Туманный зверь

Лесной царь

Домик оказался отличным. Бревенчатый, с широким крыльцом, открытой верандой и уютной покатой крышей, припорошенной пушистым снегом, он казался пряничной избушкой из старой волшебной сказки. Внутри дома имелись три комнаты: гостиная с длинным столом, небольшим камином и нарядной новогодней елкой, просторная спальня с тремя кроватями и маленькая кухня с холодильником и электрической плитой.

Ко всему этому также прилагалась баня во дворе, мангал, запас дров и «Зимний набор», состоявший из тюбинга, ледянки, трех пар лыж и трех пар коньков разного размера. Как объяснил мой супруг, набор был комплементом от администрации базы отдыха, на территории которой располагался и дом, и баня, и еще десяток подобных избушек и бань.

Вообще, идея встретить Новый год на лоне природы пришла нам в головы внезапно и в очень неподходящий момент – за три дня до праздника. Поначалу мы с мужем хотели от нее отказаться: нормальные люди бронируют домики и гостиничные номера за полгода до новогоднего застолья, и к концу декабря свободных комнат обычно не бывает.

Однако нам повезло. Консультант первой же базы, на которую мы смогли дозвониться, сообщила, что у них волшебным образом остался свободный трехместный домик, да еще по вполне приемлемой цене.

Посчитав это подарком от Деда Мороза, мы, конечно же, его забронировали. Таким образом, в одиннадцатом часу утра 31 декабря наше семейство в составе меня, моего мужа Олега и нашей четырнадцатилетней дочери Маруси прибыло на базу отдыха, расположенную на живописнейшей опушке большого старого леса.

Нам понравилось абсолютно все: и изба, и расположенный в центре базы ледяной городок, и фотозона, и горка для тюбинга, и небольшой каток, обустроенный на местном озере.

К праздничному застолью мы стали готовиться лишь после семи часов вечера, вдоволь нагулявшись, накатавшись и познакомившись со всеми соседями. Пока наш папа развешивал в гостиной гирлянду и ловил телевизионный сигнал, мы с дочкой достали привезенные из города продукты и приступили к нарезке новогодних салатов.

– Здесь так круто, мам! – восторженно говорила Маруся, очищая от скорлупы вареные яйца. – Гораздо лучше, чем дома. Ты видела, какая тут классная горка? Я с нее съехала два миллиона раз! А завтра утром мы пойдем на каток. Я обещала Лизе из третьей избушки, что научу ее держаться на льду. Тебе тут нравится?

– Конечно, нравится, – улыбнулась я. – Здесь здорово. Намного красивее и удобнее, чем было раньше.

– Раньше? – переспросила дочь. – Ты уже бывала в этих местах?

– Да, – кивнула я, пересыпая в миску тертый сыр. – Несколько лет назад тут находился дачный поселок. Когда я была маленькой, мы с родителями несколько раз сюда приезжали. Наши соседи владели одним из местных домов, и твои бабушка с дедушкой снимали его у них на три-четыре недели. Два раза я даже встречала тут Новый год.

– Ого! Весело, наверное, было.

Я печально улыбнулась.

– К сожалению, нет. Веселого в тех праздниках оказалось мало. Особенно в последнем.

– Почему?

– Потому что тогда в местном лесу пропала твоя тетя Алена.

Маруся нахмурила лоб.

– Ты имеешь в виду свою старшую сестру? Ту, которую много лет назад загрызли волки?

– Какие еще волки? – удивилась я. – С чего ты это взяла?

– Бабушка сказала, – пожала плечами дочь. – Когда она вспоминает твое детство, всегда говорит про тетю Алену. Мол, в новогоднюю ночь она заблудилась в лесу, и там ее съели хищные звери. Причем, так хорошо съели, что даже косточек не оставили. Тело-то ее так и не нашли.

– Конечно, не нашли, – согласилась я. – Потому что она жива, Маруся. Я, по крайней мере, очень на это надеюсь. А волков, если что, в этом лесу никогда не было.

Дочь отложила в сторону нож и уставилась на меня изумленным взглядом.

– Мама, я сейчас не поняла. В каком это смысле тетя жива? О ней же всегда говорят, как о покойнице.

– Потому и говорят, что не знают того, что знаю я.

Маруся вопросительно приподняла бровь. Я вздохнула и положила в тарелку недорезанную вареную морковь.

– С Аленой случилась странная история, Марусенька. Такая странная, что я никому ее не рассказывала. Боялась прослыть сумасшедшей.

