Тринадцатая

Глава 5.

Тринадцатая

Мой разум все еще затуманен, когда мы идем назад в комнату. Глаза горят, так как нужно много времени, чтобы они привыкли к здешнему яркому свету. Я не понимаю, что только что произошло, и не важно, как я отношусь к этому, это не имеет никакого значения. Он держал меня, будто я была ребенком. Гладил меня по волосам, а затем он отпустил меня и пробормотал какие-то слова мне на ухо. Кажется, что нет никакого смысла в его действиях. Он что, пытался успокоить меня? Могу я доверять ему, может он сделает что-то другое? Что-то похуже?

В эту минуту мы доходим до комнаты, охранники открывают дверь, проталкивают меня в дверной проем, и не ударив меня, закрывают ее за собой. Я сразу поворачиваюсь, хватаясь за дверную ручку, дергая ее. Она закрыта, и мой живот скручивает. Я все еще дрожу и пользуюсь моментом, чтобы закрыть глаза и просто дышать, готовясь к встрече с девушками в комнате.

Они все сидят на своих кроватях, уставившись на меня уставшими глазами. Подхожу к той кровати, которую явно оставили для меня и медленно сажусь, все еще пытаясь совладать со своими мыслями. Седьмая заговорила первой, ее голос низкий и мягкий. Я понимаю, что это первый раз, когда она заговорила. Поднимаю свои глаза, и всматриваюсь в ее шоколадно-карие.

— Тебе больно?

Мне требуется время, чтобы ответить на вопрос, хотя полностью осознаю ответ.

— Нет.

Третья смотрит на нас из своей постели, ее губы дрожат. Она хрупкая: я увидела это в тот момент, когда первый раз взглянула на нее. Я вижу страх в глубине нее; она не знает, что произойдет, но не факт, что она легко с этим справится. Нам всем страшно, но далеко не так, как Третьей. Она в оцепенении. Я попыталась улыбнуться ей, но получилось неуверенно и сломлено. Мне нечего ей дать. Я не могу дать ей надежду, потому что у меня самой ее осталось очень мало - собственно, как и всего остального.

— Он был... ужасен? — спрашивает Двенадцатая, вставая с кровати и заправляя темно-рыжие волосы за уши. Она подходит и садится на кровать рядом со мной.

— Нет, — хрипло прошептала я. — Он просто усадил меня к себе на колени. Он не делал мне больно.

— Ты видела его? — спрашивает Седьмая.

Я мотаю головой.

— Нет, я была с завязанными глазами и в комнате было темно.

Они тихо слушают меня. Третья стала всхлипывать, потирая свои руки о бедра.

— Почему я ничего не помню? Почему мы здесь?

Ее вопрос, наверное, каждый из нас задавал себе, и она знает не хуже меня, что мы не получим ответа. Я закрываю глаза, делая глубокий вдох, пытаясь пробудить свою память, но не получается. Я совершенно опустошена, а в моей груди нарастает разочарование. Заставив себя избавиться от пустоты в голове, смотрю на остальных трех девушек. Пытаюсь придать больше силы голосу, но он все еще похож на шепот.

— Мы все здесь, и мы не знаем почему, но мы можем держаться вместе. Мы можем помочь друг другу. Мы можем быть здесь опорой друг для друга. Мы найдем выход, но если мы сдадимся, то у нас больше ничего не останется.

Они медленно кивают, соглашаясь.

— Там камеры, — шепчет Седьмая, подняв глаза к потолку.

— Знаю, — отвечаю я, не смотря на камеры.

Я оглядываюсь, пытаясь отыскать что-нибудь, на чем можно писать. Ни комода, ни письменного стола. Только кровати и шкаф, в котором, как уже известно, только одежда. Другие девушки наблюдают за мной, пытаясь сообразить, что я хочу сделать. Взглядами они говорят мне, что понимают. Мы не можем говорить тут вслух, но мы можем общаться другими способами. Возможно, ночью, когда комната погрузится в темноту, мы сможем пошептаться.

