Три подруги и пустынная кошка (СИ)

Глава 31

Король внимательно всмотрелся в мои глаза, тонкий змеиный язык медленно выбрался из пасти и потянулся в мою сторону с едва слышимым стрёкотом, доносящимся откуда-то из глубин этого существа. Коснувшись кожи, что по ощущениям напоминало севшую на кожу муху, язык втянулся обратно.

«Ты говоришь правду», — будто для самого себя подтвердил король и стремительно отодвинулся, кивнув куда в сторону.

Дальше он ничего не делал, просто стоял, возвышаясь над нашей жалкой троицей, и смотрел.

А делали другие.

Из шалашей выбрались несколько змеелюдов, комплекциями чуть более скромными, чем у короля, учтиво поклонились своему правителю и исчезли за валунами. Чем они там занимались мне было не видно, даже звуков никаких не доносилось, но уже вскоре они вернулись обратно, торжественно и аккуратно неся между собой мое зеркало. И то, как они это делали больше напоминало ритуальное шествие, пусть у них даже не было ног. Зеркало было небольшим и не нуждалось в таком массовом сопровождении. Даже я смогла бы пронести его несколько метров самостоятельно и без посторонней помощи.

Змеелюди подошли к нам и замерли в коленопреклоненных позах. Король, ударив хвостом по земле, метнулся в сторону и его подданные, двигаясь так синхронно, будто тренировались всю жизнь, опустили зеркало передо мной, на расстоянии метра. Я покосилась на короля, ожидая его дальнейших указаний, однако никто ничего у меня в голове больше не произносил.

Змеелюди встали и, пятясь, отползли, через каждые несколько метров кланяясь. Не королю, и даже не нам с подружками, а зеркалу. Король вынул из опоясывающих его талию ножен длинный тонкий клинок и резанул себя по сгибу локтя. Подняв руку, верховный змеелюд позволил нескольким темно-коричневым, почти черным каплям упасть на безупречно отполированную зеркальную поверхность. Капли сердито зашипели, впитались, и я увидела перед собой лицо, с которым уже однажды встречалась — в собственной ванной, испугавшись до чертиков. С тех пор во внешнем облике того, что осталось от Нуатль ничего не изменилось — все тот же лысый обугленный череп, облепленный хлопьями выгоревшей плоти, черные, сочащиеся чем-то жидким, глазницы и выбитая, кривая челюсть.

Муза высоко пискнула, тяжело задышала банши, закусила губу я, но каждая из нас справилась, как смогла.

«Говори», — приказал король. — «Она тебя слушает».

«Мысленно? — спросила я, стараясь смело глядеть в лицо той, что однажды лишила меня всего, а потом вернулась, чтобы забрать остатки. — Или вслух?».

«Наша создательница умеет слышать только наши мысли», — заметил король, в глубоком поклоне склоняясь перед чудовищным изображением.

Пока он сгибался в три погибели, я покрепче сжала в пальцах кусок горной породы, подобранный с травки.

«Говори, — уже требовательнее повторил голос в голове. — Создательница ждет!».

Я кивнула, делая вид, будто собираюсь с мыслями, а после смело подняла взгляд, сосредоточив все свои мысли на Фирусе, чтобы король раньше времени не разгадал мои намерения, а дальше….

…а дальше с воплем:

— Сдохни, мерзкая тварь! — швырнула обломок известняка в зеркало, для ускорения приложив все имеющиеся у меня силы.

Звон прорезал воздух. Осколки, блеснув остриями, брызнули во все стороны. И будто в замедленной съемке я пронаблюдала, как падает на траву старая рама и взлетает к небу сгусток черноты, подобно ожившей кляксе.

Мою голову взорвал жуткий бессловесный вопль, который затмил весь мир. Кто-то толкнул меня в плечо, и я рухнула вниз. Сверху приземлилось что-то увесистое, еще сильнее вжимая меня в траву. Я схватилась за голову не в силах подняться и стискивая виски, которые ломило так, будто мозги выворачивало наружу.

А там, наверху, кричали, рычали, шипели, клокотали.

Вздрагивала земля, словно стадо кенгуру скакало на скакалке. Шуршала трава. Со свистом рассекали воздух сильные удары хвостов.

В какой именно момент все закончилось, я не поняла. Как и не поняла, сколько пролежала, елозя лицом по травке. Но вот, с меня убрали то, что громоздилось сверху, по ощущениям это был целый автобус, и помогли сесть. Я убрала травинки с лица и огляделась.

Оказалось, на мне вольготно валялась муза, защищая собственным телом. Её черные глаза были широко распахнуты, и в них в них вихрями кружились страх и растерянность.

— Что случилось? — откашлялась я, проследила за взглядом Фирусы и обернулась.

Вокруг, тут и там, на склоне и в овраге, у валунов и у шалашей, лежали змеелюди — кто с вырванным горлом, кто с развороченной грудиной, кто с дыркой от пули в сердце. Из ран сочилась кровь, густая, темная, уже начинающая сворачиваться и превращаться в нечто желеобразное. Король тоже был повержен, но не убит. Он лежал, скорчившись и схватившись за живот в ногах у… Лозовского.

Я оглядела собравшихся в овраге новоприбывших. Всего из было около десяти. Все — крепкие молодые мужчины, некоторые — вооруженные пистолетами, но большинство явились с голыми руками, имея в распоряжении лишь собственные когти и зубы, которые демонстрировали, не стесняясь.