– А мне расскажешь? – дочь взяла табурет и подсела ближе. – Уж я-то тебя дурочкой считать не стану.

Несколько секунд я молчала, а потом тоже села на табурет.

– Я уже говорила, что твои бабушка и дед несколько раз арендовали в этих местах дачный дом. Обычно мы приезжали сюда летом: загорали, ловили в озере рыбу, ходили в лес за земляникой и диким щавелем. Нам тут очень нравилось, Маруся. Родители даже думали выкупить этот участок у соседей. А потом папе пришла в голову мысль встретить здесь Новый год. Мне тогда было десять лет, а моей сестре – двенадцать. Это был первый раз, когда нас привезли сюда зимой. Чтобы праздник получился веселым, родители взяли с собой дядю Степана и его сына Тимофея. Помнишь Тимофея, Маруся?

– Конечно, – кивнула дочь. – Это твой двоюродный брат, который работает в школе учителем физкультуры.

– Да. Сейчас-то он строгий и серьезный, а в детстве был страшным озорником. Постоянно ввязывался в какие-нибудь истории, и его все время за что-то наказывали. Мы с сестрой Тиму очень любили. Он был мастак придумывать интересные игры, и с ним всегда было весело. В тот день брат тоже развлекал нас выдумками и дурачеством, а потом предложил прогуляться в лес. Взрослые готовились к празднику, на нас внимания не обращали и нашего отсутствия наверняка бы не заметили. Я от прогулки отказалась. На улице вечерело, вот-вот должно было стемнеть, и уходить со двора было попросту страшно. А вот Аленка пошла. Они с братом сделали вид, будто отправились к озеру, а сами свернули за околицу и убежали.

Через два часа Тима вернулся один – дрожащий и зареванный, и сообщил, что Алена пропала. На расспросы родителей сказал, что в лесу они сначала прыгали по сугробам, потом рыли в них норы, а затем стали играть в прятки.

– Тетя, я так понимаю, в игре победила.

– О да. Брат, сколько не искал, найти ее не смог. Когда же искать устал, начал звать: выходи, мол, хватит прятаться, пора возвращаться домой. Сестра, конечно, не отозвалась. Тима тогда снова перерыл все сугробы, а когда понял, что Алены нигде нет, жутко испугался и побежал обратно в поселок.

Сначала отец с дядей Степой пытались разыскать Аленку сами, однако быстро поняли, что ничего у них не выйдет. На улице было темно, холодно, а лес, который мы летом исходили вдоль и поперек, неожиданно стал незнакомым. Тогда папа поехал в соседний поселок и вызвал милицию, а заодно привел местных мужчин.

На поиски моей сестры вместе с милицией и спасателями две деревни поднялись. Знаешь, доченька, никогда в жизни я не испытывала такого леденящего ужаса, как в тот новогодний вечер. Хоть и маленькая была, а понимала: если сестру в ближайшее время не найдут, она погибнет. Право, долго ли продержится на морозе двенадцатилетняя девочка, уставшая и испуганная?

– Ее нашли?

– Нет. Алена пришла сама – на рассвете, когда спасатели ни с чем вернулись в нашу избу. Она не была ни испуганной, ни уставшей, ни даже замерзшей. Взрослым сестра сказала, что встретила в лесу незнакомого мужчину, который привел ее в охотничий домик, накормил кашей, уложил спать на печи, а утром вывел из леса к поселку.

Ее объяснение удовлетворило всех. Родители были рады, что дочь жива и здорова, спасатели и милиция – что девочка нашлась, и больше не надо скакать по заснеженным тропкам. В рассказе Алены никто не заподозрил подвоха. Никто, кроме меня.

Мы с сестрой были очень близки, и я всегда видела, когда она врет или чего-то недоговаривает. Вот и в этот раз Алена явно утаила часть своих лесных приключений. Когда мы вернулись в город, я стала к ней приставать: уговаривала объяснить, что с ней случилось на самом деле. Сестра помолчала, повздыхала, а потом все мне рассказала.