Я слышу скрип двери, оборачиваюсь и вижу охранника, входящего в комнату. Он вкатывает тележку, разгружая с нее четыре подноса, ставя по одному на прикроватные столики. Он не смотрит на нас, пока занят своим делом, но я знаю, что он в полной готовности. Одно лишнее движение любой из нас, и он начнет действовать. Закончив, он подходит обратно к двери и оборачивается к нам.

— Уже конец дня. Ешьте свой ужин и готовьтесь ко сну. Все, что на тарелках, должно быть съедено, молоко — полностью выпито. Ослушаетесь - будете наказаны, — он выходит, захлопнув дверь.

Мы все оголодали, и в тот момент, когда почувствовали запах еды, доносящийся через всю комнату, подскакивали на ноги и прошли к своим подносам. Я поднимаю серебряную крышку, под которой скрывается тарелка с едой, и мой желудок сердито сворачивается от желания поесть. Я вдыхаю насыщенный аромат ростбифа и картофеля, и мой рот наполняется слюной от одной мысли о первом кусочке. Даже не помню, когда ела в последний раз, но точно знаю, что прямо сейчас я голодна,а эта еда — практически роскошь. Садясь на кровать, беру пластиковую вилку. Они не оставили нам ножа, но это меня не волнует. Я втыкаю вилку в нежный нарезанный ростбиф и отправляю кусочек в рот. У мены вырывается стон удовольствия, пока я жую, узнавая вкусы, наслаждаясь ими, когда они находятся на кончике моего языка. Потом я приступаю к картофелю, повторяю тот же процесс, поглощая его. Я съедаю все на тарелке, прямо до последнего кусочка, и затем хлебом собираю подливку по всей тарелке.

Теперь уже наевшись и помня слова охранника, что съесть и выпить нужно все, я тянусь к стакану с молоком. Оно теплое, что удивляет меня. Я вдыхаю запах, прежде чем прижать стакан к губам, и выпиваю всю жидкость в четыре больших глотка. Вытираю губы тыльной стороной ладони и поворачиваюсь, чтобы увидеть, что остальные девушки тоже закончили с едой и молоком. Я собираюсь ложиться в кровать, подхожу к шкафу, припоминая, что они приказывали нам переодеться перед сном. Беру простую белую ночную сорочку и иду в ванную переодеться и почистить зубы.

Когда я прохожу обратно к кровати, то неожиданно чувствую разливающееся тепло, будто иссякнувшие силы наконец взяли свое. Пошатываясь и зевая, чувствую покалывание на коже, пока еле тащусь к кровати. Все тело налилось тяжестью и одновременно, — что очень странно, — будто легкостью. Посмотрев на других девушек, вижу, что Седьмая уже спит. Она даже не стала переодеваться. Третья в ванной, надевает сорочку. Двенадцатая сидит на своей кровати, ее глаза то открываются, то закрываются, будто она пытается не уснуть. Думаю, нам всем нужно было немного еды и отдыха.

Я забираюсь на кровать, благодарная, что это вообще кровать, а не бетонный пол. Матрас слишком мягкий, а подушка слишком жесткая, но я очень вымоталась, мне уже все равно. Накрываюсь одеялом и мои глаза мгновенно закрываются. Пытаюсь открыть их снова, чтобы по сторонам поискать ночник и выключить его, но, видимо, не могу набраться сил, чтобы поднять веки, и пытаюсь хотя бы рукой достать до него. Все тело будто сливается с матрасом, сознание куда-то уплывает.

Это последнее, что я помню.

***

Тринадцатая

— Подъём! — в комнату, все нарастая, проникает громкий голос. Распахнув веки, вижу, что вокруг все еще темно. Солнце только начинает проливать свой свет над горизонтом. Мгновение я чувствую неясность, пытаясь вспомнить, где сейчас нахожусь. Все в тумане, но спустя момент всё проясняется, и я вспоминаю о своём положении, в котором оказалась. Я нахожусь в услужении у Мастера, которого ни разу не видела. Пытаюсь вспомнить последние мгновения, перед тем как заснула прошлой ночью, но это всё кажется запутанным.