— Если тебе нужна была помощь, — заговорил Лозовский, впиваясь в мое лицо холодным властным взглядом, который он редко демонстрировал, стараясь прикрываться маской добросердечия, — нужно было просто попросить. Зачем все настолько усложнять? Подсылать ко мне музу со странными рассказами и просьбами…

— Это тебе кажется, что я все усложнила, — криво усмехнулась и вытерла о ноги вспотевшие ладони. — А на самом деле — я пошла самым коротким путем.

— И чуть всех не угробила, — низко прорычал Лозовский, чье лицо приобрело жесткость, а в глазах полыхнула злость. — Интересные у тебя пути…

— «Чуть» не считается, — отмахнулась я, оперлась о плечо музы и встала. — А где Ниса?

Фируса сжалась и бросила нерешительный взгляд на Лозовского.

Тот сильнее сжал челюсти.

— Что? — тут же почувствовала я неладное.

— Ди, — осторожно начала муза, — зачем ты разбила зеркало?

— Как зачем? — с раздражением дернула я плечом. — Чтобы уничтожить эту тварь!

— Я не знаю, что произошло, — муза закусила губу, её глаза повлажнели и подернулись грустью. — Но когда тень освободилась…

— Ну! — поторопила я. — Говори быстрее!

— Она вселилась в Нису! — договорил за музу Лозовский и рявкнул: — Зачем ты это сделала! Ты ведь не могла не знать, что разбив зеркало, выпустишь зло на волю. Змеелюди сохраняли его в целостности, потому что ждали особое тело для проведения ритуала подселения. А теперь Нуатль на свободе, а твоя подруга одержима. Будет чудом, если она не прикончит банши в качестве мести тебе за то, что нарушила её планы.

Я схватилась за голову.

— Не может быть… Нет! Я уверена, что должна была разбить зеркало, чтобы уничтожить её!

— Очевидно, кто-то ввел тебя в заблуждение, — взволнованно заметила Фируса. — Что же нам теперь делать?

***

Следы случившегося в равнине мы уничтожали долго. В основном потому, что прятать трупы и заметать следы Лозовский и его мохнатая команда отказались, молча убравшись восвояси и не забыв прихватить с собой короля.

А мы с музой, оставшись вдвоем в окружении уже начавших чернеть змеелюдей, провозились до вечера. Среди убитых были женщины, подростки и даже дети. В вырытых ямах я обнаружила несколько гнезд с уже отложенными яйцами. Мы долго простояли над этими кладками, раздумывая, что же делать. У меня рука не поднималась уничтожить кого-то, настолько беззащитного. Что хуже — не дать им родиться вообще или позволить прийти в мир, в котором у них больше никого не было? Пока я сражалась с моральными дилеммами, Руся не выдержала, кинула на гнезда ветки и подожгла их со словами:

— Змеиное барбекю заказывали?

По возвращению в город мы разделились. Я высадила музу в центре, приказав ехать домой, запереть все двери и окна, самой спрятаться в ванной и ждать от меня новостей.

А сама направилась к морю.

До берега добралась быстро. Дороги были пустынными. Врывающийся сквозь окно резкими порывами воздух был наполнен свежестью и отлично бодрил. А впереди путеводной звездой сияла цель.

Я была близка. Я уже почти достигла того, к чему стремилась долгие годы. Ради чего преодолела путь, длинною практически в целую жизнь. И ради чего рискнула многим, в том числе, и жизнью Нисы, которую сама же и отдала Нуатль.

Припарковавшись чуть в стороне, я вышла, захлопнула дверь, оставив ключи внутри и уверенно зашагала к воде, ступая по песку и чувствуя, как в него легко погружаются голые ступни. Обувь я тоже оставила в машине. А вот одежду уже сбрасывала почти на ходу, когда до моря осталось меньше десяти метров. Бретельки майки соскользнули с плеч, после я стянула лосины и уже полностью раздетой вошла в воду, чье внутреннее свечение и плеск волн манили с каждой минутой все сильнее.

Нырнув с головой, я зажмурилась, затаила дыхание. В первую секунду вода показалась обжигающей холодной, но уже вскоре тело вспомнило, как это — быть под водой. Жить под водой. Быть частью воды. Быть частью стихии.

Почувствовав легкое покалывание, я распахнула глаза и пронаблюдала за тем, как моя кожа приобретает голубоватый оттенок. Как начинает светиться, будто я проглотила луну. Как вокруг тела скапливаются, будто притянутые неведомой силой, крошечные огоньки, подобные алмазной крошке. Сгущаясь все сильнее и обтекая меня по контурами тела, огоньки образовали подобие сверкающей оболочки, одновременно напоминающей наряд.

Улыбнувшись, я почувствовала, как душа погружается в состояние спокойствия и безмятежности. Какими бы сложными не были наши с отцом отношения — вода была моим домом. В воде я чувствовала себя гораздо увереннее, чем на суше, ощущая сопричастность к чему-то бесконечному, бессмертному и чистому.

Человеческий мир таким не был. Он не был ни чистым, ни вечным. Он причинял боль. И люди причиняли боль. А море — оно лечило. Оно все понимало, все принимало, убаюкивало, унося вдаль от всех проблем и от любых страданий.

Море было для меня всем. Моей жизнью, моей колыбелью. И ради его спасения я готова была на все.

Широко размахнув руками, я радостно крутанулась в воде и рванула вперед, к подводному дворцу.