Тринадцатая

Глава 33.

Тринадцатая

Неделя первая.

— Нет, пожалуйста, — кричит Джейбелл, принимая вертикальное положение в постели.

Я спрыгиваю с кровати, подхожу к ней и обнимаю. Она бредила на протяжении последних двух ночей, что явно расстраивало ее. Однако, не мне судить; меня это огорчало не меньше. Я медленно вспоминаю свою жизнь после того, как моя сестра умерла и до того, как Уильям нашел меня.

Я была рабыней, не секс-рабыней, но все же рабыней. Работала с утра до ночи на жестокого, беспощадного человека, который наказывал меня намного хуже, чем Уильям когда-либо. Моя боль никогда не прекращалась. Если я была больна - я работала. Если мне было грустно - я работала. Когда была сломлена – все также работала. Мой хозяин был жестоким человеком, и чем больше я вспоминаю о времени с ним, тем больше мое сердце болит за Уильяма.

— Это нормально, — успокаиваю я Джейбелл. — Ты будешь в порядке.

— Я хочу остановить это, — она икает. — Это больно, Эмелин.

— Я знаю, дорогая, — шепчу я. — Я знаю.

Сохранять гармонию в доме вместе было нелегко. Девушки имели дело с глубокой, мучительной болью, которая постоянно жила в их душах. Была и борьба, и моменты мучительного молчания, моменты, наполненные срывами, и периоды слез, которые, казалось, никогда не закончатся. Все мы пытаемся найти наш путь, но, видимо, без Уильяма, это невозможно.

Мы просто пустышки.

***

Тринадцатая

— Не задавай глупых вопросов, Рейгн, — кричит Женевьева, швыряя свою чашку кофе.

— Я задаю глупые вопросы? — орет Рейгн в ответ. — Вы думаете, что владеете этим домом, но вы не знаете наверняка.

— Если тебе не нравится здесь, проваливай. Ты знаешь, что никто не будет удерживать тебя здесь.

— В таком случае, убирайся ты! — кричит Рейгн, разгоняя руками воздух.

— Девочки, — говорю я. — Прекратите, пожалуйста.

— Я не собираюсь выполнять ваши распоряжения, Мисс Ханжа, — рычит на меня Женевьева.

— Господи, — кричу я, пиная стул. — Вы можете просто остановиться? Вы делаете нас всех несчастными.

— Леди, перестаньте, — говорит Джейбелл. — Давайте просто прекратим это. Давайте все сходим в бассейн или выберемся из этого места.

Все девочки затихают, мы поворачиваемся и смотрим на бассейн снаружи.

— Это хорошая идея, — говорю я.

— Я тоже так думаю, — заговорила Элли.

— Мне всё равно, — ворчит Женевьева.

Мы все встаем и спешим в свои комнаты. Переодеваемся и отправляемся к бассейну.

Нам нужен свежий воздух и пространство. Мы так боролись, потому что нас загнали в тупик. Мы не знаем, что делать или куда пойти, и это пугает. Такое чувство, что для нас больше ничего нет в конце туннеля. Мы даже не знаем, хочет ли Уильям, чтобы мы вернулись к нему и хотим ли мы этого сами.

Я хочу вернуться к нему. Всё во мне жаждет быть с ним.

— Девочки.

Мы все нежимся возле бассейна, когда входит офицер Грег. Он навещал нас ежедневно и был достаточно любезен, несмотря на то, что пытался забрать единственную вещь, которую мы любим. Офицер останавливается возле моего шезлонга и смотрит вниз на меня, прежде чем обратить свой взгляд на других девушек.

— Мы должны вам задать ещё некоторые вопросы.

Я вздыхаю. Также поступают и другие девушки.

— Я знаю, вам не нравится это, — говорит он суровым голосом. — Но это протокол.

Он посылает предупреждающий взгляд, прежде чем перетаскивает стул и вытаскивает листок бумаги.

— Мне нужно спросить вас о вашем пребывании в доме.

— Вы же уже спрашивали нас, — говорю я, скрещивая руки.

— Да, но я спрашивал только самые основы. Теперь мне нужно больше.

— Хорошо.

— Во-первых, мне нужно знать, известно ли вам, что случилось с девушкой, которая спрыгнула с крыши?

Мое сердце сжимается, и я подавляю подкатывающую к горлу желчь.

