Глава 5

Утром на следующий день, проведя ночь в мучительных раздумьях, Ян быстро умылся, оделся и, выйдя из дома, направился к припаркованному поблизости белому джипу. Сам он за рулем ездил редко, предпочитая прибегать к услугам водителей, благо в штате его домашней прислуги таковых имелось целых три человека, а вернее — три вампира. На самом деле, хватило бы и одного, но в его замке в принципе имелось прислуги больше, чем ему требовалось. Зачем он поселил в своем доме столько вампиров, большая часть из которых была обращенными, Князь и сам порой не мог объяснить, возможно, так проявлялась его тяга к благотворительности и широким жестам.

Но сегодня был особенный случай, сегодня он собирался сесть за руль лично, потому что не хотел, чтобы кто-нибудь был в курсе его планов. В такие дни, как этот, когда прошлое врывается в жизнь и начинает угрожать будущему, важно быть предельно осторожным.

Отперев дверь, вампир быстро запрыгнул внутрь, вставил ключ в замок зажигания и завел мотор, который тут же мягко заурчал, словно приветствующий давнего друга дикий зверь, распространяя по автомобилю легкую вибрацию. Сверившись с часами, вампир выехал с парковки и направился… в океанариум.

Даже сама мысль о посещении подобного заведения казалась странной, но, тем не менее, это было так. Князь собирался посетить один из крупнейших в стране музеев живой морской природы. Самое главное — именно в этом музее была собрана самая большая коллекция акул, за поведением которых можно было понаблюдать на расстоянии вытянутой руки.

Внимательно следившему за дорогой вампиру вдруг пришла в голову мысль — а как бы Ди отреагировала на его затею посетить океанариум? Наверняка, она разозлилась бы или оскорбилась. Для неё, нереиды, дочери стихии, рожденной беспрепятственно преодолевать бескрайние просторы морей и океанов, подобное обращение с подводными обитателями, скорее всего, являлось чем-то преступным, варварским, практически чудовищным. Никто не хочет сидеть в клетке, а для таких, как Ди, свобода — сама суть существования. Так что, вряд ли она согласилась бы отправиться с ним на экскурсию, рассматривать аквариумы и зачарованно глядеть на рыб, которых вырвали из естественной среды и посадили за стекло на потеху публике. Скорее всего, она прочла бы ему большую лекцию о неприемлемости подобного развлечения, а после, с тщательно скрываемой обидой, за себя и за них, порабощенных и лишенных дома, удалилась бы.

Хотя она никогда не умела этого делать — скрывать, всё её эмоции были настолько честными, чистыми и сильными, и хлестали из неё таким бурным потоком, что не распознать их было невозможно даже слепцу.

Ян представил себе лицо Ди, сообщи он ей об этих своих наблюдениях лично, и не удержался от смеха, когда перед его внутренним взором всплыло её лицо с забавно искривившейся в изумленном скепсисе мордашкой. Забавная. Всегда, и в его мыслях в том числе, она была забавной. Даже когда стремилась к кардинально противоположному поведению, нечто такое, живое, теплое, простое и яркое вырывалось из неё. Даже когда она играла во взрослость и рассудительность, внутри неё словно сияло солнышко. Ян видел это свечение, которое будто подсвечивало её изнутри, заставляя сверкать глаза, искриться волосы, переливаться кожу и выделять её из толпы таким образом, как если бы весь остальной мир был черно — белым. И только её он видел в цвете.

Черно — белое…

Бель тоже была черно — белой. На самом деле, черного в ней теперь было больше, а белое — практически отсутствовало. Не потому что она была или стала плохой. Ян категорически отрицал дуальность этого мира, не веря в деление по категориям «плохое» и «хорошее». По его мнению, не было стопроцентного зла, как не существовало и однозначного добра. Всё условное, зыбкое, тлеющее в огне страстей человеческих. И в этом мире Бель — темная, мрачная, кровавая и пугающая его составляющая. Что-то, что в конце не выйдет к свету и не отринет тьму, а останется в ней и научит всех ею наслаждаться.

Если Ди была светом, то Бель — мраком. Мраком, в котором раздается голодный рык чудовищ, затаившихся на время, но все равно жаждущих сорваться с поводка и вырваться на свободу.

Именно по этой причине Ян ехал в океанариум.

Он ехал усмирять чудовищ.

Верил ли он, что у него всё получится? Получится спасти Ди… себя… Бель?

Нет, но его утешало воспоминание.

