё что-нибудь о Юко Кумэ, но женщина вдруг спросила: — Простите, вы, наверное, друг покойного господина Кумэ?

— Э-э… нуда, я его друг. Только, видите ли, я последние несколько лет жил за границей и, к сожалению, не знал о том, что произошло. Теперь же я подумал, что должен нанести визит его вдове, чтобы выразить ей свои соболезнования. — Он наплёл ещё какой-то чепухи и в конце концов повесил трубку.

Вернувшись за свой столик, он переписал адрес в записную книжку. Вложив в неё газетную вырезку, он убрал книжку в карман пиджака и ещё несколько минут прижимал её рукой к телу. От этого сердечный трепет немного улёгся.

На следующий день Токио по-прежнему находился во власти стужи, но временами солнце выходило из-за туч, и становилось на удивление ясно. В такие моменты погода казалась почти мартовской, будто весна уже наступила. В десять утра Дайго выписался из отеля и отправился на электричке в Симбаси. Поскольку была суббота и он двигался в сторону от центра, в поезде первого класса было безлюдно. К своему удивлению, он неплохо отдохнул, когда смотрел из окошка на мелькающие городские и промышленные пейзажи. В одиннадцать тридцать он сошёл с поезда в Кита-Камакура.

Платформа, окружённая лесом, оставляла впечатление деревенской станции. По обе стороны от неё тянулись выстроенные в традиционном японском стиле домики, терявшиеся среди деревьев. Наискосок от железнодорожных путей пролегала утоптанная тропа, по бокам обсаженная кедрами. Вела она к храму Енкакудзи, что примостился у подножия большой горы.

Дайго смешался с толпой пассажиров. Сойдя с платформы, он направился по дороге, следуя полученным накануне вечером инструкциям. Здесь, в Камакуре, воздух казался гораздо чище, чем в Токио, но было также холодно. В Симбаси подтаявший снег превращался в слякоть, а здесь, в тени старых крестьянских домов, он всё продолжал нарастать сугробами.

Какое-то время Дайго шёл по главной улице, оживлённой от транспорта, следующего в центр Камакуры, но, завернув за угол, неожиданно оказался в жилом районе.

Теперь он шёл по старой, мощённой булыжником улочке, вдоль которой тянулись покрытые мхом каменные и деревянные ограды. Почти всё жильё вокруг было старой традиционной постройки, лишь иногда взгляд натыкался на какой-нибудь современный дом. На фоне занесённых снегом гор пейзаж этот выглядел безмятежным и умиротворённым. Здесь было легко сохранить тот спокойный настрой, который Дайго сумел восстановить, когда ехал в поезде.

Вчера вечером он думал над тем, не позвонить ли Юко Кумэ прямо по телефону, однако после долгих колебаний он отбросил эту мысль. Хотя настоящее имя Фумико и её адрес были ему неизвестны, ему не верилось, что она попросту возьмёт да и откажется разговаривать с ним, когда он найдёт её, пусть даже он пока и не выполнил своей части плана. К тому же ему не было известно, является ли Юко Кумэ и Фумико одним и тем же человеком. Он сомневался, что сможет узнать её только по голосу. В тот вечер в Барбизоне Фумико пожаловалась на больное горло и на простуду, и ей, похоже, и впрямь было трудно совладать с голосом.

Больше всего Дайго интересовало, являлись ли Фумико и Юко одним и тем же человеком. Он твердил себе, что скоро это выяснит. С Фумико Нарусэ у него ничего не вышло, и воспоминания об этой оплошности всё ещё доставляли ему болезненные ощущения. И тем не менее из всех женщин, имевших хоть какое-то отношение к Мидори, эта Юко, похоже, в большей степени, чем другие, могла оказаться той Фумико, которую он искал. Дайго мучил вопрос — узнал бы он её при встрече? Вот с другой Фумико у него получилась некоторая неопределённость, потому что она не была той, кого он искал. Он всегда интуитивно верил, что узнал бы Фумико, если бы встретил снова. Он почувствовал это ещё давно, наутро после того вечера в Барбизоне. Он был уверен, что узнал бы её, даже увидев мельком издалека. Для этого ему даже не требовалось приближаться к ней и вступать в личный контакт.

Сегодня он почувствовал бы себя удовлетворённым, если бы ему удалось разыскать дом Юко Кумэ и хотя бы мельком увидеть её. Возможно, он поступил неправильно, и ему следовало проявить осторожность — подождать, пока он не выполнит свою часть плана, и только потом искать новой встречи с Фумико. И всё же его беспокоило мощное предчувствие — ведь она сама сказала ему, что, кроме вторника и пятницы, она проводит всё время дома, занимаясь переводами.