—Я сказал - сейчас же! — рявкнул охранник, щелчком включив свет. Я щурюсь, потирая рукой глаза, пытаясь приспособиться. Слышу тяжелые шаги и чей-то писк. Я быстро моргаю, отдернув руку, и вижу, что охранник схватил Третью. Она вновь рыдает, ее ноги дрожат. Я заставляю себя подняться и скинуть ноги с кровати. Мне требуется долгая минута, чтобы собраться. Охранник тянет Третью в ванную, и мне слышны её мольбы, ведь он вынуждает её мыться. Еще я слышу громкий удар, когда она его ослушивается.

Бросаю взгляд в сторону Двенадцатой и Седьмой, они обе уставились на ванну, их лица выражают чистый ужас. Они осознают, что скоро придет и их очередь, и прекрасно понимают, что ничего не смогут с этим поделать. Я сглатываю ком, формирующийся у меня в горле и подхожу к девочкам, беря за руку Двенадцатую. Она подскакивает и быстро оборачивается, у нее безумные глаза.

— Все хорошо, — говорю я, надломленным ото сна голосом. — Все будет хорошо.

— Нам нужно одеться, — говорит Седьмая, продолжая смотреть на дверь.

— Мы же не хотим его рассердить, — киваю я, и мы быстро натягиваем на себя базовый комплект, состоящий из шорт и топа. Затем, каждая из нас встает возле своей кровати, неуверенная в том, что нам положено делать.

Минуту спустя выходит охранник, все ещё волоча за собой Третью, которая перестала кричать, но её лицо искривилось от страха. Он толкает её в сторону двери и выводит. Мгновением позже он запихивает внутрь телегу, содержащую наш завтрак. Рявкает:

— Съешьте это и отложите подносы. Затем, ждите моих дальнейших указаний.

С Третьей он покидает комнату. Ни одна из нас не испытывает желание есть. Мой живот крутит от страха за Третью. Что, если Мастер не будет к ней так добр? Что, если причинит ей боль? Что, если она не понравится ему? Она будет устранена, как Шестая? Они причинят ей боль? Или хуже того - они убьют её? Вопросы, кружащие в голове, не дают мне покоя, и желудок скручивается сильнее. Я смотрю на поднос, прекрасно осознавая, что нас накажут, если мы не съедим свои завтраки. К тому же, мне не известно, когда нас будут снова кормить, у меня нет желания рисковать и остаться голодной.

— Мы должны поесть, — отзывается Седьмая. — Я знаю, что не хочется, но мы должны.

Её голос тих и робок, но она права. Мы должны поесть. Каждая из нас берет поднос и усаживается на кровать. На сей раз находящаяся передо мной еда не вызвала бурной реакции. Я снимаю серебряную крышку и обнаруживаю миску мюсли, миску наполненную фруктами и стакан апельсинового сока. Я поднимаю стакан и отпиваю немного для пробы, медленно расслабляя свой желудок. Когда он достаточно легко провалился вниз, я набила полный рот мюсли и схватила виноградину из миски с фруктами. Мне дали всего двадцать минут на завтрак, но я успеваю справиться. Закончив, убираю поднос на телегу и снова встаю возле кровати. Другие девушки следуют моему примеру, пока мы все не стоим в тишине, задаваясь вопросом, в порядке ли Третья. Неужели они вчера чувствовали себя также во время моего отсутствия? Они были также сильно напуганы? Им было так же интересно, вернусь ли я? От самой этой мысли отчаяние наполнило мои вены.

Я должна сбежать отсюда.

— Выстройтесь в линию снаружи, — голос охранника доносится до нас прежде, чем он входит. Мы все повинуемся и направляемся к двери, встав в линию снаружи. Он предстает перед нами и с отвращением осматривает каждую из нас. Никак не пойму, почему же он так придирчив, когда Мастер Уильям ведет себя крайне спокойно. Или, может, он не спокоен, возможно, он затеял с нами этакую игру, в которой нам дозволено верить, что мы в безопасности, пока он не показал нам своё истинное лицо.

Я направила свой взгляд в пол, когда охранник начал говорить.

— Третья проведет это утро с Мастером, оставшиеся будут работать в саду с группой номер три. Перерыв вам будет дан лишь на обед, после чего заканчиваете эту работу до вечера и начинаете помогать на кухне группе номер один. Делайте, как велено, и тогда не будете наказаны.