Воспоминание о том, как однажды, когда он блуждал в сером, липком, удушливом тумане, путь на свободу вампиру показала девушка, улыбка которой срезонировала в его душе, вызывав необратимые изменения. Нет, это не было любовью с первого взгляда. Ян не был уверен и в том, было ли это любовью сейчас. Скорее, это было верой с первого взгляда. Верой в то, что всё вокруг — иллюзия, вымысел. Реплика реальности. И только маленькая нереида — настоящая. Как небо над головой — настоящая и вечная, что — то, что было раньше.

Благодаря.

И будет потом.

Вопреки.

Но если Ди была небом, порой ярким, ослепляющим разливающейся над головой лазурью, порой приглушенным, словно разбавленным ртутью, то небом была и Бель. Только небом ночным, иногда — звездным, сказочным, словно сошедшим с глянцевой обложки романа про любовь, а иногда — непроглядным, пугающим, демоническим.

«Неважно, сколько лет ты прожил, семь, семьдесят или семьсот. Если ничего хорошего в жизни не сделал, ничего безвозмездно доброго и чистого, то считай, что и не жил вовсе», — сказала однажды ему Ди.

И сейчас Ян собирался сделать нечто такое, доброе и чистое, что возможно, только возможно, спасет и его душу.

А была ли у него она, душа — то? В последнее время он начал в этом сомневаться, ощущая что-то такое внутри, что болит и колется, словно вертящийся в тесной норе взъерошенный и возмущенно фырчащий еж. Но разве таким, как он, позволено иметь то, бессмертное и бесконечно живое, о чем спето, сказано и срифмовано так много?

Душа — это для людей, для тех, чья жизнь не равно чужая смерть, чужая кровь, чужая боль. Чье существование в этом мире скоротечно, словно зажженная на ветру свеча, которая вспыхивает ярко, горит быстро и потухает внезапно. Но именно за счет этой скоротечности есть в распоряжении людей что-то, ради чего стоит и жить, и страдать, и умирать. Сам Ян долго не мог понять, что же это такое, что есть у людей и отсутствует у тех, кто способен существовать и мыслить столетиями, наблюдая за бытием. А потом понял — это «что — то» является способностью созидать. За свою скоротечную жизнь людям удается создавать то, что остается после их смерти, то, что продолжает жить даже тогда, когда их плоть сгнила, а кости истлели в сырой земле. Память о них продолжает жить. Их творения живут. И это нечто, идущее под руку с бесконечностью.

— Все течет, все меняется, — сказала однажды Бель, сидя на полу в кабинете Князя, погрузив маленькие изящные ступни в густой длинный ворс ковра ручной работы и рассматривая один из его коллекционных альбомов. Она часто так делала, особенно — по ночам. Тихонько прокрадывалась в его кабинет, брала с полки очередной том и, подобрав полы длинного халата, усаживалась на пол, скрестив перед собой ноги. Он никогда не понимал этой её тяги сидеть на полу, хотя в её распоряжении были и кожаные кресла, и большой мягкий диван, и даже его стол, на который она никогда не стеснялась запрыгивать с довольной лисьей улыбкой. Но что он понимал, так это её страх перед ночью. Она никогда не говорила об этом вслух, но он знал — ей страшно засыпать, но еще страшнее — просыпаться. — А Будда как лежал, так и лежит.

— Какой Будда? — оторвавшись от своих бумаг спросил Князь, поднимая взгляд на Бель.

— Вот, смотри, — с легкой белозубой улыбкой повернулась она к нему, держа на весу раскрытую книгу и указывая пальцем на одну из разноцветных картинок. — Гигантские изваяния Будды в Полоннаруве. Это бывшая столица Шри-Ланки, некогда величественный город, считавшийся чудом инженерного искусства. Статуи Будды высечены прямо в цельной гранитной скале. Смотри, какие они огромные! — восхищенно выдохнула Бель. — Гляди, как их создатель тщательно проработал каждую деталь — мимику, складки одежды и даже заломы на подушке лежащей фигуры!

И Бель начала водить тонким пальцем по фотографии статуи, изображавшей погрузившегося в состояние глубокой медитации Будду. Восседало просвещенное существо на каменном троне в виде лотоса, а за его головой виднелась высеченная в скале арка, по своим очертаниям напоминавшая христианский нимб.

— Статуя высотой пять метров! — приглядевшись к описанию, сообщила Бель. — А вот эта, — она быстро перелистнула страницу и продемонстрировала Князю следующее изображение — опять Будду, но уже стоящего со скрещенными на груди руками и с тенью печали, легшей на каменное лицо. — Она еще выше — семь метров! Вот бы их увидеть…

— С каких пор ты интересуешься буддизмом? — хмыкнул Князь, ощущая, как в душе, словно снежный ком, нарастает нежность. — Ты же не веришь в религию.