— Она покончила с собой, — вымучиваю из себя.

— Почему? — интересуется он.

— Потому что она была в депрессии, — огрызается Джейбелл. — У неё была тяжелая жизнь до Уильяма. Ей было трудно оправиться.

Он поднимает брови и изучает нас.

— И вы думаете, что вот только это и было? Это произошло не потому, что он что-то сделал?

— Конечно, нет, — говорю я с защищающей интонацией. — Он никогда бы не позволил ей причинить себе боль.

— Хорошо, — произносит он, что-то записывая. — Теперь, после обыска дома, мы видели очень простые вещи в ваших комнатах. Если вы были там добровольно, то почему у вас нет нормальной одежды и других подобных предметов?

Он пытается запутать нас, чтобы заставить признать что-то такое, что бы позволило ему добраться до Уильяма. Ну, я не позволю ему этого. Он понятия не имеет, что представляет собой Уильям, или почему он сделал то, что сделал.

— Нам были нужны только основные вещи. Он заботился о многих из нас, — говорю я.

— И он не дал вам одежду получше?

— Могли бы вы предоставить одежду для такого большого количества девушек?

Он сужает глаза, но принимает решение сменить тему.

— Очень хорошо. Что насчет отметин на ваших руках?

На этот случай у меня ничего нет. Я чувствую, как мое сердце начинает колотиться, в то время как я испытываю затруднения с ответом. Женевьева начинает говорить, тем самым спасая меня, прежде чем я смогла бы все испортить.

— Мы сделали их.

Офицер поворачивается к ней.

— Повторите, пожалуйста?

— Вы слышали меня, — огрызается она. — Мы сделали их. До Уильяма мы были не больше, чем числами. Это стало в некотором роде важным аспектом для нас. Мы решили сделать себе тату, чтобы никогда не забывать о той жизни, которую оставили позади.

Офицер вздыхает и потирает лоб.

— Вы, девочки, не собираетесь дать мне что-нибудь на него?

— Здесь нет ничего, что можно было бы давать. Он был добр к нам, — говорю я.

Он пристально осматривает группу, прежде чем встать.

— Вы все записаны на общение с моим психологом; это является частью протокола. Эмелин, если Вы свободны, можете пойти со мной сейчас.

Хмурюсь, но знаю, что нет никакого способа избавиться от этого. Я должна идти. Я встаю, вздыхая.

— Давайте покончим с этим.

***

Тринадцатая

— Расскажи мне о Ланти, — просит психолог Мэри.

Я смотрю на нее. Она старше меня, с проседью и большими карими глазами. Милая и терпеливая и охотно слушает все, что я говорю.

— Она была великолепной, милой, смешной и обожаемой, — шепчу я, сломленным голосом.

— Ты винишь себя в ее смерти?

Я чувствую, как мой взгляд ужесточается.

— А вы бы не винили?

— Конечно, — говорит она, откинувшись. — Это человеческая натура винить себя за то, что нам не подвластно.

— Я могла остановить это.

— Как?

Я скреплю зубами.

— Я могла закричать, могла бороться, могла сделать хоть что-нибудь...

— Возможно, но кто может сказать, что это не произошло бы в другой день, когда тебя не было бы там.

Она говорит, как Уильям.

— Можем мы поговорить о чем-нибудь еще? — хриплю я.

— Конечно. Расскажи мне об Уильяме.

— Он — мое все.

— Хочешь рассказать поподробнее? — ободряюще говорит она.

— Нет.

— Уильям причинял тебе боль когда-либо?

Она пытается перехитрить меня, как полицейские. Я смотрю прямо ей в глаза, когда отвечаю.

— Все, что Уильям делал, он делал для нас. Он изменил свой мир, чтобы приспособиться к нам.

— Ты думаешь действия Уильяма всегда были чисты?

— Да.

— Ты думаешь, Уильям любил тебя?

Я колеблюсь.

— Уильям заботился обо всех нас.

— Это не то, о чем я спрашивала, Эмелин.

— Я не знаю, любил ли он меня, — рявкаю я.

— Хорошо, все нормально. Я думаю на сегодня мы завершили.

Я встаю, не позволяя ей закончить. Выхожу наружу и из меня вырывается неконтролируемый поток слез.

Хочу обратно к нему.