Мы все кивнули.

Он развернулся, и мы последовали за ним вниз по залу через этот огромный и красивый дом. Он спустился с последней ступеньки и повел нас наружу. Я не могу не вдохнуть этот свежий и бодрящий воздух. Запах цветов и сосен переполняет мой нос, и невозможно упустить момент, чтобы им не насладиться. Я знаю, что мне не представится здесь куча шансов, чтобы наслаждаться такими вещами, и я не упущу ни одного из них.

Мы идем по мягкой зеленой траве и останавливаемся у огромного амбара с несколькими двойными дверьми. Охранник достает ключи, отмыкает и распахивает один из них. Двери открываются со скрипом. Мгновением позже раздается щелчок, и огромный светильник освещает амбар. Взгляду открывается огромное пространство, оно заполнено множеством садовых инструментов, включая внушительных размеров газонокосилку. Охранник делает шаг в амбар и затем поворачивается к нам.

— Все, что вам нужно, есть здесь. Мастер хочет видеть двор чистым и аккуратным, деревья подрезанными, кусты фигурно подстриженными, и цветы политыми. Все эти обязанности распределите между собой самостоятельно, но убедитесь, что все будет выполнено. Если кто-то из вас будет замечен в том, что вы сбрасываете свою работу на остальных, то будете потом делать ее в одиночку.

Мы киваем. Снова.

— Вся территория под наблюдением, так что не пытайтесь бежать. Охранники будут поблизости, даже если вам кажется, что их тут нет. Кто-то всегда неподалеку. Делайте свою работу очень быстро, не создавайте проблем, и все будет хорошо. Третья группа будет здесь через минуту, — он поворачивается, чтобы покинуть нас, но останавливается и говорит. — И помните, если одна из вас облажается, наказание вы будете нести все вместе. Вы здесь, чтобы учиться, девушки, помните это.

Затем он поворачивается и выходит, оставляя нас одних. Мы все переглядываемся, и я вижу, что ни одна из девушек не пытается взять руководство на себя. Они страшатся допустить ошибку, которая станет для нас впоследствии наказанием. Со вздохом я прохожу вглубь амбара, рассматривая, с чем нам придется работать. Не представляю себе, как управляться с газонокосилкой, так что, повернувшись к остальным, я спрашиваю:

— Кто-нибудь знает, как управлять ею?

Они в недоумении смотрят на меня. Ну, конечно же, они не знают. Даже если бы знали, не смогли бы вспомнить.

Сделав глубокий вдох, призывая себя к спокойствию, я подхожу поближе и изучаю табло с инструкциями на боку машины. Кажется, что использовать ее достаточно легко, и я чувствую уверенность в том, что смогу сработаться с газонокосилкой. Я снова поворачиваюсь к девушкам и распределяю обязанности. Седьмая будет подрезать деревья. Двенадцатая польет цветы и убедится, что нет сорняков. Когда другая группа присоединится к нам, они могут заняться оставшимся — кустами и очисткой бассейна.

Мы все принимаемся за работу, стараясь делать все быстро и качественно. Ни одна из нас не отлынивает. Рабочая тишина почти оглушительна, и мое сердце ноет еще сильнее, чем раньше. Работая, вглядываюсь в высокие изгороди, окружающие весь участок. Не могу сказать, что полностью уверена, есть ли там где-то лазейка, но под наблюдением камер вряд ли у нас будет шанс поискать ее. Мое сердце проваливается куда-то еще глубже, и я возвращаюсь к траве. Там должен быть путь к побегу.

Помоги мне, Боже, если он там есть, я найду его.

***

Тринадцатая

У Седьмой есть сложности с обрезанием некоторых деревьев вдоль линии забора, поэтому я и Двенадцатая останавливаемся и идем к ней, чтобы помочь. Не похоже, что уже время для ланча, но мы работаем так долго, что, кажется, проходят часы. Пот струится по моей коже и капает в глаза - моя одежда пропитана им. Я исполнена благодарностью, когда достигаю больших густых кустов около ворот, потому что они укрывают меня от солнца.

— Может быть, секатор затупился? — говорю я, входя в тень кустарников. Седьмая смотрит на меня и мягко качает головой.