— В религию не верю, — с готовностью кивнула Бель. — И в церкви тоже. Немного странно прозвучало, да? — она чуть скованно улыбнулась.

— Для кого-то другого — да, но не для тебя, — заверил её Ян, которому нравилось вот так вот просто сидеть ночью и разговаривать с ней. О чем угодно. Бель всегда умудрялась сделать даже самую глупую беседу очень увлекательной.

— Буддизм — это не столько про религию и веру, сколько про философию, — закончила свою мысль девушка, отбрасывая за спину тяжелую копну густых волос. — Знаешь, мне кажется, что в жизни каждого человека рано или поздно наступает момент, когда он начинает интересоваться философией.

— И на какой стадии интереса сейчас находишься ты? — ему действительно было любопытно, какой точки нетипичного мировосприятия достигла Бель в своих размышлениях, в своей внутренней беседе со Вселенной.

— Я ищу ответы, но мне кажется, что я их не найду, потому что у меня нет правильно сформулированных вопросов, — медленно ответила она, словно сверяясь со своими внутренними ощущениями. — А если нет вопроса, то как же получить ответ?

— Так, тебе нужны вопросы или ответы? — Князь действительно пытался её понять, понять, как она думает. Это было очень сложно, но очень… занимательно.

— Я нуждаюсь в новой смысловой парадигме, потому что кажется, будто прежняя делает меня беспомощной… безликой.

— Говоря о парадигме, ты имеешь в виду…

— …ментальную модель, — кивнула Бель, — что-то, что основано на новых наблюдениях. Некий посыл, порождающий новые способы понимания. Новый путь поиска смысла жизни.

— А что не так с прежним путем?

— Все так, — лицо Бель вновь озарила улыбка, но почему-то вампир ощутил укол грусти прямо в сердце при взгляде на неё. — Проблема не в том, что прежний путь плохой. Проблема в том, что его вообще нет.

— Значит, — решил подвести итог вампир. — Тебе нужна новая идея.

— Идея — как мера сознания. Идея — как идеал. Идея — как стимул.

— Но чтобы найти новую идею, нужен новый опыт, — и он подался вперед, чтобы требовательно заглянуть в её глаза.

— Я бы сказала, что мне нужен не только новый опыт, но и новая я, — сообщила Бель, ответив взглядом на взгляд.

Этот разговор состоялся незадолго до того, как вампир начал замечать в девушке первые изменения. Они случились не за один день и не за один миг. Не было такого, чтобы они вечером сели ужинать, и вампир с удивлением обнаружил вместо сидящей напротив него девушки… страшилу в маске чумного доктора, как символ неотвратимой напасти, готовой явиться за каждым. Нет, Бель, как и раньше, как и десятилетие до этого, продолжала жить в его замке. Каждое утро она уходила на учебу в университет и после обеда возвращалась обратно. Каждый день они желали друг другу хорошего дня и каждый вечер она приходила в его кабинет, чтобы посмотреть, как он работает. Но с каждым днем Бель становилась все тише и тише. Она как будто бы уходила вглубь себя, так далеко, что не докричаться. К сожалению, Ян не сразу понял причину происходящих перемен. Почему она стала глядеть не него серьезнее, будто отслеживая и запоминая каждое действие, каждый жест. Почему стала смеяться реже, будто разучившись веселиться и понимать веселье. Почему стала ходить тише, будто каждый шаг через боль. Почему перестала приходить по ночам в его спальню. А когда понял — было уже поздно. В один из дней он просто вошел в её комнату, а там прощальная записка на подушке. Она благодарила за то, что он её вырастил и дал ей все, о чем только можно мечтать, но просила позволить дальше идти своим путем. Первым порывом Князя было найти девчонку, отправив за ней своих вампиров. Но он сдержался, расправил скомканную в кулаке записку и пошел в свой кабинет. Там он вложил выдранный из тетрадки и исписанный мелким бисерным подчерком Бель лист в одну из её любимых книг и решил ждать. Ждать, когда она сама захочет вернуться к нему обратно. Но так и не дождался. В следующий раз они увиделись уже на Балу…

— Так что, Бель, удалось тебе найти новую себя или нет? — негромко спросил Князь у пустоты, рассматривая девушку, неторопливо шагавшую ко входу в океанариум, который был обозначен высокой аркой, поддерживаемой двумя каменными дельфинами в натуральную величину.