«Я, Наташка, когда поняла, что заблудилась, долго на помощь звала, – говорила она. – Кричала, пока не охрипла. А потом решила: попробую сама обратную дорогу найти. На небо как раз взошла луна, а потому вокруг стало более-менее светло. Я плутала по лесу часа два, пока не вышла на маленькую круглую полянку. Я ее никогда раньше не видела, а ведь мы с тобой летом куда только не забредали! Стою я, значит, на этой поляне, думаю, что дальше делать, и вдруг – шорох. Обернулась и вижу: позади меня стоит олень. Большой, белый, как молоко, с огромными ветвистыми рогами. Мне, Наташка, и так-то страшно было, а тут и вовсе ужас прошиб. А ну как забодает меня этот олень? Или копытом зашибет? Несколько секунд мы друг на друга смотрели, а потом он ушел – скрылся за заснеженными кустами. Только я облегченно выдохнула, как из-за этих кустов вышел мужчина – молодой и очень красивый. Волосы у него, Наташка, белые были, как снег, глаза огромные, как озера, и сам он стройный и статный, будто киноактер.

Подошел он ко мне и спрашивает: кто, мол, я такая и почему так поздно гуляю в лесу. Я ему все рассказала. И как с братом в сугробах играла, и как заблудилась, и как вышла на эту поляну. Мужчина меня выслушал, а потом улыбнулся и говорит: «А ведь я тебя, душа-девица, помню. Ты в мой лес с сестрой и родителями за ягодами приходила».

Я, конечно, удивилась. Мы-то его здесь ни разу не встречали. Говорю ему: «Вы, наверное, здешний лесник?» А он снова улыбнулся и отвечает: «Я не лесник, а лесной царь. Властитель здешних троп и чащоб. Пошли, – говорит, – в мой терем. Обогреешься там, переночуешь, а завтра я тебя к родным отведу».

Я, конечно, согласилась. Мужчина взял меня за руку и повел вперед. Шли мы, Наташка, не долго – минуту всего или две. Два шага, считай, сделали. Гляжу: перед нами еще одна поляна, а на ней дом стоит, двухэтажный, бревенчатый, с резными наличниками на окнах – один в один теремок, как в книжке на картинке.

В этом теремке было тепло, светло и пахло так вкусно, что у меня сразу слюнки потекли. Мужчина меня кашей накормил и сладкими пряниками, а потом стал вопросы задавать. Про родных спрашивал, про друзей, про школу. А затем начал говорить о себе: как здорово ему живется в лесу, как сладко поют здесь птицы, как шепчутся травы и вздыхают деревья. Мне, Наташка, было с ним так хорошо, что, кажется, я могла бы тысячу лет сидеть за его столом и слушать его ласковый голос.

Мужчина на меня смотрел, смотрел и говорит: «Хотелось бы тебе, Аленушка, остаться у меня насовсем? Жить в моем тереме, гулять по лесным дорожкам, елки растить, за зверьем приглядывать?»

«Хотелось бы, – отвечаю, – Прямо с этого дня».

А он головой качнул: «Сейчас я оставить тебя не могу. Ты еще дитя, а потому надо тебе вернуться домой, к отцу и матери. Лет через девять возвращайся в мой лес, и если не передумаешь, сделаю тебя своей царицей».

Я тогда, Наташка, едва не расплакалась. Девять лет – это же целая вечность. А царь только посмеялся. Уложил меня спать, а утром разбудил, накормил и указал на снегу след от оленьих копыт. «Иди, – говорит, – по этому следу. Выйдешь аккурат к поселковой околице».

Я по следу пошла и вернулась к вам».

– Это не история, а самая натуральная сказка, – заметила Маруся. – И что же, мама? Ты ей поверила?

– Конечно, нет, – усмехнулась я. – Лесной царь, белый олень, деревянный терем… Все это звучало слишком невероятно. Я решила, что сестре это просто приснилось. Или она эту встречу придумала, а потом поверила в свою же фантазию. Только знаешь, Маруся, после того происшествия Алена стала сама не своя. Стала о чем-то задумываться и деревья обнимать. Придет в городской парк, прижмется к дубу или березе и стоит, улыбается, будто с кем-то неслышно разговаривает. Жила она, знаешь, точно по инерции. Ходила в школу, общалась с подругами, плясала на дискотеках, а сама чего-то ждала. Словно все вокруг нее временное, и она вот-вот куда-то уедет.

В какой-то момент я к ее поведению привыкла и перестала его замечать. О лесном царе мы больше не говорили, и я благополучно о нем забыла.

Так прошло несколько лет. Мы окончили школу, поступили в институты. Я – на истфак, Алена – на лесное хозяйство. Ты ведь видела ее старые фото, Маруся? Сестрица моя выросла такой красавицей, что дух захватывало. Длинноногая, стройная, как лань, русые волосы водопадом к пояснице спускаются, а глаза зеленые, будто молодая листва… Половина института по ней вздыхала. А она ни на кого не смотрела. С парнями, конечно, дружила, однако ближе, чем на вытянутую руку, к себе не подпускала.