— Смотри, – говорит она, ее голос мягок.

Я смотрю туда, куда указывает ее рука, и вижу забор за кустами. Ничего необычного, но когда я смотрю на камеры, то понимаю, что они не захватывают эту часть забора. Мое сердце начинает гулко стучать, и я быстро вытаскиваю Двенадцатую и Седьмую из кустов.

— Что ты делаешь? — шепчет Двенадцатая.

— Вернитесь к работе, чтобы выглядело, как будто мы поменялись. Если мы все будем стоять здесь, то они что-нибудь заподозрят, — приказываю я отчаянно.

— Ты собираешься лезть через забор? — хрипит Седьмая.

— Я собираюсь попробовать. Идите, не привлекайте внимание.

Я двигаю руками, будто поручила им делать что-то, затем беру ножницы из рук Седьмой и смотрю на нее, давая ей понять, что нуждаюсь в ее поддержке. Она смотрит на меня в течение минуты, затем поворачивается и уходит по направлению к газонокосилке. Двенадцатая медленно проделывает свой путь обратно, но она выглядит очень нервной.

Я поворачиваюсь, мои колени дрожат. Подняв ножницы, притворяюсь, что обрезаю кустарники. Медленно пробираюсь через них, появляясь то тут, то там, чтобы не вызвать подозрений у охраны. Я позволяю себе быстро осмотреть всё вокруг и замечаю двух охранников, якобы наблюдающих за нами из дома. Они беседуют друг с другом не обращая на нас особого внимания. Я медленно шагаю в кусты.

Как только оказываюсь за ними, то забираюсь на забор. У меня есть пара минут, если повезет. Приходится прыгнуть четыре раза, потому что я очень маленькая, но мне удается дотянуться кончиками пальцев до большой каменной стены. Я использую свои ноги, чтобы приподнять себя, дважды поскальзываясь, прежде чем мне удается найти опору. Я поднимаю себя, взмахивая ногой повыше. Мое сердце колотится, и адреналин бежит по венам, когда я заглядываю вниз по другую сторону. Чувствуя, что свобода так близко, выше поднимаюсь по забору.

Вот тогда включается тревога.

Громкий, пронзительный звук врывается в мои уши. Я кричу, закрывая голову руками, чтобы остановить оглушительный звук; слышу охранников, отдающих приказы, и быстро пытаюсь перелезть дальше через забор. Я даже не успеваю перекинуть вторую ногу, прежде чем ее хватают и тянут вниз. Приземляясь на землю с громким стуком, плачу, когда острая боль сковывает мои ребра.

— Вставай! — наш охранник поднимает меня, держа за руку. Когда я оказываюсь на ногах, он поднимает свою руку и дает мне пощечину, затем обходит меня вокруг и связывает. Дергает меня из кустов, а я отчаянно извиваюсь, проклиная его и крича. Тащит меня к дому, крича приказы в свое устройство, я не вижу других девушек и вспоминаю, что они тоже будут наказаны.

— С ней все в порядке? — спрашивает Мастер Уильям.

— Она сейчас со мной, — отвечает охранник.

— Покажи свое лицо, ты, сукин сын, — я реву.

Охранник ударяет меня о стену.

— Молчать! — приказывает он.

Сообщив Мастеру Уильяму, что со мной все в порядке, он толкает меня в зал, затем вниз по лестнице, ведущей в подвал. Здесь темно и мерцают тусклые огни. Заметив кандалы, встроенные в стену, начинаю снова кричать и протестовать. Я пинаюсь и корчусь, пытаясь укусить его, если выпадает возможность. Хочу убраться отсюда. Я не желаю быть чьей-то... рабыней.

Я чувствую острое жало, воткнувшееся мне в шею, и мой крик прекращается на середине. Я падаю на колени, перед глазами все начинает вращаться из-за тепла, затопляющего мои вены. Чувствую, как охранник снимает наручники и приковывает меня к стене. Голова накренилась вниз, и я чувствую, как слюна начинает стекать по подбородку, в то время как мой мир начинает кружиться.

У меня не получается осознать все, прежде чем меня окутывает тьма.