На девушке был длинный черный жакет, легкая юбка в крупную складку и тонкая водолазка. На плече болталась маленькая сумочка на тонком ремешке, волосы, которые стали еще длиннее за то время, что они не виделись, она собрала в высокий хвост. На лице практически отсутствовала косметика, что делало его очень открытым и юным.

Легко, несмотря на туфли на высоких тонких каблуках, перепрыгнув через поребрик, девушка, не оглядываясь по сторонам, приблизилась к матовым стеклянным дверям и быстро скрылась за ними.

Выждав десять минут, в течение которых Ян нервно постукивал костяшками пальцев по рулю, вампир выскользнул из джипа, даже не потрудившись включить сигнализацию, и отправился в том же направлении.

Войдя, он сбежал по ведущим вниз ступенькам, преодолел еще одни двери, приобрел входной билет и оказался в настоящем подводном царстве.

Океанариум состоял из коридоров, проходов и лабиринтов, которые по сути были частью одного большого аквариума. Сквозь прозрачные стены по обе стороны от посетителей можно было наблюдать за рыбами и другими морскими гадами, а в некоторых местах прозрачными были даже пол и потолок.

Шагая как раз по такому стеклянному полу Ян увидел проплывающую под его ногами медузу с длинными ажурными щупальцами, отливающими розовым перламутром. Следом, никуда не торопясь, легко подергивая плавниками двигалась бриллиантовая тетра, чья чешуя искрилась, словно алмазная крошка.

Подняв голову, вампир успел увидеть брюшки двух афалин, резво умчавшихся по своим делам. Справа проплыла, переливаясь лазурью, тропическая гурами с тонкими нитями вместо брюшных плавников. На дне, между камней, засела зубатка, которую легко можно было узнать по крупной челюсти с загнутыми внутрь зубами. Глаза у рыбы недовольно сверкали, что скорее всего свидетельствовало об очередной смене клыков, в течение которой зубатка вынуждена была голодать.

— Понимаю тебя, — тихонько хмыкнул Ян себе под нос, который сам с трудом переносил недостаток еды.

В нескольких метрах от зубатки, преодолевая коралловый оазис, потихоньку пробирался краб, а над ним в это же время проплывала ядовитая хищница — крылатка-зебра, с красивыми длинными плавниками, похожими на крылья. Ян узнал её по характерному полосатому окрасу и смешным выпуклым глазам, которые придавали рыбе чуть удивленный вид. Удивляющаяся рыба, да, тут было над чем похихикать.

Пройдя еще дальше, Князь заметил в голубой воде, кажущейся немного нереальной благодаря искусственной подсветке и легкому полумраку, царившему в стеклянных коридорах, необычно крупного меченосца серо-зеленого окраса, а еще рыбу-ангела, чей полосатый сине-желтый окрас почему-то напомнил вампиру пижаму, и ловко маневрировавшую рыбу-бабочку с забавным высоким и сплюснутым по бокам телом.

Рыба-бабочка нырнула вниз, а на её месте, примерно на уровне глаз вампира, появилась другая яркая обитательница аквариума — бойцовская рыбка, чье название было придумано не просто так, а из-за задиристого характера чешуйчатой. Непростой нрав подчеркивал яркий внешний вид — рыбка обладала завораживающими ярко-алыми рифлеными плавниками, чем-то напоминающими испанскую юбку для фламенко.

Повернув голову направо, Ян проследил взглядом за проплывшей как раз мимо него величественной и неторопливой муреной, которую отличало длинное змеевидное тело и приметная расцветка в мелкий черный горошек. Показалось немного странным, что она появилась именно в этот момент, ведь мурены обычно пережидают день, прячась между кораллами и камнями, выплывая на открытое пространство ночью. Наверное, эта красотка решила нарушить свой обычный распорядок дня и отправиться на охоту пораньше.

— Видимо, проголодалась, — кивнул мурене вампир и пошел дальше.

Он знал, что ему необходимо было дойти до конца прохода, извивающегося между водными резервуарами, и выйти к главной достопримечательности океанариума — десятой зоне, как её называли, где имелась огромная панорамная панель высотой в восемь метров — буквально от пола и до потолка. Этот самый большой бассейн с водой был огорожен специальным акриловым стеклом, выгнутым таким образом, что у посетителей при взгляде на емкость создавалось впечатление, будто они смотрят не внутрь аквариума, а заглядывают в темную и мрачную бездну океана, из которой на них выплывают, стремительно или лениво… акулы.

Загрузка...