Наставления театральной костюмерши оказались на удивление точными, и Дайго без труда разыскал узенькую пустынную улочку, на которой находился дом Юко. Она жила одна в маленьком отдельном домике, который снимала у семьи Итайя, проживавшей в большом доме в том же дворе. Дайго очень быстро нашёл калитку в бамбуковом заборе, на которой висела табличка с именем хозяев. Калитка оказалась закрыта. За забором виднелся большой дом старой постройки. Дайго прошёл вдоль ограды и вскоре обнаружил другой вход.

Оглядевшись по сторонам и увидев, что на пустынной улице больше никого нет, он открыл калитку и шагнул внутрь. Место, куда он попал, несомненно, относилось к двору при большом доме, только здесь не было ни садика, ни лужайки — одна голая, вытоптанная земля. В углу двора стоял маленький, судя по всему, двухкомнатный домик, выстроенный в старинном японском стиле. В противоположной стороне за деревьями виднелась крыша главного дома.

Поначалу жилище показалось ему блёклым и выцветшим, но теперь он понял, в чём дело — посреди двора горел костёр, застилавший всё вокруг мутной дымовой пеленой. Дайго с опаской приблизился к домику. Он боялся, как бы его не заметили из главного дома, но, к счастью, он находился на задворках, и к тому же его заслоняли деревья. В конце концов, если понадобится, он может придумать какое-нибудь оправдание, почему оказался здесь.

Внезапно Дайго остановился и замер. Возле костра он увидел миниатюрную женщину в кимоно цвета хурмы — она направилась к отдельному домику и вошла в него. Дайго она не заметила.

Дайго стоял как вкопанный, и сердце его бешено колотилось, а между тем женщина снова появилась на пороге. В руках она несла мусорную корзину и бумажный мешок. Черты её бледного лица были изящны и утончённы. Это Дайго сразу заметил и хорошо запомнил.

Высыпав бумаги в костёр, женщина некоторое время стояла, глядя на пламя. Она была невысока ростом и хорошо сложена, разве что чуточку тяжеловата в бёдрах. По её раскованным, уверенным движениям Дайго предположил, что она должна обладать сильным характером.

Сам он буквально оцепенел. Его поразила фигура женщины. Она явно не подходила под тот образ Фумико, что накрепко засел в его голове. Он ожидал увидеть облик не столь традиционный и более современный. Впрочем, теперь, наблюдая за Юко Кумэ, за спиной у которой поднимался струйкой дым, он почувствовал исходящую от неё безмятежность и спокойствие — одним словом, то, что ожидал встретить. Она была очень красива.

Такая женщина могла оказаться Фумико, это он ощутил интуитивно, только теперь это следовало осознать рассудком. Возможно, она как раз и была той, кого он искал. Это была его Фумико.

Душу его захлестнула волна сильных и смешанных чувств, но он понимал, что расслабляться нельзя и что ему следует быть осторожным в разговоре с ней. Пока всё не уладится и не утрясётся, Юко Кумэ, возможно, не захочет признаться, что она и есть Фумико. Возможно, встреть он её вот так неожиданно, как сейчас, он не обнаружил бы в ней той чистоты и смелости, о которой говорила Фумико в тот вечер в Барбизоне.

Настоящая проблема заключалась в том, что Дайго уже совершил попытку убийства, и если кто-то случайно увидел бы их вместе, это могло бы привести к катастрофе их обоих.

Вместе с тем Дайго ощущал настойчивую потребность послать Фумико какую-нибудь весточку. Из кармана пальто он достал журнал. Этот выпуск издания о здоровом питании был посвящён кормлению младенцев. Сумку свою Дайго оставил в камере хранения на вокзале, так что при себе имел только этот журнал.

Он подошёл к домику, входная дверь которого была всё ещё распахнута, и положил журнал лицевой стороной обложки за порогом внутри дома. Если эта женщина и вправду Фумико, то, увидев этот журнал, она поймёт, что Дайго нанёс ей визит, и догадается, что он намерен сделать. А если Юко не та, о ком он думает, она удивится журналу, но не придаст ему особого значения. Если уж на то пошло, она сама только что избавилась от какой-то макулатуры. Разумеется, имени Дайго не упоминалось в журнале, поэтому он знал, что без опаски может оставить ей этот знак.

Подкинув в дом журнал, он заторопился прочь. Только один раз ещё он бросил прощальный взгляд на женщину, стоявшую у костра в бледном свете весеннего солнца.