Девчонки сестре страшно завидовали, считали ее гордячкой и стервой. Алена же, Марусенька, вовсе такой не была. Солнышком она была, добрым, теплым и ласковым.

И вот однажды в конце декабря вспомнила Аленка про этот дачный поселок и предложила отметить тут Новый год. Мы после того случая сюда больше не приезжали, даже думать о нем забыли. Я Аленину идею поддержала, а наши родители – нет. Однако мы все равно поехали – с друзьями. Еду с собой взяли, гитары, гирлянды, чтобы домик украсить.

И знаешь, доченька, поначалу все было хорошо. Добрались мы до поселка спокойно, в избе прибрались, стол накрыли, песни запели. Нас было много, человек десять, и веселились мы от души.

А ночью твоя тетя снова пропала. После того, как часы пробили двенадцать, она выпила стакан шампанского и, пока друзья поздравления друг другу орали, накинула куртку и вышла на улицу. Я ее исчезновение заметила не сразу. А потом выглянула в окошко и вижу: стоит за нашей калиткой олень – рогатый, белый, как снег, а к нему навстречу Алена бежит. Радостно так, быстро. Когда же она до него добежала, подернулся олень серым маревом и превратился в светловолосого мужчину.

Поймал он мою сестру в свои объятия, прижал к себе, как после долгой разлуки, а та его за шею обхватила и принялась его лицо покрывать поцелуями. Мужчина ее потом на руки подхватил, и они растаяли в воздухе. Только что стояли у калитки – и вдруг их нет.

Я вздохнула, придвинула к себе разделочную доску, принялась дальше нарезать вареную морковь.

– Алену тогда долго искали, – тихо сказала дочери. – Прочесали лес и окрестные деревни. Но не нашли. Несколько лет она находилась в розыске, а потом была признана погибшей. Для нашей семьи ее исчезновение стало большим горем. Мать придумала историю про волков, которые якобы съели мою сестру, чтобы хоть как-то объяснить ее пропажу. Каждый Новый год мои родители поминают Алену, как покойницу. А я не поминаю. Потому что знаю: она вовсе не умерла, и до сих пор живет в деревянном тереме со своим повелителем леса. Я очень надеюсь, что ей там хорошо. Она ведь ради него от всего отказалась – от родных, от друзей, от всей своей человеческой жизни.

Несколько минут мы молчали.

– После Алениного исчезновения соседи дачный домик продали. А через несколько лет поселковые земли выкупил какой-то богатей и построил эту базу отдыха. И знаешь, Маруся, больше здесь никто не пропадал.

Наступление Нового года мы отметили шумно и весело. Выпив под бой курантов по бокалу шампанского, и закусив праздничными салатами, отправились к ледяному городку. Там вместе с соседями танцевали под веселую музыку и запускали разноцветные огни фейерверков.

В какой-то момент моя дочь, в очередной раз съехав на ватрушке с горы, вдруг замерла на месте, а потом схватила меня за руку.

– Мама, смотри!

Я проследила за ее взглядом – и ахнула. У заснеженных деревьев, в нескольких метрах от окружавшего базу забора стояли два белоснежных зверя – олень с большими ветвистыми рогами и нежная тонконогая оленушка.

Увидев, что я смотрю на нее, оленуха отделилась от своего супруга и сделала несколько шагов вперед.

У меня внутри что-то перевернулось. Жестом велев Марусе оставаться на месте, я незаметно отделилась от толпы и поспешила навстречу четвероногой красавице.

Она дождалась, когда я выйду за калитку, и тоже двинулась ко мне.

– Алена, – тихонько позвала я, когда между нами оставалось не больше двух шагов. – Это ты?

Оленуха подошла ближе и положила голову на мое плечо. Я обхватила ее руками за шею, крепко прижала к себе. Из моих глаз на ее белоснежную шерсть покатились слезы.

– Мы так по тебе скучали, – прошептала я в большое изящное ухо, – и я, и мама, и папа… Скажи, тебе там хорошо? Ты… счастлива?

Оленуха подняла голову и медленно кивнула. Я нежно погладила ее по спине.

– Я тебя люблю, Аленка, – срывающимся от слез голосом сказала я. – Очень-очень люблю.

Оленуха тихо вздохнула, нежно ткнулась холодным носом в мою щеку и, развернувшись, поскакала обратно. Достигнув кромки леса, она обернулась. Я махнула ей рукой, и оба оленя скрылись среди высоких заснеженных деревьев.